Венецианский купец (Шекспир; Соколовский)/ДО

Венецианский купец
авторъ Уильям Шекспир, пер. Александр Лукич Соколовский

Оригинал: англ. The Merchant of Venice, опубл.: 1600. — Перевод опубл.: 1894. Источникъ: Сочинения Вильяма Шекспира в переводе и объяснении А. Л. Соколовского. В 12 т.: с портр. Шекспира, вступ. ст. «Шекспир и его значении в литературе», с прил. ист.-крит. этюдов о каждой пьесе и ок. 3000 объясн. примеч. — 2-е изд., пересм. и доп.. —  СПб.: издание т-ва А. Ф. Маркс, [1913]. — Т. 5.; az.lib.ru

ВЕНЕЦІАНСКІЙ КУПЕЦЪ.

Драма «Венеціанскій купецъ» была напечатана въ первый разъ въ 1600 году, въ двухъ изданіяхъ, въ форматѣ in quarto. Первое изъ этихъ изданій озаглавлено такъ: «The excellent history of the merchant of Venice, with the extreme cruelty of Schylock the Jew towards the saide merchant in cutting а just pound of his flesch. And the obtaining of Portia by the choyse of three caskets. Written hy W. Schakespeare. Printed hy J. Roberts. 1600», т.-е. «Превосходная исторія о венеціанскомъ купцѣ, съ описаніемъ ужасной жестокости жида Шейлока, хотѣвшаго вырѣзать помянутому купцу фунтъ мяса. При этомъ разсказъ о полученіи руки Порціи помощью выбора одного изъ трехъ ящичковъ. Сочинено. В. Шекспиромъ. Напечатано Д. Робертсомъ въ 1600 году». — Второе изданіе, выпущенное въ томъ же году Гейсомъ, отличается отъ перваго лишь нѣсколькими незначительными варіантами отдѣльныхъ фразъ, и въ немъ, сверхъ того, прибавлено заявленіе, что пьеса неоднократно давалась въ присутствіи лорда-каммергера слугами его свѣтлости. Пьеса не издавалась затѣмъ ни разу до выхода въ 1623 году полнаго собранія сочиненій Шекспира въ форматѣ in folio, гдѣ она помѣщена по счету девятой пьесой въ отдѣлѣ комедій. Тщательное сличеніе текстовъ этихъ различныхъ изданій показало, что хотя текстъ in folio и представляетъ нѣкоторые варіанты съ первыми изданіями in quarto, но варіанты эти не имѣютъ существеннаго значенія. Текстъ современныхъ изданій обыкновенно перепечатывается по тексту in folio, съ исправленіемъ лишь его грамматическихъ ошибокъ и разъясненіемъ темныхъ мѣстъ.

Изданная въ первый разъ въ 1600 году, пьеса была написана Шекспиромъ значительно раньше, что доказывается тѣмъ, что уже въ 1598 г. названіе ея упоминается въ каталогахъ въ числѣ другихъ игранныхъ Шекспировыхъ пьесъ. Нѣкоторые комментаторы относятъ созданіе драмы даже къ 1594 году, ссылаясь на то, что въ дневникѣ антрепренера Генслоу упоминается подъ рубрикой этого года объ исполненіи какой-то новой венеціанской комедіи. Точно ли эта комедія была Шекспировъ Венеціанскій купецъ, въ дневникѣ прямо не сказано, но предположеніе это имѣетъ нѣкоторую вѣроятность тѣмъ, что въ помянутомъ году труппа театра Блакфріарсъ, къ которой принадлежалъ Шекспиръ, играла вмѣстѣ съ труппой Генслоу. Сверхъ того, по формѣ стиха и по нѣкоторымъ другимъ внѣшнимъ пріемамъ сценоведенія пьесу слѣдуетъ отнести скорѣе къ болѣе раннимъ произведеніямъ Шекспира, написаннымъ въ періодъ времени 1593—1596 годовъ, чѣмъ къ позднѣйшимъ. Во всякомъ случаѣ совершенно точнаго хронологическаго указанія, кода была написана драма, мы не имѣемъ.

Общій сюжетъ, послужившій основаніемъ драмы, не былъ въ Шекспирово время новостью. Исторія жестокихъ кредиторовъ обрабатывалась много разъ въ литературныхъ произведеніяхъ всѣхъ народовъ и облекалась даже въ совершенно тѣ же реальныя формы, какія выведены въ Шекспировой пьесѣ. Такъ, въ недавнее время открытъ Томасомъ Монроэ, въ древней персидской литературѣ, разсказъ о томъ, какъ одинъ бѣдный сирійскій мусульманинъ задолжалъ богатому жиду сто динаріевъ подъ условіемъ, что, въ случаѣ неуплаты, кредиторъ точно также имѣлъ право вырѣзать должнику фунтъ мяса. Когда же наступилъ срокъ, и купецъ оказался несостоятельнымъ, то жестокій жидъ строго потребовалъ исполненія условія. Сколько ни просилъ несчастный должникъ о правосудіи и милости, всѣ кадіи, къ которымъ онъ обращался, рѣшали дѣло въ пользу жида, пока наконецъ не встрѣтился одинъ, оказавшійся другомъ отца должника. Разсмотрѣвъ дѣло, этотъ кадій рѣшилъ его совершенно такъ же, какъ это мы видимъ и въ Шекспировой пьесѣ, т.-е. объявилъ, что жидъ можетъ взять фунтъ мяса должника, но будетъ немедленно казненъ, если отрѣжетъ хоть на волосъ болѣе или менѣе противъ фунта. Нельзя не замѣтить въ этомъ разсказѣ небольшой подробности, хорошо рисующей восточные нравы. Справедливость суда поставлена наивно и искренно въ зависимость отъ того, что судья былъ близкимъ человѣкомъ къ подсудимому. — Совершенно такой же по главному содержанію разсказъ, но разработанный уже гораздо подробнѣе, помѣщенъ въ изданномъ на латинскомъ языкѣ сборникѣ повѣстей подъ заглавіемъ: «Gesta romanorum». — Сборникъ этотъ былъ переведенъ на англійскій языкъ и появился въ печати въ 1577 г. Еще позднѣе разсказъ сборника явно послужилъ темой для итальянской новеллы Фіорентино, написанной уже съ несравненно болѣе богатымъ развитіемъ поэтическаго содержанія. Новелла помѣщена въ собраніи итальянскихъ повѣстей, озаглавленномъ: «Il pecorone», и имѣетъ въ общихъ чертахъ слѣдующее содержаніе. Богатый флорентійскій купецъ Биндо, чувствуя приближеніе смерти, раздѣлилъ все свое имущество между двумя старшими сыновьями, младшему же, носившему имя Джіанетто, не оставилъ ничего, сказавъ, что въ Венеціи у него есть богатый крестный отецъ Ансальдо, который обѣщалъ его усыновить и оставить ему все свое состояніе. Едва Биндо умеръ, Джіанетто немедленно отправился въ Венецію, гдѣ и былъ очень ласково принятъ своимъ крестнымъ отцомъ. Кончивъ воспитаніе, онъ захотѣлъ попытать счастье въ торговыхъ дѣлахъ, вслѣдствіе чего названный его отецъ снарядилъ богатый корабль, на которомъ Джіонетто отправился за море какъ для торговыхъ дѣлъ, такъ и для того, чтобъ увидѣть людей и свѣтъ. Послѣ нѣсколькихъ дней счастливаго плаванія корабль пришелъ въ прекрасный портъ съ великолѣпнымъ замкомъ на берегу. На вопросъ Джіанетто, кто жилъ въ этомъ замкѣ, ему сказали, что владѣтельница его была одна богатая вдова чудной красоты, разорившая уже очень многихъ путешественниковъ, вздумавшихъ воспользоваться ея гостепріимствомъ. Когда же Джіанетто спросилъ, какимъ образомъ она могла это дѣлать, то ему отвѣтили, что она сперва роскошно угощала являвшагося гостя, а затѣмъ предлагала провести съ нею ночь, при чемъ ставила условіемъ, что если гость исполнитъ это требованіе, то будетъ ея мужемъ, въ противномъ же случаѣ долженъ немедленно уѣхать, оставивъ ей все добро, какое привезъ съ собою. Разсказъ этотъ такъ заинтересовалъ молодого человѣка, что онъ во что бы то ни стало рѣшился объявить себя въ числѣ искателей руки красавицы. Принятый съ царской пышностью въ замкѣ, Джіанетто провелъ очаровательный день среди всевозможныхъ забавъ и удовольствій; когда же наступила ночь, то прекрасная дама, ложась въ постель и приглашая лечь съ собой и Джіанетто, предложила ему выпить кубокъ вина. Джіанетто охотно согласился, не подозрѣвая, что въ кубкѣ было усыпительное питье, въ слѣдствіе чего онъ, даже не допивъ кубка, заснулъ возлѣ красавицы глубочайшимъ сномъ, потерявъ всякую возможность исполнить поставленное ему условіе. Проснувшись утромъ, Джіанетто былъ встрѣченъ смѣхомъ дамы, объявившей, что онъ можетъ отправляться домой; что же касается до его корабля и находившагося на немъ добра, то все это она, согласно договору, дѣлала своею собственностью.

Далѣе въ новеллѣ разсказывается, какъ Джіанетто, вернувшись въ Венецію и стыдясь своей неудачи, распустилъ слухъ, что корабль его погибъ, разбившись о подводную скалу; какъ Ансальдо, огорченный несчастьемъ любимаго молодого человѣка, снарядилъ для него новый корабль, на которомъ Джіанетто опять отправился къ коварной вдовѣ, потерпѣвъ въ этотъ разъ точно такую же неудачу, и какъ наконецъ онъ вздумалъ повторить опытъ еще въ третій разъ. Между тѣмъ состояніе Ансальдо оказалось до того разстроеннымъ двумя первыми путешествіями, что онъ долженъ былъ для снаряженія третьяго корабля занять десять тысячъ червонцевъ у одного жида, который поставилъ условіемъ, что если Ансальдо не заплатитъ своего долга въ назначенный срокъ, то онъ, жидъ, имѣетъ право вырѣзать у него фунтъ мяса. Джіанетто, прибывъ снова въ знакомый портъ, называвшійся Бельмонтомъ, былъ попрежнему радушно принятъ красавицей, но когда пришла пора ложиться въ постель, то одна изъ приближенныхъ къ хозяйкѣ дѣвушекъ, тронутая такимъ постоянствомъ молодого человѣка, тихонько шепнула ему, чтобъ онъ не пилъ поднесеннаго кубка. Догадавшись, въ чемъ дѣло, Джіанетто, вмѣсто того, чтобы выпить вино, вылилъ его себѣ за пазуху и затѣмъ съ торжествомъ сталъ ожидать хозяйку, повторяя про себя: — «что теперь она уже найдетъ не напившагося въ трактирѣ пьяницу, а самого трактирщика». — Послѣдствія наступившей ночи были таковы, что красавица, будучи, по наивному выраженію новеллы, «удовлетворена болѣе, чѣмъ желала сама», торжественно объявила Джіонетто своимъ мужемъ, послѣ чего оба они зажили въ такомъ блаженствѣ и счастьѣ, что Джіанетто совсѣмъ забылъ о своемъ благодѣтелѣ и вспомнилъ объ ужасномъ условіи, когда срокъ уплаты уже наступилъ, и дѣло могло принять очень дурной для Ансальдо оборотъ. Жена Джіанетто, видя испугъ мужа, пожелала во что бы то ни стало узнать его причину, и когда онъ ей все разсказалъ, то она тотчасъ же потребовала, чтобы онъ немедленно ѣхалъ въ Венецію и спасъ своего благодѣтеля, какихъ бы то ни стоило денегъ. Джіанетто послѣдовалъ ея совѣту, но, прибывъ въ Венецію, съ ужасомъ узналъ, что жидъ уже предъявилъ свой искъ и требовалъ во что бы то ни стало фунтъ мяса Ансальдо, объявивъ, что не пойдетъ ни на какое соглашеніе, хотя бы ему предложили вмѣсто десяти тысячъ червонцевъ цѣлыхъ сто. Между тѣмъ жена Джіанетто, встревоженная этимъ случаемъ на менѣе мужа, котораго горячо любила, отправилась вслѣдъ за нимъ въ Венецію съ цѣлью помочь ему, чѣмъ только могла. На пути ей пришла счастливая мысль, которую она и рѣшила привести въ исполненіе. Пріѣхавъ въ Венецію, гдѣ въ это время всѣ говорили объ этомъ необыкновенномъ процессѣ, она переодѣлась докторомъ правъ и объявила, что знаетъ, какимъ способомъ разрѣшить трудный вопросъ. Приглашенная затѣмъ въ судъ, она сначала стала уговаривать жида согласиться взять предложенные ему за отказъ отъ иска сто тысячъ червонцевъ, но когда онъ безусловно отвергъ предложеніе, объявила, что тогда дѣлать нечего, и что жидъ въ правѣ вырѣзать у Ансальдо фунтъ мяса. Но едва жидъ хотѣлъ къ этому приступить, она велѣла призвать въ залу суда палача съ топоромъ и плахой и объявила, что фунтъ мяса жидъ взять можетъ, но если прольетъ при этомъ хоть каплю крови или возьметъ больше или меньше фунта, то ему немедленно отрубятъ голову, какъ преступнику и убійцѣ. Испуганный жидъ согласился тогда на предложенную сдѣлку получить сто тысячъ червонцевъ, но переодѣтый судья рѣшилъ, что, за отказомъ отъ этой сдѣлки, когда она предлагалась, заимодавецъ потерялъ на нее право и можетъ теперь взять только или фунтъ мяса или разорвать договоръ, что жидъ, конечно, и исполнилъ къ общей радости всего города и къ подтвержденію, какъ прибавляетъ новелла, истины, что, кто роетъ яму другому, тотъ попадаетъ въ нее самъ. — Едва процессъ былъ конченъ, восхищенный Джіанетто, не узнавшій своей жены, потому что она, переодѣвшись, выкрасила себѣ лицо, обратился къ ней съ просьбой принять въ награду большую сумму денегъ; но она рѣшительно отъ этого отказалась и просила взамѣнъ денегъ подарить ей на память кольцо, которое Джіанетто носилъ на пальцѣ. Джіанетто сначала затруднился исполнить эту просьбу, потому что кольцо это подарила ему жена, но, услышавъ рѣшительный отвѣтъ, что судья не возьметъ ничего другого, былъ принужденъ согласиться. Затѣмъ, когда оба вернулись въ Бельмонтъ, куда жена Джіанетто успѣла прибыть раньше его, между ними произошла забавная сцена, въ которой она укоряла его, будто онъ подарилъ кольцо женщинѣ. Новелла кончается всеобщимъ радостнымъ примиреніемъ и свадьбой Ансальдо, который женится на дѣвушкѣ, помѣшавшей Джіанетто выпить сонное питье.

Таково вкратцѣ содержаніе новеллы. Въ подлинникѣ она гораздо длиннѣе и хотя въ общемъ характерѣ ничѣмъ не отличается отъ множества подобныхъ произведеній средневѣковой литературы, написанныхъ въ чисто-повѣствовательномъ родѣ, безъ всякой претензіи на изображеніе характеровъ, но ей нельзя отказать въ прелести изложенія и дѣйствительно поэтической граціи, съ какою обработаны многіе детальные эпизоды. Въ этомъ отношеніи она гораздо выше той, помѣщенной въ Gesta romanorum, повѣсти, которая послужила ей основаніемъ. Переходя къ значенію, какое новелла имѣетъ относительно шекспировой драмы, можно безъ труда замѣтить, что Шекспиръ взялъ свой сюжетъ именно изъ нея, а не изъ Gesta romanorum, что доказывается тѣмъ, что въ драмѣ мы находимъ много деталей, которыхъ въ разсказѣ Gesta romanorum нѣтъ совсѣмъ. Извѣстно однако, что, построивъ сюжетъ на фактахъ изложенной новеллы, Шекспиръ воспользовался только второю ея частью о распрѣ между жидомъ и купцомъ, откинувъ совершенно исторію обольстительной бельмонтской сирены, вмѣсто чего ввелъ въ свою пьесу эпизодъ о полученіи руки героини пьесы помощью выбора ея портрета изъ трехъ ящичковъ. Эпизодъ этотъ съ фактической стороны, конечно, также неваженъ, какъ и исторія Бельмонтской дамы, однако, измѣнивъ сюжетъ такимъ образомъ, Шекспиръ получилъ возможность вывести въ гораздо болѣе привлекательномъ видѣ героиню драмы, Порцію, личность которой безспорно принадлежитъ къ числу хотя и неособенно глубокихъ съ психологической точки зрѣнія, во во всякомъ случаѣ граціознѣйшихъ его созданій. Исторія съ ящичкомъ заимствована Шекспиромъ также изъ старинной повѣсти, помѣщенной въ томъ же сборникѣ Gesta romanorum. Но на этотъ разъ Шекспиръ имѣлъ дѣло уже не съ граціозной итальянской переработкой, а съ самымъ латинскимъ подлинникомъ (или, вѣрнѣе, съ вышедшимъ въ 1677 г. его англійскимъ переводомъ). Содержаніе состоитъ въ описаніи чудесныхъ приключеній дочери короля Апуліи, посланной своимъ отцомъ въ Римъ, гдѣ она должна была выйти замужъ за сына императора. Отецъ жениха, желая испытать умъ и душевныя качества невѣсты, подвелъ ее къ столу, на которомъ стояли три закрытыхъ сосуда: золотой, серебряный и свинцовый, объявивъ, что бракъ ея зависитъ отъ того, какой она выберетъ сосудъ. Золотой былъ наполненъ человѣческими костями, серебряный землей, а свинцовый золотомъ и драгоцѣнными камнями. Сверхъ того, на крышкахъ стояли надписи; — на первомъ: «Qui me elegerit, in me inveniet, quod mernit», т.-е., кто меня выберетъ, найдетъ во мнѣ, что заслужилъ; на второмъ: — «Qui me elegerit in me inveniet, quod natura appetit», — т.-е., кто меня выберетъ, найдетъ во мнѣ, къ чему стремится его природа; а на третьемъ: — «Qui me elegerit, in me inveniet, quod Deus disposuit», — т.-е. кто меня выберетъ, найдетъ во мнѣ, что ему судилъ Богъ. Принцесса не увлеклась внѣшностью и выбрала свинцовый сосудъ. Тогда восхищенный ея умомъ императоръ сказалъ: — «Bona puella, bene elegisti, ideo filium meum habebis», — т.-е. добрая дѣвушка, ты сдѣлала хорошій выборъ и потому получишь моего сына. (Я нарочно привелъ эти латинскія цитаты, чтобъ показать, до какой степени твердый и мѣткій латинскій языкъ не подходилъ въ подобнаго рода фривольнымъ, пустымъ произведеніямъ, которыми была однако заполонена вся средневѣковая литература). Повѣсть эта, впрочемъ, вообще принадлежитъ въ числу самыхъ плохихъ изъ помянутаго сборника и изобилуетъ описаніемъ приключеній, невѣроятныхъ даже до глупости. Такъ, напримѣръ, во время своего путешествія принцесса, упавъ съ разбитаго корабля въ море, проглатывается китомъ и спасается отъ смерти тѣмъ только, что разводитъ во внутренности кита огонь и изрѣзываетъ ему тѣло ножикомъ. Сопоставляя этотъ разсказъ съ тѣмъ, что находимъ въ драмѣ, можно безъ труда замѣтить, что сдѣланное Шекспиромъ заимствованіе на этотъ разъ гораздо менѣе значительно, чѣмъ матеріалъ, взятый имъ изъ итальянской новеллы Фіорентини. Заимствованіе это ограничивается лишь фактомъ выбора ящичковъ, при чемъ въ драмѣ измѣненъ даже основной разсказъ. Въ новеллѣ испытывается въ своихъ качествахъ невѣста, а у Шекспира, наоборотъ, нѣсколько жениховъ-соперниковъ рѣшаютъ судьбу жребіемъ. Чтобы покончить съ источниками, изъ какихъ могъ быть заимствованъ сюжетъ драмы, остается упомянуть еще объ одной старинной балладѣ, напечатанной въ сборникѣ Percy’s reliques of ancient english poetry, гдѣ обработанъ тотъ же сюжетъ, хотя въ гораздо болѣе сжатой формѣ и съ большими пробѣлами противъ сюжета драмы. Такъ, напримѣръ, въ балладѣ нѣтъ вовсе эпизода о спасеніи жизни купца Порціей. Хотя нѣкоторые комментаторы полагаютъ, что баллада написана позднѣе Шекспировой драмы, и потому вѣроятнѣе предположить, что неизвѣстный авторъ заимствовалъ сюжетъ своего произведенія изъ драмы Шекспира, а не наоборотъ, но вопросъ этотъ не рѣшенъ окончательно. Во всякомъ случаѣ въ балладѣ и драмѣ встрѣчаются нѣкоторыя одинаковыя детали, изъ чего можно заключить, что позднѣйшій авторъ былъ знакомъ съ произведеніемъ перваго.

---

Говоря въ вступительной статьѣ къ настоящему изданію о значеніи Шекспировыхъ произведеній, я проводилъ, между прочимъ, мысль, что хотя при анализѣ его пьесъ можно извлечь изъ каждой глубокую идею, освѣщающую и объясняющую какой-нибудь важный вопросъ или какую-нибудь сторону житейскихъ отношеній, но вмѣстѣ съ тѣмъ я предостерегалъ отъ ошибочнаго мнѣнія, будто Шекспиръ самъ имѣлъ намѣреніе проводить такія мысли, и что произведенія его были только внѣшней формой, подъ которой онъ скрывалъ тотъ или другой предвзятый, тенденціозный взглядъ. Между тѣмъ многіе критики держатся именно такого мнѣнія, видя въ Шекспирѣ при разборѣ его произведеній не столько поэта, сколько философа и моралиста, желавшаго насъ поучать и наставлять. Эта тенденція повела даже къ остроумному замѣчанію одного комментатора, сказавшаго, что Шекспиръ писалъ свои произведенія вовсе не съ тѣмъ, чтобъ дать критикамъ возможность вытащить за уши изъ каждой его пьесы спрятанную въ ней основную мысль. Настоящая пьеса можетъ служить прекраснымъ доказательствомъ вѣрности перваго взгляда и опроверженіемъ послѣдняго. Я не буду излагать многихъ разнорѣчивыхъ мнѣній о томъ, что хотѣлъ выразить Шекспиръ, сочиняя Венеціанскаго купца, но остановлюсь лишь на взглядѣ одного, очень, впрочемъ, умнаго и дѣльнаго во многихъ отношеніяхъ нѣмецкаго комментатора Шекспира — Ульрици, и остановлюсь именно потому, что въ мнѣніи своемъ объ этой пьесѣ онъ уже слишкомъ увлекся такого рода тенденціей. Ульрици находитъ, что основная идея Венеціанскаго купца формулируется въ извѣстномъ выраженіи: summum ius summa iniuria. Для доказательства онъ указываетъ на главный, центральный пунктъ пьесы, т.-е. на исторію фунта мяса, и отсюда дѣлаетъ выводъ, до какихъ чудовищныхъ послѣдствій можетъ довести буквальное примѣненіе закона. Если бъ все содержаніе пьесы заключалось только въ развитіи этого эпизода, то взглядъ Ульрици имѣлъ бы, пожалуй, нѣкоторое основаніе; но фабула Венеціанскаго купца составлена не изъ одной только распри Шейлока съ Антоніо. Въ сущности, фабула эта веселая, граціозная комедія, на фонѣ которой помянутая распря возникаетъ, какъ темное грозовое облако, которое, напугавъ всѣхъ, скрывается затѣмъ такъ же быстро, какъ возникло, уступивъ мѣсто прежнему веселью и граціи. Потому при мнѣніи, что вся пьеса имѣетъ одну общую основную идею, представлялся вопросъ: какъ же слѣдовало смотрѣть на прочее содержаніе, не имѣвшее съ вводнымъ эпизодомъ о Шейлокѣ ничего общаго? Критикъ не задумался надъ разрѣшеніемъ этого вопроса. Не желая отступиться отъ предвзятой мысли, что въ каждой пьесѣ Шекспира долженъ непремѣнно заключаться задуманный имъ нравственный урокъ, а равно полагая, что урокъ этотъ для Венеціанскаго купца былъ найденъ въ формулѣ: summum ius summa iniuria, Ульрици безъ церемоніи притянулъ къ этому взгляду и все прочее содержаніе пьесы. Такимъ образомъ оказалось, что исторія трехъ ящиковъ должна выражать ту же основную мысль. Отецъ Порціи сковалъ во имя родительскихъ правъ ея волю въ выборѣ мужа и могъ потому сдѣлать несчастной на всю жизнь. Значитъ, и здѣсь summum ius оказывается summa iniuria. Далѣе, Шейлокъ, держа свою дочь Джессику подъ гнетомъ той же законной, отцовской власти, принудилъ ее сдѣлать преступленіе, убѣжавъ отъ отца, да еще вдобавокъ его обокравъ, чего бы навѣрно не случилось, если бъ онъ относился къ ней сердечнѣй и либеральнѣй. Опять, значитъ, виновато summum ius!.. Въ заключеніе критикъ подводить подъ этотъ взглядъ даже заключительный эпизодъ суда надъ Шейлокомъ, когда дожъ во имя своихъ правъ силой заставляетъ его принять христіанство, грозя въ противномъ случаѣ отнять дарованную милость. Кончивъ этотъ перечень эпизодовъ, совершенно доказывающихъ, по мнѣнію критика, его мысль, онъ въ заключеніе навязываетъ Шекспиру и общее разрѣшеніе вопроса, видя это разрѣшеніе въ рѣчи Порціи, когда она, уговаривая Шейлока пощадить купца, произноситъ свой блестящій монологъ о значеніи милости. Въ результатѣ выводъ: summum ius — summa iniuria; но противъ этого зла существуетъ противоядіе, и это противоядіе — милость! Она должна стоять выше закона и останавливать его мечъ, когда онъ при буквальномъ примѣненіи можетъ поразить невинныхъ или надѣлать болѣе зла, чѣмъ пользы! Вотъ что, значитъ, хотѣлъ сказать Шекспиръ, когда писалъ Венеціанскаго купца! — Но такъ разбирать его произведенія не значитъ ли не только вытаскивать изъ нихъ основную мысль за уши, но еще и притягивать ее насильно къ тому выводу, какой пожелаетъ сдѣлать во что бы то ни стало критикъ. Хотя Шекспиръ великъ именно тѣмъ, что глубина его произведеній даетъ возможность изслѣдовать и комментировать ихъ безконечно сообразно съ характеромъ каждаго критика, но слишкомъ большое увлеченіе предвзятыми взглядами во всякомъ случаѣ принести пользы не можетъ.

Венеціанскій купецъ тѣмъ не менѣе считается однимъ изъ замѣчательнѣйшихъ произведеній Шекспира, и потому если даже отбросить предвзятые взгляды, будто въ драмѣ заключенъ самимъ авторомъ нравственный урокъ, то все-таки мы видимъ, что пьеса изображаетъ нѣчто большее, чѣмъ рядъ картинъ и сценъ, доставляющихъ лишь минутное удовольствіе глазамъ зрителя. Общій сюжетъ пьесы, какъ уже сказано, не болѣе, какъ граціозная веселая комедія, производящая впечатлѣніе коллекціи прелестныхъ фарфоровыхъ куколокъ, изящно сдѣланныхъ и раскрашенныхъ, хотя не имѣющихъ очень серьезнаго значенія. Но среди этой коллекціи возвышается, какъ колоссальное бронзовое изваяніе, фигура Шейлока, поражающая до того силой, съ какою она изображена, и тѣми серьезными мыслями, на какія наводитъ, что всякій прочитавшій пьесу невольно переноситъ центръ ея тяготѣнія на эту совершенно второстепенную относительно общей фабулы личность, ясно понявъ, что узелъ и значеніе всего произведенія слѣдуетъ искать въ Шейлокѣ, а не въ прочихъ лицахъ. Вѣрность такого взгляда всего лучше подтверждается тѣмъ, что при представленіи Венеціанскаго купца на сценѣ пьеса нерѣдко переименовывается въ Венеціанскаго жида, да и самая роль Шейлока, несмотря на свою, повидимому, второстепенность, всегда исполняется лучшимъ актеромъ, для котораго ставится вся драма. Потому, разбирая серьезно пьесу, мы въ полномъ правѣ обратить главное вниманіе на тѣ ея стороны, которыя дѣйствительно говорятъ что-либо важное, оставя прочее содержаніе и не стараясь дѣлать натянутыхъ выводовъ, а главное — не утверждая, что къ этимъ выводамъ хотѣлъ насъ привести самъ авторъ.

Что же въ такомъ случаѣ представляетъ разсматриваемая драма и къ какимъ серьезнымъ приводитъ она насъ заключеніямъ? Если личность Шейлока является центральнымъ пунктомъ того впечатлѣнія, какое мы испытываемъ, читая пьесу, то, значитъ, на эту личность мы и должны обратить особенное вниманіе. Исторія Шейлока, какъ извѣстно, изображаетъ его ссору съ Антоніо, — ссору, возникшую вслѣдствіе ненависти этихъ двухъ лицъ другъ къ другу. Присматриваясь къ тому, какъ эта ненависть изображена, мы легко замѣтимъ, что подъ нею скрывается не одна только ссора двухъ частныхъ лицъ, но напротивъ — рядъ явленій гораздо болѣе высшаго порядка, — явленій, имѣющихъ уже не частное, а соціальное значеніе. Шейлокъ — еврей, а Антоніо — христіанинъ. Ихъ отношенія и споры до того проникнуты характерными чертами и взглядами обоихъ народовъ, что передъ изображеніемъ этихъ общихъ чертъ отодвигается на второй планъ даже личность обоихъ враговъ. Ясно потому, что въ этихъ двухъ лицахъ, кромѣ ихъ частной ссоры, мы должны видѣть изображеніе чего-то болѣе важнаго, а именно изображеніе отношеній, установившихся между евреями и христіанами, то-есть того труднаго, тяготѣющаго надъ образованнымъ человѣчествомъ уже столько вѣковъ вопроса, до разрѣшенія котораго не дошло общество даже нашего времени. Въ Шекспирово время вопросъ этотъ стоялъ въ гораздо болѣе рѣзкой стадіи, чѣмъ нынче, и настолько выдавался среди другихъ соціальныхъ отношеній, что о немъ говорилось и писалось повсемѣстно, не говоря уже о множествѣ реальныхъ столкновеній, какія вызывала по этому поводу сама жизнь. Изображеніе этихъ отношеній въ литературѣ далеко не было новостью и до Шекспира, а потому невольно возникаетъ вопросъ: почему же именно его взглядъ и выведенные имъ образы получили такое значеніе, что написанная имъ по этому поводу пьеса не потеряла до сихъ поръ своей поразительной силы? Отвѣтъ въ томъ, какъ относились къ помянутому вопросу современные Шекспиру писатели, и какъ отнесся онъ. Распря между еврействомъ и христіанствомъ началась очень давно, и если нельзя, конечно, отрицать, что въ основѣ ея лежалъ религіозный вопросъ, то въ дальнѣйшемъ развитіи приняли участіе совершенно иные факторы, имѣвшіе даже гораздо болѣе значенія. Факторы эти состояли въ различныхъ способностяхъ и различномъ родѣ дѣятельности обѣихъ сторонъ, что и приводило ихъ къ безпрестаннымъ столкновеніямъ, доведшимъ наконецъ въ средніе вѣка до безпощадной, слѣпой вражды. Нельзя не отмѣтить интересной особенности этой вражды. Исторія представляетъ множество примѣровъ борьбы разныхъ взглядовъ, мнѣній и людскихъ поступковъ, но почти во всѣхъ этихъ случаяхъ мы видимъ, что борющіяся стороны, враждуя между собой, въ то же время направляли усилія, чтобъ какъ-нибудь кончить эту распрю и найти сносный modus vivendi. Совсѣмъ иное представлялъ еврейскій вопросъ. Здѣсь обѣ стороны не только не думали мириться, но, напротивъ, каждое столкновеніе, казалось, еще сильнѣе разжигало обоюдную ненависть и еще болѣе обособляло оба враждующіе лагеря. Здѣсь не мѣсто входить въ разборъ историческихъ причинъ, предававшихъ этой борьбѣ такой характеръ, но важно лишь констатировать, что дѣло стояло именно такъ. Результатъ былъ тотъ, что подобнаго рода неразсуждающая борьба наложила на весь вопросъ такую солидную, непроницаемую наслойку предразсудковъ и предвзятыхъ мнѣній, что чрезъ нее (особливо въ средніе вѣка) уже трудно было добиться правды и разслѣдовать причины, породившія такое состояніе дѣла. Еврей и христіанинъ стояли другъ противъ друга во всеоружіи непримиримой ненависти и не только не думали когда-нибудь сойтись, но даже не предполагали къ тому какой-нибудь возможности. Если ненависть со стороны христіанъ выражалась въ дѣйствительно ужасныхъ гоненіяхъ, какимъ подвергались евреи; если было время, когда не только имущество послѣднихъ, но даже сама жизнь не были защищены отъ грубѣйшаго произвола, то, съ другой стороны, нельзя отрицать, что и евреи по мѣрѣ силъ мстили христіанамъ и если не могли дѣйствовать подобно имъ въ борьбѣ грубой силой, то, при свойственной ихъ племени способности къ меркантильной изворотливости, успѣли опутать христіанъ такой тончайшей и вмѣстѣ крѣпчайшей сѣтью, что выносить этотъ ежедневный, будничный гнетъ было христіанамъ не менѣе стѣснительно и непріятно, чѣмъ евреямъ терпѣть отъ нихъ. Что происходило въ жизни, то отозвалось и въ литературѣ. Но такъ какъ поэтической еврейской литературы въ средніе вѣка не существовало, то понятно, что во всѣхъ поэтическихъ произведеніяхъ того времени вопросъ объ отношеніяхъ евреевъ къ христіанамъ трактовался лишь съ христіанской точки зрѣнія. Евреи постоянно изображались злодѣями и кровопійцами, лишенными человѣческихъ чувствъ и недостойными даже самой жизни. Такъ изображали ихъ не только заурядные писаки, но авторы, обладавшіе даже недюжиннымъ талантомъ. Въ доказательство можно привести хотя бы Марло, въ чьей драмѣ «Мальтійскій жидъ» представлены именно тогдашнія отношенія къ евреямъ. Герой драмы — еврей Варавва — изображенъ чудовищемъ, не только какъ человѣкъ и общественный дѣятель, но даже какъ отецъ. Самая его наружность представлялась на тогдашней сценѣ отталкивающей и ужасной: у него были рыжіе, почти огненнаго цвѣта, волосы и огромный крючковатый носъ, какъ у дьявола. Въ душѣ его не было мѣста ни малѣйшему проблеску сердечности и чувства. Для примѣра, какъ онъ думалъ и говорилъ, привожу содержаніе одного изъ его разговоровъ съ Мавромъ, такимъ же злодѣемъ какъ и онъ. «Если хочешь служить мнѣ, — говоритъ Варавва: — то узнай прежде, что я дѣлаю и какъ живу самъ. По ночамъ я хожу душить больныхъ христіанъ, если нахожу ихъ умирающими съ голода на улицахъ. Иногда я отравляю колодцы. Порой случается мнѣ нарочно уронить монету для того, чтобъ ее подобралъ ловкій воръ, а я, уличивъ бездѣльника, отправилъ его на висѣлицу. Сдѣлавшись ростовщикомъ, я радуюсь, когда засаживаю въ тюрьмы несостоятельныхъ должниковъ, и хохочу отъ удовольствія при видѣ слезъ ихъ умирающихъ съ голоду дѣтей. Хочешь служить мнѣ — поступай точно такъ же, и тогда, ставъ товарищами, мы никогда не будемъ нуждаться въ золотѣ». — Если такъ близоруко изображали евреевъ даже такіе талантливые поэты, какъ Марло, то что же можно было ожидать отъ прочихъ, а еще болѣе отъ неразсуждающей толпы? И вотъ въ такое-то время и при такомъ общественномъ взглядѣ на предметъ вопросъ этотъ попалъ подъ перо Шекспира, попалъ, можно сказать, случайно, потому что, какъ сказано выше, вопросъ этотъ выступалъ въ его произведеніи не болѣе, какъ вводный эпизодъ въ веселой комедіи, назначавшейся исключительно для забавы зрителей. Но Шекспиръ тѣмъ именно и великъ, что для него не существовало вопросовъ важныхъ и неважныхъ. Какого бы предмета онъ ни касался, онъ никогда не оставлялъ его, не изслѣдовавъ до конца и не показавъ всѣхъ тончайшихъ, сокровенныхъ психологическихъ пружинъ, которыя заставляли выводимыхъ имъ лицъ поступать такъ или иначе. Это обнаружилось и въ настоящей драмѣ. Пока дѣло шло о незначительныхъ, легкихъ житейскихъ отношеніяхъ, предъ нами былъ рядъ веселыхъ, граціозныхъ сценъ, совершенно вѣрныхъ, но не имѣющихъ глубокаго значенія. Когда же, при дальнѣйшемъ ходѣ дѣйствія, намѣтились предъ глазами поэта факты и образы, выросшіе на несравненно болѣе глубокой, серьезной почвѣ, имѣвшей общественное значеніе — онъ исчерпалъ до дна и ихъ съ такою же правдой и силой, съ какой изобразилъ и предыдущіе болѣе легкіе эпизоды. Результатъ вышелъ тотъ, что важный соціальный вопросъ, всплывъ надъ рядомъ легкихъ, граціозныхъ картинъ, подавилъ своею важностью ихъ значеніе и придалъ иной характеръ всему произведенію.

