Шекспиръ править
ВЕНЕЦІАНСКІЙ КУПЕЦЪ править
1. Шейлокъ и Джессика Фронтисписъ.
Запрешь плотнѣй, найдешь вѣрнѣй. (Д. II. сц. V, стр. 57).
2. Бассаніо
3. Антоніо Бассаніо
Но если
Рѣшитесь вы второй стрѣлой метнуть…
СЦЕНА II. править
4. Порція и Нерисса…
Пожалуйста, перечисли ихъ по именамъ…
СЦЕНА III. править
5. Шейлокъ, Бассаніо и Антоніо…
Я долженъ низко шляпу
Предъ вами снять и тономъ должника,
Едва дыша, вамъ прошептать смиренно…
6. Порція
7. Бассаніо, Лоренцо, Старикъ Гоббо и Ланчелотъ Гоббо
Подойдите къ нему, батюшка (Стр. 43).
8. Граціано
СЦЕНА III. править
9. Джессика и Ланчелотъ
СЦЕНА V. править
10. Джессика
11. Шейлокъ
СЦЕНА VI. править
12. Лоренцо
13. Джессика, Лоренцо, Граціано и Саларино
Ловите-ка шкатулку эту
14. Лоренцо и Джессика
Мой ангелъ,
И безъ того ты скрыта подъ своимъ
Прелестнѣйшимъ костюмомъ.
15. Джессика
Я затворю всѣ двери, а себя
Позолочу червонцами побольше
СЦЕНА VII. править
16. Принцъ Марокскій
СЦЕНА IX. править
17. Нерисса
18. Принцъ Аррагонскій
19. Принцъ Аррагонскій, Порція и Нерисса
Прощай, красавица! Сдержу
Я клятву, данную тебѣ,
И покорюсь своей судьбѣ!
20. Бассаніо и Граціано
Путешествіе въ Бельмонтъ
21. Шейлокъ и Тубалъ
Будь она проклята! Ты терзаешь меня, Тубалъ.
22. Порція, Бассаніо, Нерисса и Граціано
Но ты, простой свинецъ…
23. Порція, Бассаніо, Граціано и Нерисса
Вы госпожу подмѣтили, а я —
Прислужницу.
24. Бассаніо, Порція и Нерисса
Навѣрно,
Есть страшное извѣстіе въ письмѣ
25. Антоніо
СЦЕНА III. править
26. Шейлокъ, Антоніо, Соларино и Тюремщикъ
Смотри за нимъ, тюремщикъ. О пощадѣ
И слушать я не стану…
СЦЕНА IV. править
27. Порція, Нерисса и Бальтазаръ
Возьми письмо — и мчись съ нимъ въ Падую.
СЦЕНА V. править
28. Лоренцо и Джессика
Имѣешь ты во мнѣ, какъ въ мужѣ, то,
Чѣмъ Порція богата, какъ супруга.
29. Шейлокъ, Порція, Баесаніо, Антоніо. Граціано и Нерисса
Поэтому — я говорю — къ тебѣ
Имѣетъ судъ претензію.
30. Шейлокъ, уходящій изъ дворца Дожа.
31. Порція, Нерисса и Граціано
Бассаніо, обдумавъ,
Мнѣ поручилъ вамъ передать кольцо.
32. Лоренцо и Джессика
Въ такую ночь, какъ эта…
33. Входятъ Музыканты.
Сегодняшняя ночь
На день больной, по-моему, походитъ.
34. Порція и Нерисса
35. Торговое судно Антоніо
36. Лоренцо, Джессика, Антоніо, Порція, Бассаніо, Нерисса и Граціано
Свадебный пиръ.
Въ городѣ Венеціи не такъ давно
Жилъ да былъ жестокосердый жидъ,
Жилъ онъ ростовщичествомъ —
Такъ говорятъ про него итальянскіе писатели.
Гернутусъ — было имя этого жида.
Онъ о смерти никогда не помышлялъ
И никогда не подавалъ милостыню
Несчастнымъ бѣднякамъ на улицѣ.
Его можно уподобить борову:
Тотъ тоже два вѣка живетъ
И никому не приноситъ пользы,
Пока не сдерутъ съ него шкуру.
Или еще той кучѣ гадкаго навоза,
Что на дворѣ валяется:
Та тоже не приноситъ пользы
Пока ее не разбросаютъ на поляхъ.
Незавидной жизнью жилъ тотъ ростовщикъ:
Ему не спится по ночамъ,
Все мучитъ его страхъ, чтобъ не забрался воръ
И не ограбилъ его гнѣзда.
На сердцѣ у него одна лишь мысль,
Какъ бы надуть бѣдняка,
Ротъ его и такъ ужъ полонъ всякой нечиста,
А онъ все еще разѣваеть его, надѣясь захватить побольше.
Жену свою онъ научилъ давать въ ростъ шиллингъ
И наживать на него каждую недѣлю пенни,
Притомъ залогъ брать вдвое дороже —
Иначе денегъ не давать.
Притомъ же берегись, заемщикъ, какъ бы не пропустить срока,
А то всего лишишься.
Вотъ каковы доходы у жены:
Бѣднякъ — ея дойная корова, какъ говорить она сама.
Въ томъ же городѣ жилъ о ту пору
Купецъ богатый, именитый.
Но вотъ однажды, очутившись въ стѣсненномъ положеніи,
Идетъ онъ къ Гернутусу
И проситъ оказать ему дружескую услугу —
Ссудить его сотней кронъ срокомъ на двѣнадцать мѣсяцевъ и одинъ день.
За это онъ заплатитъ все, чего бы тотъ ни пожелалъ.
Да и залогъ представить онъ готовъ.
«Нѣтъ, сказалъ еврей съ насмѣшкой въ злобномъ взорѣ —
Почтеннѣйшій, берите, сколько вамъ угодно
И ни одного гроша мнѣ не платите
По прошествіи двѣнадцати мѣсяцевъ и одного дня;
Я сдѣлаю съ вами отмѣнный оборотъ
На старости лѣтъ.
Мы устроимъ веселую шутку —
О ней долго будутъ говорить:
Вы дадите мнѣ обязательство,
Которое будетъ и цѣнно, и крѣпко.
И это — неустойка въ видѣ фунта
Вашего собственнаго мяса.
Если согласны, давайте поскорѣй росписку,
А вотъ и сто кронъ».
«Очень охотно!» говоритъ купецъ.
Итакъ, условіе было заключено.
Проходитъ двѣнадцать мѣсяцевъ и одинъ день,
Наступаетъ срокъ уплаты.
Корабли купца находятся всѣ въ плаваніи,
А денегъ нѣтъ.
«Какъ поступить, что дѣлать?» — размышляетъ купецъ.
Идетъ онъ прямо къ Гернутусу;
Снявъ шапку и преклонивъ колѣна,
Онъ говоритъ ему: "Окажи милость,
Прошу тебя, потерпи немного, —
«Пришелъ мой срокъ, но у меня нѣтъ
Денегъ на уплату долга.
А мое обязательство, я полагаю,
Мало принесетъ тебѣ выгоды».
«Отъ всего сердца», говоритъ Гернутусъ, —
«Будьте увѣрены,
Въ дѣлахъ даже болѣе важныхъ
Вы всегда найдете меня готовымъ къ услугамъ».
Тотъ ушелъ; но вотъ приходитъ срокъ,
Гернутусъ не колеблется,
Зоветъ тотчасъ же пристава
И ударяетъ должника по плечу,
Затѣмъ сажаетъ его въ тюрьму подъ крѣпкіе запоры
И требуетъ исполненія обязательства.
Наступаетъ день суда:
Онъ требуетъ законнаго приговора.
Друзья купца спѣшатъ въ судъ,
У многихъ слезы на глазахъ.
Иного исхода они не могутъ придумать —
Онъ долженъ умереть!
Нѣкоторые предлагали за должныя сто кронъ
Заплатить пятьсотъ,
Другіе — тысячу, даже двѣ — три тысячи;
Но жидъ отказывался наотрѣзъ.
Наконецъ предложили ему десять тысячъ.
Гернутусъ отвѣчалъ: «Мнѣ золота не надо,
А требую я исполненія обязательства:
Фунтъ мяса — вотъ мое требованіе:
Иной уплаты не хочу».
Тогда сказалъ ему судья: «Однако, добрый другъ,
Я ожидаю, что вы возьмете мяса изъ такой части тѣла,
Чтобы человѣкъ могъ остаться живъ;
Сдѣлайте такъ, и вотъ! я сотню кронъ За это вамъ даю».
— «Нѣтъ, нѣтъ, кричитъ тотъ, нѣтъ!
Постановите приговоръ,
Я требую фунта мяса Изъ его праваго бока».
Всѣ присутствующіе ужаснулись,
Видя такое жестокосердіе,
Ибо ни другъ, ни врагъ не могъ бы тутъ помочь —
Купцу погибели не миновать.
Кровожадный жидъ уже готовъ
Съ отточеннымъ клинкомъ въ рукѣ
Пролить кровь неповинную,
Во исполненіе обязательства.
И когда онъ уже собирался нанести
Смертельный ударъ,
«Стой!» — говоритъ судья — остановись, жестокій человѣкъ,
Приказываю тебѣ! А если ужъ ты непремѣнно
"Хочешь получить условленную плату —
Именно фунтъ мяса —
Смотри, чтобы не пролить ни капли крови
И не погубить человѣка!
"Если же ты это сдѣлаешь, то, какъ убійца,
Будешь повѣшенъ;
Точно также берегись вырѣзать мяса
Болѣе, чѣмъ тебѣ полагается.
«Ибо если ты возьмешь мяса больше или меньше
Хоть на полушку,
Ты будешь немедленно повѣшенъ
По закону и по справедливости».
Гернутусъ въ ярости безумной
Не знаетъ, что сказать;
И вдругъ изрекъ: «Пусть же онъ
Отдастъ мнѣ десять тысячъ кронъ,
Тогда согласенъ я вернуть ему свободу».
Судья на это отвѣчалъ:
«Ты не получишь ни гроша —
Возьми-ка лучше свой залогъ».
Въ концѣ концовъ жидъ попросилъ
Вернуть ему лишь то, что далъ взаймы.
«Нѣтъ, говоритъ судья,
Согласно твоему желанію приговоръ постановленъ
Или бери свой фунтъ мяса,
Или уничтожь обязательство».
— «О жестокій судья, говоритъ жидъ,
Зачѣмъ идешь ты противъ меня!»
И такъ, пристыженный, убитый,
Онъ всѣмъ сказалъ «прощайте!»
И всѣ возблагодарили Бога.
Добрые люди, слышавшіе эту пѣснь,
За правдивость которой я ручаюсь,
Знайте, что и по сію пору
Живутъ на землѣ злодѣи, столь жеу жасные, какъ Гернутусъ,
Старающіеся объ одномъ только, какъ бы обобрать Честной народъ,
И измышляющіе всевозможныя средства,
Чтобы уловить невинныхъ въ западню.
Отъ такихъ людей да хранить Господь и меня,
И каждаго христіанина,
И да пошлетъ Онъ имъ подобные же приговоры.
Слѣдуетъ упомянуть еще одну балладу, которую приводитъ Гунтеръ:
Никому не случалось замѣтить, что кромѣ баллады о Гернутусѣ существуетъ въ англійской народной литературѣ еще другая баллада, заключающая въ себѣ обстоятельства, сходныя съ той частью трагедіи, которая относится къ сдѣлкѣ между купцомъ и лендомъ, а также и нѣсколько другихъ подробностей, очень схожихъ съ той частью «Цимбелина», гдѣ идетъ рѣчь о Постумѣ, Іоахимѣ и Имогенѣ. Эта баллада появлялась нѣсколько разъ въ печати вплоть до нынѣшняго столѣтія. Экземпляръ, который я имѣю въ рукахъ, носитъ заглавіе «Сѣверный властелинъ». Стихи слабы и плохи, но сюжетъ полонъ романтическихъ приключеній. Баллада эта мало извѣстна (или даже вовсе неизвѣстна) толкователямъ Шекспира, такъ что не лишнее будетъ привести ее въ извлеченіи. О времени ея происхожденія я не могу произнести авторитетнаго мнѣнія; по мнѣ кажется, судя по нѣкоторымъ выраженіямъ, что она принадлежитъ къ раннему періоду балладной поэзіи, и что приключенія, въ ней описанныя, слишкомъ многочисленны и слишкомъ романтическаго склада, чтобы ее можно было отнести къ современной эпохѣ.
У нѣкоего государя двѣ дочери — одна темноволосая, другая бѣлокурая. Одному рыцарю, явившемуся къ отцу ихъ въ качествѣ жениха, объявляютъ, что за темноволосой дано будетъ въ приданое количество золота вѣсомъ съ нея самоё, а наоборотъ, тотъ, кто возьметъ за себя «бѣлокурую», тотъ самъ обязанъ внести отцу количество золота, равное ея вѣсу. Рыцарь, разумѣется, выбираетъ красавицу — бѣлокурую и, чтобы добыть требуемое золото, прибѣгаетъ къ жиду-ростовщику; тотъ снабжаетъ его нужной суммой, взявъ съ него росписку объ уплатѣ долга въ назначенный срокъ, причемъ въ случаѣ несостоятельности рыцарь долженъ поплатиться нѣсколькими унціями собственнаго мяса. Молодые люди женятся; черезъ годъ у нихъ родится сынъ; наступаетъ срокъ платежа по векселю, или же исполненія условія въ случаѣ неимѣнія денегъ. Рыцарь видитъ, что срокъ расплаты близится, а денегъ имъ не припасено; тогда жена уговариваетъ его бѣжать за море, такъ какъ это единственное средство спасенія. Они отправляются въ Германію, гдѣ императоръ, узнавъ обстоятельства, заставившія ихъ пріютиться въ его владѣніяхъ, устраиваетъ имъ «дворъ» и оказываетъ имъ великій почетъ, тѣмъ болѣе, что они прибыли изъ Англіи, «этой благословенной земли великой славы».
Въ Германіи они прожили нѣкоторое время въ полномъ благополучіи, пока одинъ «голландскій принцъ», находившійся при дворѣ императора, не побился съ рыцаремъ объ закладъ на бочку золота, что онъ овладѣетъ его женой, а въ доказательство покажетъ ему брилліантовое кольцо, снятое съ ея пальца. Голландскій принцъ прибѣгнулъ къ обычной въ подобныхъ случаяхъ уловкѣ: онъ подкупилъ служанку, которая украла у своей госпожи кольцо и передала ему. Англійскій рыцарь, увидѣвъ кольцо въ рукахъ иностранца, пораженъ и близокъ къ обмороку. Въ отчаяніи онъ спѣшитъ домой и, встрѣтивъ жену, у калитки, бросаетъ ее въ ровъ, наполненный водой.
Такое жестокое убійство всѣхъ возмущаетъ рыцаря судятъ и осуждаютъ на смертную казнь. Въ то время, какъ онъ ожидаетъ исполненія приговора, внезапно появляется при императорскомъ дворѣ другой англійскій рыцарь, одѣтый съ ногъ до головы въ зеленое; ему безъ труда удается у говорить императора согласиться на вторичное разбирательство этого дѣла, служанку заставляютъ сознаться въ ея проступкѣ; судъ пораженъ неожиданной мыслью, что преступленіе могло бы не быть совершено. Раньше улики направлялись лишь къ тому, чтобы доказать, что молодая женщина была брошена въ ровъ. Жизнь рыцаря была такимъ образомъ спасена; онъ требуетъ и получаетъ отъ голландскаго принца бочку золота, которое заслужилъ по справедливости.
Дыша местью, голландскій принцъ извѣщаетъ еврея о мѣстопребываніи его должника. Раздраженный еврей является къ императору, и требуетъ уже не денегъ, которыя ему задолжали, а полученія неустойки. Пока разсматривается это требованіе, снова появляется зеленый рыцарь; вотъ отрывокъ этой баллады;
Молвилъ благородный рыцарь въ зеленомъ одѣяніи;
«Сударь, нельзя ли взглянуть на ваши документы?»
— «Можно, отвѣчаетъ жидъ,
И я твердо рѣшилъ добиться того, что мнѣ слѣдуетъ».
Рыцарь принялся читать
И наконецъ сказалъ; «Поистинѣ, теперь я убѣдился
Что вамъ полагается взять одно лишь мясо».
— «Его-то мнѣ и надобно», подтверждаетъ жидъ.
Приводятъ бѣднаго, измученнаго рыцаря;
Кровожадный жидъ замышляетъ
Сегодня же отомстить ему
И разстерзать тѣло его на части;
Но вотъ зеленый рыцарь говоритъ:
— «Господинъ жидъ, — по условію вамъ полагается одно лишь мясо и больше ничего.
Смотрите, берегитесь! — ни капли крови вы не смѣете пролить.
А если прольете, то голову снесутъ за это вамъ».
Затѣмъ еврей поступаетъ точно такъ, какъ Шейлокъ у Шекспира.
На сцену появляется отецъ. До него дошли вѣсти, что его дочь убита мужемъ. Онъ приводитъ съ собой «много ретивыхъ копей», и одного изъ нихъ немедленно покупаетъ зеленый рыцарь. Отецъ вопіетъ о правосудіи, настаивая на томъ, что его дочь утопили, и въ концѣ концовъ рыцаря вторично приговаривають къ той же казни, что и раньше. Тутъ опять появляется зеленый рыцарь съ пріобрѣтеннымъ имъ конемъ, и, къ изумленію всѣхъ, а пуще всего отца, пронзаетъ мечомъ благородное животное — оно падаетъ бездыханнымъ. Отецъ выражаетъ удивленіе по поводу такого страннаго поступка; рыцарь въ зеленомъ возражаетъ ему, что, такъ какъ онъ купилъ копя, то, разумѣется, можетъ дѣлать съ нимъ, что ему угодно. Затѣмъ начинаетъ доказываетъ ему, что такъ какъ онъ продалъ свою дочь, то лицо, купившее ее, также является ея полнымъ собственникомъ. Далѣе идетъ развязка. Зеленый рыцарь исчезаетъ и вскорѣ появляется снова въ роскошныхъ женскихъ одеждахъ: отецъ и мужъ узнаютъ дочь короля, которую считали утонувшей, а императоръ приглашаетъ всѣхъ на большое празднество.
Неизвѣстно, принадлежитъ ли эта баллада къ болѣе раннему періоду, чѣмъ сама пьеса; но такъ какъ она имѣетъ много общаго съ двумя твореніями Шекспира, а между тѣмъ не была до сихъ поръ отмѣчена ни комментаторами Шекспира, ни собирателями балладной англійской поэзіи, то мы сочли нелишнимъ привести ее здѣсь въ извлеченіи.
Жилъ во Флоренціи нѣкій купецъ, по имени Биндо. Онъ былъ богачъ и было у него три сына. Чувствуя приближеніе смерти, онъ позвалъ двоихъ старшихъ и назначилъ ихъ своими наслѣдниками; младшему же онъ не оставилъ ничего. Младшій, котораго звали Джіането, пришелъ къ отцу и говоритъ: «Чтоты сдѣлалъ, отецъ?»"Дорогой Джіането, отвѣчалъ ему тотъ, — тебѣ-то я желаю добра болѣе, чѣмъ кому либо. Отправляйся въ Венецію къ своему крестному отцу, Ансальдо. У него нѣтъ дѣтей и онъ часто писалъ мнѣ, прося, чтобы я прислалъ тебя туда. Онъ самый богатый изъ тамошнихъ купцовъ-христіанъ. Если ты будешь себя вести хорошо, то навѣрное сдѣлаешься богатымъ человѣкомъ. Сынъ отвѣчалъ: «Я готовъ исполнить все, что велитъ мнѣ отецъ». Старикъ благословилъ его, и черезъ нѣсколько дней скончался.
Джіането отправился къ Ансальдо и предъявилъ ему письмо, данное ему отцомъ передъ смертью. Ансальдо, прочтя письмо, воскликнулъ:
— Дорогой мой крестникъ, добро пожаловать! Дай мнѣ обнять тебя. Какъ поживаетъ отецъ?
— Онъ умеръ, — отвѣчалъ Джіането.
— Меня сильно огорчаетъ, — воскликнулъ Ансальдо, — это извѣстіе о смерти Биндо Но горе мое смягчается радостью при видѣ тебя. Онъ повелъ его къ себѣ въ домъ и приказалъ слугамъ во всемъ повиноваться Джіането и служить ему еще съ большимъ усердіемъ, чѣмъ ему самому. Притомъ онъ выдалъ юношѣ ключи отъ сундука съ наличными деньгами, сказавъ:
— Сынъ мой, трать эти деньги, держи открытый столъ и вообще пріобрѣтай извѣстность. Помни, что чѣмъ больше ты будешь снискивать всеобщее расположеніе, чѣмъ дороже ты будешь моему сердцу.
И вотъ Джіането сталъ задавать пиры. Онъ былъ покорнѣе и почтительнѣе къ Ансальдо, чѣмъ къ отцу родному. Въ Венеціи всѣ его полюбили. Ансальдо только о немъ и думалъ: до того онъ былъ доволенъ его прекрасными манерами и поведеніемъ.
Но вотъ двое изъ близкихъ его знакомыхъ рѣшили отправиться на двухъ корабляхъ въ Александрію и посовѣтовали Джіането предпринять такое же путешествіе, чтобы повидать свѣтъ.
— Я охотно поѣхалъ бы, сказалъ тотъ, еслибъ позволилъ мнѣ отецъ мой, Ансальдо.
Его товарищи сами пошли къ Ансальдо, просили у него разрѣшенія для Джіането ѣхать съ ними весной въ Александрію и уговорили его снарядить для сына корабль. Ансальдо немедленно снарядилъ прекрасное судно, нагруженное товарами, украсилъ его флагами и снабдилъ оружіемъ. Какъ только все было готово, онъ отдалъ распоряженіе капитану и матросамъ во всемъ повиноваться Джіането.
На пути Джіането однажды утромъ увидалъ заливъ съ прекраснымъ портомъ и спросилъ капитана, какъ портъ называется. Тотъ отвѣчалъ:
— Мѣсто это принадлежитъ одной благородной вдовѣ, погубившей не мало знатныхъ кавалеровъ.
— Какимъ образомъ? полюбопытствовалъ Джіането.
Капитанъ отвѣчалъ:
— Эта вдова — красивая, прекрасная дама, она постановила закономъ, чтобы всякій пріѣзжій добивался ея любви: кому это удастся, тотъ станетъ ея мужемъ и будетъ владѣть всей страной: если же кто не сможетъ снискать ея любовь, тотъ потеряетъ все добро, какое привезъ съ собой.
Джіането послѣ короткаго размышленія приказалъ капитану зайти въ портъ. Его повелѣніе было исполнено; они проскользнули въ порть съ такою легкостью, что съ другихъ кораблей этого даже не замѣтили.
Благородную госпожу скоро извѣстили о приходѣ новаго корабля. Она послала за Джіането, и тотъ предсталъ передъ нею. Взявъ его за руку, она стала разспрашивать: Кто онъ такой? Откуда прибылъ? Знаетъ ли онъ обычай страны? Юноша отвѣчалъ, что знаетъ, и это было единственной причиной, побудившей его заѣхать сюда. Вдова оказала ему великій почетъ, послала за баронами, рыцарями и графами, — своими подданными, чтобы они водили компанію съ Джіането. Эти знатные вельможи были въ восторгѣ отъ благовоспитанности и прекрасныхъ манеръ Джіането. Всѣ они были бы рады имѣть его своимъ повелителемъ.
Настала ночь; госпожа объявила, что пора ложиться спать; появились двѣ дѣвушки съ подносомъ, уставленнымъ виномъ и сластями. Вдова стала упрашивать Джіането отвѣдать вино; онъ взялъ немного сластей и выпилъ вина, къ которому было подмѣню по какое-то снотворное зелье. Послѣ этого онъ легъ въ постель, мгновенно заснулъ и не просыпался до поздняго утра.
Вдова поднялась съ зарею и отдала приказаніе разгрузить корабль, оказавшійся наполненнымъ богатыми товарами. Послѣ девяти часовъ прислужница разбудила Джіането, велѣла ему вставать и уходить, такъ какъ онъ лишился своего корабля. Королева дала ему лошадь и денегъ; съ грустью покинулъ онъ городъ и отправился въ Венецію. Прибывъ туда, онъ постыдился идти домой; ночь онъ провелъ у одного пріятеля, — тотъ былъ удивленъ, увидѣвъ его, сталъ разспрашивать о причинахъ его возвращенія. Джіането отвѣчалъ, что корабль его ночью наскочилъ на скалу и погибъ.
Этотъ другъ, отправившись однажды посѣтить Ансальдо, засталъ его въ безутѣшномъ горѣ.
— Я такъ боюсь, говорилъ онъ, что сынъ мой умеръ, я нигдѣ не нахожу покоя. Другъ поспѣшилъ успокоить его, говоря, что дѣйствительно корабль Джіането потерпѣлъ крушеніе, по самъ онъ остался живъ, хотя и лишился всего. Ансальдо тотчасъ же вскочилъ и побѣжалъ отыскивать юношу.
— Дорогой сынъ мой, сказалъ онъ ему; тебѣ нечего бояться моего неудовольствіямъ тобой просто приключилось несчастіе — перестань тревожиться.
Онъ взялъ его съ собой и всю дорогу уговаривалъ его быть веселѣе и бодрѣе.
Скоро вѣсть о приключеніи съ Джіането разнеслась по всей Венеціи и всѣ жалѣли его. Нѣсколько времени спустя вернулись оба его попутчика изъ Александріи, очень разбогатѣвшіе, стали спрашивать, что сталось съ ихъ пріятелемъ и, услыхавъ его исторію, утѣшали его, говоря, что будущую весну онъ наживетъ еще больше, чѣмъ потерялъ. Но у Джіането всѣ помыслы были заняты тѣмъ, какъ бы опять поѣхать къ дамѣ его сердца; онъ рѣшилъ или жениться на ней, или умереть. Ансальдо часто твердилъ ему, что унывать не слѣдуетъ. Джіането отвѣчалъ, что никогда не будетъ счастливъ, пока не предприметъ второго путешествія. Ансальдо снарядилъ ему новый корабль, еще болѣе цѣнный, чѣмъ первый. Джіането опять вошелъ въ портъ Бельмонта, а знатная вдова, наблюдая портъ изъ оконъ своей спальни и увидавъ корабль, спросила прислужницу, узнаетъ ли она флаги? Дѣвушка отвѣчала, что это корабль того самаго юноши, что пріѣзжалъ въ прошломъ году.
— Ты права, отвѣчала госпожа; безъ сомнѣнія, онъ долженъ питать ко мнѣ большое уваженіе, ибо никто еще не возвращался сюда вторично. Прислужница же сказала, что она никогда не видывала болѣе пріятнаго мужчины. Джіането явился въ замокъ и представился хозяйкѣ. Та, увидавъ его, обняла, обласкала его и весь день прошелъ въ пирахъ и ликованіи. Настала пора ложиться спать, госпожа стала упрашивать его отправиться на покой. Двѣ прислужницы, какъ водится, внесли подносъ съ виномъ и сластями, оба пили, ѣли, и затѣмъ пошли въ опочивальню. Джіането заснулъ немедленно, госпожа легла рядомъ; но онъ ни разу не проснулся за всю ночь. Поутру госпожа встаетъ, и опять отдаетъ приказаніе разгрузить корабль.
Джіането снабжаютъ конемъ и деньгами, онъ уѣзжаетъ и не останавливается до самой Венеціи. Ночью онъ идетъ къ тому же другу, который съ удивленіемъ спрашиваетъ: «Въ чемъ дѣло? что случилось?»
— Я потерялъ все, отвѣчаетъ Джіането…
Другъ упрекаетъ его, говоритъ, что онъ причина разоренія Ансальдо и что стыдъ его долженъ быть еще больше, чѣмъ понесенныя потери. Джіането послѣ этого скрывается нѣсколько дней.
Наконецъ онъ рѣшился повидаться съ Ансальдо. Увидавъ его, тотъ вскочилъ съ мѣста, бросился къ юношѣ и облобызалъ его. Джіането со слезами отвѣчалъ на его поцѣлуи. Ансальдо внимательно выслушалъ его разсказъ:
— Не горюй, сынъ мой, сказалъ онъ, у насъ еще достаточно добра осталось; море однихъ людей обогащаетъ, другихъ разоряетъ.
Мысли бѣднаго Джіането были день и ночь заняты его неудачей. Когда Ансальдо сталъ спрашивать, что съ нимъ такое, онъ сознался, что не успокоится до тѣхъ поръ, пока не получитъ возможности вернуть все имъ потерянное. Ансальдо, увидавъ его рѣшимость, началъ распродавать все свое имущество, чтобы снарядить новый корабль и снабдить его товарами. Но такъ какъ ему недоставало еще десяти тысячъ дукатовъ, то онъ обратился къ одному еврею въ Местрѣ и занялъ у него эту сумму, съ условіемъ, что если она не будетъ уплочена въ Ивановъ день, въ слѣдующемъ іюнѣ мѣсяцѣ, то еврею разрѣшено будетъ взять фунтъ мяса изъ любой части его тѣла. Ансальдо согласился на это условіе. Еврей взялъ съ него документъ, составленный и засвидѣтельствованный по всѣмъ правиламъ и формальностямъ; затѣмъ отсчиталъ ему десять тысячъ дукатовъ золотомъ. На эти деньги Ансальдо закупилъ все, что было еще нужно для корабля. Этотъ послѣдній корабль былъ снаряженъ и зафрахтованъ еще лучше, чѣмъ предыдущіе, а товарищи Джіането оба также приготовились къ путешествію, съ такимъ намѣреніемъ, чтобы всѣ полученные барыши отдать ихъ другу. Когда настала пора отправляться въ путь, Ансальдо просилъ Джіането, чтобы, онъ, зная объ обязательствѣ, принятомъ имъ передъ евреемъ, въ случаѣ несчастія непремѣнно вернулся въ Венецію повидаться со своимъ пріемнымъ отцомъ передъ его смертью — тогда только онъ съ успокоеннымъ сердцемъ покинетъ этотъ міръ. Джіането обѣщалъ сдѣлать все, что, по его убѣжденію, можетъ доставить ему удовольствіе. Алсальдо далъ ему свое благословеніе, они распрощались и корабль пустился въ путь. У Джіането была на душѣ одна лишь мысль: поскорѣе пробраться въ Бельмонтъ; онъ уговорилъ одного изъ своихъ моряковъ ночью потихопьку проскользнуть въ эту гавань. Вдовѣ доложили о прибытіи Джіането въ портъ. Она увидѣла въ окно его корабль и немедленно послала за нимъ. Джіането отправляется въ замокъ, и день проходитъ въ радости и весельи; въ честь его устраиваютъ турниръ, на который стекаются много бароновъ и рыцарей для состязаній. Джіането творить чудеса, такъ искусно владѣетъ онъ копьемъ и представляетъ собою такую изящную фигуру на конѣ и вообще такъ нравится присутствующимъ, что всѣ горятъ желаніемъ имѣть его своимъ властелиномъ. Когда пришелъ обычный часъ, госпожа взяла его за руку и попросила идти на покой. На порогѣ въ комнату одна изъ прислужницъ шепнула ему, чтобы онъ притворился, будто пьетъ напитокъ, а самъ не проглотилъ бы ни капли. Вдова между тѣмъ говорила ему:
— Я знаю, вы навѣрное чувствуете жажду, выпейте вина передъ сномъ.
