Декамерон (Боккаччо; Трубачёв)/1898 (ДО)/Восьмой день/Новелла II

[432]
НОВЕЛЛА II.
Приключеніе варлунгскаго патера.

Патеръ изъ Варлунго сближается съ крестьянкою и оставляетъ ей въ залогъ свою накидку; потомъ выпросивъ у ней ступку, отсылаетъ ее и проситъ вернутъ накидку, оставленную въ залогъ, крестьянка отдаетъ ее, съ присловіемъ.

 

Единодушно всѣ безъ исключенія кавалеры и дамы похвалили продѣлку Гульфардо съ жадною миланскою дамою. Королева, обратившись къ Памфило, предложила ему продолжать, и онъ началъ такъ:

— Прелестныя дамы! Я хочу разсказать вамъ исторію, касающуюся такихъ лицъ, которыя даютъ только при томъ условій, чтобы самимъ что-нибудь взять, т. е. другими словами, духовныхъ; они вопятъ противъ нашихъ женъ, и только тогда соглашаются отпустить имъ прегрѣшенія ихъ, когда имъ удается овладѣть одною изъ нихъ; можно подумать, что въ Авиньонѣ [1] посадили не папу, а александрійскаго султана. А бѣдные міряне никоимъ образомъ не могутъ отплатить имъ тою же монетою; не могутъ въ отместку сдѣлать съ ихъ матерями, сестрами, подругами и дочерьми того же, что они дѣлаютъ съ нашими. Вотъ я и хочу разсказать вамъ одну исторію о деревенскомъ любовномъ приключеніи, болѣе смѣшную по [433]своей развязкѣ, чѣмъ длинную, изъ которой вы можете извлечь то поученіе, что духовнымъ ни въ чемъ не слѣдуетъ довѣряться.

 

Въ деревнѣ Варлунго, находящейся неподалеку отсюда, — какъ извѣстно каждому изъ васъ, — жилъ патеръ, мужчина здоровый, видный и большой охотникъ до женщинъ. Въ писаніи онъ былъ не мастеръ, за то любилъ по праздничнымъ днямъ развлекать свою паству, собравъ ее въ тѣни развѣсистаго вяза, разными притчами и острыми словечками. А когда мужчины куда-нибудь уходили изъ дому, онъ ужъ тутъ какъ тутъ, всегда являлся къ бабамъ и приносилъ съ собою образки, крестики, святую воду, свѣчки, и при этомъ давалъ имъ свое благословеніе.

Среди другихъ крестьянокъ, которыя ему были по сердцу, одна особенно нравилась. Это была жена одного крестьянина, по имени Бентивенья дель Маццо, и звали ее Бельколоре. Она была веселая, свѣжая, плотная смуглянка, съ самымъ неугомоннымъ языкомъ, и вдобавокъ мастерски владѣла бубномъ, звонко распѣвала веселыя пѣсенки и водила хороводы, граціозно размахивая платочкомъ.

Всего этого было вполнѣ достаточно, чтобы патеръ влюбился въ нее до сумасшествія, такъ что, бывало, цѣлые дни кружился около ея хаты, чтобы только увидѣть ее. По праздникамъ, когда она приходила въ церковь, онъ съ такимъ стараніемъ выводилъ голосомъ залихватскія нотки, что, казалось, оселъ ревѣлъ; а не было ея — значительно умѣрялъ рвеніе. Однако же, онъ старался такъ вести дѣло, чтобы не только самъ Бентивенья, но и никто изъ сосѣдей ни о чемъ не догадывался. А чтобы постепенно приручить къ себѣ Бельколоре, онъ изрѣдка преподносилъ ей разные дары: то посылалъ ей пучекъ чеснока, который у него былъ лучшій во всей деревнѣ и который самъ выращивалъ въ своемъ маленькомъ огородѣ; то — корзиночку гороха или лука. При встрѣчахъ онъ плутовски подмигивалъ ей и отпускалъ разныя словечки и штучки. Но она все дичилась, старалась сдѣлать видъ, что не замѣчаетъ, вообще вела себя сдержанно, такъ что патеръ придумать не могъ, какъ къ ней приступиться.

Какъ-то въ полдень патеръ шатался взадъ впередъ по деревнѣ и повстрѣчалъ Бентивенья дель Маццо, который велъ осла, нагруженнаго всякимъ добромъ. Онъ подошелъ къ нему и спросилъ, куда тотъ отправляется.

— Да, вотъ, отче, надо побывать по разнымъ дѣламъ въ городѣ, — отвѣчалъ тотъ; — хочу отвести вотъ это все синьору Бонакорри да Джипестрето, чтобы онъ за меня похлопоталъ; а меня тянутъ къ суду самъ не знаю за что; требуютъ, чтобы я явился къ отвѣту передъ уголовнымъ судьею [2].

— Доброе дѣло, сынъ мой, — сказалъ ему обрадованный патеръ; — иди съ моимъ благословеніемъ, да возвращайся скорѣе! Не встрѣтишь ли, можетъ бытъ, Лапуччо или Нальдино, такъ скажи имъ, не позабудь, чтобы принесли мнѣ гужики для моихъ цѣповъ!