Если разработка еврейскаго вопроса составляетъ главную мысль драмы, то интересно взглянуть, какъ же именно Шекспиръ отнесся къ этому вопросу и въ какомъ видѣ его изобразилъ? Между критиками пьесы существуетъ по этому поводу нѣсколько различныхъ мнѣній. Нѣкоторые находятъ, что Шекспиръ явился въ пьесѣ адвокатомъ евреевъ и унизилъ христіанъ. Въ доказательство этого мнѣнія приводятся то несправедливости, какимъ въ пьесѣ Шейлокъ подвергается со стороны христіанъ. Его жестоко оскорбляютъ, его ловятъ въ хитрую юридическую ловушку, при чемъ не только лишаютъ имущества, но совершаютъ надъ нимъ даже актъ величайшаго насилія, заставивъ, подъ угрозой смерти, отречься отъ вѣры отцовъ, этого драгоцѣннѣйшаго достоянія людей его племени; а наконецъ за нимъ не признаютъ даже безспорнѣйшаго изъ всѣхъ чувствъ — чувства любви отца къ дѣтямъ. Убѣжавшая отъ него и вдобавокъ обокравшая отца дочь не только не подвергается со стороны его враговъ — христіанъ какому-нибудь порицанію, но, напротивъ, встрѣчаетъ полное всеобщее одобреніе своему поступку. Ясно, значитъ, — говорятъ критики, — что Шекспиръ хотѣлъ, въ лицъ Шейлока, выставить евреевъ, какъ страдающую, угнетенную сторону и возбудить къ нимъ сожалѣніе и сочувствіе. Иначе разсуждаютъ критики, держащіеся противуположнаго взгляда. По ихъ мнѣнію, въ Шейлокѣ выведено самое презрѣнное существо, какое можно только себѣ представить. Его ненависть къ христіанамъ основывалась на самомъ низкомъ чувствѣ прирожденной страсти къ наживѣ. Онъ ненавидѣлъ Антоніо не столько за переносимыя отъ него оскорбленія, сколько за то, что тотъ, дѣлая добро, подрывалъ меркантильные расчеты Шейлока. Его жестокая, утонченная месть была вся основана на этомъ чувствѣ. Онъ даже враждовалъ съ Антоніо не прямымъ, честнымъ оружіемъ, но подкрался къ нему, какъ хитрый, ядовитый гадъ, чтобъ ужалить навѣрняка. Наконецъ, что же это былъ за отецъ, если онъ предпочиталъ видѣть дочь свою въ гробу, лишь бы съ нею вмѣстѣ лежали его червонцы? — Таково противоположное мнѣніе критиковъ, изъ котораго также дѣлается выводъ, что Шекспиръ во взглядѣ на евреевъ нимало не поднялся выше взгляда своихъ современниковъ и точно такъ же пылалъ къ евреямъ злобой и презрѣніемъ, какъ всѣ. Если о какомъ-нибудь предметѣ существуютъ два противоположныя мнѣнія, при чемъ оба подтверждаются фактическими доказательствами, то въ этомъ вѣрный знакъ, что обѣ стороны вмѣстѣ и правы и неправы. Факты, приводимые въ настоящемъ случаѣ обѣими сторонами, вѣрны, но невѣренъ только выводъ, который онѣ дѣлаютъ, будто защищаемаго ими взгляда держался самъ Шекспиръ. Шекспиръ въ настоящемъ случаѣ, какъ и всегда, не держался никакого мнѣнія. Онъ только нарисовалъ предметъ, каковъ онъ былъ на самомъ дѣлѣ, и все отличіе его въ этомъ процессѣ творчества отъ другихъ современныхъ ему писателей состояло въ томъ, что онъ отнесся къ предмету не поверхностно или тенденціозно, какъ дѣлали они, но вскрылъ своимъ всепроницающимъ поэтическимъ скальпелемъ разсматриваемый предметъ до самыхъ его основъ, обнаруживъ предъ глазами читателей всѣ тончайшія нити и пружины, которыя вызывали и обнаруживали въ изображаемыхъ имъ лицахъ всѣ ихъ поступки — какъ важные, такъ и ничтожные. Отнесшись къ предмету такимъ образомъ, Шекспиръ, правда, нисколько не пошелъ далѣе своихъ современниковъ въ фактическомъ разрѣшеніи еврейскаго вопроса собственно и не начерталъ для того никакой программы, но онъ себѣ такой задачи и не задавалъ. Вся его заслуга состояла въ томъ, что онъ первый нарисовалъ портреты живыхъ людей тамъ, гдѣ прежде изображались лишь шаблонные манекены, и тѣмъ снялъ со всего вопроса пелену затемнявшихъ его предразсудковъ и взглядовъ, показавъ, что поступки какъ евреевъ, такъ и христіанъ одинаково мотивировались движеніями человѣческаго сердца и потому стояли на одной и той же доступной для анализа почвѣ. А этимъ давалась каждому возможность судить о всемъ вопросѣ, какъ кому угодно, и разрѣшать его сообразно своимъ личнымъ взглядамъ.

Въ какой мѣрѣ и насколько глубоко исполнилъ Шекспиръ свою задачу, покажетъ краткій анализъ характеровъ драмы. Основной чертой характера Шейлока является желѣзная твердость въ преслѣдованіи цѣли, какую онъ намѣтилъ; цѣль же эта состояла въ наживѣ денегъ. Преслѣдованіе этой цѣли — страсть, ради которой онъ готовъ пожертвовать всѣмъ. Что бы ни говорили объ этой страсти рьяные защитники евреевъ и какъ бы ни старались оправдать ея излишекъ ссылкой на историческія событія, будто бы особенно способствовавшія ея развитію, въ концѣ концовъ нельзя отрицать, что зерно этой страсти лежитъ и испоконъ вѣка лежало въ основѣ еврейскаго характера гораздо глубже, чѣмъ въ нравственномъ существѣ другихъ народовъ. Но если какое-нибудь начало заключается уже въ основѣ характера цѣлой націи, то ошибочно будетъ обвинять въ этомъ каждаго отдѣльнаго человѣка и видѣть въ томъ его личный порокъ. Потому Шекспиръ съ его утонченнымъ пониманіемъ человѣческаго сердца, поставивъ страсть къ наживѣ въ основѣ характера Шейлока, въ то же время остерегся мотивировать ее одними дурными инстинктами. Если бъ Шейлокъ, подобно Вараввѣ Марло, былъ одержимъ страстью къ пріобрѣтенію богатства лишь для того, чтобъ дѣлать зло, то этимъ былъ бы искаженъ весь его характеръ, и онъ превратился бы въ одного изъ тѣхъ шаблонныхъ злодѣевъ, какихъ сотнями изображала средневѣковая литература. Шейлокъ, напротивъ, съ любовью лелѣялъ эту страсть лишь для нея самой, какъ нѣчто идеально-высокое, какъ дѣятельность, указанную самимъ Богомъ. Какимъ искреннимъ, какимъ, можно сказать, библейскимъ паѳосомъ проникнуть его монологъ, когда, говоря о патріархѣ Іаковѣ, онъ восхищается его выдумкой присвоить себѣ Ливановы стада, придумавъ искусственный способъ, чтобъ овцы рожали пестрыхъ ягнятъ! Ему и въ голову не приходитъ, что въ поступкѣ этомъ не только нѣтъ ничего хорошаго, но, что онъ, напротивъ, совершенно непохвальная хитрость. Но выросшій на ветхозавѣтныхъ понятіяхъ Шейлокъ видитъ въ этомъ фактѣ Божью благодать и высказываетъ глубокое убѣжденіе, что Богъ благословить точно такъ и всякаго, кто наживаетъ прибыль не воровствомъ. Взглянувъ на убѣжденія Шейлока съ такой точки зрѣнія, всякій согласится, что если можно не раздѣлять его взглядовъ и имъ не симпатизировать, то, съ другой стороны, нельзя слишкомъ клеймить за нихъ Шейлока презрѣніемъ и ненавистью, а потому христіанинъ Антоніо, въ глаза называющій Шейлока дьяволомъ, умѣющимъ обращать въ свою пользу даже слова Священнаго Писанія, обнаруживаетъ въ свои взглядахъ гораздо больше близорукости и нетерпимости, чѣмъ преслѣдуемый имъ еврей. По поводу сравненія характеровъ Шейлока и Вараввы Марло появилась въ послѣдніе годы очень серьезная статья Давидсона (Нью-Іоркъ, 1901 г.), въ которой приведена высказанная выше мысль, что между этими характерами нѣтъ ничего общаго. Варавва — шаблонный злодѣй, въ которомъ всѣ его пороки сгруппировались искусственно, а Шейлокъ — живой человѣкъ въ полномъ смыслѣ слова.

Слѣдя за развитіемъ характера Шейлока далѣе, мы видимъ, что онъ выказываетъ самую крайнюю, самую злую ненависть къ Антоніо. Разбирая причины этой ненависти, мы находимъ, что въ основѣ ея лежитъ опять та же страсть къ наживѣ. Антоніо, согласно очень распространенному въ то время взгляду, поддерживавшемуся даже церковью, не допускаетъ способа наживы отдачей денегъ въ ростъ за проценты (что, прибавимъ, вовсе не мѣшаетъ ему наживать богатство прямой торговлей). Оба, и Шейлокъ и Антоніо, являются такимъ образомъ людьми, сошедшимися на узкой дорожкѣ, гдѣ невозможно разойтись. Понятно, что взаимныхъ нѣжныхъ чувствъ между ними ожидать было нельзя. Разница лишь въ томъ, что Шейлокъ въ своей ненависти къ Антоніо признается лишь самому себѣ, а Антоніо оскорбляетъ его публично самымъ жестокимъ образомъ. Интересно при этомъ, что самъ Антоніо, въ томъ видѣ, какъ его изобразилъ Шекспиръ, не только не золъ или мстителенъ, но напротивъ — человѣкъ идеальной доброты и честности и потому, казалось, могъ бы воздержаться отъ такихъ вовсе непохвальныхъ выходокъ. Но въ такомъ сопоставленіи контрастныхъ поступковъ мы опять видимъ тонкую наблюдательность Шекспира и его способность освѣтить вопросъ, который ложился подъ его перо. Евреевъ въ то время бранили и оскорбляли всѣ, а потому, если бъ въ лицѣ Антоніо былъ выведенъ заурядный человѣкъ, и отношенія его къ Шейлоку прошли бы незамѣченными; когда же мы видимъ, что такъ дѣйствуетъ человѣкъ хорошій и прямой, отъ котораго менѣе всего слѣдовало бы ожидать подобныхъ поступковъ, то при этомъ вопросы, зачѣмъ и почему — приходятъ въ мысль сами собой, а этимъ возбуждается и поддерживается интересъ и къ разрѣшенію вопроса, составляющаго сущность драмы. — Первая сцена свиданія Шейлока съ Антоніо оканчивается, какъ извѣстно, условіемъ о фунтѣ мяса. Фактъ этотъ приводится многими комментаторами въ доказательство, что Шекспиръ хотѣлъ представить Шейлока чудовищемъ и злодѣемъ; но это мнѣніе при нѣсколько болѣе внимательномъ взглядѣ не выдерживаетъ критики. Сцена эта, правда, служитъ исходнымъ пунктомъ, на которомъ построено все дальнѣйшее развитіе драмы, когда Шейлокъ въ самомъ дѣлѣ становится мстительнымъ извергомъ; но такимъ онъ становится лишь позднѣе, подъ вліяніемъ новыхъ обстоятельствъ, обострившихъ его природную безсердечность съ особенной силой. Въ этой же сценѣ онъ дѣлаетъ свое предложеніе, можно сказать, чисто ради курьеза, для шутки, какъ выражается самъ. Онъ даетъ деньги Антонію, высчитавъ самымъ точнымъ образомъ его состоятельность, а потому мысль, что должникъ не будетъ въ состояніи заплатить, не можетъ прійти ему въ эту минуту въ голову. А если такъ, то, значитъ, и предложенное имъ условіе не могло имѣть въ ту минуту реальнаго значенія даже въ его глазахъ и поставлено лишь какъ сценическій мотивъ для будущей развязки. Для оправданія этой сцены можно прибавить еще, что Шекспиръ вообще не стѣснялся выводами въ своихъ произведеніяхъ даже нелѣпыхъ фактовъ, которые онъ умѣлъ смягчать и осмысливать глубочайшей психологической разработкой характера тѣхъ людей, которые были имъ изображаемы.

Слѣдующая сцена рисуетъ Шейлока съ новой стороны. Оказывается, что этотъ безсердечный, сосавшій кровь своихъ должниковъ, ростовщикъ былъ въ то же время любящимъ, нѣжнымъ отцомъ. Такое сопоставленіе, повидимому, совершенно противоположныхъ свойствъ души не представляетъ ничего удивительнаго и встрѣчается въ жизни на каждомъ шагу; но въ данномъ случаѣ эта черта характера Шейлока имѣетъ, сверхъ того, важное значеніе для дальнѣйшаго развитія драмы. Семейныя узы въ еврейскомъ народѣ отличались всегда строгой опредѣленностью отношеній, и Шейлокъ, какъ истый сынъ своего народа, является полнѣйшимъ представителемъ этихъ отношеній. Любящій отецъ, онъ въ то же время строгій исполнитель семейныхъ законовъ. Его молодая дочь не смѣетъ и подумать о томъ, чтобъ преступить завѣты, преподанные ей отцомъ. Что бы ни говорила ей молодая кровь, какъ бы ни хотѣлось ей примкнутъ къ несущемуся мимо ея вихрю веселья и радостей жизни, она, какъ дочь еврея, должна сидѣть взаперти и смотрѣть на это веселье и на эти радости, какъ на запретный плодъ, навѣки для нея недоступный. Мудрено ли, что при такомъ положеніи домъ отца начинаетъ казаться ей, по собственнымъ ея словамъ, адомъ, и что она въ пылу увлеченія молодостью и жаждой жизни хватается за первое средство, чтобъ выйти изъ этого невыносимаго положенія. А возможность выйти представлялась очень легкая именно потому, что она была дочь еврея. Всякая иная дѣвушка, покинувшая стараго отца, подверглась бы осужденію и, можетъ-быть, отвѣтственности; но ей стоило только выразить желаніе сдѣлаться христіанкой для того, чтобъ привлекательный міръ, со всѣми его радостями, принялъ ее съ распростертыми объятіями и защитилъ отъ всякихъ непріятностей, которыя могли бы иначе быть послѣдствіемъ ея поступка. Она дѣйствительно такъ и поступила и при этомъ не только покинула отца, но вдобавокъ еще его обокрала. Это послѣднее обстоятельство бросаетъ на личность Джессики, конечно, очень неблагопріятный свѣтъ; но, какъ увидимъ дальше, Шекспиръ, заставилъ Джессику поступить такимъ образомъ въ ущербъ свѣтлому ея образу лишь затѣмъ, чтобъ рельефнѣе представить Шейлока. Легко себѣ вообразить положеніе, въ какомъ почувствовалъ себя Шейлокъ, узнавъ объ этомъ поступкѣ дочери! Онъ потерялъ не только ее, но и богатство, т.-е. былъ пораженъ въ два самыхъ чувствительныхъ мѣста своей души. Нѣтъ человѣка, который, страдая такъ, какъ страдалъ онъ, не выразилъ бы громко своего отчаянія и горя; но всякій человѣкъ нашелъ бы въ такомъ случаѣ навѣрно и откликъ своему горю въ видѣ сочувствія окружающихъ. Но что же встрѣтилъ Шейлокъ? — однѣ насмѣшки и оскорбленія! Кто бы сталъ сочувствовать не только въ тогдашнее, но даже и въ позднѣйшее время жиду, потерявшему деньги? Равно, кто могъ сказать слово противъ того, что еврейка захотѣла сдѣлаться христіанкой? Одно это обстоятельство оправдывало ее въ общемъ мнѣніи не только какъ неблагодарную дочь, но и какъ воровку. Таковы были вѣкъ и его предразсудки. Но, объясняя такъ дѣло, нельзя забыть и того, что долженъ былъ чувствовать при этомъ самъ Шейлокъ. Ненавистникъ христіанъ по самой натурѣ, онъ естественно долженъ былъ возненавидѣть ихъ еще болѣе, какъ единственныхъ виновниковъ своей бѣды. Отчаянный монологъ, въ которомъ онъ высказываетъ свое ужасное положеніе, такъ ясенъ и силенъ, что не нуждается ни въ какихъ комментаріяхъ. Выливъ свое горе въ этомъ монологѣ, Шейлокъ естественно не хотѣлъ оставить свою обиду неотомщенной; но кому же было мстить? Дочь одна была виновата въ постигшей его бѣдѣ! Горе, говоря библейскимъ языкомъ, выросло изъ его собственныхъ нѣдръ. Но люди, дошедшіе до изступленія, не убѣждаются такими логическими соображеніями, а напротивъ — хватаются за первое средство, чтобъ хоть чѣмъ-нибудь облегчить себя и сорвать на комъ-нибудь свой гнѣвъ. Шейлокъ нашелъ это средство. Потерявъ безвозвратно все, онъ вспомнилъ, что у него еще остался документъ на Антоніо, — документъ, основанный на законѣ и потому незыблемый, какъ скала. Что ему за дѣло, что въ постигшей его бѣдѣ Антоніо ничѣмъ не былъ виноватъ? Для него довольно, что Антоніо христіанинъ и, сверхъ того, мѣшалъ ему когда-то въ его дѣлахъ. А такъ какъ христіане были все-таки косвенно виновны въ его бѣдѣ, хотя бы тѣмъ, что не оказали ему никакого сочувствія, то онъ и рѣшилъ отмстить въ лицѣ Антоніо имъ всѣмъ. Рѣшась поступить такъ, онъ, понятно, уже не слушалъ никакихъ возраженій и уговоровъ.

Онъ былъ правъ не только съ точки зрѣнія законовъ общихъ, но даже и тѣхъ законовъ нравственныхъ, которымъ вѣрилъ и служилъ. Эти законы выучили его правилу: «око за око, зубъ за зубъ», и потому что же удивляться, что въ припадкѣ своей злобы и жажды мститъ онъ прикрылъ свое рѣшеніе даже религіей, давъ клятву святой Субботой достичь своей цѣли во что бы то ни стало. Съ этой минуты Шейлокъ дѣйствительно перестаетъ быть человѣкомъ и становится звѣремъ, и если бъ былъ выведенъ въ драмѣ только такимъ, то ничѣмъ бы не отличался отъ упомянутаго выше Вараввы Марло. Зато, если прослѣдить всѣ тѣ душевныя состоянія, какія онъ пережилъ, то личность его становится намъ ясна до ощутительности. Мы получили всѣ данныя, чтобы судить о немъ, какъ о человѣкѣ, и можемъ сдѣлать свои выводы и заключенія сообразно вкусу и взглядамъ каждаго.

Дальнѣйшая сцена суда подвергалась многимъ разнорѣчивымъ толкованіямъ. Одни критики находили въ ней достойное наказаніе Шейлоку за его чудовищную злость; другіе, напротивъ, видѣли въ карѣ, какой подвергся Шейлокъ, насиліе и хитрость враговъ, поймавшихъ его въ казуистическую ловушку. Ошибочность обоихъ взглядовъ происходитъ и здѣсь вслѣдствіе желанія критиковъ навязать Шекспиру тенденціозныя намѣренія, какихъ онъ не имѣлъ. Развязка драмы проста и естественна сама по себѣ. Если враги Шейлока дѣйствительно употребили всѣ усилія, чтобы его уничтожить, то это они дѣлали во-первыхъ, потому, что были его врагами, а во-вторыхъ, какой же судъ въ мірѣ не употребилъ бы даже казуистическихъ уловокъ, чтобы избѣжать явно нелѣпаго приговора, хотя бы онъ опирался съ внѣшней стороны на законную почву? Что касается второй части приговора, когда дожъ силой заставляетъ Шейлока принять христіанство, грозя въ противномъ случаѣ отнять дарованную милость, то здѣсь, конечно, поступокъ противниковъ Шейлока — вопіющее дѣло противъ правды, но и въ немъ никакъ нельзя видѣть какихъ-либо тенденціозныхъ намѣреній автора защитить ту или другую сторону. Въ рѣшеніи дожа высказался общій, господствовавшій въ то время, взглядъ на еврейскій вопросъ. Обратить еврея въ христіанство считалось похвальнымъ, богоугоднымъ дѣломъ; а какими средствами это было достигнуто — въ расчетъ не принималось. Потому мнѣніе, будто это рѣшеніе дожа — лишній эпизодъ, введенный съ тенденціозной цѣлью, не имѣетъ основанія.

Антоніо является въ драмѣ лицомъ, поставленнымъ возлѣ Шейлока съ цѣлью лучше оттѣнить и выразить его характеръ. Самый ходъ дѣйствія требовалъ, чтобъ въ лицѣ этомъ были изображены свойства, противоположныя тѣмъ, какія выставлены въ Шейлокѣ. Сравнивая оба характера, мы видимъ, что если Шейлокъ скрытенъ и золъ, то Антоніо, напротивъ, открыто прямъ и добръ. Шейлокъ знаетъ только одну страсть къ наживѣ и удовлетворяетъ этой страсти, нимало не думая, добро или зло можетъ изъ того выйти; Антоніо, напротивъ, готовъ сдѣлать добро, гдѣ только можетъ. Если бъ Шекспиръ ограничился въ изображеніи характера Антоніо лишь такими чертами, то хотя этимъ и была бы достигнута цѣль рельефно оттѣнить Шейлока, зато самъ Антоніо превратился бы въ шаблонную личность, служившую лишь для тенденціозной цѣли автора. Но Шекспиръ никогда не поступалъ такимъ образомъ. Всѣ созданныя имъ лица живутъ собственной, самостоятельной жизнью и если вступаютъ въ коллизіи съ прочими лицами, то не потому только, что такъ находилъ нужнымъ авторъ, но потому, что такія коллизіи вытекали, какъ неизбѣжная необходимость изъ фактовъ окружавшей ихъ жизни и изъ ихъ характеровъ. Такъ и въ Антоніо мы видимъ, что, кромѣ тѣхъ идеально-прекрасныхъ качествъ души, о которыхъ упомянуто, были въ немъ и другія — худшія: онъ былъ гордъ и самолюбивъ, — самолюбивъ, можетъ-быть, даже болѣе, чѣмъ это было полезно. Есть люди, добрые въ душѣ и въ то же время снисходительно смотрящіе на дурные поступки другихъ; но есть и такіе, которые при собственныхъ хорошихъ качествахъ склонны презрительно относиться къ чужимъ недостаткамъ. Антоніо принадлежалъ къ этой послѣдней категоріи. Будучи добръ и прямодушенъ самъ, онъ вовсе не снисходительно относился къ людямъ, въ которыхъ не находилъ этихъ качествъ. Видя въ Шейлокѣ злость, скупость и лицемѣріе, онъ ненавидѣлъ его не менѣе, чѣмъ былъ ненавистенъ ему самъ. Что же касается до внѣшняго выраженія этихъ чувствъ, то въ этомъ онъ поступалъ предосудительнѣе самаго Шейлока. Сдержанность и умѣнье владѣть собой всегда были и будутъ самыми лучшими качествами въ порядочныхъ людяхъ, а между тѣмъ Антоніо въ глаза оскорблялъ Шейлока самымъ жестокимъ образомъ, тогда какъ тотъ велъ себя относительно его гораздо сдержаннѣй и учтивѣй. Пусть эти сдержанность и учтивость были лицемѣрны и таили самую предосудительную ненависть; пусть даже Шейлокъ былъ сдержанъ относительно Антоніо изъ боязни, что ему, какъ еврею, не все легко сойдетъ съ рукъ, — все же съ точки зрѣнія общепринятыхъ, внѣшнихъ, житейскихъ обычаевъ нельзя не признать, что Антоніо велъ себя гораздо хуже, чѣмъ Шейлокъ. И это было тѣмъ непростительнѣе, что лично ему Шейлокъ не сдѣлалъ никакого зла. Понятно, что когда Шейлокъ почувствовалъ себя хозяиномъ положенія, то нимало не задумался отмстить своему врагу чѣмъ только могъ. — Строгій къ Шейлоку, Антоніо въ отношеніи къ другимъ лицамъ пьесы является самой симпатичной личностью. Его трогательная, можно сказать-отеческая любовь къ Бассаніо, освѣщая удивительно пріятнымъ, мягкимъ свѣтомъ все прочее веселое содержаніе пьесы, является связующимъ звеномъ съ трагическимъ ея эпизодомъ. Въ оправданіе грубыхъ отношеній Антоніо къ Шейлоку можно прибавить, что, ненавидя его, онъ вовсе не думалъ ему мстить за себя лично, и самъ смягчилъ приговоръ дожа, отказавшись отъ присужденнаго ему имущества противника.

Въ Шейлокѣ и Антоніо сосредоточена и выражена вся серьезная частъ драмы. Остальныя лица соединены съ ними чисто эпизодической внѣшней связью и являются лишь матерьяломъ для той веселой комедіи, на фонѣ которой вытканъ описанный драматическій эпизодъ. Сама до себѣ комедія эта, вопреки мнѣнію Ульрици и одномыслящихъ съ нимъ критиковъ, желавшихъ видѣть и въ ней какой-то глубокій смыслъ, далеко не имѣетъ какого-либо серьезнаго значенія и сводится почти на веселый, граціозный водевиль. Если сравнить ее съ другими комедіями Шекспира, то она окажется далеко имъ уступающей не только по внутреннему значенію, но и по самому содержанію. Конечно, я не хочу этимъ сказать, что Шекспиръ дурно выполнилъ въ этомъ случаѣ то, что задумалъ. Напротивъ, всѣ сцены комедіи необыкновенно граціозны и милы (какъ, напримѣръ, забавный эпизодъ женитьбы Граціано, или прелестная сцена съ кольцами), но дѣло въ томъ, что самый замыселъ легокъ и поверхностенъ, а сверхъ того, онъ совершенно меркнетъ предъ силой прерывающаго его дѣйствіе драматическаго эпизода. Свадьба Бассаніо и Порціи основана на слишкомъ сказочной фабулѣ, да и самая любовь ихъ не мотивирована ничѣмъ. Характеры обоихъ не имѣютъ никакихъ выдающихся чертъ. Въ обоихъ мы видимъ не болѣе, какъ заурядныхъ, очень, правда, милыхъ и симпатичныхъ людей, но изъ поступковъ какъ того, такъ и другой нельзя подмѣтить ни одной изъ тѣхъ, хотя и не серьезныхъ, но все-таки оригинальныхъ, общежитейскихъ чертъ, какія такъ богато разсѣяны въ личностяхъ, напримѣръ, Венедикта и Беатрисы въ «Много шуму изъ пустяковъ», Петруччіо и Катарины въ «Укрощеніи своенравной», Віолы въ «Двѣнадцатой ночи», Розалинды въ «Какъ вамъ угодно», въ Юліи и Протеѣ въ «Двухъ веронцахъ» и вообще во всѣхъ прочихъ шекспировыхъ комедіяхъ. Нѣсколько обособленнѣе и оригинальнѣе являются личности Нериссы и Граціано, но въ послѣднемъ мы видимъ лишь слабое повтореніе характера веселаго гуляки, какого Шекспиръ гораздо рельефнѣе изобразилъ въ другихъ пьесахъ, напримѣръ, въ «Ромео и Джульеттѣ» — въ лицѣ Меркуціо или въ «Мѣрѣ за мѣру» — въ кутилѣ Луціо. Болѣе интереса могла бы представить личность Джессики. Молодая, страстная душа, томящаяся подъ гнетомъ сословныхъ предразсудковъ и жаждущая вырваться на волю во что бы то ни стало, представляла, повидимому, богатый матеріалъ для разработки, но эта сторона характера Джессики намѣчена лишь нѣсколькими чертами въ первой сценѣ ея появленія, а затѣмъ она является уже въ совершенно несимпатичномъ видѣ, когда не только бросаетъ отца, но и похищаетъ его богатство. Можетъ-быть, здѣсь подъ перо Шекспира легла черта, рисующая Джессику, какъ еврейку. Въ законахъ евреевъ есть случаи, когда даже подобное присвоеніе чужого считается извинительнымъ: примѣръ — Рахиль, похитившая золотыхъ идоловъ Лавана. Но примѣненіе даже такого взгляда къ поступку Джессики не подходитъ ни въ какомъ случаѣ. Она хотѣла сдѣлаться христіанкой и потому не могла смотрѣть на свой поступокъ съ ветхозавѣтной точки зрѣнія, а сверхъ того, и самая цѣль ея поступка состояла только въ желаніи повеселиться и хорошо пожить. Въ общемъ ходѣ пьесы поступокъ Джессики, правда, имѣетъ огромное Значеніе тѣмъ, что служитъ главнымъ исходнымъ пунктомъ для дальнѣйшаго развитія характера Шейлока, но все-таки относительно ея самой такая постановка дѣла искажаетъ ея личность. — Личности Мароккскаго и Аррагонскаго принцевъ не имѣютъ никакого значенія, и вообще весь эпизодъ съ ящичками является лишь отголоскомъ тѣхъ легендъ, изъ которыхъ заимствованъ сюжетъ пьесы. Длинныя рѣчи обоихъ принцевъ заключаютъ не мало отдѣльныхъ блестящихъ, замѣчательныхъ мыслей; но въ общемъ драматическомъ ходѣ дѣйствія рѣчи эти не болѣе, какъ декламація, которая могла быть умѣстна только на тогдашнихъ театрахъ, гдѣ отсутствіе внѣшней сценической постановки позволяло давать вставнымъ монологамъ болѣе значенія, чѣмъ на современной сценѣ. Ланселотъ Гоббо и его отецъ — простые клоуны, выведенные для забавы публики. Роль ихъ не связана съ дѣйствіемъ пьесы ничѣмъ.

Послѣдняя сцена недоразумѣнія по поводу колецъ самая милая и граціозная во всей пьесъ, несмотря на ея чисто поверхностный, водевильный характеръ. Нѣкоторые критики находили ее неумѣстной и даже лишней, говоря, что она ослабляетъ поражающее впечатлѣніе предшествующей сцены суда. Вслѣдствіе этого при постановкѣ пьесы на нѣкоторыхъ театрахъ, пятое дѣйствіе иногда даже выпускается совсѣмъ. Такой взглядъ, по моему мнѣнію, совершенно ошибоченъ. Незначительная и, можно сказать, даже пустая сама по себѣ, сцена эта будучи поставлена вслѣдъ за предшествующей, получаетъ именно тонкій психологическій смыслъ. Присматриваясь къ обыденнымъ явленіямъ проносящейся предъ нами жизни, мы часто видимъ случаи, какъ на счастливомъ и веселомъ фонѣ этихъ явленій вдругъ разражается какое-нибудь страшное событіе, грозящее безслѣдно уничтожить это счастье и это веселье. Представимъ себѣ затѣмъ, что гроза эта, напугавъ всѣхъ, миновала счастливо, не сдѣлавъ никакого зла. Какой тонъ и какое на строеніе возникнутъ въ этомъ случаѣ въ обществѣ, счастливо избавившемся отъ опасности? Въ большинствѣ случаевъ при этомъ, независимо отъ возврата прежняго хорошаго настроенія, непремѣнно возникнетъ особый подъемъ духа, побуждающій пошутить, пошалить и посмѣяться болѣе, чѣмъ въ обыкновенное время. Въ этомъ настроеніи невольно выкажется радость по поводу избѣгнутой опасности. Вотъ такой-то смыслъ и имѣетъ эта сцена, если ее разсмотрѣть въ связи съ предыдущими событіями, и потому Шекспиръ, поставивъ эти сцены рядомъ, выказалъ глубокое пониманіе той послѣдовательности нашихъ душевныхъ движеній, въ какой они обнаруживаются въ явленіяхъ дѣйствительной, обыденной жизни.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Дожъ Венеціи.

Принцъ Мароккскій, Принцъ Аррагонскій, искатели руки Порціи.

Антоніо, венеціанскій купецъ.

Бассаніо, его другъ.

Граціано, Соланіо, Саларино, пріятели Антоніо и Бассаніо.

Лорензо, влюбленный въ Джессику,

Шейлокъ, жидъ.

Тубалъ, жидъ, его другъ.

Ланселотъ Гоббо, слуга Шейлока.

Старикъ Гоббо, его отецъ.

Леонардо, слуга Бассаніо.

Порція, богатая наслѣдница.

Нерисса, ея приближенная.

Джессика, дочь Шейлока.

Вельможи Венеціи, судьи, тюремщики, слуги, народъ. Дѣйствіе частью въ Венеціи, частью въ Бельмонтѣ.

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Улица въ Венеціи. (Входятъ Антоніо, Саларино и Соланіо).

Антоніо. Не знаю, право, отчего мнѣ стало

Такъ тяжело? Тоску навелъ собой,

Я вижу, и на васъ, но я не въ силахъ

Самъ объяснить, откуда эта грусть

Взялась, пришла, какая ей причина! —

Я чувствую, что даже отъ нея

Ослабъ умомъ и потерялъ способность

Судить и сознавать себя.

Саларино. Унесся

Мечтой своей ты за море, гдѣ стая

Большихъ твоихъ судовъ, красавцевъ этихъ

Морскихъ равнинъ, презрительно глядитъ,

Точь-въ-точь, какъ наши гордые синьоры,

На маленькія лодки торгашей,

Скользящія съ смиреннымъ видомъ мимо

Ихъ гордыхъ, тканныхъ крыльевъ.

Соланіо. Вѣрно, вѣрно!

Я самъ, когда бъ пришлось мнѣ рисковать

Столь многимъ дорогимъ, унесся бъ тоже

Всей лучшей частью думъ моихъ туда же.

Во слѣдъ моимъ надеждамъ; сталъ бы рвать

Листки травы, пуская ихъ по вѣтру,

Чтобъ знать, откуда дуетъ онъ; глаза бы

Себѣ всѣ проглядѣлъ, ища на картахъ

Маяки, дамбы, пристани. Все то,

Чего, я могъ бояться, безъ сомнѣнья,

Вселяло бъ и въ меня такой же точно

Тяжелый страхъ.

Саларино. Да, и въ меня. — Когда бы

Я дулъ на супъ, то приходила бъ тотчасъ

Мнѣ въ голову пугающая мысль

О тѣхъ бѣдахъ, какія можетъ въ морѣ

Надѣлать бурный вѣтеръ. Видъ одинъ

Часовъ съ пескомъ напоминалъ бы мнѣ

О меляхъ и пескахъ; — воображалъ бы

При этомъ я, что легкій мой корабль

Уже лежитъ разбитый, мачтой книзу ¹)

И бортомъ вверхъ, смиренно преклоняясь

Предъ собственной могилой. Если бъ даже

Стоялъ въ святой я церкви — то и тутъ

При видѣ камня стѣнъ ея навѣрно

Мнѣ чудились бы ребра твердыхъ скалъ,

Которыя однимъ прикосновеньемъ

Разбили бъ мой корабль и потопили

Весь грузъ его; одѣли бъ волны моря;

Въ мои шелка и бархатъ, превративъ

Въ ничто и прахъ, что было за минуту

Моимъ добромъ! — Немудрено прійти

Намъ къ выводу, что если бъ я терзалъ,

Себя такою мыслью, то навѣрно бъ

Печаленъ былъ при этомъ и лицомъ ²).