Вошли двѣ дѣвицы и подали вина.
— «Кто можетъ отказаться отъ вина изъ такихъ прекрасныхъ рукъ?» воскликнулъ Джіането.
На это вдова только улыбнулась. Джіането беретъ кубокъ, дѣлаетъ видъ, что пьетъ, а между тѣмъ выливаетъ вино себѣ за пазуху. Вдова, увѣренная, что онъ выпилъ зелье, думаетъ про себя съ великой радостью: «Поѣзжай-ка, молодой человѣкъ, назадъ да привози другой корабль — этого ты лишишься»… Джіането легъ спать и захрапѣлъ, притворяясь, что погруженъ въ глубокій сонъ. Вдова, видя это, улеглась тутъ же. Вдругъ Джіането воскликнулъ:
— Теперь я выдержалъ искусъ, вы должны выдти за меня замужъ.
Наутро Джіането былъ посвященъ въ рыцари, его посадили на тронъ, дали ему въ руки скипетръ, затѣмъ провозгласили его властителемъ страны съ великой торжественностью, и онъ былъ обвѣнчанъ съ вдовой.
Джіането управлялъ страной образцово и творилъ строгую справедливость. Нѣкоторое время онъ продолжалъ жить въ этомъ счастливомъ состояніи и ни разу не вспомнилъ о бѣдномъ-Алсальдо, поручившемся своей жизнью за десять тысячъ дукатовъ. Но о дважды, стоя у окна дворца со своей молодой женой, онъ увидалъ множество народа, идущаго по площади съ заженными факелами въ рукахъ.
— Что это значитъ? спросилъ онъ.
Жена его отвѣчала:
— Это мастеровые идутъ въ церковь Св. Іоанна, — сегодня вѣдь празднуется память этого святого.
Тутъ Джіането тотчасъ вспомнилъ про Апсальдо, глубоко вздохнулъ и поблѣднѣлъ. Жена спросила его о причинѣ такой внезапной перемѣны. Онъ отвѣчалъ, что не чувствуетъ ничего особеннаго. Она продолжала настаивать съ большимъ жаромъ, наконецъ заставила его сознаться — въ чемъ заключается причина его безпокойства. Онъ объяснилъ ей всю исторію Ансальдо, какъ онъ принялъ на себя обязательство передъ евреемъ за взятыя имъ деньги, повѣдалъ ей о своемъ горѣ и страхѣ, что бы отецъ не погибъ изъ-за него, такъ какъ если десять тысячъ дукатовъ не будутъ уплачены въ тотъ же день, то Ансальдо принужденъ будетъ отдать ростовщику фунтъ своего мяса. Королева велѣла и ужу сѣсть на коня и ѣхать сушей кратчайшимъ путемъ, взявъ съ собой нѣсколько человѣкъ свиты и сто тысячъ дукатовъ, и не останавливаться, пока онъ не достигнетъ Венеціи; и если Ансальдо еще живъ, то приказала привезти его къ ней. Джіането садится на коня, забираетъ съ собой двадцать всадниковъ и спѣшитъ въ Венецію.
Между тѣмъ уже насталъ срокъ уплаты по векселю. По ходатайству еврея, Ансальдо былъ схваченъ и присужденъ дать ему фунтъ своего мяса. Несчастный попросилъ лишь нѣсколько дней отсрочки, чтобы въ случаѣ, если пріѣдетъ его милый Джіането, имѣть радость обнять его передъ смертью. Еврей согласился подождать, но прибавилъ, что все-таки намѣренъ вырѣзать кусокъ мяса, согласно заключенному условію. Ансальдо согласился.
Нѣсколько купцовъ готовы были сложиться, чтобы внести долгъ, по еврей ничего не хотѣлъ слышать и добивался только одного: доставить себѣ удовольствіе сказать, что онъ предалъ смерти одного изъ самыхъ видныхъ христіанскихъ купцовъ. Джіането изъ всѣхъ силъ торопился въ Венецію, а жена вскорѣ послѣдовала за нимъ, переодѣтая адвокатомъ и сопровождаемая двумя слугами. Джіането, прибывъ въ Венецію, отправился къ еврею и заявилъ ростовщику, что онъ готовъ уплатить деньги и даже болѣе условленной суммы — сколько бы тотъ ни потребовалъ. Но жидъ отказался принять деньги, разъ онѣ не были уплачены въ срокъ, а требовалъ фунта мяса. Всѣ осуждали еврея; но такъ какъ въ Венеціи правосудіе чинилось строго законно, а еврей основывалъ свои притязанія на принятыхъ и вѣками установленныхъ формахъ, то единственнымъ средствомъ повліять на еврея оставались развѣ просьбы. Венеціанскіе купцы стали упрашивать его, но онъ оставался непреклоннымъ. Джіането предлагалъ ему сначала двадцать тысячъ дукатовъ, потомъ тридцать, сорокъ, пятьдесятъ и наконецъ сто тысячь. Еврей отвѣчалъ, что, предложи онъ ему золота, сколько стоитъ вся Венеція. — онъ и тогда не согласится.
— Мало вы меня знаете, прибавилъ онъ, если думаете, что я отступлюсь отъ своего требованія.
Между тѣмъ жена Джіането также пріѣхала въ Венецію въ своемъ адвокатскомъ костюмѣ; когда она остановилась въ гостинницѣ, хозяинъ обратился къ одному изъ ея слугъ съ вопросомъ; кто его господинъ? Слуга отвѣчалъ, что это молодой юристъ, окончившій курсъ въ Болоньѣ. Хозяинъ гостиницы обошелся съ нимъ очень учтиво. За столомъ, въ то время, какъ онъ прислуживалъ ему, юристъ освѣдомился, между прочимъ, какъ чинится правосудіе въ этомъ городѣ. Хозяинъ отвѣчалъ, что здѣсь судъ очень строгій, и кстати разсказалъ о дѣлѣ Ансальдо.
— Вопросъ этотъ легко разрѣшить, замѣтилъ юристъ.
— Если вы сможете разрѣшить его, вставилъ трактирщикъ, и спасти достойнаго человѣка отъ смерти, вы заслужите любовь и уваженіе всѣхъ лучшихъ людей этого города.
Юристъ приказалъ сдѣлать оглашеніе, чтобы всякій, у кого есть какія-либо тяжебныя дѣла, обращался къ и ему за совѣтомъ. Дошло и до Джіането, что изъ Болоньи прибылъ знаменитый юристъ, способный разрѣшить всякія судебныя дѣла. Джіането предложилъ еврею обратиться вмѣстѣ къ юристу.
— Отъ всего сердца, отвѣчалъ Еврей, но кто бы ни явился, я не отступлюсь отъ своего требованія.
Они пришли къ адвокату и привѣтствовали его. Джіането не узналъ жену, такъ какъ она измѣнила себѣ черты лица при помощи сока нѣкоторыхъ травъ. Джіането и еврей каждый съ своей стороны объяснили юристу обстоятельства дѣла; тотъ, прочитавъ условіе, сказалъ еврею;
— Совѣтую вамъ взять сто тысячъ дукатовъ и освободить этого почтеннаго человѣка, который навѣки сохранитъ къ вамъ чувство благодарности за оказанную ему милость.
Еврей возразилъ, что никогда не сдѣлаетъ ничего подобнаго.
— Это было бы для васъ лучше! убѣждалъ его законникъ. Но еврей твердо рѣшилъ не уступать. Вслѣдъ затѣмъ они явились на судъ. Молодой судья предложилъ еврею вырѣзать у должника фунтъ мяса, откуда онъ ни пожелаетъ. Еврей велѣлъ ему раздѣться до-гола и уже занесъ ножъ, нарочно заказанный для этой цѣли. Видя это, Джіането въ страхѣ обратился къ судьѣ.
— Развѣ для этого я прибѣгнулъ къ вамъ?
— Успокойтесь, отвѣчалъ тотъ, — фунтъ мяса вѣдь еще не вырѣзанъ.
Только что еврей собрался нанести ударъ, какъ судья остановилъ его.
— Смотрите, берегитесь, если вы возьмете больше или или меньше фунта, я прикажу отрубить вамъ голову; кромѣ того, если вы прольете хоть одну каплю крови, вы будете казнены — въ вашей роспискѣ не упомянуто о пролитіи крови, но весьма точно обозначено, что вы имѣете право взять фунтъ мяса, — не больше и не меньше.
Судья приказалъ немедленно принести топоръ и плаху.
— Теперь, сказалъ онъ, если я увижу хоть единую каплю крови, ваша голова будетъ снесена.
Въ концѣ концовъ еврей, послѣ долгихъ колебаній, заявилъ, что согласенъ взять сто тысячъ дукатовъ и этимъ удовольствуется.
— Нѣтъ, говоритъ судья, ужъ вы лучше вырѣжьте фунтъ мяса, согласно обязательству; почему вы не брали раньше предложенныхъ денегъ?
Еврей спустилъ цѣну до девяноста тысячъ дукатовъ, потомъ до восьмидесяти тысячъ; но судья стоялъ на своемъ. Джіането просилъ судью присудить еврею то, что онъ требуетъ, только бы поскорѣе освободили Аисальдо; но тотъ не захотѣлъ.
— Предоставьте мнѣ дѣйствовать, я справлюсь съ нимъ по своему.
Еврей готовъ былъ взять уже только пятьдесятъ тысячъ, но судья объявилъ, что не дастъ ни гроша.
— По крайней мѣрѣ, отдайте мнѣ хоть мои собственныя десять тысячъ дукатовъ, и будьте вы всѣ прокляты.
— Я ничего не дамъ тебѣ, объявилъ судья, — если желаешь получить фунтъ мяса, — бери его, если нѣтъ, я прикажу твое условіе уничтожить.
Еврей, убѣдившись, что онъ ничего не достигнетъ, разорвалъ росписку въ клочки въ страшномъ бѣшенствѣ. Ансальдо былъ освобожденъ и съ великой радостью приведенъ въ гостиницу своимъ сыномъ Джіането, который принесъ туда же сто тысячъ дукатовъ, намѣреваясь предложить ихъ адвокату. Но тотъ отказался.
— Мнѣ не нужны ваши деньги: свезите ихъ обратно вашей супругѣ, чтобы она не упрекнула васъ въ томъ, что вы тратите ихъ попустому.
— Супруга моя такъ добра, возразилъ Джіането, что я могъ бы истратить вчетверо больше — она и тогда не разсердилась бы.
— Довольны вы вообще своей супругой? освѣдомился адвокатъ.
— Я люблю ее больше всего на свѣтѣ, воскликнулъ Джіането, — это какое-то диво природы. Если вы пожелаете посѣтить ее, вы увидите, какіе вамъ будутъ оказаны почести.
— Я не могу сопровождать васъ, молвилъ юристъ, по разъ вы такъ хорошо отзываетесь о ней, я попрошу васъ передать ей мое почтеніе.
— Съ удовольствіемъ, сказалъ Джіането; однако прошу васъ принять хоть часть денегъ.
Въ то время какъ онъ говорилъ, адвокатъ замѣтилъ на его пальцѣ кольцо.
— Дайте мнѣ это кольцо, сказалъ онъ, — я не желаю иной награды.
— Охотно, говорить Джіането; но такъ какъ это кольцо подарено мнѣ женой, съ просьбой носить его на память, то мнѣ непріятно съ нимъ разставаться, а она, замѣтивъ, что кольца нѣтъ на моемъ пальцѣ, подумаетъ, пожалуй, что я подарилъ его другой женщинѣ.
— Она настолько уважаетъ васъ, говорить адвокатъ, что повѣритъ вашимъ словамъ, — вы можете сказать ей, что подарили его мнѣ; но мнѣ сдается скорѣе, что вамъ хочется подарить это кольцо которой нибудь изъ вашихъ прежнихъ возлюбленныхъ здѣсь, въ Венеціи.
— Я не промѣняю ее ни на какую другую женщину въ мірѣ, возразилъ Джіането.
Засимъ онъ снимаетъ кольцо съ своего пальца и даритъ его адвокату.
— У меня есть къ вамъ еще одна просьба, говоритъ законникъ."
— Она будетъ пополнена, отвѣчаетъ Джіането.
— Просьба моя заключается въ томъ, чтобы вы не оставались здѣсь, а какъ можно скорѣе вернулись къ женѣ.
— Мнѣ представляется, какъ будто мы тысячу лѣтъ не видались съ ней, замѣтилъ Джіането.
И тотчасъ же они распростились. Адвокатъ сѣлъ на корабль и покинулъ Венецію. Джіането простился со своими венеціанскими друзьями и, взявъ съ собой Ансальдо, уѣхалъ тоже; нѣкоторые изъ его старыхъ знакомыхъ сопровождали его.
Жена пріѣхала домой нѣсколькими днями раньше; она переодѣлась въ свое женское платье и сдѣлала видъ, какъ будто провела время на купаньяхъ. Вернувшись домой, она распорядилась, чтобы улицы были украшены коврами, и когда прибыли Джіането съ Ансальдо, весь дворъ вышелъ имъ навстрѣчу. Когда они пришли во дворецъ, жена выбѣжала привѣтствовать Джіането, но притворилась, какъ будто сердита на него, хотя любила его до чрезвычайности; между тѣмъ пиры, турниры и увеселенія шли своей чередой; на нихъ присутствовали всѣ придворные кавалеры и дамы. Джіането, замѣтивъ, что жена встрѣтила его не съ обычной радостью, подозвалъ ее къ себѣ и хотѣлъ съ ней поздороваться. Но она отвѣчала, что не желаетъ его ласкъ.
— Я увѣрена, сказала она, что вы расточали ихъ какой-нибудь изъ вашихъ прежнихъ возлюбленныхъ.
Джіансто сталъ оправдываться. Она спросила:
— Гдѣ кольцо, которое я вамъ подарила?
— Ну вотъ, я такъ и ожидалъ! — воскликнулъ Джіането, — я былъ правъ, говоря, что вы разсердитесь на меня; но я клянусь всѣми святыми и всѣмъ, что мнѣ дорого, что я подарилъ его адвокату, выигравшему нашъ процессъ.
— А я могу поклясться, что ты подарилъ его женщинѣ, поэтому не клянись болѣе.
Джіането сталъ увѣрять, что говоритъ сущую правду, и что то же самое онъ твердилъ адвокату, когда тотъ просилъ у него кольцо. Жена отвѣчала, что ему лучше бы оставаться въ Венеціи со своими любовницами, которыя, вѣроятно, плакали, когда онъ уѣзжалъ. У Джіането у самого потекли слезы и въ большомъ огорченіи онъ увѣрялъ ее, что сказанное ею неправда. Жена, видя его слезы, какъ кинжалы пронзившія ей сердце, бросилась цѣловать его; съ громкимъ смѣхомъ она показала кольцо и разсказала ему, что знаменитый адвокатъ былъ никто иной, какъ она сама. Джіането былъ пораженъ. Убѣдившись, что это правда, онъ сообщилъ всю исторію придворнымъ и своимъ спутникамъ. Все это еще болѣе усилило любовь между нимъ и его супругой. Онъ позвалъ ту самую дѣвушку, которая тогда, въ памятный вечеръ, подала ему добрый совѣтъ не пить снотворнаго зелья, и отдалъ ее въ жены Ансальдо. Всю остальную жизнь свою они прожили въ великомъ счастіи и благополучіи.
Дожъ Венеціи.
Принцъ Аррагонскій.
Принцъ Мороккскій.
Антоніо, венеціанскій купецъ.
Бассаніо, его другъ.
Саланіо, Саларино, Граціано, друзья Антоніо и Бассаніо.
Лоренцо, влюбленный въ Джессику.
Шейлонъ, богатый еврей.
Тубалъ, еврей, другъ его.
Ланчелотъ Гоббо, шутъ, служитель Шейлока.
Старикъ Гоббо, отецъ Ланчелота.
Леонардо, слуга Бассаніо.
Бальтазаръ, слуга Порціи.
Стефано, слуга Порціи.
Порція, наслѣдница богатаго имѣнія.
Нерисса, ея служанка.
Джессика, дочь Шейлока.
ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ. править
СЦЕНА I. править
Признаться, я и самъ не понимаю,
Чего я такъ печаленъ. Грусть и васъ
Томитъ, какъ вы сказали мнѣ; но, право,
Я все еще узнать стараюсь, какъ
Я эту грусть поймалъ, нашелъ иль встрѣтилъ,
И изъ чего она сотворена,
И чье она произведенье. Просто
Я сдѣлался какимъ-то дуракомъ,
И самъ себѣ почти неузнаваемъ.
Вашъ духъ теперь летаетъ по морямъ;
Вы мыслью тамъ, гдѣ ваши галеоны,
Подобные вельможамъ именитымъ
И гражданамъ богатымъ водъ морскихъ,
Вздувъ паруса, внизъ смотрятъ горделиво
На мелкія торговыя суда,
Что головы съ почтеньемъ преклоняютъ,
Когда они несутся мимо ихъ
На полотняныхъ крыльяхъ.
О, повѣрьте,
Когда бы я такъ много рисковалъ,
Какъ вы, синьоръ, — вослѣдъ моимъ надеждамъ
Летали бы и чувства всѣ мои.
Я вырывалъ бы травку поминутно,
Чтобы узнать, откуда вѣтеръ; я
Разсматривалъ бы въ картахъ безпрестанно
Всѣ гавани и пристани — и все,
Что породить могло бы опасенье
Несчастія съ имуществомъ моимъ,
Печаль въ меня вселяло бы, конечно.
Я, каждый разъ, какъ мой горячій супъ
Дыханіе мое бы охлаждало,
И самъ бы стылъ отъ ужаса, при мысли
О той бѣдѣ, что можетъ натворить
Въ открытомъ морѣ слишкомъ сильный вѣтеръ,
Не могъ бы я ни разу на часы
Песочные взглянуть, чтобъ не подумать
Объ отмеляхъ песчаныхъ — и о томъ,
Что мой корабль, быть можетъ, погрузился
Въ морской песокъ и ниже, чѣмъ бока,
Склонилъ главу, чтобы свою могилу
Поцѣловать. Войдя въ священный храмъ
И бросивъ взглядъ на каменныя стѣны,
Я могъ ли бы не вспомнить въ тотъ же мигъ
О гибельныхъ утесахъ, что малѣйшимъ
Толчкомъ въ корабль мой нѣжный могутъ вдругъ
Всѣ пряности его разсѣять въ морѣ
И тканями шелковыми его
Одѣть валы бунтующаго моря?
Короче — могъ ли бъ я при этомъ всемъ
Не представлять себѣ, что все богатство
Вдругъ сдѣлалось ничтожествомъ? Могу ль
Я мысль мою удерживать на мысли
Объ этомъ всемъ, безъ мысли, что такимъ
Несчастіемъ я былъ бы опечаленъ?
Не спорьте: я увѣренъ — оттого
Антоніо груститъ, что вспоминаетъ
Про свой товаръ.
Совсѣмъ не оттого —
Повѣрьте мнѣ. Я очень благодаренъ
Своей судьбѣ: не ввѣренъ мой товаръ
Единственному судну или мѣсту;
Не отдано имущество мое
Въ зависимость отъ нынѣшняго года.
Итакъ, меня печалятъ не дѣла
Торговыя.
Такъ, значитъ, вы влюбились?
О, нѣтъ!
Какъ — нѣтъ? и не влюбились! Ну,
Такъ скажемъ такъ: вы оттого печальны,
Что просто вамъ невесело; могли бы
Вы точно также хохотать и прыгать,
И говорить: «Я веселъ оттого,
Что не грущу!» О, Янусъ двуголовый,
Клянусь тобой: забавныхъ чудаковъ
Въ свои часы природа сотворяетъ:
Одинъ — гляди — все щурится и все
Хохочетъ, точно попугай, заслышавъ
Волынки звукъ; а у другого видъ
Такъ уксусенъ, что увѣряй самъ Несторъ,
Что вещь смѣшна, не обнаружитъ онъ
Своихъ зубовъ улыбкою веселой.
Вотъ родственникъ достопочтенный вашъ
Бассаніо, съ Лоренцо и Грацьяно.
Прощайте: мы васъ оставляемъ въ лучшемъ
Сообществѣ.
Остался бъ съ вами я,
Пока бы вы не стали веселѣе,
Но болѣе достойные друзья
Меня предупредили.
Вашей дружбѣ
Я придаю большую цѣну. Мнѣ
Сдается такъ, что есть у васъ другія,
Свои дѣла и что такой предлогъ
Сыскали вы, чтобы уйти отсюда.
Привѣтъ-мой вамъ, синьоры.
Что жъ, когда
Мы съ вами вновь, синьоры, похохочемъ?
Мы видимся ужъ слишкомъ рѣдко. Развѣ
Такъ быть должно?
Мы оба вамъ готовы
Всегда служить въ свободные часы.
Бассаніо, теперь, когда нашли вы
Антоніо — уходимъ мы вдвоемъ.
Но не забыть прошу, гдѣ въ часъ обѣда
Мы встрѣтиться условились.
Навѣрное.
Приду.
Антоніо, вы какъ-то
Разстроены. Ужъ слишкомъ много вы
Заботитесь объ этой жизни. Право,
Тотъ жизнь свою теряетъ, кто ее
Излишествомъ заботъ пріобрѣтаетъ.
Повѣрьте мнѣ, есть перемѣна въ васъ
Престранная.
Я этотъ міръ считаю
Лишь тѣмъ, чѣмъ есть на самомъ дѣлѣ онъ:
Подмостками, гдѣ роль играть всѣ люди
Обязаны; а мнѣ досталась роль
Печальная.
Такъ мнѣ ужъ вы позвольте
Взять роль шута. Пускай покроюсь я
Морщинами при смѣхѣ и весельѣ!
Пусть лучше я разгорячу виномъ
Желудокъ мой, чѣмъ остужу все сердце
Стенаньями смертельными! Тому,
Въ чьихъ жилахъ кровь горячая струится,
Зачѣмъ сидѣть, какъ дѣдушка его,
Альбастровой статуей? спать въ то время,
Когда вполнѣ онъ бодрствуетъ? брюзжать
И злиться такъ, чтобъ желчь разлилась въ тѣлѣ?
Антоніо, къ тебѣ привязанъ я —
И говоритъ во мнѣ любовь. Послушай,
Что я скажу: на свѣтѣ люди есть,
Чьи лица такъ недвижны, какъ болото
Стоячее; они всегда хранятъ
Упорное молчаніе, желая
Прослыть вездѣ за мудрецовъ большихъ,
Серьезнѣйшихъ философовъ, и будто
Вамъ говорятъ: «Я — господинъ-пророкъ,
И ужъ когда я губы раскрываю,
Тогда молчать обязанъ каждый песъ».
О, милый мой, изъ нихъ я многихъ знаю,
Которые слывутъ за мудрецовъ
Лишь потому, что никогда ни слова
Не говорятъ; а между тѣмъ — вполнѣ
Увѣренъ я — рѣшись они немного
Заговорить — ихъ слушатели всѣ
Терзались бы, необходимость видя
Болванами назвать собратьевъ. Я
Подробнѣе поговорю объ этомъ
Съ тобой потомъ, лишь перестань ловить
На удочку печали мнѣнье свѣта,
Служащее плотвою дуракамъ.
Теперь идемъ, Лоренцо мой. Покамѣстъ
Прощайте. Тамъ, какъ кончимъ мы обѣдъ,
И рѣчь свою я кончу.
До свиданья;
Мы до обѣда оставляемъ васъ.
Должно быть, я къ тѣмъ мудрецамъ безмолвнымъ
Принадлежу, затѣмъ, что никогда
Поговорить не дастъ мнѣ Граціано.
Да поживи еще хоть года два
Со мной вдвоемъ — и собственный свой голосъ
Забудешь ты.
Прощайте. Болтуномъ
Я сдѣлаюсь въ компаньи вашей.
Это
Пріятно мнѣ; вѣдь только въ двухъ вещахъ
Безмолвіе — одно изъ качествъ важныхъ:
Въ конченыхъ языкахъ и дѣвахъ непродажныхъ.
Заключается ли что-нибудь во всѣхъ этихъ словахъ?
Ни одинъ человѣкъ во всей Венеціи не умѣетъ произносить такое безчисленное множество ничего незначащихъ словъ, какое произноситъ Граціано. Его разсужденія — точно два зерна пшеницы, спрятанныя въ двухъ мѣрахъ соломы. Чтобы найти ихъ, нужно искать цѣлый день, а найдешь — оказывается, что они не стоили поисковъ.
Ну, хорошо. Теперь скажите мнѣ,
Кто дама та, которой покланяться
Вы поклялись и о которой мнѣ
Вы разсказать сегодня обѣщали?
Антоніо, небезъизвѣстно вамъ,
Какъ сильно я дѣла свои разстроилъ,
Живя пышнѣй, чѣмъ позволяли мнѣ
Мои, совсѣмъ не важные, рессурсы.
Я не скорблю о томъ, что не могу
Жить долѣе такъ весело и пышно,
Но главная забота у меня —
Какъ заплатить долги мои большіе,
Въ которые я мотовствомъ своимъ
Былъ вовлеченъ. Вамъ я обязанъ больше,
Антоніо, чѣмъ всѣмъ другимъ друзьямъ
И деньгами, и дружбой. Эта дружба
Порукой мнѣ, что я могу открыть
Вамъ планы всѣ и всѣ предположенья,
Которые я сдѣлалъ для того,
Чтобъ отъ долговъ совсѣмъ себя очистить.
Скажите все, прошу васъ, добрый мой
Бассаніо, — и если эти планы,
Какъ сами вы, не отвращаютъ глазъ
Отъ честности, то васъ могу увѣрить,
Что кошелекъ и самого себя,
И средства всѣ послѣднія открою
Для вашихъ нуждъ.
Еще ребенкомъ я,
Когда стрѣлу мнѣ потерять случалось,
Сейчасъ металъ другую вслѣдъ за ней
Такую же и въ томъ же направленьи,
Но ужъ за ней внимательнѣй слѣдилъ,
Чтобъ первую найти — и такъ, рискуя
Обѣими, я обѣ иногда
Отыскивалъ. Такой примѣръ изъ дѣтскихъ,
Невинныхъ лѣтъ привелъ я потому,
Что и слово, которыя хочу я
Сейчасъ сказать, вполнѣ невинны. Другъ
Антоніо, и задолжалъ вамъ много,
И все, что вы мнѣ дали, потеряла,
Какъ юноша безпутнѣйшій; но если
Рѣшитесь вы второй стрѣлой метнуть
Въ ту сторону, куда метнули первой,
То я вполнѣ увѣренъ, что, слѣдя
Внимательно, иль обѣ отыщу я,
Иль принесу вторую вамъ назадъ,
И должникомъ признательнымъ останусь
За первую.
Вы знаете меня
И тратите лишь время въ изворотахъ
Вокругъ моей привязанности къ вамъ,
И — вѣрьте мнѣ — сомнѣнью подвергая
Мою любовь, вы болѣе меня
Печалите, чѣмъ еслибъ промотали
Вы все мое имущество. Итакъ,
Скажите лишь, что я обязанъ сдѣлать,
И что могу, по мнѣнью твоему —
Я все готовъ исполнить. Говори же.
Наслѣдница богатая живетъ
Въ помѣстіи Бельмонтѣ, и прекрасна
Она лицомъ, и тѣмъ еще прекраснѣй,
Что чудныхъ добродѣтелей полна.
Уже не разъ посланія нѣмыя
Прелестныя изъ милыхъ глазъ ея
Я получалъ. Знай — Порція ей имя,
И Порція, Катона дочь и Брута
Жена, ничѣмъ не превзошла ее.
Достоинства ея небезъизвѣстны
Вселенной всей: четыре вѣтра къ ней
Изъ всякихъ странъ наносятъ самыхъ знатныхъ
Искателей; какъ солнце, блещутъ кудри,
И золотымъ руномъ съ висковъ бѣгутъ,
И дѣлаютъ ея Бельмонтскій замокъ
Колхидою, куда ужъ не одинъ
Герой-Язонъ являлся за побѣдой.
О другъ, имѣй я средство для того,
Чтобъ между нихъ соперникомъ явиться —
Душа моя предсказываетъ мнѣ,
Что я бъ успѣлъ и счастливъ былъ навѣрно.
Ты знаешь самъ — имущество мое
Все на морѣ; нѣтъ у меня ни денегъ,
Ни средствъ достать сейчасъ же капиталъ.
Ступай, ищи, развѣдай — сколько силы
Въ Венеціи имѣетъ мой кредитъ;
Его готовъ я выжать до копѣйки,
Чтобъ снарядить, какъ слѣдуетъ, тебя
Въ Бельмонтъ, къ прекрасной Порціи. Ступай же,
Развѣдывай; я тоже поищу,
Гдѣ деньги есть — и можетъ быть едва ли,
Чтобъ мнѣ и подъ мою поруку отказали.
СЦЕНА II. править
Право, Нерисса, моему маленькому тѣлу уже не подъ силу этотъ большой міръ.
Такъ бы оно и было, если бы вы настолько же бѣдствовали, насколько вы счастливы; но, видно, тѣ, которые черезчуръ много ѣдятъ, болѣютъ точно такъ же, какъ и тѣ, которые мучатся голодомъ. Потому-то среднее состояніе не маловажное счастіе. Излишество скоро доживаетъ до сѣдыхъ волосъ, а умѣренность живетъ долго.
Хорошія правила и хорошо сказаны.
Они были бы еще лучше, если бы ихъ исполняли, какъ должно.
