С трехлетнего и до пятилетнего возраста, Гаргантюа, по распоряжению отца, вскармливали и воспитывали в подобающей дисциплине, и он проводил время, как все дети того края, а именно: пил, ел и спал; спал, пил и ел.
_p._26.png)
День денской валялся он в грязи, пачкал нос, грязнил лицо, стаптывал башмаки, бил баклуши и гонялся за бабочками[1], которыми командовал его отец. Он мочился в башмаки, пачкал рубашку, сморкался в рукав, плевал в суп, лазил повсюду, пил из туфли и терся животом о корзину. Точил зубы о деревянный башмак, мыл руки похлебкой, чесался стаканом, садился меж двух стульев на пол, битым стеклом помадился, запивал суп водою, ел пирог с грибами, а язык не держал за зубами, кусался смеясь и смеялся кусаясь, часто плевал в колодезь, прятался в воду от дождя, ковал железо,
_p._27.1.png)
когда оно простынет, думал о пустяках, кривлялся, блевал, ворчал сквозь зубы, за словом в карман не лазил, с бороной по воду ездил, а цепом рыбу удил, с хвоста хомут надевал, скреб у себя там, где не чесалось, чужими руками жар загребал, гонялся за двумя зайцами, съедал напереед белый хлеб, черных кобелей набело перемывал, щекотал самого себя для смеху, гадил в кухне, у Бога небо коптил, заставлял петь Magnificat за утреней, как будто так и следует, ел капусту, а ходил киселем, умел ловить мух в молоке, обрывал лапы у мух, мял бумагу, марал пергамент, навострил лыжи, чистенько около стекла ходил, не поймавши медведя шкуру делил, спустя лето в лес по малину ходил, видел небо с овчинку, а решетом в воде звезд ловил, драл с одного вола две шкуры, на обухе рожь молотил, даровому коню в зубы глядел, нес околесицу, соловья баснями кормил, попадал из кулька в рогожку, лаял на луну. Ждал, чтобы жареные куропатки сами ему в рот летели, по одёжке протягивал ножки, а бритое темя в грош не ставил.
Каждое утро блевал, а отцовские щенки лакали с ним из одной тарелки: он сам ел вместе с ними. Он кусал их за уши, они
_p._27.2.png)
царапали ему нос; он дул им в спину, они лизали ему щеки. И знайте, ребята, черная немочь вас возьми, что этот шалунишка постоянно тискал своих нянек, щипал их и спереди, и сзади и — знай наших! — пускал уже в ход клапан у штанов. И все его няньки наперерыв украшали его красивыми букетами, нарядными лентами, цветочками и всякими украшениями. И все время ласкали его и смеялись, когда замечали, что он не остается к этому равнодушен, видно им это нравилось. Одна называла его втулочкой, другая перышком, третья коралловой веточкой, четвертая пробочкой, коловоротом, пружинкой, буравчиком, подвесочкой, колбасочкой.
_p._28.png)
— Он мой, — говорила одна.
— Нет, мой, — отвечала другая.
— А мне-то разве ничего не достанется? Так лучше, честное слово, я его отрежу.
— Как! отрезать! — подхватывала третья. Помилуйте, сударыня, вы его искалечите. А разве можно калечить детей? Вы превратите его в евнуха.
И чтобы ему было чем забавляться, как другим детям в том
_p._29.png)
краю, они сделали ему мельницу из крыльев одной ветряной мельницы в Мирвале.
- ↑ Иноск. — занимался пустяками, дурачился.