Что жъ спрашивать, о чемъ теперь груститъ

Антоніо? — обезпокоенъ мыслью

Онъ о дѣлахъ.

Антоніо. Повѣрьте мнѣ, что нѣтъ.

Мое добро, благодареніе Богу,

Не одному я ввѣрилъ кораблю

И не въ одно его отправилъ мѣсто,

А сверхъ того, не все пустилъ въ продажу;

Я въ этотъ годъ, — такъ, плакать о дѣлахъ

Мнѣ нечего.

Саларино. Такъ ты влюбленъ.

Антоніо. Ну, ну!

Саларино. И не влюбленъ? — Ну, если такъ — осталось

Сказать одно: ты. грустенъ и хандришь

Лишь только потому, что. ты не веселъ,

И что была бъ такая же причина

Тебѣ скакать и прыгать, увѣряя

Насъ всѣхъ, что веселъ ты по неимѣнью

Причинъ грустить. — Творитъ подчасъ природа,

Клянусь двуличнымъ Янусомъ ³), такихъ

Забавныхъ чудаковъ, что хохотать

Они готовы точно попугаи,

Заслышавъ звукъ волынки, и, напротивъ,

Встрѣчаются такіе кисляки,

Что ротъ ихъ не откроется улыбкой,

Когда бъ до слезъ расхохотался даже,

Серьезный старецъ Несторъ.

(Входятъ Бассаніо, Лорензо и Граціано).

Соланіо. Вотъ идетъ

Твой родственникъ Бассаніо и съ нимъ

Лорензо съ Граціано. Проведешь ты

Пріятнѣй съ ними время — потому

Я ухожу…

Саларино. Остался бы охотно

Я здѣсь съ тобой въ надеждѣ разогнать,

Твою тоску; но лучшіе друзья

Меня предупредили въ томъ.

Антоніо. Я вашу

Заботу о себѣ цѣню, повѣрьте,

Не менѣе, чѣмъ ихъ; но васъ, я знаю,

Зовутъ дѣла, и потому схватились

За случай вы, чтобъ поскорѣй уйти.

Саларино. Съ пріятнымъ днемъ; синьоры!

Бассаніо. Смѣху, смѣху,

Синьоры! Больше смѣху! Вы совсѣмъ

Отстали отъ друзей. Когда жъ пойдетъ

У насъ по-прежнему?

Саларино. Къ услугамъ вашимъ

Готовы быть мы нынче, какъ всегда.

(Уходятъ Саларино и Соланіо).

Лорензо. Коль скоро ты, Бассаніо, сошёлся;

Съ Антоніо, то можемъ мы оставить

Васъ здѣсь вдвоемъ. Не позабудьте только…

Сыскать насъ предъ обѣдомъ.

Бассаніо. Не забуду.

Граціано. Не нравишься, Антоніо, ты мнѣ!

Занялся ты житейскими дѣлами

Ужъ черезчуръ; а вѣдь о нихъ заботясь

И день и ночь — за жизнь мы платимъ слишкомъ:

Большой цѣной. Ты нынче даже съ виду

Совсѣмъ другой.

Антоніо. Считаю жизнь я тѣмъ,

Что есть она: подмостками, гдѣ каждый

Играетъ роль, а мнѣ изображать

Пришлось тоску.

Граціано. Такъ въ жизни пусть играю

Я роль шута! Пусть мѣсто для морщинъ

На лбу моемъ намѣтить смѣхъ веселья!

Пусть грѣетъ желчь мнѣ лучше паръ вина,

Чѣмъ вздохъ тоски мертвитъ морозомъ сердце.

Съ огнемъ въ крови не должно походить

На памятникъ своихъ умершихъ дѣдовъ!

Не спать ночей! — да этакъ вѣдь легко

Вогнать себя въ желтуху! Стать брюзгой!

Ты выслушай — я говорю все это,

Любя тебя: есть люди, чье лицо

Похоже на стоячее болото.

Они молчатъ нарочно, чтобъ прослыть

За мудрецовъ; — ихъ важный взглядъ какъ будто

Всѣмъ говоритъ: "смотрите — я оракулъ!

"Не смѣй собака лаять, если вздумалъ

«Открыть я ротъ!» — О, милый другъ, знавалъ

Не мало я людей, прослывшихъ точно

За умниковъ лишь потому, что ротъ

Держали подъ замкомъ они, а если бъ

Задумали открыть его, то въ грѣхъ

Ввели своихъ бы близкихъ всѣхъ, принудя

Ихъ поднести имъ званье дураковъ!

Поговоримъ съ тобой объ этомъ, впрочемъ,

Въ другой мы разъ. — Не вздумай, ради Бога,

Ловить лишь ты своей серьезной миной

Привѣтъ толпы, какъ пискаря крючкомъ!

Прощай! Идемъ Лорензо; доскажу

Я рѣчь свою сегодня за обѣдомъ.

Лорензо. Пусть будетъ такъ: отсрочка принята.

Молчащимъ мудрецомъ при этомъ буду,

Конечно, я: — не дашь ты мнѣ навѣрно

Открыть и рта.

Граціано. Еще бы! Поживи

Со мною годъ иль два — забудешь, есть ли

Языкъ во рту.

Антоніо. Прощай! Тебя послушавъ,

Пожалуй, станешь точно болтуномъ.

Граціано. И въ добрый часъ! Повѣрь мнѣ, что молчанье

Умѣстно лишь въ копченомъ языкѣ.

Да въ скромницѣ, боящейся споткнуться.

(Уходятъ Граціано и Лорензо).

Антоніо. Ну есть ли какой-нибудь смыслъ въ его болтовнѣ⁴)?

Бассаніо. Такого второго болтуна не найдешь въ цѣлой Венеціи. Дѣльное въ его рѣчахъ — два пшеничныхъ зерна въ мѣшкѣ отрубей. Будешь искать — проищешь цѣлый день, да и когда найдешь, то увидишь, что игра не стоила свѣчъ.

Антоніо. Пожалуй, такъ. — Ну, а теперь скажи,

Кто та таинственная незнакомка,

Къ которой ты спѣшишь на поклоненье?

Ты слово далъ открыться мнѣ во всемъ.

Бассаніо. Узнаешь все. — Конечно, слышалъ ты,

Что я свое разстроилъ состоянье,

Живя сверхъ средствъ, какія я имѣлъ.

Не думай, впрочемъ, что хочу я плакать

О прошлыхъ дняхъ веселаго житья.

Нѣтъ! Мучусь я одной лишь только мыслью,

Какъ расплатиться съ массой тѣхъ долговъ,

Какіе я надѣлалъ. — Ты ссужалъ

Меня щедрѣе всѣхъ; ссужалъ не только

Своимъ добромъ, но болѣе того: —

Сочувствіемъ! — Такъ не дивись же, если

Къ нему теперь хочу я обратиться

За помощью! Открыть тебѣ хочу я

Всю истину, чтобъ выпутать себя

Изъ этой тяжкой сѣти.

Антоніо. Говори,

И вѣрь, что если замыслы, какіе

Затѣялъ ты, честны, какъ честенъ былъ

Всегда ты самъ, — то все, что я имѣю,

Со мной самимъ въ придачу, предложу

Сейчасъ къ твоимъ услугамъ я.

Бассаніо. Вотъ видишь:

Нерѣдко въ играхъ дѣтства мнѣ случалось

Терять стрѣлу, пустивъ ее изъ лука.

Что жъ дѣлалъ я тогда? — пускалъ ей тотчасъ

Другую вслѣдъ, но ужъ смотрѣлъ при этомъ

Внимательно, куда она летитъ.

Такимъ путемъ случалось, что, рискнувъ

Второй стрѣлой, я находилъ ихъ обѣ.

Примѣръ ребячій этотъ также простъ,

Какъ то, что мной задумано. Тѣ деньги,

Какими ты ссудилъ меня, рискуютъ

Пропасть, какъ всякій долгъ, попавшій въ руки

Безпутнаго гуляки; но когда бы

Рискнулъ пустить за первой ты стрѣлой

Другую вслѣдъ, а я при этомъ сталъ бы

Слѣдить, куда летитъ она, то этимъ

Надѣюсь, средствомъ я сыскалъ бы также

И первую стрѣлу и ужъ во всякомъ,

Несчастномъ даже, случаѣ успѣлъ бы

Отдать тебѣ второй мой долгъ, оставшись

За первый благодарнымъ должникомъ.

Антоніо. Къ чему, скажи, теряешь время ты

На эти околичности? ⁶). Меня

Ты знаешь хорошо и знаешь также,

Что если усумнишься ты въ моей:

Готовности помочь тебѣ, то этимъ

Сильнѣй меня обидишь, чѣмъ растратой

Всего, что я имѣю. — Говори же,

Что долженъ дѣлать я и чѣмъ могу

Тебѣ помочь?

Бассіано. Такъ слушай: — есть въ Бельмонтѣ

Богатая синьора. Красота

Ея невыразима! Что жъ до качествъ

Ума и сердца, то они, пожалуй,

Еще прелестнѣй самой красоты.

Она не разъ ко мнѣ ужъ обращала

Свой чудный взглядъ, хотя еще безъ словъ.

Она зовется Порціей и стоитъ

Ничѣмъ не меньше дочери Катона,

Супруги Брута — Порціи. Молва

Давно ужъ разгласить успѣла слухи

О ней вездѣ, и вѣтеръ къ ней приноситъ

Рой жениховъ со всѣхъ концовъ земли.

Бельмонтъ, скажу сравненьемъ, сталъ Колхидой

А волосы, обвившіе роскошно

Ея чело — тѣмъ золотымъ руномъ,

Къ которому спѣшитъ неудержимо

Язоновъ цѣлый рой. — О, дорогой мой

И добрый другъ, когда бъ имѣлъ я только

Довольно средствъ, чтобъ заявить себя

Въ числѣ ея искателей, то сердце

Мнѣ шепчетъ, безъ обмана, что успѣхъ

Достался бъ мнѣ, и счастье увѣнчало

Мои труды!

Антоніо. Ты знаешь, что добро

Мое теперь все на морѣ, въ рукахъ же

Ни денегъ нѣтъ ни средствъ, какими могъ бы

Я ихъ добыть, а потому попробуй

Достать ихъ на кредитъ, которымъ я

Богатъ еще въ Венеціи. Поставить

Готовъ я все ребромъ, лишь удалось бы

Мнѣ снарядить какъ слѣдуетъ тебя

Въ Бельмонтъ къ прелестной Порціи. — Такъ къ дѣлу!

Не трать минутъ — ищи и хлопочи.

Займусь я тѣмъ же самымъ, и ужъ если

Есть деньги гдѣ-нибудь, то, какъ бы ихъ

Я ни досталъ — довѣрьемъ или дружбой —

Онѣ тебѣ сослужатъ вѣрной службой. (Уходятъ).

СЦЕНА 2-я.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи. (Входятъ Порція и Нерисса).

Порція. Ты не повѣришь, Нерисса, до чего большой свѣтъ надоѣлъ моей маленькой особѣ.

Нерисса. Вы могли бы такъ говорить, синьора, если бъ судьба послала вамъ столько же заботъ, сколько дала радостей. А то, послушавъ васъ, можно подумать, будто отъ излишка люди хвораютъ такъ же, какъ отъ голода. Вѣрно, правду говорятъ, что кто малымъ доволенъ — тотъ больше доволенъ, и что богатство скорѣе, чѣмъ скромность, вгонитъ въ сѣдину.

Порція. Сказано вѣрно и хорошо.

Нерисса. А еще было бы лучше, если бъ вы по сказанному поступали.

Порція. Да! Если бъ хорошо поступать было такъ же легко, какъ выдумывать для того средства. Но вѣдь тогда часовни сдѣлались бы церквами, а лачуги — царскими палатами. Счастливъ проповѣдникъ, у котораго слово и дѣло одно и то же; а вотъ я такъ скорѣе научу двадцать женщинъ, что имъ должно дѣлать, чѣмъ буду одной изъ двадцати, которая сумѣетъ устроить свою жизнь сама. Умъ можетъ сколько угодно выдумывать законы для горячей крови, да только жаль, что она-то очень любитъ черезъ нихъ перепрыгивать. Молодость — заяцъ, котораго калѣка здравый смыслъ не сдержитъ загородкой. Но зачѣмъ, впрочемъ, я это говорю? Вѣдь такія разсужденія, какъ они ни хороши, добыть мужа мнѣ не помогутъ. Я не могу выбрать кого хочу, точно такъ же, какъ не могу отказать тому, кто мнѣ не понравится. Воля умершаго отца сковала живую дочь. Не жестоко ли было, Нерисса, сдѣлать завѣщаніе, но которому я дѣйствительно не могу ни выбирать ни отказывать?

Нерисса. Отецъ вашъ былъ добродѣтеленъ до святости, а святымъ людямъ, говорятъ, передъ смертью посылается вдохновеніе свыше. Потому выдуманная имъ лотерея, по которой вы достанетесь тому, кто выберетъ одинъ изъ трехъ ящичковъ — золотой, серебряный или свинцовый — навѣрно, кончится тѣмъ, что выбравшій васъ будетъ удостоенъ и вашимъ собственнымъ выборомъ. — Но скажите, какого вы мнѣнія о тѣхъ искателяхъ, которые уже явились?

Порція. Называй ихъ по именамъ, а я буду ихъ описывать. Изъ этого ты заключишь о моемъ къ нимъ расположеніи.

Нерисса. Во-первыхъ, неаполитанскій принцъ.

Порція. Конюхъ ⁶)! Толкуетъ только о лошадяхъ и серьезно хвастаетъ тѣмъ, что умѣетъ ихъ ковать самъ. Я очень склонна думать, что мать его вела, нечистую игру съ кузнецомъ.

Нерисса. Затѣмъ — графъ Палатинъ.

Порція. Этотъ все хмурится, точно хочетъ сказать: «не желаете меня, такъ и не надо!» Его не заставишь улыбнуться никакой шуткой. Такой невѣжливый кислякъ въ молодости навѣрно превратится подъ старость въ плачущаго философа. Я соглашусь лучше, чтобъ мужемъ моимъ былъ мертвый черепъ съ костью во рту, чѣмъ выйти за котораго-нибудь изъ этихъ двухъ. Оборони Богъ меня отъ обоихъ.

Нерисса. А что скажете вы о французскомъ дворянинѣ Ле-бонъ?

Порція. Этого можно назвать человѣкомъ только въ случаѣ, если такъ прикажетъ создавшій его Господь ⁷). Я знаю, что смѣяться грѣшно, но онъ!.. Лошадь его не хуже, чѣмъ у неаполитанца, а привычка морщить физіономію та же, что у графа Палатина. Онъ соединяетъ въ себѣ свойства многихъ людей, а только жаль, что не человѣкъ самъ. Услышитъ дрозда — начнетъ прыгать, а увидить свою тѣнь — полѣзетъ на драку и съ ней. Выйдя за него — выйдешь за двадцать мужей. Я пропущу мимо ушей всякую отъ него обиду, потому что какъ бы онъ меня ни любилъ — взаимнаго отъ меня отвѣта не получитъ.

Нерисса. Какого мнѣнія вы о молодомъ англійскомъ баронѣ Фоконбриджѣ?

Порція. Съ нимъ я не говорю, потому что мы не можемъ другъ друга понять. Онъ не смыслитъ ни по-французски, ни по-итальянски, ни по-латынѣ. А я — ты можешь поклясться въ этомъ передъ судомъ — не понимаю ни слова по-англійски. Собой онъ дѣйствительно хорошъ, какъ картина, но, увы, кто же станетъ разговаривать съ нѣмой тѣнью? А сверхъ того, онъ уморительно одѣвался. Можно подумать, что камзолъ его купленъ въ Италіи, штаны во Франціи, шляпа въ Германіи, а манеры во всѣхъ странахъ.

Нерисса. Что думаете вы о молодомъ шотландскомъ лордѣ, его сосѣдѣ?

Порція. Что онъ, какъ добрый сосѣдъ, очень къ нему благосклоненъ: получилъ отъ него пощечину и поклялся возвратить ее при первой возможности. Французъ за него въ этомъ поручился даже, кажется, съ распиской.

Нерисса. А молодой нѣмецъ, племянникъ Саксонскаго герцога?

Порція. Очень гадокъ утромъ, когда трезвъ, и еще хуже къ полудню, когда напьется. Онъ въ лучшемъ состояніи хуже человѣка, а въ худшемъ немного лучше животнаго. Отъ него я надѣюсь отдѣлаться даже въ самомъ крайнемъ случаѣ.

Нерисса. Но вѣдь если онъ заявится въ числѣ искателей и выберетъ ящикъ съ портретомъ, то вы, отказавшись за него выйти, не исполните воли отца.

Порція. Для того, чтобъ этого не случилось, я попрошу тебя поставить на другой ящикъ бутылку вина. Онъ навѣрно поддастся такому искушенію и выберетъ его, хотя бы тому воспротивился самъ дьяволъ. Я, правда, готовлюсь ко всему худшему, но во всякомъ случаѣ не выйду за губку.

Нерисса. Всѣхъ тѣхъ, кого я назвала, вамъ бояться нечего. Они уже сообщили мнѣ о своемъ намѣреніи вернуться во-свояси и не безпокоить васъ своимъ сватовствомъ, если нѣтъ на это иного средства, кромѣ указаннаго вашимъ родителемъ — помощью ящиковъ.

Порція. Вѣрно, мнѣ придется прожить дѣвственной Діаной до сивиллиныхъ лѣтъ, потому что выйти замужъ я могу только такъ, какъ завѣщалъ мнѣ отецъ. Я рада, что эта партія жениховъ оказалась настолько благоразумной. Изъ нихъ нѣтъ ни одного, кому я не пожелала бы отъ всего сердца счастливаго пути.

Нерисса. А не помните ли вы, синьора, одного молодого венеціанца, который былъ вмѣстѣ и ученый и воинъ? Онъ пріѣзжалъ сюда еще при вашемъ отцѣ въ свитѣ монфератскаго маркиза.

Порція. О, да, о, да! Его, помнится, звали Бассаніо.

Нерисса. Именно такъ. Не знаю, что скажете вы, а, на мой глупый взглядъ, онъ показался мнѣ достойнымъ самой лучшей невѣсты.

Порція. Я хорошо помню какъ его, такъ равно и то, что онъ вполнѣ стоитъ твоей похвалы. (Входитъ слуга). Что новаго?

Слуга. Четверо пріѣхавшихъ иностранцевъ желаютъ васъ видѣть для того, чтобъ съ вами проститься. Сверхъ того, прискакалъ передовой Мароккскаго принца съ извѣстіемъ, что его повелитель будетъ сюда къ ночи.

Порція. Жалѣю, что не могу привѣтствовать его съ такимъ же удовольствіемъ, съ какимъ провожаю прочихъ. Будь онъ святъ въ душѣ такъ же, какъ похожа на чорта лицомъ ⁸) — я пожелала бъ охотнѣе имѣть его моимъ духовникомъ, чѣмъ мужемъ. Идемъ Нерисса. Вѣдь вотъ напасть: едва успѣемъ захлопнуть дверь за однимъ воздыхателемъ, какъ уже въ ворота стучится другой. (Уходятъ).

СЦЕНА 3-я.

Венеція. Передъ домомъ Шейлока. (Входятъ Бассаніо и Шейлокъ).

Шейлокъ. Три тысячи червонцевъ? — Дальше ⁹).

Бассаніо. На три мѣсяца срокомъ.

Шейлокъ. На три мѣсяца? — Дальше.

Бассаніо. Антоніо, какъ я уже сказалъ, будетъ поручителемъ.

Шейлокъ. Антоніо будетъ поручителемъ. — Дальше.

Бассаніо. Что жъ дальше? Отвѣчай, согласенъ ли ты оказать мнѣ эту услугу?

Шейлокъ. Три тысячи червонцевъ на три мѣсяца и съ поручительствомъ Антоніо?

Бассаніо. Ну, да! Какой же будетъ твой отвѣтъ?

Шейлокъ. Антоніо достойный человѣкъ ¹⁰).

Бассаніо. Надѣюсь, у тебя нѣтъ причинъ считать его дурнымъ?

Шейлокъ. Что?.. Нѣтъ, нѣтъ! Вы не такъ поняли. Назвавъ его достойнымъ, я подразумѣвалъ только, что онъ достоинъ довѣрія, то-есть достаточенъ и можетъ заплатить. Одинъ изъ его кораблей отправленъ въ Триполи, другой въ Индію. Третій, какъ мнѣ сказали на Ріальто, плыветъ въ Мексику, а четвертый — въ Англію. Сверхъ того, онъ ведетъ и другія дѣла. Но вѣдь корабли — доски! Матросы — люди! Есть крысы на землѣ — есть и на водѣ. Разбойники въ лѣсахъ — пираты на морѣ. А кромѣ того, кораблямъ грозятъ вѣтры, волны, скалы. Но, во всякомъ, случаѣ, Антоніо человѣкъ достаточный, и я думаю, что его поручительство въ три тысячи червонцевъ, принять можно.

Бассаніо. Будь увѣренъ, что можно.

Шейлокъ. Буду, когда увѣрюсь; а чтобъ увѣриться, надо подумать. — Могу ли я переговорить съ Антоніо самъ?

Бассаніо. Предлагаю тебѣ для этого съ нами отобѣдать.

Шейлокъ. Да! — чтобъ нанюхаться свинины! Наѣсться того добра, въ которое вашъ назаретскій пророкъ загналъ дьявола! — Я согласенъ торговать съ вами, гулять и разговаривать, но ѣсть, пить и молиться съ вами я не буду. — Что новаго на Ріальто? — Кто идетъ сюда?

Бассаніо. Это самъ Антоніо. (Входитъ Антоніо),

Шейлокъ (въ сторону). Какимъ надутымъ мытаремъ глядитъ

И ходитъ онъ! Его я ненавижу

За то, что христіанинъ онъ, а больше

Еще за то, что въ глупой простотѣ

Даетъ онъ въ долгъ безъ роста! Подрываетъ

Въ Венеціи еврейскій нашъ барышъ.

О, если бы попался какъ-нибудь

Онъ въ руки мнѣ!.. Потѣшилъ бы до-сыта

Надъ нимъ я злость и ненависть мою!

Онъ нашъ народъ позоритъ и ругаетъ!

Меня жъ язвитъ насмѣшками при всѣхъ,

Въ средѣ купцовъ, за честно нажитое

Мое добро! Зоветъ мои дѣла

Лихвой и ростомъ!.. Проклятъ будь мой родъ,

Когда ему я не отмщу за это!

Бассаніо. Ну, что жъ, Шейлокъ?

Шейлокъ. Считалъ я про себя*

Какой располагаю въ этотъ часъ

Наличностью, и по расчету вижу,

Что полностью, пожалуй, я трехъ тысячъ

Червонцевъ не найду. — Но это вздоръ!

Поможетъ мнѣ богатый одноземецъ,

Еврей Тубалъ. — Рѣшить однако надо,

Какъ слѣдуетъ, вопросъ. — Сказали вы,

Что срокъ трехмѣсячный? (Обращаясь къ Антоніо)

Всѣхъ благъ, синьоръ,

Желаю вамъ! О васъ-то и вели

Мы тотчасъ рѣчь.

Антоніо. Конечно, знаешь ты,

Что денегъ въ долгъ я не даю для роста

И не беру; но исключенье сдѣлать

Рѣшился въ этотъ разъ, чтобъ пособить

Въ нуждѣ нежданной другу. (Бассаніо) Сумму ты

Сказалъ?

Шейлокъ. Да, да, — три тысячи червонцевъ-

Антоніо. Срокъ на три мѣсяца.

Шейлокъ. Сказалъ онъ три?

Такъ, кажется?.. Запамятовалъ я…

И вы порукой долга. — Что жъ! Посмотримъ! —

Не знаю я лишь, какъ тутъ быть: — займовъ

Съ процентами вѣдь вы не признаете.

Антоніо. Не признаю.

Шейлокъ. Когда отецъ Іаковъ

Но волѣ мудрой матери взялся

Пасти стада Лавана… Третьимъ былъ

Онъ нашимъ патріархомъ… третьимъ, третьимъ…

Антоніо. Что жъ было дальше? Бралъ проценты, кто ли,

Съ Лавана онъ?

Шейлокъ. Нѣтъ, нѣтъ! — процентовъ онъ

Съ него не бралъ! Но знаете ли, что

Онъ выдумалъ? — Условясь, что ему

Достанется въ награду за труды

Приплодъ овецъ, рожденныхъ съ пестрой шерстью,

Онъ выждалъ срокъ, когда подъ осень стали

Самцы случаться съ матками, и тутъ-то

Хитро придумалъ онъ предъ ними ставить

Рядъ колышковъ, съ которыхъ полосами

Сдиралъ кору. — Конецъ былъ тотъ, что овцы

Съ тѣхъ поръ метали пестрыхъ лишь ягнятъ.

Придумалъ средство онъ нажить богатство

И былъ за то благословленъ судьбой!

Пошлетъ она свое благословенье

И всякому, кто наживаетъ прибыль

Не воровствомъ.

Антоніо. Тутъ былъ счастливый случай —

Не болѣе. Іаковъ твой не могъ

Самъ сдѣлать что-нибудь своею волей.

Рука небесъ свершила все. Но что жъ?

Ужъ не въ защиту ль роста разсказалъ

Ты это намъ? Иль золото твое

И серебро — ягнята и бараны?

Шейлокъ. Какъ вамъ сказать! Не знаю; — только множитъ

Умѣю ихъ не хуже я. — Скажу

Я вамъ, синьоръ —

Антоніо. Бассаніо, замѣть

Какъ обращать слова Писанья даже

Умѣетъ дьяволъ въ пользу для себя.

Не схожа ли безчестная душа,

Прикрытая притворнымъ благочестьемъ,

Съ улыбкою злодѣя, иль съ плодомъ,

Источеннымъ червями до средины?

Шейлокъ. Три тысячи червонцевъ! — кушъ изрядный

Что жъ взятъ за нихъ въ три мѣсяца? — сочтемъ!

Антоніо. Отвѣть сперва, даешь ты ихъ иль нѣтъ?

Шейлокъ. Синьоръ Антоніо, не разъ случалось

Вамъ на Ріальто поносить меня

За то, что бралъ проценты я по ссудамъ!

Я пожималъ плечами лишь въ отвѣтъ

На вашу брань, сносилъ все терпѣливо.

Терпѣть вѣдь послано въ удѣлъ судьбой

Евреямъ всѣмъ! — Меня вы называли

Невѣрнымъ, псомъ, плевали на мою

Одежду вы — и все за то, что честно

Работалъ я надъ собственнымъ добромъ!

Но что жъ теперь? Нужна моя вамъ помощь —

Бѣжите вы ко мнѣ, кричите: «денегъ

Давай, Шейлокъ!» — вы, чьи плевки въ мою

Летѣли прежде бороду! Толкали

Меня ногой, бывало, вы, какъ пса,

Съ порога дома вашего! А нынче

Пришла нужда вамъ въ деньгахъ! — Что жъ отвѣтить

Я долженъ вамъ? Не въ правѣ ль возразить я:

Гдѣ жъ деньги у собакъ? Откуда песъ

Достанетъ вамъ три тысячи червонцевъ?

Иль, можетъ-быть, согнуться долженъ низко

Предъ вами я и съ рабскою ужимкой,

Едва дыша, смиренно прошептать:

"Синьоръ достойный, помню, какъ въ меня

"Вы плюнули на-дняхъ, какъ обозвали

"Презрѣннымъ псомъ! — такъ какъ же мнѣ не дать

"За ласку вамъ взаймы такъ много денегъ!

Антоніо. Толкать тебя, плевать въ тебя и звать,

Какъ прежде, псомъ я буду и сегодня;

И если жду я денегъ отъ тебя,

То ужъ никакъ не съ мыслью, что даешь ты,

Какъ другу, ихъ. Искать не станетъ дружба,

Чтобъ прибыль далъ бездушный ей металлъ.

Дай денегъ мнѣ, какъ кровному врагу,

Съ предвзятымъ раньше умысломъ, что этимъ

Меня толкнешь въ погибель ты вѣрнѣй,

Когда тебѣ не заплачу я къ сроку.

Шейлокъ. Ну, вотъ, ну, вотъ и разсердились вы!

А я хотѣлъ вѣдь именно ссудить,

Какъ друга, васъ! Хотѣлъ забыть любовно

И ссоры наши всѣ и стыдъ, который

Отъ васъ терпѣлъ бывало. Думалъ вамъ

Помочь въ бѣдѣ, не требуя ни выгодъ

Ни прибыли! — а вы вотъ не хотите

И выслушать! — Не честно развѣ то,

Что я сказалъ?

Антоніо. Да, если только честно

Предложено ¹¹).

Шейлокъ. Я докажу, что такъ.

Пойдемте въ судъ и подпишите тамъ

Мнѣ ваше обязательство. Для шутки жъ

(Понятно лишь для шутки), заключимъ

Условье мы, что если въ день и часъ,

Назначенный къ расплатѣ, мнѣ не будетъ

Возвращено взятое вами въ долгъ,

То въ правѣ я вамъ вырѣзать фунтъ мяса,

Гдѣ захочу.

Антоніо. Согласенъ, подпишу!

И восхвалю жидовскую сердечность.

Бассаніо. Нѣтъ, нѣтъ, я не согласенъ; пусть ужъ лучше

Останусь я въ нуждѣ, чѣмъ допущу

Подобное условье.

Антоніо. О, не бойся!

Я знаю хорошо, что обезпеченъ

Получкой втрое большаго за мѣсяцъ

До сказаннаго срока, такъ страшиться

Мнѣ нечего.

Шейлокъ. О, отче Авраамъ!

Вотъ каковы всѣ эти христіане!

Жестоки сердцемъ сами — такъ хотятъ

Считать другихъ такими жъ! — Ну, скажите

По совѣсти: что выиграю я,

Потребовавъ, чтобъ заплатили вы

Мнѣ этотъ долгъ при случаѣ просрочки?

Фунтъ мяса вашего! — да вѣдь оно

Не стоитъ даже денегъ, за какія

Могу купить на рынкѣ я фунтъ мяса,

Говядины, барана иль овцы!..

Хочу, добро вамъ сдѣлать я изъ дружбы, —

Согласны — хорошо, а нѣтъ, такъ что же

И говорить? Но для чего жъ меня-то

Вамъ оскорблять за доброе желанье?

Антоніо. Я подпишу.

Шейлокъ. Пойдемте жъ въ судъ. Пускай

Напишутъ тамъ контрактъ забавный этотъ;

А я межъ тѣмъ доставлю вамъ червонцы,

Да кстати посмотрю, спокойно ль все

Въ моемъ дому… Оставилъ все добро

Я на рукахъ наемнаго мерзавца.

Я тотчасъ возвращусь. (Уходитъ Шейлокъ).

Антоніо. Того гляди,

Нашъ жидъ принять захочетъ христіанство.

Растаялъ что-то сердцемъ ужъ чрезчуръ

Сегодня онъ.

Бассаніо. Что до меня — не вѣрю

Я выдумкамъ мошенника ни въ чемъ.

Антоніо. Э, полно, что бояться? Срокъ возврата

Моихъ судовъ вѣдь раньше дня расплаты. (Уходятъ).

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи. (Входятъ Мароккскій принцъ со свитой, Порція, Нерисса и дамы).

Принцъ. Не презирай лицо мое за цвѣтъ!

Ливрея онъ полуденнаго солнца,

Горячаго сосѣда той страны,

Гдѣ я рожденъ!.. Вели встать предо мною

Первѣйшему красавцу тѣхъ холодныхъ

Странъ сѣвера, гдѣ солнца жаръ убогій

Не можетъ растопить сосулекъ льда,

И пусть себя передъ тобою оба

До крови ранимъ мы — сама увидишь,

Чья кровь краснѣй — его или моя! —

Мое лицо, могу сказать, вселяло

Страхъ во враговъ, но въ то же время былъ

Сердечно дорогъ я прекраснымъ дѣвамъ

Моей горячей родины! Мой цвѣтъ

Имъ нравился, и если бъ согласился

Теперь я измѣнить его, то только

Въ надеждѣ тѣмъ понравиться тебѣ!

Порція. Не въ правѣ руководствоваться я,

Достойный принцъ, однимъ лишь указаньемъ

Моихъ дѣвичьихъ глазъ въ рѣшеньи, кто

Мой суженый! Случайный жребій долженъ

Рѣшить, кому достанусь я!.. Сковалъ

Мою онъ волю этимъ. Но повѣрьте,

Когда бъ отецъ не ограничилъ волю

Мою своей, рѣшивши такъ, что долженъ

Моимъ быть мужемъ тотъ, кому достанусь

Я средствомъ, вамъ ужъ сказаннымъ, — то были бъ

Навѣрно вы не менѣе пріятны

Моимъ глазамъ, чѣмъ вся толпа другихъ

Искателей, которыхъ мнѣ пришлось s

Увидѣть прежде васъ.

Принцъ. Благодарю

Хоть и за то!.. Веди меня теперь

Къ моей судьбѣ. Клянусь мечомъ, которымъ

Убитъ мной Софи и персидскій принцъ,

Три раза взявшій верхъ надъ Солиманомъ ¹²),

Что за тебя заставилъ я бъ склониться

Грознѣйшій взоръ! Навелъ бы страхъ на сердце,

Какого нѣтъ отважнѣй на землѣ!

Руками бъ оторвалъ щенковъ медвѣдя,

Сосущихъ мать! Съ насмѣшкою бы встрѣтилъ

Въ пустынѣ льва, лишь только бъ получить

Тебя за то въ награду! Но, увы,

Вѣдь если бъ даже Геркулесъ затѣялъ

Рѣшить вопросъ игральными костями

Съ Лихасомъ ¹³), кто изъ нихъ двоихъ сильнѣй —

То проиграть легко бы могъ при этомъ

И Геркулесъ!.. Слабѣйшая рука,

Нежданно бросивъ кость изъ кубка съ большимъ;

Числомъ очковъ — Алкида подчинила бъ

Его слугѣ!.. Такъ точно я, ввѣряясь

Игрѣ слѣпого случая, могу

Утратитъ то, что менѣе достойный

Возьметъ себѣ по праву — мнѣ жъ при этомъ

Останется лишь съ горя умереть.

Порція. Что жъ дѣлать! Подчиниться вы должны

Условію!.. Хотите выбирать —

То дайте клятву въ томъ, что если счастье

Измѣнитъ вамъ — откажетесь навѣки

Отъ мысли вы о бракѣ; — потому

Подумайте!

Принцъ. Согласенъ я на все.

Веди меня къ бѣдѣ моей иль счастью.

Порція. Нѣтъ, прежде въ храмъ ¹⁴)! А послѣ, отобѣдавъ,

Вы сдѣлаете выборъ.

Принцъ. Пусть тогда

Окажетъ мнѣ судьба свое участье

Въ моемъ пути къ отчаянью иль счастью! (Уходятъ).

СЦЕНА 2-я.

Улица въ Венеціи. (Входитъ Ланселотъ Гоббо ¹⁵).

Ланселотъ. Неужели совѣсть такъ-таки помѣшаетъ мнѣ убѣжать отъ моего хозяина-жида? Съ одной стороны, толкаетъ меня подъ руку бѣсъ и шепчетъ: «Гоббо! Ланселотъ Гоббо! Честный Ланселотъ Гоббо! Будь уменъ и не зѣвай! Пользуйся ногами и бѣги»; — а съ другой стороны — кричитъ въ ухо совѣсть: «Нѣтъ, честный Ланселотъ, нѣтъ! Не надо бѣжать! Останься! Пренебреги зудомъ твоихъ пятокъ»… Бѣсъ говоритъ: «Смѣлѣй! Бѣги не разсуждая!», а совѣсть, повиснувъ на шеѣ, несетъ свое: «Ты честенъ, Ланселотъ! Ты сынъ честнаго человѣка», — то-есть, вѣрнѣй говоря, сынъ честной матери, — потому что за моимъ отцомъ водились кой-какіе грѣшки и кой-какіе вкусы… Словомъ, совѣсть велитъ стоять, а бѣсъ велитъ двигаться. Какъ тутъ быть? Разумно и хорошо совѣтуютъ оба… Послушать совѣсть — придется остаться у жида, моего хозяина, который, прости мнѣ Боже, самъ похожъ на бѣса; а послушать, что совѣтуетъ бѣсъ — надо бросить жида… Но вѣдь если жидъ все одно, что дьяволъ, то, значитъ, совѣсть, совѣтуя мнѣ остаться, толкаетъ меня прямо бѣсу въ лапы!.. Что жъ хорошаго въ такой совѣсти?.. Нѣтъ, вижу, что совѣтъ бѣса лучше, — потому послушаюсь его и убѣгу.

