Вместо заключения (Андерсен; Ганзен)/1899 (ДО)


[364]
Вмѣсто заключенія.

Передъ нами лежалъ Людвигслюстъ со своимъ замкомъ, огромными садами и широкими аллеями. Мы остановились въ гостиницѣ. Одно окно было открыто; на выступъ его усѣлся воробей и весело зачирикалъ. О чемъ онъ чирикалъ, я не разобралъ, но самая птичка и звукъ ея голоса показались мнѣ удивительно знакомыми. Право, это тотъ самый пернатый господинъ, котораго я слышалъ у себя подъ окномъ наканунѣ своего отъѣзда изъ родного города; но и тогда я не понялъ, о чемъ собственно онъ чирикалъ. Близъ Лауенбурга пошли песчаныя дюны, дюны безъ конца! Право, какъ будто море только что отхлынуло съ берега, да забыло захватить ихъ съ собою. Дорога то раздавалась вширь такъ, что и сама не знала, гдѣ собственно кончается, то еле протискивалась между бѣлыми песчаными холмами, и колеса экипажа такъ глубоко вязли въ пескѣ, что мы еле-еле двигались. Прибавьте къ этому яркое лунное сіяніе, нѣмую тишину и полное безлюдье вокругъ.

Я хотѣлъ было описать эту поѣздку поподробнѣе, а также нарисовать вамъ картины Гамбурга и Любека, черезъ которые я проѣхалъ на обратномъ пути, но когда я, сидя спокойно за валами Копенгагена, уже взялъ въ руки перо, на окно ко мнѣ опять сѣлъ воробей и зачирикалъ, какъ и въ день моего отъѣзда отсюда, какъ и въ Людвигслюстѣ! И, право, кажется, онъ твердилъ всѣ разы одно и то же! Должно быть, это рецензентъ: онъ нагналъ на меня хандру! Значитъ, конецъ тѣневымъ картинамъ! Мнѣ не удалось даже описать и дивнаго моря, которое тоже хандрило, когда я переплывалъ его, возвращаясь домой. А какъ шли къ нему этотъ мрачный взоръ и свѣжій вѣтерокъ, что раздувалъ паруса и взвивалъ на воздухъ густой столбъ пароходнаго дыма!

Я увидѣлъ башни Копенгагена, и онѣ показались мнѣ такими остроконечными, такими насмѣшливыми, такъ живо напомнили мнѣ перья, которыя, быть можетъ, скоро исчиркаютъ мои «тѣневыя картины» и вдоль, и поперекъ!…