Если бы дѣлать было такъ же легко, какъ знать что слѣдуетъ дѣлать — часовни были бы церквами, а избы бѣдныхъ людей — царскими дворцами. Тотъ хорошій проповѣдникъ, кто слѣдуетъ своимъ собственнымъ побужденіямъ: мнѣ легче научить двадцатерыхъ человѣкъ тому, что они должны дѣлать, чѣмъ быть одною изъ этихъ двадцати и слѣдовать моимъ собственнымъ наставленіямъ. Мозгъ можетъ изобрѣтать законы для крови, но горячая натура перепрыгиваетъ черезъ холодное правило. Безумная молодость — заяцъ, перескакивающій черезъ капканы, которые ставитъ ему благоразуміе. Но такое разсужденіе некстати теперь, когда мнѣ предстоитъ выбрать себѣ мужа. Увы! къ чему я говорю: «выбрать»? Я не имѣю права ни избрать того, кого само желала бы, ни отказать тому, кто мнѣ не нравится. Такъ воля живой дочери склоняется подъ волею умершаго отца! Не жестоко ли, Нерисса, что я не могу никого выбрать и никому отказать?
Вашъ отецъ былъ всегда добродѣтельнымъ человѣкомъ, а къ святымъ людямъ, въ минуту смерти, приходятъ благія мысли. Потому-то эта придуманная имъ лоттерея, по которой вы будете принадлежать тому, кто угадаетъ его намѣреніе при выборѣ одного изъ трехъ ящиковъ — золотого, серебрянаго и свинцоваго — безъ сомнѣнія, выиграется только человѣкомъ, искренно любящимъ васъ. Но скажите, чувствуете ли вы горячую привязанность къ какому-нибудь изъ царственныхъ жениховъ, уже появлявшихся передъ вами?
Пожалуйста, перечисли мнѣ ихъ по именамъ: по мѣрѣ того, какъ ты будешь называть ихъ, я буду ихъ описывать, и, судя по моему описанію, ты заключишь о степени моей привязанности.
Во-первыхъ, принцъ Неаполитанскій.
Ну, этотъ — родился въ конюшнѣ, потому что только и говоритъ, что о своей лошади, и хвастается, какъ большимъ талантомъ, тѣмъ, что умѣетъ самъ подковывать ее. Мнѣ очень сдается, что его почтенная матушка сыграла въ фальшивую игру съ какимъ-ни будь кузнецомъ.
Затѣмъ — графъ Палатинскій.
Этотъ только и дѣлаетъ, что морщитъ брови, какъ будто хочетъ сказать: «если вы не хотите меня, то рѣшайтесь». Онъ безъ улыбки слушаетъ веселые разсказы. Если ужъ въ молодости имъ овладѣла такая безнадежная угрюмость, то въ старости онъ, пожалуй, сдѣлается плачущимъ философомъ. Я лучше готова выйти за мертвую голову съ костью въ зубахъ, чѣмъ за одного изъ этихъ двухъ. Избави меня Господь отъ нихъ обоихъ!
Что вы скажете о французскомъ вельможѣ — мосье Ле Бонъ?
Его создалъ Богъ — такъ пусть онъ и слыветъ человѣкомъ. Право, я знаю, что насмѣхаться грѣшно; но этотъ французъ… У него лошадь лучше, чѣмъ у неаполитанца; скверная привычка морщить брови у него лучше, чѣмъ у палатинскаго графа; онъ — всѣ люди и вмѣстѣ съ тѣмъ никто. Стоитъ дрозду запѣть — онъ тотчасъ же подпрыгиваетъ; онъ готовъ сражаться съ своею собственною тѣнью. Выйдя за него, я вышла бы за двадцать человѣкъ; если бы онъ даже презиралъ меня, я прощала бы ему это, потому что, люби онъ меня хоть до безумія, мое сердце никогда бы ему не отвѣчало.
Ну, такъ что вы скажете о Фальконбриджѣ, молодомъ англійскомъ баронѣ?
Ты знаешь, что я не говорю съ нимъ ни слова, потому что мы не понимаемъ другъ друга; онъ не говоритъ ни по-латыни, ни по-французски, ни по-итальянски; а ты можешь присягнуть передъ судомъ, что я ни на грошъ не знаю по-англійски. По фигурѣ онъ образецъ порядочнаго человѣка, но — увы! — кто можетъ разговаривать съ нѣмою куклой? Какъ странно онъ одѣвается! Мнѣ кажется, что камзолъ свой онъ купилъ въ Италіи, панталоны — во Франціи, шляпу — въ Германіи, а манеры — во всѣхъ странахъ.
Какого вы мнѣнія о его сосѣдѣ, шотландскомъ лордѣ?
Я думаю, что въ немъ есть чувство милосердія къ своимъ сосѣдямъ, потому что онъ взялъ взаймы у англичанина пощечину и поклялся, что отдастъ ее ему, когда будетъ въ состояніи. Кажется, французъ поручился въ томъ и обязался подпиской.
Какъ вамъ нравится молодой нѣмецъ, племянникъ герцога Саксонскаго?
Онъ отвратителенъ по утрамъ, когда трезвъ, и еще отвратительнѣе послѣ обѣда, когда пьянъ. Въ свои лучшія минуты онъ немного хуже, чѣмъ человѣкъ; въ худшія — немного лучше звѣря. Какое бы несчастіе ни постигло меня, я всетаки надѣюсь, что найду средство не попасть въ руки этого человѣка.
Значитъ, если онъ захочетъ попытать счастья и угадаетъ, какой ящикъ надо выбрать, вы, отказавъ ему въ своей рукѣ, откажетесь вмѣстѣ съ тѣмъ исполнить волю вашего отца!
Чтобъ избѣжать этого несчастья, поставь, пожалуйста, но невыигрышный ящикъ большой стаканъ рейнвейна; тогда будь внутри этого ящика хоть самъ дьяволъ, а на крышкѣ его этотъ соблазнъ, нѣмецъ непремѣнно выберетъ его. Я готова скорѣе рѣшиться на все на свѣтѣ, чѣмъ сдѣлаться женою губки.
Вамъ нечего бояться, синьора: вы не достанетесь ниодному изъ этихъ господъ. Они уже сообщили мнѣ свое рѣшеніе — вернуться домой и перестать безпокоить васъ своимъ искательствомъ, развѣ только для того, чтобъ получить васъ, найдется какое-нибудь другое средство, кромѣ предложеннаго вашимъ отцомъ.
Хотя бы мнѣ пришлось дожить до старости Сивиллы, я умру цѣломудренною, какъ Діана, если никому не удастся получить меня согласно съ волей моего отца. Я очень рада, что это толпа вздыхателей такъ благоразумна, потому что изъ всѣхъ ихъ нѣтъ ни одного, отсутствія котораго я не желала бы отъ всего сердца — и я всѣмъ имъ желаю счастливаго пути.
Помните ли вы, синьора, одного венеціанца, ученаго и храбреца, который, еще при жизни вашего отца, пріѣзжалъ сюда съ маркизомъ Монфераттомъ!
Да, да, это былъ Бассаніо. Кажется, его такъ зовутъ?
Такъ, синьора. Изъ всѣхъ людей, которыхъ видѣли мои глупые глаза, онъ больше всѣхъ достоинъ прекрасной женщины.
Я хорошо помню его — и помню, что онъ заслуживаетъ твою похвалу.
Синьора, четыре чужестранца ищутъ васъ, чтобъ проститься съ вами. Кромѣ того, пріѣхалъ передовой отъ пятаго, принца Марокскаго. Онъ объявилъ, что принцъ, его повелитель, будетъ здѣсь сегодня вечеромъ.
Если бъ этому пятому я могла сказать «здравствуйте» такъ же охотно, какъ говорю этимъ четыремъ «прощайте» — его пріѣздъ порадовалъ бы меня; если у него характеръ святого, а лицо чорта, я желаю имѣть его лучше своимъ духовникомъ, чѣмъ мужемъ. Пойдемъ, Нерисса. (Слугѣ). Ты же ступай впередъ. Въ ту самую минуту, какъ мы запираемъ ворота за однимъ, другой стучится въ дверь.
СЦЕНА III. править
Три тысячи червонцевъ? Хорошо.
Да, синьоръ, на три мѣсяца.
На три мѣсяца? Хорошо.
За уплату, какъ я уже сказалъ вамъ, поручится Антоніо.
Антонію поручится? Хорошо.
Можете ли вы помочь мнѣ? Можете ли сдѣлать мнѣ удовольствіе? Узнаю ли я вашъ отвѣтъ?
Три тысячи червонцевъ, на три мѣсяца и за поручительствомъ Антоніо.
Что жъ вы отвѣтите!
Антоніо — хорошій человѣкъ.
Развѣ вы слыхали когда-нибудь, что это неправда!
О, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! Словами: «онъ хорошій человѣкъ» я хочу сказать, понимаете, что у него есть чѣмъ заплатить. Но его рессурсы не у него въ рукахъ. Одинъ изъ его кораблей плыветъ въ Триполисъ, другой — въ Индію; кромѣ того, я узналъ но Ріальто, что третій корабль онъ отправилъ въ Мексику, четвертый — въ Англію, а остальныя суда тоже разсѣяны по разнымъ странамъ. Но суда — вѣдь только доски, а матросы — люди; но свѣтѣ жъ живутъ земляныя и водяныя крысы, а также земляные и водяные воры, то есть пираты. Да и кромѣ того, опасны волны, вѣтры и скалы. Но у Антоніо, всетаки, есть чѣмъ заплатить. Три тысячи червонцевъ! Я полагаю, что можно ваять его вексель.
Будьте увѣрены, что можно.
Я желаю быть увѣреннымъ, что можно — и, чтобъ увѣриться, хочу пообдумать. Могу я поговорить съ Антоніо?
Для этого неугодно ли вамъ пообѣдать съ нами.
Да — чтобъ нюхать свинину, чтобъ ѣсть изъ сосуда, въ который нашъ пророкъ загналъ заклинаніями дьявола! Я готовъ покупать съ вами, продавать съ вами, разговаривать съ вами, прогуливаться съ вами и такъ далѣе; но я не стану ни ѣсть съ вами, ни пить съ вами, ни молиться съ вами. Что новаго на Ріальто? Кто идетъ сюда?
Это синьоръ Антоніо.
Его за то такъ ненавижу я,
Что онъ христіанинъ; но вдвое больше
Еще за то, что въ гнусной простотѣ
Взаймы даетъ онъ деньги безъ процентовъ
И роста курсъ сбиваетъ между насъ,
Въ Венеціи. Пусть мнѣ хоть разъ одинъ
Ему бока пощупать доведется —
Ужъ ненависть старинную свою
Я утолю. Святое наше племя
Не терпитъ онъ, и даже въ тѣхъ мѣстахъ,
Гдѣ сходятся купцы между собою,
Ругаетъ онъ меня, мои дѣла,
И мой барышъ законный называетъ
Онъ лихвою. Будь проклято мое
Колѣно все, когда ему прощу я!
Послушайте!
Наличный мой запасъ
Считаю я на память; по расчету
Выходитъ такъ, что вдругъ собрать для васъ
Три тысячи червонцевъ не могу я.
Но все равно. Тубалъ, богачъ-еврей,
Поможетъ мнѣ. Однако, погодите:
Какой вы срокъ назначите?
[Обращаясь къ Антоніо] Синьоръ
Почтеннѣйшій, желаю вамъ здоровья!
У насъ теперь рѣчь именно была
О васъ.
Шейлокъ, хотя обыкновенья
Нѣтъ у меня ни брать, ни одолжать,
Чтобъ не платить и не взимать процентовъ,
Но правило свое нарушу я,
Чтобъ выручить изъ крайняго стѣсненья
Пріятеля. [Къ Бассаніо] Извѣстно ли ему —
Вы сколько взять желаете.
Да, знаю:
Три тысячи червонцевъ.
И на срокъ
Трехмѣсячный.
Я и забылъ. Да, точно,
Три мѣсяца и поручитель — вы.
Сообразимъ. Послушайте, однако:
Вы, кажется, сказали, что у васъ
Привычки нѣтъ ни брать, ни дѣлать ссуды
Съ процентами?
Не поступаю такъ
Я никогда.
Когда овецъ Лавана
Іаковъ пасъ, Іаковъ этотъ былъ —
Онъ матери своей премудрой этимъ
Обязанъ — былъ онъ третьимъ по числу
Преемникомъ святого Авраама.
Да, третьимъ, такъ.
Ну, что же изъ того?
Проценты бралъ онъ, что ли?
Нѣтъ, процентовъ
Не бралъ онъ; нѣтъ, тутъ не было того,
Что прямо вы процентами зовете.
Послушайте, что сдѣлалъ онъ. Лаванъ
Съ нимъ заключилъ условье, что ягнята
Пелесые и пестренькіе всѣ
Іакову служить наградой будутъ
За трудъ его. Когда пришла пора
Осенняя, овечки въ вожделѣньи
Пошли къ своимъ баранамъ — и начался
Межъ этою лохматою породой
Созданья трудъ. Тогда хитрецъ-пастухъ
Сталъ обдирать кору съ вѣтвей древесныхъ
И вѣтви тѣ предъ каждою овцой
Втыкалъ въ моментъ ея совокупленья —
И овцы зачинали, и потомъ
Рождалися все пестрые ягнята —
И было все Іаковле. Такой
Онъ путь избралъ для барыша — и небомъ
Благословенъ онъ былъ. Итакъ, барышъ
Некраденный — благословенье неба.
Іаковъ тутъ служилъ на рискъ, синьоръ:
Не отъ него зависѣла удача;
Его барышъ былъ Божьею рукой
Опредѣленъ и сдѣланъ. Развѣ этимъ
Хотите вы проценты оправдать?
Иль серебро и -золото у васъ
Одно и то жъ, что овцы и бараны?
Какъ вамъ сказать — я быстро ихъ пложу.
Послушайте, однако.
Вотъ, Бассаньо,
Замѣть себѣ: ссылаться можетъ чортъ
На доводы священнаго писанья.
Когда душа порочная беретъ
Въ защитники свидѣтельство святое,
Она — злодѣй съ улыбкой на устахъ,
Красивый плодъ съ гнилою сердцевиной.
О, какъ на видъ всегда красива фальшь!
Три тысячи червонцевъ! Это сумма
Почтенная. Три мѣсяца изъ году —
Сообразимъ, процентовъ сколько тутъ
Приходится!
Ну, что жъ, Шейлокъ, скажите,
Хотите вы насъ одолжить?
Синьоръ
Антоніо, припомните, какъ часто
Въ Ріальто вы ругались надо мной
Изъ-за моихъ же денегъ и процентовъ,
Я это все всегда переносилъ
Съ терпѣніемъ, плечами пожимая;
Терпѣніе жъ — наслѣдственный удѣлъ
Всей націи еврейской. Вы меня
Ругали псомъ, отступникомъ, злодѣемъ,
Плевали мнѣ на мой кафтанъ жидовскій,
И это все за то лишь, что своимъ
Я пользуюсь. Теперь, какъ видно, помощь
Моя нужна — ну, что жъ! впередъ! и вы
Приходите ко мнѣ и говорите:
«Шейлокъ, намъ нужны деньги». Это вы
Такъ просите, вы, часто такъ плевавшій
Мнѣ въ бороду, дававшій мнѣ пинки,
Какъ будто псу чужому, что забрался
На вашъ порогъ. Вамъ нужны деньги. Что жъ
Мнѣ слѣдуетъ отвѣтить? Не сказать ли:
«Да развѣ же имѣетъ деньги песъ?
Да развѣ же возможно, чтобъ собака
Три тысячи червонцевъ вамъ дала?»
Иль, можетъ быть, я долженъ низко шляпу
Предъ вами снять и тономъ должника,
Едва дыша, вамъ прошептать смиренно:
«Почтеннѣйшій синьоръ мой, на меня
Вы въ середу прошедшую плевали,
Въ такой-то день вы дали мнѣ пинка,
Въ другой — меня собакой обругали,
И вотъ теперь, за ласки эти всѣ,
Я приношу вамъ столько-то и столько».
Я и теперь готовъ тебя назвать
Собакою и точно также плюнуть
Въ твое лицо и дать тебѣ пинка.
Когда взаймы ты дать согласенъ деньги,
Такъ и давай — не какъ друзьямъ своимъ…
Ну, видано ль, чтобъ дружба заставляла
Друзей платить проценты за металлъ
Безплоднѣйшій!.. Нѣтъ, какъ врагу скорѣе
Ты деньги дай, чтобъ, если въ срокъ тебѣ
Онъ не отдастъ, ты могъ, не церемонясь,
Съ него взыскать.
Ну посмотрите, какъ
Вспылили вы! Хотѣлось бы мнѣ съ вами
Друзьями быть, снискать у васъ любовь,
Забыть позоръ, которымъ вы пятнали
Всегда меня, въ нуждѣ вамъ пособить,
Не взявъ за то процентовъ ни копѣйки
Но собственныя деньги, а меня
И выслушать вы не хотите. Право,
По-дружески я предлагаю вамъ.
Дѣйствительно по-дружески.
И это
Я докажу. Къ нотаріусу мы
Сейчасъ пойдемъ; вы на простой роспискѣ
Подпишитесь, и такъ, для шутки, въ ней
Напишемъ мы, что если не внесете
Въ такой-то день, въ такомъ-то мѣстѣ мнѣ
Ту сумму всю, которая въ роспискѣ
Означится, то неустойкой съ васъ
Фунтъ вашего прекраснѣйшаго мяса
Послужитъ мнѣ — и буду властенъ я
Тамъ вырѣзать его, гдѣ пожелаю.
Что жъ, я не прочь! Подъ векселемъ такимъ
Я подпишусь и объявлю, что жидъ
Безмѣрно добръ.
Нѣтъ, векселя такого
Ты за меня не выдашь. Я готовъ
Скорѣй въ нуждѣ остаться.
Э, не бойся:
Не будетъ мной просрочено! Еще
Два мѣсяца — такъ, стало быть, до срока
За тридцать дней — и долженъ получить
Я вдесятеро болѣе той суммы,
Что мы займемъ.
О, отче Авраамъ!
Вотъ каковы всѣ эти христіане!
Ихъ собственная жесткость учитъ ихъ
Подозрѣвать въ другихъ дурныя мысли.
[Къ Бассаніо]. Ну, сами вы скажите: если онъ
Въ срокъ не внесетъ — изъ этой неустойки
Что пользы мнѣ? Людского мяса фунтъ,
Вѣдь, цѣнится гораздо ниже мяса
Не только что барана, но козла.
Лишь для того ему услугу эту
Я предложилъ, чтобъ пріобрѣсть себѣ
Его пріязнь. Согласенъ онъ — извольте!
Не хочетъ онъ — прощайте, и прошу
За дружбу къ вамъ не обвинять Шейлока.
Шейлокъ, готовъ я вексель подписать.
Ступайте же къ нотаріусу: скоро
И я приду. Скажите тамъ ему,
Какъ написать забавный этотъ вексель,
А я пойду — червонцы соберу,
Да посмотрю, что дѣлается дома:
Онъ у меня оставленъ подъ присмотръ
Опаснѣйшій безпутнаго лакея.
Я къ вамъ приду немедленно. [Уходитъ.
Ступай,
Мой милый жидъ. Онъ къ вѣрѣ христіанской
Навѣрно обратится: что-то сталъ
Онъ слишкомъ добръ.
Тотъ человѣкъ мнѣ гадокъ,
Въ комъ мысли гнусныя, языкъ же льстивъ и сладокъ.
Пойдемъ. Бояться намъ не слѣдуетъ жида:
До срока векселя придутъ мои суда.
ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ. править
СЦЕНА I. править
Не отвергай меня изъ-за того,
Что черенъ я: то мрачная ливрея
Полуденнаго солнца — моего
Ближайшаго сосѣда и кормильца.
Пускай придетъ красивѣйшій сюда
Изъ всѣхъ людей, на сѣверѣ рожденныхъ,
Въ той сторонѣ, гдѣ ледъ едва-едва
Подъ Фебовымъ огнемъ растаять можетъ;
Пусть изъ любви къ тебѣ и я, и онъ
Дадимъ себѣ разрѣзъ на кожѣ сдѣлать —
Увидите, чья будетъ кровь краснѣй.
Синьора, вѣрь — лицо мое въ храбрѣйшихъ
Вселяло страхъ; любовію моей
Клянусь тебѣ, прекраснѣйшія дѣвы
Моей страны смотрѣли на него
Съ любовію! Разстаться съ этимъ цвѣтомъ
Рѣшился бы я только для того,
Чтобъ у тебя твои похитить чувства,
Прекрасная владычица моя.
Я въ выборѣ руковожусь не только
Совѣтами глазъ дѣвичьихъ; притомъ
Моя судьба въ рукахъ у лоттереи —
И выборомъ своимъ располагать
Не въ правѣ я; но еслибъ только воля
Отцовская не приказала мнѣ
Отдать себя тому, кто завладѣетъ
Моей рукой тѣмъ средствомъ, о которомъ
Я только что сказала вамъ, то вы,
Принцъ доблестный, могли бы точно такъ же
Искать моей пріязни, какъ и всѣ,
Кого я здѣсь до этихъ поръ встрѣчала.
Благодарю васъ и за то. Теперь,
Пожалуйста, меня вы поведите
Къ тѣмъ сундучкамъ: я счастія хочу
Попробовать. Клянуся этой саблей,
Принесшей смерть Софи и одному
Персидскому владыкѣ — этой саблей,
Которою три славныя сраженья
Я выигралъ султану Солиману,
Что я готовъ блескъ самыхъ смѣлыхъ глазъ
Затмить моимъ, и высшую отвагу,
Какая есть на свѣтѣ, одолѣть,
И медвѣжатъ отъ материнской груди
Прочь оторвать, и даже надо львомъ,
Алкающимъ добычи, издѣваться —
Все для того, чтобъ завладѣть тобой,
Красавица! Но, ахъ, межъ тѣмъ какъ Лихасъ
И Геркулесъ играютъ въ кости съ тѣмъ,
Чтобъ порѣшить, кто изъ двоихъ храбрѣе,
Вдругъ можетъ такъ случиться, что рука
Слабѣйшаго удачнѣй кости кинетъ —
И побѣдитъ Алкида пажъ его!
Ахъ, такъ и я, Фортуною слѣпою
Руководимъ, могу то потерять,
Чѣмъ менѣе достойный завладѣетъ,
И умереть отъ горя!
Вы должны
Идти на рискъ: иль вовсе отказаться
Отъ выбора, иль прежде чѣмъ начать —
Присягу дать, что если ошибетесь,
То ни одной изъ женщинъ никогда
Не будете вы говорить о бракѣ.
Поэтому подумайте.
На все
Согласенъ я. Ведите къ лоттереѣ.
Сперва во храмъ; потомъ за столъ — а тамъ
Вы можете и счастья попытать.
Идемъ! Судьба, ты дашь мнѣ счастье жизни всей
Иль проклянешь навѣкъ немилостью своей.
СЦЕНА II. править
Безъ всякаго сомнѣнія, моя совѣсть позволитъ мнѣ убѣжать отъ этого жида, моего хозяина. Злой духъ толкаетъ меня подъ бокъ и соблазняетъ меня, говоря: «Гоббо, Ланчелотъ Гоббо, добрый Ланчелотъ, или добрый Гоббо, или добрый Ланчелотъ Гоббо, употреби въ дѣло свои ноги, навостри лыжи, удирай!» А совѣсть говоритъ: «Нѣтъ, берегись, честный Ланчелотъ, берегись, честный Гоббо, или — какъ выше сказано — честный Ланчелотъ Гоббо, не удирай, оставь ноги въ покоѣ». Ну, хорошо. Но дьяволъ все не отстаетъ и велитъ укладываться. «Маршъ!» говоритъ чортъ; «проваливай!» говоритъ чортъ; «ради самого неба, соберись съ духомъ!» говоритъ чортъ — «бѣги!» Ну, хорошо. Но тутъ совѣсть бросается на шею къ моему сердцу и мудро говоритъ мнѣ: «мой честный другъ Ланчелотъ, такъ какъ ты сынъ честнаго человѣка» — или, вѣрнѣе, честной женщины, потому что, правду сказать, мой папенька иногда любилъ погулять: были у него кое-какіе вкусы. Итакъ совѣсть говоритъ мнѣ: «Ланчелотъ — ни съ мѣста!» — «Ступай!» говоритъ дьяволъ, — «Ни съ мѣста!» говоритъ моя совѣсть. — «Совѣсть», говорю я, «твой совѣтъ хорошъ». — «Дьяволъ», говорю я, «твой совѣтъ хорошъ». Если повиноваться совѣсти, то слѣдуетъ остаться у жида, моего хозяина, который — прости меня Господи — тоже изъ дьяволовъ; если я убѣгу отъ жида, то послушаюсь чорта, который, съ позволенія сказать, ужъ настоящій чортъ. Нѣтъ сомнѣнія, что жидъ — воплощенный сатана, и, говоря по совѣсти, моя совѣсть — жестокая совѣсть, коли совѣтуетъ мнѣ оставаться у жида. Чортъ даетъ мнѣ болѣе дружескій совѣтъ. Я убѣгу, чортъ. Мои пятки къ твоимъ услугамъ.
Синьоръ, молодой человѣкъ, скажите мнѣ, пожалуйста, какъ тутъ пройти къ господину жиду?
О, небо! это мой законный отецъ! Онъ не только подслѣповатъ, но и совсѣмъ слѣпъ, и потому не узнаетъ меня. Сыграю съ нимъ какую-нибудь штуку.
Синьоръ, молодой кавалеръ, пожалуйста, скажите, какъ пройти къ господину жиду?
Поворотите направо при первомъ поворотѣ, а при самомъ первомъ — налѣво; но смотрите — при первомъ не сворачивайте ни вправо, ни влѣво, а идите прямо внизъ къ дому жида.
Господи милосердый, эту дорогу не легко найдешь. Не можете ли сказать мнѣ: нѣкій Ланчелотъ, который живетъ у него, — живетъ ли у него или нѣтъ?
Вы говорите о молодомъ синьорѣ Ланчелотѣ? [Въ сторону] Замѣчайте-ка, какъ я пущу въ ходъ фонтаны! [Вслухъ] Вы говорите о молодомъ синьорѣ Ланчелотѣ!
Не о синьорѣ, синьоръ, но о сынѣ бѣднаго человѣка; его отецъ — хотя это говорю я — честный и крайне бѣдный человѣкъ, но, слава Богу, держится на ногахъ.
И прекрасно; пусть его отецъ будетъ, кѣмъ ему угодно — мы говоримъ о молодомъ синьорѣ Ланчелотѣ.
О Ланчелотѣ, коли будетъ угодно вашей милости.
Поэтому прошу васъ, старикъ, ergo, я умоляю васъ — вы говорите о молодомъ синьорѣ Ланчелотѣ?
О Ланчелотѣ, если позволитъ ваша милость.
Ergo, о синьорѣ Ланчелотѣ. Не говорите о синьорѣ Ланчелотѣ, старикъ, ибо сей молодой синьоръ, по волѣ судьбы и рока, и, говоря подобнымъ ученымъ слогомъ, по волѣ трехъ сестеръ и другихъ отраслей наукъ, дѣйствительно скончался, или, какъ бы вы сказали безъ обиняковъ, отправился на тотъ свѣтъ.
О, Господи, спаси и помилуй! Вѣдь этотъ малый былъ единственнымъ посохомъ моей старости, единственною моею подпорою.
Да развѣ я похожъ на палку или бревно, или посохъ, или подпорку? Знаете ли вы меня, отецъ?
Ахъ, время, время! Я не знаю васъ, молодой синьоръ, но прошу васъ, скажите мнѣ, что мой малый — упокой Господи его душу — живъ или умеръ?
Вы не узнаете меня, батюшка?
Увы, синьоръ, я почти слѣпъ: я не знаю васъ.
Правду сказать, не будь вы даже слѣпы, вы бы, пожалуй, все-таки не узнали меня. Мудръ тотъ отецъ, который узнаетъ свое собственное дитя. Хорошо, старикъ: я сообщу вамъ свѣдѣнія о вашемъ сынѣ. Благословите меня! Правда должна обнаружиться. Убійство не можетъ оставаться долго скрытымъ — сынъ человѣка можетъ, но правда должна, наконецъ, обнаружиться.
Пожалуйста, синьоръ, встаньте. Я увѣренъ, что вы не Ланчелотъ, мой сынъ.
Пожалуйста, перестаньте шутить и дайте мнѣ ваше благословеніе: я Ланчелотъ, тотъ самый, который былъ вашимъ малымъ, есть вашъ сынъ и будетъ вашимъ ребенкомъ.
Я не могу вѣрить, что вы мой сынъ.
Я не знаю, что мнѣ думать на этотъ счетъ, но я Ланчелотъ, слуга жида, и увѣренъ, что Маргарита, ваша жена — моя мать.
Дѣйствительно, ее зовутъ Маргаритой; если ты Ланчелотъ, то я готовъ поклясться, что ты моя плоть и кровь. Да будетъ благословенъ Господь! Какая борода у тебя выросла! У тебя на подбородкѣ больше волосъ, чѣмъ у моей пристяжной лошади, Доббина, на хвостѣ.
Надо, значитъ, полагать, что хвостъ Доббина растетъ внутрь. Я увѣренъ, что въ послѣдній разъ, какъ я видѣлся съ нею, у нея на хвостѣ было больше волосъ, чѣмъ у меня на лицѣ.
Господи, какъ ты измѣнился! Ну, какъ ты ладишь съ своимъ хозяиномъ? Я принесъ ему подарокъ. Какъ вы теперь ладите?
Хорошо, хорошо. Но что касается меня, и такъ какъ я рѣшился убѣжать отъ него, то не остановлюсь, пока не уйду подальше. Мой хозяинъ — сущій жидъ. Ему подарокъ! Вы лучше подарите ему веревку. Я у него съ голоду умираю; такъ исхудалъ, что вы можете всѣ мои ребра по пальцамъ пересчитать. Я радъ, батюшка, что вы пришли. Отдайте лучше этотъ подарокъ Бассаніо: вотъ онъ, скажу по совѣсти, даетъ удивительно новыя ливреи. Коли мнѣ не удастся поступить къ нему на службу, то я убѣгу въ такую даль, какая только у Господа Бога существуетъ. О, рѣдкое счастіе! Вотъ и онъ самъ. Скорѣе къ нему, батюшка, потому что будь я жидъ, коли стану долѣе служить у жида.
