Гитана (Полонский)/ДО
| ← Вѣрь, не зиму любимъ мы… | Полное собраніе стихотвореній — Гитана | Хуторки → |
| Источникъ: Яковъ Петровичъ Полонскій.. Полное собраніе стихотвореній. — СПб.: А. Ф. Марксъ, 1896. — Т. 3. — С. 45—52. |
De la dulce mi enemiga
Nace un mal que al alma hiere…
(исп. пѣсня).
Вотъ, Гитана идетъ по базару
И несетъ за плечомъ, — за плечомъ,
Позолоченнымъ солнца лучомъ,
На малиновой лентѣ гитару.
На гитарѣ струна порвалась;
На груди, какъ змѣя, черный локонъ колышется;
На ходу тяжело ей, красавицѣ, дышется…
Чу!.. разносится звонъ… день погасъ…
Кто въ Севильѣ не знаетъ Гитаны,
Съ влажнымъ блескомъ ея черныхъ глазъ!
Кто не слышалъ ее въ поздній часъ,
Когда блещутъ огни и фонтаны?
Въ тѣ далекіе дни — алтари
Воздвигались любви, — каждый юноша, каждая
Молодая невѣста, взаимности жаждая,
Не должны были спать до зари.
Чаще были ночныя свиданья,
Было больше таинственныхъ чаръ,
Звонче былъ по ночамъ гулъ гитаръ,
Слаще шопотъ… Въ лампадномъ сіяньи
Полнолунья, душистыхъ кудрей
Пряди длинныя ниже, все ниже склонялися…
И капризныя цѣпи любви провѣрялися
Прежде, чѣмъ ихъ спаялъ Гименей.
Лишь Гитана могла бы едва ли
Звать счастливца къ балкону въ свой домъ, —
Домъ ея былъ почти шалашомъ
За оградой, гдѣ гряды копали,
Да тянулись веревки съ бѣльемъ…
Но она веселѣе была и безпечнѣе
Городскихъ щеголихъ и, быть можетъ, сердечнѣе, —
Голосокъ ея былъ съ огонькомъ…
Она знала, что тамъ подъ листвою,
Гдѣ въ прохладѣ, съ закатомъ зари,
У бассейна горятъ фонари,
Гдѣ цвѣты дышатъ вѣчной весною,
Гдѣ лохмотьямъ и сѣрымъ плащамъ
Не мѣшаетъ и грандъ своей пышной одеждою, —
Безъ Гитаны съ гитарой — одною надеждою
Меньше свѣтитъ наивнымъ сердцамъ.
Отчего же съ обычной эстрады
Не слыхать ее? Или больна?
Или замужемъ? Или она
Влюблена и не ищетъ услады
Въ фиміамѣ горячихъ похвалъ? —
Вдругъ прошелъ странный слухъ, далеко не таинственный:
У Гитаны — любовникъ, — Донъ-Педро, единственный,
Кому бѣсъ богатѣть помогалъ…
Помогалъ и въ любви… Были слухи,
Что, въ дорогѣ, ребенкомъ, онъ былъ
Взять бандитами въ плѣнъ, полюбилъ
Удаль ихъ, воспитался въ ихъ духѣ,
Съ ихъ согласья въ Севилью сбѣжалъ,
Завладѣлъ, по наслѣдству отъ дяди, палатами,
И нерѣдко, отъ банды снабженный дукатами,
Втайнѣ ей помогалъ и спасалъ…
Такъ о немъ толковали въ народѣ;
Но — красавецъ, богачъ, фантазеръ,
Женскихъ, пылкихъ сердецъ милый воръ,
Онъ, на зло молодежи, былъ въ модѣ
У вдовицъ, — у большихъ мастерицъ
Прикрывать ложью то, что́ зовутъ въ свѣтѣ тайною, —
А Донъ-Педро, владѣя удачей случайною,
Не щадилъ ни знакомства, ни лицъ…
Что-то дѣвственное и вакхальное,
То мгновенныя вспышки зарницъ
Изъ-подъ длинныхъ, какъ стрѣлы, рѣсницъ,
То порывъ, то улыбка печальная, —
Все, что́ было отъ грубыхъ страстей
Далеко, какъ отъ хрипа воздушное пѣніе,
Все, что́ было въ Гитанѣ и блескъ и затмѣніе,
Не давало ему спать ночей…
И, конечно, Донъ-Педро влюбился,
Какъ влюблялись сатиры, когда
Имъ на свѣтѣ была череда
Ликовать (врядъ ли свѣтъ измѣнился!)…
Онъ добился свиданія съ ней
И увлекъ ее… (домъ ея не былъ съ перилами),
И нарушилъ соблазнъ чародѣйными силами
Тишину ея свѣтлыхъ ночей.
