ДѢЙСТВУЮЩІЕ.
правитьГерцогъ Венеціи.
Принцъ Мароккскій, Принцъ Аррагонскій, искатели руки Порціи.
Антоніо, купецъ Венеціанскій.
Бассаніо, другъ его.
Саланіо, Саларино, Граціано, друзья Антоніо и Бассаніо.
Лоренцо, влюбленный въ Іессику.
Шейлокъ, жидъ.
Тубалъ, жидъ, другъ его.
Ланцелотъ Гоббо, кловнъ, слуга Шейлока.
Старикъ Гоббо, отецъ Ланцелота.
Леонардо, слуга Бассаніо.
Балтазаръ, Стефано, слуги Порціи.
Порція, богатая наслѣдница.
Нерисса, ея горничная.
Іессика, дочь Шейлока.
ДѢЙСТВІЕ I.
правитьСЦЕНА I.
правитьАНТОН. Не знаю, право, Отчего такъ мнѣ грустно; мучитъ это меня; говорите, мучитъ и васъ; но какъ подцѣпилъ я грусть эту, какъ нисшелъ или дошелъ до нея, изъ какого она вещества составлена, изъ чего родилась — не могу добиться. Тоска до того отуманила меня, что и себя съ трудомъ узнаю.
САЛАР. Мыкается твой умъ по океану, тамъ, гдѣ, подъ гордыми парусами, большіе корабли твои, точно синьоры и именитые граждане влажной стихіи, или какъ торжественныя колесницы моря, смотрятъ съ высока на мелкія торговыя суда, которыя привѣтствуютъ ихъ, преклоняются предъ ними, когда они мимо ихъ на тканыхъ своихъ крыльяхъ проносятся.
САЛАН. Повѣрь, отпусти я столько въ невѣрную даль — большая часть и моихъ думъ была бы съ надеждами въ чужой сторонѣ. Все срывалъ бы я травинки, чтобы узнать откуда дуетъ вѣтеръ; все отыскивалъ бы на картахъ гавани, дамбы, рейды, и отъ всего, что могло бы заставить меня бояться за мой отпускъ, конечно было бы мнѣ не весело.
САЛАР. Дуя на горячій бульонъ, чтобы остудить его, я надулъ бы себѣ горячку, помышляя о томъ какая бѣда можетъ на морѣ, отъ слишкомъ сильнаго вѣтра, случиться. Не видалъ бы я песочныхъ часовъ безъ того, чтобы не вспомнить о меляхъ и подводныхъ камняхъ, чтобъ не увидать моего богатаго Андрю[1] зарывшимся въ песокъ, склоняющимъ высокую свою мачту ниже своихъ реберъ, чтобъ облобызать свою могилу. Могъ ли бы я пойдти въ церковь и, взглянувъ на священное это зданіе изъ камня, не вспомнить тотчасъ же объ опасныхъ скалахъ, которыя и коснувшись только боковъ славнаго корабля моего, раскидаютъ по волнамъ всѣ его пряности и одѣнутъ ревущія волны въ шелки мои; словомъ: что вотъ богатъ я всѣмъ, и вотъ нѣтъ уже у меня ничего? Думай я объ этомъ, какъ же не подумать и того, что случись такая бѣда — будетъ грустно мнѣ? И не говорите: знаю, грустенъ Антоніо отъ торговыхъ заботъ своихъ.
АНТОН. Повѣрь, нѣтъ. И благодарю за то судьбу свою; товары мои довѣрены не одному кораблю, отправлены не въ одно мѣсто, да и не все мое состояніе въ зависимости отъ счастія настоящаго года; а потому и не могу быть грустнымъ отъ заботъ торговыхъ.
САЛАН. Влюбленъ стало.
АНТОН. Фи!
САЛАН. И не влюбленъ? Такъ скажемъ же вотъ что: тебѣ грустно оттого, что не весело; и что тебѣ было бы такъ же легко смѣяться, прыгать и говорить что тебѣ весело, оттого что не грустно. Клянусь двулицымъ Янусомъ, природа создаетъ иногда престранныхъ чудаковъ: иные вѣчно прищуриваются и смѣются, какъ попугаи, когда услышатъ волынку; другіе такой уксусъ, что низачто не покажутъ зубовъ улыбкой, хотя и самъ Несторъ поклянется что шутка уморительная.
САЛАР. Твой благородный родственникъ Бассаніо, Граціано и Лоренцо идутъ сюда. Прощай. Оставляемъ тебя въ обществѣ пріятнѣйшемъ нашего.
САЛАН. Не ушелъ бы пока не развеселилъ бы тебя, если бы друзья, болѣе дорогіе, не помѣшали.
АНТОН. Да и ты нисколько не менѣе дорогъ мнѣ. Увѣренъ, твои собственныя дѣла отзываютъ тебя, и ты пользуешься случаемъ уйдти.
САЛАР. Здравствуйте, господа.
КАССА. Когда жь, любезнѣйшіе синьоры, сойдемся мы посмѣяться? Когда же? скажите. Вы чрезвычайно становитесь рѣдки. Должно такъ быть?
САЛАР. Въ свободное наше время, мы воспользуемся вашимъ. (Уходитъ съ Саланіо.)
ЛОРЕН. Такъ какъ ты, Бассаніо, нашелъ Антоніо, то и мы оставимъ тебя; не забудь только, гдѣ мы въ обѣденное время должны сойтись.
КАССА. Явлюсь непремѣнно.
ГРАЦІ. Не хорошъ у тебя видъ, Антоніо; ты слишкомъ ужь дѣлами міра сего занимаешься; теряетъ тотъ, кто съ такой заботой добываетъ. Ты удивительно измѣнился.
АНТОН. Я смотрю на міръ, какъ на міръ, Граціано, какъ на сцену, на которой каждый долженъ играть какую нибудь роль; и моя — тоскующаго.
ГРАЦІ. Позволь же мнѣ играть шута. Приходите морщины старости веселясь и смѣясь; и пусть лучше ужь моя печень отъ вина разгорячается, чѣмъ холодѣетъ сердце отъ изсушающихъ стоновъ. Зачѣмъ человѣку, въ которомъ кровь не остыла еще, сидѣть своимъ изъ алебастра высѣченнымъ дѣдомъ?спать и бодрствуя? добывать хандрой желтуху? Скажу тебѣ вотъ что, Антоніо — я люблю тебя, и говоритъ это любовь моя, — есть родъ людей, лица которыхъ устоялись и подернуты, какъ стоячіе пруды; которые добровольно хранятъ молчаніе, чтобы убраться въ общественномъ мнѣніи мудростью, солидностью и глубокой сообразительностью, и какъ бы хотятъ сказать: я господинъ Оракулъ, и когда я разверзаю уста не смѣй и собака залаять! О, мой Антоніо, знаю я изъ нихъ такихъ, которые только потому и слывутъ мудрецами, что не говорятъ ничего; а заговори только, увѣренъ, введутъ въ грѣхъ уши всякаго, ихъ услышавшаго, заставивъ назвать братій своихъ дураками. Но болѣе объ этомъ въ другое время; не удь только на червяка грусти глупаго этого пискаря, общественное это мнѣніе. — Идемъ, Лоренцо. Прощай пока; кончу мое увѣщаніе послѣ обѣда.
ЛОРЕН. Такъ до обѣда. А я должно быть одинъ изъ нѣмыхъ этихъ мудрецовъ, потому что Граціано совсѣмъ не даетъ мнѣ говорить.
ГРАЦІ. Поводись со мной года два — забудешь звуки своего собственнаго языка.
АНТОН. До свиданія; чего добраго сдѣлаюсь еще болтуномъ, тебѣ въ угоду.
ГРАЦІ. Хорошо бы, право; безмолвіе похвально вѣдь только въ копченомъ языкѣ быка, да въ дѣвѣ непродажной. (Уходитъ съ Лоренцо.)
АНТОН. Такъ; о чемъ нибудь другомъ теперь[2].
КАССА. Граціано говоритъ страшно много вздора, болѣе чѣмъ кто нибудь въ Венеціи. Дѣльное у него, какъ два пшеничныя зерна въ два четверика мякины запрятанныя; проищешь цѣлый день, а найдешь — увидишь, что и отыскивать не стоило.
АНТОН. Пожалуй; cкажи мнѣ теперь, кто это дама, къ которой ты поклялся отправиться на таинственное богомолье, и о которой хотѣлъ нынче поговорить со мной?
КАССА. Ты знаешь, Антоніо, какъ я разстроилъ мое состояніе, живя роскошнѣе, чѣмъ позволяли мои средства; но о томъ, что не могу ужь жить по прежнему нисколько я не сокрушаюсь; вся моя забота, какъ бы честно раздѣлаться съ большими долгами, въ которые втянула меня излишняя моя расточительность. Тебѣ, Антоніо, я задолжалъ больше всѣхъ, и деньгами и любовью; и твоя любовь порука, что могу тебѣ открыть всѣ мои планы и предположенія какъ очиститься отъ всѣхъ моихъ долговъ.
АНТОН. Прошу, любезный Бассаніо, скажи, и если они, какъ всегда ты самъ, не теряютъ изъ виду чести, будь увѣренъ, мой кошелекъ, я самъ, послѣднее что имѣю, все для тебя отперто.
БАССА. Когда, бывши еще школьникомъ, я терялъ стрѣлу — чтобъ отыскать ее, я пускалъ другую съ тою же самой силой, по тому же направленію, только лучше смотря за ней, и часто, рискуя обѣими, находилъ обѣ. Привожу эту дѣтскую попытку, потому что и слѣдующее такъ же простодушно. Я долженъ тебѣ много, и — какъ это съ мотоватой юностью бываетъ[3], — все что долженъ потеряно; но рѣшишься ты пустить другую стрѣлу по тому же направленію, по которому пустилъ первую, увѣренъ — такъ какъ зорко буду слѣдить за ея полетомъ, — что найду или обѣ, или возвращу тебѣ послѣднюю, и останусь благодарнымъ должникомъ за первую.
АНТОН. Ты хорошо меня знаешь, и тратишь время, обвивая мою дружбу обиняками; сомнѣніемъ въ моей готовности на все возможное, вѣрь, ты болѣе меня обижаешь, чѣмъ обидѣлъ бы и совершеннымъ разореньемъ. Скажи же прямо, что долженъ я для тебя сдѣлать, и что, по твоему мнѣнію, можетъ быть мною сдѣлано, и я готовь. Говори.
БАССА. Въ Бельмонтѣ живетъ богатая наслѣдница, прекрасная собой, и что прекраснѣе еще итого слова — удивительно добродѣтельная. Не разъ получалъ уже я изъ ея глазъ прелестныя, безмолвныя посланія. Ея имя Порція, и ничѣмъ не уступаетъ она дочери Катона, Брута Порціи. Не безызвѣстны ея достоинства и всему міру; потому что четыре вѣтра со всѣхъ береговъ приносятъ къ ней именитыхъ искателей; сіяющіе локоны, спускающіеся но ея вискамъ, какъ золотое руно, дѣлаютъ ея жилище въ Бельмонтѣ Колхидой, и много Язоновъ является, чтобъ завоевать ее. О, Антоніо, имѣй я средства явиться соперникомъ хоть одного изъ нихъ — есть въ моей душѣ предчувствіе, что непремѣнно мнѣ посчастливится.
АНТОН. Ты знаешь, все мое состояніе на морѣ, и нѣтъ у меня ни денегъ, ни товаровъ, ни возможности тотчасъ же собрать достаточную сумму; а потому, отправляйся, попробуй, что можетъ мой кредитъ сдѣлать въ Венеціи. Воспользуюсь имъ до нельзя, чтобъ снарядить тебя въ Бельмонтъ, къ прекрасной Порціи. Ступай, развѣдай сейчасъ же — займуся этимъ и я, — у кого есть деньги; убѣжденъ что, по довѣрію, или по пріязни ко мнѣ, будутъ онѣ у насъ. (Уходятъ.)
СЦЕНА 2.
правитьПОРЦІ. Увѣряю тебя, Нерисса, истомлена маленькая моя особа большимъ этимъ свѣтомъ.
НЕРИС. Были-бъ, добрая госпожа моя, еслибъ и горемъ были такъ же богаты какъ счастіемъ. Видно, однакожь и пресыщающіеся отъ избытка такъ же хвораютъ, какъ и голодающіе отъ полнѣйшаго недостатка. Не малое, стало, счастіе златая середина; преизбытокъ скорѣе доводитъ до бѣлыхъ волосъ; довольство необходимымъ только долговѣчнѣе.
ПОРЦІ. Отличное это нравоученіе; прекрасно и сказано.
НЕРИС. Было-бъ и еще лучше, еслибъ лучше ему слѣдовали.
ПОРЦІ. Еслибъ и дѣлать было такъ же легко, какъ знать, что хорошо дѣлать, часовни обратились бы въ церкви, а лачуги бѣдняковъ въ царскія палаты. Отличный тотъ проповѣдникъ, кто слѣдуетъ своимъ собственнымъ наставленіямъ. Но я вотъ, и двадцатерыхъ скорѣе научу тому, что хорошо дѣлать, чѣмъ буду одной изъ двадцати, готовой послѣдовать моему собственному ученію. Мозгъ можетъ придумывать законы для крови; горячая — перепрыгнетъ черезъ холодныя предписанія; бѣшеная юность — заяцъ, перескакивающій черезъ тенета увѣчнаго добраго совѣта. Но такія разсужденія не помогутъ вѣдь мнѣ выбрать мужа — Ахъ, это слово выбрать! Не могу я ни выбрать кого хочу, ни отказать тому, кто мнѣ противенъ; такъ воля живой дочери связывается волей мертваго отца. Не горе ли, Нерисса, что никого не могу я выбрать, никому не могу и отказать?
НЕРИС. Вашъ родитель былъ всегда добродѣтеленъ, а святые люди имѣютъ при смерти отличныя вдохновенія; поэтому и въ этой придуманной имъ лотереѣ трехъ ящиковъ: золотаго, серебрянаго и свинцоваго — выборъ изъ которыхъ, содержащаго его волю, выберетъ и васъ, — навѣрное настоящаго-то никто, кромѣ того, кого вы настоящимъ образомъ полюбите, и не выберетъ. Но скажите, какъ расположены вы къ прибывшимъ уже царственнымъ искателямъ?
ПОРЦІ. Перечисляй ихъ, и я каждаго, какъ ты назовешь, опишу тебѣ; по моему описанію и суди о моемъ расположеніи.
НЕРИС. Во-первыхъ, принцъ Неаполитанскій.
ПОРЦІ. Жеребчикъ это, потому что только о своей лошади и толкуетъ; и то, что самъ можетъ ковать ее, ставитъ главнымъ доказательствомъ[4] своей даровитости. Сильно боюсь, что дражайшая его родительница вела съ какимъ нибудь кузнецомъ игру не совсѣмъ чистую.
НЕРИС. Потомъ графъ Палатинъ, здѣсь.
ПОРЦІ. Онъ все хмурится, какъ будто хочетъ сказать: не хотите меня, и не надо. Слушаетъ смѣшные разсказы, и не улыбнется; боюсь, сдѣлается онъ плаксивымъ философомъ, когда состарѣется, такъ-какъ и въ юности такъ ужь переполненъ невѣжливой угрюмостью. Лучше выйду за черепъ съ костью во рту, чѣмъ за котораго-нибудь изъ этихъ. Сохрани меня Боже отъ этихъ двухъ!
НЕРИС. А что вы скажете о знатномъ Французѣ, о мосье Ле-Бонъ?
ПОРЦІ. Богъ создалъ его, такъ пусть и слыветъ за человѣка. Право, знаю я, что грѣхъ насмѣшничать; но онъ! лошадь у него конечно лучше, чѣмъ у Неаполитанца; лучше и скверная привычка хмуриться, чѣмъ у графа Палатина; онъ всякой человѣкъ въ никакомъ; заноетъ дроздъ, онъ тотчасъ запрыгаетъ; онъ будетъ сражаться и съ своей собственной тѣнью. Выйди я за него — выйду за двадцатерыхъ мужей. Пренебрежетъ онъ мной — я прощу ему; потому что, полюбитъ онъ меня до безумія — никогда не отплачу ему тѣмъ же.
НЕРИС. Что же скажете вы Фоконбриджу, молодому англинскому барону?
ПОРЦІ. Ты знаешь, ничего я не говорю ему, потому что онъ меня не понимаетъ, а я — его; онъ не знаетъ ни по латински, ни по Французски, ни по итальянски, а я — можешь поклясться и передъ судомъ, — я ни слова не знаю по англійски. Онъ картинка красиваго мущины; но, Боже мой, кто же станетъ разговаривать съ нѣмымъ изображеніемъ! И какъ странно одѣтъ онъ! Колетъ, я полагаю, купилъ онъ въ Италіи, круглые штаны во Франціи, шляпу въ Германіи, а манеры во всѣхъ странахъ.
НЕРИС. Что думаете вы о Шотландцѣ, его сосѣдѣ?
ПОРЦІ. Что не лишенъ онъ сосѣдскаго благорасположенія къ нему; потому что занялъ у Англичанина пощечину, и поклялся отдать, когда будетъ въ состояніи; Французъ поручился, кажется, и росписался за него.
НЕРИС. А какъ нравится вамъ молодой Нѣмецъ, племянникъ Саксонскаго герцога?
ПОРЦІ. Страшно онъ гадокъ поутру, когда трезвъ, и еще гаже послѣ обѣда, когда напьется; и въ лучшее свое время онъ немного похуже человѣка, а въ худшее — немного получше животнаго. Надѣюсь и въ самомъ худшемъ изъ всѣхъ возможныхъ случаевъ, съумѣю отъ него отдѣлаться.
НЕРИС. Но если онъ явится выбирать, и выберетъ надлежащій ящикъ — откажетесь вѣдь отъ исполненія воли вашего родителя, если отъ него откажетесь..
ПОРЦІ. А потому, изъ боязни сквернѣйшаго, прошу тебя, поставь большой кубокъ рейнвейна на ненадлежащій; еслибъ и самъ дьяволъ былъ въ немъ, а это искушеніе на немъ, онъ, знаю, все-таки выберетъ его. Готовая, Нерисса, на все, чтобъ только не выйдти за губку.
НЕРИС. Нечего вамъ кого-нибудь изъ нихъ бояться; всѣ они сообщили мнѣ свою рѣшимость возвратиться домой, и не безпокоить васъ болѣе своимъ исканіемъ, если ужь нельзя получить васъ какимъ нибудь другимъ способомъ, кромѣ придуманнаго вашимъ родителемъ: черезъ выборъ ящиковъ.
ПОРЦІ. Проживу до лѣтъ Сибиллы, и умру такъ же дѣвственной, какъ Діана, если не буду добыта способомъ предписаннымъ моимъ отцемъ. Радехонька, что эта часть искателей такъ разсудительна; нѣтъ вѣдь, между ними ни одного, чьего отъѣзда страстно не желала бы; молю счастливаго имъ пути.
НЕРИС. А не помните ль вы, сюда, при жизни еще вашего родителя, пріѣзжалъ Венеціянецъ, ученый и воинъ, вмѣстѣ съ маркизомъ Монфера?
ПОРЦІ. Помню, помню, Бассаніо; такъ, кажется его звали?
НЕРИС. Такъ; вотъ онъ изъ всѣхъ, глупыми моими глазами видѣнныхъ, наиболѣе хорошей невѣсты достоинъ.
ПОРЦІ. Помню я его очень хорошо; помню и то, что онъ стоитъ похвалы твоей.
СЛУГА. Четыре иноземца желаютъ васъ видѣть, чтобъ проститься съ вами; да пріѣхалъ еще передовой отъ пятаго, принца Мароксскаго, съ извѣстіемъ что принцъ, повелитель его, къ ночи будетъ здѣсь.
ПОРЦІ. Еслибъ я могла сказать пятому здравствуйте, съ такимъ же удовольствіемъ съ какимъ скажу четыремъ первымъ прощайте, я была бы рада его прибытію; если душа у него святаго, а лице дьявола, желала бы, чтобъ онъ былъ лучше ужь моимъ духовникомъ, чѣмъ мужемъ. Идемъ, Нерисса. — (Слугѣ) Ступай ты впередъ. — Запираемъ ворота за однимъ искателемъ — а другой стучится ужь въ дверь. (Уходятъ.)