Можешь это сдѣлать, но поторопись, потому что ужинъ долженъ быть готовъ, по крайней мѣрѣ, въ пять часовъ. Разошли эти письма по адресамъ, закажи ливреи и попроси Граціано зайти ко мнѣ.
Подойдите къ нему, батюшка.
Богъ въ помощь вашей милости!
Очень благодаренъ. Что тебѣ нужно?
Синьоръ, вотъ мой сынъ, бѣдный малый.
Нѣтъ, синьоръ, не бѣдный малый, а богатаго жида слуга, который хотѣлъ бы, какъ объяснитъ вамъ мой папенька…
Онъ, синьоръ, имѣетъ, какъ это говорится, большую склонность служить.
Ну, да, словомъ сказать, я служу у жида и имѣю желаніе, какъ это объяснитъ вамъ мой папенька.
Его хозяинъ и онъ, не во гнѣвъ будь сказано вашей милости, живутъ ладно, какъ кошка съ собакой.
Короче сказать, все дѣло въ томъ, что такъ какъ жидъ притѣсняетъ меня, то это заставляетъ меня, какъ сейчасъ мой папенька, съ Божьею милостью старый человѣкъ, съ подробностью доложитъ вамъ…
Тутъ у меня блюдо изъ голубей, которое я желалъ бы предложить вашей милости; а прошу я о томъ…
Чтобъ совсѣмъ не тратить словъ: моя просьба очень меня интересуетъ, какъ ваша милость узнаете отъ этого честнаго стараго человѣка, который, какъ это я говорю, хоть онъ старый человѣкъ, но онъ бѣдный человѣкъ и мой родитель.
Да говори кто-нибудь одинъ. Что вамъ нужно?
Хочу служить у васъ, синьоръ.
Да, вотъ это мы хотѣли вамъ доложить, синьоръ.
Тебя я знаю и твое желанье
Исполнено. Шейлокъ, твой господинъ,
Со мною говорилъ еще сегодня —
И на твое согласенъ повышенье,
Коль можно повышеніемъ назвать
У богача жида оставить службу
И поступить къ такому бѣдняку.
Старая пословица, синьоръ, отлично раздѣлилась на-двое между моимъ хозяиномъ Шерлокомъ и вами: у васъ милость Божья, а у него — деньги.
Твои слова удачны. Ну, теперь,
Отецъ и сынъ, ступайте. Съ господиномъ
Своимъ простись и приходи ко мнѣ.
Снабдить его ливреей покрасивѣй,
Чѣмъ у другихъ товарищей его.
Смотрите же, исполнить приказанье.
Идемъ, родитель. А, такъ я неспособенъ найти себѣ мѣста? А, такъ у меня нѣтъ языка въ головѣ? То-то! [Смотритъ на свою ладонь]. Ну, есть ли въ Италіи человѣкъ, который могъ бы, принося присягу, положить на библію ладонь лучше этой? Ужъ я буду счастливъ — это вѣрно: посмотрите-ка на эту простую линію жизни. Вонъ сколько женъ тутъ обѣщается мнѣ! Увы, пятнадцать женъ — это сущіе пустяки! Одиннадцать вдовъ и девять дѣвушекъ — это только чуть-чуть впору одному мужчинѣ. А эта тройственная линія! А вотъ этотъ знакъ, говорящій, что мнѣ грозитъ опасность на краю перины! Пойдемъ, папенька: я въ одно мгновеніе прощусь съ жидомъ.
Пожалуйста, мой добрый Леонардо,
Распорядись; когда жъ закупишь все
И все совсѣмъ устроишь — возвращайся
Ко мнѣ скорѣй: сегодня угостить
Хочу друзей ближайшихъ. Поспѣши же.
Употреблю всѣ силы для того.
Гдѣ твой господинъ!
Вотъ онъ прохаживается. [Уходитъ.
Синьоръ Бассаніо!
Граціано.
У меня есть къ вамъ просьба.
Заранѣе согласенъ!
Вы не можете мнѣ отказать въ этомъ: я долженъ ѣхать съ вами въ Бельмонтъ.
Коли должны, такъ ѣдемъ. Но, послушай.
Ты слишкомъ грубъ и дерзокъ на языкъ
И черезчуръ горячъ. Всѣ эти свойства
Къ тебѣ идутъ довольно хорошо
И нравятся такимъ глазомъ, какъ наши;
Но, вѣдь, для тѣхъ, которые тебя
Не знаютъ, ты ужъ черезчуръ свободнымъ
Покажешься. Поэтому прошу:
Принудь себя и въ духъ свой кипяченый
Воздержности холодныхъ капель влей;
А то своимъ безумнымъ поведеньемъ,
Вѣдь, и меня уронишь ты — и я
Разбитыми увижу всѣ надежды.
Послушайте, синьоръ: коль не приму
Я скромную осанку и не стану
Почтительно бесѣдовать, и только
Повременамъ ругаться, и носить
Молитвенникъ въ карманѣ, и смиренно
Склонять главу, и — что еще важнѣй —
Въ часы молитвъ скрывать вотъ такъ подъ шляпой
Свои глаза, и говорить «аминь»,
И воздыхать, и соблюдать престрого
Всѣ правила приличія, какъ тѣ,
Которые умѣютъ притворяться
Святошами, чтобъ бабушкѣ своей
Понравиться — то можете не вѣрить
Мнѣ никогда.
Ну ладно — мы увидимъ.
Лишь нынѣшній я вечеръ исключаю.
По нынѣшнему вечеру меня
Вы не судите!
Это было бъ жаль!
Напротивъ, я просилъ бы васъ облечься
Въ смѣлѣйшую веселость; къ намъ придутъ
Друзья затѣмъ, чтобъ вволю посмѣяться.
Однако же, есть дѣло у меня.
Прощай пока.
А я схожу къ Лоренцо
И къ остальнымъ: но только что пробьетъ
Часъ ужина, мы снова ваши гости.
СЦЕНА III. править
Мнѣ очень жаль, что ты отъ насъ уходишь:
Нашъ домъ — вѣдь, адъ, а ты, веселый чортъ,
Въ немъ истреблялъ отчасти запахъ скуки.
Ну, что жъ — прощай. Вотъ золотой тебѣ.
Ахъ, Ланчелотъ, за ужиномъ Лоренцо
Увидишь ты — онъ приглашенъ твоимъ
Хозяиномъ: отдай ему вотъ эту
Записочку, да только, чтобъ никто
Не увидалъ. Прощай же. Не хочу я,
Чтобъ мой отецъ засталъ меня съ тобой.
Адье! Слезы замѣняютъ мои слова. Прелестнѣйшая язычница, восхитительнѣйшая жидовка, если какой-нибудь христіанинъ не смошенничаетъ, чтобъ завладѣть тобою, то я сильно обманусь въ своихъ ожиданіяхъ. Но адье! Эти глупыя слезы почти потопили мой мужественный духъ. Адье! [Уходитъ.
Прощай, прощай, мой добрый Ланчелотъ!
Увы, какой я страшный грѣхъ свершаю
Тѣмъ, что стыжусь быть дочерью того,
Кто мой отецъ! Но только, вѣдь, по крови
Я дочь его, а не по чувствамъ. О,
Лоренцо мой, сдержи лишь обѣщанье —
И кончу я борьбу, и стану, милый мой,
И христіанкою, и любящей женой!
СЦЕНА IV. править
Да, мы уйдемъ изъ-за стола украдкой
Ко мнѣ домой — переодѣться тамъ,
И черезъ часъ вернемся.
Не готовы
Достаточно мы къ этому.
Себѣ
Не наняли мы факельщиковъ даже.
Коль это все не сдѣлать щегольски,
Такъ выйдетъ дрянь; ужъ лучше немъ не браться,
Я думаю.
Всего, вѣдь, пятый часъ —
Намъ два часа осталось, чтобъ собраться.
Что новаго, пріятель Ланчелотъ?
Если вамъ будетъ угодно распечатать это письмо, то, вѣроятно, оно сообщитъ вамъ новость.
Знакомая рука — и, признаюсь,
Прелестная — бѣлѣе, чѣмъ бумага,
Которая той милою рукой
Исписана.
Любовное посланье?
Точно такъ, синьоры, съ вашего позволенья.
Куда ты идешь?
Эхъ, синьоръ, иду приглашать моего прежняго господина, жида, на ужинъ къ моему новому хозяину — христіанину.
Постой, возьми — и Джессикѣ прелестной
Скажи, что я приду къ ней. Да смотри,
Не попадись. Ступай же.
Ну, синьоры,
Угодно вамъ идти на маскарадъ
Готовиться? Я факельщика нанялъ.
Да, такъ и быть — сейчасъ же я иду.
И я иду.
Меня и Граціано
Вы черезъ часъ въ квартирѣ у него
Застанете. Мы ждемъ васъ.
Не замедлимъ.
Отъ Джессики прелестной получилъ
Записку ты?
Тебѣ во всемъ открыться
Обязанъ я: она мнѣ пишетъ, какъ
Ее могу я увезти изъ дома
Ея отца и сколько есть у ней
И золота, и драгоцѣнныхъ камней —
И говоритъ, что припасла себѣ
Костюмъ пажа. Коль жидъ, ея родитель,
Когда-нибудь на небо попадетъ,
Такъ ради лишь своей прелестной дочки.
Ей поперекъ дороги никогда
Несчастіе не станетъ, развѣ только
Подъ тѣмъ однимъ предлогомъ, что она —
Дочь мерзкаго жида. Пойдемъ. Ты это
Дорогою прочесть успѣешь. Мнѣ,
Другъ, Джессика факелоносцемъ будетъ.
СЦЕНА V. править
Ну, хорошо; своими же глазами
Всю разницу увидишь скоро ты
Межъ старикомъ Шейлокомъ и Бассаньо.
Эй, Джессика! — Не будешь у него
Такъ сильно жрать, какъ у меня, бывало. —
Эй, Джессика! — Не будешь спать, храпѣть
И платья рвать. — Эй, Джессика! да гдѣ ты?
Эй, Джессика!
Тебѣ кто звать велитъ!
Вѣдь, отъ меня приказа ты не слышалъ.
Ваша милость всегда говорили мнѣ, что я ничего не умѣю сдѣлать, пока мнѣ не прикажутъ.
Вы кликали? Что будетъ вамъ угодно?
На ужинъ я сегодня приглашенъ —
Такъ вотъ возьми ключи мои. Однако,
Зачѣмъ бы мнѣ идти туда? Меня
Не изъ любви, конечно, пригласили:
Они мнѣ льстятъ. Но, все-таки, пойду
И буду ѣсть изъ ненависти только:
Пусть платится мой христіанинъ-мотъ!
Ну, Джессика, дитя мое, за домомъ
Ты присмотри. Какое-то несчастье
Готовится покою моему:
Сегодня мнѣ мѣшки съ монетой снились.
Синьоръ, я умоляю васъ пожаловать: мой молодой господинъ ждетъ вашего прибытія.
Точно также и я жду свиданія съ нимъ.
Они тамъ составили заговоръ. Я не говорю, что вы увидите маскарадъ; но если увидите, то недаромъ въ послѣдній чистый понедѣльникъ, въ шесть часовъ утра, у меня шла кровь изъ носу; а передъ этимъ въ послѣдній разъ она шла четыре года тому назадъ, въ пятницу, на первой недѣлѣ поста, послѣ обѣда.
Какъ, маскарадъ тамъ будетъ?
[Джессикѣ] Ну, слушай,
Дитя мое: всѣ двери ты запри,
И если стукъ услышишь барабана
Иль мерзкій пискъ искривленной трубы —
Не смѣй влѣзать на окна и не суйся
На улицу, чтобъ милыхъ христіанъ
Съ раскрашенными рожами увидѣть.
Нѣтъ, уши ты въ моемъ дому заткни —
Я разумѣю окна; пусть въ жилище
Почтенное шумъ глупой суеты
Не проскользнетъ. Клянусь жезломъ священнымъ
Іакова, сегодня пировать
Внѣ дома мнѣ не хочется. Однако
Отправлюсь я.
[Ланцелоту] Ну, ты ступай впередъ —
Скажи, что я приду.
Я отправляюсь
Впередъ, синьоръ. [Тихо Джессикѣ]
Не слушайте его
И все-таки въ окошко посмотрите:
Пройдетъ христіанинъ, синьора,
Достойный еврейскаго взора. Уходитъ.
Что этотъ шутъ изъ племени Агари
Сказалъ тебѣ?
«Прощайте», онъ сказалъ —
И больше ничего.
Онъ добрый малый,
Но страшно жретъ; въ работѣ, какъ улитка,
Онъ мѣшкаетъ и спитъ по цѣлымъ днямъ,
Какъ дикій котъ. Пускать въ свой улей трутней
Я не хочу; затѣмъ-то и его
Я отпустилъ и уступилъ другому,
Чтобъ этому другому онъ помогъ
Опустошить весь кошелекъ заемный.
Ну, Джессика, ступай теперь домой;
Быть можетъ, я и возвращусь сейчасъ же.
Все сдѣлай такъ, какъ я сказалъ. Запри
Всѣ двери за собой. Ты знаешь
Пословицу: запрешь плотнѣй, найдешь вѣрнѣй:
Она всегда въ умахъ расчетливыхъ людей.
Прощайте! Лишь бы мнѣ судьба не помѣшала:
Дочь потеряли вы, отца я потеряла.
СЦЕНА VI. править
Вотъ тотъ навѣсъ, гдѣ мнѣ съ тобой Лоренцо
Свиданіе назначилъ.
Часъ его
Почти прошелъ.
И диво мнѣ, какъ это
Онъ опоздалъ; бѣгутъ скорѣй часовъ
Любовники.
О, голуби Венеры,
Когда они стремятся заключить
Любви союзъ, то въ десять разъ быстрѣе
Летятъ, чѣмъ въ тѣ часы, когда должны
Не нарушать клятвъ, прежде данныхъ.
Это
Всегда ужъ такъ. Никто изъ-за стола
Не можетъ встать съ такимъ же аппетитомъ,
Съ какимъ онъ сѣлъ. Нѣтъ лошади такой,
Которая обратною дорогой
Бѣжала бъ такъ безумно-горячо,
Какъ начала. За всякой вещью въ свѣтѣ
Мы гонимся усерднѣе тогда,
Когда еще не насладились ею.
На юношу и мота какъ похожъ
Корабль, когда, весь флагами украшенъ,
Изъ гавани родной выходитъ онъ,
Лобзаемый зефиромъ сладострастнымъ.
И какъ похожъ на мота онъ, когда
Придетъ назадъ съ помятыми боками
И съ парусомъ изодраннымъ, худой,
Замученный зефиромъ сладострастнымъ.
А вотъ и онъ. Объ этомъ мы еще
Поговоримъ.
Любезные друзья,
Простите мнѣ такое промедленье.
Виной тому не я — мои дѣла.
Когда и вамъ красть женъ придетъ охота,
Я столько же васъ ожидать готовъ.
Подите-ка поближе — здѣсь живетъ
Мой тесть-еврей. Эй, кто тамъ?
Кто вы? Дайте
Скорѣй отвѣтъ, чтобъ больше я была
Увѣрена, хотя могу поклясться,
Что голосъ вашъ узнало.
Твоя любовь.
Я — Лоренцо,
Лоренцо — это такъ;
Моя любовь дѣйствительно: на свѣтѣ
Я никого такъ сильно не люблю!
Но, кромѣ васъ, извѣстно ли, Лоренцо,
Кому-нибудь, что также и меня
Вы любите?
Богъ, Джессика, и чувства
Твоей души свидѣтели тому.
Ловите-ка шкатулку эту: стоитъ
Она того. Я рада, что темно
И что меня не можете вы видѣть:
Мнѣ стыдно такъ костюма своего;
Но, вѣдь, любовь слѣпа, и тотъ, кто любитъ,
Не видитъ милыхъ шалостей своихъ:
Не то Амуръ сгорѣлъ бы отъ стыда,
Увидѣвши на мнѣ мужское платье.
Сойди сюда — ты факелъ понесешь
Передо мной.
Какъ, освѣщать я буду
Сама свой стыдъ? Вѣдь, онъ и безъ того
Ужъ слишкомъ ясенъ. Мнѣ скрываться надо,
А это должность видная.
Мой ангелъ,
И безъ того ты скрыта подъ своимъ
Прелестнѣйшимъ костюмомъ. Ну, сойди же
Скорѣе внизъ. Ночь скоро пролетитъ,
А насъ, вѣдь, ждетъ Бассаніо на ужинъ.
Я затворю всѣ двери, а себя
Позолочу червонцами побольше —
И къ вамъ.
Клянусь я шапкою — она
Прелестная и вовсе не жидовка.
Будь проклятъ я, когда не отъ души
Ее люблю. Она умна, насколько
Могу судить; прелестна, если мнѣ
Мои глаза не говорятъ неправды;
Она вѣрна, что доказала мнѣ.
И потому, владѣя и умомъ,
И красотой, и вѣрностію, вѣчно
Въ моей душѣ жить будетъ.
Ты ужъ здѣсь?
Идемте жъ: насъ ужъ маски ожидаютъ.
Кто здѣсь?
Синьоръ Антоніо — не вы ли?
Фи, стыдъ какой! А гдѣ жъ всѣ остальные?
Десятый часъ; вѣдь, всѣ друзья васъ ждутъ.
Пиръ отмѣненъ; подулъ попутный вѣтеръ —
И потому Бассаніо сейчасъ
Отправится. Я въ поиски за вами
Послалъ уже десятка два пословъ.
Я очень радъ. Меня надежда восхищаетъ,
Что нынче вечеромъ корабль нашъ отплываетъ.
СЦЕНА VII. править
Отдерните намъ занавѣсъ; откройте
Шкатулки всѣ. Ну, благородный принцъ,
Вы можете начать вашъ выборъ.
Первый
Изъ золота; написано на немъ:
«Кто выберетъ меня, тотъ все добудетъ,
Чего желаетъ множество людей».
Второй изъ серебра; на этомъ надпись:
«Кто выберетъ меня — пріобрѣтетъ
Все то, чего заслуживаетъ онъ».
Послѣдній — весь свинцовый, и на немъ
Тяжелая, какъ самый ящикъ, надпись:
«Кто выберетъ меня — все долженъ дать
И всѣмъ рискнуть, что только онъ имѣетъ».
Но, выбравши, почемъ узнаю я,
Что угадалъ?
Въ одномъ изъ нихъ хранится,
Принцъ, мой портретъ; коль этотъ ящикъ вы
Узнаете — я тоже буду ваша.
Пусть выборомъ моимъ руководитъ
Какой-нибудь изъ всѣхъ боговъ! Посмотримъ.
Прочту еще всѣ надписи на нихъ.
Что говоритъ свинцовая шкатулка?
«Кто выберетъ меня — все долженъ дать
И всѣмъ рискнуть, что только онъ имѣетъ».
Все долженъ дать? За что же? За свинецъ?
И всѣмъ рискнуть изъ-за свинца простого?
Смыслъ этихъ словъ — угроза. Человѣкъ,
Рискующій послѣднимъ, поступаетъ
Такъ потому, что на большой барышъ
Надѣется. Но золотого сердца
Не соблазнитъ презрѣннѣйшій металлъ.
Такъ за свинецъ ничѣмъ и не рискну я
И ничего не домъ. Ты, серебро,
Что говоришь своимъ невиннымъ цвѣтомъ?
«Кто выберетъ меня — пріобрѣтетъ
Все то, чего заслуживаетъ онъ».
Все то, чего заслуживаетъ? Стой,
Марокскій принцъ, и прежде взвѣсь свои
Достоинства рукою безпристрастной.
Коль ты себя оцѣнишь хорошо,
Такъ, значитъ, ты заслуживаешь — впрочемъ,
На столько ли, чтобъ право я имѣлъ
Претендовать и на синьору эту?
Но подвергать сомнѣнію свое
Достоинство — вѣдь значитъ обнаружить
Трусливое невѣріе въ себя,
Все то, чего я стою? Да ея-то
И стою я, заслуживаю всѣмъ:
Рожденіемъ, богатствомъ, воспитаньемъ.
Изяществомъ — но болѣе всего
Заслуживаю я своей любовью.
Не прекратить ли, полно, мнѣ свои
Догадки здѣсь и выбрать этотъ ящикъ?
Прочтемъ еще на золотѣ слова:
«Кто выберетъ меня, тотъ все добудетъ,
Чего желаетъ множество людей».
Да это-то и есть моя синьора!
Весь міръ ее желаетъ; съ четырехъ
Концовъ земли стекаются сюда
Облобызать священный образъ смертной,
Живущей здѣсь. Гирканіи поля
И дикія Аравіи пустыни —
Въ проѣзжіе пути превращены
Владыками, спѣшащими въ сей замокъ
На Порцію прекрасную взглянуть.
И царство водъ, что такъ надменно плюетъ
Вершиною своей въ лицо небесъ —
Остановить не можетъ чужеземцевъ:
Плывутъ они, какъ будто чрезъ ручей,
Чтобъ Порцію прекрасную увидѣть.
Ея лицо божественное здѣсь,
Въ одной изъ трехъ шкатулокъ. Неужели
Въ свинцовой? Нѣтъ, и думать о такомъ
Безчестіи — прямое святотатство!
Жестокостью чрезмѣрной было бъ — саванъ
Ея вложить въ такой печальный гробъ.
Иль въ серебрѣ лежитъ она — въ металлѣ,
Что въ десять разъ дешевле и простѣй,
Чѣмъ золото! О, грѣшный помыслъі Нѣтъ!
Еще никто такой алмазъ богатый
Не оправлялъ во что-нибудь простѣй,
Чѣмъ золото. Есть въ Англіи монета
Изъ золота — на ней изображенъ
Ликъ ангела; но тамъ онъ лишь снаружи,
А здѣсь внутри, на ложѣ золотомъ
Покоится. Подайте ключа.. Мной эта
Шкатулка выбрана: жду отъ судьбы отвѣта.
Принцъ, вотъ вамъ ключъ, и если мой портретъ
Въ томъ ящикѣ найдете вы — я ваша.
О, смерть и адъ!
Что вижу! Черепъ голый,
И въ глазъ пустой клочокъ бумаги воткнутъ,
Исписанной и свернутой. Прочту. [Читаетъ].
«Міръ очень часто говоритъ:
Не все то злато, что блеститъ;
Большое множество людей
Платило жизнію своей,
Чтобъ хоть снаружи только мной
Полюбоваться. Въ золотой
Гробницѣ ползаетъ червякъ.
Когда бъ вы были мудры такъ,
Какъ смѣлы духомъ, если бъ вы
Разсудокъ старой головы
Носили въ тѣлѣ молодомъ,
То васъ не встрѣтилъ бы пріемъ
Такой холодный; а теперь —
Прощайте: вамъ открыта дверь».
Да, пріемъ вполнѣ холодный;
Трудъ пропалъ. Прощай, о мой
Сердца пламень благородный, —
Здравствуй, холодъ ледяной!
Прощайте, Порція! Я слишкомъ полонъ муки
И не могу продлить мгновеніе разлуки!
Такъ уѣзжаетъ тотъ, кто дѣло проигралъ!
Какъ случай всѣ мои надежды увѣнчалъ.
Пойдемъ. Ахъ, еслибъ всѣ, кто сходенъ съ нимъ по цвѣту,
Кончалъ свой выборъ такъ, какъ онъ — попытку эту!
СЦЕНА VIII. править
Да, милый мой, я видѣлъ: поднялъ парусъ
Бассаніо, и Граціано съ нимъ
Отправился; а что Лоренцо не былъ
На кораблѣ, такъ въ томъ увѣренъ я.
Мерзавецъ жидъ съ постели поднялъ дожа
Стенаньями и криками — и дожъ
Отправился съ нимъ вмѣстѣ осмотрѣть
Корабль Бассаніо.
Пришелъ онъ поздно.
Тогда корабль ужъ поднялъ паруса.
Но дожъ узналъ, что видѣли Лоренцо
Съ возлюбленною Джессикой въ гондолѣ
И, сверхъ того, Антоніо увѣрилъ
Свѣтлѣйшаго, что на суднѣ Бассаньо
Ихъ не было.
Я никогда еще
Не видывалъ такой ужасной, странной,
Помѣшанной, нелѣпой, дикой страсти,
Какъ у жида собачьяго, когда
По улицамъ неистово вопилъ онъ:
«О дочь моя! Червонцы! дочь моя!
Ушло съ христіаниномъ. О червонцы,
У христіанъ добытые! Законъ,
Правдивый судъ, отдайте мнѣ червонцы
И дочь мою! Мѣшокъ — нѣтъ, два мѣшка
Съ червонцами и за моей печатью,
Съ червонцами двойными — дочь моя
Украла ихъ. И дорогіе камни —
Два дорогихъ, два богатѣйшихъ камня
Украло дочь. Правдивый судъ, сыщи
Дѣвчонку мнѣ — у ней мои червонцы
И камни драгоцѣнные!»
За нимъ
Мальчишки всѣ бѣжали и кричали:
«Эй, гдѣ его червонцы, камни, дочь?»
Ну, пусть теперь не вздумаетъ просрочить
Антоніо; не то, за это все
Заплатитъ онъ.
Вотъ кстати ты напомнилъ.
Одинъ французъ вчера мнѣ разсказалъ.
Что будто бы корабль венеціанскій,
Богато нагруженный, потонулъ
Средь узкихъ водъ, текущихъ межъ землями
Французскою и англійской. При этомъ
Антоніо мнѣ вспомнился — и я
Въ душѣ желалъ, чтобъ тотъ корабль погибшій
Не былъ его.
Совѣтую тебѣ
Скорѣй сказать Антоніо про это;
Но сообщи не сразу, чтобъ его
Не огорчить.
Добрѣе человѣка
Нѣтъ на землѣ. Я видѣлъ, какъ они
Съ Бассаніо прощались. «Постараюсь»,
Бассаніо сказалъ ему, «скорѣй
Вернуться». — «Нѣтъ», Антоніо отвѣтилъ:
«Не торопись изъ-за меня: пускай
Отъ времени твое созрѣетъ дѣло.
А векселемъ, что выдалъ я жиду,
Не затрудняй влюбленный мозгъ; будь веселъ
И мысли всѣ всецѣло посвяти
Любезностямъ и тѣмъ изъ доказательствъ
Твоей любви, которыя сочтешь
Приличными и нужными». И, это
Проговоривъ, съ слезами на глазахъ,
Отворотись, пожалъ онъ другу руку
Съ глубокою горячностью души —
И такъ они разстались.
Мнѣ сдается,
Что къ жизни онъ привязанъ лишь однимъ
Бассаніо. Пойдемъ къ нему, однако,
Попробуемъ веселымъ чѣмъ-нибудь
Прогнать его тоску.
Пойдемъ скорѣе.
СЦЕНА IX. править
Скорѣй, скорѣй отдерни занавѣску,
Пожалуйста: принцъ Аррагонскій здѣсь
Ужъ клятву далъ и къ выбору приступитъ
Немедленно.
Вотъ, благородный принцъ,
Три ящика. Коль упадетъ вашъ выборъ
На тотъ изъ нихъ, въ которомъ мой портретъ,
Немедленно союзъ ношъ брачный будетъ
Отпразднованъ; а ошибетесь вы —
Такъ выѣхать обязаны сейчасъ же,
Безъ дальнихъ словъ.
Я въ трехъ вещахъ уже
Поклялся вамъ: во-первыхъ, постоянно
Отъ всѣхъ скрывать, какой я выбралъ ящикъ;
Потомъ, коль я случайно ошибусь,
То никогда ничьей руки на свѣтѣ
Ужъ не искать, и, наконецъ, коль я
Не выберу удачно, — васъ оставить
И выѣхать немедленно отсель.
Да въ этомъ всемъ даетъ мнѣ клятву каждый,
Рискующій собою за мою
Ничтожную особу.
Я рѣшился
На это все. Судьба, не обмани
Надеждъ души моей! Свинецъ презрѣнный
И серебро и золото. Прочтемъ:
«Кто выберетъ меня, все долженъ дать
И всѣмъ рискнуть, что только онъ имѣетъ».
Ну, ужъ скорѣй похорошѣешь ты,
Чѣмъ за тебя хоть чѣмъ-нибудь рискну я.
Что говоритъ мнѣ ящикъ золотой?
«Кто выберетъ меня, тотъ все добудетъ,
Чего желаетъ множество людей».
Чего желаетъ множество? Быть можетъ,
Подъ множествомъ писавшій понималъ
Ту глупую толпу, что выбираетъ
По виду лишь и знаетъ только то,
Чему ее глазъ ослѣпленный учитъ —
Ту глупую толпу, что никогда
Не смотритъ внутрь, но по стѣнахъ наружныхъ,
Какъ ласточка, возводить домъ себѣ,
Не думай, что здѣсь она открыта
Опасности и очень къ ней близко.
Нѣтъ, я того не выберу, что многимъ
Желательно — затѣмъ, что не хочу
Смѣшать себя съ недальними умами
И стать въ ряду невѣжественныхъ массъ.
Остался ты, серебряный хранитель
Сокровища. Дай разъ еще взглянуть,
Какимъ себя девизомъ ты украсилъ:
«Кто выберетъ меня — пріобрѣтетъ
Все то, чего заслуживаетъ онъ».
Прекрасно сказано. Кто, въ самомъ дѣлѣ,
Пойдетъ на то, чтобъ счастье обмануть
И, почести не будучи достойнымъ,
Снискать ее? Не должно никому
Превозносить себя не по заслугамъ.
О, если бы высокія мѣста
И титулы, и званья не давались
Кривымъ путемъ и если бы цѣной
Дѣйствительныхъ заслугъ пріобрѣтались
Всѣ почести — какъ много бѣдняковъ
Ходили бъ не нагими, а въ одеждахъ!
Какъ много тѣхъ, которыми, власть дона
Повелѣвать — другимъ бы подчинялись!
Какъ много бы нечистаго зерна
Отъ чистыхъ зеренъ чести отдѣлялось!
Какъ много бы прекрасного могло
Сквозь времени навозъ пройти наружу
И заблистать! Пора, однако, выбрать.
«Кто выберетъ меня — пріобрѣтетъ
Все то, чего заслуживаетъ онъ».
До — то, что я заслуживаю — смѣло
Беру себѣ. Прошу васъ этотъ ключъ
Мнѣ дать — и и открыть мое блаженство
Потороплюсь.
Такъ много обсуждать
Не стоило изъ-за того, что въ этой
Шкатулкѣ вы найдете.
Это что?