(Входитъ старый Гоббо съ корзиной).

Гоббо. Скажите, прошу васъ, молодой человѣкъ, какъ тутъ пройти къ дому жида?

Ланселотъ. О, Господи, да это мой отецъ! Онъ со слѣпыхъ глазъ меня, пожалуй, не узнаетъ. Надо съ нимъ шутку сшутить ¹⁶).

Гоббо. Прошу васъ, молодой человѣкъ, скажите, какъ могу я найти домъ жида?

Ланселотъ. А вотъ какъ пойдешь прямо, такъ сверни при первомъ поворотѣ направо, а на томъ, который еще ближе — налѣво; на самомъ же ближнемъ не сворачивай ни туда ни сюда: — тутъ прямо мимо дома жида и уткнешься ¹⁷).

Гоббо. Трудненько, значитъ, будетъ найти… А не можете ли вы сказать, живетъ у него или нѣтъ нѣкій Ланселотъ? Тотъ самый, что прежде жилъ?

Ланселотъ. Ты о молодомъ господинѣ Ланселотѣ спрашиваешь? (Въ сторону) Погоди, окачу я тебя водой ¹⁸).

Гоббо. Какой онъ господинъ! Просто сынъ бѣднаго человѣка… Отецъ его (это я смѣло могу сказать) человѣкъ честный, но бѣднякъ, хотя чѣмъ жить, благодаренье Богу, найдется.

Ланселотъ. Отецъ его, можетъ быть, чѣмъ хочетъ, а мы съ тобой говоримъ о молодомъ господинѣ Ланселотѣ.

Гоббо. Не знаю, не другъ ли какой вашей милости прозывается также Ланселотомъ?

Ланселотъ. Отвѣчай, старина, толкомъ. Тебѣ нуженъ молодой господинъ Ланселотъ?

Гоббо. Ланселотъ, ваша милость, Ланселотъ.

Ланселотъ. Ну, значитъ ¹⁹), господинъ Ланселотъ. Такъ вотъ что я тебѣ скажу: о немъ спрашивать нечего, потому что молодой этотъ человѣкъ, волею судьбы или трехъ сестеръ (какъ это говорится по-ученому) умеръ! Попросту говоря, отправился на тотъ свѣтъ!

Гоббо. Что вы! Боже оборони! Да вѣдь малый-то былъ вся моя подпора! Палка моей старости…

Ланселотъ (въ сторону). Неужели я похожъ на дубину или сарайный столбъ? (Громко) Вглядись-ка, старичокъ, въ меня, да постарайся узнать.

Гоббо. Не знаю я васъ, молодой человѣкъ, не знаю. Скажите лучше, по правдѣ по совѣсти, точно ли мой мальчикъ умеръ (упокой Богъ его душу) или живъ?

Ланселотъ. Да ты меня-то можешь узнать или нѣтъ?

Гоббо. Не могу, добрый господинъ, не могу: очень плохо я вижу.

Ланселотъ. Ошибиться во мнѣ ты могъ бы и со здоровыми глазами, потому что очень уменъ будетъ тотъ отецъ, который рѣшится признать кого-нибудь навѣрняка своимъ собственнымъ дѣтищемъ… Ну, а теперь я потолкую съ тобой о твоемъ сынѣ. (Становится на колѣни). Хочешь его видѣть, такъ благословляй меня. Правды не укроешь такъ же, какъ шила въ мѣшкѣ. Человѣкъ, конечно, можетъ спрятаться лучше, на рано ль, поздно ль узнаютъ и его.

Гоббо. Прошу васъ, встаньте, добрый господинъ. Я увѣренъ, что вы не Ланселотъ, сынъ мой.

Ланселотъ. А я прошу тебя, перестань дурачиться и благословляй меня смѣло. Я — Ланселотъ, твой сынъ Ланселотъ! Тотъ самый, что твоимъ дитятей былъ, ребенкомъ состоитъ и сыномъ всегда будетъ.

Гоббо. Не могу объ этомъ подумать.

Ланселотъ. Не знаю, что объ этомъ думать мнѣ, но я точно Ланселотъ, слуга жида, и увѣренъ въ томъ, что твоя жена Маргарита мнѣ мать.

Гоббо. Да, да! Это вѣрно: ее зовутъ Маргаритой, и если ты Ланселотъ, то поклянусь, что ты точно моя плоть и кровь. Будь восхваленъ за то Господь! Какая же борода у тебя выросла! Въ ней теперь больше волосъ, чѣмъ въ хвостѣ нашего дышлового жеребца Доббина.

Ланселотъ. Значитъ, хвостъ твоего Доббина сталъ очень жидокъ. Я поклянусь, что когда мы видѣлись въ послѣдній разъ, онъ былъ гуще моей бороды.

Гоббо. Измѣнился ты, сильно измѣнился! Какъ поживаетъ твой хозяинъ? Я ему подарочекъ принесъ. Хорошо ли ты съ нимъ ладишь?

Ланселотъ. Ничего! Остановка лишь въ томъ, что я рѣшился дать отъ него тягу и въ этомъ рѣшеньи не остановлюсь ни на шагъ ²⁰). Мой хозяинъ — жидъ отъ головы до пятокъ. Если ты хочешь сдѣлать ему подарокъ, такъ подари веревку, чтобъ удавиться. Я на его службѣ мру съ голоду! Похудѣлъ такъ, что ты можешь пересчитать всѣ мои пальцы своими ребрами ²¹). Во всякомъ случаѣ твоему пріѣзду съ подаркомъ я очень радъ; но только ты отдашь его не жиду, а нѣкоему господину Бассаніо, который шьетъ нынче своей прислугѣ новыя ливреи, и потому мнѣ очень бы хотѣлось поступить къ нему на службу. Если же это не удастся, то, вотъ какъ Богъ святъ, я убѣгу отъ жида, куда глаза глядятъ, безъ оглядки… Смотри, смотри: на наше счастье синьоръ Бассаніо идетъ сюда самъ. Къ нему, батюшка, къ нему! Я чувствую, что если останусь на службѣ у жида, то сдѣлаюсь, чего добраго, жидомъ самъ.

(Входятъ Бассаніо, Леонардо и слуга).

Бассаніо (слугѣ). Можешь сдѣлать и такъ; но поторопись, чтобъ ужинъ былъ непремѣнно готовъ къ пяти часамъ. Затѣмъ отдай эти письма и закажи ливреи; да передай Граціано, что я прошу его сейчасъ же прійти ко мнѣ.

(Слуга уходитъ).

Ланселотъ. Идемъ, отецъ, идемъ!

Гоббо (Бассаніо). Да благословитъ Господь вашу милость.

Бассаніо. Благодарю. Что вамъ отъ меня надо?

Гоббо. Это мой сынъ, синьоръ. Бѣдный малый хотѣлъ бы…

Ланселотъ (перебивая). Не бѣдный, синьоръ, совсѣмъ не бѣдный, а, напротивъ, лакей богатаго жида. Хотѣлось бы мнѣ… Да, впрочемъ, мой отецъ объяснитъ это вамъ лучше.

Гоббо. У него, синьоръ, великое возбужденіе ²²) поступить на службу…

Ланселотъ (перебивая). Великое, синьоръ, великое! Я до сихъ поръ служилъ жиду, а теперь желалъ бы… Отецъ, впрочемъ, объяснитъ это вамъ лучше.

Гоббо. Живутъ они со своимъ хозяиномъ (не во гнѣвъ будь сказано вашей милости), какъ кошка съ собакой ²³).

Ланселотъ (перебивая). Коротко говоря, синьоръ, правда въ томъ, что жидъ очень меня обижаетъ, и потому я рѣшился… Да, впрочемъ, отецъ скажетъ и удовлетворитъ васъ лучше ²⁴).

Гоббо. Какъ же, какъ же, синьоръ! Я даже для того битыхъ голубковъ принесъ въ подарочекъ вашей милости, и мнѣ очень бы хотѣлось…

Ланселотъ (перебивая). Дѣло, коротко говоря, синьоръ, очень для меня важное, какъ это объяснитъ вашей милости мой отецъ — вотъ этотъ самый старикъ. Онъ, синьоръ, честный старикъ, хоть и старый, да и бѣднякъ при этомъ…

Бассаніо. Тьфу васъ! Говорите который-нибудь одинъ. Что вамъ отъ меня надо?

Ланселотъ. Я желаю, синьоръ, поступить къ вамъ на службу.

Гоббо. Истинно такъ, синьоръ, — вся скверность дѣла въ этомъ ²⁵).

Бассаніо. Тебя я знаю; твой хозяинъ-жидъ

Ужъ говорилъ мнѣ о тебѣ, и если

Находишь ты, что дворянинъ безъ денегъ

Хозяинъ лучшій, чѣмъ богатый жидъ,

То я тебя беру.

Ланселотъ. Старую поговорку: пошли Богъ благодати и денегъ — отлично было бы раздѣлить, синьоръ, между вами и моимъ бывшимъ хозяиномъ: вамъ благодать, а ему деньги.

Бассаніо. Недурно сказано. (Гоббо) Ступай за сыномъ

И ты, старикъ. (Ланселоту) Простись съ своимъ жидомъ

И маршъ ко мнѣ. (Слугамъ). Пускай ему дадутъ

Ливрею лучше прочихъ; присмотрите,

Чтобъ это было сдѣлано.

Ланселотъ. Идемъ, отецъ! Ну, что жъ? Неужели ты скажешь, что я не умѣю обдѣлывать дѣлишки, и что у меня нѣтъ головы на плечахъ ²⁶)? (Смотритъ на свою ладонь). Во всей Италіи не найдется ладони лучше моей. Въ, этомъ всякій присягнетъ на Библіи. Счастье свалится на меня непремѣнно. Ты взгляни, какъ у меня проходитъ линія жизни. Кое-что можно прочитать я насчетъ женщинъ. Пятнадцать женъ! Стоитъ ли объ этомъ толковать! Сверхъ того, одиннадцать вдовъ и девять дѣвицъ. Такой бездѣлицы едва хватитъ съ натяжкой на одного. Дальше: три раза удастся мнѣ улизнуть отъ опасности быть утопленнымъ, да разъ грозитъ бѣда отъ пуховой перины ²⁷). Впрочемъ, все это вздоръ! Во всякомъ случаѣ, если фортуна — женщина, то по всему видно, что она хочетъ подарить меня своей благосклонностью. Идемъ, батюшка, идемъ! Я распрощусь съ жидомъ скорѣй, чѣмъ ты успѣешь моргнуть глазомъ.

(Уходятъ Ланселотъ и старикъ Гоббо).

Бассаніо. Пожалуйста, любезный Леонардо,

Исполни все, какъ слѣдуетъ; когда же

Устроишь все и купишь — такъ вернись

Скорѣй назадъ. Сегодня угощаю

Я близкій кругъ друзей. Иди жъ немедля.

Леонардо. Исполню все. (Входитъ Граціано).

Граціано. Гдѣ твой синьоръ?

Леонардо. Да вотъ!

Гуляетъ здѣсь. (Уходитъ. Леонардо).

Граціано. Бассаніо!

Бассаніо. Что скажешь,

Любезный Граціано?

Граціано. Съ просьбой я

Пришелъ къ тебѣ.

Бассаніо. Исполнена впередъ

Граціано. Смотри жъ, не откажись. Я долженъ ѣхать

Съ тобой въ Бельмонтъ.

Бассаніо. Поѣдемъ, если долженъ;

Но только прежде выслушай, что я

Тебѣ скажу. Ты, надо въ томъ сознаться,

Бываешь часто дикъ и невоздерженъ

Насчетъ рѣчей и вообще размашистъ

И въ чувствахъ и въ словахъ. Къ тебѣ все это,

Пожалуй, и идетъ — но только въ близкомъ

Кругу друзей, готовыхъ извинить

Тебя во всемъ. Но если ты заявишь

Себя такимъ и въ обществѣ чужихъ,

Ты можешь показаться ужъ чрезчуръ

Заносчивымъ, и потому усердно-

Прошу тебя, умѣрь немного пылъ

Твоихъ нелѣпыхъ выходокъ. — Иначе

Случиться можетъ то, что и меня

Сочтутъ не тѣмъ, что я на самомъ дѣлѣ

Въ томъ мѣстѣ, гдѣ мы будемъ, а тогда

Прощай мои надежды.

Граціано. Слово молвлю

Я вамъ, синьоръ: — когда не напущу

Я важность на себя, не стану клясться

Лишь изрѣдка, носить съ собой не буду

Молитвенникъ, смотрѣть не буду съ постнымъ

Лицомъ на всѣхъ, не стану закрывать

Себѣ глаза во время чтенья псалмовъ,

Съ смиреннымъ видомъ говоря: «аминь» —

Не стану, словомъ, исполнять всѣхъ правилъ

Учтивости, какъ тотъ, кто угодить

Своей желаетъ бабушкѣ — то можешь

Мнѣ въ будущемъ не вѣрить никогда!

Бассаніо. Увидимъ, какъ ты сдержишься.

Граціано. Увидишь!

Но только послѣ, въ будущемъ, — сегодня жъ

Ночь не въ зачетъ.

Бассаніо. Ну, безъ сомнѣнья: — было бъ

Намъ очень жаль укоротить твою

Веселость нынче. У меня сберутся

Друзья, чтобъ покутить, а потому

И ты будь самъ собой. — Такъ до свиданья!

Похлопотать мнѣ надо о дѣлахъ.

Граціано. Я самъ пойду къ Лорензо, а затѣмъ

Къ тебѣ гурьбой всѣ явимся на ужинъ. (Уходятъ):

СЦЕНА 3-я.

Комната въ домѣ Шейлока. (Входятъ Джессика и Ланселотъ).

Джессика. Мнѣ, право, жаль, что ты отъ насъ уходишь.

Нашъ домъ хоть сущій адъ, но все же былъ

Ты въ немъ веселымъ бѣсомъ. Разогнать

Съ тобой подчасъ хоть можно было скуку. —

Прощай! Иди — вотъ отъ меня червонецъ;

Когда жъ за ужиномъ увидишь нынче

Лорензо ты — (онъ приглашень на ужинъ

Къ Бассаніо, которому ты сталъ

Теперь слугой) — то передай ему

Мое письмо, но только осторожнѣй. —

Прощай теперь; — отецъ не долженъ знать,

Что мы съ тобою видѣлись.

Ланселотъ. Прощай, — слезы меня душатъ! О, прелестная язычница, прелестная жидовка! Я жестоко ошибусь, если какой-нибудь христіанинъ не женится на тебѣ мошенническимъ способомъ! — Прощай! — Глупыя эти капли совсѣмъ топятъ въ себѣ мое мужество. Прощай! (Уходитъ Ланселотъ).

Джессика. Прощай, мой добрый Ланселотъ! — О, какъ

Дурна, черства я сердцемъ! Быть стыжусь

Я дочерью отца; — но что же дѣлать,

Когда отецъ онъ мнѣ по крови только —

Душой же чуждъ! — О, если бы Лорензо

Исполнилъ то, въ чемъ поклялся, — исчезли бъ

Сомнѣнья всѣ: я бъ христіанской стала

И быть женой ему обѣтъ сдержала! (Уходитъ).

СЦЕНА 4-я.

Улица въ Венеціи. (Входятъ Граціано, Лорензо, Соланіо и Саларино).

Лорензо. Да нѣтъ же, нѣтъ, — гораздо лучше будетъ

Предъ ужиномъ уйти, переодѣться

Въ костюмы у меня и возвратиться

Гурьбой назадъ.

Граціано. Вѣдь ничего у насъ

Не приготовлено.

Саларино. Не подрядили

Мы даже вѣдь людей, чтобы нести

Намъ факелы ²⁸).

Соланіо. Ну, вотъ, ты видишь самъ.

По-моему, когда не все, какъ должно,

Налажено — такъ лучше ужъ не браться

За дѣло вовсе.

Лорензо. Предъ вами два

Часа, чтобъ все устроить; — вѣдь теперь

Всего четыре. (Входитъ Ланселотъ съ письмомъ).

А, другъ Ланселотъ!

Что скажешь ты?

Ланселотъ. Откроете письмо —

Прочтете сами.

Лорензо. Ручка мнѣ знакома.

О, ручка, ручка, чище и бѣлѣе

Бумаги ты, служившей для письма!

Граціано. Любовный вздоръ?

Ланселотъ. Оставить надо мнѣ,

Синьоры, васъ.

Лорензо. Куда же ты бѣжишь?

Ланселотъ. Я долженъ пригласить моего стараго хозяина жида на ужинъ съ новому барину, христіанину.

Лорензо. Ступай; — вотъ за труды. Когда увидишь

Ты Джессику, то скажешь ей, что слово

Сдержу я, какъ обѣщано; — но будь

Уменъ и ловокъ: говори съ ней тайно.

(Ланселотъ уходитъ).

Ну, господа, угодно ли готовить

Вамъ маски къ ужину? Что до меня —

Я добылъ кой кого, кто понесетъ

Мой факелъ предо мной.

Саларино. Похлопотать

Мнѣ надобно о томъ же.

Соланіо. Тѣмъ же самымъ

Займусь и я.

Лорензо. Такъ, значитъ, сборный пунктъ,

Какъ сказано сейчасъ, у Граціано?

Саларино. Да, да, придемъ. (Соланіо и Саларино уходятъ).

Грацаніо. Письмо твое, конечно,

Отъ Джессики?

Лорензо. Сознаться долженъ я

Тебѣ во всемъ. Она мнѣ написала,

Когда и какъ ее могу похитить

Я у отца; какія средства есть

У ней въ вещахъ и въ деньгахъ, а равно,

Въ какой одеждѣ мальчика оставитъ

Она украдкой домъ. — Когда спасенье

Пошлетъ судьба отцу ея, то можетъ

Онъ быть увѣренъ въ томъ, что въ рай введетъ

Его рука лишь дочери; ²⁹) а ей,

Конечно, ужъ фортуна не захочетъ

Мѣшать въ дорогѣ къ счастью потому лишь,

Что дочь она невѣрнаго жида!

Идемъ теперь, — прочту письмо дорогой;

Мнѣ Джессика мой факелъ понесетъ. (Уходятъ).

СЦЕНА 5-я.

Передъ домомъ Шейлока. (Входятъ Шейлокъ и Ланселотъ).

Шейлокъ. Увидишь самъ, кому служить вольнѣй

И выгоднѣй — Шейлоку иль Бассаньо! —

Эй, Джессика! — Не станешь ѣсть ты въ волю,.

Какъ у меня. — Эй, Джессика! — Храпѣлъ

Ты у меня вѣдь только день и ночь "

Да рвалъ мои ливреи. — Гдѣ же дочь?

Ей, Джессика! —

Ланселотъ. Эй, Джессика!

Шейлокъ. Съ чего ты

Такъ заоралъ? Приказывалъ я, что ли?

Ланселотъ. Не сами ли вы меня бранили за то, что я дѣлаю все только по приказу. (Входитъ Джессика).

Джессика. Зовете вы — что вамъ угодно?

Шейлокъ. Званъ

На ужинъ я, такъ вотъ возьми ключи. —

Зачѣмъ иду — не знаю: не любовь же

Толкнула ихъ позвать меня! Обманъ

Готовятъ мнѣ. — Пойду изъ злости! Буду

Хоть пить и ѣсть на христіанскій счетъ ³⁰),

Насчетъ пустыхъ, безпутныхъ этихъ мотовъ!

Ты жъ, Джессика, присматривай за домомъ

Во всѣ глаза, пока меня здѣсь нѣтъ.

Не хочется, признаться, мнѣ итти;

Грозитъ бѣда — я чую это сердцемъ!

Недаромъ снились ночью мнѣ мѣшки

Съ червонцами.

Ланселотъ. Прошу, синьоръ, идите;

Не помянетъ мой баринъ васъ добромъ

За вашъ отказъ.

Шейлокъ. Съ меня получитъ то же ³¹).

Ланселотъ. У нихъ тамъ что-то затѣвается. Я хоть и не говорю прямо, что вы натолкнетесь на маскарадъ, но если это случится, значить, недаромъ у меня въ понедѣльникъ на святой шла изъ носа кровь ³²). Этого ужъ давно со мною не бывало и случилось въ послѣдній разъ ровно четыре года тому назадъ, въ среду на Страстной недѣлѣ послѣ обѣда.

Шейлокъ. Что?.. маскарадъ! — Ей, Джессика, замкни

Всѣ двери накрѣпко, а чуть услышишь

Ты бубны, ревъ волынки и свистки —

То Боже сохрани тебя соваться

Къ окну глазѣть на подлыхъ христіанъ,

На этихъ дурней съ выпачканной рожей!

Въ мой честный домъ не долженъ проникать

Шумъ глупыхъ ихъ затѣй. Запри всѣ окна,

Какъ и глаза! — Охъ, поклянусь святымъ

Іаковомъ, не хочется мнѣ нынче

Итти на пиръ, — но все жъ пойду. (Ланселоту) Эй, ты!

Ступай, болванъ, впередъ и объяви,

Что я иду.

Ланселотъ. Бѣгу, синьоръ. (Джессикѣ) А вы

Въ окошечко-то все таки смотрите!

Какъ знать:

Плѣнить еврейку въ добрый часъ

И христіанскій можетъ глазъ!

(Уходитъ Ланселотъ).

Шейлокъ. Что, что сказалъ тебѣ безпутный этотъ

Агари сынъ?

Джессика. Такъ, пустяки, — простился

Онъ лишь со мной.

Шейлокъ. На службѣ этотъ плутъ

Такъ-сякъ еще — жаль только много жретъ

Да медленъ, какъ улитка, тамъ, гдѣ въ руки

Плыветъ барышъ. — Спитъ, сверхъ того, какъ кошка,

Весь день съ утра. Мнѣ тунеядцевъ въ домѣ

Не надобно. Я распростился съ нимъ,

Сдавъ дураку, которому поможетъ

Онъ растрясти заемный кошелекъ, —

Съ нимъ только вѣдь свяжись! (Джессикѣ)

А ты ступай

Теперь къ себѣ. Быть-можетъ, ворочусь

Я тотчасъ же. Ступай; да двери, двери

Запри, какъ я велѣлъ. — Связавъ вѣрнѣй

Найдешь цѣлѣй — нѣтъ поговорки лучше

Для тѣхъ, кто бережливъ (Уходитъ Шейлокъ).

Джессика. Прощай! — О, если

Велитъ судьба — останусь въ эту ночь

Я безъ отца, ты жъ потеряешь дочь. (Уходитъ).

СЦЕНА 6-я.

Тамъ же. (Входятъ Граціано и Саларино въ маскахъ).

Граціано. Вотъ тотъ навѣсъ, куда придетъ Лорензо,

Чтобъ встрѣтить насъ.

Саларино. Онъ пропустилъ ужъ время.

Граціано. Вотъ это мнѣ и чудно: — вѣдь любовь

Бѣжитъ всегда впередъ передъ часами

Саларино. Да, это такъ: Венеры голубки

Летятъ куда какъ быстро, если надо

Связать оковы жаркой страсти вновь;

Но, чтобъ сберечь любовь и страсть былую —

Услуга ихъ плоха.

Граціано. Вѣдь такъ во всемъ!

Никто не встанетъ съ тѣмъ же аппетитомъ

Изъ-за стола, съ которымъ сѣлъ за столъ!

Нѣтъ лошади, которая бѣжала бъ

Въ обратный путь съ такимъ же бодрымъ видомъ,

Съ какимъ скакала съ мѣста. — Цѣль всегда

Намъ кажется заманчивѣй, пока

Бѣжимъ мы къ ней, чѣмъ въ мигъ, когда достигнемъ.

Взгляни на гордый обликъ корабля,

Когда отходитъ онъ подъ парусами

Отъ пристани, отважно предаваясь

Во власть вѣтровъ! Не сходенъ ли съ богатымъ

Гулякой онъ, которому на свѣтѣ

Все нипочемъ? Но погляди, въ какомъ

Растрепанномъ и жалкомъ видѣ входить

Онъ въ гавань вновь, когда безпутный вѣтеръ

Успѣлъ помять, разбить его, разстроить

И разорвать на клочья паруса!

Онъ блудный сынъ — вотъ съ кѣмъ его сравнить

Тогда всего вѣрнѣй. (Входитъ Лорензо).

Саларино. Идетъ Лорензо.

Мы послѣ кончимъ нашу болтовню.

Лорензо. Простите ради Бога, что заставилъ

Я васъ такъ долго ждать: — задержанъ важнымъ

Былъ дѣломъ я. Утѣшьтесь обѣщаньемъ,

Что если воровать когда-нибудь

И вамъ случится женщинъ — то къ услугамъ

Я вашимъ весь: ждать буду терпѣливо.

Идемте же! — живетъ здѣсь, въ этомъ домѣ

Отецъ мой жидъ. — Эй, эй, кто тамъ? Отликнись.

(У окна показывается Джессика въ мужскомъ платьѣ).

Джессика. Кто тутъ? — отвѣть. — Хоть и знакомъ мнѣ голосъ

Но я хочу увѣриться вполнѣ.

Лорензо. Здѣсь твой Лорензо, — тотъ, кого ты любишь.

Джессика. Ты? Слышу, слышу! Это такъ же вѣрно,

Какъ то, что я люблю тебя! Кого же

Могу любить я такъ? Но кто порукой

Мнѣ будетъ въ томъ, что точно мой Лорензо

Отдастся мнѣ, какъ отдаюсь ему

Сегодня я?

Лорензо. Тому свидѣтель Небо

И ты сама…

Джессика. Лови же этотъ ящикъ.

(Выбрасываетъ шкатулку).

Жалѣть не будешь. О, какъ рада я,

Что ночь темна, и ты меня не видишь.

Вѣдь на себя мнѣ совѣстно взглянуть

Самой въ нарядѣ этомъ! Вѣрно, правда,

Что страсть слѣпа, и что своихъ проказъ

Любовники не могутъ видѣть сами.

Будь иначе — вѣдь покраснѣлъ, навѣрно бъ,

Самъ Купидонъ, увидя вдругъ, что стала

Я мальчикомъ.

Лорензо. Сойди скорѣй — должна

Нести ты факелъ мой.

Джессика. Какъ? Освѣтить

Должна свой стыдъ? Да онъ вѣдь слишкомъ явенъ

И безъ того. Ужель, мой милый, точно

Ты требуешь, чтобъ я прошла при всѣхъ

Открыто такъ, когда, напротивъ, надо

Скрываться мнѣ?

Лорензо. Э, полно пустяки!

Никто тебя, повѣрь мнѣ, не узнаетъ —

Въ прелестномъ платьѣ мальчика ³³). Но время

Намъ поспѣшить: приходитъ ночь къ концу,

И намъ пора къ Бассаніо на ужинъ.

Джессика. Сейчасъ; — я притворю лишь только дверь

Да захвачу съ собой мои червонцы.

(Скрывается за окномъ).

Граціано. Клобукъ свидѣтель клятвѣ ³⁴) — не жидовка

Она, а просто прелесть!

Лорензо. Я позволю

Себя проклясть, когда не всей душой

Ее люблю! Она прелестна — вижу

Я это хорошо; умна — въ чемъ тоже

Сомнѣнья нѣтъ; и въ довершенье — любитъ

Меня всѣмъ сердцемъ, — это доказала

Она сейчасъ! Умъ, сердце, красота! —

Чего жъ еще, чтобъ быть любимой вѣчно!

(Входитъ Джессика).

Ты здѣсь, ты здѣсь! — Идемте же, друзья!

Насъ гости ждутъ, уже навѣрно, въ маскахъ.

(Уходятъ Лорензо, Джессика и Саларино. Входитъ Антоніо).

Антоніо. Кто здѣсь?

Граціано. Антоніо!

Антоніо. Куда вы всѣ

Попрятались? Ужъ било девять; ждутъ

Друзья давно. Нашъ маскарадъ придется?

Сегодня отложить: поднялся вѣтеръ,

И потому Бассаніо спѣшитъ

На свой корабль. Я двадцать человѣкъ

Послалъ тебя разыскивать.

Граціано. Отлично!

Одной теперь задался я мечтой:

Сегодня жъ въ ночь расправить парусъ мой! (Уходятъ).

СЦЕНА 7-я.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи. (Входятъ Порція, Мароккскій принцъ и свита).

Порція. Пускай отдернутъ занавѣсъ, чтобъ принцъ

Могъ видѣть ящики. Угодно ль сдѣлать

Теперь вамъ выборъ?

Принцъ (разсматривая ящики). Первый — золотой

И съ надписью: "кто выберетъ меня,

«Получитъ то, къ чему стремятся люди».

Второй изъ серебра. Посмотримъ, что

Ждать отъ него. (Читаетъ надпись): "Избравшему судьба

«Пошлетъ, что стоитъ онъ». Свинцовый третій!

Девизъ по немъ и не сулитъ добра. (Читаетъ):

"Возьмешь меня — отдать готовься самъ

«Все, что имѣлъ!» ³⁵) Какимъ же средствомъ я

Могу узнать, который настоящій?

Порція. Въ одномъ изъ нихъ найдете мой портретъ.

Избравъ его, получите вы право

Назвать меня своей.

Принцъ. Зову на помощь

Себѣ боговъ! Прочту еще девизы:

Что можетъ обѣщать свинцовый ящикъ?

"Возьмешь меня — отдать готовься самъ

«Все, что имѣлъ» — отдать все за свинецъ!

Нѣтъ, этотъ ящикъ страшенъ! Кто рѣшился

Всѣмъ рисковать — живетъ по крайней мѣрѣ

Надеждой много выиграть, а что

Взять можно здѣсь? Окалина свинца

Не можетъ сдѣлать золотомъ желаннымъ

Моихъ надеждъ; — такъ не рискну же брать

Свинецъ и я! — Посмотримъ, что сулитъ

Серебряный съ его невиннымъ блескомъ.

Прочту девизъ: «Избравшему судьба

Пошлетъ, что стоитъ онъ». — Остановлюсь

И взвѣшу безпристрастно, что я стою,

Когда, судить по собственному мнѣнью —

Я стою многаго; но все жъ, быть-можетъ,

Не стою столько, чтобъ досталась мнѣ

Рука прекрасной Порціи. Однакожъ

И унижаться нѣтъ причины мнѣ

Предъ ней совсѣмъ! Такая мысль была бы

Постыднымъ малодушьемъ. Такъ чего же

Достоинъ я? — чего? — ея, конечно!

Я заслужилъ ея вниманье всѣмъ:

И знатностью, и родомъ, и богатствомъ,

А болѣе всего — моею страстной

Любовью къ ней! — Такъ ужъ не взять ли ящикъ

Мнѣ этотъ прямо?. Нѣтъ, взгляну сперва

На золотой (Читаетъ). «Кто выберетъ меня,

Получитъ то, къ чему стремятся всѣ».

Стремятся всѣ! Но цѣлый міръ стремится

Вѣдь къ Порціи! Со всѣхъ концовъ земли,

Какъ къ алтарю, искатели несутся

Толпами къ ней — къ святынѣ во плоти!

Песокъ пустынь Гирканскихъ и Ливійскихъ

Сталъ проходимъ для принцевъ-жениховъ!

Самъ океанъ, чей бурный плескъ взлетаетъ

До облаковъ, не заградилъ пути

Спѣшащимъ жадно къ ней! Переплываютъ

Они его безстрашно, какъ потокъ!..

И вотъ теперь я знаю, что въ одномъ

Изъ ящиковъ портретъ ея! Ужели

Въ свинцовомъ онъ? — Нѣтъ, нѣтъ, такая мысль

Чрезчуръ низка! Презрѣненъ и ничтоженъ

Такой металлъ, чтобъ даже обнимать

Ее въ могильномъ саванѣ! — Быть-можетъ,

Портретъ ея въ серебряномъ? — Нѣтъ, думать

Грѣшно и такъ: вѣдь серебро бѣднѣй

Цѣной своей почти что въ десять разъ,

Чѣмъ золото! — Оно одно достойно

Хранить въ себѣ такой безцѣнный перлъ!

Есть въ Англіи монета, на которой

Ликъ ангела; но вычеканенъ онъ

Снаружи тамъ, а здѣсь прелестный ангелъ

Сокрытъ внутри, подъ крышкой золотой.

Подайте ключъ! Что бъ Рокъ мнѣ

Что будетъ, будь: — я золото избралъ!

Порція. Берите ключъ; найдете мой портретъ —

Я ваша.

Принцъ (открываетъ золотой ящикъ).

Какъ! Что вижу? — голый черепъ!

И всунутъ въ глазъ бумаги лоскутокъ!

Прочту его: (Читаетъ):

Привыкли люди блескъ пустой

Считать за золото порой;

Сгубили многіе себя,

Чтобъ взять лишь то, что стою я.

Надгробный пышный мавзолей

Въ себѣ скрываетъ рой червей.

Когда бъ ты былъ умомъ своимъ

Свѣжъ, какъ здоровьемъ молодымъ,

Иной бы ждалъ тебя привѣтъ,

И на искательство въ отвѣтъ

Твоихъ надеждъ горячій пылъ

Морозъ безслѣдно бъ не побилъ ³⁶).

Побилъ морозъ! Да, это такъ: — мой трудъ

Я потерялъ; — мнѣ къ холоду дорога!

Прощай, иду, — прощанья длить минутъ

Не станетъ тотъ, кто потерялъ такъ много.

(Уходитъ Принцъ).

Порція. Бѣда прошла, — закройте столъ. Того жъ

Желаю всѣмъ, кто на тебя похожъ. (Уходятъ).

СЦЕНА 8-я.

Улица въ Венеціи. (Входятъ Саларино и Соланіо).

Саларино. Да нѣтъ же! Видѣлъ самъ я, какъ отплылъ

Бассаніо. Былъ съ нимъ и Граціано,

Лорензо же не думалъ на корабль

Къ нимъ и входить.

Соланіо. Такъ что же, поднялъ шумъ

Проклятый жидъ? Успѣлъ вѣдь онъ добиться,

Что герцогъ самъ пошелъ съ нимъ на корабль

Для обыска.

Саларино. И опоздали оба:

Корабль ужъ вышелъ въ море. Впрочемъ, герцогъ

Узналъ еще, что видѣлъ нынче кто-то

Лорензо вмѣстѣ съ Джессикой въ гондолѣ;

Антоніо жъ завѣрилъ честнымъ словомъ,

Что на корабль онъ даже не входилъ.

Соланіо. Въ жизнь не случалось видѣть мнѣ ни разу,

Чтобъ кто-нибудь оралъ и бѣсновался,

Какъ этотъ жидъ: «О, дочь моя! Червонцы!

Червонцы! Дочь!.. Собака-христіанинъ

Укралъ ее! Законъ, законъ! Украли

Мое кольцо! Зашитыхъ два мѣшка

Съ червонцами! Украли дочь! Пропали

Уборы, камни!.. Въ судъ ее! Сыщите

Дѣвчонку мнѣ! У ней мои червонцы!»

Саларино. Мальчишки всей Венеціи бѣжали

Гурьбой вслѣдъ за жидомъ, крича со смѣхомъ:

«Червонцы! Дочь! Гдѣ, гдѣ его червонцы?» —

Соланіо. Бѣда, когда пропуститъ срокъ уплаты

Антоніо: — поплатится жиду

Жестоко онъ.

Саларино. Напомнилъ кстати ты.

Вчера я говорилъ съ однимъ французомъ.

Онъ увѣрялъ, что въ узкомъ мѣстѣ моря,

На рубежѣ французскихъ береговъ

И англійскихъ, на-дняхъ погибъ корабль,

По виду нашъ. — Подумалъ я невольно

При этомъ объ Антоніо и тайно

Всѣмъ сердцемъ пожелалъ, чтобъ тотъ корабль

Былъ не его.

