Воздухоплавание. Его прошлое и настоящее./ДО/Введение

Воздухоплавание. Его прошлое и настоящее. : Введенiе — Том XI
авторъ Л.З. Маркович
Изъ цикла «Промышленность и техника. Энциклопедия промышленных знаний.». Опубл.: 1911.

[3] Рис. 1. Крылатая Изида (на нубiйскомъ золотомъ браслетѣ I в. по Р. Хр.)

Историческiй обзоръ.

Идея воздухоплаванiя въ древности. — Легенды и миѳы. — Усилiя и попытки въ среднiе вѣка. — Леонардо да Винчи. — Герои и мученики воздухоплаванiя. — Генералъ Менье. — Монгольфьеры и Шарльеры. — Жиффаръ и Дюпюи де Ломъ. — Наслѣдiе, завѣщанное будущему.

——————

Всякiй, интересующiся современнымъ воздухоплаванiемъ, не можетъ не интересоваться и прошлымъ этого вопроса. Исторiя воздухоплаванiя въ собствонномъ смыслѣ этого слова насчитываетъ немногимъ больше ста лѣтъ, но попытки и стремления человека парить въ воздухѣ, подобно птицѣ, мы можемъ проследить еще въ глу­бокой древности. Существа, которыхъ люди чтили, какъ, боже­ства, они надѣляли въ своемъ представленiи крыльями или сим­волически сближали ихъ съ властелинами воздуха: мы знаемъ крылья Сатурна, орла Юпитера, павлиновъ Юноны, голубой Венеры, крылья Мер­курiя и крылья, полученныя отъ него въ даръ Персеемъ для борьбы съ Медузой; мы знаемъ Пегаса, родившагося изъ крови обезглавленной Медузы и служившаго потомъ Беллерофону въ его борьбѣ съ Химерой. Солнце, совершающее ежедневно свой путь по небосводу, изображалось древними египтянами крылатымъ; съ распростертыми же крыльями изображали они и свою животворящую богиню Изиду, которой крылья служили не только для полета: заботливо простирая ихъ надъ своимъ братомъ Озирисомъ, она охраняла и защищала ими весь мiръ. Какой прекрасный и глубокiй символъ для нашихъ современныхъ исканiй новыхъ путей въ необъятномъ воздушномъ океанѣ!

Одно изъ древнѣйшихъ вавилонскихъ сказанiй повѣствуетъ намъ объ Этанѣ, вознесшемся на небо на орлѣ, чтобы вымолить тамъ помощь боговъ. Нѣтъ ни одного народа древности, который не надѣлялъ бы созданiя своей религiозной фантазiи способностью носиться въ воздушныхъ пространствахъ. И языческое, и христiанское небо сплошь населено существами, — богами и полубогами, ангелами и духами, — свободно движущимися по воздуху, по убѣжденiю вѣрующихъ, — съ помощью ли облаковъ, крыльевъ или [4]крылатыхъ животныхъ, или развѣвающихся одеждъ, или же и безъ всякихъ орудiй полета.

Но на ряду съ божественными существами, древнѣйшiя сказанiя (Зендавосты, Талмуда, Эдды, персидскихъ Hezar efsane, этого первоисточника Рис. 2. Полетъ пpи помощи орла (вавилонское cкaзанiе объ Этанѣ). позднѣйшихъ арабскихъ сказокъ «Тысячи и одной ночи») повѣствуютъ намъ и объ обыкновенныхъ, смертныхъ, стремившихся подражать высшимъ существам или, по крайней мѣрѣ, птицамъ. Индiйская миѳологiя разсказываетъ намъ о летающемъ Гануманѣ, древне-китайская — о странствующемъ въ облакахъ Гиквъ-Тсе, сѣверно-германская — о Виландѣ-Кузнецѣ, греко-римская — о Дедалѣ. Наиболее извѣстенъ миѳъ о Дедалѣ великомъ скульпторѣ и архитекторѣ, строителѣ знаменитаго лабиринта на островѣ Критѣ, бѣжавшемъ съ Крита вмѣстѣ съ своимъ сыномъ Икаромъ, съ по­мощью искусственныхъ крыльевъ, сдѣланныхъ изъ скрѣпленныхъ воскомъ перьевъ. Дедалъ благоразумно дер­жался невысоко надъ водой, склоняя къ тому же и сына, но дерзко-отваж­ный Икаръ порывался взлетѣть къ са­мому солнцу, палящiе лучи которого растопили воскъ, и Икаръ погибъ въ волнахъ Эгейскаго моря. Рис. 3. Летящiй Дедалъ (изображенный на колокольнѣ Флорентiйскаго собора).

Выражаясь современнымъ языкомъ, можно сказать, что Икаръ былъ первой жертвой динамическаго полета. Второй былъ Симонъ-волхвъ, поднявшiйся въ присутствiи императора Нерона съ Капитолiйскаго холма къ небу на двухъ большихъ крыльяхъ, но разбившiйся на смерть по велѣнiю св. апостола Петра, усмотрѣвшаго въ, этомъ бѣсовское дѣянiе; и третьей — фанатикъ-сарацинъ эпохи царствованiя Эммануила I Комиена, заплатившiй жизнью за безумную попытку слетѣть съ башни на „парусахъ“ своего широкаго плаща.

За ними идетъ длинный рядъ мучениковъ и жертвъ смѣлыхъ, но безнадежныхъ попытокъ завоеванiя воздуха съ помощью собственной мускульной силы, — каковы: англичанинъ бенедиктинецъ Оливье Мальмсбора, итальянецъ математикъ Джiованни Баттиста Данте, французъ, [5]кинатный плясунъ, Алларъ, слесарь французъ Бенье, нѣмецъ Швейкартъ, аббатъ де Форжъ , маркизъ де Бакквилль, пытавшiйся въ 1742 г. перелетѣть черезъ Сону съ помощью пары «настоящих крыльевъ ангела», — и многiе, многiе другiе.

Рис. 4. Падение Икара (съ гравюры XVIII столѣтiя).

Еще въ XVII столѣтiи ученый итальянскiй врачъ и естествоиспытатель Борелли, а послѣ него англичанинъ Петтигрью, и еще позднѣе нѣмецкiй ученый Гельмгольцъ указывали на невозможность достичь сво­боднаго движенiя по воздуху съ помощью однихъ только крыльевъ, приво­димыхъ въ дѣйствiе мускульной силой человѣка, но до самаго послѣдняго времени ото coзнaнiе физической невозможности не удерживало людей отъ повторенiя все новыхъ и новыхъ попытокъ создавать подобные аппараты для летанiя. Чему же удивляться, что попытки этого рода были такъ мно­гочисленны въ давно минувшiя времена? [6]

О своеобразномъ опытѣ полета новѣствуетъ намъ литература нѣмецкаго средневѣковья, по матерiаламъ, заимствованнымъ изъ персидскаго сказанiя.

Рис. 5. Воздушный полетъ Александра Великаго (минiатюра 1320 г).

Героемъ его является юноша Александръ Великiй, которому все уда­валось и который изо всего выходилъ побѣдителемъ. Вотъ какъ разсказанъ этотъ опытъ въ его исторiи, напечатанной впервые въ 1488 году: „Я приказалъ себѣ приготовить прочное сидѣнье, обитое толстымь желѣзомъ, и [7]укрѣпить вокругъ него кpѣпкiе шесты. Къ шестамъ я привязалъ прирученныхъ грифовъ. Въ рулѣ у меня былъ длинный шесть, на которомъ была прикреплена пища для грифовъ. Давъ имъ отведать этой пищи, я поднялъ высоко шестъ: грифы, желая достать пищу, потянулись за нею вверхъ. Они подняли меня такъ высоко, что мнѣ не видно стало ни земли, ни воды. Но соизволенiемъ Божiимъ грифы потомъ немного опустились, такъ что я увидѣлъ землю въ видѣ маленькаго шара; чѣмъ больше я опускался, тѣмъ больше становился передъ моими глазами шаръ земной. Наконецъ, меня увидѣли мои воины и поскакали на дромадерахъ ко мнѣ на помощь. И вотъ я опустился на-земь въ разстоянiи десяти дней пути отъ моего войска, отъ мѣста, съ котораго я поднялся. Тутъ пришли мои воины и вѣрноподданные и, радостные, повезли меня къ моему народу, радостно возликовавшему при видѣ меня послѣ тревоги, испытанной имъ за время моего полета“.

Безчисленное множество людей различнаго общественная положенiя и образованiя — графы и сапожники, ученые техники и профаны, духовные и свѣтскiе — отдавалось во всѣ времена практическимъ опытамъ летанiя по воздуху; но не менѣе велико и число теоретиковъ, увлекавшихся этой по­бѣдой человѣческаго разума, къ которымъ можно причислить и авторовъ фантастическихъ романовъ, посвященныхъ этой идеѣ, — какъ напр., испанецъ Гонзалесъ, французы Ретифъ де ла Бретонъ и Сирано де Бержеракъ, англичане П. Уилькинсъ и Свифтъ, и въ новѣйшее время Жюль Вернъ, Маркъ Твенъ. Ихъ было не мало среди образованныхъ людей всѣхъ временъ, среди философовъ, математиковъ, физиковъ...

Изъ сочиненiя одного арабскаго писателя мы знаемъ объ опытѣ, предпринятомъ Абуль Казимомъ бенъ Фирнасъ изъ Андалузiи болѣе ты­сячи лѣтъ тому назадъ, около 875 года. Онъ сдѣлалъ себе болышiя крылья и ринулся на нихъ съ холма, но разбился на смерть. Почти двѣсти лѣтъ спустя, около 1060 г., названный бенедиктинский монахъ Оливье попытался полетѣть съ башни Мальмеберiйскаго монастыря на двухъ парахъ крыльевъ, сдѣланныхъ имъ для рукъ и для ногъ, но сломалъ себѣ обѣ ноги и умеръ.

Когда въ конце 1161 г. султанъ турокъ-сельджуковъ, Арсланъ II, посѣтилъ въ Византiи императора Эммануила I Комнена, — одинъ турокъ предпринялъ полетъ съ высоты цирковой башни надъ ристалищемъ. Вотъ какъ разсказываетъ объ этомъ опытѣ, въ качествѣ очевидца, историкъ Ни­кита Акоминатъ: «Тогда на башню ипподрома взлѣзъ одинъ сарацинъ, ко­тораго вначалѣ сочли скоморохомъ, но который оказался очень несчастнымъ человѣкомъ и явнымъ самоубiйцей, и заявилъ о своемъ желанiи перелетѣть черезъ ристалище. Вотъ онъ показался на верху башни, точно у старта, въ очень длинной и широкой одеждѣ изъ бѣлой ткани, широко раздутой под­ шитыми ивовыми прутьями. Сарацинъ намѣревался поплыть въ этой одеждѣ, раздуваемой вѣтромъ, какъ судно на парусахъ. Всѣ глаза были обращены на него; изъ толпы зрителей его понукали возгласами: «Лети же!» и не­терпѣливыми вопросами, до какихъ поръ онъ будетъ изучать вѣтеръ на башнѣ. Императоръ же посылалъ къ нему, стараясь удержать его отъ этой отчаянной смѣлости; боролась и въ султанѣ тревога за своего соотечествен­ника съ надеждой на успѣхъ его предпрiятiя. А онъ долго стоялъ, испы­тывая вѣтеръ, и много разъ взмахивалъ руками, какъ крыльями. Когда вѣтеръ показался ему, наконецъ, благопрiятнымъ, онъ воспарилъ и зарѣялъ въ воздухѣ, какъ птица, такъ что казалось, что онъ летаетъ; но онъ ока­зался еще несчастнѣе Икара: какъ тяжелое тѣло, онъ грохнулся на-земь и съ переломанными руками, ногами и всѣми костями въ тѣлѣ испустилъ духъ».

Опытъ упомянутаго ужо нами Джованни Баттиста Данте былъ сдѣланъ въ концѣ XV столѣтия въ Иеруджiи. Пролетѣвъ съ городской башни [8]надъ площадью метровъ 300, онъ упалъ на крышу церкви съ такой силой, что сломалъ ногу. Около того же времени сдѣланъ былъ опытъ первымъ нѣмцомъ, нюрнбергскимъ, гражданиномъ, Форзингеромъ, и такъ же не­счастливо.

Когда король Шотландiи, Iаковъ IV, послалъ въ сентябре 1507 г. по­сольство во Францiю, любимецъ его, хвастливый аббатъ Джонъ Дамiаяъ, испросилъ разрѣшенiе короля перелетѣть на крыльяхъ изъ Эдинбурга во Францiю. Тысячи зрителей напряженно ожидали его подъема съ высокой дворцовой стѣны. Но онъ не только не полетѣлъ, а даже не поднялся и сразу свалился на землю, сломавъ ногу. Но хитрый и изворотливый Дамiанъ сумѣлъ найти отговорку. Добившись диспута, онъ хитроумно доказалъ по всѣмъ правиламъ схоластики, что онъ упалъ потому только, что среди орлиныхъ перьевъ, изъ которыхъ были сдѣланы крылья, попало нѣсколько куриныхъ: первые рвались въ высь, а вторые, порываясь вернуться къ своей навозной кучѣ, тянули его внизъ. Выводъ былъ правиленъ съ точки зрѣнiя ограниченной средневѣковой науки, — и потому король продолжалъ дарить ему свою благосклонность, и Дaмiaнъ долго еще тянулъ съ него деньги всевозможными алхимическими фокусами.

Намъ кажется смѣшнымъ это легковѣрiе, но оно зависѣло не отъ наив­ности отдѣльныхь лицъ, а отъ всего научнаго метода схоластическаго сред­невѣковья съ его слѣпой вѣрой въ тексты, даже въ тексты древнихъ авторовъ, переводившихся безъ критики и надлежащего пониманiя. Математи­чески обоснованный опытъ, дающiй въ наше время велiче и силу воздухоплаванiю и другимъ отраслямъ науки и техники, былъ тогда достоянiемъ рѣдкихъ изслѣдователей, трудамъ которыхъ поэтому не придавали значенiя. Вотъ что писалъ, напр., Галилей Кеплеру: «Когда я въ 1610 г. хотѣлъ показать профессорамъ во Флореицiи въ свою подзорную трубу четырехъ спутниковъ Юпитера, — они не пожелали видѣть ни трубы, ни спутниковъ и закрыли глаза передъ свѣтомъ истины. Эти люди думаютъ, что въ при­родѣ нельзя найти истину, а искать ее надо только въ сравненiи текстовъ. Ты почти единственный человѣкъ, относящiйся съ довѣрieмъ къ результатамъ моихъ изследовашй».

