С дозволения[1] Главнокомандующего в Москве,
Господина Генерала от Инфантерии и разных
орденов Кавалера Графа Федора Васильевича
Растопчина, печатано в Типографии у С.
Селивановского. Москва, Декабря 23 дня, 1812
года.
Из дымящихся развалин древней нашей Столицы, среди черных и потрясенных стен благочестивой Москвы, златоглавого града отцов наших, воззываю глас мой к вам, братья мои и друзья! — России слава и украшение, древняя Столица Царей, град предков наших, прекрасные дворцы, великолепные храмы, Москва наша мать, почти не существует!! Две трети ее лежат сокрыты под пеплом; токмо некоторые ограбленные и всеобщего опустошения избавившиеся жилища, возникают, яко горестные памятники, из сего ужасного поля опустошения. На улицах видны следы жестокого злодея, гонителя благополучия народов, ненавистника человечества. Разбойническое войско, предводительствуемо жесточайшим из тиранов и разорителей, ворвалось в сии дворцы и дома, опустошило, разорило и сожгло их, предало смерти обезоруженного гражданина и неимущего в его хижине, за то, что они последнюю свою собственность, наготу их прикрывавшую, хотели сохранить. Злодейские руки не почтили священные кровы набожности. Бесценные собрания художеств и наук истреблены. Изверг, с адским восторгом радости, понудил тысячу граждан дрожащими руками выкапывать те пропасти, над коими долженствовали обрушиться твердые Кремлевские стены и башни, ограждавшие толико веков Соборы со Святыми мощами и гробницами Российских Помазанников; народу любезные и древние чертоги, палаты и сокровища наших Царей, Князей и Патриархов, Красное крыльцо, Сенат и Арсенал. Град, незадолго пред сим отличавшийся гостеприимством, честностью, богобоязливостью и всеми Патриаршескими и общественными добродетелями, превращен в ужасное и пространное поле необузданной власти, безбожия, пороков и буйства. Огонь и смерть наполняют жилища спокойного мещанина, хижину трудолюбивого хлебопашца, возвышенные дворцы изобильного дворянина и древнейшие Святые храмы Господни. Среди пламени скитаются бешеные убийцы и опоенные вином кровожаждущие Каннибалы. Улицы покрыты пылающими развалинами, пеплом и обагренными кровью жертвами.
Ужас меня берет вспоминая те минуты, кои представляли мне страшные картины пожара, опустошения и неистовства. Еще слышу я жалкие крики ограбленных и на помощь призывающих граждан, вытесненных из своих домов и всуе ищущих себе убежища под пламенным сводом раскаленного неба; — я слышу шум и торжество разбойников, пробегающих с обнаженными мечами Московские улицы, опустошенные дворцы и оставленные жилища; — я слышу стон борющихся со смертью раненых; — слышу вздохи обесчещенных и умирающих женщин; слышу стенание их нежных супругов и слезы несчастных и невинных их детей. — В храмах Божьих, где незадолго пред сим теплые молитвы и священные лики превозносили славу Господню, слышу я ржание коней и ругательства безбожных злодеев. В одно время раздавался шум валящихся стен, гром пушечной пальбы и взрывы начиненных порохом подкопов. Дымящиеся еще развалины, улицы, дворы и площади покрыты окровавленными человеческими телами и падшими лошадьми: везде, куда ни простирается взор мой, везде находит он пламя, все пожирающее, развалины и жертвы неистовства. — Но сего не довольно, — кровь в жилах моих застывает: я вижу благочестивых, святых мужей, Священников, сединами украшенных, в облачениях своих: у самых Царских дверей они падают, пронзенные мечом убийцев; по телам их злодеи с торжеством входят во Святую Святых; безбожные их руки сдирают с образов оклады, с алтарей украшения, предают их поруганию и попирают их ногами.
Зачем рассказывать вам, друзья мои и соотчичи, все злодеяния и ужасы, коих я должен был быть свидетелем? Зачем представлять вам все убийства и опустошения, произведенные здесь духом необузданности, алчности к грабежу и неистовством? — Зачем растворять кровавые раны, сердцу вашему нанесенные беснующимся неприятелем, описывая вам горящую и разграбленную Москву?