Соланіо. Ты хорошо бы сдѣлалъ,

Сказавъ о томъ Антоніо; но только

Не вдругъ, не разомъ, чтобъ не очень онъ

Встревожился.

Саларино. Нѣтъ въ мірѣ человѣка

Добрѣй его. Прощался онъ при мнѣ

Съ Бассаніо. Тотъ обѣщалъ ему

Спѣшить своимъ возвратомъ; — что жъ отвѣтилъ

Антоніо? — «Пожалуйста, не будь

Нетерпѣливъ и не испорти дѣла

Изъ-за меня. Дождись, чтобъ время дало

Ему созрѣть. Что жъ до жида и долга,

Какимъ я связанъ съ нимъ, — то не стѣсняй,

Прошу тебя, твоихъ сердечныхъ дѣлъ

О томъ и мыслью. Будь любезенъ, веселъ

И думай лишь о средствахъ, какъ вѣрнѣй

Достичь желанной цѣли». — Тутъ пожалъ

Ему онъ крѣпко на прощанье руку

И скрылъ лицо, чтобъ не замѣтилъ тотъ

Его невольныхъ слезъ.

Соланіо. Его онъ любитъ

Такъ горячо, что, кажется, весь міръ

Ему пріятенъ только ради дружбы

Съ Бассаніо. — Должны мы постараться

Хоть чѣмъ-нибудь развлечь его тоску.

Идемъ къ нему.

Саларино. Отъ всей души согласенъ. (Уходятъ).

СЦЕНА 9-я.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи. (Входятъ Нерисса и слуга).

Нерисса. Скорѣй, скорѣй, отдерни занавѣску.

Присягу принцъ ужъ принялъ и сейчасъ

Всѣ явятся сюда, чтобъ дѣлать выборъ.

(Входятъ принцъ Аррагонскій, Порція и свита)

Порція. Вотъ ящики, достойный принцъ; — коль скоро

Рѣшеньемъ вашимъ будетъ выбранъ тотъ,

Гдѣ мой портретъ — то свадьба не заставитъ

Васъ долго ждать. Когда жъ вы ошибетесь,

То, словъ не тратя лишнихъ, вамъ придется

Уѣхать прочь отсюда.

Принцъ. Три условья

Поклялся я исполнить: скрыть, во-первыхъ,

Отъ всѣхъ и навсегда, который ящикъ

Я выберу; остаться, во-вторыхъ,

Вѣкъ холостымъ, подвергшись неудачѣ, *

И наконецъ, когда моя надежда

Измѣнитъ мнѣ — обязанъ тотчасъ я

Уѣхать прочь.

Порція. Такъ поступить должны

Равно и всѣ, кому угодно будетъ

Рискнуть собой, чтобъ взять такой ничтожный

Предметъ, какъ я.

Принцъ. На это я иду

И жду отъ счастья помощи надеждамъ

Моей души. — Вотъ ящикъ золотой;

Стоитъ второй, серебряный, съ нимъ рядомъ.

И третій — изъ презрѣннаго свинца.

«Возьмешь меня — отдать готовься самъ

Все, что имѣлъ». — Сначала стань красивѣй,

Чтобъ за тебя рѣшился я принесть

На жертву все. — Посмотримъ, что сулитъ

Мнѣ золото: — «Кто выберетъ меня

Получитъ то, къ чему стремятся люди».

Какой тутъ смыслъ? — Подъ именемъ людей

Быть-можетъ, надо разумѣть толпу, —

Толпу глупцовъ, готовую бросаться

На то, что видитъ безразсудный глазъ,

Не вникнувъ въ смыслъ и внутренность предмета^

Толпа, какъ стрижъ, готова прилѣпить

Свое гнѣздо къ наружнымъ стѣнамъ зданій,

Отдавъ его на жертву злыхъ стихій.

Нѣтъ, нѣтъ — не нужно мнѣ, къ чему стремится

Весь родъ людской: — смѣшаться не хочу я

Съ толпой невѣждъ, бездарныхъ и пустыхъ!

Милѣй мнѣ ты, серебряный хранитель

Сокровища. Прочту еще, что надпись

Сулитъ твоя: — «Избравшему судьба

Пошлетъ, что стоитъ онъ», — умно и дѣльно!

Дѣйствительно, возможно ль ждать себѣ

Даровъ судьбы и почестей, не бывши

Достойнымъ ихъ? Нѣтъ, нѣтъ, — не должно такъ

Намъ разсуждать! — А между тѣмъ, когда бы

Не раздавались царства, титла, слава

И почести безъ толку и заслугъ —

Какъ многіе, стоящіе согбенно,

Съ открытой головой — имѣли бъ право

Тогда накрыться съ гордостью! Какъ много

Держащихъ власть въ рукахъ должны бы были

Отдать ее другимъ! Какая низость

Могла бъ открыться тамъ, гдѣ ждемъ мы встрѣтить

Одну лишь честь, и сколько свѣтлой чести

Нашлось бы въ хламѣ современныхъ дней! —

Но выборъ ждетъ. — Я прочитать хочу

Девизъ еще: — «Избравшему судьба

Пошлетъ, что стоитъ онъ». — Такъ пусть и мнѣ

Воздастся по заслугамъ! — Дайте ключъ!

Увижу я свое немедля счастье.

Порція. Не стоило болтать такъ много ради

Того, что вы увидите ³⁷).

Принцъ (открывая ящикъ). Что это?

Уродъ какой-то съ искривленной рожей

Мнѣ подаетъ исписанный листокъ.

Прочту. — О, какъ несходенъ, глупый образъ,

Ты съ Порціей! Какъ не похожъ на то,

Чего я ждалъ! — «Избравшему судьба

Пошлетъ что стоитъ онъ». — Мнѣ посланъ ею

Одинъ портретъ дурацкой головы!

Ужели въ ней все то, чего я стою?

Порція. Судить судью не можетъ осужденный,

И ихъ права различны, принцъ ⁸⁸).

Принцъ. Прочту.

(Читаетъ) Какъ чистятъ серебро огнемъ,

Такъ обсудить семь разъ умомъ

Должны желанный мы предметъ,

Чтобъ дѣльный получить отвѣтъ. —

За тѣнью бѣгаетъ дуракъ

И попадаетъ лишь впросакъ.

Головъ не мало видѣлъ я

Посеребренныхъ, какъ моя,

И ты, жену приведши въ домъ,

Съ такимъ же точно будешь лбомъ. —

Но разговоръ я кончилъ свой,

Прощай, — дорога предъ тобой ³⁹)!

Что жъ дальше ждать? Надеждъ моихъ лишившись,

Могу глупцомъ казаться только я.

Съ одной дурацкой головой явившись,

Пришлось домой вернуться мнѣ съ двумя.

Съ тобой навѣкъ я, Порція, прощаюсь,

И, клятву давъ, передъ судьбой смиряюсь.

(Уходитъ принцъ со свитой).

Порція. Моль обожглась! Невольно смѣхъ беретъ,

Какъ поглядишь, когда глупецъ надменный

Судить, рядить при выборѣ начнетъ

И кончитъ, глупость сдѣлавъ непремѣнно.

Нерисса. Что толковать: быть въ петлѣ иль съ женой —

Одна судьба рѣшитъ вопросъ такой! (Входитъ слуга).

Слуга. Синьора здѣсь?

Порція. Что скажетъ намъ синьоръ ⁴⁰)?

Слуга. Тамъ у воротъ сейчасъ сошелъ съ коня

Какой-то молодой венеціанецъ

И говорить, что вслѣдъ за нимъ пріѣдетъ

Его синьоръ. — Онъ, кромѣ сладкихъ словъ,

Любезностей и всякихъ пожеланій,

Привезъ съ собой тьму дорогихъ вещей

Въ подарокъ вамъ. — Не видѣлъ я ни разу

Такихъ прекрасныхъ посланныхъ любви.

Апрѣльскій день не такъ хорошъ и ясенъ,

Когда намъ лѣто возвѣщаетъ онъ,

Какъ этотъ юный вѣстникъ, объявившій,

Что ѣдетъ гость.

Порція. Ну, ну безъ болтовни, —

А то могу подумать я, что онъ —

Твой родственникъ, при видѣ, какъ обильно

Ты расточаешь праздничный свой умъ,

Хваля его. — Идемъ, Нерисса; — очень

Мнѣ хочется взглянуть, что за чудесный

Посолъ любви негаданно, нежданно

Явился къ намъ.

Нерисса. О, если бъ богъ любви

Устроилъ такъ, чтобъ былъ онъ отъ Бассаньо!

(Уходятъ).

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА 1-я.

Улица въ Венеціи. (Входятъ Соланіо и Саларино).

Соланіо. Ну что? — какія новости на Ріальто?

Саларино. Плохія. Ходятъ попрежнему слухи, будто корабль съ богатымъ грузомъ, разбившійся на Гудвинской мели ⁴¹) (такъ кажется зовутъ это мѣсто), принадлежалъ точно Антоніо. Въ этомъ опасномъ мѣстѣ погребено уже множество судовъ, и потому, если молва на этотъ разъ не лжетъ, то шутка выходитъ нехорошая.

Соланіо. Отъ души желаю молвѣ соврать на этотъ разъ такъ же, какъ вретъ любая сплетница, когда, набивъ ротъ пряниками, начнетъ увѣрять, будто не можетъ утѣшиться въ смерти третьяго мужа. Правда однако говоритъ другое, и потому, хочешь — не хочешь, приходится сознаться безъ дальнихъ околичностей, что нашъ добрый и честный Антоніо, нашъ… не знаю, право, какой бы придумать для него еще болѣе похвальный эпитетъ.

Саларино. Въ чемъ дѣло? — кончай.

Соланіо. Конецъ тотъ, что онъ дѣйствительно потерялъ корабль.

Саларино. Дай Богъ, чтобъ это было его послѣднимъ несчастьемъ.

Соланіо. Тороплюсь сказать: аминь, для того, чтобъ дьяволъ не всталъ поперекъ моей молитвы. Вотъ онъ, легокъ на поминѣ, въ образѣ жида. (Входитъ Шейлокъ). Ну что, Шейлокъ? О чемъ болтаетъ торговый людъ?

Шейлокъ. Вы это знаете!.. Знаете лучше всѣхъ, что у меня убѣжала дочь!

Саларино. Еще бы не знать! Я знаю даже, какой портной шилъ крылья, на которыхъ она упорхнула.

Соланіо. А тебѣ слѣдовало бы знать, что если птичка разъ оперилась, то рано ль, поздно ль, гнѣздо ей оставить придется.

Шейлокъ. Она будетъ за то проклята!..

Саларино. Вѣрно: — если судить ее будетъ дьяволъ.

Шейлокъ. Плоть и кровь моя взбунтовались!

Соланіо. Полно врать! Станутъ ли онѣ бунтовать въ твои годы!

Шейлокъ. Я дочь зову моей плотью и кровью!

Саларино. Ну, между твоей плотью и ея больше разницы, чѣмъ между чернымъ деревомъ и слоновой костью. А что до крови, то, если въ твоихъ жилахъ течетъ красное вино, въ ея — рейнвейнъ. Скажи-ка намъ лучше, правда ли, будто Антоніо потерялъ корабль?

Шейлокъ. Да! — вотъ еще скверное дѣло, въ которое я врѣзался также. — Банкрутъ, мотъ, не смѣвшій показаться на Ріальто! Нищій, расхаживавшій по площади гордо, задравъ носъ!.. Ну, да теперь пусть вспомнитъ свое условіе!.. Онъ вѣдь звалъ меня ростовщикомъ, — такъ пусть помнитъ условіе!.. Давалъ деньги въ долгъ даромъ изъ христіанскаго добродушія… пусть помнитъ условіе!..

Саларино. Какъ? Неужели ты, въ случаѣ просрочки, намѣренъ серьезно требовать фунтъ его мяса? На что оно тебѣ?

Шейлокъ. Кормить рыбу!.. А не будетъ ѣсть она, такъ насыщу имъ мое мщеніе! Онъ помѣшалъ мнѣ заработать полмилліона; онъ смѣялся надъ моими потерями; издѣвался надъ прибылью; язвилъ мой народъ; портилъ мои дѣла; ссорилъ меня съ друзьями; уськалъ на меня враговъ!.. А за что?.. За то, что я жидъ?.. Да развѣ у жида нѣтъ глазъ, рукъ и членовъ?.. Нѣтъ чувствъ, страстей и привязанностей?.. Развѣ жидъ питается не одной съ христіанами пищей?.. страдаетъ не тѣми же болѣзнями? не тѣми же средствами лѣчится?.. Развѣ не то же оружіе наноситъ жиду раны?.. Развѣ онъ не чувствуетъ холодъ зимой и жаръ лѣтомъ, какъ любой христіанинъ?.: Если вы насъ раните — мы исходимъ кровью; щекочете — мы смѣемся; подносите намъ ядъ — мы умираемъ! Такъ неужели мы не станемъ мстить, когда вы насъ оскорбляете?.. Если мы подобны вамъ во всемъ, то хотимъ быть подобны и въ этомъ!.. Если жидъ оскорбляетъ христіанина, то тотъ мститъ, забывъ всякое смиреніе. Такъ пусть же оскорбленный жидъ беретъ примѣръ съ него и мститъ также! — Я пущу въ ходъ тѣ самыя мерзости, какимъ научили насъ вы сами; и разрази меня судьба, если я не превзойду учителей!..

(Входитъ слуга).

Слуга. Синьоры, мой господинъ Антоніо дома и желаетъ видѣть васъ обоихъ.

Саларино. Мы искали его сами.

Соланіо. Смотри, вотъ идетъ еще одинъ изъ ихъ племени. Подобрать къ этой парочкѣ третьяго можно только въ такомъ случаѣ, если жидомъ сдѣлается самъ дьяволъ.

(Входитъ Тубалъ. Соланіо и Саларино уходятъ).

Шейлонъ. Ну что, Тубалъ? Какія новости изъ Генуи? Напалъ ли ты на слѣдъ моей дочери?..

Тубалъ. Слышалъ о ней во многихъ мѣстахъ, но отыскать самой не могъ.

Шейлокъ. Какъ же это?.. Какъ же это?.. Вѣдь пропалъ брильянтъ, за который я заплатилъ во Франкфуртѣ двѣ тысячи червонцевъ!.. Теперь, въ первый разъ въ жизни, чувствую я тяготѣющее надъ нашимъ народомъ проклятіе!.. Двѣ тысячи червонцевъ въ одномъ брильянтѣ!.. А сколько еще въ другихъ цѣнныхъ вещахъ!.. Пусть бы она лучше умерла у моихъ ногъ, но только съ брильянтами въ ушахъ!.. Пусть бы лежала въ гробу, но чтобъ вмѣстѣ съ нею были мои червонцы!.. Никакихъ извѣстій!.. А что будутъ стоить одни поиски!.. Потеря за потерей… Много унесъ воръ, и еще больше надо истратить, чтобы его отыскать!.. И никакой надежды, никакой мести!.. Надо мной, надо мной однимъ разразилась эта бѣда!.. Одному мнѣ плакать; одному сѣтовать!..

Тубалъ. Ну, нѣтъ, — несчастья случаются и съ другими. Вотъ хоть бы Антоніо: у него, какъ мнѣ сказали въ Генуѣ…

Шейлокъ. Что?.. Что съ нимъ случилось?..

Тубалъ. Погибъ корабль, плывшій изъ Триполи.

Шейлокъ. Будь восхваленъ Творецъ!.. И это правда? правда?..

Тубалъ. Мнѣ говорили такъ спасшіеся отъ погибели матросы.

Шейлокъ. Какъ мнѣ тебя благодарить за такую вѣсть!.. Хорошая вѣсть; добрая вѣсть!.. Гдѣ это случилось? Въ Генуѣ?..

Тубалъ. Да, — тамъ же, гдѣ твоя дочь, какъ я слышалъ, издержала въ одну ночь восемьдесятъ червонцевъ.

Шейлокъ. Ты вонзаешь въ меня кинжалъ!.. Значитъ, никогда не увижу я своего золота! — Восемьдесятъ червонцевъ въ одну ночь… въ одну ночь!..

Тубалъ. Въ Венецію пріѣхали со мной нѣсколько заимодавцевъ Антоніо. Они клялись, что онъ разоренъ окончательно.

Шейлокъ. Радъ!.. Радъ всей душой!.. Изведу я его! Изведу!..

Тубалъ. Одинъ изъ нихъ показывалъ мнѣ перстень, который дочь твоя вымѣняла у него на обезьяну.

Шейлокъ. Проклятье ей!.. Ты меня терзаешь, Тубалъ! — Вѣдь это была бирюза, подаренная мнѣ моей Ліей, когда я былъ женихомъ. — Я не отдалъ бы этого камня за цѣлый лѣсъ съ обезьянами!..

Тубалъ. А что до Антоніо — то онъ разоренъ навѣрно.

Шейлокъ. Да, да, — это вѣрно!.. совершенно вѣрно! — Ступай, Тубалъ, найми мнѣ стряпчаго и заплати ему за двѣ недѣли впередъ. — Если Антоніо не отдастъ въ срокъ своего долга — я вырву у него сердце, потому-что, только уничтоживъ его, могу я вести свои дѣла въ Венеціи, какъ захочу! — Иди, Тубалъ, иди!.. Мы встрѣтимся въ синагогѣ — или… да, да, — въ си нагогѣ!.. (Уходятъ).

СЦЕНА 2-я.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи. (Входятъ Бассаніо, Порція, Граціана, Нерисса и свита).

Порція. Нѣтъ, нѣтъ, — я васъ прошу, повремените

День или два! Пусть будетъ отложенъ

Часъ выбора!.. Вѣдь, выбравъ неудачно,

Меня лишите счастья вы васъ видѣть

И съ вами быть. — такъ погодите жъ день

Хоть для того!.. Мнѣ сердца голосъ шепчетъ,

Что очень горько было бъ потерять

Такъ скоро васъ!.. Храни васъ, впрочемъ, Боже

И въ мысляхъ допустить, что сознаюсь

Я вамъ въ любви ⁴²) — хотя… хотя… конечно

Такъ ненависть не стала бъ разсуждать!..

Вотъ этотъ страхъ — онъ именно — что вы

Не такъ поймете мысль мою (языкъ

У дѣвушекъ вѣдь связанъ) заставляетъ

Меня проситъ, чтобъ отложили выборъ

На мѣсяцъ вы… иль два! — Могла бъ, конечно,

Я подсказать, который ящикъ выбрать

Вамъ слѣдуетъ; — но, поступивши такъ,

Нарушила бъ я клятву! — Сдѣлать это

Я не могу… хоть сознаюсь, что если

Возьмете вы не тотъ — я буду горько

Жалѣть, зачѣмъ не сдѣлала грѣха,

Нарушивъ слово клятвы. — Горе вашимъ

Глазамъ за то: околдовали взглядомъ

Они меня!.. Я на двѣ части ими

Раздѣлена. Принадлежу одною

Я вамъ вполнѣ, другою — вамъ же… то-есть

Себѣ, сказать хотѣла я!.. Но, впрочемъ,

Вѣдь что мое — то ваше; значитъ, вамъ

Досталось все! — О, гадко, гадко время,

Когда владѣльцу не даютъ владѣть

Его жъ добромъ: ставъ вашей, я не ваша!

Вините же за то дурное время,

Но не меня!.. Наговорила много

Я лишняго — но для того вѣдь только,

Чтобъ задержать какъ можно дольше время!

Продлить его, отсрочить выборъ вашъ!..

Бассаніо. Нѣтъ, нѣтъ, прошу позвольте приступить

Къ нему сейчасъ: — живу вѣдь въ ожиданьи

Подъ пыткой я!

Порція. Подъ пыткой? — О, такъ кайтесь

Мнѣ тотчасъ же, какое преступленье

Свершили вы; чѣмъ провинилась ваша

Любовь ко мнѣ; чѣмъ заслужили вы

Мученья пытки; въ чемъ измѣна ваша?

Бассаніо. Ни въ чемъ, повѣрьте, если не вмѣнить

Въ измѣну мнѣ сомнѣнья, что не будетъ

Достигнутъ мной желаемый успѣхъ.

Огонь и снѣгъ сведутъ скорѣе дружбу,

Чѣмъ допущу измѣну я въ любви!

Порція. Боюсь, что мнѣ признанье это дали

Подъ пыткой вы! — вѣдь въ мукахъ, говорятъ,

Нерѣдко ложь.

Бассаніо. О, обѣщайте милость

Лишь жизни мнѣ, и я во всемъ сознаюсь!

Порція. Ну, если такъ — сознайтесь и живите!

Бассаніо. Я на приказъ: сознайтесь и любите ⁴³)

Скорѣй бы могъ правдивый дать отвѣтъ.

Какъ не назвать и пытку наслажденьемъ,

Кода судья самъ осужденныхъ учитъ,

Что отвѣчать имъ должно, чтобъ спастись!

Откройте же, прошу, скорѣе доступъ —

Мнѣ къ ящикамъ.

Порція. Извольте. Вы найдете

Въ одномъ изъ нихъ меня. Когда вы точно

Такъ любите, то сердце вамъ подскажетъ

Какой избрать. (Занавѣска, скрывающая ящики, отдергивается).

Нерисса, отойди!

Вы тоже встаньте, милыя, поодаль,

И пусть играетъ музыка, пока

Не кончитъ онъ свой выборъ. Если ложенъ

Надежды лучъ — то пусть, какъ нѣжный лебедь,

Угаснетъ онъ подъ звукъ ея! Источатъ

Мои глаза тогда такой обильный

Ключъ горькихъ слезъ, что, какъ на влагѣ лебедь,

Онъ можетъ умереть на немъ. — А если

Удача ждетъ, — какой встрѣчать ее

Намъ музыкой? — Громовымъ звукомъ трубъ,

Какимъ народъ привѣтствуетъ вступленье

На тронъ царя! Бряцаньемъ нѣжныхъ струнъ,

Ласкающихъ слухъ жениха въ день брака! —

(Смотритъ на Бассаніо).

Какой онъ принялъ смѣлый, гордый видъ

Предъ подвигомъ! — Въ немъ вижу я Алкида

(Лишь съ большей страстью въ сердцѣ) въ мигъ, когда

Пришелъ спасти троянскую онъ дѣву

Отъ пасти злой чудовища ⁴⁴)! — Я жертва,

А вы толпа Дарданскихъ, блѣдныхъ дѣвъ,

Что въ морѣ слезъ исхода ждали битвы! —

Иди, Алкидъ! — оставшись живъ, ты этимъ

Дашь жизнь и мнѣ! — Смѣлѣй идешь ты въ бой,

Чѣмъ я смотрю на подвигъ трудный твой! —

(Пока Бассаніо разсматриваетъ ящики, раздается музыка и пѣніе дѣвушекъ свиты).

ПѢСНЯ.

Пусть скажутъ мнѣ, гдѣ страсть живетъ:

Въ умѣ людей иль въ пылкой груди?

Что жизнь и пищу ей даетъ? —

Отвѣтьте мнѣ на это, люди!

Ее рождаетъ пылкій взглядъ

Ее лелѣетъ и ласкаетъ!

Но, счастья чуть надѣвъ нарядъ,

Она нерѣдко умираетъ!

Раздайся жъ, погребальный звонъ,

Надъ гробомъ страсти: динь-динь-донъ ⁴⁵).

Бассаніо. Наружный блескъ скрывать способенъ ложь,

Въ обманъ насъ часто вводятъ украшенья!

Такъ на судѣ искусный краснобай

Наборомъ словъ оправдываетъ вора;

Такъ проповѣдникъ, съ важностью въ лицѣ,

Передъ толпой отважно защищаетъ

Нелѣпый вздоръ, искусно подобравъ

Къ нему слова Священнаго Писанья.

Порока нѣтъ, который бы себя

Не прикрывалъ подъ маской лицемѣрья.

Такъ подлый трусъ, чей нравъ невѣренъ такъ же

Какъ невѣрны песочныя ступени, —

И тотъ, лицо обрамивъ бородой,

Подчасъ заставитъ о себѣ подумать,

Что онъ Алкидъ, хоть печень въ немъ блѣднѣй,

Чѣмъ молоко, а украшенье щекъ —

Знакъ этотъ видный мужества и силы ⁴⁶) —

Онъ выростилъ лишь съ тѣмъ, чтобы казаться

Грознѣй на видъ. Взглянувъ на красоту,

Находимъ мы, что куплена за деньги

Она на вѣсъ. Блескъ кудрей золотистыхъ,

Играющихъ, какъ змѣи, съ вѣтеркомъ,

Когда-то былъ такимъ же украшеньемъ

Другой, чужой головкѣ, ужъ давно

Нашедшей миръ въ могилѣ ⁴⁷)! Странный выводъ

Мы дѣлаемъ невольно изъ того:

Чѣмъ женщина вольнѣе поведеньемъ,

Тѣмъ больше тяготитъ она себя

Уборами ⁴⁸), — но всѣ уборы эти —

Лишь съ виду позолоченый песокъ

На берегу опаснѣйшаго моря!..

Прелестный шарфъ, скрывающій собой

Лишь черноту на тѣлѣ индіанки, —

Обманъ и ложь, чьей помощью въ нашъ вѣкъ

Подчасъ ловить умѣютъ даже мудрыхъ!

А потому я золотой шкатулкой

Не ослѣпленъ!.. Ее Мидасу въ пищу

Оставлю я ⁴⁹). Равно противно мнѣ

И серебро — людей поденщикъ блѣдный ⁵⁰)!

Но ты, свинецъ убогій и простой!

Хоть ты грозишь скорѣй, чѣмъ обѣщаешь —

Меня плѣнилъ ты простотою больше,

Чѣмъ убѣдить потокъ бы могъ рѣчей!

Беру тебя и жду счастливыхъ дней!

Порція. Летите прочь сомнѣнья злыя муки!

Прочь ревности зелено-желчный взглядъ ⁵¹)!

Прочь блѣдный страхъ, часы зловѣщей скуки!

Исчезли вы, какъ тѣни, скрывшись въ адъ!

Сдержись любовь! Умѣрь свои порывы!

Не позволяй имъ хлынуть, какъ потокъ,

Не сдѣлай такъ, чтобъ этотъ мигъ счастливый,

Сразивъ меня, къ погибели увлекъ!

Бассаніо (открывая ящикъ). Что вижу я? — О, Боже, предо мной

Портретъ прелестной Порціи!.. О, былъ

Навѣрно тотъ художникъ полубогомъ,

Чья кисть могла такъ чудно возсоздать

Оригиналъ!.. Глаза ея живутъ

И движутся!.. Иль, можетъ-быть, обманутъ

Я только тѣмъ, что блескъ тѣхъ чудныхъ глазъ

Попалъ въ мои и движетъ ихъ рѣсницы?

А вотъ уста!.. Раскрыло ихъ дыханье —

Оно одно такихъ друзей прелестныхъ

Способно такъ прелестно разлучить!..

И волосы!.. Соткалъ, какъ паутину,

Художникъ ихъ плѣнительную сѣть!

Хотѣлъ ловить онъ этой дивной сѣтью

Сердца людей: — она для нихъ опаснѣй,

Чѣмъ комарамъ тенета паука!

Но прелесть глазъ!.. Какъ могъ смотрѣть художникъ

На нихъ — когда работалъ!.. Написавъ

Одинъ изъ нихъ, какъ не лишился самъ

Онъ зрѣнія и не оставилъ дѣла

Неконченнымъ!.. Я чувствую, какъ слабы

Мои слова, чтобъ превознесть достойно

Прелестный этотъ образъ; но и онъ

Во много разъ ничтожнѣй вѣдь въ сравненьи

Съ тѣмъ, что даетъ намъ самъ оригиналъ ⁶²).

Спѣшу прочесть, что скажетъ этотъ свитокъ,

Итогъ надеждъ и радостей моихъ! (Читаетъ бумагу):

Ты не увлекся мишурой,

Зато и счастливъ жребій твой.

Блаженство взявъ, останься съ нимъ

И не гоняйся за другимъ.

Когда рѣшился счастьемъ звать

Ты, что умѣлъ искусно взять, "

То къ милой дѣвѣ подойди

И поцѣлуя смѣло жди ⁵³).

Нѣтъ лучше словъ!.. Позвольте васъ просить,

Синьора, долгъ по счету заплатить ⁶⁴). (Цѣлуетъ ее).

Какъ два бойца, вступивши въ состязанье

И слыша гулъ и громъ рукоплесканья

Густой толпы, собравшейся вокругъ,

Не разберутъ, которому изъ двухъ

Гремитъ тотъ гулъ въ хвалу и поощренье, —

Такъ точно я, въ мучительномъ сомнѣньи,

Жду — не дождусь узнать отъ васъ самихъ,

Насколько правъ въ надеждахъ я моихъ!

Порція. Я ничего не скрыла передъ вами,

Что есть во мнѣ; — но, если для себя

Чуждаюсь я тщеславнаго желанья

Быть лучше и красивѣй — то для васъ!..

О, какъ для васъ желала бъ увеличить

Я въ двадцать разъ все то, что есть во мнѣ

Хорошаго!.. Желала бъ во сто разъ

Красивѣй быть, богаче во сто тысячъ!..

Пускай предѣла бъ не было моимъ

И красотѣ, и качествамъ, и деньгамъ!..

И все затѣмъ, чтобъ только въ вашемъ мнѣньи

Мнѣ выше встать… Но вѣдь итогъ моихъ

Достоинствъ всѣхъ чрезчуръ убогъ и бѣденъ!

На дѣлѣ я лишь дѣвочка простая,

Безъ знаній и безъ должнаго умѣнья,

Какъ въ свѣтѣ жить!.. Счастлива я лишь тѣмъ

Что родилась способной, чтобъ учиться,

И что года мои еще не могутъ

Мнѣ въ томъ мѣшать…. Но счастья моего

Предѣлъ и верхъ конечно тотъ, что въ правѣ

Теперь отдать умъ свой и себя

Я въ руки вамъ, что будете вы впредь

Наставникъ мой и царь и повелитель!.

Берите жъ все, что видите вокругъ!

До этихъ поръ была царицей полной

Я надъ собой, надъ домомъ и надъ всѣмъ, —

Принадлежитъ теперь, со мной въ придачу,

Все это вамъ!.. Во, власть вамъ отдаю

Себя и все я — вмѣстѣ съ этимъ перстнемъ…

Но берегитесь потерять его

Иль подарить: — предвѣстьемъ это будетъ,

Что разлюбить хотите вы меня!

Такъ поступивъ, вы тѣмъ дадите право

Мнѣ горько-горько сѣтовать на васъ.

Бассаніо. О, — такъ сказавъ, лишаете меня

Вы чувствъ и словъ! Могу отвѣтить вамъ

Я лишь горячимъ клокотаньемъ страсти

Въ моей крови! Царитъ какой-то хаосъ

Въ моемъ умѣ, похожій на волненье

Людской толпы, когда, услыша слово

Любви и ласки добраго царя,

Она восторгъ свой выражаетъ шумомъ,

Гдѣ каждый звукъ сливается съ другимъ,

И только гулъ безъ ясныхъ выраженій,

Но много выражающій собой,

Несется вдаль!.. Клянусь, что въ мигъ, когда

Разстанусь съ этимъ перстнемъ я — прервется

И жизнь моя, давъ право вамъ сказать,

Что больше нѣтъ Бассаніо на свѣтѣ.

Нерисса (подходя съ Граціано).

Отъ всей души, синьоръ съ синьорой, счастья

Желаемъ вамъ!.. Свидѣтелями были

Мы оба здѣсь, какъ увѣнчались ваши

Желанья всѣ — такъ можно намъ воскликнуть:

Пошли вамъ Богъ счастливыхъ много лѣтъ!

Граціано. Любезный другъ, а также вы, синьора,

Желаю вамъ и благъ и счастья тьму,

Я пребываю вмѣстѣ съ тѣмъ въ надеждѣ,

Что счастье ваше поперекъ дороги

Не встанетъ мнѣ!.. Позвольте жъ попросить

Смиренно васъ, чтобъ въ день, когда скрѣпите

Пожизненной вы клятвой вашъ союзъ, —

Вступилъ и я подъ иго брачныхъ узъ!

Бассаніо. Отъ всей души согласенъ, если только

Найдешь жену.

Граціано. Премного благодаренъ!

Нашелъ ее, на счастье мнѣ, ты самъ:

Мои глаза глядятъ твоихъ не хуже,

А потому, покамѣстъ ты смотрѣлъ

На госпожу — я сваталъ камеристку.

Влюбился ты — влюбился я! Зѣвать,

Я, какъ и ты, безъ пользы не намѣренъ!..

Ты основалъ свое благополучье

На ящикахъ — сидѣло, вижу, счастье

Въ нихъ и мое, затѣмъ, что послѣ многихъ

Искательствъ, клятвъ до поту и рѣчей

До сухости во рту — я наконецъ

Склонилъ сію прекрасную особу (указываетъ на Нериссу)

Дать мнѣ обѣтъ (лишь не было бъ въ томъ бѣдъ ⁵⁵)

Отдаться мнѣ, коль скоро ты достигнешь

Того жъ съ ея хозяйкой.

Порція. Неужели,

Нерисса, это правда?

Нерисса. Да, синьора,

Когда согласье намъ дадите вы.

Бассаніо. А ты не вздоръ городишь, Граціано?

Граціано. Клянусь душой, не вздоръ.

Бассаніо. Ну, если такъ —

Украсите своей вы свадьбой нашу.

Граціано (Нериссѣ). Закладъ стоитъ на мальчика!

Нерисса. Не ставьте —

Повалится.

Граціано. Ну, если ужъ дойдетъ

До этого — тогда, конечно, плохо ⁵⁶).

Но что это? — сюда идутъ друзья:

Нашъ старый другъ Соланіо, Лорензо

И вмѣстѣ съ нимъ язычница его.

(Входятъ Соланіо, Лорензо и Джессика).

Бассаніо. Соланіо! Лорензо! какъ я радъ,

Что вижу васъ. (Порціи). Хоть новость положенья,

Какое здѣсь я занялъ, не даетъ

Еще мнѣ правъ хозяина, но все же,

Мой милый другъ, надѣюсь, ты позволишь

Мнѣ пригласить друзей и земляковъ

Къ намъ погостить.

Порція. Пожалуйста, — я буду

Сама просить объ этомъ.

Лорензо. Благодаренъ

Отъ всей души. Я собственно не думалъ

Быть нынче здѣсь, но встрѣтилъ на дорогѣ

Соланіо, а онъ сталъ такъ усердно

Меня просить поѣхать вмѣстѣ съ нимъ,

Что не имѣлъ я духу отказаться.

Соланіо. Да, это такъ, и я имѣлъ причину

Зазвать его. (Бассаніо). Я вамъ привезъ письмо

Антоніо. (Подаетъ письмо).

Бассаніо. Прошу сказать мнѣ, прежде

Чѣмъ я прочту письмо, какъ поживаетъ

Мой добрый другъ?

Соланіо. Не боленъ, если звать

Не будемъ мы душевныхъ мукъ болѣзнью,

И не здоровъ, когда страданья всѣ

Считать должны мы недугомъ. Письмо

Все объяснитъ. (Бассаніо читаетъ письмо).

Граціано (указывая на Джессику). Нерисса. Приласкай

И приголубь, какъ должно, нашу гостью.

(Соланіо). А ты дай руку, другъ! Ну, что творится

Въ Венеціи? Скажи, какъ поживаетъ

Антоніо, нашъ царственный купецъ?

Увѣренъ я — онъ будетъ радъ сердечно

За нашъ успѣхъ: — вѣдь, какъ Язоны, оба

Мы золотое добыли руно!

Порція. Зловѣщая, по всѣмъ примѣтамъ, новость

Пришла въ письмѣ: Бассаніо блѣднѣй,

Чѣмъ полотно!.. Смерть дорогого друга…

Не правда ли?.. Она одна могла бы

Такъ поразить мужчины твердый духъ!

Бассаніо! Во имя данной клятвы!..

Я часть тебя… хочу я, чтобъ со мной

Сейчасъ ты подѣлился половиной

Тѣхъ новостей, какія принесло

Тебѣ письмо.

Бассаніо. О, дорогой мой другъ!