Какая-то безсмысленная рожа
Съ гримасой мнѣ записку подаетъ!
Прочту. Какъ ты далеко не похожъ
На Порцію! О, какъ ты не похожъ
На всѣ мои надежды и заслуги!
«Кто выберетъ меня — пріобрѣтетъ
Все то, чего заслуживаетъ онъ!»
Ужели я заслуживаю только
Портретъ глупца? Ужели оцѣнить
Достоинства мои нельзя щедрѣе?
Вы знаете, преступникъ и судья —
Двѣ должности различныя, и рѣзко
Одно другой противорѣчатъ.
Что,
Однако, здѣсь написано? Посмотримъ. [Читаетъ
«Семь разъ я пройдено огнемъ;
Семь разъ испытанъ разумъ въ томъ,
Кто, выбирая что-нибудь,
Не ошибается отнюдь.
Иной, посмотришь, человѣкъ
За тѣнью гонится весь вѣкъ,
Другому счастья тѣнь одна
Въ удѣлъ печальнѣйшій дана;
Есть много глупыхъ, — знаю я —
Наружность коихъ, какъ моя,
Покрыта яркимъ серебромъ;
Кого бы ты ни ввелъ въ свой домъ,
Назвавъ женою — образъ мой
Твоею будетъ головой.
Прощай, покончилъ я съ тобой!»
Чѣмъ долѣе я здѣсь пробуду,
Тѣмъ имъ глупѣй казаться буду:
Сюда пришелъ я за женой
Съ одной дурацкой головой —
Теперь съ двумя я ухожу.
Прощай, красавица! Сдержу
Я клятву, данную тебѣ,
И покорюсь своей судьбѣ!
На свѣчкѣ мотылекъ сжегъ крылышки себѣ!
О, глупые разумники, когда
Имъ выбирать приходится — всегда
Они умомъ такъ ловко извернутся,
Что въ выборѣ тотчасъ же ошибутся!
Пословица не даромъ говоритъ:
«Умрешь и женишься такъ, какъ судьба велитъ».
Пойдемъ: задерни занавѣсъ, Нерисса.
Гдѣ госпожа!
Я здѣсь; тебѣ что нужно?
Какой-то молодой венеціанецъ
Къ вамъ только что курьеромъ прискакалъ,
Чтобъ извѣстить, что вслѣдъ за нимъ прибудетъ
И господинъ его. Покамѣстъ онъ
Привезъ сюда вещественные знаки
Глубокаго почтенья: кромѣ словъ,
Любезнѣйшихъ привѣтствій — и подарки
Богатые. Я никогда еще
Столь милаго гонца любви не видѣлъ.
Апрѣльскій день ни разу на землѣ
Не возвѣщалъ такъ чудно приближенья
Роскошнѣйшаго тѣла, какъ теперь
Намъ возвѣстилъ прекрасный этотъ вѣстникъ
Прибытье господина своего.
Пожалуйста, довольно! Расточаешь
На похвалы ему ты умъ такой
Не будничный, что я боюся,
Чтобъ не сказалъ ты скоро, что тебѣ
Онъ родственникъ. Пойдемъ, пойдемъ, Нерисса.
Мнѣ хочется увидѣть поскорѣй
Столь быстраго гонца отъ Купидона,
Который, слышу я, любезенъ такъ и милъ!..
Дай Богъ, сударыня, чтобъ то Бассаньо былъ!
ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ. править
СЦЕНА I. править
Ну, что нового на Ріальто?
Да все попрежнему ходитъ слухъ, что корабль Антоніо, съ богатымъ грузомъ, погибъ въ проливѣ Гудвинскомъ — такъ, кажется, онъ называется. Это очень опасное мѣсто, въ которомъ похороненъ уже не одинъ корабль. Такъ вотъ какая новость, если только кумушка-молва честная женщина.
Я хотѣлъ бы, чтобъ въ этомъ случаѣ она лгала хуже всѣхъ кумушекъ, какія только грызутъ пряники или хотятъ увѣрить своихъ сосѣдей, что онѣ оплакиваютъ смерть третьяго мужа. Но на этотъ разъ несомнѣнно, говоря безъ всякихъ околичностей и не загораживая ничѣмъ большую дорогу разсказа, несомнѣнно, что добрый Антоніо, честный Антоніо… О, я не могу найти прилагательнаго, которое было бы достойно находиться въ сообществѣ съ его именемъ.
Ну, кончай же, что ты хотѣлъ сказать.
Что ты говоришь! Ну, конецъ тотъ, что Антоніо лишился корабля.
Дай Богъ, чтобъ это было окончаніемъ его потерь!
Скажу скорѣе аминь, чтобъ чортъ не успѣлъ встать поперекъ моей молитвы, потому что вонъ онъ идетъ въ образѣ жида!
Что скажешь, Шейлокъ? какія новости въ купеческомъ мірѣ!
Вы знаете — и, притомъ, лучше всякаго и лучше всѣхъ вмѣстѣ, что дочь моя убѣжала.
Это совершенно справедливо. Я знаю даже, какой портной шилъ крылья, на которыхъ она улетѣла.
А Шейлокъ зналъ, что птичка совсѣмъ уже оперилась; а въ эту пору всѣ птички вылетаютъ изъ гнѣздышекъ: ужъ такова ихъ натура.
За это она проклята.
Конечно — если судить ее будетъ чортъ.
Моя собственная плоть и кровь взбунтовалась!
Ахъ, старая падаль! и смѣетъ она бунтоваться въ твои годы?
Я называю мою дочь моею плотью и кровью.
Между твоею плотью и ея плотью больше разницы, чѣмъ между чернымъ деревомъ и слоновой костью; между твоею кровью и ея кровью больше разницы, чѣмъ между краснымъ виномъ и рейнвейномъ. Но скажи намъ, не знаешь ли ты: потерялъ что-нибудь Антоніо на морѣ, или нѣтъ?
Вотъ для меня еще другое скверное дѣло! Банкротъ и мотъ, который едва смѣетъ показывать свою голову не Ріальто, нищій, который обыкновенно такъ гордо расхаживалъ по площади… Ну, пусть онъ не забудетъ своего векселя! Онъ всегда называлъ меня ростовщикомъ, такъ пусть не забудетъ своего векселя! Онъ всегда давалъ взаймы деньги изъ христіанскаго человѣколюбія — пусть же не забудетъ своего векселя!
Я увѣренъ, что если онъ просрочитъ, то ты не потребуешь его мяса. На что оно годно?
Прикармливать рыбу. Если оно не насытитъ никого, то насытитъ мое мщеніе. Онъ ругался надо мной и сдѣлалъ мнѣ убытку на полмилліона; онъ смѣялся надъ моими потерями, надъ моими заработками, ругалъ мой народъ, мѣшалъ моимъ торговымъ дѣламъ, охлаждалъ моихъ друзей, разгорячалъ моихъ враговъ — и все это за что? За то, что я жидъ. Да развѣ у жида нѣтъ глазъ? Развѣ у жида нѣтъ рукъ, органовъ, членовъ, чувствъ, привязанностей, страстей? Развѣ онъ не ѣстъ ту же пищу, что и христіанинъ? Развѣ онъ ранитъ себя не тѣмъ же оружіемъ и подверженъ не тѣмъ же болѣзнямъ? лечится не тѣми же средствами? согрѣвается и знобится не тѣмъ же лѣтомъ и не тою же зимою? Когда вы насъ колете, развѣ изъ насъ не идетъ кровь? когда вы насъ щекочете, развѣ мы не смѣемся? Когда вы насъ отравляете, развѣ мы не умираемъ, а когда вы насъ оскорбляете, развѣ мы не отомщаемъ? Если мы похожи на васъ во всемъ остальномъ, то хотимъ быть похожи и въ этомъ. Когда жидъ обидитъ христіанина, къ чему прибѣгаетъ христіанское смиреніе? Къ мщенію. Когда христіанинъ обидитъ жида, къ чему должно, по вашему примѣру, прибѣгнуть его терпѣніе? Ну, тоже къ мщенію. Гнусности, которымъ вы меня учите, я примѣняю къ дѣлу — и коли не превзойду своихъ учителей, такъ, значитъ, мнѣ сильно не повезетъ счастіе.
Синьоры, мой господинъ Антоніо теперь дома и желаетъ поговорить съ вами обоими.
Мы сами вездѣ искали его.
Вотъ еще одинъ изъ ихъ племени; третьяго такого не найдешь — развѣ самъ чортъ обратится въ жида.
Ну, Тубалъ, какія новости изъ Генуи? Отыскалъ ты мою дочь?
Я бывалъ во многихъ мѣстахъ, гдѣ о ней говорили, но отыскать ее не могъ.
Такъ, такъ, такъ, такъ! Пропалъ брильянтъ, за который я заплатилъ во Франкфуртѣ двѣ тысячи червонцевъ. До этихъ поръ проклятіе не обрушивалось на нашу націю, и я не чувствовалъ его до этихъ поръ. Двѣ тысячи червонцевъ пропали — а сколько еще драгоцѣнныхъ, драгоцѣнныхъ камней! Я хотѣлъ бы, чтобъ моя дочь лежала мертвая у моихъ ногъ, съ драгоцѣнными камнями въ ушахъ; хотѣлъ бы, чтобъ оно была похоронена у моихъ ногъ и чтобъ червонцы лежали въ ея гробѣ. Такъ ничего о нихъ не слышно? Да, ничего… И я еще не знаю, сколько истрачено на поиски. Убытокъ за убыткомъ! Воръ унесъ столько-то, и столько-то стоитъ найти вора. И никакого удовольствія, никакого мщенія! Нѣтъ на землѣ несчастія, кромѣ того, которое обрушилось на мои плечи; нѣтъ вздоховъ, кромѣ тѣхъ, которые вылетаютъ изъ моей груди; нѣтъ слезъ, кромѣ тѣхъ, которыя проливаю я!
Нѣтъ, и у другихъ людей бываютъ тяжкія несчастія. Антоніо, какъ я слышалъ въ Генуѣ…
Что, что, что? Несчастье? несчастье?
Лишился корабля, который шелъ изъ Триполи.
Благодарю Создателя, благодарю Создателя! И это вѣрно? это вѣрно?
Мнѣ сказали это нѣкоторые изъ его матросовъ, которые спаслись отъ кораблекрушенія.
Благодарю тебя, добрый Тубалъ. Хорошая новость, хорошая новость! Гдѣ же это! въ Генуѣ!
Твоя дочь, какъ я слыхалъ, истратила въ Генуѣ въ одну ночь восемьдесятъ червонцевъ.
Ты вонзаешь въ меня кинжалъ. Значитъ, я никогда уже не увижу моего золота. Восемьдесятъ червонцевъ за одинъ разъ! Восемьдесятъ червонцевъ!
Со мною вмѣстѣ пріѣхало въ Венецію нѣсколько кредиторовъ Антоніо. Они божатся, что ему непремѣнно быть банкротомъ.
Мнѣ это весьма пріятно. Я буду мучить его, я буду терзать его. Мнѣ это весьма пріятно.
Одинъ изъ нихъ показалъ маѣ кольцо, которое твоя дочь отдала ему за обезьяну.
Будь она проклята! Ты терзаешь меня, Тубалъ. Это моя бирюза. Мнѣ подарила ее Лія, когда я еще былъ холостой. Я не отдалъ бы этого кольца за цѣлый лѣсъ обезьянъ.
Но Антоніо разоренъ — это вѣрно.
До, это вѣрно, это очень вѣрно. Ступай, Тубалъ, найми мнѣ судебнаго пристава; договори его за двѣ недѣли впередъ. Если Антоніо просрочитъ, я вырѣжу у него сердце. Не будетъ его въ Венеціи — никто не станетъ мѣшать моей торговлѣ. Ступай, Тубалъ, и потомъ приди ко мнѣ въ нашу синагогу. Ступай, добрый Тубалъ. Итакъ, въ нашей синагогѣ, Тубалъ.
СЦЕНА II. править
Я васъ прошу, повремените лучше
И, прежде чѣмъ рѣшиться, дайте дню
Иль двумъ пройти; вѣдь, если ошибетесь
Вы въ выборѣ — я потеряю васъ.
Поэтому немного подождите.
Я слышу что-то — только не любовь —
Мнѣ говоритъ, что и бы не хотѣла
Васъ потерять, а знаете вы сами,
Что ненависть не можетъ подавать
Такую мысль. Но для того, чтобъ лучше
Меня понять могли вы — хоть языкъ
У дѣвушекъ одинъ: ихъ мысль — охотно
Держала бъ васъ я мѣсяцъ или два
Здѣсь у себя, предъ тѣмъ какъ вы рискнули бъ
Изъ-за меня. Могла бы я тогда
Васъ научить, какъ выбрать то, что надо;
Но клятву тѣмъ нарушила бы я,
А этого я ни за что на свѣтѣ
Не сдѣлаю. Итакъ, возможно вамъ
Не угадать. Но если такъ случится,
То грѣшное раскаянье въ меня
Вселите вы — раскаянье, что клятву
Нарушить я не захотѣла. Ахъ,
Проклятіе глазамъ чудеснымъ вашимъ!
Они меня околдовали всю
И на двѣ половины раздѣлили:
Одна изъ нихъ вамъ вся принадлежитъ,
Другая — вамъ… мнѣ, я сказать хотѣла;
Но если мнѣ, то также вамъ — итакъ
Вамъ все мое принадлежитъ. О, злая
Судьба, зачѣмъ преграду ставишь ты
Межъ собственникомъ и его правами?
Я ваша — да, но все-таки не вамъ
Принадлежу. Коль такъ судьбѣ угодно,
То въ адъ идетъ пускай она — не я.
Я говорю, однако, слишкомъ много;
Но цѣль моя — чтобъ время протянуть
Подолѣе и выборъ вашъ замедлить.
Нѣтъ, дайте мнѣ скорѣе приступить:
Мнѣ это положенье — просто пытка.
Какъ, пытка? Ну, такъ повинитесь мнѣ:
Къ своей любви какую примѣшали
Измѣну вы?
Измѣну лишь одну —
Ужасную измѣну недовѣрья,
Которая за обладанье тѣмъ,
Что я люблю, бояться заставляетъ.
Такое же сношенье и родство
Между моей любовью и измѣной,
Какъ межъ опіемъ и снѣгомъ.
Да, но вы
Мнѣ, можетъ быть, все это говорите,
Какъ человѣкъ, который можетъ все
Подъ пыткою сказать.
Пообѣщайте
Мнѣ только жизнь — и правду я скажу.
Ну, хорошо — скажите и живите.
Скажите и живите — въ этомъ все
Признаніе мое. Какая пытка
Блаженная, когда питатель мой
Подсказываетъ мнѣ мои отвѣты,
Служащіе къ спасенью моему!
Ведите же меня скорѣе къ счастью
И къ ящикамъ.
Итакъ, впередъ! Въ одномъ
Изъ этихъ трехъ я заперта — и если
Вы любите меня, то ящикъ тотъ
Отыщете. Нерисса, стань подальше
Со всѣми остальными. Пусть оркестръ
Гремитъ, межъ тѣмъ какъ выбирать онъ будетъ;
Тогда, коли не угадаетъ онъ,
То кончить такъ, какъ умираетъ лебедь —
При музыкѣ; иль, чтобъ сравнить вѣрнѣй,
Мои глаза ручьемъ обильнымъ будутъ,
Гдѣ онъ найдетъ свой влажный смертный одръ.
Но можетъ онъ и выиграть. Тогда же
Чѣмъ будутъ звуки музыки? Тогда
Тѣ звуки будутъ трубнымъ ликованьемъ,
Съ которымъ вѣрноподданный народъ
Передъ своимъ царемъ нововѣнчаннымъ
Склоняется; то будетъ сладкій звукъ,
Что на зарѣ нашептываетъ тихо
Въ слухъ жениха и, оторвавъ отъ грезъ,
Зоветъ къ налою брачному. Смотрите:
Вотъ онъ идетъ — не меньше величаво,
Но съ большею любовью, чѣмъ Алкидъ,
Когда изъ рукъ чудовища морского
Освободилъ онъ дѣвственную дань,
Заплаченную Троею скорбящей.
Я здѣсь стою, какъ жертва: тамъ вдали,
Дарданянки испуганныя смотрятъ,
Чѣмъ подвигъ тотъ окончится. Иди,
Мой Геркулесъ! Ты не умрешь — и буду
Я тоже жить. Смотрѣть на битву мнѣ страшнѣй,
Чѣмъ для тебя — идти принять участье въ ней.
О, скажи, гдѣ источникъ любви
Въ головѣ или сердца въ крови!'
Какъ она рождается?
Чѣмъ она питается?
Отвѣчай, отвѣчай!
Родится въ глубинѣ очей —
И взгляды служатъ кормомъ ей,
И умираеть въ цвѣтѣ дней,
Качаясь въ люлечкѣ своей.
Раздайся же повсюду звонъ!
Я начинаю: динь — динь — донъ!
Динь — динь — донъ.
Итакъ, нельзя блестящую наружность
Всегда считать правдивою; весь міръ
Вводимъ въ обманъ наружнымъ украшеньемъ.
Въ судилищахъ найдется ль хоть одно
Позорное, испачканное дѣло,
Въ которомъ бы пріятнымъ голоскомъ
Нельзя прикрыть всю видимую гнусность?
Въ религіи найдется ль хоть одно,
Достойное укора заблужденье,
Которое не могъ бы мудрый мужъ
И освятить, и текстами приправить,
И внѣшнимъ украшеніемъ прикрыть?
Ни одного порока нѣтъ, настолько
Наивнаго, чтобъ появляться въ свѣтъ,
Не облачась наружно въ добродѣтель.
Не мало, вѣдь, межъ нами трусовъ есть,
Чьи души такъ печально-ненадежны,
Какъ лѣстница песчаная — межъ тѣмъ
Они лицо снабжаютъ бородою,
Какъ Геркулесъ или суровый Марсъ.
Раскройте-ка ихъ внутренность: печенка
Въ нихъ бѣлая, какъ молоко. Они
Лишь для того сбираютъ испражненья
Воинственной отваги, чтобъ къ себѣ
Страхъ поселить въ другихъ. Взгляните только
На красоту-увидите сейчасъ,
Что цѣнится она всегда по вѣсу
Наружныхъ украшеній; отъ того
И сдѣлалось теперь въ природѣ чудо,
Что женщина тѣмъ болѣе легка,
Чѣмъ болѣе на ней тѣхъ украшеній.
Итакъ, когда порою мы глядимъ
На мнимую красавицу и видимъ,
Какъ кудри золотистые ея
Внизъ съ головы бѣгутъ двумя змѣями,
Кокетливо играя въ вѣтеркомъ,
То знаемъ мы, что это — достоянье
Уже второй головки: черепъ тотъ,
Что ихъ родилъ, давно лежитъ въ могилѣ.
Поэтому на блескъ наружный мы
Должны смотрѣть, какъ на коварный берегъ
Опаснѣйшаго моря, какъ на шарфъ
Прелестнѣйшій, который закрываетъ
Красавицы индійской черноту.
Короче, блескъ наружный есть личина
Правдивости, которою нашъ вѣкъ
Коварнѣйшій обманываетъ ловко
И самаго мудрѣйшаго изъ насъ.
Вотъ почему меня не соблазняешь
Ты, золото блестящее, ты твердый
Мидаса кормъ! [Обращаясь къ серебряному ящику].
Не нуженъ мнѣ и ты —
Ты, серебро, посредникъ пошлый, блѣдный
Межъ людей. Но ты, простой свинецъ,
Ты болѣе грозящій, чѣмъ манящій
Надеждою — своею простотой
Ты убѣдилъ меня: тебя я выбираю —
И отъ тебя теперь блаженство ожидаю!
Какъ всѣ другія страсти, разлетѣлись
По воздуху сомнѣнія мои,
Безумное отчаянье, боязнь
Дрожащая, мучительная ревность
Съ зелеными глазами… О любовь,
Сдержи себя, умѣрь свои восторги,
Останови дождь радости своей!
Я чувствую ужъ слишкомъ сильно въ сердцѣ
Твое благословенье; уменьши
Его скорѣй — оно меня задавитъ!
Что вижу? Дивной Порціи портретъ!
Какой же полу-богъ такъ превосходно
Воспроизвелъ натуру! Эти очи
Дѣйствительно ли движутся, иль мнѣ
Такъ кажется лишь потому, что ими
Приводятся въ движеніе мои?
Вотъ и уста: онѣ полураскрыты,
И сладостнымъ дыханьемъ губки ихъ
Раздѣлены — прелестная преграда
Межъ двухъ друзей прелестныхъ, какъ она.
Вотъ волосы — тутъ разыгралъ художникъ
Роль паука: сплелъ золотую сѣть,
Куда сердца людскія попадаютъ
Быстрѣй, чѣмъ въ паутину комары.
Но какъ же могъ художникъ оба глаза
Нарисовать? Вѣдь, сдѣлавши одинъ,
Мнѣ кажется, онъ долженъ бы ослѣпнуть
И бросить такъ неконченнымъ второй.
Смотрите-ка, однако же: насколько
Дѣйствительность восторга моего
На эту тѣнь клевещетъ, воздавая
Ей не такой, какъ слѣдуетъ, почетъ —
Настолько же и эта тѣнь тащится
Съ большимъ трудомъ дѣйствительности вслѣдъ.
Вотъ тотъ клочокъ бумаги, на которомъ
Написано все счастіе мое. [Читаетъ
«Ты, избирающій не только
По виду внѣшнему, насколько
Удаченъ, вѣренъ выборъ твой!
Теперь, когда ужъ кладъ такой
Тебѣ достался, оставайся
Доволенъ имъ и не старайся
Найти другой. Коли тебѣ
Онъ милъ и ты въ своей судьбѣ
Нашелъ блаженство — подойди же
Къ своей красавицѣ поближе,
И поцѣлуями любви
Ее скорѣй къ себѣ зови!»
Чудесныя слова! Итакъ позвольте,
Прекрасная синьора. [Цѣлуетъ ее]. Прихожу
Я получить и произвесть уплату
По векселю. Когда передъ толпой
Чета борцовъ дерется на аренѣ
И слышится рукоплесканій громъ
Со всѣхъ сторонъ, тогда одинъ изъ нихъ,
Взволнованный, почти ошеломленный,
Тревожно ищетъ, не зная самъ, ему ль
Весь этотъ громъ хвалебнаго восторга?
Такъ точно я, о трижды милый другъ,
Стою теперь предъ вами, сомнѣваясь
Въ правдивости того, что вижу здѣсь,
И лишь тогда, когда отъ васъ услышу,
Что это такъ, повѣрю я вполнѣ.
Синьоръ, меня вы видите такою,
Какою Богъ на свѣтъ меня создалъ.
Я для себя самой бы не имѣла
Желанія быть лучше; но для васъ
Хотѣла бъ я хоть въ двадцать разъ утроить
Свою цѣну, быть въ десять тысячъ разъ
Прекраснѣе, въ сто тысячъ разъ богаче —
И этого хотѣла бъ для того,
Чтобъ высоко подняться въ вашемъ мнѣньи,
Несчетное количество имѣть
Талантовъ, красоты, друзей, богатство.
Но, ахъ, итогъ того, что стою я —
Ничто; теперь я дѣвушка простая,
Безъ свѣдѣній, безъ опытности, тѣмъ
Счастливая, что не стара учиться,
И тѣмъ еще счастливѣй, что на свѣтъ
Не родилась тупою для ученья;
Всего же тѣмъ счастливѣе, что свой
Покорный умъ она теперь ввѣряетъ
Вамъ, мой король, мой мужъ, учитель мой.
И я, и все мое — отнынѣ ваше.
Еще за мигъ предъ этимъ я была
Владычицей въ великолѣпномъ замкѣ
И госпожой всѣхъ слугъ моихъ -была
Царицею самой себѣ; теперь же
И замокъ мой, и слуги всѣ, ни —
Все ваше, мой владыка: съ этимъ перстнемъ
Вамъ все даю. Но ежели у васъ
Онъ пропадетъ, иль будетъ вами отданъ
Кому-нибудь — увижу въ этомъ я
Предвѣстіе уничтоженья вашей
Любви ко мнѣ и поводъ для себя
Васъ обвинять въ невѣрности.
Синьора,
Вы словъ меня лишили: только кровь,
Текущая во мнѣ, вамъ отвѣчаетъ.
Наполнено все существо мое
Тѣмъ хаосомъ, который, послѣ рѣчи
Привѣтливой любимаго царя,
Является въ жужжащей и довольной
Толпѣ, когда всѣ чувства и слова
Сливаются въ какой-то гулъ нестройный,
Гулъ радости съ словами и безъ словъ.
Когда кольцо оставитъ этотъ палецъ —
И жизнь со мной разстанется. Тогда
Скажите вы съ увѣренностью: умеръ
Бассаніо.
Синьора и синьоръ,
Теперь для насъ, увидѣвшихъ, что наши
Желанія исполнились вполнѣ,
Пришелъ чередъ воскликнуть: Дай Богъ счастья
Синьору и синьорѣ!
Добрый другъ
И милая синьора, все блаженство,
Какого вы желаете себѣ,
Желаю вамъ и я, въ томъ убѣжденьи.
Что вы и мнѣ желаете того жъ!
Въ тотъ самый день, когда союзомъ брачнымъ
Торжествовать вы будете обмѣнъ
Взаимныхъ клятвъ, позвольте точно также
Мнѣ въ бракъ вступить.
Отъ всей души, когда
Найдешь жену.
Нижайше благодаренъ:
Вы сами мнѣ нашли ее. Синьоръ,
Мои глаза такъ быстры, какъ и ваши.
Вы госпожу подмѣтили, а я —
Прислужницу. Синьоръ, вы полюбили —
Я сдѣлалъ то же. Мѣшканья въ дѣлахъ
Я не люблю, какъ вы. Блаженство ваше
Зависѣло отъ этихъ сундучковъ;
Ну и мое — отъ нихъ, какъ оказалось
На дѣлѣ. Да я просто весь вспотѣлъ,
Стараясь ей понравиться; я столько
Ей клятвъ давалъ, что пересохло въ горлѣ
И, наконецъ, — коль обѣщанье есть
Конецъ всему — мнѣ обѣщала эта
Красавица, что подаритъ меня
Любовію, коль вы надъ госпожою
Одержите побѣду.
Правду ль онъ
Намъ говоритъ, Нерисса?
Да, синьора,
Коль вы на то согласны.
Ну, а вы
Не шутите со мною, Граціано?
Я говорю весьма серьезно.
Мы
Нашъ брачный пиръ украсимъ вашей свадьбой.
Мы побьемся съ ними объ закладъ на тысячу червонцевъ — у кого прежде родится мальчикъ.
Но это кто идетъ сюда? Лоренцо
Съ язычницей своею? Какъ — и ты,
Саланіо, землякъ и другъ старинный?
Друзья мои, я очень радъ принять
Обоихъ васъ, коль новость положенья
Даетъ мнѣ власть на это. Ангелъ мой,
Позвольте мнѣ гостями дорогими
Назвать моихъ друзей и земляковъ.
Я и сама зову ихъ такъ, синьоръ:
Они вполнѣ здѣсь дорогіе гости.
Благодарю, синьора. Я, мессоръ,
Васъ извѣстить не думалъ въ этомъ замкѣ;
Но встрѣтился съ Саланіо — и онъ
Такъ горячо просилъ меня съ нимъ вмѣстѣ
Отправиться, что отказаться я
Не могъ никакъ.
Да, это справедливо;
А я на то имѣлъ причины. Вамъ
Прислалъ привѣтъ Антоніо.
Но прежде,
Чѣмъ я письмо его раскрою — вы
Скажите мнѣ скорѣй, какъ поживаетъ
Мой добрый другъ.
Не боленъ онъ, синьоръ,
Коль не болитъ душа его, и боленъ,
Когда она страдаетъ. Изъ письма
Узнаете вы все, что съ нимъ случилось.
Нерисса, ты прими и обласкай
Вотъ эту чужестранку. Вашу руку,
Саланіо. Что новаго у насъ
Въ Венеціи? Какъ поживаетъ добрый
Антоніо, нашъ царственный купецъ?
Я знаю, онъ порадуется нашей
Удачѣ здѣсь. Язоны просто мы:
Руно себѣ добыли золотое.
Ахъ лучше бы нашли вы то руно,
Что потерялъ Антоніо.
Навѣрно,
Есть страшное извѣстіе въ письмѣ,
Которое уничтожаетъ краску
Въ лицѣ Бассаніо: быть можетъ, вѣсть,
Что лучшій другъ скончался. Въ самомъ дѣлѣ,
Такое лишь извѣстіе могло бъ
Такъ измѣнить черты лица мужчины
Столь твердаго. Какъ, онъ еще блѣднѣй
Становится? Бассаніо, позвольте,
Я половина ваша и должна
Участвовать на половину въ этомъ
Извѣстіи, что принесло письмо.
О, милая, въ немъ есть слова такія
Ужасныя, какія никогда
До этихъ поръ бумаги не чернили!
Мой добрый другъ, когда я въ первый разъ
Открылся вамъ въ любви, то откровенно
Сказалъ, что все имущество мое
Заключено въ крови моей, что родомъ
Я дворянинъ. И правду я сказалъ.
А между тѣмъ, подруга дорогая,
Хоть я себя такъ дешево цѣнилъ,
Но даже тутъ былъ хвастуномъ, какъ это
Вамъ объясню сейчасъ. Сказавши вамъ,
Что ничего я ровно не имѣю,
Я долженъ былъ сказать, что даже меньше,
Чѣмъ ничего имѣю я. Себя
Я заложилъ любимѣйшему другу,
А друга заложилъ его врагу
Заклятому — все для того, чтобъ денегъ
Себѣ добыть. Синьора, вотъ письмо:
Узнайте же, бумага эта — тѣло
Любимѣйшаго друга моего,
А всѣ слова въ бумагѣ этой — раны
Открытыя, откуда кровь его
Бѣжитъ рѣкой. Но точно ль это правда,
Саланіо? Ужели предпріятья
Антоніо всѣ лопнули? Ужель
Пропало все? Всѣ грузы изъ Триполи,
Изъ Мексики, изъ варварійскихъ странъ,
Изъ Англіи, двухъ Индій, Лиссабона?
И ни одинъ корабль не избѣжалъ
Ужаснаго прикосновенья камней —
Грозы купцовъ?
Да, ни одинъ, синьоръ.