Разлюбивъ, говорилъ онъ Гитанѣ:
— Безъ ума я отъ женщинъ… — грѣшно
Ихъ щадить, — клятвамъ вѣрить — смѣшно! —
Кобылица — и та на арканѣ
Рвется въ степь; какъ ее ни ласкай,
Не желаетъ она и за кормъ быть послушною
Злой уздѣ: такъ и ты, не кажись простодушною
И притворно цѣпей не желай…
И Гитана во гнѣвѣ не стала
Упрекать его… Цѣпь порвалась…
О! пусть думаютъ, что продалась…
Все равно, — обаянье пропало…
Красота ея стала цвѣткомъ,
Ради прихоти сорваннымъ или подкошеннымъ,
И, увы! добавляла молва, скоро брошеннымъ…
Значитъ, ей и позоръ нипочемъ…
Долго, долго Гитана блуждала,
Какъ въ чаду, — наконецъ поняла,
Что одна ея слава — прошла,
Что — приходитъ другая… И стало
Ей и страшно, и больно отъ ранъ,
Наносимыхъ ей въ сердце: — никто соблазнителя
Не винилъ, — честь ея не нашла себѣ мстителя, —
Значитъ, былъ обоюдный обманъ…
Такъ зачѣмъ же, голодная, злая,
Загорѣлая, — словно несетъ
Ее буря, Гитана идетъ
На эстраду, впередъ сознавая,
Что она никому не нужна!
Но Гитану зовутъ и — Гитана рѣшается…
А струна, по струнамъ задѣвая, мотается…
И ей чудится, — шепчетъ струна:
«У тебя, — она шепчетъ, — ни брата,
«Ни отца нѣтъ… и вся-то семья,
«Все богатство — гитара твоя,
«Да теперь — рукоятка булата…
«О, Донъ-Педро! уже никому
«Льстить не будетъ онъ, ночью гуляя съ синьорами, —
«По утрамъ провожать ихъ влюбленными взорами,
«Чтобъ онѣ улыбались ему.
«Думалъ онъ, ты уйдешь и забудешь
«Его клятвы, какъ онъ ихъ забылъ;
«Онъ тебя никогда не любилъ, —
«А ты будешь любить, — вѣчно будешь!..»
И вотъ, чудится ей, со струной
Говоритъ она: «Это во снѣ мнѣ приснилося,
«И не знаю сама я, какъ это случилося…
«Матерь Божія! — Ножъ былъ со мной…»
Она бредить, а все-жъ за безчестье
Нанесла она страшный ударъ,
Тотъ ударъ, что̀ дворцы и базаръ
Называютъ кровавою местью.
На пиру былъ Донъ-Педро, — домой
Шелъ, посвистывая; на пути, ночью хмурою,
Не узналъ онъ Гитаны и назвалъ Лаурою,—
Но, едва сжалъ ей локоть рукой,
Отшатнувшись, очнулась Гитана
И вонзила въ него лезвіе…
Онъ безъ крика взглянулъ на нее
Страшнымъ взглядомъ — и грохнулся; рана
Стала кровью пятнать мраморъ плитъ…
Постоявъ, завернулась Гитана въ мантилію
И ушла… — а по утру цирюльни Севилію
Извѣстили: Донъ-Педро — убитъ!..
Вотъ и новая ночь: отворяютъ
Въ окнахъ ставни, — изъ оконъ несетъ
Ароматами, — скоро блеснетъ
Серпъ луны… по аллеямъ блуждаютъ
Чьи-то тѣни… Чу! кто-то свиститъ…
Шумъ шаговъ, голоса ей, встревоженной, слышатся
Пряди косъ, словно львиная грива, колышатся, —
За плечами гитара дрожитъ.
Вотъ, пришла и встряхнула кудрями;
Вотъ эстрада, — Гитана идетъ…
Что̀ за чудо!.. Толпа вся встаетъ,
И ее осыпаютъ цвѣтами,
Рукоплещутъ… восторженный вой
Голосовъ… И стоитъ она, блѣдная, щупая,
Всѣ ли струны?! — Ужели толпа эта глупая
Поняла, кѣмъ убитъ милый мой?!