СЦЕНА 3.
правитьШЕЙЛ. Три тысячи дукатовъ, — хорошо.
БАСС. На три мѣсяца.
ШЕЙЛ. На три мѣсяца, — хорошо.
БАСС. И Антоніо, какъ я сказалъ, будетъ порукой.
ШЕЙЛ. И Антоніо будетъ порукой, — хорошо.
БАСС. Можешь помочь мнѣ? Хочешь одолжить меня? Отвѣтишь ты мнѣ на это?
ШЕЙЛ. Три тысячи дукатовъ, на три мѣсяца, и Антоніо порукой.
КАСС. Твой отвѣтъ на это?
ШЕЙЛ. Человѣкъ — Антоніо — хорошій.
БАСС. Слышалъ ты какой нибудь намекъ на противное?
ШЕЙЛ. О, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ; сказавъ: человѣкъ онъ хорошій, я хотѣлъ дать вамъ уразумѣть, что достаточенъ онъ; средства его однакожь предположительныя еще. Одинъ корабль отправленъ у него въ Триполь, другой въ Индіи; слышалъ еще на Ріальто, что третій у него въ Мексикѣ, четвертый въ Англіи; и другіе еще разсѣялъ онъ по разнымъ странамъ; но корабли вѣдь доски, матросы — люди. Есть крысы земляныя, есть и водяныя; есть воры земляные, есть и водяные — разумѣю пиратовъ; а потомъ, бываютъ несчастія отъ волнъ, отъ вѣтровъ, отъ скалъ. Но все таки достаточенъ онъ. Три тысячи дукатовъ? Полагаю, могу принять его поручительство.
БАСС. Повѣрь, можешь.
ШЕЙЛ. Хочу увѣриться что могу, а чтобъ увѣриться — подумаю. — Можно мнѣ переговорить съ Антоніо?
БАСС. Если тебѣ будетъ угодно отобѣдать съ нами.
ШЕЙЛ. Чтобъ нанюхаться свинины, наѣсться того жилища, въ которое вашъ пророкъ, Назарянинъ, вогналъ дьявола. Готовъ покупать съ вами, продавать съ вами, говорить съ вами, прогуливаться съ вами, и такъ далѣе; но не буду ѣсть съ вами, пить съ вами, молиться съ вами. Что новаго на Ріальто? Кто это идетъ сюда?
БАСС. Да синьоръ Антоніо.
ШЕЙЛ. (Про себя). Какимъ льстивымъ мытаремъ онъ смотритъ! Ненавижу его зато, что христіанинъ онъ, но еще болѣе за то, что, по подлой простотѣ, даетъ деньги въ займы даромъ, и тѣмъ сильно понижаетъ процентъ нашъ въ Венеціи. Попадись онъ только въ мои когти — откормлю я старую мою злобу на него. Ненавидитъ онъ священный народъ нашъ; ругается и тамъ, гдѣ наиболѣе сходятся купцы, надо мною, надъ моей торговлей, надъ моимъ благопріобрѣтеннымъ, которое называетъ лихвеннымъ. Да будетъ племя мое проклято, если я прощу ему!
БАСС. Что же, Шейлокъ?
ШЕЙЛ. Припоминаю, что у меня теперь наличными; по приблизительному счету моей памяти, не могу я сейчасъ же выложить вамъ всѣ три тысячи дукатовъ. Но ничего это; Тубалъ, богатый Еврей моего колѣна, снабдитъ меня. Позвольте однакожь. Вы на сколько мѣсяцевъ желаете? — (Антоніо) Всего вамъ хорошаго, почтеннѣйшій синьоръ; а мы вотъ о вашей милости и разговариваемъ.
АНТО. Шейлокъ, хоть я и не даю въ займы и не занимаю, взимая и платя проценты; но чтобы помочь въ нуждѣ другу моему, отступаю отъ своего обычая. — Сказалъ онъ сколько ему нужно?
ШЕЙЛ. Какъ же, какъ же, три тысячи дукатовъ.
АНТО. И на три мѣсяца.
ШЕЙЛ. И забылъ было — на три мѣсяца; такъ вы вѣдь сказали? Прекрасно, и ваше поручительство; посмотримъ. — Однакожь, послушайте: вы кажется сказали, что и не даете въ займы и не занимаете за проценты?
АНТО. Никогда этого не дѣлаю.
ШЕЙЛ. Когда Іаковъ насъ овецъ своего дяди Лавана, а Іаковъ, потому что мудрая его мать въ его пользу работала, былъ третьимъ святаго нашего Авраама наслѣдникомъ — да, третьимъ.
АНТО. Къ чему же тутъ Іаковъ? бралъ и онъ проценты?
ШЕЙЛ. Нѣтъ, не бралъ онъ процентовъ; не бралъ того, что вы собственно процентами называете; замѣтьте же, что Іаковъ дѣлалъ. Лаванъ и онъ условились, что всѣ ягнята, которые родятся пестрыми и полосатыми будутъ наградой Іакова; вотъ, когда овцы сдѣлались похотливыми и начали, въ концѣ осени, бѣгаться съ баранами, когда началось между волнистой этой породой дѣло оплодотворенія, хитрый пастухъ сдиралъ кожу съ извѣстныхъ ему прутиковъ и втыкалъ ихъ передъ сладострастными овцами въ самое время ихъ спариванія, и онѣ зачинали и родили ягнятъ все пестрыхъ, и былъ благословенъ онъ; благословенно и всякое пріобрѣтете, если только не краденое.
АНТО. Іаковъ, почтеннѣйшій, служилъ тутъ за награду весьма невѣрную; за то, что нисколько не было въ его власти, что опредѣлялось и устроивалось рукой неба. Включено это въ оправданіе процентовъ? Овцы что ли твое серебро и золото?
ШЕЙЛ. Не знаю; но размножается у меня и то и другое такъ же быстро. Замѣтьте это, синьоръ.
АНТО. Замѣть, Бассаніо, дьяволъ можетъ приводить и священное писаніе для своихъ цѣлей. Злая душа, ссылаясь на святое свидѣтельство, подобна улыбающемуся извергу, красивому яблоку съ гнилой сердцевиной. О, какой красивой наружностью прикрывается коварство!
ШЕЙЛ. Три тысячи дукатовъ — хорошая, почтенная сумма. Три мѣсяца изъ двѣнадцати; сколько же, сообразимъ, процента.
АНТО. Чтожь, Шейлокъ, одолжишь ты насъ?
ШЕЙЛ. Синьоръ Антоніо, много разъ, часто поносили вы меня на Ріальто за то, что даю деньги и беру проценты; я переносилъ все, терпѣливо пожимая плечами, потому что терпѣніе отличительная черта всего нашего племени. Вы называли меня невѣрнымъ, злою собакой, плевали на жидовскую мою одежду, и все за то, что пользуюсь своей собственностью. Но вотъ, оказывается что вамъ нужна моя помощь. Чтожь тутъ думать; вы приходите ко мнѣ и говорите: Шейлокъ, намъ нужны деньги. Это говорите вы, вы, извергавшіе свою харкотину на мою бороду, отталкивавшіе меня ногой, какъ чужаго пса съ своего порога. Денегъ просите вы? Чтожь сказать мнѣ вамъ? Не слѣдовало ли бы сказать: а развѣ есть у собаки деньги? возможно ли, чтобъ пёсъ ссудилъ вамъ три тысячи дукатовъ? — Или, склонившись низехонько, тономъ крѣпостнаго, едва переводя дыханіе, шепотомъ смиренія долженъ я сказать вотъ что: почтеннѣйшій синьоръ, вы плевали на меня въ прошедшій вторникъ; вы толкали меня въ такой-то день, тогда-то вы называли меня собакой, и за всѣ эти любезности даю вамъ въ займы столько-то?
АНТО. Да я готовъ и опять назвать тебя тѣмъ же, опять плевать на тебя и отталкивать тебя. Согласенъ дать взаймы, давай не какъ друзьямъ — когда же за металлъ безплодный брала дружба ростъ съ друга? — а скорѣй какъ врагу твоему, котораго, когда не сдержитъ обязательства, благовиднѣе можешь подвергнуть законному взысканію.
ШЕЙЛ. Ну вотъ и вспылили вы! Я хотѣлъ бы сдружиться съ вами, пріобрѣсть вашу любовь, забыть ругательства, которыми вы позорили меня, пособить вамъ въ теперешней нуждѣ, не требуя ни полушки за мою ссуду, а вы и слушать меня не хотите. Дружественно вѣдь мое предложеніе.
АНТО. Дѣйствительно было бы это дружественно.
ШЕЙЛ. И дружественность эту докажу я. — Пойдемте къ нотаріусу, подпишите мнѣ обязательство отъ одного вашего лица, и въ шутку, если вы не заплатите мнѣ въ такой-то день, въ такомъ-то мѣстѣ, такую-то сумму или суммы, какъ будетъ означено въ условіи, положимъ въ неустойку ровно фунтъ вашего прекраснаго мяса, который будетъ вырѣзанъ и взятъ мною изъ той части вашего тѣла, изъ какой мнѣ вздумается.
АНТО. Согласенъ; подпишу и такое обязательство, и скажу: какъ много въ Жидѣ добродушія!
БАСС. Не подпишешь ты для меня такого обязательства; останусь лучше въ нуждѣ моей.
АНТО. Полно, чего ты боишься; не просрочу я. Въ эти два мѣсяца, то-есть за мѣсяцъ еще до срока, я ожидаю полученій въ трижды три раза большихъ займа.
ШЕЙЛ. О, отче Аврааме, вотъ каковы эти христіане; ихъ собственная жестокость заставляетъ ихъ заподозривать и помыслы другихъ! Скажите пожалуйста, что выиграю я, если онъ въ срокъ не заплатитъ, взыскомъ неустойки? Фунтъ человѣческаго мяса, изъ человѣка вырѣзанный, не такъ даже цѣненъ и прибыленъ какъ фунтъ бараньяго, бычьяго, или козлинаго мяса. Говорю, чтобъ снискать его благосклонность простираю я мою дружественность до этого; согласенъ онъ — хорошо; нѣтъ — прощайте, и за любовь мою, прошу васъ, не обижайте меня.
АНТО. Подпишу я, Шейлокъ, это обязательство.
ШЕЙЛ. Такъ идите жь къ нотаріусу. Объясните ему какъ написать забавное это обязательство; а я схожу за дукатами, да кстати посмотрю что дѣлается у меня въ домѣ, который довѣрилъ ненадежной охранѣ безпутнаго негодяя, и сейчасъ же явлюсь къ вамъ. (Уходите.)
АНТО. Поторопись же, любезный Жидъ. Обратится Еврей этотъ въ христіанина; становится великодушенъ.
БАССА. Не люблю я льстивыхъ словъ и души коварной.
АНТО. Полно; нечего тутъ бояться, корабли мои возвратятся за мѣсяцъ до срока. (Уходятъ.)
ДѢЙСТВІЕ II.
правитьСЦЕНА I.
правитьТрубы. Входящія Принцъ Мароккскій со свитой, Порція, Нерисса и другіе ея служители.
МАРОК. Не пренебрегай мной за цвѣтъ мой, за сумрачную ливрею жгучаго солнца[5], моего сосѣда, близь котораго выросъ. Выставь прекраснѣйшаго изъ рожденныхъ на Сѣверѣ, гдѣ огонь Феба и ледяныя сосульки едва растапливаетъ, и пусть мы оба, изъ любви къ тебѣ, сдѣлаемъ на себѣ разрѣзы, чтобъ показать чья кровь краснѣе: его, или моя. Скажу тебѣ, прекрасная, лице это устрашало и храбрыхъ, а и прекраснѣйшимъ дѣвамъ нашего края, клянусь моей любовью, оно нравилось. Перемѣнить мой цвѣтъ, я пожелалъ бы только для того, чтобъ уловить твое, прелестная моя царица, расположеніе.
ПОРЦІ. Въ выборѣ руководствуюсь я не однимъ только разборчивымъ указаніемъ дѣвичьихъ глазъ; кромѣ того, лотерея, которая должна рѣшить судьбу мою, лишаетъ меня права на свободное избраніе. Но, еслибъ отецъ мой не ограничилъ меня, не обязалъ своей волей сдѣлаться женой того, кто пріобрѣтетъ меня тѣмъ самымъ способомъ, который я сообщила вамъ, вы, славный принцъ, на мои глаза были бы такъ же достойны моего расположенія, какъ любой изъ доселѣ мной видѣнныхъ искателей.
МАРОК. Благодарю тебя и за это; прошу, веди же меня къ ящикамъ испытать мое счастіе. Клянусь этимъ мечемъ, убившимъ Софи и Персидскаго принца, три раза разбивавшаго султана Солимана, чтобъ добыть тебя, я заставлю и грознѣйшіе изъ глазъ потупиться, превозмогу и отважнѣйвіее изъ сердецъ, оторву молодыхъ, сосущихъ щенковъ отъ медвѣдицы, насмѣюсь надо львомъ о добычѣ ревущимъ. Но увы! играй и Геркулесъ съ Лихасомъ въ кости, чтобъ рѣшить кто изъ нихъ сильнѣе, можетъ вѣдь случиться, что наибольшее число очковъ выброситъ рука слабѣйшая, и Алкидъ побитъ пажемъ своимъ; такъ и я, ведомый слѣпымъ счастіемъ могу лишиться того, что пріобрѣтетъ недостойнѣйшій, и умереть мнѣ съ тоски.
ПОРЦІ. Надо пуститься на удачу; вы должны или совсѣмъ отказаться отъ выбора, или поклясться передъ выборомъ — выберите неудачно, никогда уже не говорить никакой женщинѣ о бракѣ; и потому подумайте.
МАРОК. Не хочу я думать. Веди меня къ моей судьбѣ.
ПОРЦІ. Нѣтъ прежде въ храмъ; послѣ обѣда испытаете вы свое счастіе.
МАРОК. Счастливаго жь успѣха! (Трубы) Быть мнѣ или счастливѣйшимъ, или несчастнѣйшимъ изъ людей! (Уходятъ.)
СЦЕНА 2.
правитьЛАНЦ. Навѣрное совѣсть моя поможетъ мнѣ бѣжать отъ Жида этого, отъ хозяина моего. Нечистый у меня подъ бокомъ и искушаетъ, говоря: Гоббо, Ланцелотъ Гоббо, любезный Ланцелотъ, или любезный Гоббо, или любезный Ланцелотъ Гоббо, пользуйся ногами, давай тягу, бѣги. А моя совѣсть говоритъ: нѣтъ; берегись, честный Ланцелотъ, берегись честный Гоббо, или, какъ сказано выше, честный Ланцелотъ Гоббо; не бѣги, пренебреги бѣгствомъ твоихъ ногъ. Но заразительнѣйшій нечистый все требуетъ, чтобъ улизнулъ я; Via[6]! говоритъ нечистый, убирайся, говоритъ нечистый; ради самого неба, разбуди свою смѣлость, говоритъ нечистый, и бѣги. Но совѣсть моя, повисши на шеѣ моего сердца, говоритъ мнѣ весьма умно: честный мой другъ Ланцелотъ, бывши сыномъ честнаго человѣка, или скорѣе сыномъ честной матери — за отцемъ-то вѣдь, сказать правду, кое-что водилось, кой-какіе грѣшки были, было нѣчто въ родѣ питанья, — ну, такъ вотъ моя совѣсть и говоритъ: Ланцелотъ, не трогайся съ мѣста; трогайся, говоритъ нечистый; не трогайся, говоритъ совѣсть. Совѣсть, говорю я, хорошо ты совѣтуешь; нечистый, говорю я, хорошо ты совѣтуешь; послушаюсь совѣсти — останусь у Жида, моего хозяина, который — съ нами крестная сила, — нѣчто въ родѣ дьявола; убѣгу отъ Жида — послушаюсь нечистаго, который, съ позволенія сказать, настоящій дьяволъ. Жидъ — это вѣрно вѣдь, — сущее воплощеніе дьявола, и по совѣсти, моя совѣсть выходитъ родъ жестокосердой совѣсти, если совѣтуетъ мнѣ у Жида оставаться. Нечистый совѣтуетъ гораздо дружественнѣй. Бѣгу, нечистый; пятки мои въ твоемъ распоряженіи; бѣгу.
ГОББ. Господинъ молодой человѣкъ, скажите вы пожалуйста, гдѣ пройти мнѣ къ господину Жиду?
ЛАНЦ. (Про себя). О небо, да это мой честно рожденный отецъ, который, бывши не только подслѣпымъ, а и совсѣмъ слѣпымъ, не узнаетъ меня. — Сыграю жь я съ нимъ штуку.
ГОББ. Господинъ молодой человѣкъ, скажите, прошу, гдѣ пройти къ господину Жиду?
ЛАНЦ. Поверни при ближайшемъ поворотѣ на право, а при ближайшемъ всѣхъ на лѣво; при самомъ же ближайшемъ не повертывай ни на право, ни на лѣво, а поверни не совсѣмъ прямо въ домъ Жида.
ГОББ. Да такъ, вотъ вамъ Христосъ, трудненько будетъ найдти. Не можете ли вы мнѣ сказать, что тотъ Ланцелотъ, что живетъ у него, живетъ, иль не живетъ ужь у него?
ЛАНЦ. Говоришь ты о молодомъ господинѣ Ланцелотѣ? — (Про себя) Смотрите, какъ расхожусь теперь. (Громко) Говоришь ты о молодомъ господинѣ Ланцелотѣ?
ГОББ. Какой онъ господинъ, сынъ онъ бѣднаго человѣка. Отецъ его, хоть это говорю и я, честный, но страшно бѣдный человѣкъ, и, благодареніе Богу, здоровехонекъ еще.
ЛАНЦ. Пусть отецъ его будетъ тамъ, чѣмъ хочетъ, мы говоримъ о молодомъ господинѣ Ланцелотѣ.
ГОББ. Другъ вашей милости тоже Ланцелотъ?
ЛАНЦ. Прошу тебя ergo, старикъ; молю, ergo, тебя: говоришь ты о молодомъ господинѣ Ланцелотѣ?
ГОББ. О Ланцелотѣ, если вашей милости угодно. ЛАНЦ. Ergo, о господинѣ Ланцелотѣ. Не говори о господинѣ Ланцелотѣ, отецъ; потому что молодой этотъ господинъ — по волѣ судебъ и предназначенья, и подобныхъ старыхъ поговорокъ, по волѣ трехъ сестеръ, и подобныхъ отдѣловъ учености, — скончался, или, какъ ты запросто выразился бы: отправился на тотъ свѣтъ.
ГОББ. Сохрани Боже! вѣдь малый-то былъ истиннымъ посохомъ моей старости, истинной моей подпорой.
ЛАНЦ. (Про себя). Похожъ развѣ я на палку, или на сарайный столбъ, на посохъ, или подпорку. [Громко) Знаешь ты меня, отецъ?
ГОББ. Ахъ, Господи! не знаю я васъ, молодой господинъ; но прошу васъ, скажите, что парень-то мой — упокой Господь его душу, — живъ онъ еще, или умеръ?
ЛАНЦ. Не знаешь ты меня, отецъ?
ГОББ. Ахъ, добрый господинъ, глаза-то очень ужь у меня плохи, не знаю я васъ.
ЛАНЦ. Оно конечно, ты и съ хорошими глазами могъ бы не знать меня. Мудрецъ тотъ отецъ, который знаетъ свое дѣтище. Такъ изволь ужь, сообщу тебѣ, старикъ, новость о твоемъ сынѣ. (Становясь переда нимъ на колѣни) Благословляй меня; не можетъ правда не обнаружиться, не можетъ убійство долго скрываться; сынъ человѣческій — можетъ, но подъ конецъ правда все-таки выдерется наружу.
ГОББ. Прошу васъ, добрый господинъ, встаньте. Увѣренъ я, что вы не Ланцелотъ, не мое дѣтище.
ЛАНЦ. Прошу, не будемъ болѣе дурачиться, благославляй меня. Я Ланцелотъ, твой бывшій мальчуганъ, твой теперешній сынъ, и будущее твое дѣтище.
ГОББ. Не могу и подумать, что мой вы сынъ.