Бентивенья пообѣщалъ, и отправился по дорогѣ во Флоренцію, а патеръ тотчасъ порѣшилъ, что настало самое подходящее время [434]отправиться къ Бельколоре и попытать счастья. Онъ прямо повернулъ къ ея хатѣ, смѣло вошелъ и сказалъ:

— Миръ дому сему! Кто дома?

Бельколоре, бывшая въ это время наверху, на сѣновалѣ, услыхавъ его, сказала:

— Добро пожаловать, батюшка! Что это вы ходите по такой жарѣ?

— Да вотъ, далъ Богъ, улучилъ минутку побыть съ тобою. Встрѣтилъ сейчасъ твоего мужа; онъ шелъ въ городъ.

Бельколоре слѣзла съ сѣновала, усѣлась и начала чистить конопляное сѣмя, которое ея мужъ незадолго передъ тѣмъ вымолотилъ.

— Ну, Бельколоре, — заговорилъ патеръ, — долго ли ты будешь меня морить такимъ манеромъ?

— Да что же я вамъ дѣлаю? — сказала, разсмѣявшись, Бельколоре.

— Ты-то ничего не дѣлаешь, правда, — сказалъ патеръ, — да за то и мнѣ не даешь дѣлать то, что я хочу.

— Ну, что вы, что вы! Развѣ можно духовнымъ дѣлать такія вещи?

— Да мы еще ихъ получше дѣлаемъ, чѣмъ другіе, — отвѣтилъ патеръ. — Почему бы и нѣтъ? Очень просто; мы рѣже въ работѣ, поэтому и крѣпче. Сама увидишь, коли хочешь. Дай-ка мнѣ распорядиться, — не будешь жалѣть!

— Чего тамъ, не будешь жалѣть, когда вы всѣ, вся ваша братья, извѣстные скареды. Какая отъ васъ польза?

— Успокойся, я не изъ такихъ. Чего ты хочешь, скажи? Пару туфель, гребенку [3], мотокъ хорошей шерсти или что иное?

— Ладно, ладно, отче! Все это у меня есть, — сказала Бельколоре. — А вотъ, коли вы хотите мнѣ сдѣлать удовольствіе, окажите мнѣ одну услугу, и тогда я готова на все, чего вы хотите.

— Скажи, что тебѣ надо, — отвѣчалъ патеръ, — я все сдѣлаю охотно.

— Мнѣ надо пойти въ субботу во Флоренцію, — сказала тогда Бельколоре, — сдать шерсть, которую я спряла, и кстати починить мой размотный станокъ. Вотъ, кабы вы мнѣ дали пять лиръ, которыя у васъ, я знаю, найдутся, такъ я выкупила бы у ростовщика мою темнокрасную юбку, да нарядный поясъ. А то теперь нельзя никуда показаться, не въ чемъ даже ходить по праздникамъ въ церковь. А я бы ужь вамъ всячески угодила!

— Клянусь тебѣ, что у меня сейчасъ нѣтъ такихъ денегъ! — сказалъ патеръ. — Но, повѣрь моему слову, на этой же недѣлѣ я съ тобою расплачусь съ удовольствіемъ.

— На посулы-то вы всѣ легки, — отвѣчала Бельколоре, — а потомъ и на попятный. Вы думаете и со мной удрать такую же штуку, какъ съ Биліуццой, которая такъ и отъѣхала ни съ чѣмъ? Она можетъ статься изъ-за этого только и пошла потомъ гулять. Нѣтъ у васъ съ собой денегъ такъ сходите за ними.

— Не заставляй меня ходить домой! — сказалъ патеръ. — Надо пользоваться минутою, пока никого нѣтъ. А то пойду, потомъ вернусь, а тутъ какъ разъ кто-нибудь придетъ и помѣшаетъ. Послѣ жди опять, когда подвернется случай. [435] 

— Ну, какъ угодно, — отвѣчала Бельколоре; — хотите, такъ пойдите и принесите; не хотите, ничего не ждите отъ меня!

Патеръ убѣдился, что она не очень-то расположена къ его услажденію, и что ему ничего не добиться безъ вознагражденія; онъ рѣшился на послѣднюю попытку, и сказалъ ей:

— Ты мнѣ, значитъ, не вѣришь, что я принесу тебѣ деньги? Такъ вотъ, чтобы успокоить тебя, я оставлю тебѣ въ закладъ мою голубую накидку.

— Эту накидку? — сказала Бельколоре, вставая на ноги. — А что она стоитъ?

— Какъ, что стоитъ? — воскликнулъ патеръ. — Да ты посмотри хорошенько; вѣдь она не двойная какая-нибудь, и даже не тройная, а четверная [4]. Я купилъ ее всего двѣ недѣли назадъ у старьевщика Лотто за семь лиръ, и оказывается, что я еще выгадалъ по крайней мѣрѣ пять сольдовъ; меня увѣрилъ въ этомъ Бульетто; а вѣдь ты знаешь, какъ онъ тонко понимаетъ толкъ въ сукнахъ.