Притомъ, хотя бъ теперь имѣлъ онъ деньги,
Чтобъ заплатить жиду, то этотъ жидъ,
Какъ кажется, не взялъ бы ихъ. Созданья
Не видывалъ ни разу въ жизни я,
Которое, нося видъ человѣка,
Такъ жаждало собрата погубить.
Онъ день и ночь не отстаетъ отъ дожа:
Онъ говоритъ, что отказать ему
Въ рѣшеніи правдивомъ — значитъ явно
Свободу государства оскорбить,
Знатнѣйшіе сенаторы и двадцать
Купцовъ, и самъ нашъ дожъ — старались всѣ
Уговорить его, но все напрасно:
Отъ кляузъ омерзительныхъ своихъ
Не хочетъ онъ отречься и упорно
Твердитъ одно: заемное письмо,
Взысканіе, не сдержанное слово.
Когда еще я у него жила,
То слышала, какъ Хуса и Тубала,
Соотчичей своихъ, онъ увѣрялъ
Подъ клятвою, что хочетъ лучше мяса
Антоніо, чѣмъ сумму въ двадцать разъ
Значительнѣе той, что другъ вашъ долженъ.
И знаю я, синьоръ, что коль законъ
И высшій судъ и власти не возстанутъ —
Поплатится жестоко бѣдный вашъ
Антоніо.
И этотъ другъ вашъ близкій
Въ такой бѣдѣ?
Да, мой дражайшій другъ,
Добрѣйшій человѣкъ съ честнѣйшимъ сердцемъ,
Съ душой, не устававшей одолжать,
Въ комъ доблесть древнихъ римлянъ такъ блистаетъ,
Какъ ни въ одномъ, живущемъ на землѣ
Италіи.
А много ли онъ долженъ
Жиду?
Ему онъ долженъ за меня
Три тысячи червонцевъ!
Какъ! не больше?
Шесть тысячъ заплатите вы ему —
И вексель уничтожьте; эту сумму
Удвойте иль утройте, чтобъ такой
Прекрасный другъ изъ-за вины Бассаньо
Не потерялъ и волоса. Сперва
Предъ алтаремъ меня вы назовите
Своей женой, а послѣ отправляйтесь
Въ Венецію къ Антоніо: съ душой
Тревожною вы не должны въ объятьяхъ
У Порціи покоиться. Я дамъ
Вамъ золота, чтобъ заплатить не только
Ничтожный долгъ такой, но въ двадцать разъ
Значительнѣй; а, заплативъ, сюда
Спѣшите вновь съ прекраснымъ другомъ вашимъ.
Мы между тѣмъ съ Нериссою вдвоемъ
Здѣсь будемъ жить, какъ дѣвушки и вдовы.
Пойдемте же: уѣхать вы должны
Въ тотъ самый день, какъ женитесь. Зовите
Своихъ друзей радушно, грусть свою
Преодолѣть предъ ними постарайтесь.
Купила васъ я дорогой цѣной,
И дорого любить за это буду.
Прочтите-ка, однако, мнѣ письмо.
«Милый Бассаніо, всѣ мои корабли погибли; мои кредиторы дѣлаются жестоки; мое положеніе самое скверное; срокъ моего векселя жиду истекъ; а такъ какъ, чтобы уплатить этотъ долгъ, мнѣ необходимо лишиться жизни, то мы съ тобой совершенно квиты. Мнѣ хотѣлось бы только увидѣть тебя передъ смертью. Впрочемъ, дѣйствуй по своему усмотрѣнію. Если дружба не побудитъ тебя пріѣхать, то пусть не побудитъ и мое письмо».
О милый мой, брось все и поѣзжай!
Да, я потороплюсь, имѣя позволенье
Отъ васъ; но прежде, чѣмъ я возвращусь домой,
Ничья постель виной не будетъ промедленья,
И намъ разлучникомъ не будетъ отдыхъ мой.
СЦЕНА III. править
Смотри за намъ, тюремщикъ. О пощадѣ
И слушать я не стану. Это вотъ
Тотъ дуралей, что деньги безъ процентовъ
Даетъ взаймы. Смотри за нимъ, тюремщикъ.
Но, выслушай, Шейлокъ мой добрый!
Я
Хочу имѣть по векселю уплату!
Не говори мнѣ ни о чемъ другомъ:
Я клятву далъ, что получу исправно
По векселю. Ты называлъ меня
Собакою — и это безъ причины:
Ну, если я собака — берегись
Моихъ зубовъ: дожъ дастъ мнѣ судъ правдивый.
Дивлюсь тебѣ, дрянной тюремщикъ, — ты
Ужъ черезчуръ мягкосердеченъ: только
Попроситъ онъ — сейчасъ же изъ тюрьмы
Выходишь съ нимъ.
Пожалуйста, послушай,
Что я скажу.
Уплата мнѣ нужна
По векселю. Я не желаю слушать,
Что скажешь ты. Хочу я полупить
По векселю — поэтому напрасны
Твои слова. Не сдѣлать вамъ меня
Однимъ изъ тѣхъ болвановъ лупоглазыхъ
И мяконькихъ, что просьбу христіанъ
Не могутъ выслушать, чтобъ головою
Не покачать и, тяжело вздохнувъ,
Не уступить. Нейди за мной: не надо
Мнѣ словъ твоихъ — уплата мнѣ нужна
По векселю. [Уходитъ.
Вотъ злѣйшая собака,
Какой еще ни разу человѣкъ
Не видывалъ.
Оставь его. Не стану
Я болѣе упрашивать его.
Напрасно все. Моей онъ ищетъ жизни,
А почему — я знаю хорошо.
Спасалъ не разъ я отъ его взысканій
Тѣхъ, кто меня объ этомъ умолялъ.
Вотъ отчего меня онъ ненавидитъ.
Увѣренъ я, что не захочетъ дожъ
Дѣйствительнымъ признать условье ваше.
Не властенъ дожъ законы нарушать
И отнимать у чужеземцевъ льготы,
Что имъ у насъ въ Венеціи даны.
Такъ поступивъ, онъ подорвалъ бы сильно
Кредитъ суда республики въ глазахъ
Купцовъ всѣхъ странъ; а, вѣдь, торговля наша
И барыши зависятъ лишь отъ нихъ.
Поэтому пусть будетъ то, что будетъ
Отъ этихъ всѣхъ печалей и потерь
Я изнуренъ такъ сильно, что едва ли
Фунтъ мяса мнѣ удастся уберечь
Для жаждущаго крови кредитора.
Я Господа молю лишь объ одномъ:
Чтобъ посмотрѣть Бассаніо пріѣхалъ,
Какъ буду я за долгъ его платить;
А до всего другого нѣтъ мнѣ дѣла!
СЦЕНА IV. править
Синьора я въ глаза вамъ говорю:
Божественную дружбу благородно
И вѣрно вы постигли; это тѣмъ
Вполнѣ вы доказали, что разлуку
Съ супругомъ такъ умѣете сносить,
Но еслибъ знали вы, кто честь такую
Отъ васъ снискалъ, какой достойный мужъ
И вашего супруга другъ ближайшій
Отъ васъ получитъ помощь — о, тогда —
Я убѣжденъ — вы этимъ дѣломъ больше
Гордились бы, чѣмъ всякою другой
Щедротою души прекрасной вашей.
До этихъ поръ еще ни разу я
О сдѣланномъ добрѣ не пожалѣла,
И этого не сдѣлаю теперь.
Межъ двухъ друзей, что вмѣстѣ жизнь проводятъ
И души чьи согнуты подъ однимъ
Ярмомъ любви, должна быть непремѣнно
Гармонія полнѣйшая всѣхъ чувствъ,
Наклонностей и чертъ лица — и это
Мнѣ мысль даетъ, что такъ какъ мой супругъ
Ближайшій другъ Антоніо, то вѣрно
Онъ и похожъ на мужа моего.
А если такъ, то какъ же я немного
Истратила, чтобъ выкупить скорѣй
Изъ адскихъ рукъ жестокости подобье
Моей души! Однако, слишкомъ я
Хвалю себя; поэтому мы лучше
Поговоримъ о чемъ-нибудь другомъ.
Лоренцо, я вручаю вамъ хозяйство
Въ моемъ дому и управленье имъ
До той поры, пока мой мужъ вернется.
Что до меня, такъ въ тайнѣ Богу я
Дала обѣтъ въ молитвѣ, въ созерцаньи,
Вдали отъ всѣхъ, съ Нериссою одной
Жизнь проводить, пока не возвратятся
Мой господинъ и мужъ ея. Отъ насъ
За двѣ версты есть монастырь — туда-то
Отправлюсь я съ Нериссой. Вы меня
Обяжете душевно, предложенье
Мое принявъ. Васъ побудить къ тому
Должна моя привязанность, а также
Отчасти и необходимость.
Я
Отъ всей души, синьора, радъ исполнить
Все то, что вы прикажете.
Мое
Рѣшеніе уже я объявила
Прислугѣ всей; повиноваться вамъ
И Джессикѣ она такъ точно будетъ,
Какъ мнѣ самой и мужу моему.
Прощайте же, пока мы снова съ вами
Увидимся.
Да провожаютъ васъ
Счастливые часы и духъ веселый!
Желаю вамъ всѣхъ радостей души.
Благодарю за эти всѣ желанья
И съ радостью ихъ посылаю вамъ.
Ну, Джессика, прощайте.
Бальтазаръ,
Ты былъ всегда и преданнымъ, и вѣрнымъ
Слугою мнѣ: будь и теперь такимъ.
Возьми письмо и мчись, на сколько хватитъ
Силъ у тебя, съ нимъ въ Падую, а томъ
Отдай его ты въ собственныя руки
Двоюродному брату моему,
Белларіо. Онъ дастъ тебѣ бумаги
И платье; ты какъ можно поскорѣй
Ихъ привези на пристань, отъ которой
Суда плывутъ въ Венецію. Не трать
Здѣсь времени въ словахъ. Ступай скорѣе:
Меня ты тамъ застанешь.
Поспѣшу
Исполнить все, не медля ни минуты. [Уходитъ.
Пойдемъ теперь, Нерисса. У меня
Есть планъ одинъ, который неизвѣстенъ
Еще тебѣ. Своихъ мужей скорѣе
Увидимъ мы, чѣмъ думаютъ они.
Ну, а они увидятъ насъ!
Увидятъ,
Но подъ такой одеждою, что намъ
Припишутъ то, чего мы не имѣемъ.
Держу пари на все, что хочешь ты:
Что если мы съ тобою нарядимся
Въ мужской костюмъ, я превзойду тебя
И ловкостью, и удалью, и буду
Свой мечъ носить красиво и легко,
И говорить тѣмъ дискантомъ, который
Всегда обозначаетъ переходъ
Отъ мальчика къ мужчинѣ. Замѣню я
Нашъ мелкій шагъ походкою мужскою;
Какъ юноша хвастливый и горячій,
Я буду все о ссорахъ говорить
И ловко лгать о томъ, какъ добивались
Моей любви знатнѣйшія изъ домъ,
И какъ онѣ, отвергнутыя мною,
Въ страданіяхъ кончали жизнь свою.
„Ну, да и какъ — прибавлю я — мнѣ было
Хватить на всѣхъ. Конечно, въ этомъ я
Раскаялся и очень сожалѣю,
Что ихъ убилъ…“ И сколько небылицъ
Я наскажу въ такомъ же миломъ родѣ,
Чтобъ всякій могъ поклясться, что прошелъ
Ужъ вѣрно годъ, какъ я учиться кончилъ.
Въ моемъ умѣ есть пропасть всякихъ штукъ
Во вкусѣ тѣхъ болтливыхъ хвастунишекъ;
Я примѣню ихъ къ дѣлу.
Значитъ, мы
Теперь въ мужчинъ, синьора, превратимся?
Что за вопросъ! Какъ былъ бы онъ хорошъ.
Когда бъ его ты сдѣлала при людяхъ,
Двухсмысленно толкующихъ слова!
Идемъ однако; планъ же мой подробно
Я объясню въ каретѣ: ждетъ она
У парка насъ. Спѣшить ужасно намъ придется:
Вѣдь сдѣлать двадцать миль сегодня остается.
СЦЕНА V. править
Да, это такъ, потому что, видите ли, грѣхи родителей всегда падаютъ на дѣтей. Отъ этого я и обѣщаю вамъ, что постоянно буду бояться за васъ. Я всегда былъ откровененъ съ вами, оттого и объ этомъ дѣлѣ докладываю вамъ свое разсужденіе. Поэтому, пожалуйста, не унывайте. Я въ самомъ дѣлѣ думаю, что вы пропадете. Правда, есть еще надежда, что этого не случится, но и эту надежду можно назвать незаконнорожденной.
Какая же это надежда, скажи, пожалуйста?
Да такая, что вы можете отчасти надѣяться, что не вашъ папенька произвелъ васъ на свѣтъ — что вы не дочь жида.
Да, это дѣйствительно какая-то незаконнорожденная надежда. Но въ этомъ случаѣ на меня упадутъ грѣхи моей матери.
Это точно. Ну, такъ, значитъ, мнѣ слѣдуетъ бояться, что вы пропадете и по папенькѣ, и по маменькѣ. Избѣгая Сциллу, то есть вашего батюшку, я попадаю въ Харибду, то есть вашу матушку. Вотъ и выходитъ, что вы пропали и съ той и съ другой стороны.
Меня спасетъ мой мужъ: онъ сдѣлалъ меня христіанкой.
За это онъ достоинъ еще большаго порицанія. Насъ и безъ того довольно христіанъ на свѣтѣ — какъ разъ столько, сколько нужно, чтобъ имѣть возможность мирно жить вмѣстѣ. Это обращеніе въ католическую вѣру возвыситъ только цѣну на свиней, такъ какъ если мы всѣ начнемъ есть свинину, то скоро ни за какія деньги не достанешь жаренаго сала.
Я передамъ моему мужу все, что вы мнѣ говорили, Ланчелотъ; да вотъ онъ.
Я скоро начну ревновать къ вамъ, Ланчелотъ, если вы не перестанете заводить мою жену въ темные уголки.
Нѣтъ, Лоренцо, вамъ нечего безпокоиться о насъ. Ланчелотъ и я живемъ не въ ладу. Онъ мнѣ прямо говоритъ, что мнѣ нѣтъ спасенія въ небѣ, потому что я дочь жида, и прибавляетъ, что вы дурной членъ республики, потому что, обращая евреевъ въ христіанскую вѣру, увеличиваете тѣмъ цѣну на свинину.
За это республика обвинитъ меня меньше, чѣмъ тебя за беременность негритянки. Однако, ступай, скажи прислугѣ, чтобъ у ней было скорѣе готово къ обѣду все.
У ней и безъ того все готово: ея желудки на мѣстѣ.
Какъ каждый глупецъ можетъ теперь острить и играть словами! Я думаю, что скоро дѣйствительное остроуміе будетъ выражаться въ молчаніи, и что разговорчивость будетъ вмѣняться въ заслугу только попугаямъ. Ну, такъ скажи, чтобъ готовили обѣдъ.
И это сдѣлано — только не накрыто.
Такъ угодно вамъ будетъ накрыть!
О, нѣтъ, въ вашемъ присутствіи ни за что: я знаю свою обязанность.
Опять игра въ слова! Ты, видно, хочешь выказать въ одно мгновеніе все богатство своего ума! Пожалуйста, понимай просто простыя слова. Поди къ своимъ товарищамъ и прикажи имъ накрыть на столъ и подавать блюда, а мы скоро придемъ обѣдать.
Что касается стола, синьоръ, то онъ будетъ поданъ; что касается блюдъ, синьоръ, то они будутъ накрыты; что же касается вашего прибытія къ обѣду, синьоръ, то въ этомъ позвольте соображаться съ вашимъ желаніемъ и фантазіею. [Уходитъ.
О, Господи, какая болтовня!
Глупецъ набралъ остротъ различныхъ войско
И помѣстилъ ихъ въ памяти своей.
Я и другихъ глупцовъ не мало знаю
Изъ высшаго сословья, но, какъ онъ,
Остротами себя вооружившихъ,
И, чтобы въ ходъ пустить одну изъ нихъ,
Готовыхъ въ бой вступить со здравымъ смысломъ.
Ну, Джессика, какъ поживаешь ты?
Теперь скажи, мой ангелъ, откровенно,
Какъ ты нашла Бассаніо жену?
Хвалить ее нѣтъ словъ. Необходимо,
Чтобъ жизнію примѣрной жилъ синьоръ
Бассаніо; когда такое благо
Въ своей женѣ онъ встрѣтилъ, то найдетъ
Здѣсь на землѣ всѣ наслажденья неба;
А если онъ ихъ не оцѣнитъ здѣсь,
То никогда не будетъ и на небѣ.
До, если бы случилось двумъ богамъ
Держать пари на двухъ изъ смертныхъ женщинъ,
И Порція была одной изъ нихъ:
То ужъ къ другой пришлось бы непремѣнно
Хоть что-нибудь прибавить, потому
Что равной ей нѣтъ въ этомъ жалкомъ мірѣ.
Имѣешь ты во мнѣ, какъ въ мужѣ, то,
Чѣмъ Порція богата, какъ супруга.
На этотъ счетъ и мнѣніе мое
Вамъ надо бы спросить.
Спрошу сейчасъ же.
Пойдемъ сперва обѣдать.
Нѣтъ, хочу
Вамъ похвалу сказать теперь, покамѣстъ
Я не сыта.
Нѣтъ, я прошу тебя —
Прибереги къ обѣду эти рѣчи.
Тамъ, что бы ты мнѣ ни сказала — все
Переварю я съ прочими вещами.
Ну, хорошо, я васъ разоблачу.
ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ. править
СЦЕНА I. править
Что жъ, здѣсь Антоніо?
Здѣсь, ваша свѣтлость:
Жду вашихъ приказаній.
Мнѣ тебя
Душевно жаль: вѣдь ты имѣешь дѣло
Съ противникомъ изъ камня. Эта тварь —
Не человѣкъ: жалѣть онъ неспособенъ,
И не найдетъ никто въ его душѣ
Ни капли состраданья.
Мнѣ сказали,
Свѣтлѣйшій дожъ, что очень сильно вы
Изволили стараться, чтобъ немного
Жестокую претензію смягчить.
Но такъ какъ онъ упорствуетъ въ рѣшеньи
И такъ какъ нѣтъ законныхъ средствъ меня
Освободить отъ ненависти этой,
То бѣшенству его противоставить
Терпѣніе я долженъ. Я себя
Вооружилъ спокойствіемъ душевнымъ,
Чтобъ выдержать тиранство все его
И лютый гнѣвъ.
Подите, позовите
Сюда жида.
Онъ ждетъ ужъ у дверей,
Свѣтлѣйшій дожъ. Вотъ онъ.
Очистить мѣсто!
Пусть онъ стоитъ предъ нами. Ну, Шейлокъ,
Всѣ думаютъ, и я такъ полагаю,
Что эту роль злодѣя хочешь ты
Разыгрывать лишь до развязки дѣла;
Но что, когда наступитъ этотъ часъ,
Ты выкажешь раскаянье и жалость,
Которыя всѣхъ поразятъ сильнѣй,
Чѣмъ мнимое твое жестокосердье.
Всѣ ждутъ, что ты, настаивая такъ
Но этой неустойкѣ — въ фунтѣ мяса
Отъ этого несчастнаго купца,
Не только не захочешь неустойки,
Но, движимый душевной добротой
И кротостью, часть даже суммы долга
Простишь ему; что состраданья взоръ
Ты обратишь на всѣ его потери,
Которыя недавно на него
Обрушились — потери, что могли бы
И царственнаго разорить купца
И возбудить участье даже въ людяхъ
Съ желѣзною иль каменной душой,
Въ татаринѣ иль туркѣ непреклонномъ,
Котораго никто не воспиталъ
Для жалости. Жидъ, добраго отвѣта
Ждемъ отъ тебя.
Намѣренья свои
Я объяснилъ вамъ прежде, ваша свѣтлость.
Я нашею субботою святой
Поклялся въ томъ, что получу уплату
По векселю. Коль захотите вы
Мнѣ отказать — нарушите законы
И вольности республики своей.
Вы спросите, зачѣмъ предпочитаю
Тремъ тысячамъ червонцевъ мяса фунтъ
Негоднаго? На это не желаю
Я отвѣчать. Положимъ, что скажу:
„Такой мой вкусъ!“ Отвѣтъ ли это будетъ!
Представьте вотъ, что крыса завелась
Въ моемъ дому и не даетъ покоя,
И я тому, кто отравитъ ее,
Хочу отдать червонцевъ десять тысячъ.
Достаточенъ для васъ такой отвѣтъ?
Есть многіе, которые не любятъ
Смотрѣть на пасть раскрытую свиньи;
Другой готовъ при видѣ кошки просто
Сойти съ ума; иной волынки звукъ
Заслышавши случайно передъ носомъ,
Никакъ мочи не можетъ удержать.
Фантазія, страстей владыка, ими
Руководитъ и направляетъ ихъ
Согласно съ тѣмъ, что ей или противно,
Иль нравится. Теперь вотъ мой отвѣтъ:
Коль объяснить нельзя опредѣленно
Причинъ того, что одному свинья
Съ открытымъ ртомъ противна, а другому —
Безвреднѣйшій и нужный въ домѣ котъ,
А третьему звукъ вздувшейся волынки,
И что они невольно платятъ всѣ
Дань слабости такой неотвратимой,
И, сами будучи угнетены,
Гнетутъ другихъ: такъ точно не могу я
И не хочу представить вамъ другихъ
Причинъ, какъ та, что ненависть и злобу
Питою я къ Антоніо, что онъ
Противенъ мнѣ, и лишь изъ-за того я
Веду такой убыточный процессъ
Противъ него. Довольны вы отвѣтомъ?
Нѣтъ, человѣкъ безчувственный, такимъ
Отвѣтомъ ты не можешь оправдаться
Въ жестокости упорной.
Угождать
Отвѣтами тебѣ я не обязанъ.
Какъ будто бы всѣ убиваютъ тѣхъ,
Кого они не любятъ!
А какъ будто
Мы ненависть питать способны къ тѣмъ,
Кого убить желанья не имѣемъ?
Не всякая обида вдругъ родитъ
Вражду на смерть.
Какъ? развѣ ты позволишь
Змѣѣ тебя два раза укусить?
Подумайте — вы споръ съ жидомъ ведете.
Поймите же — вѣдь это все равно,
Что стать на берегу и приказанье
Волнамъ отдать, чтобъ высоту свою
Понизили онѣ, или у волка
Стать спрашивать, зачѣмъ овечку онъ
Кручиниться по дѣтямъ заставляетъ,
Иль запретить соснамъ, жилищамъ горъ,
Размахивать высокими верхами
И не шумѣть, когда небесны?! вихрь
Волнуетъ ихъ. Скорѣе вамъ удастся
Труднѣйшую работу совершить,
Чѣмъ жалостью наполнить эту душу
Жидовскую: труднѣе ничего
На свѣтѣ нѣтъ. Поэтому, прошу висъ
Не предлагайте больше ничего,
Оставьте всѣ дальнѣйшія попытки,
Но поскорѣй и прямо надо мной
Свершите судъ, исполните желанье
Жида.
Смотри, шесть тысячъ я даю
Намѣсто трехъ.
Когда бъ червонецъ каждый
Въ тѣхъ тысячахъ имѣлъ хоть шесть частей,
И каждая червонецъ составляла
Въ отдѣльности, я и тогда бы ихъ
Не взялъ отъ васъ: я требую уплаты
По векселю.
Какъ можешь ожидать
Ты милости, коль самъ ея не знаешь!
Когда я правъ, какой мнѣ страшенъ судъ?
Обдумайте вы вотъ что: есть не мало
У васъ рабовъ; а такъ какъ вы себѣ
Купили ихъ, то, наравнѣ съ ослами,
Собаками, мулами, тѣхъ людей
На рабскія презрѣнныя работы
Вы гоните. Скажи теперь я вамъ:
„Пустите ихъ на волю; пожените
Ихъ на своихъ наслѣдницахъ. Зачѣмъ
Подъ ношами тяжелыми потѣютъ
Несчастные? Пускай постели ихъ
По мягкости не уступаютъ вашимъ:
Пусть блюда тѣ, что кушаете вы,
Ихъ нёба услаждаютъ“. Вы на это
Сказали бъ мнѣ: „Рабы всѣ эти намъ
Принадлежатъ“. Ну, такъ и я отвѣчу:
Тотъ мяса фунтъ, котораго теперь
Я требую, мнѣ очень много стоитъ;
Онъ мой, и я хочу имѣть его.
Откажете — я плюну на законы
Венеція: въ нихъ, значитъ, силы нѣтъ.
Я жду суда. Дождусь ли — отвѣчайте?
Я властію своею распущу
Собраніе, коль нынче не пріѣдетъ
Белларіо, ученый докторъ: я
За нимъ послалъ для разрѣшенья дѣла.
Тамъ на дворѣ ждетъ посланный съ письмомъ
Отъ доктора: онъ только что пріѣхалъ
Изъ Падуи.
Позвать его; письмо же
Принесть сюда.
Будь веселѣй, мой милый
Антоніо! Пріободрись! Скорѣе
Презрѣнный жидъ возьметъ мои всѣ кости
И плоть мою, и кровь, и все, чѣмъ ты
Изъ-за меня лишишься капли крови.
Другъ, въ стадѣ я паршивая овца,
И мнѣ идти приличнѣе на бойню,
Чѣмъ всѣмъ другимъ: гнилѣйшій плодъ всегда
Скорѣй другихъ на землю упадаетъ.
Пусть и со мной такъ будетъ. Ничего
Не сдѣлаешь ты лучше, другъ Бассаньо,
Какъ жить и мнѣ надгробье сочинить.
Изъ Падуи ты прибылъ отъ Белларьо?
Такъ точно. Онъ свидѣтельствуетъ вамъ
Почтенье. [Подаетъ ему письмо.
Зачѣмъ ты такъ усердно
Свой точишь ножъ?
Готовлюсь рѣзать имъ
У этого банкрота неустойку.
Жестокій жидъ, не на подошвѣ ты
Свой точишь ножъ, а на душѣ. Металлу
Ни одному, сѣкирѣ палача
Со злобою твоею не сравниться
По острогѣ. Ужели ни одной
Мольбой тебя не тронутъ?
Ни одною,
Какую бы ни изобрѣлъ твой умъ.
О, проклятъ будь ты, песъ неумолимый!
А жизнь твоя укоромъ злымъ пусть будетъ
Правдивости! Я, право, начинаю
Ужъ въ вѣрѣ колебаться и готовъ,
Какъ Пиѳагоръ, доказывать, что души
Звѣрей въ тѣла людскія переходятъ.
Твой гнусный духъ жилъ въ волкѣ, и когда
Его за растерзанье человѣка
Повѣсили — свирѣпая душа,
Освободясь изъ петли, улетѣла,
И, между тѣмъ какъ въ матери своей
Нечистой ты лежалъ еще, — вселилась
Оно въ тебя. Ты настоящій волкъ:
Какъ онъ, жестокъ, свирѣпъ и кровожаденъ.
Ругательствамъ твоимъ не соскоблить
Но векселѣ печати. Значитъ, крикомъ
Ты лишь свою печенку надорвешь.
Побереги, о юноша любезный,
Свой острый умъ: не то навѣки онъ
Разрушится. Я жду здѣсь правосудья.
Белларіо рекомендуетъ намъ
Ученаго и мудраго юриста.
Гдѣ жъ онъ?
Онъ здѣсь по близости и ждетъ,
Угодно ль вамъ принять его?
Съ охотой
Полнѣйшею. Пусть четверо изъ васъ
Введутъ его съ почетомъ. А покамѣстъ
Прочесть суду Белларіо письмо.
„Имѣю честь доложить вашей свѣтлости, что ваше письмо застало меня совсѣмъ больнымъ; но въ ту самую минуту, какъ пріѣхалъ вашъ посланный, я имѣлъ удовольствіе принимать у себя молодого доктора изъ Рима. Имя его Бальтазаръ. Я познакомилъ его съ процессомъ, возникшимъ между жидомъ и купцомъ Антоніо; мы просмотрѣли вмѣстѣ много книгъ. Онъ знаетъ мое мнѣніе и сообщитъ его вамъ, придавъ ему большую цѣну своею собственною ученостью, обширность которой я не могу достаточно похвалить; по моей просьбѣ, онъ исполнитъ, вмѣсто меня, желаніе вашей свѣтлости. Умоляю васъ, несмотря на его молодость, не отказывать ему въ должномъ уваженіи, потому что я никогда не встрѣчалъ такого молодого тѣла съ такой старой головой. Поручаю его вашему благосклонному пріему, но испытаніе на дѣлѣ послужитъ ему самою лучшею рекомендаціею“.
Вы слышите, что пишетъ намъ Белларіо? Вотъ, кажется, мудрецъ и докторъ.
Пожалуйте мнѣ вашу руку. Вы
Отъ стараго Белларіо?
Такъ точно,
Привѣтствую отъ сердца и прошу
Садиться. Вамъ уже извѣстна тяжба,
Которая собрала этотъ судъ.
Я знаю всѣ подробности. Скажите,
Гдѣ здѣсь купецъ, гдѣ жидъ?
Шейлокъ и ты.
Антоніо, поближе подойдите.
Шейлокомъ васъ зовутъ?
Меня зовутъ
Шейлокомъ.
Искъ затѣяли вы странный;
Но вмѣстѣ съ тѣмъ такого рода онъ,
Что помѣшать не могутъ вамъ законы
Венеція. [Къ Антоніо Такъ это вы въ такой
Опасности?
Да, такъ онъ утверждаетъ.
Вы признаете вексель?
Признаю.
Такъ долженъ жидъ явиться милосердымъ.
А по какой причинѣ долженъ, вы
Скажите мнѣ?
По принужденью милость
Не дѣйствуетъ, а падаетъ она,
Какъ тихій дождь, струящійся на землю
Изъ облаковъ. Благословенье въ ней
Сугубое: оно благословляетъ
Тѣхъ, кто даетъ и кто беретъ ее.
Сильнѣй всего она въ рукахъ у сильныхъ;
Она — царямъ приличнѣе вѣнца;
Монарховъ скиптръ — знакъ временной ихъ силы,
Онъ — аттрибутъ величья; изъ него
Исходитъ страхъ предъ властью государей.
Но скиптра мощь предъ милостью — ничто.