ЛАНЦ. Не знаю, что я объ этомъ подумаю; но я Ланцелотъ, слуга Жида, и увѣренъ что Маргарита, твоя жена, мать моя.
ГОББ. Зовутъ ее въ самомъ дѣлѣ Маргаритой, и если ты Ланцелотъ, поклянусь, что моя ты илоть и кровь. Всякое тебѣ, Господи, восхваленіе! какая борода-то у тебя выросла! больше у тебя волосъ на подбородкѣ, чѣмъ у Доббина, дышловой моей лошади, на хвостѣ.
ЛАНЦ. (Вставая). Видно хвостъ-то Доббина ростетъ у него внутрь; помню, что на хвостѣ его, когда я его въ послѣдній разъ видѣлъ, волосъ было болѣе, чѣмъ на лицѣ моемъ.
ГОББ. Боже мой, какъ перемѣнился ты! Ну, какъ вы съ хозяиномъ-то ладите? Принесъ я ему подарокъ. Какъ теперь ты съ нимъ ладишь?
ЛАНЦ. Отлично, отлично; но я, съ своей стороны, такъ какъ рѣшился ужь бѣжать отъ него, не остановлюсь, пока не пробѣгу какое нибудь разстояніе. Хозяинъ мой сущій жидъ; ему подарокъ! веревку ему. Умираю я съ голоду на его службѣ; можешь по ребрамъ перечесть всѣ мои пальцы. — Ужасно радъ я, отецъ, что пришелъ ты; отдай твой подарокъ нѣкоему синьору Бассаніо; онъ даетъ новыя ливреи, право, чудеснѣйшія. Не придется мнѣ служить ему — убѣгу такъ далеко, какъ только у Господа Бога земли хватитъ. — О рѣдкостное счастіе! вотъ и онъ самый; къ нему, отецъ; потому что буду жидомъ, если буду еще служить Жиду.
БАСС. Можешь и такъ; но проворнѣе, чтобъ ужинъ былъ готовъ никакъ не позже пяти часовъ. Письма отправить; ливреи отдай въ работу и попроси Граціано, чтобъ онъ пришелъ ко мнѣ сейчасъ же. (Слуга уходитъ.)
ЛАНЦ. Къ нему, отецъ.
ГОББ. Господь да благословитъ вашу милость!
БАСС. Спасибо. Тебѣ что-нибудь отъ меня нужно?
ГОББ. Вотъ мой сынъ, синьоръ, бѣдный малый —
ЛАНЦ. Совсѣмъ не бѣдный малый, синьоръ, а богатаго Жида служитель, который желалъ бы, какъ отецъ мой обозначитъ —
ГОББ. Имѣетъ онъ, синьоръ, великое побужденіе, какъ тамъ говорится, служить —
ЛАНЦ. Такъ; коротко и ясно, я служу Жиду, и имѣю желаніе, какъ отецъ мой обозначитъ —
ГОББ. Его хозяинъ и онъ — съ позволенія вашей милости, — ладятъ какъ дальніе родственники —
ЛАНЦ. Коротко, правда сущая, что Жидъ, обидѣвъ меня, заставляетъ меня — какъ мой отецъ, бывши, надѣюсь, пожилымъ человѣкомъ, удовлетворитъ васъ —
ГОББ. Вотъ, у меня тутъ блюдо голубей, которое желалъ бы предоставить вашей милости; а просьба моя —
ЛАНЦ. Коротко, просьба касательно меня самого, какъ ваша милость узнаете отъ честнаго этого старика; и хотя говорю это я, и хотя онъ старый человѣкъ, но онъ бѣдный человѣкъ и отецъ мой.
БАСС. Да говори кто-нибудь одинъ. Что надо вамъ?
ЛАНЦ. Служить вамъ, синьоръ.
ГОББ. Въ этомъ-то и все задержаніе дѣла, ваша милость.
БАСС. Я тебя знаю, и желаніе твое исполнено. Шейлокъ, твой хозяинъ, нынче же говорилъ со мной, и пристроилъ тебя, если только, перемѣной службы у богатаго Жида на службу такому, какъ я, бѣдному дворянину, можно пристроить.
ЛАНЦ. Отлично раздѣлена между моимъ хозяиномъ Шейлокомъ и вашей милостью старая пословица: у васъ благодать Божья, а у него достаточность.
БАСС. Не дурно сказано. Ступай отецъ, съ твоимъ сыномъ. — Простись съ старымъ своимъ хозяиномъ и приходи ко мнѣ. (Служителямъ) Дать ему ливрею, богаче другихъ расшитую. Смотрите-жь, исполнить.
ЛАНЦ. Идемъ, отецъ. Что, не умѣю я найдти мѣста; нѣтъ у меня никогда языка въ моей головѣ? — Чудесно; (Смотря на ладонь свою) есть-ли у кого-нибудь въ Италіи ладонь лучше моей, чтобъ поклясться на библіи, что непремѣнно мнѣ посчастливится. — Вотъ она, линія-то жизни! женщинъ такъ себѣ бездѣлица: пятнадцать женъ — почти что ничего это; одиннадцать вдовъ и девять дѣвушекъ — это почти что только необходимое для человѣка; за тѣмъ, три раза ускользнуть отъ утопленія, и чуть чуть не лишиться жизни отъ края перины; — все только увертки! Чудесно; если Фортуна женщина — славная она на этотъ разъ бабенка. Идемъ, отецъ; и мигнуть не успѣешь, какъ прощусь съ Жидомъ. (Уходить съ старымъ Гоббо.)
БАСС. Пожалуйста позаботься же, любезный Леонардо, обо всемъ. Купишь и распорядишься, какъ слѣдуетъ, возвращайся какъ можно скорѣе, потому что вечеромъ угощаю я самыхъ близкихъ моихъ знакомыхъ. Спѣши, ступай.
ЛАНЦ. Употреблю все мое стараніе.
ГРАЦ. Гдѣ господинъ твой?
ЛЕОН. Да вонъ, прохаживается. (Уходитъ.)
ГРАЦ. Синьоръ Бассаніо.
БАСС. Граціано.
ГРАЦ. У меня есть до тебя просьба.
БАСС. Исполнена.
ГРАЦ. Не можешь ты отказать мнѣ въ этомъ. Я долженъ сопутствовать тебѣ въ Бельмонтъ.
БАСС. Долженъ въ такомъ случаѣ. Послушай однакожь, Граціано; ты слишкомъ безогляденъ, слишкомъ грубъ и смѣлъ на языкъ; свойства эти идутъ даже къ тебѣ, и на наши глаза нисколько не составляютъ недостатковъ; но тамъ, гдѣ тебя не знаютъ, тамъ они могутъ показаться слишкомъ ужь непозволительными. — Прошу тебя, постарайся, нѣсколькими холодными каплями скромности, поразбавить кипучій твой духъ; иначе, благодаря твоимъ бѣшенымъ выходкамъ, тамъ, куда мы ѣдемъ, могутъ получить дурное и обо мнѣ мнѣніе, и разлетятся всѣ мои надежды.
ГРАЦ. Слушай, Бассаніо: если я не накину на себя степенности, не буду говорить почтительно и клясть только изрѣдка, не буду носить молитвенника въ карманѣ и смотрѣть богобоязненно; мало этого — если за послѣобѣденной молитвой не буду закрывать глаза, вотъ такъ, моей шляпой, вздыхать и произносить аминь; если не соблюду всѣхъ правилъ вѣжливости, какъ человѣкъ, превосходно изучившій искусство казаться важнымъ, чтобъ угодить своей бабушкѣ — не вѣрь мнѣ ужь никогда.
БАСС. Увидимъ.
ГРАЦ. Но нынѣшній вечеръ я исключаю; по нынѣшнему вечеру ты не суди.
БАСС. Зачѣмъ же; крайне было бы жалко, если бы пришлось. Прошу, напротивъ, полнѣйшаго разгула твоей веселости, потому что друзья наши хотятъ повеселиться. Прощай, однакожь; есть еще у меня дѣло.
ГРАЦ. А мнѣ надо сходить къ Лоренцо и къ остальнымъ; къ ужину будемъ. (Уходятъ.)
СЦЕНА 3.
правитьІЕСС. Грустно мнѣ, что оставляешь ты отца моего; нашъ домъ — адъ, а ты былъ веселый бѣсъ, хоть сколько нибудь разгонявшій царящую въ немъ скуку. Но прощай; вотъ тебѣ дукатъ. Да вотъ что, Ланцелотъ, ты скоро за ужиномъ увидишь Лоренцо, и онъ вѣдь будетъ въ гостяхъ у твоего новаго господина, отдай ему это письмо; только такъ, чтобъ никто не видалъ этого. Ну, прощай. Не хочу, чтобъ отецъ засталъ меня въ разговорѣ съ тобой.
ЛАНЦ. Адьё! — слезы предъявляютъ языкъ мой. — О, наипрекраснѣйшая язычница, наипрелестнѣйвіая Жидовка! если христіанинъ не смошенничаетъ и не женится на тебѣ — жестоко я ошибаюсь; но адьё! глупыя эти капли нѣсколько затопляютъ во мнѣ духъ мужа; адьё! (Уходитъ.)
ІЕСС. Прошай, добрый Ланцелотъ. — Ахъ, какой же это страшный грѣхъ, что стыжусь быть дочерью отца моего! Но хотя я и дочь его крови, не дочь я его духа. О, Лоренцо, сдержишь ты свое обѣщаніе — кончится борьба эта, сдѣлаюсь христіанкой и любящей женой твоей. (Уходитъ.)
СЦЕНА 4.
правитьЛОРЕН. Нѣтъ, мы ускользнемъ во время ужина, переодѣнемся у меня, и черезъ часъ всѣ вернемся.
ГРАЦІ. Да ничего у насъ не приготовлено.
САЛАР. Не позаботились даже о Факельщикахъ.
САЛАН. Не устроено все блестящимъ образомъ — будетъ скверно; лучше ужь, по моему, и не затѣвать.
ЛОРЕН. Теперь четыре только часа; у насъ два еще часа для приготовленій.
А, Ланцелотъ, что скажешь?
ЛАНЦЕ. (Подавая ему письмо). А вотъ, будетъ вамъ угодно вскрыть это — оно и обозначитъ.
ЛОРЕН. Знаю я эту руку; прекрасная это рука, и бѣлѣйшая и бумаги, на которой прекрасная эта рука писала.
ГРАЦІ. Любовная, вѣрно, вѣсточка.
ЛАНЦЕ. Съ вашего, синьоръ, позволенія.
ЛОРЕН. Куда же ты?
ЛАНЦЕ. Да пригласить моего стараго хозяина, Жида, на нынѣшній ужинъ съ моимъ новымъ хозяиномъ, христіаниномъ.
ЛОРЕН. Постой, возьми вотъ это. — Скажи прелестной Іессикѣ, что сдержу слово; скажи ей это тайно, ступай. (Ланцелотъ уходитъ.) Ну. синьоры, угодно вамъ приготовиться къ вечернему маскараду? Себѣ факельщика я ужь добылъ.
САЛАР. Займусь этимъ сейчасъ же.
САЛАН. И я.
ЛОРЕН. Черезъ часъ, приходите къ Граціано, я буду у него.
САЛАР. Хорошо. (Уходитъ съ Саланіо.)
ГРАЦІ. Письмо отъ Іессики?
ЛОРЕН. Я по неволѣ долженъ все открыть тебѣ. Она пишетъ какъ мнѣ похитить ее изъ дома отца, сколько у ней золота и драгоцѣнныхъ каменей, и какое у ней платье пажа приготовлено. Если Жидъ, отецъ ея, будетъ когда-нибудь на небѣ — будетъ но милости прекрасной своей дочери; и несчастье никогда не посмѣетъ перейдти ей дорогу, развѣ только подъ тѣмъ предлогомъ, что дочь она Жида невѣрнаго. Пойдемъ; прочти это дорогой. Моимъ факельщикомъ будетъ прекрасная Іессика. (Уходятъ.)
СЦЕНА 5.
правитьШЕЙЛ. Увидишь, собственными своими глазами увидишь, какая разница между старымъ Шейлокомъ и Бассаніо. — Эй, Іессика! — Не придется объѣдаться, какъ у меня! — Іессика! — спать, храпѣтъ и драть одежду. — Іессика, чтожь ты?
ЛАНЦ. Эй, Іессика!
ШЕЙЛ. Кто велитъ тебѣ кликать? я не приказывалъ.
ЛАНЦ. Да вѣдь ваша же милость обыкновенно толковала, что ничего безъ приказа не могу я сдѣлать.
ІЕСС. Ты звалъ меня? что тебѣ угодно?
ШЕЙЛ. Я приглашенъ на ужинъ, Іессика. Вотъ ключи мои — Зачѣмъ же, впрочемъ, идти мнѣ? Не изъ любви вѣдь позвали меня; обольщаютъ они меня. Пойду изъ ненависти; поѣмъ на счетъ христіанина. — Іессика, дитя мое, смотри за домомъ хорошенько. — А идти мнѣ сильно не хочется. Зарождается что нибудь недоброе противъ моего спокойствія; не даромъ снились мнѣ нынѣшней ночью мѣшки съ золотомъ.
ЛАНЦ. Прошу васъ, почтеннѣйшій, идите; молодой мой господинъ въ ожиданіи, что не обманется въ своемъ ожиданіи.
ШЕЙЛ. Какъ и я въ моемъ.
ЛАНЦ. Они сдѣлали тамъ заговоръ. — Не говорю, что вы узрите тамъ маскарадъ; но если узрите, такъ не даромъ текла у меня кровь изъ носа[7] въ послѣдній понедѣльникъ святой недѣли, въ шесть часовъ утра, чему въ среду первой недѣли великаго поста нынѣшняго года, въ шесть часовъ послѣ обѣда было ровно четыре года.
ШЕЙЛ. Какъ! маскарадъ тамъ? Слушай, Іессика, запри двери, и когда услышишь барабаны и гнусное пиканье кривошеихъ дудокъ, не лѣзь къ окнамъ, и не высовывай головы на улицу глазѣть на христіанскихъ дурней съ лакированными рожами; а заткни уши моего дома — разумѣю окна, — чтобы звуки пустѣйшаго сумасбродства не проникали въ степенный домъ мой. — Клянусь жезломъ Іакова, совсѣмъ не расположенъ я пировать эту ночь, но пойду. — Ступай, шалопай, впередъ, и скажи, что приду.
ЛАНЦ. Пойду, почтеннѣйшій, впередъ. — А вы, сударыня, въ окно все-таки посматривайте: пойдетъ мимо христіанинъ взгляда жидовочки стоющій. (Уходите.)
ШЕЙЛ. Что сказало тебѣ дурацкое это отродье Агари? а?
ІЕСС. Сказало: прощайте, сударыня; больше ничего.
ШЕЙЛ. Шутъ этотъ довольно еще порядочный малый; обжора только, и въ дѣлѣ пріобрѣтенія — улитка, спитъ и днемъ больше, чѣмъ дикая кошка; трутнямъ не жить въ моемъ ульѣ; потому я и разстался съ нимъ, уступилъ другому, чтобъ помогъ ему опустошить заемный кошелекъ его. — Ступай же теперь, Іессика, домой. Можетъ быть, я сейчасъ же возвращусь. Сдѣлай такъ, какъ я сказалъ; запри за собой двери; покрѣпче увязалъ, цѣлымъ отыскалъ[8] — пословица, которая, для ума бережливаго, никогда не устарѣетъ. (Уходитъ.)
ІЕСС. Прощай; не будетъ счастіе враждебно мнѣ — потеряю я отца, ты — дочь. (Уходитъ.)
СЦЕНА 6.
правитьГРАЦІ. Вотъ навѣсъ, подъ которымъ Лоренцо велѣлъ дожидаться его.
САЛАР. Назначенный часъ почти что прошелъ ужь.
ГРАЦІ. Удивительно какъ это у него часы отстаютъ, тогда какъ у любовниковъ они бѣгутъ обыкновенно впередъ.
САЛАР. О, въ десять разъ быстрѣе летятъ голуби Венеры на заключеніе новыхъ узъ любви, чѣмъ для сохраненія обязательной вѣрности.
ГРАЦІ. Такъ во всемъ: кто встаетъ изъ-за стола съ тѣмъ же жаднымъ аппетитомъ, съ которымъ сѣлъ? гдѣ конь, который, пробѣжавъ порядочное пространство, пробѣжалъ бы его и обратно съ такимъ же неослабѣвающимъ пыломъ, какъ въ первый разъ? Больше мы за всѣмъ, что есть, гоняемся, чѣмъ, добившись, наслаждаемся. Какъ подобно юношѣ, или моту, выходитъ подъ всѣми парусами корабль изъ роднаго залива, обнимаемый и лобызаемый безпутнымъ вѣтромъ! Какъ подобно блудному сыну, возвращается онъ съ ребрами непогодами избитыми, съ парусами въ клочьяхъ, жалкій, оборванный и обобранный безпутнымъ вѣтромъ!
САЛАР. Вотъ, Лоренцо; — объ этомъ послѣ.
ЛОРЕН. Прошу простить, друзья, что замѣшкался! Не я, а дѣла мои заставили васъ ждать. Вздумаете сами красть женщинъ — продежурю для васъ столько же. — Сюда, здѣсь живетъ отецъ мой, Жидъ. — Эй, кто тамъ есть?
ІЕССИ. (Показываясь у окна въ мужскомъ платьѣ). Кто вы? Скажите для большей увѣренности, хоть и могу поклясться, что знаю вашъ голосъ.
ЛОРЕН. Лоренцо и твоя любовь.
ІЕССИ. Лоренцо — это такъ, и моя любовь — дѣйствительно; потому что кого же люблю я столько? но кто же, кромѣ васъ, Лоренцо, знаетъ, я-то — ваша-ли?
ЛОРЕН. Небо и твое сердце свидѣтели, что моя — ты.
ІЕССИ. Лови же этотъ ящичекъ; стоитъ онъ того. Какъ я рада что ночь ужь, и ты не видишь меня; стыдно мнѣ, что такъ я переодѣлась; впрочемъ, любовники вѣдь слѣпы и не могутъ видѣть своихъ невинныхъ шалостей; а еслибъ могли, и самъ Купидонъ покраснѣлъ бы, увидавъ меня мальчикомъ.
ЛОРЕН. Выходи, ты будешь моимъ факельщикомъ.
ІЕССИ. Какъ, самой и освѣщать стыдъ мой? да вѣдь онъ и самъ собой слишкомъ ужь явень. Это должность обнаруживающая, а я и любовь моя должны скрываться.
ЛОРЕН. Скрыта ты и такъ, моя любовь, прекраснымъ нарядомъ мальчика. Да выходи-жь, ночь дѣлается ужь бѣглянкой, и насъ ждутъ у Бассаніо.
ІЕССИ. Запру только двери, позлащу себя нѣсколько дукатами и тотчасъ же буду съ вами. (Отходитъ отъ окна.)
ГРАЦІ. Клянусь колпакомъ моимъ, она прелесть, а не жидовка!
ЛОРЕН. Клянусь, люблю ее страстно; она умна, сколько могу судить, и прекрасна, если глазъ мой вѣренъ, а что она вѣрна мнѣ, это сейчасъ она доказала; а потому, какъ она, умно, прекрасно и вѣрно и ея водвореніе въ постоянномъ моемъ сердцѣ.
Ты ужь здѣсь? — Идемте же, господа; идемъ! замаскированные наши товарищи заждались ужь насъ. (Уходитъ съ Іессикой и Саларино.)
AHTOH. Кто здѣсь?
ГРАЦІ. Антоніо?
АНТОН. Какъ не стыдно, Граціано! гдѣ-жь всѣ остальные? Девять ужь часовъ; всѣ друзья ждутъ васъ. Маскарада не будетъ; вѣтеръ повернулъ, и Бассіано сейчасъ же отправляется на корабль. Двадцать человѣкъ разослалъ я тебя отыскивать.
ГРАЦІ. Очень радъ. Никакая потѣха не можетъ быть для меня желаннѣй выхода въ море нынѣшней же ночью. (Уходятъ.)
СЦЕНА 7.
правитьПОРЦІ. Отдерните завѣсу, откройте ящики благородному принцу. — Выбирайте теперь.