Большинство попытокъ овладѣть воздухомъ такъ похожи одна на другую, что нѣтъ ни интереса, ни надобности перечислять, все огромное множество ихъ. Всѣ онѣ, какъ и множество теоретическихъ построенiй, имѣютъ то главное значенiе, что поддерживали въ человечествѣ упорно и неуклонно надежду на счастливую побѣду хоть въ будущемъ. Интересны, напр., мечтатнiя испанца Гонзалеса, увѣрявшаго (въ 1648 г.), что человѣку удастся полетѣть, если онъ соорудить себѣ родъ экипажа, къ которому привяжетъ десять птицъ. Позже (въ 1684 г.) на обложкѣ одной книги появился рисунокъ, изображающиiй человѣка, висящаго на большомъ деревннномъ соору­женiи къ которому привязано двадцать-пять гусей и тянутъ этотъ ориги­нальный воздушный экипажъ съ помощью большого паруса, прикрѣпленнаго къ нему. Около половины XVII столѣтiя итальянецъ Бареттини выступилъ съ курьезнымъ проектомъ, обѣщавъ перелетѣть изъ Варшавы въ Константинополь въ 12 часовъ на большомъ летательномъ аппаратѣ, сдѣланномъ изъ соломы и мочалы. Польскiй дворъ доставилъ даже изобрѣта­телю средства для сооруженiя диковиннаго экипажа, но онъ такъ и не былъ примѣненъ къ дѣлу, такъ какъ строитель безъ конца отдѣлывался отговор­ками, что машина все еще не закончена.

Въ 1660 г. заставилъ много говорить о себѣ «летающiй сапожник», Соломонъ Идлеръ, изготовившiй себе крылатый аппаратъ изъ желѣза и пестрыхъ перьевъ. Вначалѣ онъ намѣревался полетѣть съ городской башни въ Аугсбургѣ, потомъ передумалъ, и выстроилъ деревянный мостъ, [9]который выстлалъ изъ предосторожности перинами и на который спустился съ крыши своего дома. Но отъ сильного толчка при паденiи мостъ подло­мился, и Идлеръ отъ злости разрубилъ свои «крылья» топоромъ. Не такъ, счастливо отдѣлался франкфуртскiй гражданинъ Бернонъ, попытавшiйся подняться въ 1673 г. на искусственныхъ крыльяхъ: онъ разбился на смерть. Около 1695 г. профессоръ теологiи въ Килѣ, Георгъ Пашъ , сдѣлалъ такой неудачный опытъ полета, что навсегда отказался отъ подобныхъ попытокъ и посвятилъ себя теоретическимъ изслѣдованiямъ великихъ изобрѣтенiй прошлаго.

Приведемъ нѣсколько попытокъ русскихъ воздухоплавателей конца XVII и первой половины XVIII столѣтiя. Въ рукописи извѣстнаго библiографа и библiофила Сукаладзева (ум. въ двадцатыхъ годахъ прошлаго столѣтiя) „О воздушномъ летанiи въ Россiи“, хранящейся въ библютекѣ Я. Ѳ. Бере­зина-Ширяева, встрѣчается слѣдующая замѣтка:

«1695, апреля 30. — Дѣланы были нѣкiмъ крестьяниномъ крылья слюдебныя. Стали 18 рублевъ. — Послѣ сдѣланы крылья иршепыя въ Москвѣ — стали 5 рублевъ“. (Собр. Запис. Чуменскаго VII, 129, Спб. 1787.)»

Вотъ, какъ рассказано объ этомъ подробно въ „Дневныхъ Запискахъ Желябужскаго съ 1682 года по 2 iюля 1709 года“:

«Тогожь месяца, апреля (1695) въ 30 день закричалъ мужикъ караулъ, и сказалъ за собою Государево слово, и приведенъ въ; стрѣлецкiй приказъ, и распрашиванъ, а въ paспpoсѣ, сказалъ, что онъ, сдѣлавъ крылѣ, станетъ летать, какъ журавль. И по указу Великихъ Государей, сдѣлалъ ceбѣ крылѣ слюдные, а стали тѣ крытлѣ 18 рублевъ изъ государевой казны. И бояринъ князь Иванъ Борисовичъ Троекуровъ съ товарищи и съ иными прочими, вышедъ, сталъ смотрѣтъ, и тотъ мужикъ тѣ крылѣ устроя, по своей обыкности перекрестился, и сталъ мѣхи падымать, и хотѣлъ летѣть, да не под­нялся, и сказалъ, что онъ тѣ крылѣ сдѣлалъ тяжелы. И бояринъ на него кручинился, и тотъ мужикъ билъ челомъ, чтобъ ему сдѣлали другiе крылѣ иршепые; и на тѣхъ не полетѣлъ, а другiе крылѣ стали въ 5 рублевъ. И за то ему учинено наказанье: бить батоги снемъ рубашку, и тѣ деньги велѣно доправить на немъ, и продать животы его и остатки». [1]

«1699. — Стрйлецъ Рязанской Сѣровъ дѣлалъ въ Ряжскѣ крылья, нзъ крыльевъ голубей великiе, и по своей обыкности хотѣлъ летѣть, но только поднялся аршинъ на 7, перекувырнулся и упалъ на спину, но небольно». (Изъ дѣла въ воеводской канцелярiи 1699 года.)

«1724 года въ селѣ Покленѣ Рязанской провинцiи: приказчикъ Пepeмышлева фабрики Островковъ вздумалъ летать по воздуху. Сдѣлалъ крылья изъ бычачьихъ пузырей, но не полетѣлъ, а послѣ сдѣлалъ какъ... и по сильному вѣтру подняло его выше человѣка, и кинуло на вершину дерева и едва сошелъ, расцарапавшись весь». (Изъ записокъ Боголѣпова.)

«1729 года въ селѣ Ключѣ, недалеко отъ Ряжска кузнецъ Герпакъ-Гроза, называвшiйся сдѣлать крылья изъ проволоки, надѣвалъ ихъ, какъ рукава; на вострыхъ концахъ надѣты были перья самыя легкiя, какъ пухъ изъ ястребковъ и рыболововъ и по... на ноги тоже какъ хвостъ, а на го­лову какъ шапка съ длинными мягкими перьями, леталъ тако, мало дѣло ни высоко ни низко, усталъ и спустился на кровлю церкви, но попъ крылья сжегъ и его едва не проклялъ». (Изъ дѣла воеводы Воейкова 1730 г.)

„1731 года въ Рязани при воеводѣ подъячiй Нерехтецъ Крокутной Фурвинъ cдѣлалъ какъ мячь большой, налилъ дымомъ поганымъ и вонючимъ, отъ него сдѣлалъ петлю и сѣлъ въ нее, и нечистая сила подняла [10]его выше березы и послѣ ударила его о колокольню, но онъ уцѣпился за веревку, чѣмъ звонятъ, и остался тако живъ. Его выгнали изъ города, онъ ушелъ въ Москву, и хотѣли закопать живого или сжечь“. (Изъ записокъ Боголѣпова.)

Этотъ опытъ заслуживаетъ серьезнаго вниманiя, какъ опередившiй поднятiе монгольфьеровъ и шарлiеровъ во Францiи больше, чѣмъ на 50 лѣтъ.

«1745 года изъ Москвы шелъ какой-то Каричевецъ и дѣлалъ змѣи бумажные на шестикахъ и прикрѣиилъ къ петлѣ. Подъ нею сдѣлалъ сѣдалку и поднялся, но его стало крутить, и онъ упалъ, ушибъ ногу и болѣе не поднимался». (Изъ заиисокъ Боголѣпова.)

Еще и до нашего времени не совсѣмъ заглохла слава человѣка, высту­пившаго больше двухсотъ лѣтъ тому назадъ со смѣлымъ проектомъ. Это былъ бразилiанецъ Бартоломео де Гузмао , предложившiй тогдашнему королю Португалiи построить машину «для передвижения по воздуху такъ же, какъ по сушѣ и по водѣ, но съ гораздо большей скоростью: дѣлая по 200 и больше миль пути въ день». О конструкцiи этой машины мы не знаемъ ничего достовѣрнаго, такъ какъ проскальзывавшiя время отъ вре­мени свѣдѣнiя о ней полны преувеличенiй или искаженiй факта. Мы можемъ установить только то, что Гузмао былъ однимъ изъ тѣхъ прожектеровъ, которыхъ знаетъ такъ много исторiя воздухоплаванiя. Въ своемъ представленiи королю онъ давалъ такiя широкiя обѣщанiя, которыя не вполнѣ осуществлены еще и въ настоящее время и только съ большими трудами и усилiями завоевываются теперь шагъ за шагомъ. Рисуя королю всѣ огромныя выгоды, которыя сулитъ его изобрѣтенiе политическому и военному могуществу Португалiи, онъ указывалъ на возможныя злоупотребленiя, которыя можетъ повлечь за собой свободное пользованiе его изобрѣтенiемъ и дальнѣйшими его результатами, и ходатайствовалъ для него о своего рода государственной монополiи.

Но своей славой Гузмао обязанъ не этимъ блестящимъ обѣщанiямъ, а небольшой книжкѣ неизвѣстнаго автора, познакомившагося какимъ-то обра­зомъ съ проектомъ Гузмао и подѣлившагося имъ съ своими легковѣрными современниками въ томъ же 1709 году. Книжка эта вышла въ Вѣнѣ подъ заглавiемъ: «Чертежъ удивительнаго воздушнаго корабля или искусство ле­тать. Изобрѣтено духовнымъ лицомъ изъ Бразилiи и представлено его вели­честву королю Португалiи къ предстоящему 24 iюня 1709 г. опыту полета изъ Лиссабона». Книжка имѣла, повидимому, большой успехъ, такъ какъ вышла въ томъ же году вторымъ изданiемъ, почти безъ перемѣнъ; о со­держанiи ея говорили и мнoгie современные ей журналы. При чтенiи ея въ настоящее время поражаетъ, какъ можно было повѣрить всѣмъ нелѣпостямъ, разсказаннымъ въ ней, и какъ могло сохраниться до нашихъ дней, какъ историческая истина, это сплетенiе лжи. Въ ней разсказывается, что, къ крайнему изумленiю вѣнскаго населенiя, въ Вѣну прилетѣлъ изъ Лисса­бона послѣ двухдневнаго пути невѣдомый монахъ на большой машинѣ съ парусами. Повѣствуется объ опасныхъ приключенiяхъ, пережитыхъ въ пути воздухоплавателемъ, о борьбѣ съ орлами, аистами и др. неизвѣстными на землѣ птицами; о томъ, какое смятенiе произвело появленiе воздушнаго корабля среди населенiя луны, при чемъ описываются далее обитатели луны, видѣнные монахомъ; наконецъ, о томъ, какъ зацѣпился монахъ, опускаясь, за шпицъ собора св. Стефана, такъ что ему пришлось подпилить шпицъ, чтобы освободиться. Авторъ разсказываетъ затѣмъ, какъ монахъ благопо­лучно опустился въ гостиницѣ „Чернаго Орла“, где его посѣтили порту­гальскiе послы и другiе знатные господа; но потомъ воздухоплаватель былъ будто бы арестовать по обвиненiю въ колдовстве и сожженъ вмѣстѣ со [11]своей машиной — „вероятно, для того, чтобы не дать распространиться тайнѣ его искусства, что вызвало бы огромный переворотъ въ Mipѣ“ Рис. 6. Фантастическая летательная машина Гузмао-Лоренсо.

Повторяемъ, вполнѣ достовѣрныхъ свѣдѣнiй мы не имѣемъ ни о самомъ изобрѣтенiи, ни объ опытахъ съ нимъ, такъ какъ даже современники ученаго физика Гузмао смѣшивали его часто съ шарлатаномъ патеромъ Бартоломео Лоренсо и его сбивчивыми проектами, на что указываетъ французскiй историкъ Тюрганъ; и въ эту ошибку впадаетъ даже Тиссандье. Со­гласно утвержденiю Буржуа въ его „Recherches sur l’art de yoler“ (изд. 1784), шаръ этотъ состоялъ изъ продолговатаго плетенiя изъ легкихъ ивовыхъ прутьевъ, обтянутаго бумагой, и имѣлъ 7—8 футовъ въ дiаметрѣ. По другимъ источникамъ, онъ дѣйствовалъ силой огня, разводимаго изобрѣтателемъ подъ Рис. 7. Проектъ воздушнаго корабля Киндермана 1748 г. самымъ шаромъ. Согласно изысканiямъ Буржуа, опытъ удался на­ столько, что шаръ поднялся до уровня лиссабонской баш­ни, т. е. футовъ на 200 и медленно опустился. По нѣкоторымъ португальскимъ источникамъ, Гузмао производилъ пер­вые опыты этого рода еще въ 1709 г., но самъ въ шарѣ не поднимался.

Самый фантастическiй аппаратъ проектировалъ въ 1748 г. философъ Эбергардъ Xристiанъ Киндерманъ, увѣрявшiй (въ своемъ сочиненiи, которое напе­чатало не было и единственный трехтомный экземпляръ его хранится въ рукописномъ видѣ въ берлинской королевской библiотекѣ; изъ него же заимствованъ воспроизводимый нами рисунокъ), что на его [12]воздушномъ челнокѣ можно будетъ свободно нестись надъ облаками на­ встрѣчу солнцу, управляя имъ, такъ же свободно и подвергаясь не большимъ опасностямъ, чѣмъ въ плаванiи по океану. Киндерманъ дерзалъ даже мечтать о томъ, что со временемъ на немъ можно будетъ полететь на Юпитеръ и привезти оттуда растенiя, «какъ привозятъ теперь павлиновъ и обезьянъ изъ Азiи».

Taкie фантазеры находились даже послѣ того, какъ въ 1783 г. былъ изобрѣтенъ аэростатъ, наполняемый газомъ. Наиболѣе извѣстенъ изъ нихъ ульмскiй портной Людвигъ Альбрехтъ Берблингеръ, произведшiй 30 и 31 мая 1811 г. два неудачныхъ опыта полета. Его съ трудомъ уда­лось извлечь живымъ изъ Дуная.

Архитъ Тарентскiй, философъ, математикъ и полководецъ, близкiй другь Платона, сообщаетъ объ одномъ аппаратѣ, который онъ называетъ «летающимъ голубем»ъ. Опредѣленнаго представленiя мы не можемъ составить себѣ о немъ, такъ какъ до насъ дошли только отрывки его сочиненiй. Одни представляютъ себѣ его автоматомъ, другiе даже воздушнымъ шаромъ. Всего вѣроятнѣе, однако, что Архитъ описывалъ воздуш­ный змѣй, который мы и теперь часто видимъ осенью надъ жнивьемъ. Что въ древней Грецiи былъ извѣстенъ змѣй, мы знаемъ, изъ одного превосходнаго изображенiя вазы, на которой представлены дѣти, запускающiе змѣй.

