Пѣвецъ Слова о Полку Игоревомъ знаетъ Бѣлоруссію.— Значеніе Бѣлоруссіи въ миөологическомъ и этнографическомъ отношеніи.— Археологическія изслѣдованія въ Бѣлоруссіи. — Могилы каменнаго вѣка. — Могилы переходныхъ эпохъ. — Издѣлія изъ камня и кремня. — Кострища. — Ростъ первобытныхъ людей. — Женскіе костяки вмѣстѣ съ мужскими.— Бронзовыя и другія издѣлія. — Музеи. — Сравнительные выводы. — Первобытныя древности въ землѣ Латышей. — Городища.— Идолы.— Значеніе камня въ доисторическое время. — Рогволодовъ камень не дольменъ-ли?—Двинскіе камни.— Іосафатовъ камень.— Витовтовы тарелки и вилки. —Оршанская кольчуга. — Памятникъ Тышкевича. — Гора Рогнѣды.
......... И снова ужь мчался
Волкомъ голоднымъ съ Дудутокъ къ Нѣмигѣ, pѣkѣ многоводной.
А на Hѣмигѣ - pѣкѣ устилаютъ далекое поле,
Вмѣсто сноповъ головами, молотятъ стальными цѣпами.
Жизнь кладутъ на току и вѣютъ душу изъ тѣла.
Кровью затопленный берегъ Нѣмиги не жатвой засѣянъ
Былъ, а тѣлами русскихъ сыновъ.
Карамзинъ полагаетъ, что Дудутки, упоминаемыя въ «Словѣ о Полку Игоревомъ», находятся около Новогрудка.— Вовсе нѣтъ. — Дудутки, нынѣ Дудиче, селеніе въ Игуменскомъ уѣздѣ. Нѣмига, нынѣ небольшая рѣченка, впадаетъ въ р. Свислочъ. Она течетъ въ самомъ Минскѣ и отдѣляетъ отъ города предмѣстье, называемое также Нѣмигой. Но иначе думали Гербель и другіе переводчики «Слова». У нихъ Нѣмига — это Нѣманъ. Такъ думалъ и Карамзинъ. Гербелю, съ легкой руки Карамзина, показалось даже, что Дудутки гдѣ-то около Новгорода Великаго. Татищевъ пошелъ еще далѣе. Онъ полагалъ, что Нѣманъ течетъ между Минскомъ и Полоцкомъ. Между тѣмъ Нѣманъ отъ Нѣмиги отстоитъ на 70 верстъ. Нѣтъ сомнѣнія, что въ Минскѣ, или близъ Минска, надъ Нѣмигою, которая въ то время дѣйствительно могла быть многоводною, произошло кровавое сраженіе въ 1067 г., о которомъ говоритъ авторъ «Слова».
Мы видимъ, что знаменитый творецъ пѣсни зналъ бѣлорусскую Нѣмигу, бѣлорусскій Минскъ. Онъ былъ знакомъ и съ другими древними поселеніями этой страны. Поэтъ говоритъ:
.............«Поникло веселье, замолкли
«Пѣсни и трубы въ Городнѣ, о смерти его (Изяслава) возвѣстили».
Поэтъ знакомъ не съ одними городами Бѣлоруссіи; онъ величаетъ полоцкую «Софью»; но онъ знаетъ и старыхъ боговъ, жившихъ въ памяти народа, хотя уже и христіанскаго. У него вѣщій Боянъ — внукъ Велесовъ, надѣляетъ мудростью и поэтическими вдохновеніями. Поэтъ говоритъ:
«Чили въспѣти было, вѣщей Бояне, Велесовъ внуче!»
Вѣтры у него Стрибоговы внуки, внуки царя морей и бурь. Этого мало: павшее воинство на полѣ брани — это внучата могучаго Даждь-бога, т. е. солнца, Перунова сына.
А эти боги такъ долго владычествовали въ Бѣлоруссіи, да и теперь не совсѣмъ чужды народу.