МАРОК. Первый — золотой, и съ надписью: «Кто выберетъ меня, получитъ то, чего многіе желаютъ». Второй — серебряный, и съ обѣщаніемъ:, кто выберетъ меня, получитъ то, чего достоинъ"; третій — жалкой, свинцовый, и съ такъ же не красивымъ предостереженіемъ:, кто выберетъ меня, долженъ отдать, отважить все, что имѣетъ". Какъ же узнаю, что выбралъ я настоящій?
ПОРЦІ. Въ одномъ изъ нихъ мой портретъ, принцъ. Выберете этотъ, съ нимъ и я ваша.
МАРОК. Руководи-жь какое нибудь божество меня! Посмотримъ; прочту надписи снова. Что говоритъ свинцовый ящикъ? «Кто выберетъ меня, долженъ отдать, отважить все, что имѣетъ». Долженъ отдать — изъ-за чего? изъ-за свинца? отважить изъ-за свинца? Грозитъ этотъ ящикъ. Люди отваживающіе все, дѣлаютъ это въ надеждѣ на прекрасную прибыль. Золотые помыслы не бросаются на блескъ окалинъ, а потому и не дамъ, и не отважу я ничего изъ-за свинца. — Что говоритъ, съ своимъ дѣвственнымъ цвѣтомъ, серебряный? «Кто выберетъ меня, получитъ то, чего достоинъ». Чего достоинъ? — Остановися тутъ, принцъ Мороккскій, и взвѣсь безпристрастною рукой свое достоинство. Оцѣнятъ тебя, по твоему собственному о себѣ мнѣнію — стоишь ты многаго; но и этого многаго, можетъ быть, недостаточно еще для пріобрѣтенія прекрасной; но вѣдь и сомнѣніе въ своемъ достоинствѣ — малодушное самоуничиженіе. Чего я достоинъ? — Да Порціи прекрасной. Достоинъ я ея и по рожденію, и по богатству, и по свойствамъ, и по воспитанію, а болѣе всего этого — по любви. Что если я остановлюсь на этомъ? Посмотримъ еще надпись золотаго, кто выберетъ меня, выберетъ то, чего многіе желаютъ". Да это ее; весь міръ желаетъ ее; съ четырехъ концевъ вселенной стекаются на поклоненіе этой ракѣ, этой смертно-дышащей святой. И степи Гирканіи, и обширныя пустыни Аравіи сдѣлались проѣзжими для принцевъ, ѣдующихъ увидѣть прекрасную Порцію. И царство водъ, гордая глава котораго плюетъ въ лице неба, не преграда ужь иноземцамъ; какъ черезъ ручей переправляются они черезъ него, чтобъ узрѣть прекрасную Порцію. — Въ одномъ изъ этихъ трехъ ящиковъ ея небесный образъ. Возможно ли, чтобы былъ онъ въ свинцѣ? Стоило-бъ проклятья такое низкое предположенье; слишкомъ онъ грубъ даже и для того, чтобъ обнимать ея саванъ въ мрачной могилѣ. Заключенъ онъ въ серебрѣ, оцѣненный въ десять разъ дешевле чистаго золота? Мысль преступная! Никогда такой брилліантъ не вставлялся во что-нибудь нисшее золота. У Англичанъ есть монета съ изображеніемъ ангела, на золотѣ вычеканеннаго; но онъ на немъ снаружи; а тутъ ангелъ на золотомъ ложѣ, весь внутри. — Давайте ключь; избираю — что бы тамъ ни было, — этотъ!
ПОРЦІ. Вотъ, возьмите, принцъ, и если портретъ мой въ этомъ — я ваша.
МАРОК. (Открывая золотой ящикъ). О, адъ! что это? голый черепъ, въ пустую глазницу котораго воткнутъ исписанный свитокъ. Прочту. (Читаетъ), не все, что блеститъ золото, слыхалъ ты нерѣдко; многіе продали свою жизнь для того только, чтобъ полюбоваться моей наружностью; золотые гробы скрываютъ червей. Еслибъ ты былъ такъ же мудръ, какъ смѣлъ, юнъ тѣломъ, старъ разсудкомъ — былъ бы отвѣтъ тебѣ не въ этомъ свиткѣ; замерзло твое исканіе". — Замерзло дѣйствительно; и весь трудъ мой потерянъ. Прощай же пылъ страсти; привѣтствую тебя, морозъ. — Прощай, Порція; слишкомъ тяжело на сердцѣ, чтобъ длить прощанье. Такъ удаляются проигравшіе. (Уходитъ.)
ПОРЦІ. Превосходно отдѣлались. — Задерни завѣсу; — ахъ, еслибъ и всѣ его цвѣта точно такъ же выбрали меня. (Уходятъ.)
СЦЕНА 8.
правитьСАЛАР. Да нѣтъ же; и видѣлъ какъ Бассаніо отравлялся; съ нимъ уѣхалъ Граціано, а Лоренцо — это вѣрно, — на кораблѣ его не было.
САЛАН. Гнусный Жидъ встревожилъ крикомъ своимъ герцога, и онъ пошелъ съ нимъ обыскивать корабль Бассаніо.
САЛАР. Но пришелъ поздно; корабль былъ ужь въ морѣ. Тутъ герцогу сообщили, что видѣли Лоренцо вмѣстѣ съ его возлюбленной Іессикой въ одной изъ гондолъ; кромѣ того, и Антоніо поручился герцогу, что на кораблѣ Бассаніо ихъ нѣтъ.
САЛАН. Никогда не слыхивалъ я такого безсвязнаго, безсмысленнаго, безумнаго неистовства, съ какимъ собака Жидъ оралъ на улицѣ: «Дочь моя! — О дукаты мои! — О дочь моя! Бѣжала съ христіаниномъ? — О мои христіанскіе дукаты! — Правосудія! закона! дукаты мои, и дочь моя! — Запечатанный мѣшокъ, два запечатанные мѣшка дукатовъ, двойныхъ дукатовъ, украдены у меня моей дочерью! — И брилліанты; два камня, два богатые, драгоцѣнные камня, украдены моей дочерью! — Правосудія! отыщите дѣвченку! у ней и камни и дукаты!»
САЛАР. И всѣ мальчишки Венеціи бѣгали за нимъ и кричали: его камни, его дочь, его дукаты.
САЛАН. Не пропускай теперь Антоніо срока; поплатится иначе непремѣнно.
САЛАР. Вотъ кстати ты напомнилъ. Вчера бесѣдовалъ жъ однимъ Французомъ, и онъ говорилъ мнѣ, что въ узкомъ проливѣ, раздѣляющемъ Францію отъ Англіи, погибъ какой-то изъ нашихъ кораблей съ богатымъ грузомъ; и я тутъ же подумалъ объ Антоніо, и внутренно пожелалъ, чтобъ это былъ не его.
САЛАН. Лучше бы тебѣ передать это Антоніо; но только не разомъ, потому что можетъ это и огорчить его.
САЛАР. Нѣтъ на землѣ человѣка добрѣй его, Я видѣлъ, какъ онъ прощался съ Бассаніо. Бассаніо говоритъ ему, что поспѣшитъ возвратиться; а онъ ему на это: «не спѣши, не порти изъ-за меня своего дѣла, Бассаніо; дождись пока оно совсѣмъ вызрѣетъ; чтожь касается до моего условія съ Жидомъ, не дозволяй ему втѣсняться въ помыслы твоей любви; будь веселъ и думай только о томъ, какъ бы понравиться, и о всемъ, что тамъ для этого будетъ нужно». И тутъ, такъ какъ глаза его переполнились слезами, онъ отвернулся, протянулъ руку назадъ и съ нѣжностью, удивительно трогательной, крѣпко пожалъ руку Бассаніо, и такъ они разстались.
САЛАН. Мнѣ кажется что и весь міръ онъ только изъ-за него и любитъ. Пойдемъ отыщемъ его, и постараемся чѣмъ нибудь разсѣять мрачное его расположеніе.
САЛАН. Идемъ. (Уходятъ.)
СЦЕНА 9.
правитьНЕРИС. Скорѣй, скорѣй, прошу тебя; отдергивай проворнѣй завѣсу. Принцъ Аррагонскій произнесъ уже клятву, и сейчасъ же явится сюда и приступитъ къ выбору.
ПОРЦІ. Вотъ ящики, благородный принцъ. Выберете тотъ, въ которомъ я — мы тотчасъ же приступимъ и къ совершенію брачнаго обряда; ошибетесь — вы, принцъ, должны немедленно, безъ всякихъ разговоровъ, отсюда удалиться.
АРРАГ. Три условія обязался я клятвенно исполнить: во-первыхъ, никогда никому не открывать, какой ящикъ я выбралъ; за тѣмъ, если ошибусь, во всю мою жизнь не искать уже ничьей руки, и наконецъ, не удастся мой выборъ — немедленно васъ оставить и отсюда уѣхать.
ПОРЦІ. Исполнить все это обязывается клятвенно каждый пріѣзжающій, изъ-за моей недостойной личности, пускаться на, удачу.
АРРАГ. На все это обязался ужь я. Помоги жь теперь, счастіе, надеждѣ сердца моего! — Золото, серебро и подлый свинецъ., кто выберетъ меня, долженъ отдать, отважить все что имѣетъ". Сдѣлайся покрасивѣе прежде чѣмъ что-либо отдамъ, или отважу. — Что говоритъ золотой ящикъ? А! посмотримъ!, кто выберетъ меня, получитъ то, чего многіе желаютъ". Чего многіе желаютъ? Тутъ подъ многими подразумѣвается, можетъ быть, глупая толпа, выбирающая но виду, знающая только то, чему учитъ безразсудный глазъ, внутреннимъ же не дорожащая[9], а какъ стрижь, устроивающаяся на мѣстѣ, непогодамъ открытомъ, на наружной стѣнѣ, на самой дорогѣ гибельныхъ случайностей, вполнѣ имъ доступная. Не выберу я чего многіе желаютъ, потому что не хочу разсуждать, какъ умы недальніе; не смѣшаюсь съ толпой невѣжественной. — Такъ къ тебѣ, серебряная сокровищница. Посмотримъ еще что ты говоришь.,, кто выберетъ меня, получитъ то, чего достоинъ". Отлично сказано; потому что кто же, въ самомъ дѣлѣ, вздумаетъ надувать счастіе и добиваться почета безъ штемпеля достоинства? Не надѣйся никто возвеличиться незаслуженной почестью! О, еслибъ богатства, чины, мѣста, не распредѣлялись неправильно; еслибъ свѣтлая почесть добывалась всегда достоинствомъ ею облеченнаго, сколько бы стоящихъ съ непокрытой головой накрылись! сколькимъ повелѣвающимъ пришлось бы повиноваться! сколько низости набралось бы тогда изъ сѣмени истинной чести, и сколько чести отыскалось бы въ соломѣ и мусорѣ временъ, чтобъ явиться въ блескѣ! Но къ выбору., кто выберетъ меня, получитъ то, чего достоинъ". Хочу взять чего достоинъ. Давайте ключъ отъ итого, отоприте сейчасъ же мое счастіе.
ПОРЦІ. Слишкомъ долгое молчаніе для того, что нашли тамъ.
АРРАГ. Что же это? — Изображеніе какого-то подмигивающаго дурня, подающаго мнѣ бумагу! Прочту ее. Какъ не похоже ты на Порцію! какъ не похоже на мои надежды и достоинства!, кто выберетъ меня, получитъ то, чего достоинъ". Неужли же, ничего ужь я, кромѣ дурацкой этой головы, не стою? Достоинъ я только этого? Не заслуживаю ничего лучшаго?
ПОРЦІ. Оскорблять и обсуждать два дѣла различныя, и свойствъ совершенно противоположныхъ.
АРРАГ. Тутъ что? — «Семь разъ огнемъ это испытано, семь разъ испытанъ и разумъ, никогда въ выборѣ не ошибавшійся. Многіе лобызаютъ лишь тѣнь — тѣнью счастья и награждаются; есть, знаю, дураки, всѣ въ серебрѣ; таковъ и я; добудь какую хочешь жену — твоей головой я буду всегда. Съ тѣмъ и отправляйся; все кончено съ тобой». — Еще здѣсь оставаться — еще глупѣй казаться. Пріѣхалъ свататься съ одной дурацкой головой — уѣзжаю съ двумя. Прощайте: клятву терпѣливо переносить мое несчастіе, сдержу я. (Уходитъ съ своей свитой.)
ПОРЦІ. Такъ обжигается моль на свѣчѣ. О разсудительные эти дурни! такъ они умны, что, при выборѣ, непремѣнно умудрятся промахнуться.
НЕРИС. Не лжетъ старинная поговорка: и вѣшаетъ и женитъ судьба.
ПОРЦІ. Задерни завѣсу, Нерисса.
СЛУГА. Гдѣ госпожа?
ПОРЦІ. Здѣсь, что тебѣ надо?
СЛУГА. У воротъ слезъ съ лошади молодой Венеціанецъ, прискакавшій впередъ, чтобъ возвѣстить о приближеніи своего господина, отъ котораго привезъ чувствительнѣйшія заявленія его уваженія: и отборными словами и дорогими подарками. Я никогда не видывалъ еще такого любезнаго посла любви; никогда апрѣльскій день не сіялъ еще такъ весело, чтобъ возвѣстить, какое чудное лѣто близится, какъ этотъ передовой своего господина.
ПОРЦІ. Будетъ, будетъ; боюсь, ты сейчасъ же скажешь, что онъ какъ нибудь съ родни тебѣ; потому что такой праздничный умъ расточаешь на похвалы ему. Идемъ, идемъ, Нерисса; сгараю нетерпѣніемъ увидѣть этого, такъ любезнаго гонца Купидона.
НЕРИС. О богъ любви, когда бы это былъ Бассаніо! (Уходятъ.)
ДѢЙСТВІЕ III.
правитьСЦЕНА 1.
правитьСАЛАН. Ну, что на Ріальто новаго?
САЛАР. Да все толкуютъ, что корабль Антоніо съ богатымъ грузомъ погибъ въ проливѣ, въ мѣстѣ называемомъ, кажется, Гудвайнскими мелями, весьма опасномъ и гибельномъ, гдѣ, какъ говорятъ, зарыто много ужь остововъ большихъ кораблей, если только кума молва честная, правдивая женщина.
САЛАН. Желалъ бы, чтобы тутъ она оказалась кумой такъ же лживой, какъ любая, когда-либо, пожевывая пряники, увѣрявшая своихъ сосѣдей, что оплакиваетъ смерть третьяго мужа. Правда однакожь — говоря безъ дальнихъ околичностей и не сворачивая съ большой дороги разговора, — что добрый Антоніо, честный Антоніо — не знаю что еще достаточно достойное прибавить мнѣ къ его имени!
САЛАР. Да что жь онъ, наконецъ?
САЛАН. Что? что, наконецъ? — Да то, что потерялъ онъ корабль.
САЛАР. Дай Богъ, чтобъ это была послѣдняя его потеря.
САЛАН. Спѣшу сказать: аминь, чтобы дьяволъ не перешелъ дороги моей молитвѣ; вѣдь вотъ и онъ въ образѣ Жида.
Ну что, Шейлокъ? что новаго между купцами?
ШЕЙЛ. Вы знаете, и лучше всякаго другаго, лучше всѣхъ, что дочь моя бѣжала.
САЛАР. Это вѣрно; что до меня, знаю и портнаго, шившаго ей крылья, на которыхъ улетѣла.
САЛАН. А Шейлокъ, что до него, знаетъ, что птица оперилась ужь, и что ужь въ природѣ всѣхъ птицъ покидать въ это время матку.
ШЕЙЛ. И проклята она за то.
САЛАР. И это вѣрно, еслибъ судьей ея могъ быть дьяволъ.
ШЕЙЛ. Плоть и кровь моя взбунтовалась!
САЛАН. Полно, старый хрычъ! бунтуетъ она развѣ въ эти лѣта?
ШЕЙЛ. Дочь мою называю я моей плотью и кровью.
САЛАР. Да между твоей и ея плотью разницы больше, чѣмъ между гагатомъ и слоновой костью; а между вашей кровью — больше, чѣмъ между краснымъ виномъ и рейнскимъ. Скажи лучше, что ты слышалъ: потерялъ Антоніо что нибудь на морѣ, или вздоръ это?
ШЕЙЛ. Вотъ и еще другое скверное дѣло! Банкрутъ, мотъ, почти что не смѣющій показать носъ на Ріальто; — нищій, приходившій всегда на рынокъ такимъ разряженнымъ. — Берегись онъ своего обязательства! онъ всегда называлъ меня ростовщикомъ; — берегись онъ своего обязательства! онъ всегда давалъ въ займы изъ христіанскаго только благодушія; — берегись онъ своего обязательства!
САЛАР. Почему же; увѣренъ — если онъ и просрочитъ, не потребуешь ты его мяса. На что оно тебѣ?
ШЕЙЛ. На прикормку рыбы. Не насытитъ оно никого больше — насытитъ мое мщеніе. Онъ опозорилъ меня, повредилъ на полмиліона; смѣялся надъ моими потерями, издѣвался надъ моими пріобрѣтеніями, срамилъ мой народъ, портилъ торги мои, охлаждалъ моихъ друзей, поджигалъ враговъ; и изъ чего? Жидъ вишь я. Да нѣтъ развѣ у Жида глазъ? нѣтъ развѣ у Жида рукъ, органовъ, членовъ, чувствъ, привязанностей, страстей? питается онъ не той же пищей, ранится не тѣмъ же оружіемъ, страдаетъ не тѣми жь болѣзнями, излечивается не тѣми жь средствами, грѣется и студится не тѣмъ же лѣтомъ, не той же зимой, какъ и христіанинъ? Когда вы колете насъ — не источаемъ мы развѣ кровь? когда щекочете — развѣ не смѣемся? когда отравляете — развѣ не умираемъ? а когда обижаете насъ — не должны мы мстить? Если мы во всемъ остальномъ похожи на васъ — хотимъ походить на васъ и въ этомъ. Обидитъ Жидъ христіанина, что дѣлаетъ христіанское смиреніе? мститъ. Обидитъ христіанинъ Жида, что жь ему, по примѣру христіанина, дѣлать? мстить. Гнусность, которой вы меня учите, будетъ мной исполнена, и мудрено, чтобы не превзошелъ я учителей.
СЛУГА. Синьоры, господинъ мой, Антоніо, дома, и проситъ васъ обоихъ къ себѣ,
САЛАР. Мы вездѣ его искали.
САЛАН. Вотъ и другой того же племени; третьяго къ нимъ не подберешь, если самъ дьяволъ Жидомъ не сдѣлается. (Уходитъ съ Саларино и Слугой).
ШЕЙЛ. Ну что, Тубалъ? что новаго изъ Генуи? нашолъ ты дочь мою?
ТУБАЛ. Былъ во многихъ мѣстахъ, гдѣ слышалъ о ней, но найдти ее не могъ.
ШЕЙЛ. Какъ же это, какъ же, какъ же? пропалъ, стало, брилліантъ, стоившій мнѣ двѣ тысячи дукатовъ во Франкфуртѣ. Не было еще до этого на нашемъ народѣ проклятія! никогда до этого не чувствовалъ я его: — двѣ тысячи дукатовъ въ немъ; и еще другіе драгоцѣнные, драгоцѣнные брилліанты. — Хотѣлъ бы, чтобы дочь моя умерла у моихъ ногъ, но съ брилліантами въ ушахъ! хотѣлъ бы, чтобъ у ногъ моихъ была она въ гробѣ, по вмѣстѣ съ дукатами! И никакого о нихъ извѣстія? — Отчего же? а сколько, и не знаю, истрачено на поиски. — Потеря за потерей! воръ унесъ столько, и столько еще надо, чтобъ отыскать вора; и никакого удовлетворенія, никакой возможности отомстить, и никому никакой бѣды, кромѣ разразившейся надо мною, и ничьихъ вздоховъ, кромѣ моихъ, и ничьихъ слезъ, кромѣ мной проливаемыхъ!
ТУБАЛ. Ну нѣтъ, и другіе испытываютъ неудачи. Антоніо, какъ мнѣ говорили въ Генуѣ —
ШЕЙЛ. Что, что, что? неудача, неудача?