Въ древнемъ Китаѣ также извѣстенъ былъ змѣй, и изобрѣтенiе его приписывалось китайскому генералу Гау-Си, около 206 г. до Р. Хр. Такъ какъ намъ недавно снова удалось поднять людей на воздухъ съ помощью змѣя (русскiй морской офицеръ Большевъ и ангiйскiй офицеръ Кенель поднялись на змѣяхъ на высоту свыше 400 метровъ), то мы теперь, быть можетъ, можемъ правильно уяснить себѣ слова ученаго алхимика и физика Роджера Бэкона. Подвергавшiйся, какъ францисканецъ, тяжкимъ преслѣдованiямъ, вслѣдствiе своихъ обширныхъ естественно-научныхъ знанiй, Бэконъ говорить въ одномъ своемъ сочиненiи (1256 г.) о тайнахъ природы: «Можно соорудить ткiя машины для полета, чтобы человѣкъ, сидя посре­динѣ аппарата, управлялъ имъ съ помощью искусственнаго механизма и но­сился по воздуху, какъ птица». Бэконъ разсказываетъ, что лично зналъ того человѣка, который намѣревался соорудить такой аипаратъ.

По свидѣтельству французскаго миссiонепа Бассу (1694), китайцами былъ пущенъ шарь, какъ это было у нихъ въ обычаѣ во время празднествъ, при торжествахъ въ честь восшествiя на престолъ императора Фо-Кинъ, въ 1306 году въ Пекинѣ. Бассу увѣряетъ, что почерпнулъ это свѣдѣнiе изъ офицiальныхъ документовъ; но былъ ли это дѣйствительно воз­душный шарь, — это еще вопросъ, подлежащiй изслѣдованiю новѣйшихъ историковъ; возможно, что тутъ дѣло идетъ только о змѣяхъ. Нѣмцамъ также извѣстенъ былъ змѣй въ среднiе вѣка, какъ свидѣтельствуютъ сохранившiяся рукописныя сочиненiя, особенно многочисленныя въ ХV вѣкѣ. Тогда успѣхи военной техники хранились въ большей тайнѣ, чѣмъ теперь, и инженеры не только не печатали свонхъ сочиненiй, но и излагали въ нихъ свои мысли и новыя изобрѣтенiя возможно болѣе кратко и сжато, имѣя въ виду не широкiй кругъ читателей-профановъ, а спецiалистовъ, которымъ достаточно краткаго намека. Послѣ знаменитаго «Kncignerius» въ 1196 г., обращаетъ на себя особенное вниманiе сохраняющаяся въ геттингенской университетской библiтекѣ рукопись Конрада Кайзера, оконченная въ 1405 г., въ которой помѣщенъ чѣртежъ змѣя. Согласно описанiю, приложен­ному къ чертежу, мы видимъ въ немъ не только змѣй, но и своего рода воздушный шаръ, наполненный нагрѣтымъ воздухомъ. Голова дракона должна быть сдѣлана, по Кайзеру, изъ пергамента, тѣло изъ полотна и хвостъ изъ легкаго шелка. Въ открытой пасти звѣря помещается лампа, [13]наполненная тогдашнимъ «oleum benedictum», т. е. нашимъ нынѣшнимъ керосиномъ. Можно было ввести въ пасть также ракету, приготовленную изъ Рис. 8. Воздушный змѣй (съ рукописи 1443 г)смеси пороха съ керосиномъ. То и другое имѣло цѣлью нагрѣть заключенный въ нашемъ змѣѣ воздухъ и въ то же время служить отчасти движенiю аппарата.

Taкie змѣи съ нагрѣтымъ воздухомъ примѣнялись для подачи яркаго сигнала на далекое разстоянiе, или же для того, чтобы испугать непрiятеля. Самые отчет­ливые, изъ сохранившихся чертежей такого рода относятся къ 1443-му, 1490-му и 1540-му годамъ. Около 1560 года тюрнбергскiй фейерверкеръ Iоганъ Шмидланъ намѣревался дать подробное описанiе змѣя съ горящей ракетой въ пасти въ своей книгѣ. „Какъ сдѣлать летающаго въ воздухѣ дракона?“ Но въ первомъ изданiи книги не успѣлъ этого сдѣлать и обещалъ дать объясненiе во второмъ изданiи. Вскорѣ, однако, онъ умеръ и объясненiе такъ и не увидѣло светъ.

Нѣкоторые, не вполне довѣряя осно­вательности техническихъ знанiй средневѣковыхъ инженеровъ, склонны отрицать и изобрѣтенiе ими воздушныхъ шаровъ съ нагрѣтымъ воздухомъ; но они забываютъ, что о такомъ змѣѣ сообщаеть намъ именно тотъ, кто считаетсяРис. 9. Воздушный змѣй (съ рукописи 1540 г). изобрѣтателемъ змѣя во всей Европѣ: Aѳaнaciй Кир­херъ, разносторонне-образованный iезуитъ XVII столѣтия. Въ своихъ объемистыхъ сочиненiяхъ онъ описываетъ мно­жество изобрѣтенiй, но никогда не говорить о томъ, откуда почерпаетъ ихъ, — и потому его самого считали въ теченiе целыхъ столѣтiй изобрѣтателемъ. Въ своемъ описанiи змѣя 1646 г. онъ разсказываетъ не только о томъ, что его можно сдѣлать достаточно большимъ для подъема на немъ человѣка, — но и о томъ, что полымъ змѣемъ съ помѣщаемымъ внутри его огнемъ пользуются для обращенiя язычниковъ. Для этой цѣли Кирхерь совѣтуетъ надписывать на прозрачныхъ стѣнкахъ змѣя какое-нибудь грозное слово, — напр., „Гнѣвъ Господень!“, ввести во внутренность полаго змѣя свѣтъ и пустить его ночью на темномъ фоне неба. Этотъ змѣй безусловно долженъ былъ подняться, не только вслѣдствiе находящагося внутри его нагрѣтаго воздуха. Если бы Кирхеръ был г. наблюдательнѣе, отъ него не ускользнулъ бы этотъ фактъ, и ему, быть можетъ, удалось бы пустить шаръ съ нагретымъ воздухомъ за полтораста лѣтъ до французовъ. О томъ, что еще въ 1589 г. Порта, [14]а въ 1592 г. Беккеръ дали описанiе змѣя, Кирхеръ нигдѣ не упомииаетъ.

Что огонь расширяетъ воздухъ и обладаетъ, такимъ образомъ, свойствомъ поднимать легкiя тѣла на воздухъ, — это наблюденiе гораздо древ­нѣе, чѣмъ обыкновенно думаютъ. Далее первобытнѣйшiе народы могли на­блюдать это свойство у огня и дыма своихъ костровъ. Огонь и дымъ жертвеннаго очага были для всего древняго мipa главными посредниками, съ по­мощью которыхъ было возможно общенiе человека съ небомъ: дымъ возносилъ къ небу ихъ желанiя и молитвы, и если онъ не возносился кверху, а стлался по землѣ, то это значило, по толкованiю библiи, что «Богъ отвратилъ свою милость» и отъ жертвы, и отъ принесшаго его. Среди дикарей каролинскихъ острововъ существуетъ одно интересное сказанiе: одинъ изъ прародителей ихъ, узнавъ о божественномъ происхожденiи своего рода, почувствовалъ такое страстное стремленiе подняться къ своему небесному отцу, что попытался взлетѣть къ нему; когда же это не удалось, такт, какъ прыжокъ оказался недостаточно высокъ, то онъ развелъ большой костеръ и съ помощью дыма взлетѣлъ на самое небо.

То обстоятельство, что древнiе греки называли одно мало-азiатское племя „каинобатами“, т. е. движущимися съ помощью дыма (такъ какъ это племя обладало будто бы искусствомъ ходить по воздуху съ помощью дыма), позволяетъ во всякомъ случаѣ, такъ же какъ и каролинскiй мпоъ, заклю­чить, что свойство дыма поднимать тѣла на воздухъ было небезызвѣстно и грекамъ, и варварамъ. Возможно, что деревянный «голубь» Архита Тарентскаго, полетѣвшiй, по его свидѣтельству, съ помощью «aura spiritus inclusa atquе occulta», былъ въ сущности механическимъ аппаратомъ, вродѣ тѣхъ, которые неоднократно сооружались въ слѣдующее вѣка Регiомонтанусомъ (математикомъ Iоганномъ Мюллеромъ), Пишонкуромъ и др., но многiя подробности, описываемыя Фаворинусомъ, Аврiемъ Геллiемъ и другими, несомнѣнно свидѣтельствуютъ о томъ, что движущая и подъемная сила особаго рода воздуха, который, по тогдашнему уровню знанiй, могъ быть только нагрѣтымъ воздухомъ, не представляла собой для той поры ничего новаго и поразительнаго.

Одинъ нзъ ученыхъ средневѣковыхъ монаховъ Альбертъ Саксонскiй говоритъ въ одномъ изъ овоихъ многочисленныхъ сочиненiй, написанныхъ около половины XIV столѣтiя и обнаруживающихъ совершенно пра­вильные физическiе взгляды, — что дымъ, благодаря тому, что онъ тепелъ, становится гораздо легче воздуха и вслѣдствие расширенiя воздуха подъ вліянiемъ огня, поднимается въ немъ. Англiйскiй ученый Скалигеръ, жившiй во второй половинѣ XVI столѣтiя, предлагалъ въ одномъ своемъ политическомъ сочиненiи воспользоваться, въ подражанiе голубю Архита, летающему съ помощью нагрѣтаго воздуха, той тончайшей пленкой, кото­рую употребляютъ въ своемъ дѣлѣ золотобойцы, а ученый натеръ Лоръ выразилъ мнѣнie, что для изготовленiя подобной искусственной птицы зна­чительнаго размѣра слѣдуетъ сдѣлать крѣпко сшитые изъ тонкихъ пленокъ мѣшки и, чтобы заставить ихъ подняться на воздухъ, — расширить въ нихъ воздухъ непосредственнымъ подогрѣванiемъ ихъ огнемъ.

Такимъ образомъ, мы не только съ полнымъ правомъ можемъ сказать, что шаръ съ нагретымъ воздухомъ былъ изобрѣтенъ среднѣвековыми инже­нерами, но что еще задолго до нихъ подъемная сила расширенного отъ нагрѣванiя воздуха была извѣстна, и вся трудность примѣненiя этой силы заключалась только въ отысканiи оболочки, подходящей для вмѣщенiя нагрѣтаго воздуха или дыма. Еще съ большимъ правомъ мы можемъ сказать, что величайшимъ техникомъ воздухоплаванiя весѣхъ минувшихъ временъ былъ великiй генiй, всемiрно-знаменитый творецъ „Тайной Вечери“, [15]итальянскій художникъ Леонардо да Винчи. Это былъ скромный человѣкъ, жившій единственно и всецѣло своей наукой и своимъ искусствомъ, — меч­татель, не заботившійся о славѣ и равнодушный къ осужденію людей. Ты­сячи листовъ своихъ ежедневныхъ замѣтокъ оставилъ намъ этотъ великій Рис. 10. Чертежи Леонардо да Винчи. человѣкъ, — не въ формѣ правильныхъ дневниковъ, а въ видѣ пестрыхъ и бѣглыхъ замѣтокъ, набросковъ, чертежей, философскихъ мыслей н техническихъ построеній. Всего нѣсколько лѣтъ тому назадъ были собраны и из­даны посредствомъ свѣтопечати эти разсѣянные по Италіи, Франціи и Англіи листки. Полное изданіе, стоющее нѣсколько тысячъ, доступно, правда, только крупнѣйшимъ библіотекамъ, но все же мы, наконецъ, получили Рис. 11. Чертеж Леонардо да Винчи.
(Проект геликоптера.)
воз­можность прослѣдить геніальныя творенія величайшаго и разностороннѣйшаго ума всѣхъ временъ. Можно спорить о томъ, въ какой области болѣе великъ Леонардо, — какъ художникъ, какъ на­блюдатель природы, или какъ техникъ; несомненно только то, что онъ самый многосторонній изъ техниковъ всего мipa передъ эпохой пара.

Безчисленное множество спеціальныхъ замѣтокъ и попутныхъ замѣчаній въ рукописяхъ Леонардо свидѣтельствуютъ о томъ, какъ горячо онъ инте­ресовался рѣшеніемъ проблемы воздухоплаванія. Въ маленькой записной книжкѣ, исписанной его рукой, мы находимъ точныя вычисленія птичьяго полета, — движений съ помощью взмаховъ крыльевъ, паденія безъ помощи взмаховъ крыльевъ и подъ вліяніемъ силы вѣтра, — затѣмъ, полета животныхъ крылатыхъ, какъ напр., летучихъ мышей и насѣкомыхъ и наконецъ, инструментальнаго или механическаго передвиженія въ воздухѣ человѣка. Леонардо первый отвергъ примѣненіе для человѣческаго полета крыльевъ, сдѣланныхъ изъ птичьихъ перьевъ, настаивая на томъ, что „твой полетъ долженъ быть не чѣмъ инымъ, какъ подражаніемъ летучей мыши... Если бы ты вздумалъ подражать полету пернатыхъ птицъ, [16]то ты должепъ имѣть въ виду, что они имѣютъ отвертiя , такъ какъ ихъ перья не скрѣплены между собой и воздухъ проходить сквозь нихъ. Летучая же мышь располагаетъ помощью ткани, соединяющей все и не имѣющей отверстiй“. Онъ также первый указалъ на то, что опыты полета должны совер­шаться, ради большей безопасности, надъ водой, — и всеобъемлющей мыслью своей напередъ охватывалъ тотъ грандiозный переворотъ, который произведетъ механическая птица при своемъ первомъ полетѣ, «наполнивъ весь мiръ смятенiемъ в всѣ сочиненiя славой своей».

Въ другомъ мѣстѣ онъ упоминаетъ о томъ, что опыты съ летательной машиной могутъ удаться гораздо легче на значительной высотѣ, чѣмъ близко надъ землей, — истина, только недавно доказанная Райтомъ. Интересно, что слова Леонардо почти буквально совпадаютъ съ выводами Райта. Лео­нардо говорить: «Механическая птица должна быть поднята съ помощью вѣтра на большую высоту, что обезпечитъ ей безопасность; такъ какъ въ случаѣ, если бы произошли непредвидѣнные повороты ея аппарата, она Рис.12. Парашютъ (чертежъ Леонардо да Винчи, около 1500 г.) успѣетъ вернуться въ положенiе равновѣсiя». На воспроизведенныхъ нами рисункахъ мы видимъ одинъ изъ проектовъ Леонардо искусственнаго крыла для летательной машины, cдѣланнаго по образцу крыла летучей мыши, и чертежъ станка для помѣщенія человѣка. По мысли его, человѣкъ долженъ быть улечься на доскѣ животомъ, опершись ногами о досчатую подножку; бедрами летающiй долженъ опираться о прикрѣпленныя къ станку дужки — для того, чтобы верхняя часть тѣла его могла свободно двигаться; нажимомъ ногъ на подножки должно регулироваться движенiе аппарата путемъ притягиванiя и выдвиганiя главных стержней обоихъ крыльевъ поочередно. Другая летательная машина Леонардо должна приводится въ движенiе нажиманiемъ ногами и вращенiемъ руками колѣнчатой рукоятки.