Нет закона, нет святого обычая, коего бы они не нарушили! Нет ужасного злодеяния, коего бы они не произвели в действо! Нет жестокости, коею бы не насладили лютую свою душу! Орда диких вела бы себя лучше сих образованных и просвещенных Французов. — Монгольцы и Татары, ворвавшиеся некогда в отечество наше, сии необразованные и языческие народы почтили храмы Бога нашего; рука дикого воина не осмелилась коснуться святых алтарей нашей веры. Здесь же видели мы Христиан разрушавших, грабивших и осквернявших Христианские храмы. До такой доведено все крайности Корсиканским Аттилою, с подвластными ему Французами, что ни он, ни сообщники его и рабы, не признают ничего для себя священного и божественного. Они представляют войско злодеев, Провидением покинутое.
Не яко герой и завоеватель, нет, яко разбойник, убийца и зажигатель Наполеон был в Москве. Разграбив и разорив все от нищенской хижины до великолепных Царских дворцов, отступил он со своим войском. Так разбойническая шайка, напав на уединенный замок богатого помещика, грабит оный, предает здание огню, и при бегстве своем среди ночи, окидывая глаза назад, с восторгом смотрит на пожирающее спящих жителей пламя.
Велико и страшно поле опустошения: но прекраснейшею еще восстанешь из пепла твоего Москва! Дворцы твои возникнув из развалин своих, украсятся и возобновятся; в храмах твоих, вновь освященных, раздаваться будут по-прежнему лики богослужения. — Москва! России солнце! Ты восстанешь паки[2] и распространишь на все стороны благотворительные твои лучи.
На тебя, Наполеон, на тебя единого падут развалины, кои ты нам на память оставил, и удрученный проклятиями тысячи народов, ты будешь преждевременно погребен под пропастями столетия, которое имело несчастие тебя произвести на свет и стыд оставлять тебя в живых.
Народная стена, служащая непреодолимым оплотом завистному твоему глазу, богатствами Азии прельщающемуся, будет истреблять твоих оруженосцев, покуда наконец уничиженная Европа не восстанет из порабощения своего, не потрясет постыдное Галло-Корсиканское иго. Тогда возблещет против тебя меч справедливой мести и предаст тебя адским фуриям, готовящим тебе ужасный конец, к спасению и благоденствию человечества. Ты здесь был у самых пределов бессмертной славы; но в святилище ее не было тебе предназначено вникнуть. Ты находишься у чистого источника народной силы, единодушия, гордости и всех изящных добродетелей, отличающих великий, могущественный и неиспорченный народ. — Так! Добродетели сии необходимы для противостояния всякому порабощению, и для избежания стыда быть подвластными огнедышащему самозванцу. Нет, злодей! Россиян не увидишь ты, яко прочих народов, впряженными в кровавую твою колесницу, в коей опустошающими следами пробегаешь ты несчастную Европу от Севера к Югу и от Запада к Востоку.
Но сколь, Наполеон! Сколь много ошибся ты сей раз в твоих соображениях, и сколь мало исполнились желания твои! Ты не нашел здесь рабов и изменников, как ты ожидал. В Москве не слышал ты встречающих тебя радостных восклицаний; из наших стен, лесов и полей раздалось токмо громовое эхо войны и мщения; — оно будет следовать за тобою всюду. —
Ты чаял нас уничижить, но ты возвысил наше достоинство; — ты мнил разрушить узел, связывающий нас с отечеством[3] и с Монархом: но ты вящще[4] его стеснил; — ты думал нас принудить к миру и оный предписать, но ты вооружил нас к ужасной непримиримой брани; — ты надеялся нас поколебать и в сердце Империи в Москве нашей; истощить и обессилить Россию; но ты новые силы, новое мужество и новую геройскую жизнь пламенными потоками в жилы наши влил.
Обманам твоим мы не предадимся — мы видели тебя вблизи; видели образ твой в развалинах нашей Столицы, яко в ужасном зеркале; мы видели Наполеона, и узнали в нем ненасытного, кровожаждущего, жестокого варвара, грабителя и разорителя.
Ступай! Иди обратно в Варшаву и Париж! Сооружай себе там из Московских развалин победоносные арки и торжественные монументы; вещай и труби твои геройские подвиги, да возвеличат и воспоют тебя величайшим . . . . . . . . . . . зажигателем в истории всех времен. Но расскажи также Парижским невольникам и Германским рабам твоим, что на Днепре и на Москве ты не нашел изменников и Рейнских конфедератов; вещай им, что варвары Севера недовольно еще созрели, чтобы быть достойными твоих благодеяний; что мы слишком необразованны, чтобы чувствовать всю цену твоих отеческих попечений, и слишком еще глупы, чтобы пленяться обширными планами, тобою ко благу человечества начертаемыми.