ТУБАЛ. Лишился корабля, шедшаго изъ Триполя.
ШЕЙЛ. Благодарю, благодарю тебя, Боже! Да правда-ли? правда-ли?
ТУБАЛ. Я говорилъ съ нѣсколькими, спасшимися отъ кораблекрушенія, матросами.
ШЕЙЛ. Спасибо, добрый Тубалъ. — Хорошія, хорошія это новости! Ха, ха! — Гдѣ? въ Генуѣ?
ТУБАЛ. Въ Генуѣ дочь твоя издержала, какъ я слышалъ, въ одинъ вечеръ восемьдесятъ дукатовъ.
ШЕЙЛ. Вонзаешь ты кинжалъ въ меня. Никогда не увижу ужь я моего золота! Восемьдесятъ дукатовъ въ одинъ разъ? восемьдесятъ дукатовъ!
ТУБАЛ. Въ Венецію пріѣхали вмѣстѣ со мной нѣсколько заимодавцевъ Антоніо; они клянутся, что не можетъ онъ не объявить себя несостоятельнымъ.
ШЕЙЛ. Очень радъ этому. Помучу же, потерзаю я его. Очень я радъ этому.
ТУБАЛ. Одинъ изъ нихъ показывалъ мнѣ перстень, который получилъ отъ твоей дочери за обезьяну.
ШЕЙЛ. Проклятіе ей! Терзаешь ты меня, Тубалъ; это мое бирюзовое. Я получилъ его отъ Ліи, когда былъ еще холостъ. Не отдалъ бы я его и за цѣлую дебрь, обезьянъ полную[10].
ТУБАЛ. А Антоніо, это вѣрно, раззорился.
ШЕЙЛ. Это вѣрно, совершенно вѣрно. Ступай, Тубалъ, найми мнѣ стряпчаго, приговори его за двѣ недѣля впередъ. Потребую его сердце, если просрочитъ; потому что не будетъ его въ Венеціи — могу вести торгъ какъ угодно. Ступай, ступай, Тубалъ; меня ты найдешь въ синагогѣ; ступай, ступай, Тубалъ; буду въ синагогѣ, Тубалъ. (Уходятъ.)
СЦЕНА 2.
правитьПОРЦ. Прошу, не спѣшите; подождите день или два пускаться на удачу; вѣдь выбравъ не тотъ — лишите меня вашего общества; ужь по этому погодите немного. Что-то — нелюбовь только, — говоритъ мнѣ, что не хотѣлось бы мнѣ съ вами разстаться, а ненависть — вы сами знаете, — не даетъ такихъ совѣтовъ. Только изъ опасенія, что не совсѣмъ вы меня поняли — хотя у дѣвушекъ и нѣтъ языка, кромѣ мысли, — хотѣлось бы мнѣ продержать васъ здѣсь мѣсяцъ или два до приступленія изъ-за меня къ выбору. Я могла бы научить васъ какъ выбрать настоящій; но тогда я сдѣлалась бы клятвопреступницей, а ей никогда я не буду; но безъ того вы можете ошибиться, а ошибетесь — заставите меня желать грѣха, желать чтобъ была клятвопреступной. Горе глазамъ вашимъ! они сглазили и раздѣлили меня; одна половина меня — ваша другая половина — ваша — моя, хотѣла я сказать; но если и моя, то все-таки ваша; вся я ваша) О, гадкое это время, ставящее преграды между собственникомъ и его собственностью! вотъ, и бывши вашей — не ваша я. Окажется это такъ и на самомъ дѣлѣ — или за то въ адъ счастіе, а не я. — Разболталась я; но это для того чтобъ остановить время[11], продлить, затянуть его, чтобъ удержать васъ отъ выбора,
БАСС. Нѣтъ, позвольте приступить къ нему; потому что оставаться въ моемъ положеніи — жить въ пыткѣ.
ПОРЦ. Какъ, вы въ пыткѣ, Бассаніо? признавайтесь же, какая измѣна примѣшалась къ любви вашей?
БАСС. Никакой, кромѣ гнусной измѣны неувѣренности, заставляющей бояться за успѣхъ моей любви. Огонь и снѣгъ скорѣй сдружатся и сживутся, чѣмъ измѣна и моя любовь.
ПОРЦ. Такъ; но я боюсь, что вы говорите это въ пыткѣ, а въ ней чего человѣкъ не скажетъ.
БАСС. Обѣщайте мнѣ жизнь, и я признаюсь.
ПОРЦ. Признайтесь же, и живите.
БАСС. Признайся и люби, было бы настоящимъ итогомъ моего признанья. О, блаженная пытка, когда самъ пытающій учитъ какъ отвѣчать, чтобъ спастись! Пустите жь меня къ моей судьбѣ и ящикамъ.
ПОРЦ. Такъ идите жь. Я заперта въ одномъ изъ нихъ: любите меня — отыщете меня. — Нерисса и вы всѣ, стойте поодаль, — Пусть, пока онъ будетъ выбирать, играетъ музыка; тогда, ошибется онъ — кончитъ какъ лебедь, угаснетъ съ звуками; а чтобъ сравненіе было еще полнѣе — глаза мои будутъ потокомъ, водянымъ смертнымъ ложемъ его. А угадаетъ — какую жь музыку тогда? Привѣтный трубный грохотъ, при которомъ вѣрноподданный народъ склоняется передъ ново-вѣнчаннымъ монархомъ; полную тѣхъ сладостныхъ звуковъ, которые, съ разсвѣтомъ, прокрадываются въ дремлющее ухо жениха и зовутъ его къ вѣнчанью. — Вотъ онъ идетъ съ величіемъ не меньшимъ, но съ любовью гораздо большей, чѣмъ юный Алкидъ, когда выручалъ дѣвственную дань, платимую вопящей Троей морскому чудищу. Я жертва, а поодаль — Дарданскія жены, съ мрачными лицами вышедшія посмотрѣть, чѣмъ кончится подвигъ. Иди, Геркулесъ! останешься живъ ты — жива и я. — Съ большимъ страхомъ смотрю я на битву, чѣмъ ты приступаешь къ ней.
Въ головѣ, иль въ сердцѣ,
Ты скажи, любовь зарождается?
Какъ зачинается, чѣмъ питается?
Отвѣчай, отвѣчай.
Въ глазахъ она зарождается,
Любованьемъ питается,
И въ колыбели жь кончается.
Раздавайся жь погребальный ей звонъ.
Начинаю: динь, динь, донъ!
ВСѢ. Динь, динь, донъ!
БАСС. Такъ внѣшній видъ наименѣе можетъ быть самой сущностью; свѣтъ постоянно обманывается украшеніями. Въ судахъ, какая защита, какъ бы она ни была подкупна и безсовѣстна, приправленная вкрадчивымъ голосомъ, не затемняла очевидности зла? Въ религіи, какое страшное заблужденіе не поддерживалось челомъ важнымъ, не оправдывалось какимъ нибудь текстомъ, прикрывавшихъ его безобразіе красивымъ убранствомъ? Нѣтъ порока такъ глупаго, чтобъ не присвоилъ себѣ какого-нибудь внѣшняго признака доблестности. Сколько трусовъ, у которыхъ сердца такъ же не надежны, какъ песочныя ступени, а подбородки съ бородами Геркулеса и грознаго Марса; у которыхъ, загляни только внутрь, печень бѣла, какъ молоко: только поросль мужества заимствуютъ они, чтобъ казаться страшными. Посмотрите на красоту — увидите, что покупается она на вѣсъ; отсюда и чудо, что наиболѣе обремѣняющія себя ею и легковѣснѣйшія. Такъ, змѣеобразно вьющіеся золотые локоны, такъ весело на мнимой красѣ съ вѣтромъ играющіе, часто приданое второй головы; черепъ же, выростившій ихъ, даннымъ уже давно въ могилѣ. Такъ, украшеніе — обманчивый берегъ опаснаго моря; великолѣпное покрывало Индійца скрывающее; красота, однимъ словомъ[12], кажущаяся правда, которую коварная современность на себя накидываетъ, чтобъ уловить и мудрѣйшаго. А потому, тебя, блестящее золото, и для Мидаса жесткая нища, тебя мнѣ и ненадо; ненадо и тебя, обычный блѣдный поденщикъ людей; но ты, бѣдный свинецъ — хоть ты скорѣй и грозишь, чѣмъ обѣщаешь, — твоя простота трогаетъ меня болѣе краснорѣчія, и тебя и избираю я. О, увѣнчайся же мой выборъ радостью!
ПОРЦ. Какъ улетучиваются всѣ другія страсти: и сомнѣнье, и мгновенно охватывающее отчаяніе, и леденящій страхъ, и зелено-окая ревность! О, любовь! будь же сдержаннѣй, умѣрь восторгъ свой, дожди радостью въ мѣру; не вдавайся въ крайность; слишкомъ сильно чувствую я благодать твою; уменьши ее нѣсколько, чтобъ не превозмогла она меня!
БАСС. (Открывая свинцовый ящикъ). Что найду я здѣсь? Портретъ прекрасной Порціи! Какой это полу-богъ близко такъ подошелъ къ творчеству? Движутся глаза эти? или только кажутся движущимися оттого что прильнули къ моимъ? Вотъ, полураскрыты и губы, сахарнымъ дыханіемъ раздѣленныя: только такая сладостная преграда и можетъ раздѣлять друзей, столь сладостныхъ. А изъ волосъ ея, разыгрывая роль паука, живописецъ сплелъ золотую сѣть, улавливающую сердца людей быстрѣе, чѣмъ паутина — комаровъ. Но глаза ея! какъ могъ онъ, писавъ ихъ, смотрѣть на нихъ; мнѣ кажется, что и одинъ, уже написанный имъ, долженъ былъ лишить его обоихъ, и такъ оставить себя безъ дружки. И все-таки, на сколько существенность моихъ похвалъ унижаетъ эту тѣнь своей недостаточностью, на столько эта тѣнь ниже самой существенности. — Вотъ свитокъ — содержаніе, перечень моего счастія. (Читаетъ),Ты, выбравшій не но наружности, выбралъ прекрасно и вѣрно. Выпало это счастье на твою долю — будь имъ доволенъ и не ищи другаго. Удовлетворенъ ты этимъ, считаешь свою удачу благодатью — повернись къ невѣстѣ, и требуй ее поцѣлуемъ любви". — Чудесный свитокъ! Съ вашего, прекрасная синьора, позволенія (Цѣлуя ее), исполняю предписаніе: дать и получить. Какъ тотъ изъ двухъ добивающихся награды соперниковъ, который думаетъ, что заслужилъ ее, услыхавъ вдругъ раздавшіяся рукоплесканія, всеобщіе клики одобренія, смущается, останавливается и озирается, въ недоумѣніи къ нему ли это относится, такъ и я, трижды прекрасная синьора, буду стоять и недоумѣвать — правда-ли то, что вижу, пока не будетъ это подтверждено, подписано и скрѣплено вами.
ПОРЦ. Вы видите меня, синьоръ Бассаніо, гдѣ я, и что я; хотя для себя только самой я и не на столько честолюбива, чтобы желать быть гораздо лучшей; но для васъ я желала бы трижды Двадцать разъ быть тѣмъ, что я теперь; въ тысячу разъ прекраснѣе, въ десять тысячь разъ богаче; только чтобъ стоять выше въ вашемъ мнѣніи, желала бы я и въ добродѣтели, и въ красотѣ, и въ богатствѣ, и въ друзьяхъ превзойти всякую мѣру. Но все это сводится во мнѣ почти что ни къ чему; въ итогѣ простая я, невоспитанная, неученая и неопытная дѣвушка, счастливая тѣмъ, что не такъ еще стара, чтобъ не могла учиться; еще болѣе счастливая тѣмъ, что родилась не на столько тупой, чтобъ не выучиться; но всего болѣе счастливая тѣмъ, что смиренный свой умъ подчиняетъ вамъ, ея повелителю, руководителю, царю. Я и все мое ваше теперь, все стало вашимъ; сейчасъ я была владѣлицей прекраснаго этого дома, госпожей этихъ слугъ, царицей себя самой; теперь этотъ домъ, эти слуги и я сама — ваши, мой властелинъ. Отдаю все это вамъ съ этимъ кольцомъ; разстанетесь съ нимъ: потеряете, или отдадите его кому нибудь — будетъ это предвѣстіемъ, что утратила я любовь вашу, и дастъ мнѣ право роптать на васъ.
БАСС. Вы лишили меня, синьора, словъ; говоритъ только кровь въ моихъ жилахъ. Въ головѣ у меня такая смута, какъ въ говорѣ довольной толпы послѣ прекрасно-сказанной рѣчи любимаго государя, когда каждое что-то, соединяясь съ другимъ, сливается въ одно безсвязное ничто, одну только радость, не высказывая, высказывающее. Разстанется это кольцо съ этимъ пальцемъ — разстанется и жизнь съ этимъ сердцемъ; о, тогда смѣло можете вы сказать — умеръ Бассаніо.
НЕРИ. Синьоръ и синьора, теперь и намъ, бывшимъ зрителями, какъ увѣнчивались наши желанія, можно воскликнуть: полнѣйшаго, полнѣйшаго вамъ, синьоръ, и вамъ, синьора, счастія!
ГРАЦ. Желаю и тебѣ, Бассаніо, и вамъ, синьора, счастія, какого только сами себѣ пожелать можете; потому что въ ущербъ моему, увѣренъ, не пожелаете. Позвольте же, въ то самое время какъ будете торжествовать союзъ любви вашей, и мнѣ жениться.
БАСС. Съ величайшимъ удовольствіемъ, если только найдешь жену себѣ.
ГРАЦ. Благодарю; ты же и нашелъ ужь ее мнѣ. Мои глаза, любезнѣйшій синьоръ, такъ же быстры какъ и твои; ты видѣлъ госпожу, я присматривался къ прислужницѣ; ты влюбился, и я влюбился, потому что проволочки такъ же мнѣ свойственны, какъ и тебѣ. Твое счастіе зависѣло отъ тѣхъ вонъ ящиковъ; отъ нихъ же, какъ оказывается, зависѣло и мое; потому что ухаживая до пота лица, осаждая клятвами до того, что въ горлѣ пересохло, обязалъ я наконецъ — если только обѣщанія обязываютъ, — сію вотъ прекрасную обѣщаніемъ сдѣлаться моей, но только тогда, когда тебѣ посчастливится добыть госпожу ея.
ПОРЦ. Правда это, Нерисса?
НЕРИ. Правда, если это вамъ не противно.
БАСС. И ты, Граціано, не шутишь?
ГРАЦ. Нисколько.
БАСС. Наша свадьба на много украсится вашей.
ГРАЦ. Держимъ съ ними тысячу дукатовъ за перваго мальчика.
НЕРИ. Какъ, вдвоемъ?
ГРАЦ. Вдвоемъ только это пари и можно выиграть. Но кто это идетъ сюда? Лоренцо и его невѣрная? Какъ, и мой старый Венеціанскій пріятель, Саланіо?
БАСС. Лоренцо и Саланіо, милости просимъ, если юность моего новаго здѣсь положенія даетъ мнѣ право приглашать васъ. Съ твоего позволенія, милая Порція, приглашаю я истинныхъ моихъ друзей и соотечественниковъ.
ПОРЦ. Тоже дѣлаю и я, мой другъ. Отъ души рада я имъ.
ЛОРЕ. Благодарю васъ, синьора. — Что до меня, синьоръ, я не располагалъ быть здѣсь, но Саланіо, съ которымъ встрѣтился на дорогѣ, настоятельно требовалъ, чтобы я непремѣнно ѣхалъ съ нимъ сюда.
САЛА. Да, синьоръ, требовалъ, и не безъ причины. (Подавая ему письмо.) Синьоръ Антоніо кланяется вамъ.
БАСС. Прежде чѣмъ распечатаю письмо, скажите, что другъ мой?
САЛА. Не болѣнъ, синьоръ, развѣ только нравственно; и не здоровъ, развѣ только нравственно. Изъ письма вы увидите.
ГРАЦ. Нерисса, приласкай гостью; привѣть ее. Руку, Саланіо. Что въ Венеціи новаго? Что подѣлываетъ дарственный купецъ Антоніо? Знаю, сильно онъ обрадуется нашему успѣху; мы вѣдь Язоны, добыли руно золотое.
САЛА. Хотѣлъ бы, чтобъ вы добыли руно имъ потерянное!
ПОРЦ. Что нибудь страшное въ этой бумагѣ; согнало оно краску съ лица Бассаніо. Умеръ какой-нибудь дорогой другъ; ничто другое въ мірѣ не можетъ такъ измѣнить лице твердаго мущины. Все хуже и хуже! — Позволь, Бассаніо; я вѣдь половина тебя, и моей должна быть безспорно половина всего, что бы ни принесла тебѣ эта бумага.
БАСС. О, милая Порція, тутъ нѣсколько наинепріятнѣйшихъ словъ, когда либо пятнавшихъ бумагу! Когда я впервые открылся тебѣ въ любви, я откровенно сказалъ тебѣ, что все мое богатство вращается въ моихъ жилахъ, что благородный человѣкъ я, и говорилъ я тогда правду; а теперь, и не смотря на такую дешевую оцѣнку себя, увидишь какой хвастунъ я былъ. Когда я сказалъ тебѣ, что у меня ничего нѣтъ, мнѣ слѣдовало бы сказать, что у меня хуже, чѣмъ ничего; потому что я, чтобъ поправить свои средства, заложилъ себя дорогому другу, заложилъ и его злѣйшему врагу его. Это письмо, моя дорогая, эта бумага — тѣло моего друга, и каждое ея слово зіяющая рана, источающая кровь жизни. Но вѣрно ли это, Саланіо? Погибли всѣ? Не сохранилось ни одного? И шедшій изъ Триполя, и изъ Мексики, и изъ Англіи, и изъ Лиссабона, и отъ береговъ Варварійскихъ, и изъ Индіи? Не ускользнулъ ни одинъ отъ страшнаго прикосновенія скалъ, купцевъ разоряющихъ?
САЛА. Ни одинъ. Да кажется, еслибъ у него и были теперь деньги, чтобъ уплатить Жиду, Жидъ не взялъ бы ихъ. Никогда не видывалъ я еще твари въ человѣческомъ образѣ такъ злой и жадной до гибели человѣка. Съ утра до вечера пристаетъ онъ къ Герцогу; кричитъ, что погибнетъ свобода республики, если откажутъ ему въ правосудіи. Двадцать купцевъ, самъ Герцогъ и значительнѣйшіе изъ сановниковъ, всѣ уговаривали его; но никому не удалось отклонить его отъ злобнаго иска неустойки, правосудія по обязательству.
ІЕСС. Когда я была еще у него, я слышала какъ онъ клялся Тубалу и Хусу, своимъ соотечественникамъ, что скорѣй возьметъ онъ тѣло Антоніо, чѣмъ сумму и въ двадцать разъ большую ему должной; и я знаю, синьоръ, если законъ, судъ и власти не откажутъ — плохо будетъ бѣдному Антоніо.
ПОРЦ. И это дорогой твой другъ въ такой бѣдѣ?
БАСС. Дражайшій мой другъ, лучшій изъ людей, добрѣйшій, неутомимѣйшій на одолженія, въ которомъ древняя Римская честь проявляется какъ ни въ комъ изъ дышащихъ въ Италіи.
ПОРЦ. Какую же сумму долженъ онъ Жиду?
БАСС. За меня, три тысячи дукатовъ.
ПОРЦ. Какъ, не болѣе? Заплати ему шесть, и уничтожь обязательство; удвой эти шесть, утрой, чтобы такой чудесный другъ и волоска не потерялъ по винѣ Бассаніо. Пойдемъ сперва со мной въ церковь, назови меня своей женой, и за тѣмъ тотчасъ же въ Венецію, къ твоему другу; не лежать тебѣ подлѣ Порціи съ душой непокойной. Золота у тебя будетъ достаточно, чтобъ и двадцать разъ уплатить ничтожный долгъ этотъ; уплатишь — привози вѣрнаго твоего друга сюда. Мы съ Нериссой будемъ между тѣмъ жить дѣвами и вдовицами. Идемъ; въ день сватьбы ты и уѣдешь. Проси своихъ друзей, и будь повеселѣй. Такъ какъ дорого ты купленъ, дорогъ будешь ты моему сердцу. Прочти мнѣ, однакожь, письмо твоего друга.