Ни разу вѣсть ужаснѣй не пятнала

Страницъ письма!.. Когда тебя я сваталъ,

То говорилъ, что все мое добро

Заключено лишь въ благородствѣ крови,

И я не лгалъ!.. Нѣтъ, нѣтъ, — цѣня, напротивъ,

Себя и низко такъ, я все жъ при этомъ

Былъ хвастуномъ! Сказавъ, что не имѣю

Я ничего — я долженъ былъ прибавить,

Что стою я въ дѣйствительности ниже,

Чѣмъ и ничто! Я заложилъ себя

Въ нуждѣ печальной другу и позорно

Его тѣмъ предалъ злѣйшему врагу!

Смотри: страницы эти — кровь и тѣло!

Зіяетъ буква каждая письма

Смертельной, страшной раной!.. Лучшій другъ

Мной умерщвленъ!.. Но правда ль это? Точно ль

Случилось такъ, Соланіо? Ужели

Не спасся ни одинъ изъ кораблей

Отъ грозныхъ скалъ, несущихъ страхъ и гибель

Судамъ купцовъ?.. Ужель погибли всѣ, —

Всѣ тѣ, что шли изъ Индіи, Триполи,

Изъ Англіи, изъ Варварійскихъ странъ,

Изъ Мексики, иль хоть изъ Лисабона?..

Соланіо. Погибли всѣ; — да если бы теперь

Антоніо и добылъ сумму денегъ,

Чтобъ расплатиться со своимъ жидомъ,

То тотъ ея бы не взялъ… Не случалось

Мнѣ видѣть твари злѣй! Вѣдь носитъ все же

Онъ хоть снаружи человѣчій видъ

И въ то же время требуетъ такъ злобно,

Чтобъ сгубленъ былъ такой же человѣкъ!

Онъ пристаетъ съ утра до ночи къ дожу,

Крича, что если судъ признать откажетъ

Его права, то, значитъ, въ государствѣ

Исчезла власть ⁵⁷). Напрасно двадцать самыхъ

Почтеннѣйшихъ купцовъ, равно какъ дожъ

Съ вельможами, старались убѣдить,

Чтобъ онъ смирилъ вражду свою, — все тщетно!

Кричитъ свое онъ, проситъ правосудья

И предъявляетъ свой кровавый искъ!

Джессика. Когда жила я съ нимъ еще, онъ клялся

Своимъ двумъ землякамъ, Тубалу съ Гуссомъ,

Что, будь ему предложена за кровь

Антоніо уплата въ двадцать разъ

Значительнѣй, чѣмъ долгъ — онъ отказался бъ

И отъ нея. Сомнѣнья нѣтъ, что если

Законъ и власть не вступятся, то бѣдный

Должникъ погибъ.

Порція (Бассаніо). И въ этой злой нуждѣ

Твой близкій другъ?

Бассаніо. Ближайшій! Самый лучшій

Изъ всѣхъ людей! Незамѣнимый въ дружбѣ

И въ помощи! Одинъ изъ тѣхъ, въ комъ честь

И доблесть древнихъ римлянъ такъ сплотились,

Что не сыскать подобнаго ему

Во всей Италіи.

Порція. Но что жъ онъ долженъ?

Бассаніо. Три тысячи червонцевъ; — задолжалъ

Онъ ими для меня лишь!

Порція. Какъ? Не больше?

Отдай ему шесть тысячъ — и въ клочки

Его контрактъ. — Удвой, утрой всю сумму,

Лишь только бъ не случилось, что такой

Прекрасный другъ лишился за тебя

Хоть волоса. — Но прежде назови

Предъ алтаремъ меня своей женою,

А тамъ спѣши въ Венецію устроить,

Какъ должно, все. — Я не хочу, чтобъ ты

Былъ счастливъ возлѣ Порціи съ такой

Тоской въ душѣ. Мы золота достанемъ,

Чтобъ уплатить твой долгъ хоть двадцать разъ!

А послѣ, справимъ все — вези и друга

Съ собой сюда. Мы, между тѣмъ, съ Нериссой

Васъ будемъ ждать — двѣ дѣвушки-вдовы.

Такъ съ Богомъ въ путь! Приходится оставить

Тебѣ жену какъ разъ въ твой брачный день.

Простись теперь съ друзьями ⁵⁸). Грусти тѣнь

Съ лица долой! Ты дорогой цѣною

Достался мнѣ, такъ будешь больше мною

И оцѣненъ. — Но погоди: сперва

Хочу я знать, что пишетъ твой пріятель.

Бассаніо (читаетъ письмо). «Дорогой Бассаніо! Корабли мои погибли, заимодавцы становятся требовательны, состояніе потеряно, долгъ мой жиду просроченъ. А такъ какъ, уплативъ неустойку, я, конечно, не могу остаться въ живыхъ, то этимъ кончаются и всѣ бывшіе между мной и тобой счеты. Единственное мое желаніе: увидѣть тебя еще разъ передъ смертью. Поступай, впрочемъ, какъ знаешь. Если не побудитъ тебя на пріѣздъ твоя дружба, то не убѣждайся и словами письма».

Порція. Брось, милый, все и въ путь спѣши скорѣй..

Бассаніо. Иду, иду, когда твое рѣшенье

Судило такъ — и, раньше чѣмъ вернусь,

Покоя знать не будутъ на мгновенье

Мои глаза — я въ томъ тебѣ клянусь⁵⁹)! (Уходятъ).

СЦЕНА 3-я.

Улица въ Венеціи. (Входятъ Шейлокъ, Саларино, Антоніо и тюремщикъ).

Шейлокъ. Смотри за нимъ во всѣ глаза, тюремщикъ!

Пощады нѣтъ! — Вотъ тотъ глупецъ, что даромъ

Ссужалъ всѣмъ въ долгъ. — Смотри за нимъ, тюремщикъ!

Антоніо. Будь добръ, Шейлокъ.

Шейлокъ. Подай мнѣ долгъ! Хочу

Я взять мой долгъ: — я клятву далъ, что будетъ

Онъ отданъ мнѣ! — Ругалъ меня, бывало,

Собакой ты — такъ берегись теперь

Моихъ зубовъ! — Поддержатъ судъ и герцогъ

Мои права! (Тюремщику) А ты за нимъ какъ смотришь?

Чуть слово молвитъ онъ — ты и выводишь

Его гулять!

Антоніо. Хоть выслушай, прошу…

Шейлокъ. Подай мнѣ долгъ! — не нужно краснобайства:

Подай мнѣ долгъ! — не стану слушать я!

Иль думалъ ты, что я смирюсь, размякнувъ

Какъ дуралей? Начну вздыхать и плакать?

Дамъ христіанскимъ просьбамъ убѣдить

Легко себя?.. Нейди за мной! Рѣчей

Не нужно мнѣ… хочу я неустойку. (Уходитъ Шейлокъ)

Саларино. Я злѣе пса не видывать на свѣтѣ.

Антоніо. Оставь его, — пусть онъ идетъ; не стану

Я больше тратить безполезныхъ просьбъ.

Ему нужна вѣдь жизнь моя, и знаю

Я хорошо, зачѣмъ и почему.

Спасать не разъ случалось мнѣ, бывало,

Отъ рукъ его несчастныхъ должниковъ,

Моей просившихъ помощи; — за это

Меня и ненавидитъ онъ.

Саларино. Увѣренъ

Я твердо въ томъ, что герцогъ не допуститъ

Подобный искъ.

Антоніо. Не въ правѣ отмѣнить

И герцогъ самъ закона. Допустивши

Такой исходъ — онъ подорвалъ бы вѣру

Въ права, какія даны иностранцамъ

Въ Венеціи; — а это повело бы

Къ убыткамъ для страны въ дѣлахъ торговли,

Которой городъ нашъ такъ тѣсно связанъ

Съ народами всѣхъ странъ; — а потому

Будь, что велитъ судьба! — Я изнуренъ

Настолько ужъ бѣдой, что врядъ ли завтра

Отыщетъ кровожадный кредиторъ

Фунтъ мяса на костяхъ моихъ. — Идемъ,

Тюремщикъ, прочь. — Пріѣхалъ лишь бы только

Бассаніо, чтобъ видѣть, какъ плачу

Я долгъ его, — а дальше будь, что будетъ. (Уходятъ).

СЦЕНА 4-я.

Бельмонтъ. Комната въ домѣ Порціи. (Входятъ Порція, Нерисса, Лорензо, Джессика и Бальтазаръ)

Лорензо. Въ глаза и за глаза скажу, синьора,

Про васъ я всѣмъ, что врядъ ли смотритъ кто

Прекрасно такъ на дружбу — этотъ даръ,

Намъ посланный отъ Бога. Видно это

Всего вѣрнѣй и лучше изъ того,

Какъ терпѣливо сносите разлуку

Теперь вы съ вашимъ мужемъ. Но когда бъ

Вы знали, что за.чудный человѣкъ

Тотъ, за кого вы терпите; какъ дорогъ

Ему вашъ мужъ — то вы бъ еще серьезнѣй

Гордились вашимъ дѣломъ и считали

Его гораздо выше, чѣмъ простой

Поступокъ доброты.

Порція. Добро всегда

Готова сдѣлать я, — такъ не раскаюсь

Тѣмъ больше въ томъ теперь. — Вѣдь если двое

Друзей привыкли жить, не разставаясь,

И поровну несли ярмо любви,

То явится всегда межъ ними сходство

Въ манерахъ, мысляхъ и почти въ чертахъ.

Я склонна думать потому, что вашъ

Антоніо, кого мой мужъ считалъ

Всегда первѣйшимъ другомъ, непремѣнно

Похожъ во всемъ быть долженъ на него.

А если такъ, то стоитъ ли и думать

О пустякахъ, какіе приношу

Я въ жертву, чтобъ спасти отъ адской злости

Того, кто, какъ я думаю, похожъ

На двойника души моей? — Считать

Такой поступокъ тягостною жертвой

Вѣдь было бъ самохвальствомъ, — потому

Ни слова мнѣ объ этомъ. — Съ вами надо

Поговорить мнѣ о другихъ дѣлахъ.

Вамъ поручить намѣрена, Лорензо,

Я весь мой домъ и всѣ мои дѣла,

Пока мой мужъ въ отлучкѣ; — о себѣ же

Скажу, что поклялись съ Нериссой обѣ

Въ молитвахъ мы затворницами жить,

Пока мужья къ намъ не вернутся снова.

Здѣсь есть вблизи укромный монастырь,

Гдѣ съ ней мы поселимся. — Обѣщайте жъ

Исполнить то, о чемъ, во имя дружбы

И нѣсколькихъ другихъ еще причинъ,

Я васъ прошу.

Лорензо. Отъ всей души, синьора,

Исполню все.

Порція. Моя прислуга знаетъ

Ужъ обо всемъ и будетъ васъ считать

Здѣсь съ Джессикой такими жъ господами,

Какъ мужа и меня. — Затѣмъ прощайте;

Богъ дастъ, мы скоро свидимся опять.

Лорензо. Пріятныхъ дней и самыхъ лучшихъ мыслей!

Джессика. Пошли судьба сердечный вамъ покой.

Порція. Благодарю! Пошли того же Богъ

И вамъ обоимъ! Джессика, прощайте.

(Лорензо и Джессика уходятъ).

Порція (Бальтазару). Послушай, Бальтазаръ, — твое усердье

И честность знаю я — такъ докажи ихъ

Мнѣ и теперь. — Поѣдешь съ этимъ ты

Письмомъ сейчасъ же въ Падую. — Спѣши,

Насколько хватитъ силъ; когда жъ пріѣдешь,

То спросишь, гдѣ живетъ ученый докторъ

Белларіо, двоюродный мой братъ.

Отдай ему письмо; въ отвѣтъ получишь

Бумаги ты и платье; — ихъ немедля

Доставь на пристань, гдѣ суда отходятъ

Въ Венецію. — Скорѣй же, не теряй

Напрасно словъ; — пріѣхавъ, ты меня

Найдешь ужъ тамъ.

Бальтазаръ. Всѣ силы приложу,

Чтобъ поспѣшить. (Уходитъ Бальтазаръ).

Порція. Поди сюда, Нерисса.

Затѣяла я шутку, о какой

Тебѣ и не мечталось: — обѣ мы

Своихъ мужей увидимъ многимъ раньше,

Чѣмъ ждутъ они.

Нерисса. А насъ они увидятъ?

Порція. Увидятъ, только въ платьѣ, подъ которымъ

Почудится имъ то, чего въ насъ нѣтъ. —

Держу пари, что если насъ обѣихъ

Переодѣть въ двухъ статныхъ молодцовъ,

То окажусь вѣдь ловче и красивѣй,

Пожалуй, я! — Носить сумѣю лучше

Я и кинжалъ и измѣню свой голосъ

Искуснѣе на сиплый тотъ дискантъ,

Какимъ щебечетъ такъ забавно мальчикъ,

Достигшій лѣтъ, когда пора пришла

Мужчиной стать. — Ходить начну, ступая

Разъ вмѣсто двухъ; а что до болтовни,

То за поясъ заткну всѣхъ краснобаевъ

Хвастней своей и клятвами: какъ много

Имѣлъ я ссоръ, какую тьму сгубилъ

Красавицъ, захворавшихъ отъ тоски —

Скажу, умершихъ даже — потому лишь,

Что былъ жестокъ въ отвѣтѣ я своемъ

На ихъ любовь. — «Что жъ было дѣлать? Чѣмъ

Я виноватъ? Вѣдь не могло жъ хватить

Меня на всѣхъ! Въ ихъ смерти каюсь я

Отъ всей души». — Нагорожу такъ много

Такихъ я лжей, что и любой мужчина

Дастъ клятву въ томъ, что годъ по крайней мѣрѣ

Прошелъ съ тѣхъ поръ, какъ бросилъ школу я!

Вѣдь сотнями извѣстны мнѣ продѣлки

Всѣхъ этихъ глупыхъ, чванныхъ хвастуновъ ⁶⁰).

И я пущу ихъ въ ходъ.

Нерисса. Не стать ли намъ

Мужчинами во всемъ?

Порція. Фу, что за вздоръ

Городишь ты! Что если бы тебя

Какой-нибудь подслушалъ злоязычникъ ⁶¹)!

Но намъ пора, — объ остальномъ узнаешь

Въ дорогѣ ты. Идемъ, идемъ скорѣй!

Карета ждетъ насъ у калитки сада;

Вѣдь мы должны проѣхать двадцать миль. (Уходятъ).

СЦЕНА 5-я.

Садъ при домѣ Порціи. (Входятъ Ланселотъ и Джессика).

Ланселотъ. Это вѣрно, вѣрно! Могу васъ увѣрить, что грѣхи отцовъ всегда взыскиваются съ дѣтей, — потому я за васъ боюсь. Не сталъ бы я вамъ это и говорить, но что жъ дѣлать, если откровенность вошла у меня въ привычку. Какъ ни раздумывай, а все придешь къ мысли, что быть вамъ въ аду. Есть, правда, маленькая надежда на ваше спасенье, да бѣда въ томъ, что надежда-то сама по себѣ плохая, говоря проще, незаконная.

Джессика. Какая же это надежда?

Ланселотъ. А вотъ какая: можете вы надѣяться, что отецъ вашъ вамъ не отецъ, и что вы не дочь жида?

Джессика. Вотъ ужъ точно незаконная надежда! Еслибъ она оказалась вѣрной, то на меня легъ бы грѣхъ моей матери.

Ланселотъ. Это такъ, и потому я боюсь, что гибель ждетъ васъ и за отца и за мать. Изъ Сциллы отца попадете вы въ Харибду матери. Спасенья нѣтъ вамъ ни въ какомъ случаѣ.

Джессика. Меня спасетъ мужъ: онъ сдѣлалъ меня христіанкой.

Ланселотъ. Тѣмъ хуже для него. Насъ, христіанъ, развелось столько, что мы едва можемъ уживаться другъ съ другомъ. Всякій лишній приростъ подниметъ только цѣну на ветчину. Если кушанье это станутъ ѣсть всѣ, то скоро ни за какія деньги и ломтика не достанете.

Джессика. Все твое вранье я разскажу мужу. Вотъ кстати и онъ. (Входитъ Лорензо).

Лорензо. Скоро я начну ревновать къ тебѣ, Ланселотъ, мою жену. Ты вѣчно съ ней шепчешься.

Джессика. Напрасно, мой милый: мы съ Ланселотомъ не въ ладахъ. Онъ говоритъ, что мнѣ не будетъ спасенья, потому что я дочь жида, да сверхъ того увѣряетъ, будто ты плохой гражданинъ тѣмъ, что, обращая жидовъ въ христіанство, поднимаешь цѣну на ветчину.

Лорензо. Въ этомъ мнѣ оправдаться легче, чѣмъ ему въ беременности мавританки. Ребенка сочинилъ ей вѣдь ты, Ланселотъ.

Ланселотъ. Что жъ за бѣда? Такая прибыль будетъ наградой за убыль ея честности ⁶²). Во всякомъ случаѣ она выросла въ моихъ глазахъ противъ того, за что я принималъ ее прежде.

Лорензо. Какъ однако нынче всякій дуракъ научился играть словами. Я думаю истинному остроумію придется скоро замолчать совсѣмъ, а болтовня станетъ похвальной только въ попугаяхъ. Ступай и скажи, чтобъ готовились къ обѣду.

Ланселотъ. Готовы, синьоръ: проголодались рѣшительно всѣ.

Лорензо. Боже, какимъ ты сталъ острякомъ! Скажи въ такомъ случаѣ, чтобъ готовили обѣдъ.

Ланселотъ. Обѣдъ готовъ давно; — остается только накрыть.

Лорензо. Такъ накрой.

Ланселотъ. Какъ можно, синьоръ: — накрывать кого-нибудь не входитъ въ мою обязанность.

Лорензо. Новая глупость! Ты, кажется, намѣренъ высыпать все твое остроуміе разомъ. Понимай, пожалуйста, простыя слова просто. Ступай къ своимъ товарищамъ, вели имъ накрыть столъ, подать обѣдъ и скажи, что мы придемъ обѣдать.

Ланселотъ. Что до стола, синьоръ, то онъ уже поданъ; что до обѣда, то онъ уже накрытъ, а что — до вашего прихода, то это пусть будетъ, какъ Господь Богъ положитъ вамъ на душу. (Уходитъ Ланселотъ).

Лорензо. Что за наборъ пустыхъ и глупыхъ словъ!

Дуракъ скопилъ, какъ видно, цѣлый ворохъ

Остротъ въ своемъ умѣ и сыплетъ ими

Безъ удержу вездѣ. Но, впрочемъ, если

Взглянуть на свѣтъ, то встрѣтишь въ немъ не мало

Глупцовъ, стоящихъ выше, но при этомъ

Забыть готовыхъ также здравый смыслъ

Для болтовни (Джессикѣ). Ну что, дружокъ мой милый/

Какъ нравится, скажи мнѣ откровенно,

Тебѣ жена Бассаніо?

Джессика. Прелестнѣй

Она всѣхъ словъ! Примѣрно долженъ жить

Бассаніо теперь: — судьбой дано

Въ такой женѣ небесное блаженство

Ему ужъ здѣсь, а потому лишится

И въ небѣ рая онъ, когда не будетъ

Цѣнить жену, какъ должно, на землѣ. —

Вѣдь если бъ боги вздумали заспорить

О чемъ-нибудь и ставкой для пари

Поставили двухъ женщинъ, изъ которыхъ

Одна была бы Порція, то много бъ

Пришлось придать различныхъ совершенствъ

Другой, чтобы сравниться съ ней. Подобныхъ

Ей въ мірѣ нѣтъ!

Лорензо. А я такъ вотъ увѣренъ,

Что, какъ твой мужъ, по качествамъ, ничѣмъ я

Не хуже, чѣмъ она.

Джессика. Ну, ну, — объ этомъ

Спроси меня.

Лорензо. Спрошу, отвѣть, но прежде

Пойдемъ за столъ.

Джессика. Ужъ лучше похвалю

Тебя теперь: мужей цѣнить пріятнѣй

Намъ натощакъ.

Лорензо. Поѣсть сперва все жъ лучше —

А тамъ… а тамъ… твою мы болтовню

Переваримъ пріятнѣй — за десертомъ.

Джессика. Ну, погоди, достанется жъ тебѣ! (Уходятъ).

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Зала суда въ Венеціи. (Входятъ дожъ и сенаторы, Антоніо, Бассаніо, Граціано, Саларино, Соланіо и другіе).

Дожъ. Кто здѣсь Антоніо?

Антоніо. Я, ваша свѣтлость.

Дожъ. Жаль мнѣ тебя. Отвѣтить принужденъ

Противнику ты съ сердцемъ тверже камня;

Презрѣнной, низкой твари, чьей душѣ

Невѣдомы ни доброта ни милость.

Антоніо. Я знаю, ваша свѣтлость, какъ сердечно

Искали вы спасти меня, стараясь

Смягчить его жестокость, но стоитъ

Онъ твердо на своемъ. Законныхъ средствъ

Спасти меня отъ злобныхъ рукъ, къ несчастью,

Нѣтъ никакихъ, и потому осталось

Мнѣ лишь одно: съ терпѣньемъ подчиниться

Его враждѣ. Готовъ покорно встрѣтить

Я жребій свой и со спокойнымъ духомъ

Снести его удары.

Дожъ. Прикажите

Позвать жида.

Соланіо. Онъ здѣсь ужъ, ваша свѣтлость.

(Входитъ Шейлокъ).

Дожъ. Пусть подойдетъ и встанетъ предо мной.

Ну, Шейлокъ, всѣ, кто здѣсь, со мною вмѣстѣ,

Убѣждены, что хочешь довести

Ты злость свою лишь до поры, когда

Поставитъ судъ свой приговоръ; а послѣ

Себя покажешь также ты сердечнымъ,

Какъ прежде былъ жестокъ; — что здѣсь же, гдѣ

Ты требуешь за долгъ уплаты кровью

Несчастнаго купца — не только бросишь

Ты мысль свою, но, движимъ добротой,

Простишь ему и половину долга,

Принявъ въ расчетъ, какъ много тяжкихъ бѣдъ

Онъ перенесъ, — бѣдъ, отъ какихъ навѣрно бъ

Былъ разоренъ и царственный купецъ ^6з).

Вѣдь даже каменное сердце турокъ

Или татаръ, не знавшихъ никогда,

Что значитъ состраданье — было бъ ими

Растрогано. — Отвѣть же: словъ добра

Мы ждемъ здѣсь всѣ.

Шейлокъ. Отвѣтъ, чего хочу я,

Ужъ сказанъ мной. Святой субботой нашей

Я поклялся, что такъ или иначе

Возьму свое! Хочу я неустойки!

Откажете — своей же вы рукой

Разрушите значенье вашей власти

И вашихъ правъ ⁶⁴). — Вы задали вопросъ,

Зачѣмъ упорно такъ предпочитаю

Фунтъ мяса я тремъ тысячамъ червонцевъ?

А если я отвѣчу, что такая

Пришла мнѣ блажь? — останетесь довольны

Отвѣтомъ вы?.. Что, если бъ завелась

Въ моемъ дому докучливая крыса,

И я не пожалѣлъ бы десять тысячъ

Червонцевъ дать, лишь только бъ извести

Дурную тварь, — сочли бъ вы мой отвѣтъ

Достаточнымъ? — Есть люди, для которыхъ

Противно видѣть кошку; для другихъ

Невыносимъ открытый ротъ свиньи;

А-то еще такіе есть, что, слыша

Волынки пискъ, не въ силахъ удержать

Въ себѣ мочу. Страстями управляетъ

Въ насъ личный вкусъ: — по волѣ можетъ онъ

Заставить насъ любить и ненавидѣть;

А потому, въ отвѣтъ на вашъ вопросъ,

Скажу лишь то, что если объясненья

Никто не дастъ вамъ, почему такой-то

Не терпитъ пасть свиньи; другой не любитъ

Полезной, тихой кошки; третій, слыша

Волынки звукъ, невольно заставляетъ

Краснѣть другихъ, срамя себя и самъ —

То вотъ причина вамъ, что не желаю

И я давать отвѣтъ, зачѣмъ веду

Такой я искъ въ прямой себѣ убытокъ. —

Скажу одно: что ненавистенъ мнѣ

Антоніо! — Достаточенъ ли вамъ

Такой отвѣтъ?

Бассаніо. Безчувственный ты камень!

Не извинишь такимъ пустымъ отвѣтомъ

Ты злость твою!

Шейлокъ. Я не тебѣ въ угоду

Сказалъ отвѣтъ.

Бассаніо. Не убивать же всѣхъ,

Кто намъ не милъ.

Шейлокъ. Возненавидѣть, значитъ —

Хотѣть убить.

Бассаніо. Пустое оскорбленье —

Ничтожный слишкомъ для того предлогъ.

Шейлокъ. А ты змѣѣ ужалить дашь два раза ⁶⁵)?

Антоніо. Прошу, синьоры, вспомнить: говорите

Вѣдь вы съ жидомъ! Когда бы вы стояли

На берегу, то легче было бъ вамъ

Заставить валъ бѣгущаго прилива

Отхлынуть вновь! Скорѣй бы волкъ отвѣтилъ,

Зачѣмъ блѣять заставилъ онъ ягненка

За мать его! Успѣли бы скорѣе

Вы запретить вершинамъ горныхъ сосенъ

Гудѣть подъ шумомъ вѣтра! Одолѣть

Удастся вамъ упорнѣйшія вещи

Скорѣй и легче, чѣмъ сломить упорство

Бездушнаго жида: — сравнить жестокость

Его нельзя ни съ чѣмъ, — а потому

Прошу я васъ: не тратьте понапрасну

Безцѣльныхъ, лишнихъ просьбъ: — поставьте прямо

Вашъ приговоръ, рѣшивъ безъ проволочекъ,

Что ждетъ меня и что желаетъ жидъ.

Бассаніо. Готовъ ему шесть тысячъ дать червонцевъ

Я вмѣсто трехъ.

Шейлокъ. Когда червонецъ каждый

Ты превратить бы умудрился въ шесть —

Я все же ихъ бы не взялъ. — Неустойку

Подайте мнѣ!

Дожъ. Какой же въ правѣ ждать

Ты милости, когда такъ безсердеченъ

И злобенъ самъ?

Шейлокъ. Гдѣ судъ, который скажетъ,

Что я неправъ? — Такого нѣтъ, — такъ что же

Бояться мнѣ? — Изъ васъ владѣетъ каждый

Толпой рабовъ, которыхъ, какъ собакъ,

Какъ вьючный скотъ иль какъ ословъ съ мулами,

Гоняете вы на тяжелый трудъ.

Что ежели сказалъ бы вамъ я: «Дайте

Свободу имъ, жените на своихъ

Наслѣдницахъ, не мучьте ихъ жестоко

Трудомъ сверхъ силъ; пусть спятъ они въ постеляхъ,

Въ какихъ вы спите сами, пусть ѣдятъ

Отъ вашихъ блюдъ!» — не закричали ль громко бъ

Вы мнѣ въ отвѣтъ: — «Рабы вѣдь эти наши!»

Такъ вотъ и я отвѣчу вамъ, что этотъ

Фунтъ мяса — мой! — Я дорогой цѣною

Его купилъ и требую, чтобъ мнѣ

Онъ отданъ былъ! — Откажете — позоръ

На васъ на всѣхъ и на законы ваши!

Ихъ, значитъ, нѣтъ въ Венеціи! — Стою

Я на своемъ и жду, чтобъ судъ поставилъ

Свой приговоръ!

Дожъ. Я властью, данной мнѣ,

Рѣшилъ отсрочить дѣло до пріѣзда

Белларіо, ученаго юриста,

Который вызванъ мной для совѣщанья

И долженъ скоро быть сюда.

Саларино. Пріѣхалъ

Изъ Падуи гонецъ; съ собой привезъ онъ

Письмо Белларіо.

Дожъ. Зови гонца

И дай письмо.

Бассаніо. Антоніо, мужайся!

Не унывай! Отдамъ скорѣй жиду

Я жизнь мою и плоть, и кровь, и кости,

Чѣмъ допущу, чтобъ пролилъ каплю крови

Ты за меня.

Антоніо. Больная я овца —

И потому намѣченная къ смерти!

Загнившій плодъ срываютъ со стебля

До времени — а потому пусть будетъ

Такъ и со мной! Не мучь себя напрасно!

Ты долженъ жить, чтобъ помянуть меня

Надгробнымъ, добрымъ словомъ.

(Входитъ Нерисса, одѣтая писцомъ).

Дожъ. Васъ прислалъ

Белларіо?

Нерисса. Да, ваша свѣтлость; — шлетъ

Онъ вамъ привѣтъ. (Подаетъ письмо).

Бассаніо (Шейлоку). Зачѣмъ ты такъ усердно

Свой точишь ножъ?

Шейлокъ. Чтобъ лучше рѣзалъ онъ,

Когда платить по приговору будетъ

Мнѣ долгъ банкрутъ.

Граціано. Точи жъ не на подошвѣ,

Проклятый жидъ! — Пригоднѣй для того

Твоя душа ⁶⁶)! — Ни сталь ни мечъ, которымъ

Казнитъ палачъ, нельзя сравнить съ твоею

Свирѣпостью! — Иль въ мірѣ нѣту просьбъ,

Какими ты смягчился бъ?..

Шейлокъ. Не придумать

Съ твоимъ умомъ.

Граціано. Такъ будь же проклятъ, песъ!

Будь жизнь твоя укоромъ вѣчнымъ правдѣ!

Изъ-за тебя я усумнился въ вѣрѣ:

Готовъ повѣрить я, какъ Пиѳагоръ,

Что можетъ духъ скотовъ переселяться

Въ тѣла людей. Жилъ прежде въ волкѣ ты

И грызъ людей; когда жъ его за то

Повѣсили — переселился прямо

Изъ петли онъ въ тебя, вошелъ въ утробу

Твоей нечистой матери! — Во всемъ

Ты хищный волкъ, кровавый, жадный, гнусный!

Шейлокъ. Кричи, юнецъ, — на векселѣ печати

Ты крикомъ не сотрешь, а лишь себѣ

Надсадишь грудь да истощишь напрасно,

Свой острый умъ: — я на законной почвѣ

Стою вѣдь здѣсь.

Дожъ (прочтя письмо). Белларіо мнѣ пишетъ,

Что присланъ имъ къ намъ молодой юристъ.

Но гдѣ же онъ?

Нерисса. Здѣсь, ваша свѣтлость; ждетъ.

Отвѣта онъ, угодно ль будетъ вамъ

Его принять?

Дожъ. О, да, о, да, конечно.

Пусть четверо иль трое лицъ изъ свиты

Введутъ его сюда, а васъ покамѣстъ

Я выслушать прошу, что пишетъ мнѣ

Белларіо.

Клеркъ (читаетъ). «Увѣдомляю вашу свѣтлость, что письмо ваше застало меня совершенно больнымъ. Но въ то самое время, какъ прибылъ вашъ посланный, сидѣлъ у меня одинъ молодой докторъ изъ Рима, по имени Бальтазаръ. Я познакомилъ его съ процессомъ, который жидъ затѣялъ противъ Антоніо, и мы много перерыли по этому случаю книгъ. Я выразилъ ему мое мнѣніе, а онъ подкрѣпилъ его своимъ. Я не нахожу достаточно словъ, чтобъ достойно оцѣнить ученость этого молодого человѣка, и потому довѣрилъ ему вполнѣ явиться къ вамъ вмѣсто меня для разрѣшенія упомянутаго дѣла. Прошу васъ не считать молодости доктора препятствіемъ, чтобъ оказать вниманіе его словамъ. Я никогда еще не встрѣчалъ болѣе созрѣвшаго ума въ столь молодомъ тѣлѣ. Поручая его вашему милостивому пріему, остаюсь увѣреннымъ, что рекомендацію мою оправдаетъ онъ лучше всего самъ».

Дожъ. Вы знаете теперь, что пишетъ мнѣ

Белларіо; но вотъ идетъ и докторъ.

(Входитъ Порція въ платьѣ доктора правъ).

Пожать позвольте руку вамъ. — Прислалъ

Васъ старый нашъ Белларіо?

Порція. Такъ точно.

Дожъ. Желаннымъ гостемъ будьте здѣсь. Прошу

Займите ваше мѣсто. — Вамъ извѣстенъ,

Конечно, искъ, предъявленный суду?

Порція. Да, я о немъ ужъ слышалъ. Укажите,

Гдѣ жидъ и гдѣ купецъ?

Дожъ. Приблизьтесь оба,

Антоніо и жидъ Шейлокъ.

Порція. Зовешься

Шейлокомъ ты?

Шейлокъ. Да, — я зовусь Шейлокомъ!

Порція. Признаться, странный предъявилъ ты искъ!

Но все жъ законъ Венеціи такъ точенъ,

Что оказать тебѣ въ разборѣ дѣла

Не въ правѣ судъ. (Антоніо). Попались въ это дѣло

Вы, кажется?

Антоніо. Да, — жидъ стоитъ на томъ.

Порція. Вы признаете правильность условья?

Антоніо. Да, признаю.

Порція. Такъ оказать обязанъ

Вамъ милость жидъ.

Шейлокъ. А почему? — осмѣлюсь

Я васъ спросить.

Порція. На милость нѣтъ закона!

Съ небесъ она слетаетъ благодатно

Росой добра, не разбирая мѣстъ!

Блаженъ равно кто принимаетъ милость

И кто даетъ! Она — сильнѣйшихъ сила!

Она въ царяхъ прекраснѣй ихъ вѣнца!

Монарховъ скиптръ — значокъ минутной власти,

Вселяетъ онъ въ умы одинъ лишь страхъ

Предъ мощью ихъ — но милость выше власти!

Она царитъ въ сердцахъ самихъ царей!

Ея источникъ — Богъ одинъ, и сила

Самихъ царей тогда лишь сходна съ Божьей,

Когда ихъ судъ правдивъ и милосердъ! —

Подумай, жидъ: ты просишь правосудья!

Но если бъ всѣмъ платилось по дѣламъ —

Кто спасся бы? Молитва учитъ насъ,

Прося себѣ прощенья, въ то же время

Прощать другихъ… Я говорю все это,

Чтобъ ты смягчилъ свой справедливый искъ.

Откажешь въ томъ — законъ нашъ непреклонный

Рѣшитъ вопросъ, конечно, осудивъ

Купца на смерть.

Шейлокъ. На голову мою

Пускай падутъ дѣла мои!.. Я правъ

Въ томъ, что хочу, и требую уплаты,

Какъ сказано.

Порція. Не можетъ ли купецъ

Внести уплату деньгами?

Бассаніо. О, да!

Я предъ судомъ просилъ жида принять

Двойную сумму денегъ. Если мало —

Готовъ ее я удесятерить —

Готовъ въ залогъ отдать ему свои

Я руки, сердце, кровь… И если онъ

Упорствуетъ, то, значитъ, здѣсь на честность

Возстала злость. Я васъ молю, склоните

Лишь въ этотъ разъ закона власть предъ вашей!

Неправдой малой совершите актъ

Великой, высшей правды! Откажите

Въ томъ, что затѣялъ этотъ злобный бѣсъ!

Порція. Нѣтъ, такъ нельзя, — въ Венеціи нѣтъ силы,

Чтобъ отмѣнить незыблемый законъ.

Такой поступокъ сдѣлался бъ примѣромъ

Для дѣлъ подобныхъ въ будущемъ, а это

Могло бъ странѣ надѣлать много зла.

Нѣтъ, такъ нельзя.

Шейлокъ. Явился Даніилъ!

Онъ судитъ насъ!.. О, юноша премудрый,

Какъ чту тебя высоко я!

Порція. Позвольте

Взглянуть на вексель мнѣ.

Шейлокъ. Вотъ, вотъ, почтенный

Ученый мужъ!.. смотри, смотри — вотъ онъ!

Порція. Шейлокъ, даютъ тебѣ вѣдь сумму втрое!

Шейлокъ. Я клятву далъ, — далъ клятву передъ небомъ

Такъ какъ же взять грѣхъ клятвопреступленья

Мнѣ на душу?.. Не соглашусь за всю

Венецію!

Порція. Условье должникомъ

Просрочено, и потому истецъ

Имѣетъ право вырѣзать фунтъ мяса

Близъ сердца у купца… Но будешь, жидъ,

Ты милосердъ: возьмешь тройную сумму

И разорвать позволишь договоръ.