Въ сердцахъ царей владычествуетъ милость,
Какъ аттрибутъ Всевышняго — и та
Земная власть всѣхъ ближе къ власти Бога,
Которая и правый судъ творитъ,
И милуетъ. Жидъ, ты на правосудье
Ссылаешься, но взвѣсь мои слова:
Когда бъ всегда законы исполнялись
Съ буквальностью, никто бъ изъ насъ не могъ
Спасти себя. О милости взываемъ
Въ молитвѣ мы, и милосердымъ быть
Насъ эта же молитва научаетъ.
Я говорю все это для того,
Чтобъ чѣмъ-нибудь смягчить твой искъ законный;
Но если ты настаиваешь въ немъ,
То строгій судъ Венеціи обязанъ
Постановить рѣшенье надъ купцомъ.
На голову мою мои поступки
Пусть подаютъ. Я требую суда
Законнаго — я требую уплаты
По векселю.
Да развѣ деньги онъ
Внести не въ состояньи?
Нѣтъ, напротивъ.
Здѣсь, предъ судомъ, всю сумму я сполна
Даю ему — удвоиваю даже.
Коли и тѣмъ онъ недоволенъ — я
Ему отдамъ хоть вдесятеро столько,
И головой, и сердцемъ, и рукой
Въ томъ поручусь. А если недоволенъ
И этимъ онъ — такъ нѣтъ сомнѣнья въ томъ,
Что хочетъ злость попрать прямую честность.
Я васъ молю — предъ властію своею
Хоть разъ одинъ законъ вы преклоните;
Я васъ молю — неправду совершить
Малѣйшую изъ-за великой правды,
И демона свирѣпаго, что имъ
Руководитъ, смирить своимъ рѣшеньемъ.
Нѣтъ, такъ нельзя. Уставленный законъ
Перемѣнить нельзя ничьею властью
Въ Венеціи. Какъ происшедшій фактъ,
Запишется рѣшеніе такое,
И вторгнется затѣмъ не мало зла
Въ республику по этому примѣру.
Нѣтъ, такъ нельзя.
О, это Даніилъ
Пришелъ судить! да, Даніилъ! О юный
Мудрецъ-судья, какъ сильно и высоко
Я чту тебя!
Позвольте мнѣ взглянуть
На вексель вашъ.
Вотъ онъ, почтенный докторъ.
Вотъ онъ.
Шейлокъ вѣдь, втрое заплатить
Тебѣ хотятъ.
А клятва, клятва? Небу
Я клятву далъ. На душу тяжкій грѣхъ
Не положу я клятвопреступленьемъ.
Нѣтъ, нѣтъ, за всю Венецію того
Не сдѣлаю.
Итакъ — просроченъ вексель;
По немъ вполнѣ законно можетъ жидъ
Взять, вырѣзавъ какъ можно ближе къ сердцу,
Фунтъ мяса. Нѣтъ, ты сжалишься, Шейлокъ:
Возьми себѣ тройную сумму долга
И прикажи мнѣ вексель разорвать.
Тогда скажу, когда по немъ уплату
Всю получу. Мы ясно видимъ всѣ,
Что вы судья достойнѣйшій: законы
Знакомы вамъ, отлично дѣло все
Вы поняли, и потому, во имя
Законности, которая нашла
Въ васъ вѣрную, достойную опору,
Я васъ прошу окончить этотъ судъ.
Клянусь душой, поколебать не въ силахъ
Ничей языкъ рѣшеніе мое.
Я требую по векселю уплаты.
Отъ всей души я умоляю судъ
Произнести свой приговоръ.
Да будетъ
По вашему. Приготовляйте грудь
Его ножу.
О юноша прекрасный,
О судія правдивый!
Потому,
Что духъ и текстъ закона совершенно
Согласны съ тѣмъ взысканіемъ, что здѣсь,
Въ семъ векселѣ, означено такъ ясно.
Такъ, точно такъ. О, мудрый судія,
Правдивѣйшій! На сколько же ты старше,
Чѣмъ кажешься!
Итакъ, раскройте грудь.
Да, грудь его: такъ сказано въ роспискѣ —
Неправда ли, почтеннѣйшій судья?
Такъ сказано: какъ можно ближе къ сердцу —
Не такъ ли!
Да. А есть ли здѣсь вѣсы?
Они нужны, чтобъ свѣсить мясо.
Какъ же!
Я ихъ принесъ.
Такъ припасите тоже
На вашъ же счетъ хирурга, чтобъ ему
Перевязалъ онъ рану, — а иначе
Онъ кровію, пожалуй, изойдетъ.
А въ векселѣ написано объ этомъ?
Не писано, но это все равно.
Конечно, вы должны изъ состраданья
Такъ поступить.
Нѣтъ, не могу найти
Я въ векселѣ условіе такое.
Ну, вы, купецъ, — имѣете ль сказать
Намъ что-нибудь?
Имѣю очень мало.
Вооруженъ и приготовленъ я.
Бассаніо, прощайте — вашу руку!
Я васъ прошу не горевать, что вы
Виной того, что сдѣлалось со мною:
Судьба ко мнѣ добрѣе отнеслась,
Чѣмъ къ множеству другихъ. Обыкновенно,
Кто потерпѣлъ крушенье, обреченъ
Переживать богатство и съ глазами
Потухшими, съ морщинистымъ челомъ
Вѣкъ нищеты влачить. А я избавленъ
Отъ этого страданія судьбой.
Привѣтъ мой шлю женѣ достойной вашей;
Скажите ей, какъ я окончилъ жизнь,
Скажите, какъ я васъ любилъ; отдайте
Честь мертвому. Когда же свой разсказъ
Вы кончите, пускай она разсудитъ —
Имѣли ли вы друга на землѣ»?
Не кайтесь въ томъ, что друга потеряли,
Какъ этотъ другъ не кается, что долгъ
Вамъ заплатилъ: пусть только жидъ глубоко
Запуститъ ножъ — всѣмъ сердцемъ заплачу
Я этотъ долгъ немедленно.
Антоньо,
Женился я на женщинѣ такой,
Которая дороже мнѣ всей жизни;
Но жизнь мою, жену мою, весь міръ
Я не цѣню дороже вашей жизни.
Все потерять, все въ жертву принести
Вотъ этому чудовищу готовъ я,
Чтобъ васъ спасти.
Ну, если бы жена
Услышала, чѣмъ жертвовать хотите
Вы для него, не слишкомъ-то она
Была бы вамъ за это благодарна.
И я женатъ — люблю свою жену.
Но былъ бы радъ, чтобъ въ небесахъ витала
Она теперь, когда бъ изъ вышнихъ силъ
Хотя одна могла склонить къ смягченью
Паршиваго жида.
Ну, хорошо,
Что за ея спиной вы говорите
Такую вещь; иначе шумъ большой
У васъ въ дому изъ-за нея поднялся бъ.
Вотъ какова супружеская жизнь
У христіанъ! Я дочь одну имѣю,
Но лучше бы желалъ, чтобъ мужемъ ей
Былъ человѣкъ изъ племени Варравы,
Чѣмъ кто-нибудь изъ христіанъ. [Вслухъ. Къ чему
Напрасно мы растрачиваемъ время?
Прошу тебя скорѣе приговоръ
Произнести.
Такъ мяса фунтъ изъ тѣла
Сего купца принадлежитъ тебѣ;
Законъ его даетъ, судъ — присуждаетъ.
Правдивѣйшій судья!
И этотъ фунтъ
Ты вырѣзать обязанъ близко къ сердцу;
Такъ судъ рѣшилъ, такъ говоритъ законъ.
Ученѣйшій судья! Вотъ приговоръ-то,
Такъ приговоръ. Ну, къ дѣлу поскорѣй!
Нѣтъ, погоди — еще не все. По этой
Роспискѣ ты имѣешь право взять
Лишь мяса фунтъ; въ ней именно фунтъ мяса
Написано; но права не даетъ
Она тебѣ ни на одну кровинку.
Итакъ бери, что слѣдуетъ тебѣ —
Фунтъ мяса; но, вырѣзывая мясо,
Коль каплю крови христіанской ты
Прольешь — твои имущества и земли
Возьметъ казна республики себѣ.
Таковъ законъ Венеціи.
О мудрый!
Жидъ, замѣчай! О праведный судья!
Таковъ законъ?
Ты самъ его увидишь.
И такъ какъ ты правдиваго суда
Здѣсь требуешь, то вѣрь, что въ большей мѣрѣ,
Чѣмъ хочешь ты, онъ будетъ совершенъ.
О, судія ученѣйшій, мудрѣйшій!
Жидъ, замѣчай! О праведный судья!
Ну, если такъ, на ваше предложенье
Согласенъ я; отдайте втрое мнѣ
По векселю и пусть себѣ уходитъ
Христіанинъ.
Вотъ деньги.
Нѣтъ, пока
Еще не все. Узнаетъ правосудье
Жидъ до конца. Не надобно спѣшить.
Получитъ онъ одну лишь неустойку —
Не болѣе.
О жидъ, что за судья
Правдивѣйшій, ученѣйшій, мудрѣйшій!
Готовься же ты мясо у него
Вырѣзывать; не забывай, что крови
Нельзя пролить; до помни: ровно фунтъ
Вырѣзывай, ни больше и не меньше.
Коль вырѣжешь ты болѣе, чѣмъ фунтъ,
Иль менѣе, коль вѣсъ его усилишь,
Иль уменьшишь на сотую хоть часть
Ничтожнѣйшаго скрупула, коль только
Хоть на волосъ наклонится игла
Твоихъ вѣсовъ, то смерть тебя постигнетъ,
Имущество жъ твое пойдетъ въ казну.
Вотъ — Даніилъ! Жидъ, Даніилъ предъ нами.
А, нехристь, ты теперь въ моихъ рукахъ!
Что жъ сталъ ты, жидъ? Бери свой долгъ.
Мой капиталъ — и я сейчасъ уйду.
Отдайте
Вотъ онъ: тебѣ его я приготовилъ.
Онъ отъ него отрекся предъ судомъ.
По точному условію росписки
Получитъ онъ уплату.
Даніилъ —
Онъ Даніилъ второй, я повторяю.
Спасибо, жидъ, что подсказалъ ты мнѣ
Сравненіе такое.
Неужели
Не получу и капитала я!
Получишь ты одну лишь неустойку:
Бери ее на собственный свой страхъ.
Такъ пусть съ него беретъ уплату дьяволъ!
Мнѣ нечего здѣсь больше толковать.
Нѣтъ, жидъ, постой. Законный судъ имѣетъ
Еще одну претензію къ тебѣ.
Республики законъ постановляетъ,
Что если иностранецъ посягнетъ
На жизнь кого-нибудь изъ гражданъ, прямо
Иль косвенно, и это предъ судомъ
Докажется, то часть его имѣнья
Идетъ тому, кому онъ угрожала.
Погибелью; другую жъ половину
Беретъ казна республики. А жизнь
Виновнаго отъ милосердья дожа
Зависитъ вся: одинъ лишь дожъ казнить
Иль миловать его имѣетъ право.
Поэтому — я говорю — къ тебѣ
Имѣетъ судъ претензію: улики
Всѣ говорятъ, что посягалъ на жизнь
Отвѣтчика ты косвенно и прямо,
И этимъ то возмездье заслужилъ,
Которое здѣсь высказано мною.
Пади же ницъ и дожа умоляй
О милости.
Проси, чтобъ позволенье
Онъ далъ тебѣ пойти и самому
Повѣситься; но такъ какъ поступаетъ
Имущество твое сполна въ казну,
И не на что купить веревку —
То слѣдуетъ тебя повѣсить, жидъ,
На счетъ казны.
Чтобъ нашихъ чувствъ различье
Увидѣлъ ты, я жизнь тебѣ дарю
Безъ просьбъ твоихъ. Часть твоего имѣнья
Антоніо возьметъ; другая часть
Пойдетъ въ казну республики. Покаясь,
Ты превратить все это можешь въ штрафъ.
Да, для казны — не для Антоньо только.
Берите все, берите жизнь мою:
Не нужно мнѣ пощады. Отымая
Подпоры тѣ, которыми мои домъ
Весь держится, вы цѣлый домъ берете;
Лишая средствъ для жизни — жизни всей
Лишаете.
Антоніо, что сдѣлать
Вы для него хотите?
Дать ему
Безденежно веревку — и затѣмъ
Ужъ ничего другого, роди Бога!
Коли хотятъ свѣтлѣйшій дожъ и судъ
Не брать съ него законной половины
Имущества его — согласенъ я,
Съ тѣмъ, чтобы мнѣ другую половину
Онъ далъ взаймы, съ условьемъ возвратить
Ее, когда онъ кончитъ жизнь, синьору,
Который дочь похитилъ у него.
Но, сверхъ того, за это снисхожденье
Я требую, во-первыхъ, чтобъ сейчасъ
Крестился онъ, а во-вторыхъ, чтобъ запись
Формальную суду представилъ въ томъ,
Что все свое имущество по смерти
Онъ дочери и зятю передастъ.
Быть по сему. Иначе то прошенье,
Которое я далъ ему, тотчасъ
Возьму назадъ.
Жидъ, отвѣчай: доволенъ
Рѣшеньемъ ты?
Доволенъ.
Секретарь,
Составьте актъ; пусть онъ его подпишетъ.
Позвольте мнѣ уйти. Нехорошо
Я чувствую себя. Пришлите запись
Ко мнѣ домой — я дома подпишу.
Ступай; но все, какъ сказано, исполни.
Къ крещенію два крестные отца
Тебя сведутъ. Будь я твоимъ судьею,
Я бъ, вѣрно, далъ тебѣ не пару ихъ,
А дюжину, чтобъ не къ святой купели,
А къ висѣлицѣ проводить тебя.
Покорнѣйше прошу васъ отобѣдать
Со мной, синьоръ.
Покорнѣйше прошу,
Свѣтлѣйшій дожъ, простить меня. Я долженъ
Сегодня въ ночь быть въ Падуѣ, и мнѣ
Поэтому необходимо ѣхать
Немедленно.
Жалѣю отъ души,
Что сильно такъ вы заняты. Антоньо,
Достойно вы должны вознаградить
Ученаго синьора: онъ услугу
Огромную вамъ нынче оказалъ.
Достойнѣйшій синьоръ мой, ваша мудрость
Отъ страшнаго несчастія меня
И друга моего спасла сегодня.
За это мы спѣшимъ вамъ предложить
Три тысячи червонцевъ, припасенныхъ
Мной для жида.
И все-таки у васъ
Останемся въ долгу до самой смерти —
Готовностью служить по мѣрѣ силъ.
Кто собственнымъ своимъ доволенъ дѣломъ,
Тотъ признаетъ, что съ щедростью ему
Заплачено; освобожденьемъ вашимъ
Доволенъ я — и потому считаю,
Что хорошо вы заплатили мнѣ.
Я никогда не зналъ другой корысти.
Когда опять мы встрѣтимся, прошу
Признать меня: вотъ все мое желанье.
Затѣмъ всѣхъ благъ желаю вамъ и въ путь
Отправиться спѣшу.
Синьоръ достойный,
Я принужденъ настаивать, чтобъ вы
Хоть что-нибудь на память согласились
Принять отъ насъ — принять, какъ дань любви,
Когда за трудъ вы не хотите платы.
Двѣ вещи лишь исполнить васъ прошу:
Согласье дать и извинить за просьбу.
Синьоръ, вы такъ настойчивы, что я
Вамъ отказать не въ силахъ [Къ Антоніо]
Дайте ваши
Перчатки мнѣ, я буду ихъ носить.
[Къ Бассаніо] У васъ же я возьму вотъ этотъ перстень…
Отдернули вы руку? Не хочу
Я ничего другого — и, конечно,
Любя меня, не захотите вы
Въ немъ отказать.
Синьоръ, вѣдь, этотъ перстень
Бездѣлица такая; стыдно мнѣ
Вамъ дать его.
Я ничего другого
Взять не хочу; такая мнѣ пришла
Фантазія.
Я дорожу имъ больше,
Чѣмъ стоитъ онъ. Сейчасъ же отыщу,
Посредствомъ объявленья, лучшій перстень
Въ Венеціи и вамъ его отдамъ;
Но этотъ вы мнѣ удержать позвольте.
Какъ вижу я, вы щедры на словахъ.
Сперва меня просить вы научили,
Теперь урокъ даете ужъ другой —
Какъ отвѣчать просящему.
Синьоръ
Добрѣйшій мой, дала мнѣ этотъ перстень
Моя жена, при чемъ, надѣвъ его
На палецъ мой, заставила поклясться,
Что никогда я не продамъ его,
Не подарю, не потеряю.
Это —
Одинъ предлогъ: для многихъ служитъ онъ
Лишь средствомъ — быть какъ можно экономнѣй
Въ своихъ дарахъ. Коль не сошла съ ума
У васъ жена, то, безъ сомнѣнья, зная,
Какъ хорошо умѣлъ я заслужить
вашъ перстень здѣсь — не станетъ вѣчно злиться
За то, что вы мнѣ отдали его.
Ну, дѣлайте, какъ знаете. Прощайте.
Бассанію, совѣтую отдать
Ему кольцо. Пускай моя любовь,
Съ услугою его соединившись,
Одержитъ верхъ надъ клятвою, что съ васъ
Жена взяла.
Скорѣе, Граціано,
Бѣги за нимъ и догони его;
Отдай ему кольцо и, если можешь,
Къ Антоніо въ квартиру приведи
Его сейчасъ. Живѣе, Граціано.
Идемъ же къ вамъ. А завтра рано утромъ
Мы полетимъ въ Бельмонтъ. Идемте, другъ.
СЦЕНА II. править
Узнай, гдѣ домъ Шейлока; эту запись
Ему отдай, и пусть подпишетъ онъ.
Сегодня въ ночь уѣдемъ мы, и дома
Опередимъ на цѣлый день мужей.
Я думаю, Лоренцо эта запись
Порадуетъ.
Синьоръ, я счастливъ тѣмъ,
Что васъ догналъ. Бассаніо, обдумавъ,
Мнѣ поручилъ вамъ передать кольцо,
и вмѣстѣ съ тѣмъ покорнѣйше васъ проситъ
Съ нимъ раздѣлить обѣдъ.
Никакъ нельзя.
За перстень я душевно благодаренъ
И васъ прошу синьору передать
Признательность мою. Прошу васъ также
Мнѣ указать домъ стараго жида.
Съ охотою.
Синьоръ, мнѣ нужно съ вами
Поговорить. [Тихо]. Хочу я испытать —
Удастся ль мнѣ у моего супруга
Взять то кольцо, съ которымъ никогда
Онъ клятву далъ не разставаться.
Смѣло
Ручаюсь я: удастся. Будутъ намъ
Они давать торжественныя клятвы,
Что отданы мужчинамъ кольца ихъ;
Но станемъ мы ихъ уличать въ противномъ
И громче ихъ доказывать… теперь
Ступай скорѣй; ты знаешь, вѣдь, гдѣ буду
Я ждать тебя.
Такъ будьте такъ добры,
Квартиру мнѣ Шейлока покажите.
ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ. править
СЦЕНА I. править
Луна блеститъ. Въ такую ночь, какъ эта,
Когда зефиръ деревья цѣловалъ,
Не шелестя зеленою листвою —
Въ такую ночь, я думаю, Троилъ
Со вздохами всходилъ но стѣны Трои,
И улеталъ тоскующей душой
Въ станъ греческій, гдѣ милая Крессида
Покоилась въ ту ночь.
Въ такую ночь
Тревожно шла въ травѣ росистой Тизба
И, тѣнь отъ льва увидѣвъ прежде льва,
Вся ужасомъ объятая, пустилась
Стремительно бѣжать.
Въ такую ночь
Печальная Дидона, съ вѣткой ивы,
Стояло на пустынномъ берегу
И милаго той вѣткою манила
Вернуться въ Карѳагенъ.
Въ такую ночь
Медея шла, въ поляхъ сбирая травы
Волшебныя, чтобъ юность возвратить
Язону-старику.
Въ такую ночь
Съ своимъ любезнымъ Джессика бѣжала,
Покинувъ домъ богатаго еврея,
Изъ города Венеціи въ Бельмонтъ —
И скрылась тамъ.
Увы, въ такую ночь
Ее любить Лоренцо юный клялся,
И клятвами онъ душу у ней
Укралъ; но всѣ обѣты эти были —
Одинъ обманъ и ложь.
Въ такую ночь
Хорошенькая Джессика-малютка,
Обидчица шалунья, клеветала
На милаго — и милый ей простилъ.
Сумѣла бы тебя я переспорить,
Когда бъ одни остались мы; но — чу!
Я слышу шумъ мужскихъ шаговъ.
Кто это
Поспѣшно такъ въ ночной тиши идетъ?
Другъ.
Другъ? какой? скажите, другъ, прошу васъ,
Какъ васъ зовутъ?
Стефано. Приношу
Извѣстье я, что завтра на разсвѣтѣ
Прибудетъ госпожа моя сюда.
Теперь она въ окрестностяхъ Бельмонта
Къ святымъ крестамъ прикладываться ходитъ
И шлетъ мольбы, колѣни преклони,
О счастіи супружество.
Кто съ ней?
Святой монахъ и горничная — только.
Скажите мнѣ, вернулся ли домой
Мой господинъ?
Еще не возвращался,
И нѣтъ о немъ извѣстій никакихъ.
Ну, Джессика, пойдемъ домой подумать,
Какой бы намъ торжественный пріемъ
Изобрѣсти владѣтельницѣ замка.
Тру-ту-ту! Тра-то-то! Эй!
Кто это зоветъ!
Тру-ту-ту! Не видали ли вы синьора Лоренцо и синьору Лоренцо? Тру-ту-ту!
Перестань трубить, дурень! Мы здѣсь.
Тру-ту-ту! гдѣ? гдѣ?
Здѣсь.
Скажите ему, что отъ моего господина пріѣхалъ гонецъ съ трубою, биткомъ набитою хорошими новостями. Мой господинъ будетъ здѣсь на разсвѣтѣ. [Уходитъ.
Мой милый другъ, вернемся въ замокъ; тамъ
Мы будемъ ждать пріѣзда ихъ. А, впрочемъ,
Зачѣмъ идти? Стефано, милый другъ,
Пожалуйста, скажите людямъ въ замкѣ,
Что госпожа ихъ ѣдетъ; да пускай
На чистый воздухъ выйдутъ музыканты.
Какъ сладко спитъ сіяніе луны
Здѣсь на скамьѣ! Мы сядемъ тутъ съ тобою,
И пусть въ нашъ слухъ летитъ издалека
Звукъ музыки; тишь безмятежной ночи —
Гармоніи прелестной проводникъ.
Сядь, Джессика. Смотри, какъ сводъ небесный
Весь выложенъ мильонами кружковъ
Изъ золота блестящаго. Межъ ними
Нѣтъ самаго малѣйшаго кружки,
Который бы не пѣлъ, какъ ангелъ, вторя
Въ движеніи размѣренномъ своемъ
Божественнымъ аккордамъ херувимовъ.
Такою же гармоніею души
Безсмертныя исполнены; но мы
До той поры ее не можемъ слышать.
Пока душа безсмертная живетъ
Подъ грубою и тлѣнною одеждой.
Эй, вы, сюда! Прервите гимномъ сонъ
Діаны; пусть прелестнѣйшіе звуки
Доносятся до вашей госпожи
И привлекутъ ее домой скорѣе. [Музыка.
Становится мнѣ грустно всякій розъ,
Какъ музыку хорошую я слышу.
Причина та, что духъ твой напряженъ.
Замѣть себѣ, когда несутся дико
Въ степяхъ стада, иль молодыхъ коней
Лихой табунъ: они безумно скачутъ,
Ревутъ и ржутъ; то кровь играетъ въ нихъ
Горячая. Но стоитъ имъ заслышать
Лишь звукъ трубы или иной какой
Звукъ музыки — какъ вкопаные станутъ
Мгновенно всѣ, и одичалый взглядъ
Подъ силою мелодіи прелестной
Въ смиреніе и кротость перейдетъ.
Вотъ отчего и говорятъ поэты,
Что пѣснями своими привлекалъ
Орфей деревья, волны и утесы;
Нѣтъ на землѣ живого существа
Столь жесткаго, крутого, адски-злого,
Чтобъ не могла хотя на часъ одинъ
Въ немъ музыка свершить переворота.
Кто музыки не носитъ самъ въ себѣ,
Кто холоденъ къ гармоніи прелестной,
Тотъ можетъ быть измѣнникомъ, лгуномъ,
Грабителемъ; души его движенья
Темны, какъ ночь, и, какъ эребъ, черна
Его пріязнь. Такому человѣку
Не довѣряй. Послушаемъ оркестръ.
Вотъ этотъ свѣтъ горитъ въ моей пріемной.
Какъ далеко отъ маленькой свѣчи
Блеститъ огонь. Такъ въ извращенномъ мірѣ
Блеститъ добро.
При лунномъ свѣтѣ мы
Не видѣли свѣчи.
Передъ сіяньемъ
Великой славы меркнетъ меньшій блескъ.
Пока король не явится — намѣстникъ
Сіяетъ такъ, какъ самъ король; когда жъ
Появится властитель — исчезаетъ
Величіе его, какъ ручеекъ
Теряется въ безмѣрномъ океанѣ.
Чу, музыка!
Да это вашъ оркестръ.
Все хорошо тогда бываетъ только,
Когда оно у мѣста. Звуки ихъ
Мнѣ кажутся плѣнительнѣе ночью,
Чѣмъ днемъ.
Ну, да! имъ прелесть придаетъ
Безмолвіе ночное.
Крикъ вороны
И жаворонка пѣніе равны
Въ ушахъ того, кто съ равнымъ равнодушьемъ
Ихъ слушаетъ; и если бъ соловей
Пѣлъ днемъ, когда гогочутъ громко гуси,
Считался бъ онъ такимъ же музыкантомъ,
Какъ и пѣтухъ. Какъ много есть вещей,
Которыя тогда лишь получаютъ
И должную оцѣнку, и хвалу,
Когда даютъ ихъ вовремя. Но, тише!
Смотри, луна съ Эндиміономъ спитъ
И сонъ прервать не хочетъ!
Это голосъ
Синьоры Порціи, коль слуха, меня
Не обманулъ.
Меня онъ узнаетъ,
Какъ узнаетъ всегда слѣпой кукушку
По голосу противному.
Привѣтъ
Сердечный вамъ, почтенная синьора!
Мы только что съ молитвы за успѣхъ
Своихъ мужей; надѣемся, что много
Мы помогли молитвой этой имъ.
Вернулись ли они домой?
Покамѣстъ
Ихъ нѣтъ еще, но прискакалъ гонецъ
Съ извѣстіемъ, что ѣдутъ.
Ну, Нерисса,
Ступай домой и прикажи слугамъ
Не говорить о томъ, что отлучались
Мы изъ дома. Объ этомъ же прошу
Васъ, Джессика, и васъ, Лоренцо, тоже.
Недалеко супругъ вашъ: слышу я
Его трубу. Не бойтесь; мы, синьора,
Не болтуны.
Сегодняшняя ночь
На день больной, по моему, похожа —
Немного лишь блѣднѣе. Это день
Такой, какимъ бываетъ день безъ солнца.
Когда бы вы, синьора, въ тѣ часы
Являлися, когда не свѣтитъ солнце —
Мы съ антиподами, конечно, день
Имѣли бы въ одно и то же время.
На блескъ огня желала бы всегда
Я походить блистаніемъ, но только
Не легкостью; вѣдь легкая жена
Такъ тяжела для мужа… эту тягость
Бассаніо не долженъ никогда
Испытывать. А, впрочемъ, все отъ Бога!
Привѣтствую въ владѣньи вашемъ васъ,
Мой господинъ.
Благодарю, синьора,
Привѣтствуйте и друга моего.
Вотъ этотъ другъ, Антоніо, который
Меня навѣкъ безмѣрно обязалъ.
Вы всѣмъ ему обязаны, конечно;
Я слышала, что изъ-за васъ себя
Онъ заложила.
Во всемъ онъ поквитался
Вполнѣ со мной.
Отъ всей души, синьоръ,
Мы рады вамъ; но доказать вамъ это
Обязаны не на однихъ словахъ;
И потому словесную любезность
Я прекращу.
Луной, свѣтящей здѣсь.
Клянусь, что вы напрасно разсердились.
Повѣрьте мнѣ, секретарю судьи
Я далъ его. Такъ близко это къ сердцу
Вы приняли, мой другъ, что, право, я
Хозяину кольца за то желалъ бы
Стать евнухомъ.
Ого, ужъ ссору вы
Затѣяли! изъ-за чего, скажите?
Изъ-за пустой вещицы золотой:
Изъ-за кольца, что получилъ въ подарокъ
Я отъ нея; былъ вырѣзанъ на немъ
Такой девизъ: «Люби меня и вѣчно
Не покидай» — девизъ, который могъ
Идти ко мнѣ на свѣтѣ точно такъ же,
Какъ мастера ножоваго стихи
На лезвіи ножа.
Да что толкуешь
О цѣнности и о девизѣ ты?
Когда тебѣ кольцо я отдавала,
Ты клялся мнѣ, что будетъ при тебѣ
Оно всю жизнь, и даже въ гробъ съ гобою
Уляжется. Коли не для меня,
То ради клятвъ твоихъ многорѣчивыхъ
Ты долженъ бы не разставаться съ нимъ!
Секретарю судьи! Но я готова
Держать пари, что этотъ секретарь
Останется весь вѣкъ свой безбородымъ.
Нѣтъ, борода появится, когда
Мужчиною онъ станетъ.
Да, конечно,
Коль женщина мужчиной можетъ стать.
Клянусь тебѣ вотъ этою рукою,
Твое кольцо секретарю судьи
Я подарилъ — мальчишкѣ молодому,
Съ тебя, никакъ не выше, ростомъ; онъ
Канючилъ такъ, молилъ такъ неотступно
Отдать ему въ награду за труды,
Что, право, я не могъ не согласиться.
Признаться вамъ по совѣсти, достойны
Упрека вы за то, что такъ легко
Рѣшились разлучиться съ первымъ даромъ
Своей жены: вѣдь къ пальцу оту вещь
Вы клятвами навѣки прикрѣпили
И къ тѣлу приковали вы ее
Присягою быть вѣрнымъ. Другу сердца
Я отдала свой перстень и его
Заставила поклясться, что до гроба
Не сниметъ онъ его. Мой милый другъ
Здѣсь налицо, и за него готова
Я присягнуть, что перстень тотъ отдать
Иль снять его съ руки за всѣ земныя
Сокровища не согласится онъ.