БАСС. (Читаетъ). «Любезный Бассаніо, всѣ мои корабли погибли, заимодавцы становятся жестокосердыми, состояніе мое въ полнѣйшемъ упадкѣ, обязательство Жиду просрочено; а такъ какъ невозможно чтобъ, уплативъ по немъ, остался я живъ, то всѣ долги между тобой и мной покончены, лишь бы только могъ передъ смертью увидать еще тебя. Какъ впрочемъ знаешь; не убѣдитъ тебя твоя дружба пріѣхать, не убѣждайся письмомъ моимъ».
ПОРЦ. О, мой милый, кончай же здѣсь всѣ дѣла скорѣе, и поѣзжай.
БАСС. Ты позволяешь, и я не замѣшкаюсь; но пока не возвращусь, никакое ложе не провинится задержкой меня; никакое отдохновеніе не втѣснится между тобой и мною. (Уходятъ).
СЦЕНА 3.
правитьШЕЙЛО. Ты, тюремщикъ, смотри за нимъ. — И не толкуйте мнѣ о снисхожденіи. Дурень только даетъ въ займы даромъ. — Ты, тюремщикъ, смотри за нимъ.
АНТОН. Послушай однакожь, любезный Шейлокъ.
ШЕЙЛО. Хочу неустойки; и не говори ничего противъ моей неустойки; поклялся я, что получу неустойку. Ты называлъ меня собакой прежде, чѣмъ имѣлъ на то причину; собака я — берегись же клыковъ моихъ. Герцогъ окажетъ мнѣ правосудіе. — Удивляюсь я, какъ ты, негодный тюремщикъ, такъ глупъ, что по его просьбѣ шатаешься съ нимъ.
АНТОН. Прошу, выслушай же меня.
ШЕЙЛО. Хочу неустойки; не хочу слушать тебя; хочу неустойки, и потому не говори ничего болѣе. Не сдѣлать вамъ меня мягкосердечнымъ, тупоумнымъ глупцемъ, готовымъ покачать головой, смягчиться, вздохнуть, и уступить христіанскимъ посредникамъ. Не ходи за мной; не хочу съ тобой разговаривать; хочу неустойки. (Уходитъ.)
САЛАР. Злѣйшій это изъ всѣхъ псовъ, когда либо съ людьми жившихъ.
АНТОН. Пусть идетъ себѣ; не преслѣдую его болѣе безполезными просьбами. Онъ хочетъ моей жизни, и хорошо знаю я причину: я часто, приходившихъ ко мнѣ во время, спасалъ отъ неустоекъ его; за это онъ и ненавидитъ меня.
САЛАР. Герцогъ, я увѣренъ, никакъ не допуститъ взысканія такой неустойки.
АНТОН. Герцогъ не можетъ остановить дѣйствія закона, потому что всякое нарушеніе обезпеченія, которымъ иноземцы у насъ въ Венеціи пользуются, породитъ недовѣріе къ правосудію республики, а и торговля и доходы ея въ зависимости отъ всѣхъ націй. И потому, оставь меня; горе и эти потери до того изнуряютъ меня, что едва ли сохраню къ завтрему и Фунтъ мяса для удовлетворенія кровожаднаго моего заимодавца. — Идемъ, тюремщикъ. — Дай только Богъ, чтобъ Бассаніо пріѣхалъ посмотрѣть какъ уплачиваю я долгъ его; а за тѣмъ, будь что будетъ. (Уходятъ.)
СЦЕНА 4.
правитьЛОРЕН. Синьора, хоть я и говорю это въ вашемъ присутствіи — вы имѣете благородное и вполнѣ вѣрное понятіе о богоподобной дружбѣ; что яснѣйшимъ образомъ доказывается тѣмъ, какъ переносите вашу разлуку съ супругомъ. Но, еслибъ вы знали кому приносите вы эту жертву, какого чудеснаго человѣка хотите вы спасти, какой это преданный другъ вашего супруга — вы гордились бы этимъ дѣломъ болѣе, чѣмъ обычной вашей добротой можете.
ПОРЦІ. Я никогда не раскаевалась въ хорошемъ дѣлѣ, не раскаюсь и теперь. У товарищей живущихъ, проводящихъ время постоянно вмѣстѣ, души которыхъ несутъ одинаковое ярмо любви, необходимо должно быть сходство и въ чертахъ, и въ пріемахъ, и въ нравахъ; и это заставляетъ меня думать, что этотъ Антоніо, бывши задушевнымъ другомъ моего повелителя, непремѣнно долженъ походить на моего повелителя. Если это такъ, то какъ же ничтожно то, что я дала на выкупъ подобія моей души изъ когтей адскаго жестокосердія! Это нѣсколько похоже на самовосхваленіе, и потому ни слова болѣе объ этомъ. О другомъ. — Лоренцо, я поручаю вамъ все хозяйство и управленіе моимъ домомъ до возвращенія моего супруга; что же до меня, такъ я въ тайнѣ дала небу обѣтъ жить, имѣя при себѣ одну только Нериссу, въ молитвахъ и созерцаніи до тѣхъ поръ, пока ея мужъ и мой супругъ возвратятся. Миляхъ въ двухъ отсюда есть монастырь, въ немъ мы и поселимся. Прошу не отказываться отъ порученія, которое моя дружба, а отчасти и необходимость, на васъ возлагаютъ.
ЛОРЕН. Съ величайшимъ удовольствіемъ готовъ я, синьора, на все, что прикажете.
ПОРЦІ. Моимъ людямъ извѣстно уже мое желаніе, и они будутъ повиноваться вамъ и Іессикѣ, какъ Бассаніо и мнѣ. Прощайте же, до свиданья.
ЛОРЕН. Мысли пріятныя, часы счастливые да сопутствуютъ вамъ!
ІЕССИ. Желаю вамъ, синьора, полнѣйшаго душевнаго довольства.
ПОРЦІ. Благодарю за твое желаніе, и отъ души желаю и тебѣ того же. Прощай Іессика. (Лоренцо и Іессика уходятъ). Теперь ты, Балтазаръ; я всегда знала тебя за честнаго и вѣрнаго служителя; окажись и теперь такимъ же. Возьми это письмо, спѣши, какъ только человѣку возможно, въ Падую, отдай его въ собственныя руки двоюроднаго моего брата Белларіо, и, получивъ отъ него кой-какія бумаги и платье, доставь все это какъ можно скорѣе къ перевозу въ Венецію. — Не трать же время на разговоры, отправляйся. Я буду тамъ прежде тебя.
БАЛТ. Потороплюсь какъ только можно, синьора. (Уходитъ.)
ПОРЦІ. Идемъ, Нерисса. Задумала я дѣло, о которомъ ты не имѣешь никакого еще понятія. Увидимъ мы мужей нашихъ прежде, чѣмъ они воображаютъ.
НЕРИС. А они-то увидятъ насъ?
ПОРЦІ. Увидятъ, Нерисса, но въ одеждѣ, которая заставитъ ихъ думать, что мы снабжены и тѣмъ, чего лишены. Бьюсь объ закладъ, чѣмъ хочешь, что одѣнемся обѣ молодыми мущинами — я окажусь молодцеватѣй тебя, буду носить кинжалъ мой ловчѣе, буду говорить голосомъ перехода изъ отрочества въ юношество — сиплымъ дискантомъ, съумѣю изъ двухъ робкихъ шаговъ сдѣлать одинъ мужской — смѣлый; буду толковать о поединкахъ, какъ хвастливый юнецъ, и отлично примусь лгать какъ знатныя дамы добивались моей любви, какъ я пренебрегалъ ими, какъ онѣ отъ этого заболѣвали и умирали — нельзя же вѣдь всѣмъ отвѣчать; начну за тѣмъ каяться, желать, чтобы — какъ бы тамъ ни было, — не былъ ихъ убійцей. Наскажу еще двадцать такихъ жалкихъ лжей, такъ что всякій побожится, что я по крайней мѣрѣ мѣсяцевъ уже двѣнадцать какъ оставилъ школу. Въ головѣ у меня тысячи глупыхъ продѣлокъ хвастливыхъ этихъ дурней, и я воспользуюсь ими.
НЕРИС. Какъ, мущинами мы прикинемся?
ПОРЦІ. Фи! какой вопросъ; что, еслибъ по близости былъ злой языкъ — но идемъ, я передамъ тебѣ что придумала въ каретѣ, которая ждетъ уже насъ у воротъ парка. Спѣшимъ; двадцать миль надо намъ нынче же проѣхать. (Уходятъ.)
СЦЕНА 5.
правитьЛАНЦЕ. Право, такъ; потому что, видите ли, грѣхи отца возлагаются на дѣтей, и потому, увѣряю, боюсь васъ. Я всегда былъ съ вами откровененъ; такъ и теперь высказываю мое возмущеніе но этому поводу; а потому и не сокрушайтесь; потому что, право, думаю — быть вамъ въ аду. Есть тутъ одна только надежда нѣсколько для васъ полезная; но только родъ это надежды незаконнорожденной.
ІЕССИ. Какая же, скажи пожалуйста?
ЛАНЦЕ. Можете вы вѣдь отчасти надѣяться, что породилъ васъ не вашъ отецъ, что не Жида вы дочь.
ІЕССИ. Въ самомъ дѣлѣ это былъ бы родъ незаконнорожденной надежды; но тогда грѣхъ моей матери тяготѣлъ бы надо мной.
ЛАНЦЕ. Дѣйствительно; такъ, боюсь, быть вамъ въ аду и по отцу и по матери; такъ, избѣгая Сциллы вашего отца, попалъ я въ Харибду вашей матери. Пропали вы и тѣмъ и другимъ путемъ.
ІЕССИ. Меня спасетъ мой мужъ; онъ сдѣлалъ меня христіанкой.
ЛАНЦЕ. Тѣмъ большаго, право, заслуживаетъ онъ порицанья; насъ христіанъ и безъ того достаточно: именно столько, сколько могутъ ладно жить другъ подлѣ друга. Это дѣланье христіанъ подниметъ цѣну на свинину; будемъ всѣ свиноѣдами — скоро и за деньги не увидишь и ломтика ветчины на угольяхъ.
ІЕССИ. Я скажу, Ланцелотъ, что ты говоришь, моему мужу; вотъ онъ идетъ сюда.
ЛОРЕН. Я скоро начну ревновать тебя, Ланцелотъ; ты все по угламъ съ женой моей.
ІЕССИ. Нечего тебѣ, Лоренцо, насъ бояться; не въ ладахъ мы съ Ланцелотомъ. Онъ напрямки говоритъ, что нѣтъ мнѣ спасенія, потому что дочь я Жида; говоритъ, что и ты плохой членъ республики, потому что, обращая Жидовъ въ христіанъ, поднимаешь цѣну на свинину.
ЛОРЕН. Легче мнѣ будетъ отвѣчать за это, чѣмъ тебѣ за увеличеніе негритянскаго чрева. Вѣдь Арапка-то отъ тебя, Ланцелотъ, съ ребенкомъ.
ЛАНЦЕ. Это ужь много, что и Арапка можетъ быть больше, чѣмъ слѣдуетъ; а меньше она честной женщины — она дѣйствительно больше того, за что принималъ ее[13].
ЛОРЕН. Какъ всякой дуракъ можетъ играть словами! Боюсь, настоящее остроуміе обратится скоро въ молчаніе; а разговорчивость будетъ похвальна только къ попугаяхъ. Ступай же, дурень, скажи, чтобъ готовились къ обѣду.
ЛАНЦЕ. Да всѣ готовы ужь, синьоръ; у всѣхъ вѣдь есть желудки.
ЛОРЕН. Боже ты мой, какой же острякъ ты! Такъ скажи, чтобъ готовили обѣдъ.
ЛАНЦЕ. Готовъ, синьоръ и онъ; остается только накрыть уголъ.
ЛОРЕН. Такъ накройся-жь.
ЛАНЦЕ. Нѣтъ, ни за что, синьоръ — знаю вѣдь я какое уваженіе долженъ вамъ оказывать.
ЛОРЕН. Опять придирка къ слову! Ты кажется разомъ хочешь выказать все богатство своего остроумія? Прошу, понимай простую рѣчь просто; ступай къ своимъ товарищамъ, скажи, чтобъ накрыли на столъ, подали кушанье, и мы придемъ обѣдать.
ЛАНЦЕ. Что до стола, синьоръ, подадимъ мы его; что до кушанья — накроемъ его; что до вашего прихода къ обѣду — ну это, какъ ужь тамъ, по вашему желанію и благоусмотрѣнію, будетъ угодно. (Уходитъ.)
ЛОРЕН. О дорогая разумность, какой потокъ словъ! Глупецъ сбилъ въ своей памяти цѣлое войско вычурныхъ словъ; а сколько знаю я дураковъ, и въ положеніи гораздо высшемъ, такъ же, какъ онъ, начиненныхъ словами, такъ же изъ-за краснаго словца жертвующихъ смысломъ. Ну а ты, Іессика, хорошо тебѣ здѣсь? Скажи мнѣ теперь, моя милая, какъ тебѣ правится жена Бассаніо?
ІЕССИ. Выше всякаго выраженія. Честно долженъ теперь жить синьоръ Бассаніо; потому что такая благодать, какъ жена его, дастъ ему и на землѣ всѣ радости неба; а не оцѣнитъ онъ ихъ здѣсь — не бывать ему и на небѣ. Еслибъ два какихъ нибудь бога побились объ закладъ, и закладомъ были бы двѣ женщины, изъ которыхъ одна Порція — къ другой непремѣнно слѣдовало бы придать что-нибудь, потому что подобной Порціи въ этомъ грубомъ, жалкомъ мірѣ нѣтъ.
ЛОРЕН. Такого-жь мужа, какъ она жена, имѣешь ты во мнѣ.
ІЕССИ. Ну нѣтъ; объ этомъ ты спроси лучше у меня.
ЛОРЕН. Спрошу; но пойдемъ прежде обѣдать.
ІЕССИ. Нѣтъ; позволь натощакъ расхвалить тебя.
ЛОРЕН. Можешь за обѣдомъ; за нимъ — что бы ты тамъ ни сказала, все переварю съ прочимъ.
ІЕССИ. Хорошо — угощу же я тебя. (Уходятъ.)
ДѢЙСТВІЕ IV.
правитьСЦЕНА I.
правитьГЕРЦО. Здѣсь Антоніо?
АНТОН. Здѣсь, ваше высочество.
ГЕРЦО. Жаль мнѣ тебя; пришолъ ты отвѣчать каменно-сердому противнику, безчеловѣчному негодяю, жалости не знающему, чуждому всякаго состраданія.
АНТОН. Я слышалъ, ваше высочество очень старались смягчить его жестокость; но такъ какъ онъ остается непреклоненъ, и нѣтъ никакихъ законныхъ средствъ избавить меня отъ слѣдствій его ненависти — противопоставляю его бѣшенству мое терпѣніе, готовъ спокойно перенести все неистовство его злобы.
ГЕРЦО. Позовите Жида.
САЛАН. Онъ ждетъ у дверей. Идетъ.
ГЕРЦО. Дайте ему мѣсто; пусть станетъ передъ нами. Шейлокъ, всѣ думаютъ, думаю и я, что на злобномъ своемъ требованіи ты будешь настаивать до окончательнаго только рѣшенія дѣла, и за тѣмъ окажешь состраданіе и милосердіе удивительнѣйшія и удивительной явной твоей жестокости; что тамъ же, гдѣ теперь такъ упорно требуешь неустойки — фунта тѣла этого бѣднаго купца, — ты не только откажешься отъ этой неустойки, но, движимый кроткимъ человѣколюбіемъ, простишь еще ему половину всего долга изъ соболѣзнованія къ его потерямъ, такъ недавно на его голову обрушившимся, къ потерямъ, достаточнымъ, чтобъ разорить и царственнаго купца[14], и вырвать состраданіе къ его положенію изъ мѣдной груди, изъ каменныхъ сердецъ Турокъ и Татаръ, вовсе къ обязанностямъ участливаго общежитія не пріученныхъ. Ждемъ всѣ благопріятнаго отвѣта, Жидъ.
ШЕЙЛО. Я уже объяснилъ вашему высочеству, чего хочу; святой нашей субботой поклялся я, что добьюсь слѣдующей мнѣ по обязательству неустойки. Откажете мнѣ въ ней — подвергнете опасности права и вольности вашего города. Спросите, почему хочу я взять лучше кусокъ падали, чѣмъ три тысячи дукатовъ — не хочу отвѣчать на это; скажу только: капризъ это мой. Не удовлетворены вы этимъ? Что еслибы мой домъ безпокоила крыса, и мнѣ вздумалось бы за отравленіе ея заплатить десять тысячъ дукатовъ? Не удовлетворены вы и этимъ? Есть люди, которые не любятъ поросенка съ открытымъ ртомъ на столѣ; есть другіе, которые сходятъ съ ума, увидавъ кошку; есть и такіе, которые, услыхавъ гнусливую волынку, не могутъ удержать мочи; и все это потому только, что наклонность, владычица страсти, управляетъ ею по своему расположенію, или отвращенію. Отвѣчу вамъ по этому: какъ нѣтъ никакой основательной причины почему одинъ не терпитъ поросенка съ открытымъ ртомъ, другой — безвредной, нужной даже кошки, третій — надутой волынки, и по неволѣ долженъ подвергаться сраму, который, оскорбляя самого, оскорбляетъ и другихъ, — такъ и я не могу, да и не хочу, представить вамъ никакой причины, кромѣ развѣ закоренѣлой ненависти и какого-то отвращенія къ Антоніо, почему веду противъ него такой убыточный для меня искъ. Удовлетворены вы теперь?
БАССА. Отвѣтъ это, безчувственный человѣкъ, нисколько твоей жестокости не извиняющій.
ШЕЙЛО. Не обязанъ я угождать тебѣ отвѣтами.
БАССА. Убиваютъ развѣ всѣ, что не любятъ?
ШЕЙЛО. Ненавидитъ развѣ кто, не желая убить?
БАССА. Всякое оскорбленіе не съ разу же вызываетъ ненависть.
ШЕЙЛО. Какъ, хотѣлось бы тебѣ, чтобъ змѣя ужалила тебя и въ другой разъ?
АНТОН. Прошу васъ, вспомните, что вы спорите съ Жидомъ. Это все равно, что выйдти на берегъ, и просить приливъ понизить обычный свой уровень; что потребовать отъ волка отвѣта: Зачѣмъ заставилъ онъ овцу блѣять по ягненкѣ; что запретить горнымъ соснамъ шевелить высокими своими макушками и шумѣть, когда онѣ бурными порывами неба раскачиваются; скорѣе удастся вамъ и самое трудное, чѣмъ успѣете смягчить то, чего нѣтъ тверже — жидовское его сердце. — А потому, прошу васъ, не дѣлайте ему никакихъ болѣе предложеній, не прибѣгайте ни къ чему, произнесите, просто, какъ слѣдуетъ, приговоръ мнѣ, а Жиду — разрѣшеніе взыскать желаемое.
БАССА. Вмѣсто трехъ тысячъ дукатовъ вотъ тебѣ шесть.
ШЕЙЛО. Если-бъ и каждый дукатъ изъ этихъ шести тысячъ распался на шесть частей и каждая его часть сдѣлалась дукатомъ, и тогда не принялъ бы я ихъ; потребовалъ бы неустойки.
ГЕРЦО. Какой же можешь ты ожидать милости, когда самъ такъ немилостивъ?
ШЕЙЛ. Какого-жь суда бояться мнѣ, когда ничего преступнаго не дѣлаю? У васъ много купленныхъ рабовъ, которыхъ вы, какъ вашихъ ословъ, вашихъ собакъ и муловъ, употребляете на самыя гадкія, рабскія работы, потому что купили ихъ; скажу я вамъ: освободите ихъ, жените на вашихъ наслѣдницахъ, зачѣмъ прѣютъ они подъ тяжестями, дайте имъ постели такъ же мягкія, какъ и ваши, лакомьте ихъ такими же яствами, — вы скажете на это: да вѣдь рабы это наши. — Точно также отвѣчу и я вамъ: фунтъ мяса, котораго я у него требую, купленъ дорогой цѣной, мой, и я хочу получить его. Откажете мнѣ — позоръ вашему закону! безсильны стало уставы Венеціи. Жду суда; скажите, добьюсь я его?