Леонардо принадложитъ также изобрѣтенiе воздушнаго винта, — того, что въ наше время приводитъ въ движенiе всѣ наши воздушные аппараты, всѣ наши летательныя машины. Среди его собственноручныхъ чертежей мы видимъ и этотъ винтъ; онъ предполагалъ изготовлять его изъ полотна и укрѣплять съ помощью тонкихъ трубокъ. Леонардо изобрѣлъ также и пара­шютъ. Въ поясненiе своего чертежа онъ говорить: «имѣя надъ собой плотный навѣсъ въ двѣнадцать локтей въ вышину, можно безбоязненно и безопасно спуститься съ любой высоты, далее очень значительной». (Чер­тежъ такъ спѣшно набросанъ, что человѣкъ, висящiй подъ парашютомъ, вышелъ непропорцiонально великъ по сравненiю съ размѣромъ навѣса). Неизвѣстно, были ли произведены опыты съ этимъ парашютомъ въ свое время. Спустя его лѣтъ послѣ Леонардо да Винчи парашютъ снова встрѣчается въ сочиненiи итальянца Фауста Веранцiо, напечатанномъ въ 1617 году въ Венецiи.

Парашютъ Веранцiо представляетъ собой раму изъ четырехъ стержней, обтянутую парусиной. Рисунокъ его изображаетъ «homo volans» — чело­вѣка, вырвавшагося изъ тюрьмы и «слетающаго» внизъ съ высокой башни. Слѣдовательно, совершенно неправильно приписываютъ изобрѣтенiе пара­шюта французамъ. Только послѣ перваго полета воздушнаго шара съ людьми французы подумали о необходимости имѣть подобное спасительное средство, чтобы имѣть возможность спуститься въ минуту опасности, — и примѣняли вначалѣ, вмѣсто проектированнаго Веранцiо большого, [17]плоскаго парашюта, два обыкновенныхъ зонтика, съ которыми и спустился Ленорманъ въ Моннелье 26 декабря 1783 г. съ верхушки липы, на кото­рой были предварительно обрублены вѣтви. Этотъ опытъ никакъ нельзя считать изобрѣтенiемъ, а по сравненiю съ парашютомъ Леонардо и Веранцiо онъ представляетъ собой скорѣе далже отсталый прiемъ. Проектъ про­стого парашюта Ленорманъ представилъ Лiонской академiи наукъ только въ 1784 году. Рис.13. Парашютъ Фауста Верацiо 1617 г. Въ томъ же году выступили братья Монгольфье съ проектомъ маленкихъ воздушныхъ шаровъ, точно разсчитанныхъ на способ­ность поднять вѣсъ, рав­ный вѣcу человѣка, и спуститься съ болѣе или менѣе значительной вы­соты. Впервые примѣнилъ парашютъ къ воздухоплаванiю французъ Бланшаръ 23 августа 1786 г. въ Гамбургѣ, благополучно опустивъ съ шара на парашютѣ барана. Первымъ чело­вѣкомъ, дерзнувшимъ на этотъ прыжокъ съ шара, былъ воздухопла­ватель Гарнерэнъ.

Въ числѣ людей, отдававшихъ свои силы на изслѣдованiе тайнъ природы въ интересахъ воздухоплаванiя послѣ Леонардо да Винчи, слѣдуетъ назвать прежде всего знаменитаго из­обрѣтателя воздушнаго насоса въ 1654 г. и электрической машины, магдебургскаго бургоми­стра Отто Герике. Въ одномъ письмѣ своемъ отъ 2 мая 1666 г. онъ упоминаетъ о томъ, что сосуды, наполненные разрѣженнымъ воздухомъ, могутъ подниматься вверхъ. Даже болѣе того: онъ понималъ все значенiе этого явленiя, такъ какъ выражалъ желанiе, чтобы это изобрѣтенiе оказалось полезнымъ для изслѣдованiя необъятнаго воздушнаго океана. Великая заслуга Герике, какъ перваго, указавшаго на возможность воздухоплаванiя съ по­мощью разрѣженнаго воздуха, не была до сихъ поръ оцѣнена; между тѣмь, не подлежитъ coмнѣнiю, что только сочиненiе Герике объ опытахъ, произведенныхъ съ магдебургскими полушарiями, изъ которыхъ выкачивался воздухъ, обратила вниманiе позднѣйшихъ изслѣдователей на возможность воздухоплаванiя. Книга эта была извѣстна первоначально только въ извлеченiяхъ; полностью она была напечатана впервые только въ 1672 г.

На основанiи этихъ опубликованныхъ вначалѣ извлеченiй, ieзуитъ [18]Фабри произвелъ въ 1669 г. нѣсколько опытовъ подъема на воздухъ полыхъ тѣлъ. Законы физической природы воздуха, кажущiеся намъ теперь такими простыми, были тогда такъ новы и такъ противорѣчили традицiоннымъ взглядамъ, что iезуитъ но сумѣлъ правильно поставить опыты, и они не удались. Но его собратъ по ордену, Франческо де Лана Терци изъ Брешiи издалъ въ 1670 г. книгу, въ которой изложилъ очень подробно и не безъ проницательности свой взглядъ на возможность воздухоплаванiя съ помощью легкихъ полыхъ тѣлъ. Какъ видно изъ его чертежа и пояснснiй къ нему, Лана Терци такъ представлялъ ceбѣ свой аппаратъ: это должна была быть деревянная барка вѣсомъ въ 1120 фунтовъ съ мачтой и парусомъ, которая должна подняться на воздухъ силой прикрѣпленныхъ къ ней четырехъ шаровъ изъ легкой жести съ выкачаннымъ изъ нихъ воздухомъ. Рис.14. Парашютъ Себастiана Ленормана

На основании теоремы Эвклида о cooтнoшенiи между поверхно­стью и объемомъ шара и его дiаметромъ и на основанiи стати­ческого принципа Архимеда, со­гласно которому тѣло болѣe лег­кого удѣльнаго вѣса плаваетъ въ другомъ, въ болѣе тяжелой жид­кости — Лана вычислилъ, что его безвоздушные шары могутъ при діaметрѣ въ 24 фута под­нять на воздухъ 2—3 человѣкъ. Лана Терци предусматривалъ въ своемъ проектѣ возможность примѣненiя его аппарата для воен­ныхъ и научныхъ цѣлей, возмож­ность регулированiя высоты подъ­ема съ помощью балласта, примѣненiе клапановъ и якорей.

Теоретически его проектъ неправиленъ и въ настоящее время. Совсѣмъ недавно еще Г. I. Дербъ снова подробно занялся обсужденiемъ постройки воздушпыхъ кораблей на принципѣ закона Торричеллiевой пустоты и магдебурскихъ полушарiй. Проекты того и другого оказываются несостоятель­ными только потому, что мы не въ состоянiи изготовлять сосуды легкiе и въ то же время достаточнаго сопротивленiя для вмѣщенiя разрѣженнаго воздуха. Профессоръ Филиппъ Ломейеръ распространилъ и популяри­зировалъ въ 1676 г. идею Лана; въ то же время добивались осуществленiя ея и еще двое ученыхъ — Шоттъ и Фрешнеръ. Но если бы они прочли сочиненiе одного ученаго, алхимика Ioгaнна Баптиста ванъ Гельмонта, осмѣяннаго въ свое время, — они призадумались бы надъ тѣмъ, что этотъ авторъ, еще задолго до нихъ, зналъ о легкихъ видахъ полета. Еще въ 1610 г. Гельмонтъ отмѣтилъ своеобразную особенность газообразныхъ тѣлъ, которыя до того разсматривались, какъ несущественно отлич­ныя отъ воздуха. Онъ же первый и назвалъ ихъ газами. А въ числѣ этихъ газовъ былъ уже и водородъ, который начали примѣнять для наполненiя воздушныхъ шаровъ только въ 1783 году. Въ 1766 г. онъ былъ вновь от­крыть англичаниномъ Кавендищемъ.

Прежде чѣмъ приступить къ розсмотрѣнiю великой эпохи [19]воздухоплаванiя, слѣдуетъ сделать краткiй историческiй обзоръ трудовъ тѣхъ смѣлъчаковъ, которые посвящали себя дѣлу практическаго изученiя воздухоплаванiя.

Среди нихъ первое мѣсто принадлежитъ французу-слесарю С. Бенье изъ Сабля, много лѣтъ добивавшемуся возможности наклоннаго полета съ возвышенныхъ мѣстъ. Онъ удостоился чести обнародовать проектъ своего аппарата въ самыхъ видныхъ научныхъ журналахъ того времени. Рисунокъ даетъ только схематическое изображенiе того, какъ задуманъ былъ аппаратъ. Машина должна состоять изъ желѣзныхъ стержней, вращающихся на шарнирахъ. Движенiями рукъ и ногъ летающiй приводитъ въ движенiе по­ очередно эти стержни, такъ что клапанообразныя крылья движутся вверхъ Рис.15. Парашютъ Гарнеренаи внизъ. Бенье, действительно, удалось совершить благополучно нѣсколько полетовъ, и одинъ ка­натный плясунъ, Алларъ, так­ же удачно сдѣлалъ полетъ на этомъ аппарате въ присутствии Людовика XIV и его двора.

Интересенъ проектъ доми­никанца Галльена въ Ави­ньонѣ, занимавшагося проблемой воздухоплаванiя для военныхъ цѣлей (въ 1755 г.). Онъ хотѣлъ добывать разрѣженный воздухъ, необходимый для подъ­ема аппарата, изъ высокихъ слоевь воздуха. Сама по себѣ правильна и эта теорiя, во она неосуществима потому, что мы не имѣемъ возможности добы­вать этимъ путемъ воздухъ до­статочно чистымъ и дешево. Въ 1781 г. вызвалъ шумъ Карлъ Фридрихъ Мернейнъ изъ Эммондингена своимъ аппаратомъ, на которомъ онъ намѣре­вался полетѣть. Онъ издалъ тогда сочиненie, которое было даже переведено на французскiй языкъ: «Неужели человѣку не врождена способность летать?». Какъ мы можемъ видѣть изъ рисунка его аппарата, Мервейнъ помѣщался въ своемъ аппаратѣ подъ парой большихъ остроконечныхъ парусовъ. Подъ нимъ находился шестъ, который онъ то тянулъ къ себѣ, то отталкивалъ, поднимая и опуская такимъ образомъ оба крыла, вра­щающiяся на шарнирахъ. Пусть даже конструкцiя этихъ движенiй оши­бочна, — все же самая идея Мервейна интересна, такъ какъ представляетъ собой первый образчикъ летательныхъ машинъ съ одной поверхностью. — моноплановъ, которые снова вошли въ употребленiе въ настоящее время.

Новыя и болѣе обширныя возможности открылись для воздухоплаванiя съ открытiемъ въ 1766 г. англичаниномъ Кавендишемъ водорода (вѣрнѣе, впрочемъ, будетъ сказать: съ окончателънымъ открытiемъ, такъ какъ впервые онъ былъ замѣченъ, какъ мы уже знаемъ, алхимикомъ Гельмонтомъ). Водородъ — самый легкiй изъ существующихъ, газовъ; онъ въ 14 разъ легче обыкновеннаго воздуха и нагрѣтый воздухъ относится къ нему приблизительно какъ 1:3. Новое открытiе побудило многихъ ученыхъ [20]взяться за лабораторные опыты. Англичанинъ докторъ Блэкъ указалъ въ своихъ эдинбургскихъ лекцiяхъ на то, что легкiе пузыри, наполненные во­дородомъ, должны взлетать на воздухъ, и потому претендовалъ впослѣдствiи на то, что заслуга перваго изобрѣтенiя аэростата принадлежитъ ему. Въ дѣйствительности же, претендовать на первенство имѣтъ больше права итальянецъ, физикъ Тибеpiо Кавалло, предпринявшiй въ 1781 г. практическiе опыты съ водородомъ въ Лондонѣ. 20 iюня 1782 г. онъ представилъ лондонской королевской академiи свой отчетъ. Изъ кого видно, что опыты производились имъ съ большимъ остроумiемъ и настойчивостью, но не увѣнчивались успѣхомъ вслѣдствiе невозможности найти подходящiй матерiалъ Рис. 16. Полетъ Гарнерэна (обложка брошюры — описанiя полета 1805 г.) для шара, который можно было бы наполнить водоро­домъ. Удавались безусловно только опыты съ мыльными пузырями, но они, разумѣется, слишкомъ непрочны, чтобы съ ними можно было произ­водить серьезные физическiе опыты; всевозможные же пу­зыри животныхъ и рыбъ оказывались, по наполненiи ихъ водородомъ, слишкомъ тяжелы. Наконецъ, Кавалло досталъ тончайшую и проч­ную китайскую бумагу и изготовилъ изъ нея шаръ, кото­рый, по вычисленiямъ, будучи наполненъ водородомъ, долженъ былъ вѣсить по край­ней мѣрѣ на 25 граммовъ меньше такого же количества обыкновеннаго воздуха. Испытавъ свой шаръ обыкновеннымъ воздухомъ, онъ при­нялся наполнять его водоро­домъ, выжавъ предварительно воздухъ, но къ его удивленiю шаръ не раздувался, между тѣмъ какъ запахъ не оста­влялъ сомнѣнiй въ томъ, что водородъ выдѣляется изъ гор­лышка бутылки въ надетый на него шаръ. Тщательное изслѣдованiе этой загадки убѣдило Кавалло, что водородъ просачивался сквозь поры бумаги, какъ вода сквозь решето.

Но всѣ эти труды — и Гузмао, и Блэка, и Кавалло — не прошли безслѣдно. Уже 1783 годъ отмѣченъ изобрѣтенiемъ воздушныхъ шаровъ, наполненныхъ нагрѣтымъ воздухомъ и водородомъ. Прежде всего занялись опы­тами съ водородомъ братья Монгольфье, сыновья богатаго бумажнаго фа­бриканта въ Аннонэ, занимавшiеся съ ранней юности изученiемъ физики и математики. Младшiй изъ братьевъ, Этьенъ, будучи по дѣлу въ Монпелье, набрелъ тамъ на трехтомное сочинение Дж. Пристлея „Experiments and observations on different kinds of air“, изданное въ Англiи въ 1774—77 гг., переведенное вскорѣ па французскiй и нѣмецкiй языки и уже въ 1781 г. вышедшее въ Лондонѣ вторымъ изданiемъ. Этьенъ привезъ это сочиненiе [21]домой и вмѣстѣ съ братомъ Жозефомъ-Мишелемъ принялся за опыты. Но опыты не удавались имъ такъ же, какъ и Кавалло. Но вотъ однажды, какъ разсказываетъ Тиссандье, Жозефъ Монгольфье, бывшiй по дѣламъ въ Авиньонѣ, имѣлъ случай увидѣть тамъ планъ осады англiйскаго Гибрал­тара французами и испанцами (въ 1779—92 г.) и задумался надъ тѣмъ, нельзя ли было бы добраться но воздуху до скалистаго укрѣпленiя, недоступнаго ни съ моря, ни съ суши и храбро защищаемаго Эллiотомъ. Увидя однажды дымъ, выходившiй изъ трубы, онъ тотчасъ же приказалъ достать ему нѣсколько аршинъ старой тафты, сдѣлалъ изъ нея маленькiй шаръ и, къ большой радости своей, убѣдился, что шаръ, наполненный дымомъ, взвился къ потолку его комнаты.