Бѣлоруссія, съ ея величественными Днѣпромъ и Двиною, съ ея дремучими лѣсами, съ непроходимыми тундрами и болотами, — царство волковъ и козъ, лѣшихъ и русалокъ, царство вѣдьмъ и чаровницъ, гдѣ ихъ еще въ концѣ прошлаго столѣтія плавили на озерахъ — хотя и рано приняла христіанство, но надолго сохранила древніе языческіе преданія и обряды. Бѣлоруссъ и теперь чтитъ своего домашняго пената «Чура», онъ и до сихъ поръ знаетъ боговъ каждаго времени года и даже опишетъ наружность каждаго. Онъ помнитъ наружность Ярилы и теперь Ладой заклинаетъ весну; онъ умѣетъ увертываться передъ лѣшимъ въ лѣсу, подчасъ даже надуетъ его; онъ знаетъ, какъ подразнить русалокъ, но не поддаться имъ. Онъ чествуетъ свою Ліолю, богиню весны, свою Ціоцю, когда она явится красивой, полной женщиной, съ спѣлыми колосьями на головѣ и съ плодами въ рукахъ,— его кормилицу, богиню лѣта; но онъ умѣетъ задобрить и страшнаго Зюзю, грознаго, смертоноснаго Карачуна. Ліоля, Ціоця и Зюзя — прозвища извѣстныя только въ Бѣлоруссіи. Бѣлоруссъ вамъ разскажетъ, какъ Цѣрешка добылъ цвѣтокъ папоротника и какъ вдругъ сталъ могучъ и уменъ. Только Бѣлоруссъ знаетъ подземнаго Жижаля (огонь), распространителя лѣсныхъ пожаровъ.
Удивительное богатство фантазіи, въ преданіяхъ, легендахъ, съ такимъ живымъ отблескомъ давно прошедшаго, съ такимъ наивнымъ вѣрованіемъ во все таинственное, сверхъестественное, заставляетъ васъ, слушая пѣсни Бѣлорусса, его легенды, вглядываясь въ его обряды, невольно увлекаться и соглашаться, что высохшій рукавъ Сожи и другіе исчезнувшіе рукава или самыя рѣки нельзя иначе величать, какъ стариками.
Бѣлоруссія — край могилъ, кургановъ, городищъ, городковъ, урочищъ, замковъ, замковищъ,—край, гдѣ чуть не на каждомъ шагу вы встрѣчаете слѣды минувшаго, въ памятникахъ, сказаніяхъ, пѣсняхъ.
И столько научнаго богатства, такое обиліе матеріаловъ почти нетронуто, еще ожидаетъ серьезныхъ изысканій археологическихъ, этнографическихъ, филологическихъ.
Побережья Нѣмана, Западной Двины и Днѣпра, съ ихъ многочисленными притоками, сохранили очень много доисторическихъ памятниковъ, свидѣтельствующихъ о населенности Бѣлорусскаго полѣсья даже въ глубокой древности. Въ Борисовскомъ уѣздѣ, Минской губерніи, въ окрестностяхъ Логойска и Березины, въ Губской пущѣ и другихъ дремучихъ лѣсахъ, насчитываютъ тысячи могильныхъ кургановъ, разсѣянныхъ въ разныхъ мѣстахъ группами, курганъ при курганѣ, по нѣсколько сотъ. Такихъ же доисторическихъ памятниковъ много въ Новогрудскомъ и другихъ уѣздахъ Минской губерніи. Все пространство между Могилевомъ и р. Сожею, а также отъ м. Шклова, по теченью Березины и Друтьи до устья Припети, усѣяно могилами. Трудолюбивый А. Сементовскій, въ изданныхъ имъ въ 1867 г. «Памятникахъ старины Витебской губерніи,» знакомитъ насъ съ древностями этой области. По собраннымъ имъ свѣдѣніямъ оказывается, что въ Себежскомъ уѣздѣ 540 кургановъ, въ Полоцкомъ 111, въ Лепельскомъ болѣе 300, въ Городокскомъ около 100. Но конечно это не все. Добросовѣстный авторъ исчислилъ только тѣ, существованіе которыхъ ему было положительно извѣстно. Въ Себежскомъ уѣздѣ курганы-могилы называются сопками, въ Городокскомъ—волотовками. Сементовскимъ же указаны — и многія описаны — болѣе замѣчательныя городища, замки и замковища.