ГЕРЦО. Моею властью могу я закрыть засѣданіе, если ученый докторъ Белларіо, котораго я для рѣшенія этого дѣла выписалъ, сегодня не пріѣдетъ.
САЛАН. У дверей стоитъ, ваше высочество, только что прибывшій изъ Падуи посланный съ письмомъ отъ доктора Белларіо.
ГЕРЦО. Давайте сюда и письмо и посланнаго.
БАССА. Ободрись, Антоніо! мужайся! Скорѣе возметъ Жидъ мою плоть, кровь, кости, все, чѣмъ ты прольешь изъ-за меня хоть каплю крови.
АНТОН. Больная я овца стада, болѣе всѣхъ смерти доступная; слабѣйшій плодъ ранѣе вѣдь другихъ падаетъ, не мѣшай же и мнѣ. Тебѣ, Бассаніо, всего лучше остаться въ живыхъ и составить мнѣ надгробную надпись.
ГЕРЦО. Ты изъ Падуи, отъ Белларіо?
НЕРИС. Изъ Падуи, ваше высочество, и отъ Белларіо. Онъ шлетъ вашей милости поклонъ. (Подаетъ ему письмо. Шейлокъ остритъ ножъ о подошву своей обуви.)
БАССА. Для чего остришь ты ножъ такъ старательно?
ШЕЙЛО. Чтобъ вырѣзать изъ этого банкрота неустойку.
ГРАЦІ. Такъ не на подошвѣ, а на душѣ своей слѣдовало бы тебѣ, жестокій Жидъ, острить ножъ свой! Никакой металлъ, ни даже топоръ палача, и въ половину не такъ остеръ, какъ звѣрская твоя ненависть. Не могутъ никакія просьбы тронуть тебя?
ШЕЙЛО. Никакія, ни одна изъ тѣхъ, на которыя хватитъ у тебя ума.
ГРАЦІ. Будь же проклятъ неумолимый пёсъ, живи укоромъ правосудію! Ты почти что заставилъ меня поколебаться въ моей вѣрѣ, принять мнѣніе Пиѳагора, что души животныхъ вселяются въ тѣла людей; твоя собачья душа управляла волкомъ, который, будучи за человѣкоубійство повѣшенъ, испустилъ на висѣлицѣ духъ свой, и онъ, тогда какъ ты лежалъ еще въ своей нечестивой матери, вселился въ тебя; потому что всѣ твои помыслы волчьи, кровавые, алчные, хищные.
ШЕЙЛО. Пока ты своими ругательствами не сорвешь печати съ моего обязательства, надсаживаешь ты только свои легкія, говоря такъ громко. Дай, добрый юноша, отдохнуть своему остроумію; не то дойдетъ оно до неизлѣчимаго истощенія. Я ищу здѣсь правосудія.
ГЕРЦО. Это письмо Белларіо рекомендуетъ суду молодаго ученаго доктора. — Гдѣ же онъ?
НЕРИС. Здѣсь, ждетъ вашего согласія допустить его.
ГЕРЦО. Допускаю съ величайшей радостью. — Трое или четверо изъ васъ ступайте, и съ почетомъ проводите его сюда. — А между тѣмъ прослушаемъ письмо Белларіо.
КЛЕРК. (Читаетъ). «Вы, ваше высочество, увидите изъ этого, что письмо ваше нашло меня очень больнымъ; но въ то самое время какъ прибылъ вашъ посланный, у меня сидѣлъ, дружески посѣтившій меня, молодой докторъ изъ Рима; имя его Балтазаръ. Я сообщилъ ему спорное дѣло Жида съ купцомъ Антоніо; мы перерыли вмѣстѣ съ нимъ не мало книгъ; я сообщилъ ему мое мнѣніе, и онъ, усовершивъ его своей собственной ученостью — такъ обширной, что не нахожу и словъ для надлежащей ея оцѣнки, — явится съ нимъ, по настоятельной моей просьбѣ, къ вашему высочеству, чтобы вмѣсто меня исполнить ваше желаніе. Прошу не отказать ему, по его молодости, въ надлежащемъ уваженіи; потому что я не знавалъ еще такъ молодаго тѣла съ головой такъ старой. Поручаю его вашему милостивому пріему; на самомъ дѣлѣ всего лучше оправдается моя рекомендація».
ГЕРЦО. Вы слышите, что пишетъ мнѣ ученый Белларіо; но вотъ идетъ, кажется, и докторъ.
Вашу руку. Вы отъ стараго Белларіо?
ПОРЦІ. Отъ него, ваше высочество.
ГЕРЦО. Милости просимъ; займите ваше мѣсто, Извѣстна вамъ тяжба предстоящая теперь суду?
ПОРЦІ. Вполнѣ. Кто же здѣсь купецъ, и кто Жидъ?
ГЕРЦО. Антоніо и старый Шейлокъ, выступите впередъ.
ПОРЦІ. Шейлокъ ваше имя?
ШЕЙЛО. Шейлокъ имя мое.
ПОРЦІ. Страненъ искъ вами предъявленный; но по законамъ Венеціи нельзя не принять его въ разсмотрѣніе. (Антоніо.) Вы въ долгу у него, въ долгу вѣдь?
АНТОН. Да, такъ говорить онъ.
ПОРЦІ. Признаете вы обязательство?
АНТОН. Признаю.
ПОРЦІ. Въ такомъ случаѣ Жидъ долженъ быть милосердымъ.
ШЕЙЛО. Долженъ? по какому это, скажите, вынужденію?
ПОРЦІ. Милосердіе не вынуждается; оно надаетъ, какъ съ неба теплый дождь на долы; двойное въ немъ благословенье благословляетъ оно и оказывающаго его, и того кому оказывается. Сильнѣй оно всего въ сильнѣйшихъ; оно украшаетъ монарха на престолѣ болѣе, чѣмъ его корона; скипетръ его показываетъ только силу временнаго могущества: знакъ онъ только власти и величія, внушающій и страхъ и благоговѣніе къ властителямъ; но милосердіе выше — царитъ оно въ самихъ сердцахъ царей, знакъ оно самого Бога, и земная власть тогда только наиболѣе и уподобляется Божіей, когда приправляетъ правосудіе милосердіемъ. А потому, Жидъ, требуя правосудія, сообрази то, что по строгому правосудію никому изъ насъ не спастись; мы молимъ о милосердіи, и эта молитва въ тоже время учитъ насъ всѣхъ и дѣлу милосердія. Я распространился объ этомъ, чтобъ смягчить справедливость твоего иска, который, если ты настоишь на немъ, по неволѣ заставитъ строгій судъ Венеціи произнести приговоръ противъ купца этого.
ШЕЙЛО. Дѣла мои на мою голову! Требую законнаго: неустойки по обязательству.
ПОРЦІ. Не можетъ онъ развѣ уплатить деньгами?
КАССА. Можетъ; вотъ, я представляю за него суду сумму вдвое большую должной; недостаточно этого — отвѣчаю за уплату въ десять разъ большей и моими руками, и головой и сердцемъ. Если и этого не будетъ достаточно — будетъ очевидно, что злоба хочетъ уничтожить честность, и я прошу васъ подчинить нѣсколько законъ вашей власти: допустить, для большей справедливости, небольшую несправедливость, и отказать свирѣпому этому демону въ его требованіи.
ПОРЦІ. Не должно это быть. Нѣтъ въ Венеціи власти, которая могла бы измѣнить законъ, однажды постановленный; создалась бы черезъ то возможность и въ будущемъ ссылаться на это, и много неправды, по этому примѣру, вкралось бы въ республику. Не бывать этому.
ШЕЙЛО. Даніилъ это явился въ судъ! да, Даніилъ! О мудрый юный судія, какъ уважаю я тебя!
ПОРЦІ. Прошу, дай мнѣ взглянуть на обязательство.
ШЕЙЛО. Вотъ оно, достопочтеннѣйшій докторъ, вотъ оно.
ПОРЦІ. Шейлокъ, тебѣ предлагаютъ втрое вѣдь болѣе.
ШЕЙЛО. Поклялся я, поклялся, поклялся небу. Вззвалить мнѣ клятвопреступленіе на душу? Ни за всю Венецію.
ПОРЦІ. Обязательство это просрочено; и потому Жидъ въ правѣ требовать фунтъ мяса, который самъ долженъ вырѣзать у купца подлѣ самого сердца. Будь же милосердъ, возьми сумму втрое большую, и позволь мнѣ разорвать обязательство.
ШЕЙЛО. Когда по немъ, согласно содержанію его, уплатится. — Кажется, вы судія достойный; знаете законы, ваше изложеніе было чрезвычайно здраво. Именемъ закона, котораго вы вполнѣ надежная опора, требую, чтобы вы произнесли приговоръ. Клянусь моей душою — нѣтъ въ человѣческомъ языкѣ такой силы, чтобы могла измѣнить меня. Требую неустойки.
АНТОН. Убѣдительнѣйше прошу судъ произнести рѣшеніе.
ПОРЦІ. Когда такъ, вотъ оно: готовь грудь для ножа его.
ШЕЙЛО. О благородный судья! О дивный молодой человѣкъ!
ПОРЦІ. Содержаніе и смыслъ закона вполнѣ соотвѣтствуютъ взысканію неустойки, въ этомъ обязательствѣ обозначенной.
ШЕЙЛО. Совершеннѣйшая истина. О мудрый и православный судія! На сколько ты старше своей наружности!
ПОРЦІ. И потому обнажи грудь свою.
ШЕЙЛО. Да, грудь; такъ говоритъ обязательство. — Говоритъ вѣдь, благородный судья? Подлѣ самого сердца; подлинныя это слова его.
ПОРЦІ. Такъ. Есть вѣсы для того чтобы взвѣсить мясо?
ШЕЙЛО. Вотъ, готовы они у меня.
ПОРЦІ. Приготовь на свой счетъ и хирурга, Шейлокъ, чтобы перевязать рану; истечетъ онъ иначе кровью.
ШЕЙЛО. Означено развѣ это въ обязательствѣ?
ПОРЦІ. Нѣтъ; но что жь изъ того? Было бъ не дурно и изъ человѣколюбія позаботиться объ этомъ.
ШЕЙЛО. Не нахожу; нѣтъ этого въ обязательствѣ.
ПОРЦІ. Ты, купецъ, имѣешь что нибудь еще сказать?
АНТОН. Весьма немногое; вооружился и приготовился я отлично. — Дай мнѣ твою руку, Бассаніо; прощай! не грусти что изъ-за тебя подвергаюсь этому; потому что на этотъ разъ Фортуна милостивѣй обыкновеннаго. Обыкновенно она заставляетъ раззорившагося переживать его богатство для тягостнаго, съ челомъ покрытымъ морщинами, глазами впалыми, созерцанія годовъ нищеты; меня она избавила отъ томительной этой муки. Передай мой привѣтъ достойной женѣ твоей; разскажи ей конецъ Антоніо, какъ я любилъ тебя, какъ хорошо умеръ, и когда кончишь, спроси: былъ ли кѣмъ либо такъ любимъ Бассаніо. Не кайся, что теряешь друга, какъ не каюсь и я, что уплачиваю долгъ твой; прорѣжетъ Жидъ достаточно глубоко — уплачу его тотчасъ же всѣмъ сердцемъ.
БАССА. Антоніо, я женатъ на женщинѣ, которая дорога мнѣ какъ самая жизнь; но и моя жизнь, и жена, и весь міръ не дороже мнѣ твоей жизни; готовъ лишиться всего, всѣмъ этимъ пожертвовать, чтобы только освободить тебя отъ этого дьявола.
ПОРЦІ. Не поблагодарила бъ васъ жена за это, еслибъ была по близости и слышала такое предложенье.
ГРАЦІ. Есть и у меня жена, которую, увѣряю, люблю; желалъ бы однакожъ, чтобъ она была на небѣ, если можетъ умолить какую нибудь силу передѣлать жидовскую эту собаку.
НЕРИС. Хорошо, что вы говорите это за спиной ея; породило бъ иначе такое желаніе домашнія несогласія.
ШЕЙЛО. Вотъ они христіанскіе мужья-то! У меня есть дочь: желалъ бы видѣть ее скорѣй за кѣмъ либо изъ племени Варравы, чѣмъ за христіаниномъ! Но мы тратимъ время; возвратимся къ приговору.
ПОРЦІ. Фунтъ мяса этого самого купца твой; судъ присуждаетъ и законъ даруетъ его тебѣ.
ШЕЙЛО. О правосуднѣйшій судія!
ПОРЦІ. И ты можешь вырѣзать этотъ фунтъ изъ его груди; законъ дозволяетъ, и судъ присуждаетъ.
ШЕЙЛО. Ученѣйшій изъ судей! — Рѣшено! готовься же!
ПОРЦІ. Погоди немного; — это не все еще. — Обязательство это не даетъ тебѣ ни капли крови; сказано въ немъ весьма опредѣленно: фунтъ мяса; такъ и возьми же, по обязательству, свой фунтъ мяса; но если, вырѣзывая его, прольешь хоть одну каплю христіанской крови, твои земли и все твое имущество, все будетъ конфисковано въ пользу республики.
ГРАЦІ. О правосудный судія! — Замѣть это, Жидъ! — О ученый судія!
ШЕЙЛО. Говоритъ это законъ?
ПОРЦІ. Можешь взглянуть въ акты; ты требуешь правосудія, будь увѣренъ окажутъ тебѣ его, и болѣе даже, чѣмъ желаешь.
ГРАЦІ. О ученый судія! — Замѣть это, Жидъ; ученѣйшій изъ судей!
ШЕЙЛО. Такъ я соглашаюсь на предложеніе — заплатите по обязательству втрое, и или себѣ христіанинъ куда хочетъ.
БАССА. Вотъ деньги.
ПОРЦІ. Подождите. — Жиду окажется полнѣйшее правосудіе; — подождите; — не спѣшите. — Не получитъ онъ ничего, кромѣ неустойки.
ГРАЦІ. О Жидъ, какой это правосудный, какой ученый судія!
ПОРЦІ. И потому готовься къ вырѣзкѣ мяса. Не проливай только крови, и вырѣжь ровнехонько фунтъ — ни болѣе, ни менѣе; вырѣжешь болѣе или менѣе именно фунта, окажись онъ на вѣсахъ[15] тяжелѣ или легче, хоть на двадцатую долю скрупула; мало этого, отклонись ихъ стрѣлка хоть на волосокъ въ сторону — смерть тебѣ, и все твое имущество конфисковано.
ГРАЦІ. Второй это Даніилъ, Даніилъ, Жидъ! Попался ты мнѣ теперь, невѣрный!
ПОРЦІ. Чтоже стоишь, Жидъ? Бери свою неустойку.
ШЕЙЛО. Отдайте мнѣ мой капиталъ только, и отпустите меня.
БАССА. Готовъ онъ; вотъ.
ПОРЦІ. Отказался онъ отъ него въ присутствіи всего суда; получитъ только правосудіе и неустойку.
ГРАЦІ. Даніилъ да и только; второй Даніилъ! Благодарю тебя, Жидъ, что напомнилъ мнѣ о немъ.
ШЕЙЛО. Не получу я и капитала моего?
ПОРЦІ. Не получишь ничего, кромѣ неустойки; бери ее Жидъ, подъ страхомъ собственной отвѣтственности.
ШЕЙЛО. Такъ пусть же дьяволъ съ нимъ разсчитается! нечего мнѣ здѣсь болѣе дѣлать.
ПОРЦІ. Постой, Жидъ. Законъ имѣетъ еще и на тебя притязаніе. Въ законахъ Венеціи постановлено: если будетъ доказано, что иноземецъ косвенно или прямо покушался на жизнь кого либо изъ гражданъ, тотъ, противъ кого онъ замышлялъ, получаетъ одну половину его имущества, а другая половина поступаетъ въ особую казну республики; жизнь же виновнаго — въ милосердіи только Герцога и на перекоръ всѣмъ другимъ голосамъ. Ты находишься, утверждаю, именно въ этомъ положеніи; ибо изъ всего производства очевидно, что замышлялъ и косвенно и прямо на жизнь отвѣтчика, и потому заслужилъ наказаніе сейчасъ мною приведенное. Пади же къ ногамъ Герцога, и моли о помилованіи.
ГРАЦІ. Моли позволенія самому повѣситься; но все вѣдь твое богатство пошло въ казну республики, и у тебя не осталось даже и на веревку; придется стало повѣсить тебя на счетъ республики.
ГЕРЦО. Чтобъ ты видѣлъ различіе нашихъ нравовъ, дарую тебѣ жизнь прежде твоей мольбы о ней. Половина твоего имущества принадлежитъ Антоніо; другая идетъ въ казну республики, но твоя покорность можетъ заставить насъ удовольствоваться и простою пеней.
ПОРЦ. Республика, пожалуй; но не Антоніо.
ШЕЙЛ. Нѣтъ, возьмите мою жизнь и все; не прощайте ничего; вы берете мой домъ, когда берете опору мой домъ поддерживавшую; вы берете мою жизнь, когда берете средства, которыми живу я.
ПОРЦІ. Какое снисхожденіе можешь ты оказать ему, Антоніо?
ГРАЦІ. Дай ему даромъ веревку, и ничего болѣе, ради самого Бога.
АНТОН. Угодно будетъ вашему высочеству и всему суду замѣнить половину его имущества пеней, удовлетворюсь и я, если онъ согласится отдать другую въ мое распоряженіе — чтобъ, по его смерти, передать молодому дворянину, его дочь недавно похитившему. И это съ двумя еще условіями: во первыхъ, чтобы онъ, за эту милость, немедленно принялъ христіанство; а во вторыхъ, чтобы здѣсь, въ судѣ, составилъ дарственную запись, по которой все, что по смерти его окажется, должно перейти къ его сыну Лоренцо и къ его дочери.
ГЕРЦО. Онъ это сдѣлаетъ; беру иначе назадъ только что дарованное ему прощеніе.
ПОРЦІ. Доволенъ ты, Жидъ? что на это скажешь?
ШЕЙЛ. Доволенъ.
ПОРЦІ. Пиши, клеркъ, дарственную запись.
ШЕЙЛ. Прошу, отпустите меня; дурно мнѣ. Пришлите бумагу ко мнѣ, и я подпишу ее.
ГЕРЦО. Ступай; но смотри же, чтобъ была подписана.
ГРАЦІ. При крещеніи у тебя будетъ два крестныхъ отца; будь я судьей, прибавилъ бы я еще десять[16], чтобъ спровадить тебя не въ купель, а на висѣлицу. (Шейлокъ уходитъ.)
ГЕРЦО. Прошу васъ, синьоръ, ко мнѣ обѣдать.
ПОРЦІ. Прошу ваше высочество извинить меня. Мнѣ нынче же необходимо отправиться въ Падую, и я сейчасъ же ѣду.
ГЕРЦО. Очень жаль, что не имѣете досуга. Антоніо, вознагради синьора достойно; премного, по моему, обязанъ ты ему. (Уходитъ съ Сенаторами и со свитой.)
КАССА. Достойнѣйшій синьоръ, я и мой другъ избавлены нынче вашей мудростью отъ страшнаго взысканія; позвольте же намъ, тремя, должными Жиду, тысячами дукатовъ, выразить вамъ нашу искреннюю признательность за обязательный трудъ вашъ.
АНТОН. И остаться и любовью, и услугами навсегда въ неоплатномъ долгу у васъ.
ПОРЦІ. Вознагражденъ вполнѣ, вполнѣ довольный; я доволенъ, что избавилъ васъ, и потому считаю себя вполнѣ вознагражденнымъ; другихъ наградъ никогда не искалъ я. Прошу знать меня получше, когда еще встрѣтимся. Желаю вамъ всего хорошаго; съ тѣмъ и разстаюсь съ вами.
КАССА. Позвольте, любезнѣйшій синьоръ, еще просить васъ; возьмите отъ насъ что нибудь, не какъ награду, а какъ дань. Двѣ только у меня до васъ просьбы: не отказать и простить мнѣ.
