когда оно простынетъ, думалъ о пустякахъ, кривлялся, блевалъ, ворчалъ сквозь зубы, за словомъ въ карманъ не лазилъ, съ бороной по воду ѣздилъ, а цѣпомъ рыбу удилъ, съ хвоста хомутъ надѣвалъ, скребъ у себя тамъ, гдѣ не чесалось, чужими руками жаръ загребалъ, гонялся за двумя зайцами, съѣдалъ напереедъ бѣлый хлѣбъ, черныхъ кобелей набѣло перемывалъ, щекоталъ самого себя для смѣху, гадилъ въ кухнѣ, у Бога небо коптилъ, заставлялъ пѣть Magnificat за утреней, какъ будто такъ и слѣдуетъ, ѣлъ капусту, а ходилъ киселемъ, умѣлъ ловить мухъ въ молокѣ, обрывалъ лапы у мухъ, мялъ бумагу, маралъ пергаментъ, навострилъ лыжи, чистенько около стекла ходилъ, не поймавши медвѣдя шкуру дѣлилъ, спустя лѣто въ лѣсъ по малину ходилъ, видѣлъ небо съ овчинку, а рѣшетомъ въ водѣ звѣздъ ловилъ, дралъ съ одного вола двѣ шкуры, на обухѣ рожь молотилъ, даровому коню въ зубы глядѣлъ, несъ околесицу, соловья баснями кормилъ, попадалъ изъ кулька въ рогожку, лаялъ на луну. Ждалъ, чтобы жареныя куропатки сами ему въ ротъ летѣли, по одёжкѣ протягивалъ ножки, а бритое темя въ грошъ не ставилъ.
Каждое утро блевалъ, а отцовскіе щенки лакали съ нимъ изъ одной тарелки: онъ самъ ѣлъ вмѣстѣ съ ними. Онъ кусалъ ихъ за уши, они царапа-
когда оно простынет, думал о пустяках, кривлялся, блевал, ворчал сквозь зубы, за словом в карман не лазил, с бороной по воду ездил, а цепом рыбу удил, с хвоста хомут надевал, скреб у себя там, где не чесалось, чужими руками жар загребал, гонялся за двумя зайцами, съедал напереед белый хлеб, черных кобелей набело перемывал, щекотал самого себя для смеху, гадил в кухне, у Бога небо коптил, заставлял петь Magnificat за утреней, как будто так и следует, ел капусту, а ходил киселем, умел ловить мух в молоке, обрывал лапы у мух, мял бумагу, марал пергамент, навострил лыжи, чистенько около стекла ходил, не поймавши медведя шкуру делил, спустя лето в лес по малину ходил, видел небо с овчинку, а решетом в воде звезд ловил, драл с одного вола две шкуры, на обухе рожь молотил, даровому коню в зубы глядел, нес околесицу, соловья баснями кормил, попадал из кулька в рогожку, лаял на луну. Ждал, чтобы жареные куропатки сами ему в рот летели, по одёжке протягивал ножки, а бритое темя в грош не ставил.
Каждое утро блевал, а отцовские щенки лакали с ним из одной тарелки: он сам ел вместе с ними. Он кусал их за уши, они царапа-