— Да неужели?! — воскликнула Белькороле. — Вотъ ужь ни за что бы не повѣрила… Ну, давайте мнѣ ее.

Патеръ, давно ужь бывшій на второмъ взводѣ [5], снялъ съ себя накидку и отдалъ ей. Она ее спрятала и потомъ сказала:

— Пойдемъ въ сарайчикъ, туда никто не явится.

И они пошли туда. Патеръ осыпалъ ее сладчайшими лобзаніями и наслаждался съ нею весьма продолжительное время. Потомъ, въ одномъ подрясникѣ, будто со свадьбы, вернулся къ себѣ. Тутъ, успокоившись, онъ призадумался. Пять лиръ, которыя онъ ей задолжалъ, были для него такой суммой, что ему и половины ея не собрать бы за цѣлый годъ отъ доброхотныхъ даяній прихожанъ. Онъ видѣлъ, что попалъ впросакъ и горько каялся, что оставилъ свою накидку въ закладъ. И сталъ онъ измышлять, какъ бы ее теперь выручить и притомъ, конечно, безплатно. Человѣкъ онъ былъ дошлый и скоро придумалъ, какъ сдѣлать.

На слѣдующій день былъ праздникъ. Онъ послалъ къ Бельколоре мальчика, сына одного сосѣда, и велѣлъ ему попросить, чтобы она одолжила свою каменную ступку: у патера, дескать, обѣдаютъ сегодня Бинчуччо даль Поджо и Нуто Бульетти, такъ онъ хочетъ готовить соусъ. Бельколоре прислала ступку. Дождавшись обѣденнаго времени, онъ выслѣдилъ, когда Бентивенья и Бельколоре сядутъ за столъ, позвалъ своего клирика и сказалъ ему:

— Возьми эту ступку, отнеси ее къ Бельколоре и скажи: — батюшка, молъ, приказали благодарить и просили, чтобъ вы прислали накидку, которую мальчикъ оставилъ вамъ въ закладъ.

Клирикъ пошелъ къ Бельколоре съ этою ступкою и засталъ ее сидѣвшею и обѣдавшею съ мужемъ. Поставивъ ступку, онъ передалъ приказаніе патера. Бельколоре хотѣла было что-то отвѣтить, но Бентивенья съ самымъ мрачнымъ видомъ перебилъ ее и сказалъ:

— Это что за новости! Ты берешь закладъ съ патера? Слѣдовало бы [436]надавать тебѣ за это хорошихъ подзатыльниковъ. Отдай сейчасъ же накидку, чортъ тебя подери! Да смотри у меня, чтобы впередъ этого не было; что бы онъ ни попросилъ, хотя бы даже нашего осла, не смѣть ему отказывать ни въ чемъ!

Бельколоре съ ворчаньемъ поднялась съ мѣста, слазила въ сундукъ, достала накидку, отдала ее клирику и сказала ему:

— Передай отъ меня батюшкѣ: — Бельколоре, молъ, велѣла сказать, что не видать ему больше моей ступки, какъ своихъ ушей!

Клирикъ принесъ накидку и передалъ слова крестьянки. А патеръ на это отвѣтилъ:

— Если встрѣтишься, такъ скажи ей, что если она не дастъ ступки, такъ я не дамъ песта; одно на одно и выйдетъ!

Бентивенья подумалъ, что жена велѣла такъ сказать патеру съ досады за то, что онъ ее выбранилъ, и не обратилъ вниманія на ея слова.

Бельколоре сильно разсердилась на патера и не хотѣла съ нимъ знаться. Но тотъ пригрозилъ ей, что отправитъ ее прямо въ пасть къ самому сатанѣ, и такимъ манеромъ, частью страхомъ, частью поднесеніемъ новаго вина да горячихъ каштановъ, примирился съ нею, и потомъ еще много разъ они услаждались. Патеръ починилъ на свой счетъ ея бубенъ, да приладилъ къ нему погремушки, и она была совершенно довольна.

Примѣчанія

править
  1. Новый намекъ на „плѣненіе“ папъ въ Авиньонѣ.
  2. Въ подлинникѣ слова крестьянина сильно искажены, несомнѣнно, въ подражаніе обычному крестьянскому говору временъ Боккаччіо.
    Прим. перев.
  3. Въ подлинникѣ frenello; такъ называлось какое-то головное украшеніе, но какое именно, этого не рѣшили сами итальянскіе комментаторы Боккаччіо.
    Прим. перев.
  4. Тутъ въ подлинникѣ непереводимая игра словами duagio, treaggio, quattraggio. Duagio называлась тогда фламанская матерія, ввозимая въ Италію. Слова же tre и quattraggio патеръ выдумываетъ, чтобы сбить непонимающую бабу, пользуясь созвучіемъ этихъ словъ съ числительными: два, три, четыре (duo, tre, quattro).
    Прим. перев.
  5. Въ подлинникѣ carica la balestra, т. е. натянулъ лукъ.
    Прим. перев.