Достовѣренъ ли этотъ фактъ, навѣрное нельзя сказать. Во всякомъ случаѣ, вполнѣ вѣроятно, что при его наклонности къ мечтательности и Рис.17. Воздушная барка Лана Терциизобрѣтательству (позднее онъ изобрѣлъ въ Париже гидравлическiй баранъ или таранъ), Жозефъ могъ заниматься аэро­статическими опытами и въ Авиньонѣ въ часы досуга. Возможно также, что ему удалось наполнить тафтяной шаръ дымомъ надъ сожженной кучей бумаги и дать ему взлетѣть подъ потолокъ. Сохрани­лось его письмо, посланное имъ въ ноя­брѣ 1782 г. брату, въ которомъ онъ говоритъ: «Приготовь достаточноо коли­чество тафты и бечевокъ, — ты увидишь изумительнейшую въ мipѣ вещь».

Вернувшись въ Анионэ (маленькiй городокъ у подошвы Юрскихъ Альпъ, неподалеку отъ Лiона), онъ сначала произ­велъ вмѣстѣ съ братомъ опытъ у одного своего друга, добывъ нужный имъ дымъ отъ сжиганiя мокрой соломы и шерсти. Они хотѣли получить щелочной дымъ, которому они приписывали дѣйствiе, ана­логичное дѣйствiю электричества, слу­жившаго, по ихъ мнѣнiю, причиной ско­пленiя облаковъ на высотахъ ихъ родныхъ горъ. Въ первый разъ шаръ не­много приподнялся, но загорѣлся; при вторичномъ опытѣ шаръ, имѣвшiй объемъ въ 40 кубическихъ футовъ и оклеенный поверхъ тафты бумагой, взлетѣлъ съ такой силой, что удерживавшiя его бечевки порвались и онъ поднялся на 300 метровъ высоты, а затѣмъ черезъ 10 минутъ опустился на одинъ изъ сосѣднихъ холмовъ.

Этотъ опытъ не прошелъ незамѣченнымъ. Братьевъ начали осаждать со всѣхъ сторонъ настоянiями произвести публичный и оффицiальный опытъ. И вотъ 5 iюня 1783 г. при большомъ стеченiи народа и въ присутствiи мѣстныхъ и торжественно приглашенныхъ прiѣзжихъ властей состоялся опытъ съ грандiознымъ шаромъ, почти правильно шаровидной формы, имѣвшимъ, по даннымъ Этьена, 100 футовъ въ окружности, 36 футовъ вышины и объемомъ въ 22,000 кубическихъ футовъ. Отдѣльныя полотнища этого шара были сшиты, большiя части застегнуты на крупныя пуговицы, вну­тренность оклеена бумагой и скрѣплена бечевками, а на нижнемъ концѣ была сдѣлана рѣшетчатая рамка изъ плетеныхъ виноградныхъ лозъ; этой рамкой шаръ, былъ поставленъ на подмостки, подъ которыми былъ [22]разве­денъ огонь. Шаръ поднялся на высоту 1,000 туазовъ (= 1,950 метровъ или 2,800 аршинъ), продержался въ воздухѣ 10 минутъ и упалъ въ недалекомъ разстоянiи отъ города такъ тихо и плавно, что, несмотря на вѣсъ машины въ 5 центнеровъ, не порвалъ ни одной веревки.

За частными свѣдѣнiями ими объ этомъ собитiи послѣдовалъ оффицiальный протоколъ, представленный въ академию наукъ. Словно упавшая бомба, по­разила эта вѣсть гордый и пылкiй Парижъ, — Парижъ 1783 г., немало со­действовавшiй дѣлу борьбы за независимость Соединенныхъ Штатовъ; Парижъ, имѣвшiй американскимъ посланникомъ знаменитаго Веньямина Фран­клина, изобрѣтателя громоотвода; Парижъ, оплодотворенный генiемъ Руссо, Вольтера и знциклопедистовъ и претендовавшiй на духовное превосходство Рис.18. Летательный аппаратъ Мервейна надъ цѣлымъ мiромъ и въ то же время едва перебивавшiйся при всей бе­режливости Пеккера, экономически разоренный злополучнымъ государственнымъ хозяйничаньемъ; Парижъ, чреватый политическими и соцiальными событiями; Парижь добраго Людовика XVI и смѣлаго Ciйэca, городъ выс­шей образованности и пролетарiата, жадно набрасывающiйся на все новое и готовый при первомъ же малѣйшемъ разочарованiи облить ѣдкой насмѣшкой все, къ чему только-что горячо стремился; Парижъ яркаго духовнаго расцвѣта, за которымъ по пятамъ шелъ кровавый терроръ политической революции.

Братья Монгольфье были, правда, тотчасъ же приглашены академiей для повторенiя въ Парижѣ на государственный счетъ опыта сь шаромъ, но въ ожидаши ихъ прибытiя нетерпѣнiе все наростало и наростало. Сэнъ-Фонъ, профессоръ „Jardin des Plantes* открылъ подписку для изысканiя средствъ для сооруженiя воздушнаго шара, образовался комитетъ; братьямъ Роберъ, считавшимся искусными механиками и извѣстнымъ по прежнимъ неоднократнымъ опытамъ своимъ умѣнiемъ изготовлять прорезинениую [23] матерiю, была поручена поставка матерiаловъ, а общее научное ру­ководство опытомъ было поручено талантливому профессору физики, Жаку-Александру Шарлю, на интересныя лекцiи и увлекательные опыты котораго стекался въ Лувръ весь Парижъ.

Такъ, какъ, въ отчетѣ объ опытахъ въ Аннонэ ничего не было сказано о томъ, какого рода газомъ наполняли свой шаръ братья Монгольфье, а съ свойствами водорода Шарль былъ знакомъ, то онъ рѣшилъ именно водоро­домъ наполнить шаръ, изготовленный изъ пропитанной растворомъ каучука тафты, имѣвшiй въ дiаметрѣ 12 футовъ и 2 дюйма и заканчивавшiйся вни­зу клапаномъ, замыкающимся краномъ. Самый газъ онъ добывалъ въ небольшомъ дворѣ мастерской братьевъ Роберъ изъ смѣси желѣзныхъ опилковъ, сѣрной кислоты и воды въ бочкѣ, непосредственно соединенной корот­кой трубой съ отверстiемъ клапана шара.

Не безъ многихъ затрудненiй 23 августа было приступлено къ наполнeнiю шара газомъ; 25-го онъ былъ уже до половины полонъ и рвался Рис.19. Французскiе крестьяне разрушаютъ первый шарлiеръ, поднявшiйся 27 авг.1783 г.вверхъ, натя­гивая удерживаюшiя его веревки, такъ что рѣшено было поддер­живать его въ этомъ состоянiи, приба­вляя понемно­гу газа, такъ, какъ публи­чный опытъ былъ назначенъ толь­ко на 27-е, — на Марсовомъ полѣ. Наканунѣ, въ ночь на 27-е онъ, былъ тор­жественно перевезенъ на поле на лошадяхъ, установленъ и уже на месте наполненъ окончательно газомъ. Часамъ кь тремъ пополудни на поле начали стекаться толпы народа, и въ 5 часовъ круглый шаръ былъ пущенъ по знаку Шарля въ присутствiи трехсоттысячной толпы, что составляло половину населенiя тогдашняго Парижа.

Несмотря на сильный дождь, шаръ быстро взвился и исчезъ на высоте 488 туазовъ (956 метровъ) въ облакахъ, потомъ снова на мгновенie пока­зался на гораздо большой высотѣ. Будучи слишкомъ плотно наполненъ га­зомъ, онъ лопнулъ въ верхней части и упалъ на землю въ отдаленной окрестности Парижа, въ деревнѣ Гонессъ, близъ Ле-Бурже. Крестьяне, испу­ганные этой «свалившейся съ неба темной луной», прибѣжали съ вилами и цѣпами и растерзали шаръ, а остатки привязали къ хвосту лошади, чтобы безъ следа развеять это дьяволово чудище.

Этьенъ Монгольфье, болѣе бывалый и знавшiй Парижъ еще съ того времени, когда изучалъ тамъ архитектуру, прiѣхалъ въ столицу и издали наблюдалъ за подъемомъ шара на Марсовомъ полѣ. Послѣ этого онъ тотчасъ приступилъ къ постройкѣ новой продолговатой яйцевидной машины [24]въ 78 футовъ вышиной и 45 ф. шириной, которую, однако, разрушили буря и дождь, — а затѣмъ построилъ еще одну, на этотъ разъ шаровидную, 57 фу­товъ вышиной и 41 ф. дiаметромъ, которая благополучно поднялась 19 сен­тября 1783 г. со двора Версальскаго дворца въ присутствiи всего двора и несмѣтной толпы. На цѣпи была укрѣплена подъ шаромъ клѣтка, въ которуюРис.20. Подъемъ перваго монгольфьера 19 сент. 1783 г. въ Версали съ животными въ привяз. корзинѣ. посажены были баранъ, пѣтухъ и утка, — имѣвшiе, такимъ образомъ честь стать первыми въ мiрѣ воздухоплавателями.

Черезъ 10 минутъ шаръ опустился въ рощѣ. При осмотрѣ пѣтухъ ока­зался съ раненымъ крыломъ, и между учеными загорѣлся жаркiй споръ о томъ, какiя атмосферныя влiянiя могли быть причиной этого пораненiя. При всей тогдашней образованности, по вопросу о природѣ верхнихъ слоевъ воздуха царили порядочно диковинныя представленiя. Ученымъ было совер­шенно неясно даже то, почему въ разгаръ лѣта падаетъ градъ. Ученый [25] Гальенъ, выступившiй въ 1757 г. въ Авиньонѣ съ сочиненiемъ, въ которомъ развивалъ фантастическiй проектъ воздушнаго корабля, дер­жался еще того убѣжденiя, что существуеть особая градовая сфера, рѣзко раздѣляющая два существенно различныхъ воздушныхъ слоя. Электрическiя свойства воздуха и тучъ, изслѣдованныя въ минувшiй промежутокъ времени Франклиномъ и другими, могли только еще больше смутить представленiе о таинственной, еще неизслѣдованной атмосферѣ. Больше всего опасались того, что живыя существа должны задохнуться даже на не очень значитель­ной высотѣ, подъ облаками; что извѣстный воздухъ на высокихъ горахъ Рис.21. Первый полетъ монгольфьера съ людьми 21 ноября1783 г.безопасенъ для живыхъ существъ, — это не казалось противорѣчiемъ: тутъ „излученiе земли“ создавало будто бы бо­лѣе благоприятныя условiя для людей.

Этимъ и объясняется курьез­ный споръ, закипѣвшiй вокругъ раненаго пѣтуха, несмотря на то, что „монгольфьеръ“ (названie, присвоенное шарамъ бр. Монгольфье, наполняемымъ гpѣтымъ воздухомъ, какъ „шарлiеры“ — шарамъ Шарля, наполняемымъ водородомъ) под­нялся на незначительную высоту, и что рана пѣтуха объяснялась самымъ естественнымъ образомъ тѣмъ, что спутникъ пѣтуха, баранъ, помялъ ему крыло, насту­пивъ на него. Этимъ же вызвано было и странное повелѣнiе ко­роля: когда Монгольфье соору­дилъ новую колоссальную ма­шину въ саду своего друга, бумажнаго фабриканта Ревейльона въ 70 футовъ вышины и 46 ф. ширины, на галереѣ которой должны были подняться на этотъ разъ люди, король прика­залъ взять для этого перваго опыта съ людьми двухъ тяжкихъ преступниковъ. Но, какъ мы знаемъ, молодой смѣльчакъ Пилатръ де Розье не захотѣлъ уступить имъ честь перваго подъема, и такъ какъ предварительные опыты съ шаромъ прошли въ общемъ благополучно, и маiоръ маркизъ д’Арландъ выразилъ во время аудiенцiи у короля готовность также подняться, то Людовикъ XVI въ концѣ концовъ согласился.

Шаръ былъ доставленъ въ Лa-Мюэтъ, небольшой дворецъ юнаго дофи­на въ западной части Парижа. Тутъ состоялся подъемъ 21 ноября 1783 г., и первый полетъ людей окончился вполнѣ счастливо; черезъ ¾ часа шаръ тихо и плавно опустился въ юго-восточной части Парижа, достигнувъ наи­высшей высоты около 3,000 футовъ и пролѣтевъ порядочное разстоянiе надъ городомъ; рѣшетка для разведенiя огня оставалась прикрѣпленной цѣпями внутри машины, и оба пассажира все время поддерживали огонь подкладывая солому и шерсть.

Но Шарль и братья Роберъ также не теряли даромъ время, [26]Вскорѣ послѣ опыта на Марсовомъ полѣ они объявили подъемъ двухъ лицъ на шелковомъ шарѣ и для покрытiя расходовъ открыли подписку, давшую немедленно свыше 10,000 франковъ. 26-го ноября новая шаровидная маши­на, снабженная клапаномъ, 20 футовъ въ дiаметрѣ, была готова, въ три дня была наполнена водородомъ въ главной аллеѣ Тюильерiйскаго сада, и 1-го декабря 1783 г. Шарль и одинъ изъ братьевъ Роберъ, несмотря на нѣкоторыя Рис. 22. Первый подъемъ Монгольфера съ людьми препятствiя и грозившее до послѣдняго мо­мента запрещенiе короля, вошли въ укрѣпленную на, сѣткѣ гондолу и благополучно под­нялись. Мон­гольфье присутствовалъ при подъемѣ, ему да­же было оказано особое вниманiе: ему предложили перерѣзать шнурокъ маленькаго шара-пилота, вы­ пущенного пред­варительно для опредѣленiя направленiия вѣтpa. Этотъ второй полетъ «а ballon perdu», — или какъ мы теперь назывемъ, „сво­бодный полетъ“, при чемъ шаръ очень рѣдко бываетъ «perdu», — длился два часа и 5 минутъ и не превзошелъ 1,500 фу­товъ высоты. Опу­стился шаръ въ 9 миляхъ отъ Па­рижа на сѣверо-востокъ, въ Нельской долинѣ. Сюда же вскорѣ прибыли герцогъ Шартрскiй съ Фитцомъ Джемсомъ и лордомъ фарреромъ, — единственные, прослѣдившie за шаромъ до caмaго его спуска, оставшiеся изъ толпы (больше 100 человѣкъ) всадниковъ, выѣхавшихъ вначалѣ, изъ города верхомъ вслѣдъ за шаромъ.