Археологическихъ изслѣдованій въ четырехъ губерніяхъ, относительно, немного сдѣлано. Родные братья, гр. Евстафій и Константинъ Піевичи Тышкевичи производили археологическія разслѣдованія въ окрестностяхъ родоваго ихъ имѣнія Логойска и въ другихъ мѣстахъ Борисовскаго и Минскаго уѣздовъ. Послѣдній изслѣдовалъ также много кургановъ въ Могилевской губерніи. Совершивъ плаваніе по всему теченію р. Виліи, онъ коснулся и древностей Бѣлорусскаго полѣсья. Извѣстный историкъ Литвы, Ѳ. Е. Нарбуттъ производилъ археологическія изслѣдованія въ Могилевской губерніи; членъ московскаго археологическаго общества М. Ф. Кусцинскій — въ Витебской. Въ пятидесятыхъ годахъ и мы изслѣдовали значительное число кургановъ въ Минской губ., въ особенности въ Борисовскомъ и Новогрудскомъ уѣздахъ. Вотъ почти все, что намъ извѣстно, изъ систематическихъ научныхъ изслѣдованій первобытныхъ древностей въ Бѣлорусскомъ полѣсьѣ. Мы не причисляемъ къ этому неумѣлыхъ изслѣдованій Говорскаго, цѣликомъ переводившаго статьи гр. Е. П. Тышкевича и выдававшаго ихъ за свои.
Система дѣленія первобытныхъ древностей на три главныя эпохи: каменную, бронзовую и желѣзную, въ настоящее время поколеблена въ Европѣ. Только немногіе изъ археологовъ еще строго придерживаются этой системы. Что прежде,— мѣдь, бронза или желѣзо,— сдѣлалось доступными доисторическому человѣку, вопросъ еще далеко неразрѣшенный; нѣкоторые же окончательно склоняются въ пользу желѣза. Но желѣзо болѣе всѣхъ металловъ подвержено уничтоженію; поэтому и приговоры о каменныхъ могилахъ, т. е. такихъ, въ которыхъ не найдено ничего металлическаго, кромѣ каменныхъ, кремневыхъ, костяныхъ и янтарныхъ издѣлій, должны быть очень осмотрительны: въ нихъ могло не быть бронзовыхъ издѣлій, но могли быть желѣзныя. Мы однако думаемъ, что тщательное изслѣдованіе всегда можетъ обнаружить, какъ это намъ не разъ случалось, присутствіе желѣза въ ржавчинѣ, остающейся въ землѣ при костякахъ. И потому только тогда, когда послѣ самыхъ точныхъ изслѣдованій мы придемъ къ полному убѣжденію, что въ могилѣ нѣтъ не только бронзы, но и малѣйшихъ слѣдовъ желѣза, а между тѣмъ найдутся издѣлія изъ глины, камня или кремня, кости и янтаря, — можно придти къ заключенію, что такая могила принадлежитъ къ каменному вѣку. Конечно, въ этомъ случаѣ весьма важно самое устройство могилы, керамическія издѣлія и ихъ орнаментовка, содѣйствующія уясненію вопроса.
Долгое время существовала еще система опредѣленія могилъ переходными эпохами, отъ каменной къ бронзовой и къ желѣзной. Къ переходной эпохѣ относили такія могилы, въ которыхъ, кромѣ бронзовыхъ или желѣзныхъ издѣлій, находили также и каменныя. Такая система рушится сама собою. Металлъ замѣнилъ камень; но народная вѣра, преданія, религіозныя понятія, поддерживаемыя жрецами, придавали особенное значеніе каменному орудію. Оно составляло предметъ, священный было принадлежностью обрядовъ. Вотъ почему мы находимъ въ могилахъ каменныя или кремневыя издѣлія рядомъ съ металлическими. Каменный молотъ или топорикъ въ такой могилѣ то же, что напр. каменный молотъ въ рукахъ Юпитера, хотя вся статуя вылита была изъ бронзы; то же, что кремневый ножъ въ рукахъ Еврея при обрѣзаніи, хотя давно уже были въ употребленіи болѣе удобные ножи изъ металла.