Шейлокъ. Когда по немъ заплатятъ мнѣ, какъ это

Въ немъ сказано… Вы знающій судья

И, кажется, съ теченьемъ дѣлъ знакомы;

Вопросъ поставленъ вами былъ сейчасъ

Умно и здраво-потому-то я

И требую, чтобъ вы, какъ охранитель

Законныхъ правъ, немедля приступили

Къ рѣшенію. Что жъ до меня, то я

Скажу, что нѣтъ ни словъ ни убѣжденій,

Которыя, могли бъ поколебать,

Что я рѣшилъ: — нужна мнѣ неустойка!

Антоніо. И я прошу постановить скорѣе

Вашъ приговоръ.

Порція. Ну, если такъ — пусть будетъ

По-вашему: готовьте грудь подъ ножъ.

Шейлокъ. О, юноша разумный! О, правдивый

Мудрецъ судья!..

Порція. Законъ вполнѣ подходитъ

Къ словамъ буквальнымъ иска.

Шейлокъ. Несомнѣнно!..

Мудрецъ судья! Насколько старѣй ты

Своимъ умомъ, чѣмъ кажешься по виду!..

Порція. Откройте жъ грудь.

Шейлокъ. Грудь, грудь!.. стоитъ такъ точно

Въ условіи… не правда-ль? возлѣ сердца!

Буквально такъ написано…

Порція. Ты правъ.

Принесъ ли ты вѣсы, чтобъ свѣсить мясо?

Шейлокъ. Вотъ, вотъ они…

Порція. А есть ли здѣсь хирургъ?

Обязанъ былъ его ты привести,

Чтобъ не истекъ отъ ранъ несчастный кровью,

Шейлокъ. Стоитъ въ условьи такъ?

Порція. Ну, хоть не прямо,

Но все жъ обязанъ былъ ты это сдѣлать

По добротѣ.

-Шейлокъ. Не нахожу въ условьѣ

Ни буквы я о томъ.

Порція. Сказать, быть-можетъ,

Намъ пожелаетъ что-нибудь купецъ?

Антоніо. Не многое: — готовъ я ко всему.

Бассаніо, дай руку мнѣ… Прошу я

Не мучь себя укоромъ, что погибъ

Я за тебя. Вѣдь все жъ была фортуна

Ко мнѣ добрѣе въ жизни, чѣмъ къ другимъ.

Какъ часто заставляетъ пережить

Она людей ихъ счастье, бороздить

Морщинами ихъ лобъ; угасшимъ взглядомъ

Велитъ смотрѣть на горе нищеты; —

Но я избѣгъ подобныхъ золъ… Привѣтъ мой

Твоей женѣ! Ты скажешь ей, какъ умеръ

Антоніо, какъ онъ тебя любилъ,

Какъ честно встрѣтилъ смерть, — и пусть рѣшитъ

Она сама, дѣйствительно-ль былъ другомъ

Тебѣ достойнымъ я!.. Прощай! Не кайся,

Что другъ тобой утраченъ, какъ не каюсь

Я самъ въ уплатѣ долга. Уплачу

Его я въ мигъ одинъ, лишь только бъ жидъ

Прорѣзалъ грудь достаточно глубоко.

Бассаніо. Антоніо!.. ты знаешь — я женатъ!

Люблю жену я больше самой жизни;

Но жизнь, жену, весь свѣтъ отдать готовъ

Я тотчасъ же за жизнь твою! Дороже

Она мнѣ ихъ! Пусть этотъ дьяволъ взялъ бы

Все у меня, лишь только бъ спасся ты!..

Порція. Не очень вамъ была бы благодарна

Супруга ваша, если бъ услыхала

Такую рѣчь.

Граціано. Женатъ вѣдь тоже я!

Люблю жену и я, но согласился бъ

И я ее отправить въ свѣтлый рай,

Въ надеждѣ той, что умолила бъ небо

Она смирить проклятаго жида.

Нерисса. Большое счастье вамъ, что эту клятву

Даете вы за жениной спиной.

Попало бъ вамъ за рѣчь такую дома.

Шейлокъ. Вотъ, вотъ они — мужья у христіанъ!

Вараввѣ согласился бы скорѣе

Отдать я дочь, чѣмъ одному изъ нихъ.

Но дѣло ждетъ; вернемтесь къ приговору.

Порція. Рѣшаетъ судъ, что въ правѣ взять фунтъ мяса

Ты у купца, — такъ говоритъ законъ.

Шейлокъ. Судья премудрый!..

Порція. Можешь этотъ фунтъ

Ты вырѣзать изъ груди. Власть закона

Рѣшаетъ такъ, и съ ней. согласенъ судъ.

Шейлокъ. Ученѣйшій судья! (Антоніо) Иди, готовься!..

Порція. Нѣтъ, нѣтъ, постой! Мной сказано не все:

Условья текстъ не говоритъ о крови;

Помянутъ въ немъ лишь только мяса фунтъ —

Не болѣе! За неустойку въ правѣ

Ты взять его; но если ты прольешь

При томъ хоть каплю христіанской крови.

То земли всѣ и все… твое добро

Возьметъ казна республики, какъ это

Гласитъ законъ.

Граціано. О, праведный судья!..

Ты слышишь, жидъ?..

Шейлокъ. Законъ?.. таковъ законъ?..

Порція. Его ты самъ увидишь. Правосудья

Хотѣлъ вѣдь ты — такъ знай, что воздадутъ

Тебѣ имъ въ большей мѣрѣ, чѣмъ желать

Ты могъ бы самъ.

Граціано. О, праведный судья!

Ты слышишь, жидъ?..

Шейлокъ. Согласенъ я на сдѣлку.

Отдайте втрое долгъ, а христіанинъ

Пускай идетъ

Бассаніо. Вотъ деньги.

Порція. Стойте, нѣтъ!

Хотѣлъ добиться правосудья жидъ,

Такъ пусть беретъ свою лишь неустойку.

Граціано. Жидъ, жидъ, каковъ судья? Ученый, мудрый!

Порція. Готовься жъ рѣзать мясо, но не смѣй

Пролить ни капли крови! Сверхъ того,

Не забывай, что взять по праву можешь

Ты ровно фунтъ — не больше и не меньше.

Возьмешь иначе: тяжелѣй иль легче

На часть пустую скрупула, заставишь

Вѣсы склониться хоть на волосокъ —

Ждетъ казнь тебя, и все твое имѣнье

Пойдетъ въ казну!

Граціано. О, Даніилъ!.. Что скажешь,

Проклятый жидъ? Попалъ, невѣрный, въ лапы.

Теперь ты намъ!

Порція. Чего жъ ты ждешь? — бери,

Что слѣдуетъ.

Шейлокъ. Пусть отдадутъ мнѣ деньги,

Взятыя въ долгъ, и я уйду.

Бассаніо. Готовы

Онѣ давно; — бери.

Порція. Онъ отказался

Отъ нихъ при всѣхъ и можетъ получить

Лишь только то, что сказано въ рѣшеньи.

Граціано. О, Даніилъ! Вотъ новый Даніилъ!

Спасибо, жидъ: меня ты надоумилъ

Такъ звать его.

Шейлокъ. Какъ? Я лишусь и долга?..

Порція. Ты въ правѣ взять свою лишь неустойку;

Бери жъ ее на собственный свой страхъ.

Шейлокъ. Пускай ведетъ расчеты съ вами дьяволъ.

А мнѣ отъ васъ не надо ничего!..

Порція. Нѣтъ, погоди! — Теперь ужъ судъ предъявитъ

Свой искъ къ тебѣ… Начертано въ уставахъ

Венеціи, что если иностранецъ

Такъ или иначе посягнетъ на жизнь

Кого-нибудь изъ гражданъ государства,

И умыселъ докажется вполнѣ —

То все добро, которымъ онъ владѣетъ,

Беретъ казна и дѣлить пополамъ

Съ тѣмъ, для кого былъ умыселъ угрозой.

Что жъ до лица, свершившаго проступокъ,

То можетъ дожъ помиловать отъ казни

Его одинъ, не обсуждая этотъ

Вопросъ ни съ кѣмъ. Ты подпадаешь явно

Подъ сказанный законъ. Изъ преній, бывшихъ.

Сегодня здѣсь, могли всѣ убѣдиться,

Что замышлялъ ты косвенно и прямо

На жизнь купца, а потому и долженъ

Подпасть подъ тотъ законъ, который я

Сейчасъ назвалъ… Пади же ницъ съ мольбой,

Чтобъ дожъ тебя помиловалъ отъ казни.

Граціано. Проси, чтобъ дожъ тебѣ изъ милосердья

Позволилъ удавиться самому.

Когда же ты, отдавъ въ казну добро,

Останешься безъ денегъ на веревку,

То, такъ и быть, ее ужъ дастъ казна.

Дожъ. Увидишь, жидъ, какъ непохожи взгляды

Твои и наши: — жизнь тебѣ дарю

Безъ просьбы я. Часть твоего добра

Возьметъ себѣ Антоніо, другая жъ

Пойдетъ въ казну; но сумму можешь ты

Раскаяньемъ умалить до значенья

Ничтожнаго лишь штрафа ⁶⁷)

Порція. Да, но только

Не ту, какую долженъ получить

Антоніо.

Шейлокъ. Берите все! Берите;

И жизнь мою!.. Прощенье ваше мнѣ

Не надобно!.. Отнявъ опору дома,

Которой онъ держался — взяли вы

И самый..домъ! Отнявши средства жизни,

Лишили вы возможности меня

Существовать!..

Порція. Быть-можетъ, что-нибудь

Вы согласитесь сдѣлать для него,

Антоніо?

Граціано. Что? — даромъ дать веревку!

Избави Богъ прибавить что-нибудь.

Антоніо. Когда угодно дожу и суду,

Чтобъ взыскъ съ него былъ ограниченъ штрафомъ,

То я прошу, чтобъ часть, какую долженъ

Отдать онъ мнѣ — была обращена

Въ заемъ по смерть владѣльца, а затѣмъ

Передана всей полностью синьору,

Съ которымъ отъ него на этихъ дняхъ

Бѣжала дочь… За эту льготу онъ

Принять обязанъ тотчасъ христіанство

И, сверхъ того, подписку дать суду,

Что все добро, которымъ будетъ онъ

Владѣть затѣмъ — откажетъ въ завѣщаньи

Онъ той же самой дочери съ Лорензо.

Дожъ. Онъ сдѣлать это долженъ, или я

Беру назадъ дарованную милость.

Порція. Жидъ, отвѣчай: доволенъ ты?

Шейлокъ. Доволенъ…

Порція. Такъ пусть напишутъ дарственную запись ⁶⁸).

Шейлокъ. Прошу, позвольте мнѣ уйти… мнѣ дурно…

Пришлите актъ домой; я подпишу

Его потомъ…

Дожъ. Иди; но все исполни,

Какъ сказано.

Граціано. Получишь для крещенья

Двухъ крестныхъ ты отцовъ; — будь я судьей,

Прибавилъ я бы десять, чтобъ свела,

Вся дюжина тебя, — но не къ купели,

А прямо въ петлю ⁶⁹). (Шейлокъ уходитъ).

Дожъ. (Порціи). Не угодно ль вамъ,

Синьоръ, со мной сегодня отобѣдать?

Порція. Прошу меня простить; но нынче къ ночи

Поспѣть я долженъ въ Падую и тотчасъ

Отправлюсь въ путь.

Дожъ. Жалѣю, что уѣхать

Должны такъ скоро вы… А что до васъ,

Антоніо, — то наградить достойно

Вамъ слѣдуетъ синьора: слишкомъ многимъ

Обязаны вѣдь нынче вы ему. (Дожъ и свита уходятъ),

Бассаніо (Порціи). Синьоръ достойный, ваши умъ и знанья

Спасли сегодня друга и меня

Отъ злой бѣды — позвольте жъ предложить

Въ награду вамъ три тысячи червонцевъ,

Которыми хотѣлъ я уплатить

Мой долгъ жиду.

Антоніо. И все жъ мы, вѣрьте, будемъ

У васъ въ долгу считать себя навѣкъ.

Порція. Тотъ, кто доволенъ — этимъ самымъ чувствомъ

И награжденъ. Я счастливъ тѣмъ, что могъ

Избавить васъ, а потому свели мы

Нашъ съ вами счетъ. Иныхъ корыстныхъ цѣлей

Нѣтъ у меня… Желаю отъ души

Пріятно съ вами встрѣтиться! Всѣхъ благъ

Пошли вамъ Богъ!.. Затѣмъ прощаюсь съ вами.

Бассаніо. Синьоръ, синьоръ, одно лишь слово: будьте

Добры настолько, чтобъ принять отъ насъ

На память хоть бездѣлку; — не въ награду,

Нѣтъ, нѣтъ — на память только! — Двѣ имѣю

Я просьбы къ вамъ: простите за мою

Настойчивость и согласитесь сдѣлать,

Что я прошу.

Порція. Ну, на такую просьбу

Я долженъ сдаться. (Антоніо) Подарите ваши

Перчатки мнѣ; — о васъ на память буду

Я ихъ носить. (Бассаніо). А вы, въ знакъ вашей дружбы,

Дадите мнѣ кольцо!.. Что жъ это значитъ?..

Отдернули вы руку! — Я иного

Отъ васъ брать не хочу — бездѣлку жъ эту

Вы вѣрно согласитесь уступить.

Бассаніо. Кольцо, синьоръ?.. Я затрудняюсь право!

Вѣдь эта вещь ничтожна такъ… мнѣ стыдно

Ее и дать.

Порція. А я такъ вотъ хочу

Имѣть ее: пришла такая мнѣ

Фантазія. — Вы слышите? — кольцо

Иль ничего.

Бассаніо. Я предложу другое;

Найду для васъ я лучшее кольцо

Въ Венеціи… заставлю днемъ съ огнемъ

Искать его вездѣ; но это… это…

Отдать его я не могу никакъ.

И вѣрьте мнѣ, что дорожу имъ вовсе

Не по цѣнѣ.

Порція. Какъ вижу, тароваты

Вы только на словахъ: учили сами

Меня быть попрошайкой, а теперь

Даете мнѣ урокъ, какъ намъ удобнѣй

Отдѣлаться отъ просьбъ.

Бассаніо. Я вамъ скажу

Всю истину: мнѣ перстень этотъ данъ

Моей женой, и я, его надѣвъ,

Былъ долженъ дать ей клятву, что вовѣки

Его не подарю, не потеряю

И не продамъ.

Порція. Ну, этакая рѣчь

Одна лишь отговорка, чтобъ вѣрнѣе

Сберечь карманъ… Ужель супруга ваша

Настолько неразвита, что, узнавъ,

Какъ заслужилъ достойно я кольцо,

Подниметъ съ вами ссору за такую

Бездѣлицу?.. Богъ съ вами, впрочемъ; намъ

Пора итти. (Уходятъ Порція и Нерисса).

Антоніо. Бассаніо, отдай

Ему кольцо; позволь его услугѣ

Во имя дружбы нашей перевѣсить

На этотъ разъ завѣтъ твоей жены.

Бассаніо. Ну, если такъ — отправься, Граціано,

Скорѣй за нимъ; отдай ему кольцо,

А также постарайся, если можно,

Чтобъ онъ зашелъ къ Антоніо… Бѣги же.

(Граціано уходитъ).

(Антоніо)… Къ тебѣ теперь отправимся и мы

Съ тѣмъ, чтобъ пріѣхать утромъ непремѣнно

Чуть свѣтъ въ Бельмонтъ… Идемъ же! Торопись.

(Уходятъ).

СЦЕНА 2-я.

Улица. (Входятъ Порція и Нерисса).

Порція. Спроси, гдѣ домъ жида, и передай

Ему бумагу къ подписи. Сегодня жъ

Отправимся мы въ путь и будемъ дома

Днемъ раньше, чѣмъ мужья. Большую радость

Доставить долженъ этотъ актъ Лорензо.

(Входитъ Граціано).

Граціано. А, вотъ, синьоръ, и вы. Я радъ сердечно,

Что васъ догналъ. Бассаніо, подумавъ,

Велѣлъ отдать вамъ перстень. Сверхъ того,

Покорно проситъ васъ онъ отобѣдать

Сегодня съ нимъ.

Порція. На это дать согласье

Я не могу; но перстень принимаю ;

Съ великой благодарностью. Прошу васъ

Сказать о томъ синьору. Укажите,

Прошу васъ также, моему писцу,

Гдѣ домъ жида.

Граціано. Исполню все.

Нерисса. Постойте,

На пару словъ (Порціи) Ужасно бы хотѣлось

И мнѣ у мужа выманить кольцо,

Которое онъ клятву далъ мнѣ тоже

Хранить всегда.

Порція. Ручаюсь за успѣхъ.

Забавно будетъ намъ послушать ворохъ

Тѣхъ страшныхъ клятвъ ⁷⁰), которыми начнутъ

Они насъ, убѣждать, что наши кольца

Въ рукахъ мужчинъ. Но мы ихъ переспоримъ

И уличимъ… Иди жъ скорѣй; — ты знаешь,

Гдѣ буду я. (Порція уходитъ).

Нерисса (Граціано). Теперь прошу, синьоръ,

Мнѣ указать, гдѣ домъ жида Шейлока (Уходятъ).

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Бельмонтъ. Садъ при домѣ Порціи. (Входятъ Лорензо и Джессика).

Лорензо. Луна льетъ свѣтъ… Въ тиши такой же ночи,

Когда ласкалъ чуть слышно вѣтерокъ

Листы деревъ, ихъ шелохнуть не смѣя,

Взошелъ Троилъ на валъ Пергамнихъ стѣнъ!

И сердца вздохъ свой посылалъ унылый

Въ Ахейскій станъ, гдѣ почивала мирнымъ "

Крессида сномъ ⁷¹).

Джессика. Въ тиши такой же ночи:,

Бѣжала Тизба робко по росѣ

И, тѣнью льва испуганная, прежде,

Чѣмъ сдѣлать вредъ успѣлъ ей страшный звѣрь,

Ушла назадъ ⁷²).

Лорензо. Въ тиши такой же ночи

Дидона съ вѣткой ивы, на скалѣ,

Въ слезахъ звала возлюбленнаго друга

Вернуться къ ней ⁷³).

Джессика. Въ тиши такой же ночи

Медея сокъ сбирала адскихъ травъ,

Чтобъ силой ихъ былъ призванъ къ юной жизни

Старикъ Язонъ ⁷⁴).

Лорензо. Въ тиши такой же ночи,

Оставя домъ богатаго отца,

Въ Бельмонтъ бѣжала Джессика съ безцѣннымъ

Своимъ дружкомъ.

Джессика. Въ тиши такой же ночи

Въ любви Лорензо Джессикѣ клялся,

Но, сердце ей похитивъ этой клятвой,

Онъ только лгалъ.

Лорензо. Въ тиши такой же ночи

Въ лицо Лорензо Джессика лгала;

Но онъ своей хорошенькой шалуньѣ

Все извинилъ.

Джессика. Я баснями про ночь

Тебя переболтала бъ ⁷⁵), если бъ были

Мы здѣсь одни; — но, чу, — я слышу, кто-то

Сюда идетъ. (Входитъ Стефано).

Лорензо. Кто такъ бѣжитъ поспѣшно

Въ ночной тиши?

Стефано. Свои ⁷⁶).

Лорензо. Свои, — да кто?

Какъ звать тебя?

Стефано. Меня зовутъ Стефано,

И присланъ я съ извѣстьемъ, что синьора

Сбирается прибыть въ Бельмонтъ чуть свѣтъ,

А до того желаетъ помолиться

Она въ двухъ-трехъ часовняхъ на пути

О счастьѣ въ брачной жизни.

Лорензо. Кто при ней?

Стефано. Одинъ святой отшельникъ и Нерисса.

Вернулся ли, скажите, нашъ синьоръ?

Лорензо. Не только нѣтъ, но мы не знаемъ даже,

Гдѣ онъ, что онъ… Должны съ тобой теперь

Мы, Джессика, готовить для хозяйки

Торжественный, какъ слѣдуетъ, пріемъ.

(Входитъ Ланселотъ).

Ланселотъ (трубя въ руку, какъ въ рогъ). Тру-ту-ту, тру-ту-ту! Эй, вы! Гей, вы!

Лорензо. Кто зоветъ?

Ланселотъ. Тру-ту-ту, тру-ту-ту! Кто видѣлъ синьора Лорензо съ его хозяйкой?

Лорензо. Да перестань орать; — Лорензо здѣсь.

Ланселотъ. Тру-ту-ту! Гдѣ здѣсь?

Лорензо. Вглядись, такъ увидишь.

Ланселотъ. Ну, такъ скажите ему, что сейчасъ прискакалъ гонецъ отъ моего господина съ цѣлымъ ворохомъ хорошихъ новостей. Самъ же синьоръ будетъ къ утру… Тру-ту-ту, тру-ту-ту! (Уходитъ Ланселотъ).

Лорензо. Идемъ, другъ милый, въ комнаты и тамъ

Дождемся ихъ… Но, впрочемъ, для чего

Намъ уходить?.. Прошу тебя, Стефано,

Ступай сказать, что съ часу ждемъ на часъ

Синьору мы, да прикажи прійти

Сюда на воздухъ музыкѣ. (Стефано уходитъ).

Какъ дивно

Спитъ лунный свѣтъ на мраморѣ скамьи!

Мы сядемъ здѣсь и будемъ нѣжить слухъ

Отраднымъ звукомъ музыки… Что можетъ

Прелестнѣй быть гармоніи, звучащей

Въ ночной тиши?.. Сядь, Джессика, сюда.

Взгляни, какъ весь небесный сводъ усѣянъ

Милліономъ звѣздъ, блестящихъ, какъ кружки

Изъ золота! И каждая звѣзда,

Несясь въ теченьи плавномъ, вторитъ пѣснѣ

Небесныхъ свѣтлыхъ ангеловъ… Но слышать,

Увы, тѣ пѣсни можетъ только вольный,

Безсмертный духъ; когда же запертъ онъ

Въ земной, тѣлесной формѣ — то онъ слишкомъ

Тяжелъ и грубъ, чтобъ слышать эти звуки

(Входятъ музыканты).

А, вотъ они. Играйте! Пробудите

Діану вашимъ гимномъ; очаруйте

Слухъ вашей госпожи; домой зовите

Ее своею музыкой. (Музыка).

Джессика. Не странно ль,

Что, слыша звуки музыки, способна

Забыть свою веселость я и впасть

Въ серьезный тонъ ⁷⁷).

Лорензо. Причина та, что духъ

Становится въ то время напряженнымъ.

Взгляни на стадо дикихъ лошадей:

Какъ громко ржутъ, какъ прыгаютъ и рвутся

Они, не зная удержу, послушны

Лишь пылу жаркой крови; но едва

Раздастся звукъ трубы — табунъ весь разомъ

Внезапно вздрогнетъ, остановитъ бѣгъ,

Ихъ дикій взглядъ вдругъ станетъ мирно-кроткимъ,

И это все надѣлаетъ лишь сладкій

Звукъ музыки… Поэтъ сказалъ недаромъ,

Что двигать могъ своею звонкой лирой

Орфей ручьи, утесы и кусты.

Нѣтъ существа столь твердаго и злого,

Чтобъ не смягчила музыка ему

Угрюмый духъ… Тотъ человѣкъ, въ чьемъ сердцѣ

Нѣтъ мѣста музыкѣ, кому звучанье

Согласныхъ струнъ не движетъ нѣгой душу —

Тотъ полонъ лжи, коварства, злыхъ страстей,

И духъ его чернѣе адской ночи.

Такимъ не вѣрь ни въ чемъ… Но будемъ слушать.

(Входятъ Порція съ Нериссой и останавливаются въ отдаленіи).

Порція. Огонь горитъ, мнѣ кажется, въ пріемной.

Какъ далеко бросаетъ яркій свѣтъ

Ничтожная свѣча!.. Сіяютъ такъ же

Дѣла добра на фонѣ злого міра.

Нерисса. А лунный свѣтъ легко уничтожаетъ

И блескъ свѣчи.

Порція. Такъ предъ сіяньемъ славы

Достоинствъ меньшихъ меркнетъ слабый блескъ

Сіять намѣстникъ можетъ лишь до срока,

Покуда былъ въ отлучкѣ государь;

Но чуть толпа увидитъ вновь монарха —

Заемный блескъ исчезнетъ, какъ ручей

Въ пучинѣ водъ… Чу, музыка!

Нерисса. Играетъ

Домашній вашъ оркестръ.

Порція. Какъ все на свѣтѣ

Сравнительно, — вотъ хоть бы эти звуки:

Чѣмъ объяснить, что ихъ пріятнѣй слушать

Въ ночной тиши?

Нерисса. Она и придаетъ

Имъ эту прелесть.

Порція. Да! Но такъ вѣдь пѣнье

И жаворонка можетъ показаться

Ничѣмъ не чище карканья воронъ

Для тѣхъ, кто будетъ слушать безъ вниманья…

Вѣдь если бъ даже самый соловей

Пѣлъ только днемъ, когда гогочутъ гуси,

То показаться онъ бы могъ не лучше

Крапивника. Какъ много есть на свѣтѣ

Такихъ вещей, которыя цѣнить

Привыкли мы лишь по тому, въ какое

Мы ихъ получимъ время ⁷⁸)! Тсс….молчи!

Какая тишь! Заснула съ Эндимьономъ

Сама луна, и жаль прервать ей сонъ.

Лорензо. Когда я не ошибся — это голосъ

Синьоры Порціи.

Порція. Узналъ слѣпой

Кукушки скверный голосъ.

Лорензо. Съ возвращеньемъ!

Привѣтъ нашъ вамъ!

Порція. Мы за успѣхъ молились

Своихъ мужей. Надѣюсь, что Господь

Услышалъ насъ… Пріѣхали ль они?

Лорензо. Покамѣстъ нѣтъ, но будутъ очень скоро,

Какъ сообщилъ пріѣхавшій гонецъ.

Порція. Ступай, Нерисса, въ комнаты и строго

Всѣмъ прикажи, чтобы не смѣлъ никто

Болтать, что уѣзжали мы. Васъ также

Прошу, Лорензо съ Джессикой, держать

Въ секретѣ все. (За сценой труба).

Лорензо. Вотъ и синьоръ; — узналъ я

Его трубу… А что до вашей просьбы —

Исполнимъ все: — вѣдь мы не болтуны.

Порція. Но что за ночь! Свѣтла, какъ день; — приличнѣй

Подобный день намъ, впрочемъ, звать больнымъ:

Хоть свѣтелъ онъ, но это все жъ не солнце.

(Входятъ Бассаніо, Граціано, Антоніо и слуги).

Бассаніо (Порціи). А если бъ кто-нибудь тебя увидѣлъ

И въ день такой — то перенесся бъ мыслью

Къ антиподамъ, гдѣ солнце льетъ спой свѣтъ.

Порція. Ну, свѣта я хоть и не лью, но точно

Свѣтла душой ⁷⁹). Бѣда, когда для мужа

Въ душѣ жены есть темный уголокъ;

Но для тебя такой бѣды не будетъ!

Будь, впрочемъ, все, какъ хочетъ Богъ!.. Ну, здравствуй,

Мой дорогой! Будь здѣсь желаннымъ гостемъ!

Бассаніо. Благодарю. А вотъ смотри: привезъ

И друга я. Пожалуйста, прими,

Его какъ можно ласковѣй; — обязанъ

Ему вѣдь безконечно я.

Порція. Обязанъ

Ему ты точно многимъ: за тебя

Онъ былъ готовъ пожертвовать вѣдь жизнью.

Антоніо. За это съ нимъ ужъ разсчитались мы.

Порція. Всѣмъ сердцемъ вамъ мы рады. Доказать

Должны мы это, впрочемъ, не словами;

А потому не стану больше я

Вамъ говорить обыденныхъ привѣтствій ⁸⁰).

(Приближаются Граціано и Нерисса, разговаривавшіе до того въ сторонѣ).

Граціано (Нериссѣ). Клянусь луной, ты взводишь на меня

Напраслину! Кольцо я отдалъ клерку;

И если бъ зналъ, что примешь это ты

Такъ горячо, то пожелалъ ему бы

Стать евнухомъ.

Порція. Какъ! Ужъ готова ссора?

Изъ-за чего?

Граціано. Да что! Изъ пустяковъ:

Изъ-за кольца! Пустѣйшій ободокъ

Изъ золота и съ надписью, какая

Давно ужъ намозолила глаза

На всѣхъ ножахъ: «не уѣзжай, голубчикъ» ⁸¹).

Нерисса. Толкуй, толкуй про ободокъ и надпись!

Не клялся, скажешь ты, когда тебѣ я

Дала кольцо, что будешь, не снимая,

Его носить, — носить до самой смерти,

И даже въ гробъ свой ляжешь вмѣстѣ съ нимъ?

Не для меня, такъ изъ-за--этой клятвы

Ты долженъ былъ бы поберечь кольцо! —

А то: «взялъ клеркъ!» — изволите вы видѣть!

Я клятву, — клятву дамъ, что былъ твой клеркъ

Безъ бороды и никогда ее

Не выраститъ.

Граціано. Мужчиной взрослымъ станетъ,

Такъ выраститъ.

Нерисса. Да, ежели, мужчиной

Стать можетъ женщина.

Граціано. Да нѣтъ же! Далъ я

Кольцо мальчишкѣ, — глупому мальчишкѣ

Съ тебя, не выше, ростомъ! Служитъ клеркомъ

Онъ у судьи. Присталъ съ ножомъ мнѣ къ горлу:

«Отдай, отдай!» — просилъ себѣ подачку.

Пришлось отдать неволей, чтобъ отсталъ.

Порція. Нехорошо, скажу вамъ откровенно,

Вы сдѣлали, разставшись такъ легко

Съ подаркомъ первымъ, даннымъ вамъ женою!

Кольцо навѣки слито было съ вами

Той клятвой вѣрности, какую ей

Вы принесли. Дала кольцо и я

Тому, кто дорогъ мнѣ, и точно такъ же

Его связала клятвой, чтобъ вовѣкъ

Онъ съ нимъ не разставался… Здѣсь стоитъ

Предъ вами онъ, и присягнуть готова

Я тотчасъ же, что ни за цѣлый свѣтъ

Не снялъ бы онъ подарокъ этотъ съ пальца…

Да, да, нехорошо! Вы огорчили

Свою жену. Меня подобный случай,

Я думаю, свелъ просто бы съ ума.

Бассаніо (въ сторону). О, далъ бы я себѣ отрѣзать руку,

Лишь бы сказать, что потерялъ кольцо

Я съ ней въ бою.

Граціано (указывая на Бассаніо). Да отдалъ вѣдь и онъ

Свое кольцо: — его судьѣ онъ отдалъ!

Тотъ выпросилъ его, и, молвить правду,

Награды этой стоилъ онъ. А тутъ

Присталъ мальчишка-клеркъ (строчилъ въ судѣ

Бумаги онъ) и выпросилъ, чтобъ отдалъ

Кольцо и я! Бѣда вся въ томъ, что оба

Не соглашались, кромѣ этихъ колецъ,

Взять ничего.

Порція (Бассаніо). Какое же кольцо

Ему ты отдалъ, милый?.. Я надѣюсь,

Что не мое?

Бассаніо. Когда бъ хотѣлъ усилить

Я ложью грѣхъ, то отъ всего бъ отрекся;

Но видишь ты, что твоего кольца

На пальцѣ нѣтъ, — его я, значитъ, отдалъ.

Порція. Такъ, значитъ, нѣтъ въ твоемъ фальшивомъ сердцѣ

И честности! Знай, что тебѣ женой

Не буду я, пока не получу

Мое кольцо обратно.

Нерисса (Граціано). Приготовься

Къ тому жъ и ты, пока не возвратишь

Назадъ мое!

Бассаніо. Ахъ, Порція! Когда бы

Могла ты знать, кому я далъ кольцо!

Могла ты знать, за что я далъ кольцо!

Могла понять, съ какимъ трудомъ кольцо

Мной отдано, и то лишь по несчастной

Случайности, что невозможно было

Дать что-нибудь иное — то навѣрно бъ

Не приняла такъ къ сердцу горячо ты

Поступокъ мой!

Порція. И ты, когда бъ ты понялъ,

Что смыслъ имѣло важный то кольцо,

Что честь беречь велѣла то кольцо —

То и отдать не могъ бы ты кольцо!

Смѣшно подумать вѣдь, что вдругъ нашелся

Такой упрямый человѣкъ, чтобъ дерзко

Потребовать кольцо, когда онъ видѣлъ,

Что защищалъ его ты, какъ святую

Для сердца вещь! Нѣтъ, нѣтъ! Права Нерисса,

А вмѣстѣ съ ней и я убѣждена,

Что далъ кольцо ты женщинѣ.

Бассаніо. Да нѣтъ же!

Клянусь тебѣ я честью! Получилъ

Кольцо почтенный докторъ! Предлагалъ

Ему вѣдь я три тысячи червонцевъ,

И онъ ихъ не взялъ… Требовалъ упорно

Онъ лишь кольцо, и если бъ отказался

Я дать его — ушелъ бы оскорбленнымъ

Тотъ человѣкъ, которымъ былъ спасенъ

Мой лучшій другъ. Что жъ оставалось дѣлать?

Былъ принужденъ неволей я отдать

Ему кольцо: — велѣла такъ учтивость!

Легла бъ моя неблагодарность чернымъ

Пятномъ на честь!.. Прости жъ меня, другъ милый!

Я звѣздами клянусь тебѣ, что если бъ

Была при этомъ ты, то приступила бъ

Сама съ упорной просьбою, чтобъ отдалъ

Кольцо твое я доктору.

Порція. Пускай же

Не смѣетъ докторъ твой переступать

Чрезъ мой порогъ. Коль скоро удалось

Ему добыть безцѣнную вещицу,

Которую ты клялся мнѣ хранить —

То мнѣ пришло желанье быть любезнымъ

Съ нимъ, какъ былъ ты! Пусть все беретъ себѣ,

Начавъ съ меня! Да, да!.. Кто онъ — сумѣю

Я разузнать. Ты жъ стереги, какъ Аргусъ,

Меня теперь: ни ночи провести

Не смѣй внѣ дома! — чуть случится это —

Даю тебѣ я слово (а вѣдь я

Свои держать умѣю) — скоротаемъ

Мы съ докторомъ твоимъ пріятно ночь.

Нерисса (Граціано). А я съ писцомъ! Такъ ты и знай! Смотри же

Во всѣ глаза, оставить чуть захочешь

Меня одну.

Граціано. Ну, это мы посмотримъ!

Чуть что случись — такъ я писцу въ куски вѣдь

Его перо!

Антоніо. И я причиной горькой

Всѣхъ этихъ ссоръ.

Порція. Ахъ, нѣтъ, ахъ, нѣтъ, — вамъ рады

Сердечно мы; — прошу васъ, не тревожьтесь.

Бассаніо. Прости, прошу, невольный этотъ грѣхъ

Передъ тобой! Въ присутствіи всѣхъ этихъ

Моихъ друзей — клянусь тебѣ твоими

Прелестными глазами, въ чьихъ зрачкахъ

Себя вдвойнѣ я вижу…

Порція. Не угодно ль

Послушать всѣмъ? Въ моихъ глазахъ онъ видитъ

Себя вдвойнѣ: — онъ, значитъ, клятву эту

Даетъ своимъ двуличнымъ существомъ!..

Кто жъ вѣру дастъ такой фальшивой клятвѣ?

Бассаніо. Все жъ выслушай: — прости меня лишь нынче!

Даю тебѣ я клятву, что впередъ

Ни разу не нарушу обѣщаній,

Какія дамъ.

Антоніо. Ручался за него

Я разъ собой и поплатился бъ жизнью,

Когда бъ не спасъ меня тотъ самый докторъ,

Кому онъ отдалъ перстень вашъ; — теперь же

Готовъ я жизнью поручиться вновь,

Что никогда онъ не нарушитъ клятву,

Какую далъ.

Порція. Принять поруку вашу

Согласна я. Отдайте же ему

Теперь вотъ этотъ перстень, но съ условьемъ,

Чтобъ лучше онъ берегъ его, чѣмъ тотъ. (Даетъ кольцо).

Антоніо (Бассаніо). Бери, мой другъ, и клятву дай хранить

Его всегда.

Бассаніо. Что вижу? Да вѣдь это

Тотъ самый перстень, что я далъ судьѣ!..

Порція. А отъ судьи, какъ видишь, онъ вернулся

Опять ко мнѣ!.. — Прости, дружокъ… сознаюсь,

Что я… судьѣ за перстень подарила

Счастливый вѣдь часокъ…

Нерисса (Граціано). А ты, дружокъ мой,

Прости и мнѣ: — писецъ, мальчишка скверный,

Твое кольцо мнѣ возвратилъ

За то же вѣдь!..