Это была только временная остановка, при чемъ пассажиры оставались на мѣстахъ въ гондолѣ, — что оказалось возможнымъ, конечно, только по­ тому, что вѣтеръ былъ совсѣмъ слабый. Потомъ Роберт, какъ было между ними дорогой условлено, вышелъ, и Шарль приготовился снова полетѣть одинъ. Говорили, что Шарль необдуманно провелъ этотъ получасовый [27]полетъ, который онъ, первый въ Mipѣ, осуществилъ въ одиночествѣ, такъ какъ не прннялъ будто бы въ разечетъ уменьшившагося съ выходомъ Робера вѣca. Это совершенно невѣрно. Въ докладѣ объ этомъ подъемѣ, прочитанномъ имъ вскорѣ передъ академией наукъ, Шарль говоритъ дословно следующее:

«Тридцать человѣкъ, стоявшiе вокругъ гондолы и опиравшiеся объ нее Рис. 23. Шарль и бр. Роберъ впервые наполняют шаръ водородомъ 26-29 ноября 1783 г. такъ, что перегибались всей верхней частью тѣла внутрь, мешали шару подняться. Я просилъ до­ставить мнѣ земли для балласта, такъ какъ у меня оставалось всего 3 — 4 фунта. Кто-то пошелъ за заступомъ, но такъ и не принесъ. Я попросилъ принести мнѣ камней, но на лугу ихъ не оказалось. Я видѣлъ, что время проходитъ, солн­це садится. Я наскоро вычислилъ высоту, до ко­торой могъ подняться при уменьшившемся на 190 фунтовъ вѣсѣ, съ которой мнѣ приходилось считать­ся послѣ выхода Робера, и сказалъ герцогу Шартр­скому: «Ваша Свѣтлость, я поднимаюсь», а окружавшимъ крестьянамъ: „Друзья мои, примите всѣ разомъ руки съ края гон­долы, какъ только я подамъ знакъ и начну подниматься“. Я похлопалъ въ ладоши, крестьяне от­ступили — и я взлетѣлъ, какъ птица. Черезъ 10 минутъ я былъ на высо­те 1,500 туазовъ (2,900 метровъ), на землѣ ни­чего уже не различалъ и видѣлъ одни великiя очертанiя природы. Но передъ подъемомъ я все же принялъ мѣры предосторожности на случай взрыва шара и приготовился къ тѣмъ наблюденiямъ, которыя я имѣлъ въ виду».

Слѣдовательно, возможности подняться немедленно онъ былъ лишенъ только потому, что не могъ получить такъ скоро, какъ надо было, необхо­димый дополнительный балластъ, и тотчасъ же обратился къ клапану, едва замѣтилъ, что быстро расширяющейся газъ, дымясь и свистя, вырывается изъ отверстия рукава — „«чтобы дать ему одновременно два выхода». Смеѣлость и точность въ проведенiи опыта — положительно безупречныя, и бурно восторженная встрѣча, устроенная Шарлю парижанами при его возвращенiи, была имъ безусловно заслужена.

Монгольфье или Шарль, «air dilate» или «gaz inflammable», — вотъ [28]боевые кличи, раздѣлившiе на два большiе лагеря всѣхъ восторженныхъ поклонниковъ молодого, но уже окончательно завоеваннаго для человѣчества воздухоплаванiя. Одни сочиняли стихи въ родѣ:

Un espaco infini nous separait des cieux,
Mais grace au Mongolfier, que le genie inspire,
Laigle de Jupiter a perdu son empire
Et le faible mortel peut s‘approcher des dieux.[2]

другiе въ то же время воспѣвали противника:

Vraiment chacun s’embrasse
D’honorer Charles en ces lieux;
Sans nous il a marque sa place
Entre les hommes et les dieux.[3]

Изощрялись и насмѣшники въ остроумiи надъ слабостями и малень­кими промахами противниковъ. Когда Жозофъ Могольфье взялся въ январѣ Рис.24. Подъемъ Шарля и Робера изъ Тюнльери 1 декабря 1783 г. 1784 г. за постройку въ Лioнѣ гиганта-шара въ 126 футовъ вышиной и 106 ф. дiаметромъ — колоссальнѣйшаго изъ всѣхъ монгольфьеровъ, и этотъ шаръ, вслѣдствie неблагопрiятной погоды, нѣсколько разъ терпѣлъ поврежденiя, а вслѣдствie обремененiя семью спутниками не очень блистательно осуществилъ полетъ, — парижскiй «Journal d’un observateur» тотчасъ же откликнулся на событiе насмѣшливыми стихами:

Vous venez de Lyon, — parlez nous sans mystere:
Le Globe est-il parti? Le fait esl-il certain?
— Je l'ai vu. — Dites-nous: allait-il bien grand train?
S'il aillait!.. Oh, monsieur, il allait ventre a terre![4]

Шарля упрекали больше всего въ томъ, что онъ больше не [29] полета и ничѣмъ не содѣйствовалъ дальнѣйшимъ успѣхамъ дѣла огром­ной важности. Разсказывали, что Шарль, выходя изъ гондолы послѣ своего спѣшнаго соло-полета, поклялся «никогда больше не подвергать себя опасностямъ такихъ путешествiй». «Revue des deux mondes» иронически замѣтилъ по этому поводу, что тутъ безусловно примѣнима знаменитая острота Рис.25. Гигантъ Монгольфьеръ въ Лiоне сооруж. въ январѣ 1784 года 1783 г. великаго Кондэ: «Въ тотъ день его посѣтило мужество». При этомъ забываютъ, однако, что Жозефъ Монгольфье участвовалъ лично въ одномъ только лiонскомъ полетѣ, не особенно блестящемъ, а Этьенъ Монгольфье ни разу не довѣрился галереѣ какой-либо изъ своихъ машинъ.

Обыкновенно Шарля упрекаютъ еще въ томъ, что онъ пытался оспари­вать у Монгольфье славу его изобрѣтенiя воздушнаго шара. Но вѣдь онъ, въ сущности, имѣлъ право на это. Вѣдь практически шарь съ нагрѣтымъ воздухомъ былъ изобрѣтенъ до Монгольфье Леонардо да Винчи и Гузмао, — [30]время только не благопрiятствовало плодотворному завершенiю опыта, самого по себѣ удачнаго. Въ утвержденiи Шарля, что онъ еще до перваго нубличиаго опыта Монгольфье обстоятельно занимался вопросомъ о примѣненiи легкаго водорода къ подъему шаровидныхъ тѣлъ, нѣтъ ничего невѣроятнаго, если принять во вниманiе, что этому искусному физику понадобилось для осуществленiя своего сложнаго опыта съ водородомъ всего какихъ-нибудь десять недѣль послѣ аннонэйскаго опыта съ дымомъ и что послѣ перваго подъема шара Монгольфье съ людьми — 21 ноября — прошло всего девять Рис. 26. «Управляемый шар» Бланшара дней до 1 декабря, когда онъ предпринялъ лично полетъ на совершенно законченномъ собственномъ аэростатѣ, наполненномъ водородомъ.

Монгольфье имѣли сча­стье выступить съ своимъ опытомъ въ такихъ благопрiятныхъ условiяхъ времени и мѣста, что долж­ны были обратить на себя всеобщее вниманiе. Но, усматривая причину подъема своихъ машинъ въ эле­ктрической силѣ дыма, до­бываемаго путемъ сжига­нiя соломы и шерсти, они дѣлали грубую физическую ошибку, такъ какъ дѣйствительнымъ агентомъ здѣсь является нагрѣтый и разрѣженный воздухъ, а солома и шерсть не при чемъ. Кромѣ того, воз­можность дальнѣйшаго развитiя ихъ огромпыхъ шаровъ, изготовленныхъ изъ тафты и бумаги и легко воспламеняющихся, была явно невелика съ самаго же начала. Не разъ случалось, что монгольфьеръ загорался еще во время наполненiя. Несовершенной конструкцiи шаровъ этого типа нельзя не поставить въ счетъ много несчастныхъ случаевъ: гибель Пилатра де Розье, перваго героя и мученика воздухоплаванiя, вмѣстѣ съ его помощникомъ Ромэномъ, 16 iюня 1785 года въ Булони; француза Оливара, машина котораго загорѣлась на высотѣ 25 ноября 1802 г. близъ Орлеана; нѣмца Битторфа и итальянскаго графа Замбеккари (въ 1812 г.), который совершилъ нѣсколько безумно-отважныхъ полетовъ, пока однажды его монгольфьеръ зацепился за деревья и загорѣлся, а полуобгорѣлый воздухоплаватель свалился съ галереи и убился на смерть. Съ тѣхъ поръ монгольфьеры почти вышли изъ употребленiя (только Эженъ Годаръ выстроилъ въ 1864 г. гигантскiй монгольфьеръ), между тѣмъ какъ шарлiеры одерживаютъ все большiя и большiя победы.

Разумѣется, и Шарля нельзя назвать изобрѣтателемъ аэростата. И даже [31]шаръ, наполняемый водородомъ, нельзя признать его единоличнымъ духовнымъ достоянiемъ, такъ какъ Кавалло въ Лондонѣ былъ до него очень близокъ къ изобрѣтенiю его. Но что онъ построилъ первый шаръ съ водо­родомъ съ безупречнымъ практическимъ успѣхомъ и снабдилъ первый шаръ, поднявшiйся съ людьми, такими генiальными приспособленiями, къ которымъ потомству не понадобилось добавить ничего существеннаго, — этой славы Рис. 27. 14-й подъемъ Бланшара въ Лиллѣ 26 августа 1785 г. у него отнять нельзя. Шарль изобрѣлъ ве­ревочную сѣть и подвѣшенную къ ней гондолу изъ плетеныхъ ивовыхъ прутьевъ; онъ изобрѣлъ клапанъ, воздушный якорь и первый применилъ песокъ въ качествѣ балласта и приѣнилъ барометръ для измѣренiя высоты. И все это въ короткiй шестинедельный срокъ! Если мы должны признать за братьями Монгольфье заслугу послѣдняго толчка, даннаго ими тому процессу развитiя, который «таился въ воздухѣ» въ двоякомъ смыслѣ этого слова, — то отцомъ современнаго свободнаго аэростата надо признать, несомнѣнно, Шарля.

Рис. 28. Первый удлиненный аэростат бр. Роберъ. Въ частныхъ бумагахъ, которыя имѣлъ въ своемъ распоряженiи Тиссандье, Шарль самъ объясняеть, что замкнуться въ полномъ уединенiи его заставили завистливость и недобро­желательность, которыя обрушились на него вскорѣ послѣ его перваго по­лета, едва онъ пережилъ первое упоенie счастьемъ и славой. „Что для меня всего выше и цѣннѣе въ мiрѣ“, — говорить онъ въ своихъ notes intimes съ философской резиньяцiей человѣка, удалившагося отъ мipa въ свою драгоцѣнную лабораторiю въ Луврѣ и только въ качествѣ наблюда­теля, слѣдящаго за дѣлами его, — „это мирный покой, и я дорогою цѣной личнаго опыта убѣдился, что чистое и прочное счастье на земле можно найти только въ тиши и уединенiи“.

На ряду съ тѣмъ, что капризный парижскiй духъ партiйнаго пристрастiя, разгорѣвшiйся нѣсколько лѣтъ спустя до буйныхъ вакханалiй, сумѣлъ отра­вить этому генiальному человѣку съ возвышенной душой всякую практиче­скую дѣятельность, — король Людовикъ XVI съ полнымъ безпристрастiемъ осыпалъ всевозможными почестями и денежными подарками всѣхъ безь различiя, — и бр. Монгольфье, и Пилатра де Розье, и маркиза д’Арландъ, и Шарля, и бр. Роберъ. И какъ бы ни враждовали партiи, — на одномъ [32]Рис. 29. Портретъ г-жи Бланшаръпунктѣ вся Францiя проявляла дружный энтузiазмъ: въ радост­ной надеждѣ получить могуще­ственное военное opyдie для борьбы съ ненавистной Aнглiей. Иногда начинаетъ казаться, что всемiрная истopiя вѣчно повторяется и будетъ повто­ряться. Невольно напраши­вается сопоставленiе современ­ныхъ опасенiй англичанъ передъ возможностью чужого вторженiя по воздуху съ тѣмъ моментомъ, когда у колыбели нынѣшняго воздухоплаванiя общее ликую­щее настроенiе во Францiи ха­рактеризовалось четверостишiями въ родѣ слѣдующаго:

Les anglais, nation trop fiere,
L’arrogent l’empire des mers:
Les francais, nation legere,
S’emparent de celui des airs![5]

Надеждой и гордостью то­гдашней Францiи было господство французовъ надъ воздухомъ, ко­торое могло бы положить конецъ англiйскому господству надъ моремъ, — и художественная фантазiя выражала эту надежду въ образахъ и картинахъ, которыхъ дѣйствительность еще не осуществила и въ наши дни. Такъ или иначе, всѣ стремленiя и усилiя были довольно откро­венно направлены именно къ этой цѣли, — и парижское министерство щедро снабдило Пилатра де Розье деньгами на осуществленiе опыта перелета че­резъ каналъ изъ Булони. Вслѣдствiе неблагопрiятнаго вѣтра, подъемъ за­тянулся на цѣлые мѣсяцы, и когда, наконецъ, безумно-отважный Пилатръ дерзнулъ подняться на своемъ полуразрушенномъ аппаратѣ (представлявшемъ не особенно удачную комбинацiю монгольфьера съ шарлiеромъ), истрепанномъ непогодой и изъѣденномъ крысами, и предпринялъ тотъ полетъ, за который ему и его спутнику суждено было заплатить жизнью, — оказа­лось, что его опередили. Этимъ счастливцемъ, болѣе удачливымъ, чѣмъ Пилатръ, былъ Франсуа Бланшаръ, — тотъ самый маленькiй механикъ Бланшаръ, который нѣкогда давалъ парижанамъ неисчерпаемый матерiалъ для сатиръ своими сооруженiями невозможнаго парашюта и весельнаго воздушнаго корабля и который теперь съ чутьемъ дѣльца благоразумно обра­тился къ шарамъ новаго образца. Въ сопровожденiи англо-американскаго доктора Джеффри, онъ поднялся 7 января 1785 г. изъ Дувра и благо­получно перелетѣлъ черезъ каналъ въ два съ половиной часа. Этотъ пер­вый перелетъ черезъ водное пространство въ шарѣ вызвалъ единодушный восторгъ и ликованiе. Король почтилъ Бланшара аудiенцiей и назначилъ ему пенсiю, городъ Калэ избралъ его своимъ почетнымъ гражданиномъ, прiобрѣлъ его аппаратъ и поставилъ его въ главной церкви въ качествѣ почетнаго памятника, мѣстечко Гинъ воздвигло на томъ мѣстѣ, гдѣ онъ [33]опустился, колонну-памятникъ, а парижскiе остряки, не упускающiе случая подшутить даже надъ безспорнымъ успѣхомъ, присвоили ему прозвище „Донъ-Кихота Ла-Маншскаго“.