Въ этомъ отношеніи могилы Бѣлорусскаго полѣсья представляютъ странное явленіе, ежели сравнить ихъ съ могилами въ другихъ Славянскихъ земляхъ, гдѣ большею частью, почти въ каждой могилѣ, какъ равно и на кострищахъ, рядомъ съ издѣліями изъ металловъ непремѣнно попадается какое нибудь орудіе изъ камня или кремня. Въ бѣлорусскихъ могилахъ находка каменнаго издѣлія составляетъ величайшую рѣдкость. Неуясненный этотъ вопросъ тѣмъ поразительнѣе, что нигдѣ почти не находятъ въ такомъ обиліи каменныхъ и кремневыхъ булавъ, топоровъ, рубилъ, долотъ, скребковъ и т. п., какъ въ Бѣлоруссіи и на Литвѣ. Но ихъ находятъ большею частью не въ могилахъ, а случайно при копкѣ канавъ, при обработкѣ полей и огородовъ, въ лѣсахъ, въ болотахъ, по берегамъ рѣкъ и озеръ. Каждая такая находка свидѣтельствуетъ о заселенности этихъ мѣстъ въ первобытное время. М. Ф. Кусцинскій свидѣтельствуетъ, что въ продолженіе семнадцатилѣтнихъ археологическихъ изслѣдованій ему ни разу не пришлось встрѣтиться съ каменными орудіями въ курганахъ.
Еще замѣчательнѣе, что на побережьѣ Днѣпра и его притоковъ почти не находили могилъ каменнаго вѣка, т. е. такихъ, въ которыхъ нѣтъ ни малѣйшихъ слѣдовъ присутствія металлическихъ издѣлій, а только каменныя. Гр. К. П. Тышкевичъ описываетъ чуть-ли не исключительный случай находки каменнаго гроба съ сожженными останками. Это было въ имѣніи Зыковѣ, въ Минскомъ уѣздѣ, гдѣ въ 1860 г. вотчинникъ этого имѣнія, Жабчинскій, приказалъ перевезти подъ фундаментъ вновь строившагося зданія большой камень, лежавшій на дворовой запашкѣ. Когда его сдвинули съ мѣста, то подъ нимъ нашлась черная плита, тщательно обдѣланная; когда же и ее приподняли, то подъ нею нашли еще три плиты, уставленныя прямоугольникомъ и упиравшіяся боками въ плоскій, ребромъ положенный, камень. Внутри стояли четыре урны съ пепломъ и недогорѣвшими косточками, а подъ ними кремневый клинъ. Каменныхъ же гробовъ, въ родѣ ящиковъ, составленныхъ изъ шести большихъ плитъ, съ поломъ и крышею, въ которыхъ обыкновенно помѣщались два костяка въ сидячемъ положеніи, а равно и такихъ, какіе описываетъ Дюбуа на Жмуди (могилъ великановъ), въ Бѣлоруссіи, до сихъ поръ, покрайней мѣрѣ, не найдено ни одного. Тѣмъ не менѣе, въ могилахъ послѣдующихъ эпохъ, въ которыхъ находили уже металлическія издѣлія, камень служилъ во многихъ случаяхъ основнымъ матеріаломъ для устройства могилъ. Гр. К. П. Тышкевичъ описываетъ курганы въ Селищѣ, въ Минскомъ уѣздѣ, для постройки которыхъ снесена была масса громадныхъ камней, хотя окрестность вовсе не каменистая. Въ Брицянкѣ, близъ Новогрудка, въ курганахъ тоже я находилъ много камней. К. И . Шмидтъ находилъ въ могилахъ камни, уложенные въ видѣ круга или четырехугольника, такъ что въ серединѣ помѣщались камни меньшаго размѣра, окружность же составлялась изъ большихъ камней.