Граціано. Какъ!.. что?.. Чинить дороги

Затѣяли вы въ лѣтнюю пору,

Когда онѣ годятся для проѣзда

И безъ того!.. Ужель рогаты оба

Мы стали съ нимъ, роговъ не заслуживъ?..

Порція. Ну, ну, прошу безъ дерзостей! Довольно!..

Изумлены, какъ кажется, вы всѣ.

Вотъ вамъ письмо: — прочтите на досугѣ.

Писалъ его Белларіо и мнѣ

Прислалъ изъ Падуи. Оно вамъ скажетъ,

Что докторомъ была ученымъ я,

Нерисса жъ — юнымъ клеркомъ… Подтвердитъ

Лорензо, сверхъ того, что вслѣдъ за вами

Уѣхали отсюда съ ней и мы

И только-что вернулись. Не входила

Я даже въ домъ… Есть у меня извѣстье

И вамъ, Антоніо, какого вы

Не думали и ждать. (Даетъ ему письмо).

Въ письмѣ вамъ пишутъ,

Что три изъ вашихъ лучшихъ кораблей

Негаданно-нежданно возвратились

Съ богатымъ грузомъ въ гавань. — Какъ попало

Ко мнѣ письмо — вамъ объяснять не буду.

Антоніо. Я онѣмѣлъ!..

Бассаніо (Порціи). Какъ!.. Ты была тотъ докторъ?

И я не могъ узнать тебя!..

Граціано (Нериссѣ). А ты

Была тотъ клеркъ, который мнѣ наставить

Хотѣлъ рога?

Нерисса. Да! Только не удастся

Ему исполнить это: — вѣдь мужниной

Ему не стать.

Бассаніо (Порціи). О, мой прелестный докторъ?

Будь вѣкъ моимъ! — А если я уѣду,

То можешь ты покоиться въ объятьяхъ

Моей жены.

Антоніо. Вы отдали вновь жизнь,

Синьора, мнѣ. Я изъ письма узналъ

За вѣрное, что возвратились въ гавань

Мои суда.

Порція. Писецъ мой передастъ

И вамъ, Лорензо, доброе извѣстье.

Нерисса. И не возьметъ за это ничего.

Берите вмѣстѣ съ Джессикой: вотъ актъ,

Которымъ жидъ, отецъ вашъ, оставляетъ

Имущество свое по смерти вамъ.

Лорензо. Голоднымъ вы, прелестная синьора,

Усыпали въ пустынѣ манной путь.

Порція. Ужъ скоро утро. По всему я вижу —

Горите вы желаньемъ разузнать

Подробнѣй все, что приключилось съ вами.

Идемте жъ въ домъ; — тамъ можете вы дѣлать

Разспросы намъ, и мы на нихъ отвѣтимъ,

Какъ слѣдуетъ.

Граціано. И я вопросомъ первымъ

Поставлю свой: пусть съ клятвою Нерисса

Отвѣтитъ мнѣ, угодно ль будетъ ей

Лечь тотчасъ спать, хотя ужъ скоро утро,

Иль ждать съ терпѣньемъ будущаго дня?

Что до меня, то всѣмъ покаюсь я,

Что если клеркъ останется со мною,

То дню желаю я остаться тьмою!

Мечта моя, пока я буду жить,

Всегда кольцо Нериссино хранить!

ПРИМѢЧАНІЯ.

1. Въ подлинникѣ: «my wealthy Andrew», т.-е. мой прекрасный Андрей. — Джонсонъ полагаетъ, что такъ назывался корабль Антоніо.

2. Въ подлинникѣ въ этихъ стихахъ оригинальный, но неудобный для перевода оборотъ: «Shall I have the thought to think on this and shall I lack the thought that such а thing bechanc’d would make me sad», т.-е. буквально: Если бъ у меня была мысль мыслить объ этомъ такъ, то какъ бы могъ я не мыслить и о томъ, что подобный случай сдѣлалъ бы меня печальнымъ. Редакція перевода передаетъ эту мысль яснѣе.

3. Клятва Янусомъ была употребительна въ то время. Такъ его же именемъ клянется Яго въ Отелло (д. 1 сц. 2).

4. Въ подлинникѣ Антоніо говоритъ: «It is that any thing now» — фраза, не имѣющая смысла. Роу исправилъ это выраженіе: «is that, any thing now», т.-е. есть ли въ этомъ что-нибудь? Этотъ смыслъ принятъ и для редакціи перевода. Кольеръ считаетъ вѣрной редакцію первыхъ изданій: «it is that, any thing now», при чемъ онъ только ставитъ запятую между словами that и any. Тогда смыслъ можетъ быть понятъ такъ: довольно съ этимъ, поговоримъ о другомъ.

5. Въ подлинникѣ выраженіе: «wind about my love», т.-е. кружишься около моей любви — въ смыслѣ: говоришь обинякомъ, а не прямо.

6. Въ подлинникѣ: «colt», т.-е. жеребецъ или также вѣтренникъ; но въ настоящемъ случаѣ первое значеніе правильнѣй въ виду послѣдующей фразы.

7. Въ подлинникѣ смыслъ этой фразы нѣсколько теменъ: «God made him, and therefore let him pass for а man», т.-е. буквально: Богъ его создалъ, а потому пусть онъ слыветъ за человѣка. Редакція перевода осмысливаетъ это выраженіе.

8. Здѣсь Порція намекаетъ на черный цвѣтъ лица Мароккскаго принца.

9. Въ подлинникѣ Шейлокъ говоритъ здѣсь слово: «well», отвѣчая имъ же и на два слѣдующіе вопроса Бассаніо. Нѣкоторые переводчики переводятъ это слово выраженіемъ: «хорошо»… Но слово «хорошо» означаетъ на русскомъ языкѣ просто согласіе, тогда какъ на англійскомъ оно употребляется еще въ томъ смыслѣ, когда слушавшій принялъ сказанное къ свѣдѣнію и проситъ продолжать. Въ настоящемъ случаѣ слово это имѣетъ несомнѣнно послѣднее значеніе, такъ какъ иначе становится непонятнымъ, почему Бассаніо, получивъ отъ Шейлока на свою просьбу согласіе въ формѣ отвѣта: «хорошо», затѣмъ снова обращается къ нему съ требованіемъ рѣшительнаго отвѣта.

10. Здѣсь Шейлокъ, опредѣляя качества Антоніо, называетъ его: «good», т.-е. хорошій, что въ русскомъ переводѣ имѣло бы неподходящее значеніе къ настоящему смыслу словъ Шейлока, а потому въ редакціи перевода употреблено слово: достойный. Слову этому соотвѣтствуетъ смыслъ и дальнѣйшей рѣчи Шейлока.

11. По нѣкоторымъ изданіямъ пьесы эти слова произноситъ Бассаніо.

12. Приводимыя здѣсь имена восточныхъ героевъ не имѣютъ историческаго значенія и, вѣроятно, заимствованы Шекспиромъ изъ старинной драмы: «Солиманъ и Персида».

13. Лихасъ — несчастный слуга Геркулеса, убитый имъ въ припадкѣ ярости.

14. Въ подлинникѣ нѣтъ объясненія, почему Порція приглашаетъ принца отправиться прежде въ храмъ. Вѣроятно, впрочемъ, для того, чтобы онъ далъ требуемую клятву. Вообще вся исторія съ тремя ящиками, заимствованная Шекспиромъ изъ чужого источника, составляетъ слабѣйшую часть всей пьесы. Требованіе, чтобы женихи, въ случаѣ неудачи, отказались отъ мысли о всякой иной женитьбѣ, звучитъ совершенно тономъ тѣхъ безчисленныхъ средневѣковыхъ легендъ, гдѣ причудливость и даже нелѣпость выводимыхъ фактовъ считались главнымъ достоинствомъ произведенія. Потому при постановкѣ этой пьесы на сценѣ исторію съ ящичками обыкновенно сокращаютъ до послѣдней возможности.

15. Роли Ланселота Гоббо и его отца принадлежатъ къ тѣмъ, въ которыхъ можно предполагать особенно большое количество искаженій или (что еще хуже) прибавокъ со стороны переписчиковъ и клоуновъ, исполнявшихъ эти роли на сценѣ. Въ старинныхъ изданіяхъ Ланселотъ даже прямо называется клоуномъ, т.-е. лицомъ, противъ произвольной болтовни котораго такъ энергически возставалъ самъ Шекспиръ въ совѣтахъ какіе Гамлетъ даетъ актерамъ. Обѣ роли испещрены множествомъ двусмысленностей и остротъ крайне сомнительнаго свойства, а сверхъ того, въ нихъ часто повторяются безъ всякой нужды одни и то же слова. Это послѣднее обстоятельство можетъ быть объяснено тѣмъ, что актеры, исполнявшіе роль, произносили эти слова на различные комическіе лады и тѣмъ возбуждали желанный смѣхъ публики; но при чтеніи подобныя повторенія становятся уже совершенно невыносимы и затрудняютъ даже пониманіе текста. Не имѣя никакихъ прямыхъ данныхъ, чтобъ отличить прибавленное отъ подлинника, переводчикъ, конечно, поставленъ въ необходимость переводить и уяснять каждую отдѣльную мысль; но что касается до повторенія словъ, то я по возможности ихъ избѣгалъ, чѣмъ текстъ не только не затемнялся, но напротивъ — становился гораздо болѣе удобочитаемымъ и проще. Въ доказательство шероховатости подлинника привожу буквальный подстрочный переводъ начала перваго монолога Ланселота: "Надѣюсь, совѣсть позволитъ мнѣ убѣжать отъ жида, моего хозяина. Бѣсъ стоитъ возлѣ моего локтя и искушаетъ меня, говоря: Гоббо! Ланселотъ Гоббо! добрый Ланселотъ или добрый Гоббо, или добрый Ланселотъ Гоббо! употреби въ дѣло свои ноги! встряхнись, (take the Start) и убѣги! Совѣсть говоритъ: нѣтъ! остерегись, честный Ланселотъ! остерегись, честный Гоббо, или, какъ сказано прежде, честный Ланселотъ Гоббо! не убѣгай! пренебреги бѣгствомъ твоихъ пятокъ. Но смѣлый бѣсъ побуждаетъ опять собрать мои пожитки. «Via» говоритъ бѣсъ! — прочь — говоритъ бѣсъ! — «во имя неба возстань смѣлымъ духомъ, говоритъ бѣсъ, и убѣгай!» Но тутъ совѣсть, повиснувъ на шеѣ моего сердца, говоритъ очень умно: «ты, мой честный другъ Ланселотъ, сынъ честнаго человѣка или, лучше сказать, сынъ честной женщины» — и такъ далѣе все въ этомъ же родѣ. Совершенно лишнихъ повтореній въ монологѣ этомъ, какъ читатели могутъ видѣть изъ приведеннаго образца сами, множество.

16. Въ подлинникѣ Ланселотъ, говоря о своемъ подслѣповатомъ отцѣ, употребляетъ непереводимое выраженіе: «sand blind, high gravel blind», т.-е. слѣпъ, точно у него въ глазахъ песокъ или дресва.

17. Въ подлинникѣ: «turn down indirectly to the Jew’s honse», т.-е. повернешь неправильно къ дому жида. Ланселотъ говоритъ безсмыслицу нарочно.

18. Въ подлинникѣ здѣсь Ланселотъ буквально повторяетъ свой первый вопросъ.

19. Здѣсь Ланселотъ употребляетъ латинское слово: ergo — значитъ.

20. Въ подлинникѣ здѣсь игра двойнымъ значеніемъ слова rest въ выраженіяхъ: "«I take set upmy rest», т.-е. я твердо на это рѣшился и — «I will not rest till I hare run some ground», т.-е. не буду знать покоя (не остановлюсь), пока не пробѣгу нѣкотораго разстоянія.

21. Фраза эта переведена буквально вѣрно съ подлинникомъ. Въ дальнѣйшемъ текстѣ этой сцены Ланселотъ и его отецъ тоже часто перепутываютъ слова, говоря одни вмѣсто другихъ. Такая перестановка встрѣчается у Шекспира неоднократно въ комедіи «Виндзорскія проказницы» въ роли Слендера, но тамъ пріемъ этотъ употребленъ умышленно, такъ какъ Слендеръ дурачокъ, комизмъ котораго основанъ именно на его неспособности логически связывать мысли, чего нельзя сказать о Ланселотѣ, который уменъ и хитеръ. Потому невольно является сомнѣніе, не нелишнее ли усердіе клоуновъ и переписчиковъ наложило руку и здѣсь на подлинный текстъ.

22. Въ подлинникѣ здѣсь слово «infection» — зараза вмѣсто «affection» — страстное желаніе.

23. Въ подлинникѣ: «cater-consins», что значитъ родственники въ четвертой степени. Въ выраженіи этомъ намекъ на ссоры и несогласія, столь обыкновенныя между родственниками дальнихъ степеней.

24. Въ подлинникѣ здѣсь каламбуръ на словѣ «frutify», т.-е. оплодотворитъ или удовлетворитъ, которое Ланселотъ говоритъ вмѣсто «notify», т.-е. объяснить.

25. Здѣсь та же игра умышленнымъ искаженіемъ словъ. — Гоббо говоритъ: «that is the very deffect (вмѣсто effect) of the matter», т.-е. въ этомъ весь недостатокъ (вмѣсто вся суть) дѣла.

26. Въ подлинникѣ: нѣтъ языка въ головѣ.

27. Смыслъ этой фразы остался необъясненнымъ въ точности. Нѣкоторые комментаторы полагаютъ, что подъ выраженіемъ: опасность отъ перины — Ланселотъ подразумѣваетъ несчастный бракъ. Объясненіе, надо сознаться, довольно натянутое.

28. Въ то время былъ обычай, что замаскированные гости являлись на праздники въ процессіи, предшествуемые факелами. Такъ, въ «Ромео и Джульеттѣ гости, отправляясь на балъ къ Капулетти, говорятъ о томъ, кто понесетъ передъ ними факелы.

29. Смыслъ этихъ словъ Граціано недостаточно ясенъ въ подлинникѣ. Въ подстрочномъ переводѣ онъ говоритъ: „Если жидъ, ея отецъ, когда-нибудь попадетъ на небо, то это будетъ ради его прелестной дочери“. — Вѣроятно, смыслъ тотъ, что небо, по мнѣнію Граціано, пошлетъ спасеніе и Шейлоку ради того, что дочь его сдѣлалась христіанкой. Такой смыслъ принятъ и для перевода.

30. Нельзя не замѣтить въ этомъ намѣреніи Шейлока итти на ужинъ явнаго противорѣчія съ его отвѣтомъ на такое же предложеніе въ 3-й сценѣ 1-го дѣйствія, когда онъ категорически отвѣчаетъ, что не будетъ ни ѣсть ни пить съ христіанами. Такихъ фактическихъ противорѣчій можно встрѣтить у Шекспира сотни, но онѣ никогда не вредятъ той психологической правдѣ, съ какой онъ рисовалъ свои лица. Такъ и здѣсь отказъ Шейлока итти на ужинъ въ первой сценѣ прекрасно рисуетъ фанатическаго жида. Второе же его намѣреніе превосходно изображаетъ закоснѣлую злость противъ христіанъ, съ которыхъ онъ хочетъ сорвать хоть что-нибудь въ отместку за свои обиды. Обѣ черты противорѣчатъ по внѣшности, но совершенно логически сливаются въ стройное цѣлое при изображеніи всего характера.

31. Въ подлинникѣ послѣдняя фраза Ланселота и отвѣтъ Шейлока основаны на созвучіи словъ: approach и reproach. Ланселотъ, желая сказать, что Граціано ожидаетъ прибытія Шейлока, говоритъ вмѣсто слова approach — прибытіе, слово reproach — выговоръ или брань. Шейлокъ же, принимая сказанное Ланселотомъ въ буквальномъ значеніи, говоритъ, что онъ отвѣтитъ Граціано тѣмъ же. Игру словъ подлинника невозможно было передать.

32. Кровотеченіе изъ носа считалось дурнымъ предзнаменованіемъ. Понедѣльникъ на Святой Ланселотъ называетъ въ подлинникѣ: „black monday“, т.-е. черный понедѣльникъ. День этотъ названъ такъ въ 1360 году, при королѣ Эдуардѣ III, когда при осадѣ Парижа во время Пасхи множество солдатъ замерзло отъ бывшаго въ этотъ день сильнаго мороза.

33. Въ подлинникѣ смыслъ предыдущаго монолога Джессики и отвѣта Лорензо не совсѣмъ ясны. Вотъ буквальный переводъ: Джессика. „Какъ? Неужели я должна нести свѣточъ моего стыда? Вѣдь онъ (стыдъ), говоря по чистой правдѣ, свѣтелъ (явенъ) и безъ того. Какъ? Это — должность, обнаруживающая любовь, и я должна быть скрыта. Лорензо. Ты, моя милая, уже скрыта именно этимъ прелестнымъ платьемъ мальчика“. — Въ началѣ своей фразы Джессика, конечно, говоритъ о факелѣ, освѣщающемъ ея стыдъ, иносказательно; но затѣмъ, по всей вѣроятности, она уже прямо объявляетъ, что боится быть узнанной, если пойдетъ по улицѣ съ факеломъ, на что Лорензо отвѣчаетъ, что платье мальчика, ее скрываетъ достаточно, и что никто ее не узнаетъ. Буквальный переводъ не передалъ бы послѣдняго оттѣнка, а потому значеніе его въ редакціи, принятой для перевода, подчеркнуто съ намѣреніемъ.

34. Въ подлинникѣ здѣсь слово: „hood“ — буквально шапка; но, вѣроятно, Граціано называетъ такъ клубокъ капуцина, въ который онъ замаскированъ. Иначе клятва шапкой не имѣла бы смысла.

35. Буквальный переводъ надписей всѣхъ трехъ ящиковъ слѣдующій: золотого: „Кто выберетъ меня — выиграетъ то, что многіе желаютъ“; серебрянаго: „Кто выберетъ меня — получить то, что заслуживаетъ“, и свинцоваго: „Кто выберетъ меня, долженъ отдать и рискнуть всѣмъ, что имѣетъ“. Значеніе буквальнаго перевода было бы однако въ разладѣ съ тѣмъ, что ящики содержатъ. Въ золотомъ оказываются черепъ и кости; потому понятно, что выраженіе: „что многіе желаютъ“ употреблено здѣсь въ смыслѣ: „къ чему многіе стремятся“, такъ какъ смерти не желаетъ никто, но идутъ или стремятся къ ней всѣ. Содержаніе серебрянаго — изображеніе головы въ дурацкомъ колпакѣ. Здѣсь надпись, дѣйствительно соотвѣтствуетъ съ содержимымъ. Но въ свинцовомъ находится портретъ Порціи, и потому выраженіе надписи, что открывшій его долженъ рискнуть (hazard) всѣмъ, что имѣетъ, — опять не совсѣмъ вѣрно въ буквальномъ переводѣ и должно означать, что получившій портретъ долженъ отдать все, что имѣетъ, т.-е. себя самого, въ обмѣнъ на полученную жену. Редакція перевода надписей сдѣлана потому въ объясненномъ смыслѣ.

36. Буквальный переводъ этихъ стиховъ: „Не все то золото, что блеститъ. Ты часто слышалъ, какъ это было говорено. Многіе люди продали свою жизнь для того лишь, чтобъ увидѣть мою изнанку (т.-е. черепъ, скрытый въ золотомъ ящикѣ). Позолоченныя могилы наполнены червями. Если бъ ты былъ такъ же уменъ, какъ смѣлъ, молодъ членами и старъ разсудкомъ, то полученный тобой отвѣтъ не былъ бы начертанъ на этомъ свиткѣ въ такомъ видѣ. Прощай! Пусть холодъ завѣетъ твой слѣдъ“.

37. Въ подлинникѣ Порція говоритъ: „too long a pause for that which you find there“, т.-е. буквально: слишкомъ долгая остановка ради того, что вы тамъ найдете. Нѣкоторые толкователи понимаютъ слово „pause“ (остановка) въ смыслѣ „молчанье“ и даютъ этой фразѣ тотъ смыслъ, что принцъ, открывъ ящикъ, долго стоитъ, не говоря ни слова. Но мнѣ кажется, что вмѣсто такого предположительнаго толкованія гораздо проще объяснить выраженіе Порціи: pause — тѣмъ, что именемъ остановки она называетъ слишкомъ долгую высокопарную болтовню принца передъ открытіемъ ящика и подсмѣивается надъ нимъ въ своей репликѣ. Редакціи перевода приданъ этотъ смыслъ.

38. Смыслъ этихъ словъ Порціи тотъ, что принцъ, принявъ условіе выбора, сдѣлалъ тѣмъ себя подсудимымъ и не можетъ претендовать на приговоръ, обязующій его въ случаѣ его постигнетъ неудача отказаться отъ брака и впредь.

39. Буквальный переводъ этихъ стиховъ: Семь разъ было это (серебряный ящикъ) испытано огнемъ и семь разъ должно-быть испытано мнѣніе для того, чтобъ сдѣлать безошибочный выборъ. Есть люди, гоняющіеся за тѣнью, но такимъ и достается одна тѣнь счастья. Есть дураки, одѣтые, какъ я, въ серебро, и если ты введешь въ постель какую бы то ни было жену, то я буду всегда твоей головой. Теперь иди; съ тобой кончено».

40. Порція иронически называетъ слугу синьоромъ въ отвѣтъ на его вопросъ: гдѣ синьора? Въ подлинникѣ слова: my lady и my lord. Перевести этотъ разговоръ съ сохраненіемъ чисто-англійскихъ словъ лордъ и лэди въ пьесѣ, дѣйствіе которой происходитъ въ Италіи, было бы неудобно, а потому въ редакціи перевода употреблены выраженія: синьоръ и синьора.

41. Гудвинская мель (Goodwin-sands) — опасное мѣсто близъ устья Темзы.

42. Прелестная идея, когда Порція, выражая боязнь о скоромъ отъѣздѣ Бассаніо, спѣшитъ съ застѣнчивымъ испугомъ прибавить, чтобъ онъ и мысли не допускалъ, будто она сознается этими словами въ своей къ нему любви, выражена въ подлинникѣ до того сжато и коротко, что осталась бы непонятной безъ нѣкотораго распространенія. Вотъ слова текста: «there’s something tells me (but it is not love) I would not lose you», т.-е., «что-то говоритъ мнѣ (но это не любовь), что мнѣ не хотѣлось бы васъ потерять». Такія мысли, оставшіяся, такъ сказать, въ зернѣ, встрѣчаются у Шекспира очень часто, и это можно объяснить съ вѣроятностью тѣмъ, что пьесы его печатались по театральнымъ спискамъ, въ томъ видѣ, какъ давались на сценѣ; при представленіи же актеры могли интонаціей и манерой произношенія договаривать и выяснять то, что оставалось непонятнымъ при чтеніи.

43. Въ подлинникѣ предыдущая фраза Порціи и отвѣтъ Бассаніо основаны на аллитераціи словъ live — жить и love — любить.

44. Здѣсь Порція сравниваетъ себя съ Гезіоной, дочерью троянскаго царя Лаомедона, которая была обречена на жертву морскому чудовищу и спасена отъ смерти Геркулесомъ.

45. Буквальный переводъ этой пѣсни: «Скажите мнѣ, гдѣ родилась грёза Любви: въ сердцѣ или въ головѣ? Какъ она была зачата и какъ вскормлена? Отвѣтьте, отвѣтьте! Она зародилась въ глазахъ и вскормлена взглядами. Умираетъ грёза любви въ той же колыбели, въ которой лежитъ. Пусть гудитъ погребальный звонъ грёзы любви: я начинаю: динь-динь-донъ. Всѣ. Динь-динь-донъ!»

46. Въ подлинникѣ борода названа здѣсь оригинальнымъ, но неудобнымъ для перевода выраженіемъ: «valour’s excrement», т.-е. буквально: вышедшій наружу избытокъ мужества.

47. Этими словами Шекспиръ нападаетъ на очень распространенную уже и въ то время моду носить фальшивые волосы, особенно свѣтлые. Мысль эта встрѣчается въ произведеніяхъ Шекспира не разъ.

48. Въ подлинникѣ эта, надо признаться, довольно натянутая насмѣшка надъ женщинами основана на значеніи словъ «weight» — тяжесть и light — легкій. Смыслъ тотъ, что женщины, наиболѣе себя обременявшія тяжестью фальшивыхъ волосъ, были обыкновенно болѣе легкими по поведенію.

49. Здѣсь намекъ на легенду о скупомъ царѣ Мидасѣ, умершемъ съ голода вслѣдствіе того, что всѣ вещи, до которыхъ онъ касался; стали превращаться, по его же собственной просьбѣ къ богамъ, въ золото.

50. Эпитетъ серебра: блѣдный поденьщикъ людей — надо, вѣроятно, понимать въ томъ смыслѣ, что этимъ металломъ, менѣе цѣннымъ, чѣмъ золото, обыкновенно производятся расплаты за тяжелый поденный трудъ. Иного объясненія сдѣлано не было.

51. Выраженіе: зеленоглазая ревность встрѣчается у Шекспира не разъ. Смыслъ тотъ, что ревнивцы вслѣдствіе разлитія у нихъ желчи видятъ все въ зелено-желтомъ цвѣтѣ.

52. Въ подлинникѣ эта мысль Бассаніо выражена довольно темно и, сверхъ того, въ неудобномъ для русскаго языка оборотѣ. Вотъ слова текста: «yet look how far the substance of my praise doth wrong this shadow in underprizing it, so far this shadow doth limp behind the substance», т.-е. буквально: но взгляните: насколько сущность (substance — въ смыслѣ степень правды) моей похвалы оскорбляетъ эту тѣнь (портретъ), хваля ее ниже достоинства, настолько же далеко тѣнь плетется, хромая (limp) за сущностью вслѣдъ. Въ этомъ послѣднемъ случаѣ слово substance — сущность употреблено въ смыслѣ — оригиналъ портрета, т.-е. сама Порція.

53. Буквальный переводъ этихъ стиховъ: «Ты, избравшій не по виду, попалъ въ цѣль такъ же вѣрно, какъ и прекрасно. Если это счастье на тебя свалилось, то довольствуйся имъ и не ищи другого. Если ты имъ доволенъ и видишь въ немъ благословеніе, то обернись къ твоей лэди и требуй отъ нея поцѣлуя любви».

54. Бассаніо называетъ счетомъ тотъ, прочитанный имъ свитокъ, по которому онъ получилъ право на поцѣлуй Порціи.

55. Въ подлинникѣ игра словъ основана на выраженіяхъ: «at last», т.-е. наконецъ, и — «if promise last» т.-е. если обѣщанія прочны. Граціано говоритъ, что наконецъ (at last) онъ получилъ согласіе Нериссы, если только обѣщаніе будетъ прочно (last). При исполненіи пьесы на сценѣ Траціано во время разговора Бассаніо съ Порціей обыкновенно высказываетъ въ шуточно-комическихъ жестахъ свою страсть Нериссѣ.

56. Въ подлинникѣ игра словъ: Нерисса, на предложеніе Граціано держать пари на мальчика говоритъ: «stake, down», т.-е. ставка повалится. А Граціано возражаетъ, что если ставка повалится, то пари, конечно, не будетъ выиграно. Stake, кромѣ значенія ставки, значитъ еще столбъ или шестъ.

57. Въ подлинникѣ выраженіе: «he doth impeach the freedom of the state», т.-е. онъ обвиняетъ государство, что въ немъ нѣтъ свободы. Но, конечно, подъ именемъ свободы слѣдуетъ здѣсь понимать свободу верховной власти въ отправленіи ея обязанностей.

58. Въ подлинникѣ Порція говоритъ: «bid your frinds welcome, show а merry cheer», что нѣкоторые переводчики понимаютъ такъ, что Порція проситъ Бассаніо любезно и весело встрѣтить друзей тамъ, куда онъ ѣдетъ. Но мнѣ кажется гораздо естественнѣе предположить, что слово: welcome, т.-е. дружеское привѣтствіе, относится къ только-что прибывшимъ Лорензо и Джессикѣ, и что Порція своей фразой ободряетъ убитаго горемъ Бассаніо и требуетъ, чтобы онъ весело простился съ ними.

59. Въ подлинникѣ эта заключительная фраза Бассаніо написана также въ формѣ четверостишія съ перекрестной риѳмой, при чемъ буквально онъ говоритъ, что: "ни одно ложе не будетъ виновно въ его промедленіи, и никакое отдохновеніе (rest) не втѣснится между нимъ и Порціей. — Нѣкоторые комментаторы видятъ въ этомъ смыслъ, будто онъ обѣщаетъ быть ей вѣрнымъ. Мнѣ кажется такое толкованіе совершенно лишнимъ и распространеннымъ безъ нужды. Смыслъ, что онъ не будетъ знать покоя сна, пока не кончитъ дѣла, подходитъ гораздо больше къ общему характеру всей сцены.

60. Въ подлинникѣ: «these bragging Jacks» — этихъ хвастливыхъ Джековъ. Слово Jack — было презрительнымъ именемъ пустыхъ фатовъ. Выраженіе это у Шекспира встрѣчается часто.

61. Въ подлинникѣ Нерисса говоритъ: «shal we turn to men?» — фраза, имѣющая двоякій смыслъ: «значитъ, мы превратимся въ мужчинъ», а также: «значитъ, мы отдадимся мужчинамъ». Порція въ своемъ возраженіи принимаетъ слова ея въ послѣднемъ смыслѣ. Въ переводѣ этой двусмысленности нельзя было передать.

62. Въ подлинникѣ этотъ довольно пошлый каламбуръ основанъ на значеніи словъ: «More» — мавританка и «to be more» — увеличиваться или прибывать. — Объ остротахъ Ланселота вообще см. прим. 15.

63. Царственными купцами (royal merchants) назывались венеціанскіе купцы, имѣвшіе поземельныя владѣнія на островахъ Архипелага.

64. См. прим. 57.

65. Въ подлинникѣ этотъ разговоръ Бассаніо съ Шейлокомъ необыкновенно эффектенъ тѣмъ, что они перебрасываются короткими фразами, изъ которыхъ каждая умѣщается въ одномъ стихѣ. На англійскомъ языкѣ, въ которомъ огромное большинство словъ односложно, такая постройка стиха не представляетъ затрудненія, но при переводѣ на русскій не было никакой возможности сохранить эту краткость и сжатость, необходимыя по характеру всей сцены, не пожертвовавъ до нѣкоторой степени буквальностью перевода. Для сравненія, насколько я успѣлъ приблизиться къ точному смыслу подлинника и вмѣстѣ съ тѣмъ остаться краткимъ, привожу буквальный переводъ: Шейлокъ. Я не обязанъ нравиться тебѣ моими отвѣтами. Бассаніо. Развѣ всѣ люди убиваютъ тѣхъ, кого не любятъ? Шейлокъ. Развѣ кто-нибудь ненавидитъ безъ желанія убить тотъ предметъ? Бассаніо. Обида не можетъ вызвать сразу ненависть. Шейлокъ. Какъ? Развѣ ты позволишь змѣѣ ужалить тебя два раза?

66. Здѣсь совершенно непереводимая и даже незамѣнимая игра созвучіемъ словъ sole — подошва и soul — душа. Игра этими словами встрѣчается и въ другихъ пьесахъ, напр., въ «Ромео и Джульеттѣ», когда Ромео говоритъ, что не можетъ воспарить, потому что его подошва (sole) или душа (soul) тяжела.

67. Говоря о конфискаціи половины имущества Шейлока въ казну, дожъ прибавляетъ: «which humbleness may drive unto a fine», т.-е. буквально: «которую (т.-е. конфискованную часть) смиреніе (раскаяніе) можетъ обратить въ штрафъ». Смыслъ фразы ясенъ, но недостаточно точенъ при буквальномъ переводѣ, а потому редакція перевода нѣсколько распространена.

68. Юристы могутъ найти несообразность въ этихъ словахъ Порціи, такъ какъ отъ Шейлока требуется не дарственная запись, но лишь обязательство отказать свое имущество дочери послѣ смерти. Въ текстѣ однако прямо сказано: «deed of gift», т.-е. актъ даренія.

69. Для осужденія на висѣлицу требовался приговоръ двѣнадцати присяжныхъ, которыхъ въ шутку называли крестными отцами. Граціано намекаетъ на это.

70. Въ подлинникѣ оригинальное выраженіе: «old swearing», т.-е. буквально: старая клятва. Слово старый употреблено въ смыслѣ солидный или сильный.

71. Исторія Троила и Крессиды обработана Шекспиромъ въ драмѣ того же имени, при чемъ сюжетъ заимствованъ имъ изъ Чоусера. Въ настоящемъ монологѣ Лорензо намекаетъ на отчаяніе влюбленнаго Троила, когда взятая троянцами въ плѣнъ Крессида была возвращена грекамъ по требованію ея отца и такимъ образомъ разлучена съ Троиломъ.

72. Легенда о Пирамѣ и Тизбѣ была извѣстна Шекспиру, вѣроятно также по Чоусеру. Сюжетъ тотъ, что влюбленная Тизба, придя на свиданіе съ Пирамомъ, встрѣтила льва; спасаясь отъ него, она уронила свой плащъ, который и былъ растерзанъ звѣремъ; Пирамъ же, придя позже и найдя растерзанный плащъ, вообразилъ, что подъ когтями льва погибла сама Тизба, вслѣдствіе чего лишилъ въ отчаяніи самъ себя жизни. Исторію эту Шекспиръ пародировалъ въ комедіи, которую играютъ ремесленники въ пьесѣ «Сонъ въ лѣтнюю ночь».

73. Дидона, стоя на берегу, призывала Энея, покинувшаго ее въ Карѳагенѣ.

74. Медея обѣщала возвратить отцу Язона своими чарами молодость.

75. Въ подлинникѣ Джессика говоритъ: «I would outnight уои», т.-е. буквально: я тебя переночнила бы. Смыслъ тотъ, что если бъ они продолжали разговоръ, то она могла бы привести еще больше разсказовъ о происшествіяхъ, которыя бывали въ подобныя ночи.

76. Въ подлинникѣ Стефано отвѣчаетъ: «а friend», т.-е. другъ; но само собой разумѣется, что слово это онъ говоритъ въ смыслѣ: свой человѣкъ, потому что другомъ Лорензо не могъ себя называть лакей.

77. Въ подлинникѣ Джессика говоритъ: «I am never merry, when I hear sweet music», т.-е. «я никогда не бываю весела, если слышу сладкую музыку». Но такой буквальный переводъ не выразилъ бы настоящаго смысла подлинника. Слово «merry», кромѣ значенія веселый, выражаетъ еще шаловливость, и Джессика употребляетъ его именно въ этомъ смыслѣ, желая сказать, что музыка выводитъ ее изъ свойственнаго ея характеру веселаго настроенія и дѣлаетъ серьезной. Вѣрность такого взгляда доказывается слѣдующимъ монологомъ Лорензо, гдѣ онъ, не говоря ни слова о веселости, выражаетъ мысль, что музыка смягчаетъ всякіе дикіе порывы и дѣлаетъ людей кроткими и мягкими. Для придачи такого значенія словамъ Джессики пришлось въ переводѣ нѣсколько распространить прямой смыслъ текста.

78. Въ подлинникѣ здѣсь оригинальное выраженіе: «many things by season season’d are», т.-е. буквально: многія вещи овременяются временемъ.

79. Въ подлинникѣ здѣсь непереводимая игра словъ, основанная на двойномъ значеніи слова: light — свѣтъ и легкій. Бассаніо называетъ Порцію свѣтомъ, а она возражаетъ, что, оставаясь свѣтлой (light), не будетъ легкой (light) по поведенію, потому что легкая жена — большая тяжесть для мужа.

80. Въ подлинникѣ Порція употребляетъ выраженіе «breathing cocatesy», т.-е. буквально: выдыхаемое привѣтствіе — въ смыслѣ словесное и потому ничего не значущее.

81. Въ подлинникѣ: «love me and leave me not», т.-е. буквально: «Люби меня и не покидай меня». Это былъ припѣвъ одной изъ вульгарныхъ пѣсенъ, вырѣзывавшихся на вещахъ, дарившихся на память, напр., на ножахъ, кольцахъ и т. п.