«Такъ какъ этотъ механикъ уже неоднократно обѣщалъ многое такое, чeгo исполнить не сумѣлъ, то проникнуться къ нему теперь особеннымъ довѣpieмъ невозможно, но все же ему разрешили открыть подписку для сбора средствъ, по 3 ливра»; — въ этихъ выраженiяхъ сообщила одна париж­ская газета о намѣренiи Бланшара предпринять свой первый опытъ съ шаромъ, наполненнымъ водородомъ. Осуществилъ онъ свое намѣренiе, установивъ просто такой шаръ надъ своей прежней летательной машиной, и такимъ образомъ дѣйствительно совершилъ полетъ черезъ каналъ. Этотъ полетъ сдѣлалъ его знаменитымъ, и въ слѣдующiе затѣмъ годы онъ обильно использовалъ свою знаменитость въ цѣломъ ряде подъемовъ во Францiи, въ Голландiи и въ Германiи.

Маленькiй, худенькiй человѣчекъ, вѣсившiй самъ всего 110 фунтовъ, кочевалъ такимъ образомъ изъ одного болѣе или менѣе крупнаго города въ другой, перетаскивая съ места на место свою тяжелую телѣгу весомъ въ 43 центнера, вмѣщавшую все необходимые для подъема матерiалы. Въ 1787 году онъ впервые посѣтилъ Германiю, поднялся въ Лейпцигѣ и въ половинѣ октября прибыль въ Нюрнбергъ.

Городской совѣтъ «вольнаго города Нюрнберга» издалъ обстоятельное распоряженiе, коимъ регулировалось поведенiе, добрыхъ нюрнбергцевъ на этотъ торжественный случай: какъ слѣдовало прибыть на мѣсто подъема, на площадь за городскими окопами, на такъ называемую Еврейскую Горку, Рис. 30.Трагическая смерть г-жи Бланшаръ 6 iюля 1819 г. пѣшкомъ и въ экипажахъ; гдѣ размѣщаться прибывшимъ верхомъ; какiя во­рота оставить открытыми и какiя запереть; въ какомъ порядкѣ затѣмъ расходиться и разъѣзжать­ся. Распоряженiе ставило также на видъ гражда­намъ, что они должны воздерживаться отъ неблаговоспитаннаго крика и подобныхъ непристойностей, не должны карабкаться на деревья и вообще портить ихъ или поля на самой Ев­рейской Горкѣ и вокругъ нея, — въ противномъ случаѣ всякое замѣченное въ такомъ проступкѣ лицо, безъ различiя, будетъ под­вергнуто аресту и чув­ствительному штрафу. На всякiй случай распоряже­нiе предписывало озабо­титься прибытiемъ на ме­сто подъема хирурга съ помощниками и перевя­зочными средствами, „да­бы за отдаленностью [34]города никто не былъ оставленъ безъ помощи». Въ заключенiе бумага опо­вѣщала, что, «во избѣжанiе лишняго пребыванiя гражданъ подъ открытымъ небомъ», за два часа до подъема будетъ произведено 3 выстрѣла изъ мор­тиры, за часъ до него — 2 выстрѣла, за полчаса — 1 и въ самый моментъ подъема — 4 выстрѣла. Сообразно этому, гражданамъ, «всѣмъ и каждому, объявлялось предостереженiе и напоминанiе поступать по сему и остерегаться вреда, ущерба и наказанiя».

Бланшаръ спустился послѣ непродолжительнаго полета. Когда онъ воз­вращался съ мѣста спуска въ экипажѣ, „восторженный, ликующiй народъ“ выпрягъ лошадей изъ экипажа и провезъ его черезъ весь городъ къ Рис.31. Подъемъ на шарѣ, во время народного праздневства при въѣздѣ въ Парижъ
Людовика
XVIII, 4 мая 1814 г.
гостиницѣ „Краснаго Коня“, въ которой онъ остановился. При биткомъ набитомъ зрительномъ залѣ вечеромъ даны были въ театрѣ въ честь его двѣ комедiи и балетъ «Праздникъ ветра», послѣ чего вернулись снова въ го­стиницу, гдѣ былъ устроенъ банкетъ и маскарадъ, окончившiйся утромъ 13 ноября. Въ этотъ день Бланшаръ использовалъ остававшiйся еще въ шарѣ газъ для спуска маленькаго шара, при чемъ мѣста для зрителей на площади оплачивались безъ различiя 36 крейцерами съ человека. Какъ увѣряетъ Iоганъ Мейеръ, хроникеръ, писатель и граверъ изъ Регенсбурга, — собака супруги полковника фонъ-Редвитцъ, поднятая на этотъ разъ на шарѣ, спустилась также благополучно.

Такъ дѣйствовалъ этотъ «гражданинъ Калэ и другихъ городовъ по избранiю, пенсiнеръ его христiаннѣйшаго величества и многихъ академiй корреспондентъ», распространяя, какъ никто иной въ его время, широкiй интересъ къ новому искусству. Бланшаръ началъ собой огромный рядъ профессiональныхъ воздухоплавателей, а его жена — рядъ [35] воздухоплавательницъ. Вотъ какъ разсказана исторiя трагической смерти г-жи Бланшаръ въ сочиненiи Сирко и Пайлье — «Histoire des bal­lons et des ascensions celebres».

Рис. 32. Марга, «королевский аэронавтъ» верхомъ на своемъ оленѣ «Коко».

„6-го iюля (1819 года) назначено было большое гулянье въ садахъ Тиволи на улицѣ Сенъ-Лазаръ; программа праздника должна была закон­читься подъемомъ на воздушномъ шарѣ, который и должна была совершить г-жа Бланшаръ. Въ три четверти 9-го часа вечера воздухоплавательница [36]вошла въ свою корзину, потомъ шаръ началъ подниматься медленно и вели­чаво, а на землѣ гремѣли рукоплесканiя толпы.

„Черезъ нѣсколько секундъ мадамъ Бланшаръ зажгла фейерверкъ, кото­рый захватила съ собой, подвѣсивъ его надъ корзиной, и яркая борозда Рис. 33. Подъемъ шара и спускъ фейерверка во время народного празднества на Марсовом полѣ 15 августа 1852 г.осветила путь, по которому несся аэростатъ: ракета разсыпалась на землю цѣлымъ дождемъ золотистыхъ, серебристыхъ, красныхъ, зеленыхъ и голубыхъ искръ. Это зрѣлище длилось пять минутъ, затѣмъ все снова Рис. 34. Народное гуляние на Марсовомъ полѣ въ Парижѣ 18 iюля 1790 г.погру­зилось во мракъ; праздникъ кончился.

„Уже начинали за­тихать послѣднiе апплодисменты и крики „браво“, какъ вдругъ зрители были пораже­ны неожиданнымъ свѣтомъ.Черезъ нѣсколько секундъ показалось пламя въ самой корзинѣ, и зрители могли разглядѣть воздухоплавательницу, ста­равшуюся потушить огонь. Огромный снопъ огня взвивался к верху, охватывая аэростатъ. При свѣтѣ пламени было видно, что шаръ медленно опускается; развязка драмы была близка.

„Наконецъ, громада шара исчезла, скрывшись за домами. Кое-кто изъ зрителей бросился на улицу Провансъ. Едва они успѣли поравняться съ [37]домомъ № 16, какъ увидѣли, что шаръ, изъ котораго вышелъ весь газъ, опустился, волоча за собой корзину по крышѣ дома.

„Къ несчастью, онъ зацѣепился за желѣезный крюкъ и застрялъ. Толчокъ былъ такъ силенъ, что воздухоплавательница вывалилась изъ корзины и, упавъ головой внизъ на мостовую улицы, разбилась на смерть“.

Послѣ супруговъ Бланшаръ перестали быть рѣдкостью подъемы, напримѣръ, верхомъ на конѣ на шарѣ безъ корзины, спуски на парашютахъ и подобные акробатическiе фокусы. Съ теченiемъ времени ни одно при­дворное празднество, ни одинъ конгрессъ, ни одна ярмарка не обходились безъ этого неизбѣжнаго источника развлеченiя «почтеннѣйшей публики изъ города и окрестностей», — и профессiоналъ въ корзинѣ сталъ неизбѣжной принадлежностью всякаго общественнаго удовольствiя.

Рис. 35. Подъемъ шара бр. Роберъ въ Сенъ-Клу15 iюля 1784 г.

Но въ то время какъ молодое искусство воздухоплаванiя превраща­лось, съ одной стороны, въ профессiональное фокусничество, — съ другой стороны, было съ самаго же начала оцѣнено все его серьезное значенiе. Французскiй ученый Гей Люссакъ посвятилъ себя научному изслѣдованiю атмосферы, французы Кутэлль и Контэ — вопросу примѣненiя привязного шара для военныхъ цѣлей и въ первый же или во второй годъ начали задумываться и работать надъ тѣмъ, чтобы аэростатами можно было управлять, побѣдивъ ихъ зависимость отъ направленiя вѣтра.

Широкiя надежды, зарождавшiяся въ умахъ у колыбели новорожденнаго искусства, начали осуществляться только много лѣтъ спустя. Но среди мно­жества фантастическихъ проектовъ и курьезныхъ попытокъ создать съ по­мощью веселъ и парусовъ воздушный корабль по образцу морскихъ кора­блей нельзя не отмѣтить того, что основныя идеи управляемости, кото­рыми руководятся еще и въ настоящее время, были поняты и высказаны очень скоро послѣ появленiя монгольфьеровъ и шарлiеровъ.

Академикъ Бриссонъ прочелъ 27 января 1784 г. передъ [38]«безсмертными» докладъ о возможности управлять аэростатами, явившись сторонникомъ продолговатой цилиндрической формы шара съ коническими концами и высказавшись за необходимость двигательной силы для преодоления силы ветра. «Но гдѣ найти эту двигательную силу? Долженъ сознаться, что я начинаю отчаиваться» — заявилъ Бриссонъ. Онъ предлагалъ использовать для относительнаго управленiя шаромъ различныя воздушныя теченiя на разной высотѣ, примѣняя при этомъ, во избѣжанiе потери газа, балонетъ Менье. Это предложенiе свидетельствуетъ о томъ, что по существу онъ держался взглядовъ Монгольфье. По крайней мѣрѣ Жозефъ Монгольфье излагалъ такимъ образомъ результатъ своихъ размышленiй по этому поводу въ письмѣ къ брату Этьену: «Единственную возможность достигнуть упра­вленiя шаромъ я вижу только въ изученiи различныхъ воздушныхъ теченiй; они рѣдко бываютъ одинаковы на разной высотѣ, и ихъ нужно знать». Рис. 36. Проектъ управляемаго аэростата генерала Манье 1784 г. Все это не рѣшало вопросъ по существу. Гораздо важнѣе эта подробность — баллонетъ Менье, изобрѣтенiе котораго относится, слѣдовательно, къ первому же году нарожденiя воздухоплаванiя.

Лейтенантъ парижскаго инженернаго корпуса Менье былъ въ 1783 г. въ числѣ ученыхъ наблюдателей, которые должны были представить акаде­мiи докладъ о полетѣ перваго шарлiера. Его докладъ обратилъ на себя исключительное вниманiе своей обстоятельностью и пламеннымъ увлеченiемъ, съ которымъ этотъ талантливый ученый въ офицерскомъ мундирѣ, очевидно, отнесся къ новому делу. Въ какой мѣре Бриссонъ въ своемъ докладѣ академiи излагалъ собственныя идеи, мы не можемъ установить, но упоминанiе его о Менье, какъ изобрѣтателѣ баллонета, заставляетъ предпо­ложить, что они были отлично знакомы другъ съ другомъ. И когда мы ви­димъ затѣмъ, что Менье продолжаетъ работать надъ продолговатымъ аэростатомъ; что братья Роберъ, несомнѣнно по его настоянiямъ и пользуясь по­мощью академiи, сооружаютъ первый такой продолговатый аэростатъ и 15 iюля и 19 сентября предпринимаютъ подъемъ на немъ; что затѣмъ 13 ноя­бря того же года въ академiи наукъ прочитывается реферата Менье о [39]результатахъ трудовъ по усовершенствованiю аэростатическихъ машинъ, — то для насъ не остается сомнѣнiй въ томъ, что и Бриссонъ, и братья Роберъ работали не надъ самостоятельными идеями, а истиннымъ изобрѣтателемъ бал­лонета и продолговатой формы аэростата былъ инженерный офицеръ Менье — также какъ идея снабженiя аппарата двигателемъ принадлежитъ ему пер­вому.

Правда, братья Роберъ работали еще съ веслами, но самъ Менье создалъ позже проектъ грандiознаго управляемаго продолговатаго аэростата прин­ципа котораго подробно обосновалъ въ нѣсколькихъ работахъ; двигателемъ должны были служить, по его мысли, три двулопастныхъ винта, помѣщавшiеся между гондолой и аэростатомъ и приводимые въ движенiе двумя десят­ками и болѣе людей. Принципъ винта не представляетъ оригинальной идеи Рис. 37. Первый действительно управляемый аэростатъ Жиффара съ маленькой паровой машиной 1852 г. Менье; мы видѣли, что онъ былъ намѣченъ еще Леонардо даВинчи и былъ осуществленъ париж­скими меха­никами Бьенвеню и Лонуа въ маленькомъ аппаратѣ, въ которомъ съ помощью натянутаго лу­ка были прикрѣплены на концахъ стержня двѣ пары крыльевъ, вращаю­щихся въ противоположныя стороны, — такъ что вся игрушка могла высоко взлетать на воздухъ. 28 апрѣля 1784 г. изобрѣтатели представили свой аппаратъ ака­демии, и въ числе членовъ комиссiи, уполномоченной представить научную оценку этого перваго винтового аппарата, былъ и самъ Менье. Отсюда была имъ заимствована идея для его проекта гигантскаго аэростата.

До сихъ поръ намъ известно очень мало достовѣрныхъ подробностей объ этомъ проектѣ. Собственноручныя рукописи Менье погибли во время сумятицы революцiи, а копiи съ нихъ, хотя и сохранились, считаются еще и до сихъ поръ французскимъ правительствомъ тайными документами. Все же извѣстно, что эти документы содержать, помимо упомянутыхъ мемуаровъ отъ 13 ноября 1784 г., три спецiальныхъ труда, относящихся къ этому грандiозному проекту, который такъ и не могъ быть осуществленъ вслѣдствie непомѣрныхъ затратъ, необходимыхъ для этого. Бумаги эти представляютъ: 1) изслѣдованiе о вѣсѣ различныхъ частей аэростата, способнаго нести 30 человѣкъ въ теченiе 60 дней, 2) смѣту расходовъ и 3) научныя доказательства правильности проекта. Помимо этого, существует, еще атласъ изъ 16 чертежей и 8 таблицъ вычисленiй. Затѣмъ существуютъ еще три работы аналогичнаго характера, посвященныя меньшему шару, [40]разсчитанному только на вѣcъ 6 человѣкъ, но также оставшемуся неосуществлен­нымъ. Изъ всѣхъ этихъ бумагь сталь извѣстенъ только фотографическiй снимокь съ одного чертежа изъ атласа, изображающiй общiй видъ гигантскаго аэростата Менье.