ПОРЦІ. Вы такъ настаиваете — уступаю. Дайте мнѣ ваши перчатки — буду носить ихъ въ память о васъ; возьму, какъ знакъ вашей дружбы, и это кольцо; — не отдергивайте же руки вашей; не возьму ничего болѣе; а въ этомъ, по вашему ко мнѣ расположенію, вы вѣрно мнѣ не откажете.
КАССА. Это кольцо, любезнѣйшій синьоръ, — это такая бездѣлка, что мнѣ, право, стыдно дать вамъ ее.
ПОРЦІ. Кромѣ его не хочу ничего другаго, теперь, оно какъ-то понравилось мнѣ.
БАССА. Для меня оно дорого совсѣмъ не по цѣнности его. Отыщу, и дамъ вамъ драгоцѣннѣйшее кольцо Венеціи; но это — вы извините меня.
ПОРЦІ. Вижу, синьоръ, вы щедры только на предложенія. Вы сперва научили меня просить, а теперь учите, кажется, какъ отдѣлываться отъ нищаго.
БАССА. Любезнѣйшій синьоръ, кольцо это дано мнѣ женой; надѣвая его на мой палецъ, она заставила меня поклясться, что никогда не иродамъ, не отдамъ, и не потеряю его.
ПОРЦІ. Этимъ извиненіемъ, многіе сберегаютъ свои подарки. Не безумная жена ваша; никогда, узнавъ какъ заслужилъ я кольцо это, не разсорилась бы она съ вами за отдачу его мнѣ. — Такъ и быть; прощайте! (Уходитъ съ Нериссой.)
АНТОН. Отдай ему кольцо. Позволь услугѣ его, вмѣстѣ съ моей дружбой, перевѣсить завѣтъ жены твоей.
БАССА. Ступай, Граціано, бѣги, догони его, отдай ему это кольцо, и если можешь, приведи его въ домъ Антоніо. — Спѣши! (Граціано уходитъ.) Идемъ и мы туда сейчасъ же; а завтра, ранехонько утромъ, отправимся. оба въ Бельмонтъ. Идемъ, Антоніо. (Уходятъ.)
СЦЕНА 2.
правитьПОРЦІ. Отыщи домъ Жида, и заставь его подписать дарственную эту запись. Нынче же вечеромъ мы отправимся, и будемъ дома днемъ раньше мужей нашихъ. Обрадуетъ эта запись Лоренцо.
ГРАЦІ. Какъ я радъ, синьоръ, что догналъ васъ. Синьоръ Бассаніо, поразмысливъ, посылаетъ вамъ это кольцо и проситъ васъ съ нимъ отобѣдать.
ПОРЦІ. Не могу. Кольцо же принимаю съ величайшей благодарностью; такъ и скажите ему; за симъ, будьте такъ добры, покажите моему клерку домъ Жида.
ГРАЦІ. Готовъ.
НЕРИС. Синьоръ, мнѣ нужно сказать вамъ нѣсколько еще словъ. (Тихо Порціѣ) И я попробую выманить у мужа кольцо, которое онъ также поклялся хранить вѣчно.
ПОРЦІ. Ручаюсь, успѣешь. Какъ же будутъ они клясться, что отдали ихъ мущинамъ; но мы твердо будемъ стоять на своемъ, превзойдемъ ихъ клятвами, что лгутъ они. Ступай же, кончай скорѣе; гдѣ буду ждать тебя, ты знаешь.
НЕРИС. Идемте, синьоръ, покажите мнѣ домъ его. (Уходятъ.)
ДѢЙСТВІЕ V.
правитьСЦЕНА 1.
правитьЛОРЕН. Какъ ярко свѣтитъ мѣсяцъ. — Въ такую ночь, какъ эта, когда душистый вѣтерокъ нѣжно лобызалъ деревья, и они нисколько не шумѣли, — въ такую ночь, сдается мнѣ, взошелъ Троилъ на Троянскія стѣны, и вздохами слалъ свою душу въ станъ Грековъ, гдѣ въ эту ночь покоилась Крессида.
ІЕССИ. Въ такую ночь Тизба, боязливо ступая по росѣ, увидала передъ собой тѣнь льва, прежде чѣмъ его самого, и убѣжала въ ужасѣ.
ЛОРЕН. Въ такую ночь стояла Дидона, съ ивовой вѣтвью въ рукѣ, на пустынномъ берегу моря, и махала ею своему возлюбленному, чтобъ возвратился въ Карѳагенъ.
ІЕССИ. Въ такую ночь собирала Медея чародѣйственныя травы, чтобъ возвратить юность старому Язону.
ЛОРЕН. Въ такую ночь прокралась Іессика изъ дома богатаго Жида, и бѣжала съ бѣднымъ возлюбленнымъ изъ Венеціи въ Бельмонтъ.
ІЕССИ. Въ такую ночь іонный Лоренцо клялся ей, что страстно любитъ ее, похитилъ ея душу множествомъ клятвъ, изъ которыхъ ни въ одной не было и тѣни правды.
ЛОРЕН. Въ такую ночь хорошенькая Іессика, какъ маленькая вздорница, клевещетъ на своего возлюбленнаго, который прощаетъ ей это.
ІЕССИ. Переночнила бы я тебя, еслибъ никто не пришелъ; слышишь, идетъ кто-то.
ЛОРЕН. Кто спѣшитъ такъ въ безмолвный часъ ночи?
СТЕФА. Другъ.
ЛОРЕН. Другъ? какой другъ? твое имя, другъ?
СТЕФА. Мое имя Стефано, и съ вѣстью я, что госпожа моя будетъ передъ разсвѣтомъ здѣсь; она ходитъ по окрестнымъ святымъ мѣстамъ, и на колѣняхъ вымаливаетъ счастливаго супружества.
ЛОРЕН. Кто же съ ней?
СТЕФА. Да никого, кромѣ святаго пустынника и ея прислужницы. Скажите, пожалуйста, возвратился господинъ мой.
ЛОРЕН. Нѣтъ еще; ничего о немъ и не слыхали. Пойдемъ, Іессика, приготовимъ какой нибудь торжественный пріемъ хозяйкѣ дома.
ЛАНЦЕ. Эй! эй! Слышь! слышь!
ЛОРЕН. Кто зоветъ тамъ?
ЛАНЦЕ. Стой! слышь! не видалъ ли синьора, синьора Лоренцо? Слышь! слышь!
ЛОРЕН. Перестань же орать-то; здѣсь онъ.
ЛАНЦЕ. Стой! гдѣ же, гдѣ же?
ЛОРЕН. Да передъ тобой.
ЛАНЦЕ. Скажи же ему, пріѣхалъ гонецъ отъ моего господина съ рожкомъ своимъ, полнымъ славныхъ вѣстей; господинъ мой будетъ здѣсь прежде еще утра. (Уходите.)
ЛOPEН. Идемъ, моя милая, въ комнаты, подождемъ тамъ ихъ прибытія. Впрочемъ, зачѣмъ же — зачѣмъ идти намъ въ комнаты? Любезный Стефано, ступай, передай всѣмъ, что твоя госпожа сейчасъ будетъ, и приведи сюда музыкантовъ. (Стефано уходитъ.) Какъ хорошо спитъ лунный свѣтъ на скамьѣ этой! Сядемъ здѣсь, и пусть звуки музыки прокрадываются въ наши уши; тишина и ночь благопріятствуютъ переливамъ сладостной гармоніи. Садись, Іессика. Смотри, какъ усѣянъ сводъ неба блестками сверкающаго золота; нѣтъ и самомалѣйшей видимой тобой звѣздочки, которая, въ своемъ движеніи, не пѣла бы, какъ ангелъ, безпрестанно впадая въ хоръ юно-окихъ серафимовъ. Такая же гармонія и въ безсмертныхъ душахъ; но пока она заперта еще въ грязной этой оболочкѣ тлѣнія, не можемъ мы слышать ея.
Играйте, разбудите Діану гимномъ; коснитесь пріятнѣйшими звуками слуха госпожи вашей, зовите ее домой музыкой. (Музыка играетъ.)
ІЕССИ. Никогда, слушая хорошую музыку, не была я весела.
ЛОРЕН. Отъ напряженія это вниманія. Посмотри на дикое рѣзвое стадо, или на табунъ молодыхъ необузданныхъ еще лошадей: какіе бѣшеные, въ слѣдствіе горячей ихъ крови, скачки, какой ревъ, какое ржаніе; но услышь они вдругъ звуки трубы, коснись только ихъ слуха какая нибудь музыка, увидишь, всѣ они разомъ остановятся, и дико сверкающіе глаза ихъ начнутъ, отъ чаръ музыки, смотрѣть такъ кротко. Что Орфей двигалъ и деревья, и камни, и потоки, сочинилъ поэтъ потому, что нѣтъ ничего на столько упорнаго, твердаго и свирѣпаго, что бы на время не измѣнялось музыкой. Тотъ, въ комъ нѣтъ музыки, кто не трогается согласіемъ сладостныхъ звуковъ, способенъ къ измѣнѣ, коварству, хищности; движенія его души темны, какъ ночь, и склонности мрачны, какъ Эребъ. Не довѣряй такому человѣку. — Слушай же музыку.
ПОРЦІ. Это въ залѣ горитъ огонь. Какъ далеко бросаетъ маленькая эта свѣчка лучи свои! Такъ свѣтитъ доброе дѣло въ зломъ этомъ мірѣ.
НЕРИС. Когда свѣтилъ мѣсяцъ, мы не видали его.
ПОРЦІ. Такъ слава большая затемняетъ меньшую. Сіяетъ и намѣстникъ ярко, какъ король, пока король не явится; а явится — исчезаетъ блескъ его, какъ ручей въ океанѣ. Музыка! слышишь?
НЕРИС. Ваша это, синьора, домашняя музыка.
ПОРЦІ. Все, вижу, хорошо только относительно; она звучитъ, кажется мнѣ, несравненно пріятнѣе, чѣмъ днемъ.
НЕРИС. Тишина придаетъ ей эту пріятность.
ПОРЦІ. И ворона поетъ такъ же хорошо, какъ и жаворонокъ, для не слушающихъ; я думаю и соловья, пой онъ днемъ, когда всякій гусь гогочетъ, сочли бы пѣвцомъ не лучшимъ крапивника. Какъ многое бываетъ обязано надлежащей похвалой, должной оцѣнкой только своему своевременному, кстати проявленію! — Умолкни! спитъ теперь луна съ Эндиміономъ, и не хотѣла бы чтобъ разбудили ее. (Музыка умолкаетъ.)
ЛОРЕН. Это голосъ Порціи, или жестоко ошибаюсь.
ПОРЦІ. Узналъ онъ меня, какъ слѣпой кукушку, по дурному голосу.
ЛОРЕН. Привѣтствую васъ, прекрасная синьора.
ПОРЦІ. Мы молили успѣха мужьямъ нашимъ, и надѣемся, что не напрасны были молитвы наши. Возвратились они?
ЛОРЕН. Нѣтъ еще; но пріѣхалъ гонецъ съ вѣстью, что скоро будутъ.
ПОРЦІ. Ступай, Нерисса, въ комнаты и скажи моимъ служителямъ чтобъ они не говорили о нашемъ отсутствіи. Не говорите и вы, Лоренцо; — и ты, Іессика. (Трубные за сценой звуки.)
ЛОРЕН. Вотъ и супругъ вашъ; слышу трубу его. Не болтливы мы, синьора; не бойтесь.
ПОРЦІ. Больнымъ днемъ кажется мнѣ ночь эта; немного она только поблѣднѣе; такой она день, какимъ день бываетъ когда спрячется солнце.
БАССА. Былъ бы у насъ день и въ одно время съ антиподами, еслибъ ты въ отсутствіи солнца гуляла.
ПОРЦІ. Позволь мнѣ свѣтить, но не бояться свѣта; потому что жена боящаяся свѣта дѣлаетъ мужа сумрачнымъ[17], а такимъ, по моей милости, Бассаніо никогда не будетъ. Все впрочемъ въ божьей волѣ! — Привѣтствую твое возвращеніе, мой повелитель.
КАССА. Благодарю; привѣть же и моего друга. Вотъ онъ, вотъ Антоніо, которому я такъ много обязанъ.
ПОРЦІ. Во всѣхъ смыслахъ слѣдуетъ тебѣ быть премного ему обязаннымъ; потому что, слышала, на что за тебя онъ обязывался.
АНТОН. За все онъ ужь заплатилъ мнѣ.
ПОРЦІ. Синьоръ, отъ всей души рада я вамъ, и это должна доказать не словами, и потому кончаю словесныя заявленія вѣжливости.
ЛОРЕН. (Нериссѣ). Клянусь вотъ этой луной, ты обижаешь меня; ей-богу я отдалъ его клерку судьи. Желалъ бы, если ужь ты, моя милая, такъ сильно принимаешь это къ сердцу, чтобъ получившій его сдѣлался евнухомъ.
ПОРЦІ. Что это у васъ, ссора ужь? Изъ-за чего это?
ГРАЦІ. Изъ-за золотого ободочка, изъ-за подареннаго мнѣ ею ничтожнаго колечка съ надписью, въ родѣ тѣхъ, какими ножевщики для всего міра снабжаютъ ножи, съ надписью: «Люби меня, и не покидай меня».
НЕРИС. Что ты толкуешь о надписи и о цѣнности? Ты поклялся мнѣ, когда я тебѣ его отдавала, что будешь носить его до самой смерти; что сойдетъ оно съ тобой и въ могилу; если не изъ любви ко мнѣ, такъ ради ужь страшныхъ клятвъ слѣдовало бы тебѣ беречь его. Отдалъ вишь клерку судьи! — вздоръ, знаю навѣрное, что бороды-то у этого клерка никогда не будетъ.
ГРАЦІ. Будетъ, доживетъ если только до возмужалости.
НЕРИС. Доживетъ если женщина до превращенья въ мущину.
ГРАЦІ. Клянусь этой рукой, я отдалъ его юношѣ, почти что мальчику; маленькому, щедушному мальчику, не выше тебя ростомъ, клерку судьи; безотвязный этотъ мальчишка такъ вымаливалъ его въ награду, что я никакъ не могъ отказать.
ПОРЦІ. Дурно, скажу вамъ откровенно, сдѣлали вы, что такъ легко разстались съ первымъ подаркомъ вашей жены; съ тѣмъ, что клятвами было прикрѣплено къ вашему пальцу, вѣрностью приковано къ вашему тѣлу. И я подарила моему мужу кольцо, заставивъ его покляться, что никогда онъ съ нимъ не разстанется; вотъ онъ тутъ, — и я готова присягнуть, что не разстанется онъ съ нимъ, не сниметъ его съ своего пальца и за всѣ сокровища міра. Повѣрьте, Граціано, жестокій дали вы женѣ вашей поводъ къ огорченію; случись это со мной — я просто съ ума сошла бы.
КАССА. (Про себя). Лучше-бы отрубить мнѣ лѣвую свою руку, и поклясться, что потерялъ кольцо, отстаивая его, поручусь теперь душой, что за симъ супругъ вашъ никогда уже умышленно не нарушитъ никакой клятвы вамъ.
ПОРЦІ. Вы ручаетесь? Отдайте-жь ему это; и скажите, чтобъ берегъ его лучше того,
АНТОН. Вотъ тебѣ, Бассаніо; клянись хранить это кольцо.
БАССА. Боги! да это то самое, которое я отдалъ доктору!
ПОРЦІ. Отъ него я и получила его; прости мнѣ, Бассаніо. изъ-за этого кольца я вѣдь всю ночь провела съ нимъ.
НЕРИС. И мнѣ прости, мой милый Граціано; потому что и я провела эту ночь именно съ тѣмъ щедушнымъ мальчишкой, съ клеркомъ доктора.
ГРАЦІ. Да это тоже, что поправка большихъ дорогъ лѣтомъ, когда онѣ и безъ того достаточно хороши. Приставили намъ рога, прежде чѣмъ мы ихъ заслужили?
ПОРЦІ. Не говорите такъ дерзко. — Вы всѣ удивлены. Вотъ письмо, прочтите его на досугѣ; оно изъ Падуи, отъ Белларіо; изъ него вы узнаете, что докторъ — Порція, а клеркъ — Нерисса. Лоренцо засвидѣтельствуетъ вамъ, что я уѣхала вслѣдъ за вами, и только что возвратилась; я еще и не входила въ домъ. — Отъ души я рада вамъ, Антоніо; есть у меня и для васъ новости, какихъ и не ожидаете. Распечатайте это письмо сейчасъ-же; изъ него вы узнаете, что три корабля ваши съ богатымъ грузомъ неожиданно вошли въ гавань. Какимъ же страннымъ случаемъ попало это письмо въ мои руки вы не узнаете.
АНТОН. Онѣмѣлъ я.
КАССА. Такъ это ты была докторомъ? и я не узналъ тебя.
ГРАЦІ. Такъ это ты клеркъ, который долженъ сдѣлать меня рогоносцемъ?
НЕРИС. Да, клеркъ, который никогда этого не сдѣлаетъ, если только не сдѣлается мущиной.
БАССА. Милый докторъ, ты будешь моимъ сопостельникомъ; лежи съ моей женой въ моемъ отсутствіи.
АНТОН. Прекрасная синьора, вы даровали мнѣ жизнь и чѣмъ жить; тутъ вѣрное извѣстіе, что корабли мои благополучно прибыли въ гавань.
ПРОЦІ. И для васъ, Лоренцо, есть у моего клерка кое-что пріятное.
НЕРИС. И я отдамъ имъ это кое-что, не требуя за то никакой награды; вотъ, вручаю вамъ и Іессикѣ дарственную богатаго Жида запись, но которой все, что онъ имѣетъ, по его смерти переходитъ къ вамъ.
ЛОРЕН. Прекрасныя, вы усыпаете небесною манной путь голодающихъ.
ПОРЦІ. Почти что утро ужь, а вы, увѣрена, не вполнѣ еще удовлетворены объясненіемъ случившагося. Пойдемте въ комнаты; тамъ можете допрашивать насъ какъ угодно, и мы на все отвѣтимъ вамъ добросовѣстно.
ГРАЦІ. Прекрасно. Первымъ допросомъ, которому Нерисса, подъ присягой, подвергнется, будетъ: что ей лучше — ждать ли слѣдующей ночи, или отправляться спать теперь же, въ два часа утра? Я же, настань и день, желалъ бы чтобъ онъ былъ теменъ, пока буду спать съ клеркомъ доктора. За симъ, пока буду живъ, не будетъ у меня заботы большей храненія кольца Периссы. (Уходятъ.)
- ↑ Названіе корабля Антоніо.
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: Is that any thing now?… По Колльеру: It is that; any thing now.
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: like a wilful youth… По Колльеру: like a vasteful youth…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: great appropriation… По Колльеру: great approbation…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: of the burnish’d sun… По Колльеру: of the burning sun.
- ↑ Италіанское: впередъ! живо!
- ↑ Кровотеченіе изъ носа считалось дурнымъ предзнаменованіемъ.
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: Fast bind, fast, find… По Колльеру safe bind, safe find…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: Which pries no` to th`interior… По Колльеру: Which prizes not th’interior…
- ↑ Бирюзѣ приписывали въ тѣ времена свойства: предотвращать ссоры между супругами и обозначать, блѣднѣя или синѣя, состояніе здоровья.
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: to peise the time… По Колльеру: to pause the time…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: Thus ornament is but the guiled shore То a mosy dangerons sea, the beauteous scarf Veiling un Indian beauty in а word… По Колльеру: Thus ornament is but the guiling shore To a most dangerous sea, the beauteous scarf Veiling an Italian; beautу, in a word…
- ↑ Тутъ игра словами: Moor — Арапка и more — болѣе.
- ↑ Royal-merchant — такъ назывались Венеціанскіе купцы, имѣвшіе независимыя владѣнія на островахъ Архипелага.
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: in the substance… По Колльеру: in the balance…
- ↑ Присяжныхъ въ шутку называли крестными отцами суда; ихъ требовалось двѣнадцать чтобы осудить на висѣлицу.
- ↑ Тутъ непереводимая игра значеніями словъ: light — свѣтить, легкомысленная, вѣтреная, легкая, и heavy — тяжелый, печальный, грустный.