Сказать ли тебе, что есть истинное просвещение? Оно есть теплая любовь к отечеству и верность к добрым помазанникам. Сказать ли тебе, в чем состоит высшая и благороднейшая степень образования народа? Она состоит в собственном ощущении народного достоинства, в единодушии, согласии и в мужестве, ополчающемся против всякого чужестранного ига. — Хочешь ли ты знать, в чем в нынешнее время являться должны прекраснейшие свойства и дух всякого народа? В защищении себя от Наполеона, в ненавидении его, в обнажении против него меча, и в проклинании его имени. — Это просвещение, это образование, этот дух нашел ты у нас, и мы можем гордиться, можем со славою и торжественною радостью слышать наименование варваров, коим ты нас в бешенстве твоем величаешь.
О любезные соотчичи, друзья и братья! Мужественно и храбро вы начали, торжественно и успешно вы довершите предпринятое. — Настало желанное время, в кое бедствия Европы рушиться должны. Господь, источник всех благ, избрал вас Русских, чтобы дать целому свету великий и редкий пример мужества, добродетели и устойчивости. — Польза вашего отечества соделалась неразлучною со спасением целого мира. Всякая частная выгода да умолкнет и исчезнет пред общественною пользою. Чего не превозможет сила народа, одушевленного сими чувствованиями и вступающего в бой, с верою и верностью? Дабы вящще и вернее истребить злодея, вы пожертвовали вашею древнею Столицею: вы готовы на новые и великие усилия. О! Колико слез осушатся вашею твердостью, решимостью и жертвами! Все преступления, грехи и позор порабощенных народов, загладятся вами пред престолом Всевышнего.
Главы ваши никогда не преклонялись владычеству чужестранцев. Россия, коей могущество утверждено в двух странах света, не покорится никогда зараженному Западу; вы теперь и варваров Французов, как некогда Поляков и Татар, прогоните. Прошедшие времена видели ваши славные подвиги: теперешние требуют равного от вас. Настали дни мщения: вы побеждаете и будете побеждать. Подвиги ваши будут ободрять храбрых Гишпанцов и другие народы. Наполеон впал с сообщниками своими в пропасть Российского могущества. Потомки славных Славян поражают ежедневно легионы нечестивых Галлов.
Вы упорствуете на своей земле и сильны собою. Нет ни единого из вас, который не предпочел бы лучше со славою в отечестве своем умереть, нежели покориться Французскому владычеству; Рюриково племя освобождает вселенную и утренняя заря прекраснейшего дня взойдет здесь на границах Азии и распространится на затмившийся Запад. Тиран и власть его исчезнут, и прежде нежели снег сойдет с наших лугов, войска злодейские превратятся в ничто; весна благословит паки разоренные грады и поля, а в долинах наших лягут бесчисленные жертвы меча, глада и холода.
Смерти и разорениям будем мы обязаны новою покойнейшею жизнью. — Развалины древней Столицы призывают вас, Россы, ко мщению; заревы Москвы освещают вам путь к победам. Мужайтесь друзья! Шествуйте на злодея с духом бодрости и устойчивости; имейте в сердце Бога, Россию и Москву; а в руке меч мщения и смерть. Непобежденные и непобедимые ваши полки будут злодеев окружать, побеждать, преследовать и истреблять. — России Ангел-Хранитель вознесется над дымящимися развалинами Москвы, воззрит с отрадою на высокую жертву и храбрых ее сынов; распростертые и благословляющие Его руки будут вам сопутствовать и начертят имена ваши в книгу бессмертной славы, яко примеры достойные вечного подражания. Современники будут вам удивляться и вас благословлять, благодарное же потомство будет на могилах ваших возносить к небу теплые за вас молитвы; — а ты, любезная и восстановленная Москва, храм славы нашей, бессмертный памятник веры, мужества, верности, непоколебимости Россиян, процветай, возносись яко кедр Ливанский высоко, и будь вечным предметом нашей пламенной любви и удивления будущих веков!
Примечания
править
|
Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.
Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода. |