Да, слишкомъ вы жестоко огорчили
Свою жену; случись такая вещь
Со мной, съ ума сошла бы я навѣрно.
Ужъ лучше бы мнѣ было руку всю
Себѣ отсѣчь и присягнуть, что въ битвѣ
За то кольцо я потерялъ ее.
Бассаніо, синьора, тоже отдалъ
Кольцо судьѣ, который попросилъ
Его о томъ, и въ самомъ дѣлѣ стоилъ
Вполнѣ такой награды. А за нимъ
Его писецъ — мальчишка, съ письмоводствомъ
Возившійся, столъ у меня просить
Мое кольцо; и ни слуга, ни баринъ
Другихъ вещей не соглашались брать.
Какое же кольцо вы подарили?
Надѣюсь, что не мое.
Когда бъ
Къ проступку могъ я ложь прибавить, сталъ бы
Я отрицать; но видите — кольца
На пальцѣ нѣтъ: оно со мной разсталось.
Такъ, значитъ, нѣтъ и вѣрности уже
У васъ въ душѣ фальшивой. Богъ свидѣтель,
Что не взойду на ваше ложе я,
Пока кольца на васъ не буду видѣть.
И я, пока мое кольцо опять
Не будетъ здѣсь, къ вамъ не взойду на ложе.
Другъ Порція, когда бы знали вы,
Кому кольцо я далъ, когда бъ вы знали,
Изъ-за кого я далъ кольцо, когда бъ
Вы поняли, за что кольцо я отдалъ,
Какъ не хотѣлъ разстаться я съ кольцомъ,
Но долженъ былъ, затѣмъ что не хотѣли
Взять ничего другого, какъ кольцо:
Смягчили бъ вы негодованье ваше.
Знай вы, синьоръ, достоинства кольца;
Знай вы, хотя на половину цѣну
Той женщины, что вамъ дала кольцо;
Знай вы, что вамъ и честь повелѣвала
Хранить кольцо, — вы бъ никому кольцо
Не отдали. Вѣдь, еслибъ вы хотѣли
Съ горячностью отстаивать его,
Нашелся ли бъ настолько сумасшедшій,
Чтобъ требовать настойчиво предметъ,
Считаемый святынею? Нерисса
Сказала мнѣ, что думать я должно:
Будь я — не я, коли кольца не дали
Вы женщинѣ.
Нѣтъ, честію клянусь,
Клянусь душой — не женщинѣ, синьора,
Я далъ его, а мудрому судьѣ;
Онъ не хотѣлъ три тысячи червонцевъ
Взять у меня и только о кольцѣ
Просилъ. Сперва я отвѣчалъ отказомъ,
И онъ ушелъ съ- негодованьемъ — онъ,
Которому спасеньемъ жизни друга
Обязанъ я. Что было дѣлать мнѣ,
Прекрасная синьора! Поневолѣ
Я долженъ былъ послать ему кольцо;
Приличья долгъ и стыдъ меня томили,
И честь моя взывала, чтобъ ее
Не пачкалъ я неблагодарнымъ дѣломъ.
Простите мнѣ, великодушный другъ;
Священными свѣтилами ночными
Клянусь, когда бъ вы были тамъ со мной,
То сами бы навѣрно попросили,
Чтобъ доктору достойному кольцо
Я подарилъ.
Пускай же этотъ докторъ
На мой порогъ не всходитъ никогда;
Ужъ такъ какъ онъ владѣетъ этимъ перстнемъ,
Любимымъ мной, который вы клялись
Беречь, какъ знакъ любви ко мнѣ, то съ вами
Я щедростью хочу сравниться. Да,
Ему ни въ чемъ, чѣмъ только я владѣю,
Отказывать не буду съ этихъ поръ —
Ни въ чемъ, хотя бъ мое то было тѣло,
Иль брачный одръ супруга моего.
Я съ нимъ сойдусь — за это поручиться
Вполнѣ могу; совѣтую всегда
Вамъ дома спать, смотрѣть за мной, какъ Аргусъ;
А чуть меня оставите одну,
Клянуся вамъ своею честью — честью,
Которая еще при мнѣ теперь,
Я доктору свое открою ложе.
А я — писцу его, и потому
Подумайте объ этомъ, оставляя
Меня одну подъ собственный надзоръ.
Ну, хорошо; но только пусть мнѣ въ руки
Писецъ не попадается — не то
Его перо я разомъ уничтожу.
Къ несчастью, я предметъ всѣхъ этихъ ссоръ.
Пусть это васъ, синьоръ, не огорчаетъ,
Мы, все-таки, душевно рады вамъ.
Другъ Порція, невольную обиду
Простите мнѣ; въ присутствіи друзей,
Стоящихъ здѣсь, клянусь тебѣ твоими
Прекрасными глазами, гдѣ себя
Я вижу самъ…
Замѣтьте-ка: въ обоихъ
Моихъ глазахъ онъ видитъ самъ себя
Вдвойнѣ — итакъ по разу въ каждомъ глазѣ.
Клянитесь же вы двойственной душой —
Довѣріе внушитъ такая клятва.
Но выслушай, прощенья за вину
Мою прошу, и всей душой клянуся,
Что съ этихъ поръ я буду сохранять
Обѣты всѣ всегда ненарушимо.
Я отдавалъ для счастія его
Себя въ залогъ, и поплатился бъ тѣломъ
Навѣрно я безъ помощи того,
Кому вашъ мужъ далъ перстень. Снова смѣло
Я душу дамъ въ залогъ того, что онъ
Умышленно впередъ не провинится
Въ невѣрности.
Итакъ, вы за него
Мнѣ будете порукой. Дайте это
Кольцо ему; но съ просьбой, чтобъ его
Онъ сохранялъ старательнѣй и лучше,
Чѣмъ первое.
Возьмите же кольцо,
Бассаніо, и поклянитесь вѣчно
Его хранить.
Свидѣтель Богъ, оно —
То самое, что доктору я отдалъ.
До онъ-то мнѣ и передалъ его.
Бассаніо, простите: этотъ перстень
Мнѣ подаренъ за то, что ложе сна
Я съ докторомъ ученымъ раздѣлила.
И ты меня, мой миленькій, прости;
Писецъ судьи, мальчишка этотъ скверный,
Вчерашній день, за это вотъ кольцо,
Спалъ у меня.
Кой чортъ! да развѣ лѣтомъ,
Когда совсѣмъ дороги хороши,
Есть надобность чинить ихъ? Неужели,
Еще роговъ не заслуживши, мы
Ужъ сдѣлались рогатыми.
Прошу васъ
Не говорить такъ грубо. Всѣ вы здѣсь
Изумлены. Вотъ вамъ письмо; прочтите
Его въ часы свободные; оно
Изъ Падуи, отъ доктора Белларьо.
Вы изъ него узнаете, что я
Была судьей. Нерисса же — судейскимъ
Секретаремъ. Лоренцо будетъ вамъ
Свидѣтелемъ, что я вослѣдъ за вами
Уѣхала и только что домой
Вернулася: еще и не входила
Я въ комнаты. Антоніо, привѣтъ
Душевный вамъ; извѣстія такія
Я припасла для васъ, какихъ совсѣмъ
Не ждете вы; вотъ вамъ письмо — прочтите
Его скорѣй: оно васъ извѣститъ,
Что ваши корабли съ богатымъ грузомъ
Въ нашъ портъ пришли. Я не открою вамъ,
Благодаря какой, довольно странной,
Случайности оно въ моихъ рукахъ.
Я онѣмѣлъ.
Какъ! были вы судьею,
И не узналъ я васъ?
Какъ! были вы
Его писцомъ, желающимъ рога
Приставить мнѣ?
Прелестный докторъ мой,
Вы будете дѣлить со мною ложе;
Въ отсутствіи жъ моемъ, съ моей женой
Спать будете.
Прекрасная синьора,
Вы дали мнѣ и жизнь, и средство жить:
Здѣсь я прочелъ за вѣрное, что въ гавань
Мои суда приплыли.
Ну, вы какъ
Живете здѣсь, Лоренцо? Мой писецъ
Привезъ и вамъ хорошія извѣстья.
Дѣйствительно — и даромъ ихъ отдамъ.
Вотъ здѣсь для васъ и Джессики, смотрите,
Формальный актъ, которымъ жидъ-богачъ
Вамъ отдаетъ по смерти все, чѣмъ только
Владѣетъ онъ.
Людей голодныхъ путь
Усыпали вы манною небесной,
Прекрасная синьора.
Начало
Уже свѣтать, о я могу ручаться,
Что вы еще не знаете вполнѣ
Подробностей случившагося. Въ з0мокъ
Пойдемте же, и тамъ вольны вы насъ
Вопросами засыпать — мы отвѣты
На все дадимъ, какъ слѣдуетъ.
Быть такъ!
И вотъ вопросъ вамъ первый, на который
Нерисса мнѣ подъ клятвой дать отвѣтъ
Обязана: чего ей хочется сильнѣе —
До завтра ль на ногахъ стоять, или скорѣе
Идти въ постель теперь, до наступленья дня
За часъ иль два? А что касается меня,
Когда бъ теперь былъ день, я — сознаюсь въ томъ смѣло —
Желалъ бы, чтобъ скорѣй погасъ онъ и стемнѣло,
И спать бы я пошелъ съ секретаремъ судьи.
Отнынѣ посвящу заботы всѣ мои,
Чтобъ пуще всѣхъ вещей, насколько хватитъ силы,
Хранить кольцо моей Нериссы до могилы.
ПРИМѢЧАНІЯ КЪ ШЕЙЛОКУ. править
Корабль Саларино въ подлинникѣ названъ «Andrew» въ честь знаменитаго генуэзскаго капитана Андреа Доріа.
Антоніо говоритъ:
….Я очень благодаренъ
Своей судьбѣ.
Онъ поступилъ неосторожно, довѣривъ случаю все свое имущество разомъ. Хотя онъ отправилъ свои товары не на одномъ кораблѣ и не въ одну и ту же гавань, тѣмъ не менѣе грустное настроеніе Антоніо находилось въ связи съ тѣмъ обстоятельствомъ, что все его состояніе было ввѣрено морю; нежеланіе купца сознаться въ этомъ было основано на томъ, что онъ самъ не можетъ допустить, что, отправивъ свои товары на нѣсколькихъ корабляхъ по различнымъ направленіямъ, онъ рискуетъ большими денежными потерями.
Римскій богъ Янусъ олицетворялъ собой божество года и изображался съ двумя лицами, смотрѣвшими въ противоположныя стороны. Авторъ намекаетъ здѣсь на старинныя двуличныя изображенія: на нихъ одно лицо имѣло серьезное и безстрастное выраженіе, а другое насмѣшливое. Напримѣръ, Панъ изображался вмѣстѣ съ Вакхомъ, или Сатурнъ съ Аполлономъ.
Саларино дальше говорить:
Одинъ — гляди — все щурится и все
Хохочетъ, точно попугаи, заслышавъ
Волынки звукъ…
Т. е. хохочетъ такъ же безсмысленно, какъ попугаи, которые кричатъ, подражая звуку волынки.
Несторъ, одинъ изъ героевъ Иліады Гомера и Троила и Крессиды Шекспира, былъ царемъ Пилоса и славился своимъ преклоннымъ возрастомъ, мудростью и серьезностью.
Антоніо говоритъ:
Я этотъ міръ считаю
Лишь тѣмъ, что есть на самомъ дѣлѣ онъ:
Подмостками, гдѣ роль играть всѣ люди
Обязаны…
Любимое сравненіе Шекспира; болѣе подробно эта мысль развита въ комедіи: «Какъ вамъ это понравится» (дѣйствіе II, сцена VII):
Міръ — театръ,
Въ немъ женщины, мужчины, всѣ — актеры,
У каждаго есть входъ и выходъ свой,
И человѣкъ одинъ и тотъ же роли
Различныя играетъ въ пьесѣ, гдѣ
Семь дѣйствій есть, и т. д.
Граціано говорилъ:
Такъ мнѣ ужъ вы позвольте
Взять роль шута.
Шутъ былъ всегда однимъ изъ неизбѣжныхъ дѣйствующихъ лицъ въ старинныхъ фарсахъ.
….И ужъ когда я губы раскрываю,
Тогда молчать обязанъ каждый песъ.
Т. е. пусть грубость и невѣжество молчатъ, пусть никто не смѣетъ грубо и невѣжественно противорѣчить и мѣшать мнѣ.
Граціано говоритъ:
Увѣренъ я — рѣшись они немного
Заговорить — ихъ слушатели всѣ
Терзались бы, необходимость видя
Болванами назвать собратьевъ…
Въ оригиналѣ: «would almost damn those ears». Ссылка на Новый Завѣтъ, Ев. Матвѣя, глава V, стр. 22:
«А кто скажетъ брату своему: рака, подлежитъ верховному суду; кто же скажетъ безсовѣстный. подлежитъ гееннѣ огненной».
Безмолвіе — одно изъ качествъ важныхъ:
Въ копченыхъ языкахъ и дѣвахъ непродажныхъ.
Т. е. такихъ, которыя не имѣютъ много шансовъ на замужество. Молчаливость, которую такъ рѣдко можно найти у женщинъ, могла бы сдѣлать дѣвушку привлекательной.
Антоніо спрашиваетъ:
Кто дама та, которой покланяться
Вы поклялись…
Въ подлинникѣ: съ которой вы поклялись идти на богомолье.
Порція, дочь Катона Утическаго, была жена Марка Брута, главы заговорщиковъ, отъ руки которыхъ погибъ Юлій Цезарь.
«….Какъ солнце блещутъ кудри».
Это сказано, вѣроятно, для того, чтобы сдѣлать, въ лицѣ Порціи, комплиментъ королевѣ Елизаветѣ, у которой были рыжіе волосы.
Шекспиръ нашелъ названіе Бельмонта въ одномъ изъ старинныхъ преданій, но едва ли можно предположить, что онъ подразумѣвалъ здѣсь какое-нибудь опредѣленное мѣсто. Повидимому (дѣйствіе I, сц. 4), Бельмонтъ находился приблизительно миляхъ въ двадцати отъ Венеціи. Такъ какъ въ древнихъ сказаніяхъ Бельмонтъ названъ морскимъ портомъ, то мы можемъ сдѣлать догадку, что онъ былъ расположенъ на берегу моря на юго-западъ отъ Венеціи.
Порція говорить о принцѣ Неаполитанскомъ, что онъ вѣчно хвастается своими лошадьми: Неаполитанцы были вообще прекрасными кавалеристами.
Нерисса, перечисляя жениховъ Порціи, упоминаетъ о графѣ Палатинскомъ. Званіе графа Палатинскаго еще со временъ среднихъ вѣковъ носили многіе магнаты въ Европѣ, хотя и считалось, что оно принадлежитъ исключительно пфальцграфу на Рейнѣ. Шекспиръ скорѣе всего имѣлъ въ виду польскаго графа Альберта Аляска, посѣтившаго въ 1583 г. дворъ Елизаветы. Этому графу Палатинскому былъ оказанъ очень почетный пріемъ; онъ былъ извѣстенъ своимъ веселымъ образомъ жизни и расточительностью. Посѣщеніе имъ Англіи и подало Шекспиру мысль назвать одного изъ жениховъ Порціи графомъ Палатинскимъ.
Порція говоритъ про графа Палатинскаго, что онъ «въ староста, пожалуй, сдѣлается плачущимъ философомъ». Большою извѣстностью пользовались въ древнее время два философа съ противоположными взглядами на міръ: одинъ, Гераклитъ, былъ прозванъ «плачущимъ философомъ» за то, что скорбѣлъ о людскомъ безуміи, а Демокритъ — «смѣющимся философомъ» — за то, что смѣялся надъ безуміемъ людей.
Сивиллы были, по преданію, вдохновенныя женщины, которыя открывали людямъ волю Неба. Въ классическомъ мірѣ были извѣстны имена многихъ сивиллъ, но самая извѣстная изъ нихъ, о которой упоминаетъ Порція, была Кумекая сивилла, пророчествовавшая въ Италіи, въ г. Кумахъ. Когда влюбленный въ нее Аполлонъ обѣщалъ ей исполнить все, о чемъ бы она ни попросила, она пожелала прожить столько времени, сколько держала песчинокъ въ рукѣ. Она прожила дѣйствительно очень долго, не переставая сожалѣть, что не подумала попросить Аполлона позволить ей остаться кромѣ того вѣчно молодой и красивой.
Шейлокъ:
«Три тысячи червонцевъ? Хорошо».
Червонецъ, «дукатъ» — венеціанская монета, золотая и серебряная. Золотой дукатъ стоилъ около 5 руб. на наши деньги, серебряный около 2 руб. Двойные червонцы тоже чеканились въ Венеціи. Ср. Дѣйствіе И, сцена VIII, стр. 69.
Триполисъ было старинное названіе Триполи, Сирійскаго города у Средиземнаго моря.
До открытія пути въ Индію мимо мыса Доброй Надежды, Венеція пользовалась монополіей торговли съ Индіей.
Ріальто прежде называлось Isola del rivo alto, — островъ съ крутыми берегами. Морской рукавъ, омывавшій его берега, образовывалъ каналъ достаточной глубины, такъ что тамъ могли стоять на якорѣ довольно большія грузовыя суда. Ріальто назывался также мостъ, соединявшій островъ съ кварталомъ Св. Марка; мостъ сооруженъ въ 1591 г., но раньше Ріальто называлась биржа, выстроенная на этомъ островѣ. Ее то и имѣлъ въ виду Шейлокъ.
Софи — титулъ персидскаго шаха.
Дальше принцъ Марокскій говорить, что своей саблей онъ выигралъ три сраженія султану Солиману Великолѣпному, царствовавшему отъ 1520—1566, т. е. нѣсколько позже по сравненію съ изображаемой здѣсь эпохой.
Лихасъ былъ слуга, принесшій Геркулесу отъ Деяниры, его жены, платье, пропитанное ядомъ. Геркулесъ размозжилъ Лихаса объ утесъ. Слѣдуя Овидію, Шекспиръ называетъ Геркулеса то этимъ именемъ, то Алкидомъ.
Слово Gobbo значить по-итальянски горбатый, но это не уполномачиваеть насъ предполагать, что Шекспиръ хотѣлъ выставить Ланчелота или стараго Гоббо горбатыми.
Ланчелотъ упоминаетъ о «волѣ трехъ сестеръ», благодаря которымъ будто бы умеръ синьоръ Ланчелотъ. Въ классической миѳологіи были извѣстны три Парки: Клото, Лахезисъ и Атропосъ.
Гоббо говорить:
…Господи! Какая борода у тебя выросла.
По преданію, сохранившемуся на англійской сценѣ, Ланчелотъ становится на колѣни передъ отцомъ спиною къ нему. Поэтому слѣпой Гоббо, ощупывая волосы на головѣ Ланчелота, принимаетъ ихъ за бороду.
Ланчелотъ говоритъ:
Старая пословица, синьоръ, отлично раздѣлилась на-двоо между моимъ хозяиномъ Шейлокомъ и вами: у васъ милость Божія, а у него — деньги.
Старая англійская пословица, о которой упоминаетъ Ланчелотъ гласитъ: «Милость Божія лучше богатства».
Бассаніо совѣтуетъ Граціано:
….въ духъ свой кипяченый
Воздержности холодныхъ капель влей.
См. въ Гамлетѣ, III, 4:
«Залей огонь недуга росой терпѣнія».
Ланчелотъ говоритъ:
«…если какой-нибудь христіанинъ не смошенничаетъ, чтобы завладѣть тобою».
По другой версіи англійскаго текста, именно 2-го изданія сочиненій Шекспира in folio, слова Ланчелота имѣютъ такой смыслъ: …если какой-нибудь христіанинъ не смошенничалъ (did not play the knave) и зачалъ (get) тебя. Get значитъ «завладѣть», но часто употребляется въ смыслѣ «beget» — зачать. Но этой послѣдней версіи Ланчелоть сомнѣвается въ томъ, что Шейлокъ дѣйствительно отецъ Джессики, и считаетъ ее полухристіанскаго происхожденія.
Шейлокъ: …иль мерзкій пискъ искривленной трубы…
Cornetto curvo называлась у итальянцевъ маленькая флейта съ загнутымъ концомъ («тростью»).
Ланчелотъ:
Пройдетъ христіанинъ, синьора,
Достойный еврейскаго взора.
Worth a Jew’s eye — во времена Шекспира была общеупотребительная поговорка для обозначенія предмета очень высокой цѣнности.
Шейлокъ: Что этотъ шутъ изъ племени Агари
Сказалъ тебѣ?
Когда Магометъ дѣлалъ попытки привлечь въ себѣ многочисленныхъ евреевъ, жившихъ въ Аравіи, они отказались признавать пророкомъ потомка рабыни Агари. Шейлокъ назвалъ такъ Ланчелота, потому что тотъ былъ не еврей по происхожденію и находился у него въ услуженіи.
Саларино говоритъ о голубяхъ Венеры, потому что Венера съ своимъ сыномъ Купидономъ изображалась сидящей въ колесницѣ, которую везли голуби.
Принцъ Марокскій спрашиваетъ:
….Ты, серебро,
Что говоришь своимъ невиннымъ цвѣтомъ? —
Здѣсь намекъ на серебряную луну, эмблему непорочности, такъ какъ луну часто отождествляли съ дѣвственницей Діаной.
Гирканія — длинная полоса земли въ Азіи, на юго-востокъ отъ Каспійскаго моря, гдѣ водилось много тигровъ. Ср. Гамлетъ, дѣйствіе II, сцена II и 3-я часть, Генрихъ VI, дѣйствіе I, сцена IV.
Принцъ Марокскій говоритъ, что серебро въ десять разъ дешевле золота. Такова была стоимость его до открытія Америки. Монета, на которой былъ изображенъ ликъ архангела Михаила, была одно время въ ходу въ Англіи и содержала десять шиллинговъ.
Гудвинскіе пески находились противъ береговъ графства Кентъ въ Англіи. По преданію, здѣсь былъ когда-то островъ, принадлежавшій Гудвину, графу Кентскому, но въ 1097 г. море уничтожило его государство. Говорятъ, что эти пески имѣли свойство притягивать и поглощать все такъ, что самый большой корабль, попавшій сюда, въ нѣсколько дней совершенно исчезалъ подъ ними.
Саланіо: …она лгала хуже всѣхъ кумушекъ, которыя грызутъ пряники.
У Шекспира ginger — инбирь; въ его время пристрастіе къ инбирю считалось характерной чертой старыхъ женщинъ. Ср. «Мѣра за мѣру» дѣйствіе IV, сцена III: «Тогда не было большого спроса на инбирь потому что старухи всѣ перемерли».
Бирюза, по мнѣнію нѣкоторыхъ, обладала свойствомъ намѣнялъ свой цвѣтъ, когда ея обладателю грозило какое-нибудь несчастье; она теряла будто бы свой блескъ, когда лицо, носившее ее, заболѣвало или испытывало какія нибудь огорченія; мало того, она будто бы обладала таннствениной силой примирять поссорившихся друзей и дѣлать любовь долговѣчной. Шейлокъ говорить, что ему подарила эту бирюзу Лія, когда онъ былъ еще холостымъ, чтобы показать этимъ, какъ онъ дорожитъ этимъ камнемъ и какъ долго хранитъ его.
Порція говорить про Бассаніо:
Вотъ онъ идетъ — не меньше величаво,
Но съ большею любовью, чѣмъ Алкидъ,
Когда изъ рукъ чудовища морского
Освободилъ онъ дѣвственную дань,
Заплаченную Троею скорбящей. —
Молодой Геркулесъ спасъ дѣву Гезіону, которую Троя должна была отдать морскому чудовищу въ возмездіе за обиду, нанесенную Нептуну Лаомедонтомъ, троянскимъ царемъ. Нептунъ грозилъ въ противномъ случаѣ уничтожить Трою наводненіемъ. Гезіона (какъ и Андромеда, освобожденная Персеемъ) была прикована къ утесу на берегу моря. Геркулесъ не выказалъ особаго великодушія, спасая Гезіону, такъ какъ въ награду попросилъ у ея отца пару дорогихъ коней.
Бассаніо говоритъ, что золотистые кудри красавицы часто бываютъ «достояніемъ уже второй головки»:
черенъ тотъ
Что ихъ родилъ, давно лежитъ въ могилѣ.
Въ своемъ 69-мъ сонетѣ Шекспиръ проводить ту же мысль:
….Когда, отдавъ тѣла прожорливой могилѣ,
Не срѣзывали косъ съ головокъ золотыхъ,
Чтобъ на челѣ другихъ онѣ вторично жили,
И пукъ чужихъ волосъ не радовалъ другихъ?
Порція говорить про ревность, что у нея «зеленые глаза». Въ Отелло (д. III, сц. 3) ревность названа «чудовищемъ съ зелеными глазами».
Граціано называетъ Антоніо «царственнымъ купцомъ». Это прозвище давалось въ Венеціи тѣмъ купцамъ, которые получили отъ республики разрѣшеніе завладѣть островами въ Греческомъ Архипелагѣ. Царственные купцы управляли своими владѣніями самостоятельно, а не именемъ венеціанскаго правительства, признавая вмѣстѣ съ тѣмъ верховную власть республики. Такое же прозвище получилъ современникъ Шекспира, сэръ Томасъ Грешамъ, прозванный такъ за свое богатство и щедрость и отчасти, можетъ быть, за то вниманіе, которое ему оказывала королева Елизавета, часто совѣтовавшаяся съ нимъ о коммерческихъ дѣлахъ.
Антоніо говорить:
Не властенъ дожъ законы нарушать
И отнимать у чужеземцевъ льготы,
Что имъ у насъ въ Венеціи даны.
Многіе англичане, побывавшіе въ Венеціи въ царствованіе Елизаветы, свидѣтельствуютъ о широко развитой торговлѣ республики съ различными странами и о безпристрастіи ея суда и администраціи.
Порція говорить Нериссѣ, что она ей все объяснить «въ каретѣ». Это анахронизмъ, вольность, которая не разъ встрѣчается у Шекспира; кареты въ его время только недавно были введены въ употребленіе. Офелія въ «Гамлетѣ» также велитъ подавать свою карету.
Ланчелоть упоминаетъ о Сциллѣ и Харибдѣ. Сцилла была опасный утесъ на берегу Италіи; напротивъ нея лежала Харибда, также подводный утесъ, находившійся около Мессины на Сицилійскомъ берегу. Филиппъ Гальтье, поэтъ, писавшій на латинскомъ языкѣ, выразилъ опасность, которой подвергались люди, попадавшіе между этими двумя утесами, въ слѣдующемъ изреченіи: "Incidit in Scyllam cupiens vitare Charybdim (кто хочетъ избѣгнуть Харибды, попадаетъ въ Сциллу).
Шейлокъ: … иной, волынки звукъ
Заслышавши случайно передъ носокъ,
Никакъ мочи не можетъ удержать.
Скалигеръ упоминаетъ въ своемъ сочиненіи Exotieae Excreitationes 1555) о такомъ же воздѣйствіи звуковъ лиры на одного гасконскаго графа. Въ сочиненіи Pierre le Loyer, переведенномъ на англійскій языкъ въ 1605 г. подъ заглавіемъ Treatise of Specters, тѣмъ же объясняется отвращеніе одного девонширскаго барона къ волынкамъ.
Граціано: Къ крещенію два крестные отца
Тебя сведутъ. Будь я твоимъ судьею,
Я бъ, вѣрно, далъ тебѣ не пару ихъ,
А дюжину…
Т. е. двѣнадцать присяжныхъ въ уголовномъ судѣ,
…чтобъ не къ святой купели
А къ висѣлицѣ проводить тебя.
Лоренцо говоритъ:
«Въ такую ночь, я думаю, Троилъ
Со вздохами всходилъ на стѣны Троя…
Троилъ былъ сынъ Троянскаго царя Пріама. Шекспиръ въ свое, трагикомедіи „Троилъ и Крессида“ сдѣлалъ Крессиду дочерью предсказателя Калхаса. Но ея имя не упоминается въ древней исторіи Чосеръ, англійскій поэтъ 14 в., изображаетъ въ своемъ „Троилѣ и Крессидѣ“ царскаго сына стоящимъ на Троянскихъ стѣнахъ и озабоченно ожидающимъ прибытія Крессиды.
Всѣмъ извѣстна исторія двухъ влюбленныхъ вавилонянъ, Пирама и Тизбы. Овидій разсказываетъ, что Тизба при свѣтѣ луны увидала вдали львицу и въ ужасѣ убѣжала. Въ сСнѣ въ лѣтнюю ночь» встрѣчается интермедія, основанная на этомъ сказаніи.
Несчастная Карѳагенская царица Дидона умертвила себя вслѣдствіе отъѣзда Энея. Разсказъ объ этомъ находится въ IV книгѣ Энеиды Вергилія. То, что говоритъ здѣсь о ней Шекспиръ, несогласно съ свѣдѣніями, которыя мы находимъ у Вергилія. Дидона отправила пословъ къ сестрѣ, умоляя Энея вернуться.
Медея (стр. 132) была извѣстная волшебница, дочь Аэта, царя Колхиды. Она влюбилась въ Язона, помогла ему захватить золотое руно и убѣжала съ нимъ въ Грецію, гдѣ скоимъ колдовствомъ вернула старику Эзону, отцу Язона, молодость. Овидій разсказываетъ, что она ему выпустила кровь изъ жилъ и влила туда сокъ травъ. Древніе ботаники, а также суевѣрные люди во всѣ времена приписывали замѣчательныя свойства травамъ, набраннымъ въ извѣстные фазисы луны и въ извѣстные часы ночи. Въ Confessio Amantis, сочиненіи одного стариннаго автора Гоуера, есть великолѣпное описаніе, какъ Медея въ полночь ходила набирать травъ, необходимыхъ ей для колдовства.
Лоренцо говоритъ:
….Смотри, какъ сводъ небесный
Весь выложенъ мильонами кружковъ
Изъ золота блестящаго. Межъ ними
Нѣтъ самаго малѣйшаго кружка,
Который бы не пѣлъ, какъ ангелъ, вторя
Въ движеніи размѣренномъ своемъ
Божественнымъ аккордамъ херувимовъ.
Здѣсь авторъ намекаетъ на древнее ученіе о томъ, что при своемъ быстромъ движеніи планеты будто бы производятъ всѣ вмѣстѣ музыкальные звуки, которые слишкомъ громки и постоянны для того, чтобы человѣческій слухъ могъ различить ихъ.