Въ 1888 году былъ открыть въ Турѣ памятник, Менье, павшему въ 1793 г., уже будучи генераломъ, отъ прусской пули при осадѣ Майнца. Въ офицiальной рѣчи, произнесенной при открытiи памятника президентомъ академiи наукъ, Жансеномъ, было упомянуто, что Менье не имѣлъ въ виду примѣнить въ своемъ гигантскомъ шарѣ баллонетъ вродѣ того, какой при­мѣняли бр. Роберъ, а намѣревался только устроить вокругъ продолговатаго шара, наполненнаго газомъ, вторую параллельную оболочку, которая должна Рис. 38. Управляемый аэростатъ Дюпюи де-Лома 1872 г.была надуваться съ помощью раздувальнаго мѣха.

Такимъ образомъ, тамъ, где въ баллонетахъ на­ходится газъ, у Менье его долженъ былъ за­мѣнять воздухъ въ промежут­кѣ между обѣими оболочка­ми. Было бы чрез­вычайно интересно узнать отъ самого Менье, какихъ именно преимуществъ ожидалъ онъ отъ этого, такъ сказать, обратнаго баллонету механизма. Но тайные документы молчать, и говоритъ одинъ только чертежъ, — а онъ только съ несомнѣнностью свидѣтель­ствуетъ о томъ, что еще на самомъ порогѣ современнаго воздухоплаванiя генiальнымъ французскимъ офицеромъ былъ изобрѣтенъ въ принципѣ упра­вляемый эластичный воздушный корабль, продолговатой формы, съ длинной подвѣшенной къ нему гондолой, съ вентиляторами (мѣхами), рулемъ и винтовымъ механизмомъ.

Какъ генiальный Шарль намѣтилъ для человѣчества нынѣшнiй свобод­ный шарь во всѣхъ его существенныхъ подробностяхъ, такъ генiальный Менье, во время погребенiя котораго прусскiй король приказалъ открыть салютацiонную пушечную пальбу на майнцскихъ окопахъ, завѣщалъ потом­ству по вопросу современнаго управляемаго аэростата, въ сущности, одну только бриссонскую задачу: откуда добыть надлежащую двигательную силу для дѣйствiя винтовъ ?

Это вопросъ, касающiйся не столько воздухоплавателей, сколько [41]инженеровъ-механиковъ. И дѣйствительно, одинъ инженеръ-механикъ, парижскiй уроженецъ Анри Жиффаръ, сдѣлалъ въ 1852 году первую удач­ную попытку рѣшенiя трудной проблемы управляемости, надъ которой работало такъ много умовъ. Этотъ скромный служащiй при желѣзнодоролжныхъ мастерскихъ перваго французскаго Сенъ-Жерменскаго пути восполь­зовался при этомъ удачнымъ опытомъ, произведеннымъ въ 1850 г. Жюльеномъ на парижскомъ ипподромѣ съ длинной моделью аэростата, винты котораго были расположены на передней части рыбообразнаго корпуса и приводились въ быстрое вращенiе посредствомъ часового механизма. Жиф­фаръ, присутствовавшшq при этомъ опытѣ, замѣнилъ этотъ непригодный для опытовъ въ крупномъ масштабѣ пружинный часовой механизмъ маленькой, Рис. 39. Дирижабль братьевъ Тиссандье съ электромотором 1883 г.построенной имъ самимъ паровой машиной въ три лошадиныхъ силы и вѣсомъ всего въ 45 килограммовъ.

24 сентября 1852 г. совершилъ Жиффаръ свой первый подъемъ съ ип­подрома на веретенообразномъ аппаратѣ длиною въ 44 метра и съ наибольшимъ дiаметромъ въ 12 метровъ, сѣть котораго заканчивалась длинной штангою, поддерживавшей гондолу съ паровой машиной и трехлопастнымъ винтомъ. Полетъ удался, и аппарата обнаружилъ скорость, равную 2—3 метрамъ въ секунду. Деньги для постройки аппарата Жиффаръ досталъ заимообразно у двухъ друзей своихъ. Вслѣдъ затѣмъ онъ занялся построй­кой маленькихъ быстрыхъ паровыхъ машинъ, изобрѣлъ инжекторъ, назван­ный по его имени, строилъ гигантскiе привязные шары и составилъ себѣ состоянiе въ нѣсколько миллiоновъ. Но его проектъ постройки гиганта-управляемаго объемомъ въ 50,000 кубическихъ метровъ и скоростью 20 ме­тровъ въ секунду, который долженъ былъ обойтись въ миллiонъ франковъ, все же остался неосуществленнымъ, — и этотъ «Фультонъ воздухоплаванiя», какъ прозвали Жиффара, кончилъ самоубiйствомъ, отравившись, когда ослѣпъ, хлороформомъ.

Управляемый аэростатъ инженера-кораблестроителя Станислава Дюпюи де-Лома, члена парижской коммуны 1870 г., осуществившаго свой [42]проектъ, одобренный академiей наукъ, только въ 1872 г., былъ по сравненiю съ аппаратомъ Жиффара скорѣе шагомъ назадъ, чѣмъ шагомъ впередъ. Его двухлопастный винтъ 9 метровъ длиной приводился во вращательное дви­женiе вмѣсто механизма, приспособленнаго у Жиффара, ручной силой один­надцати человѣкъ и, дѣлая 21 оборотъ въ минуту, могъ сообщить судну при его подъемѣ 2 февраля 1872 г. скорость всего въ 2,8 метра. Но все же способъ подвѣшиванiя гондолы въ одной точкѣ скрещенiя сѣти и на нѣсколь­кихъ прямо свисающихъ веревкахъ былъ задуманъ оригинально и обезпечивалъ, повидимому, большую устойчивость шару.

Нѣкоторымъ прогрессомъ явился шаръ братьевъ Альберта и Гастона Тиссандье, которые воспользовались для винтового механизма электромоторомъ Сименса въ l½ лошадиныхъ силы и въ 45 килограммовъ вѣсомъ. Въ октябре 1883 г. они предприняли изъ своей мастерской въ Отейлѣ свой первый подъемъ, а 26 ноября того же года второй, при чемъ винтъ съ 200 оборотовъ въ минуту работалъ, сообщая веретенообразному управляемому аэростату скорость, равную 5 метрамъ въ секунду. Имъ уда­лось нѣсколько разъ благополучно преодолѣвать силу небольшого вѣтра, но опуститься на мѣсте подъема удалось, какъ увѣряютъ, только годъ спустя двумъ капитанамъ — Ренару и Кребсу — на ихъ управляемомъ аппа­рате „La France“, после почти получасового полета.

Корпусъ этого аппарата, снабженный баллонетомъ, походилъ на длин­ный, спереди утолщенный рыбообразный аппарата Жюльена. Онъ имѣлъ въ длину 50,42 метра при наиболынемъ дiаметре въ 8,4 метра. Его свободно подвѣшенная гондола имѣла 33 метра длины и 1,4 метра ширины, при чемъ двухлопастный винтъ, въ противоположность всѣмъ прежнимъ системамъ, помѣщался на переднемъ ея концѣ. Въ движенiе онъ приводился, какъ и аппаратъ бр. Тиссандье, электромоторомъ, только гораздо большей силы — въ 8,5 лошадиныхъ силъ. Больше года длилась его постройка въ Шале-Медонѣ, и еще и потомъ изобрѣтатели выжидали больше трехъ мѣсяцевъ пока решились на первый полетъ при безветренной погоде 9 августа 1884 г., въ 4 часа пополудни. Винтъ былъ приведенъ въ дѣйствiе только по достиженiи извѣстной высоты, управляемый повиновался рулю, но уже вблизи Виллакубле былъ сдѣланъ широкiй поворотъ; черезъ 23 минуты аппаратъ вер­нулся на место подъема и плавно опустился съ помощью клапана.

Дальнѣйшiе полеты „La France“, постройка котораго обошлась въ 200,000 франковъ (военное министерство отказалось возмѣстить эту сумму, но потомъ она была получена съ помощью Гамбетты), не всѣ увѣнчивались полнымъ успѣхомъ. Но все же изъ всего числа семи полетовъ, пять разъ аппарату удавалось возвращаться къ мѣсту отправленiя и при этомъ дости­гать скорости, все увеличивавшейся, — благодаря усовершенствованiямъ въ моторе — съ 4,8 метр. до 6,3 и 6,5. При двухъ послѣднихъ подъемахъ — 21 и 23 сентября 1885 г. — удалось перелетѣть большую часть юго-вос­точной части Парижа.

Этими опытами была доказана практическая осуществимость примѣненiя управляемаго шара, и дальнѣйшее усовершенствованiе его становилось просто вопросомъ дальнѣйшихъ улучшенiй въ примѣненiи двигательной силы. Прежде чѣмъ была достигнута скорость, по крайней мѣрѣ, въ 14—15 метровъ въ секунду, управляемые аэростаты могли рѣшаться сняться съ места только при тихой погодѣ. Газомоторъ, примѣненный немецкимъ инженеромъ Генлейномъ, на опыты котораго было, къ сожалѣнiю, обра­щено недостаточно вниманiя, не былъ еще тѣмъ искомымъ усовершенствованiемъ двигательной силы, какимъ явился бензиномоторъ, который примѣнилъ впервые нѣмецъ, строитель погибшаго отъ неосторожности воздуш­наго корабля, доктор Вельфертъ. Послѣ нѣсколькихъ [43]предварительныхъ опытовъ, онъ совершилъ свой первый удачный полетъ въ Берлинѣ во время промышленной выставки въ 1896 г., при чемъ вернулся къ мѣсту подъема. Но при второмъ подъемѣ 12 iюня 1897 г. сильно выдѣлявшiйся велѣдствiе быстраго подъема газъ воспламенился отъ мотора, находившагося слишкомъ близко отъ оболочки и незащищеннаго никакими предохранитель­ными приспособленiями, и шаръ погибъ отъ взрыва на высотѣ нѣсколькихъ сотъ метровъ. Д-ръ Вельфертъ и его механикъ Кнабе убились на смерть.

Но несмотря на этотъ трагическiй случай, бензиноиоторъ оказался изумительнѣйшимъ изобрѣтенiемъ, сообщившимъ въ нѣсколько лѣтъ совершенно новую физiономiю мiровымъ способамъ сообщенiя. Онъ вызвалъ къ жизни автомобиль, моторную лодку, велосипедъ-мотоциклетъ и помогъ стать окон­чательно на ноги не только аэростатикѣ, но и аэродинамикѣ.

Всѣ усилiя воздухоплавательной техники, сдѣланныя съ конца XIX сто­лѣтiя, начиная Мервейномъ и Дегеномъ, надъ летательными аппаратами, Рис. 40. Летательная машина Генсонане дали никакихъ замѣтныхъ практическихъ результатовъ; все это были, въ лучшемъ случаѣ, изящныя игрушки. Модели взлетали, маши­ны отказывались дѣйствовать или же попрыгивали нѣкоторое время, какъ, напр., летательныя машины съ одной плоскостью англичанина Генсона (1843 г.) и француза Адэра (1899 г.). Аппаратъ съ двумя плоскостями, мимоходомъ примѣненный нѣмцемъ Лилiенталемъ при его безмоторныхъ полетахъ, былъ признанъ американцемъ Шанютомъ самымъ пригоднымъ аппаратомъ типа, основаннаго на принципѣ тяжелѣе воздуха, и былъ завѣщанъ имъ своимъ ученикамъ, Вильбуру и Орвилю Райтъ. Но значительнаго успѣха они не могли бы добиться ни съ помощью легкихъ паровыхъ машинъ Генсона или Хирама Максима, ни съ помощью жид­кой углекислоты, которую имѣли въ виду Лилiенталь, Пильчеръ и Гофманъ. Только применивъ легкiй бензиномоторъ, служившiй имъ на ихъ велосипедной фабрикѣ при фабрикацiи мотоциклетовъ, они могли стать теми „летающими братьями“, которые почти затмили своихъ французскихъ собратьевъ-соперниковъ, — всѣхъ Дюмоновъ, Фармановъ, Делагранжей.

Послѣ предтечи Вельферта всѣ послѣдующiе строители моторныхъ [44]летательныхъ аппаратовъ пользовались бензиновыми двигателями, какъ дви­жущей силой, и въ концѣ концовъ это настолько перестало быть сложнымъ вопросомъ, что всѣ заботы и вся сила изобрѣтателъскаго таланта сосредото­чивались не столько на достиженiи наилучшаго двигателя, сколько на поискахъ наилучшаго типа самого аппарата въ его цѣломъ. Для авiаторовъ вопросъ свелся къ сравнительнымъ преимуществамъ моноплана и биплана, для воздухоплавателей-строителей — къ сравнительнымъ преимуществамъ мягкой, полужесткой или жесткой системы, представителями которыхъ яв­ляются Парсеваль, Жюллiо (братья Лебоди) и Цеппелинъ.

Борьба ведется за форму, а не за сущность. По существу наше время исполнило все то, чего искали и о чемъ мечтали все прежнiя эпохи. Сво­бодный аэростатъ достигъ по конструкцiи и по снаряженiю такого совер­шенства, которое едва ли можетъ быть превзойдено. Двигатель достигъ ско­рости до 15 метровъ въ секунду, и длительность полета справляется съ 38-ю часами непрерывнаго движенiя. Летательная машина обнаруяшваетъ при полете не свыше[6] двухъ часовъ, — правда, подъ мастерской рукой Вильбура Райта, — такiя чудеса, которыя еще два года тому назадъ каза­лись немыслимыми. Атмосфера изслѣдована до слоевъ на высотѣ 20 километровъ, и изслѣдованiе энергично устремилось на вывѣдыванiе тайнъ образованiя вѣтровъ и погоды.

Завоеванiе воздуха перестало быть фразой въ первое десятилѣтiе XX столѣтя. По меньшей мѣрѣ мы въ правѣ сказать, что оно рѣшительно и безповоротно началось, и мы стоимъ на порогѣ такого расширенiя области могущества человѣка, которое будетъ имѣть послѣдствiемъ переоцѣнку многихъ старыхъ цѣнностей и открытiе многихъ новыхъ горизонтовъ.

——————

  1. Этотъ фактъ послужилъ канвой для разсказа Константина Массальскаго «Русскiй Икаръ», напечатаннаго въ 1833 году въ сборникѣ Смирдина «Новоселье».
  2. «Безконечное пространство отдѣляло насъ отъ неба, но генiй Монгольфье покорилъ орла Юпитера, и слабый смертный можетъ приблизиться къ богамъ.»
  3. «Всѣ наперерывъ спѣшатъ почтить Шарля, но онъ и безъ насъ завоевалъ себѣ мѣсто между людьми и богами.»
  4. Вы изъ Лiона? Скажите безъ утайки: правду ли говорятъ, что шаръ полетѣлъ? — Да, я видѣлъ его. - И быстро мчится? — Еще бы! Во всю прыть!“ (Непереводимая игра словъ: ventre a terre — во всю прыть — значитъ дословно: брюхомъ по землѣ.)
  5. «Гордые англичане присвоили себѣ владычество над водами, а «легкие» французы овладели воздушными прстранствами.»
  6. Въ послѣднее же время Фарману удалось продержаться въ воздухѣ 4 часа 20 минуты.