Гробовъ, сложенныхъ изъ кирпичей, связанныхъ известковымъ цементомъ, какіе находилъ Д. Я. Самоквасовъ въ землѣ древнихъ Сѣверянъ, сколько намъ извѣстно, въ Бѣлоруссіи нигдѣ не отыскано.
Нѣтъ и гробницъ, изъ дубоваго дерева сложенныхъ, какія я находилъ въ галицкой Подоліи и на Покутьѣ.
Въ бѣлорусскихъ курганныхъ могилахъ мы находимъ и другія отличія отъ похоронныхъ обычаевъ другихъ Славянскихъ земель. Такъ напр. горшки и другіе сосуды, которые ставили покойнику съ яствами и питьемъ, въ Бѣлорусскомъ Полѣсьѣ всегда находили въ ногахъ или въ головѣ, иногда только сбоку, но во всякомъ случаѣ на одной поверхности съ остовомъ, тогда какъ въ другихъ Славянскихъ земляхъ эти сосуды попадаются всегда повыше остова, въ курганной насыпи.
Какъ въ Литвѣ, такъ и на всемъ протяженіи Бѣлорусскаго Полѣсья особыхъ кладбищъ съ кострищами, какія существуютъ въ Польшѣ, въ Чехіи и нѣкоторыхъ другихъ Славянскихъ земляхъ, вовсе нѣтъ. Кострища, на которыхъ сожнгали покойника и пепелъ хоронили въ урнѣ, въ Литвѣ всеобщи, а въ Бѣлоруссіи иногда только встрѣчаются, но одиночныя, и надъ ними, также какъ надъ костяками, насыпанъ курганъ. На общихъ кладбищахъ, гдѣ совершалось трупосожнганіе, очень часто случается находить урны въ два и три яруса, одна подъ другой. Въ бѣлорусскихъ курганахъ были также подобные случаи, но не на общихъ кладбищахъ, а въ курганныхъ насыпяхъ. Гр. К. П. Тышкевнчъ разсказываетъ, что въ Копыскомъ уѣздѣ, Могилевской губерніи, на берегу рѣки Бобра, при селеніи Старый-Бобръ, въ большомъ курганѣ, на глубинѣ 1 арш. 12 верш. онъ нашелъ сожженные останки, прикрытые камнемъ; ниже на одинъ аршинъ оказалась другая куча пепла и наконецъ третья на самомъ днѣ кургана. Можно однако усомниться въ томъ, что здѣсь, какъ думаетъ гр. Тышкевичъ, похоронены три человѣка. Кучи эти съ пепломъ и костями неизслѣдованы. Въ нихъ, особенно въ двухъ верхнихъ, могли быть кости животныхъ. Поэтому намъ кажется, что эти двѣ кучи произошли отъ тризнъ, совершенныхъ по умершемъ, котораго сожженный прахъ покоился на днѣ кургана. По крайней мѣрѣ мы много разъ встрѣчали подобные остатки заупокойныхъ языческихъ тризнъ, какъ на общихъ кладбищахъ, такъ и въ одиночныхъ курганахъ.
Въ Черцахъ, близъ Лепеля, М. Ф. Кусцинскій, въ двухъ рядомъ лежащихъ курганахъ, нашелъ останки сожженными. Въ одномъ изъ кургановъ, въ урнѣ, подъ пепломъ и недогорѣвшими костями находился бронзовый бердышъ.
Мы замѣтили при раскопкахъ въ разныхъ Славянскихъ земляхъ, что въ большинствѣ случаевъ существовалъ обычай присыпать покойника не грунтовою землею данной мѣстности, но приносною, иногда даже издалека. Такъ напр., гдѣ грунтъ песчаный, покойника клали на черноземѣ и присыпали такою же землею, и наоборотъ, въ черноземномъ грунтѣ — присыпали пескомъ. Часто употребляли для этого глину или известь. Чтобы не вводить въ заблужденіе, мы должны пояснить, что мы говоримъ не о самомъ курганѣ, который могъ быть насыпанъ изъ мѣстной земли, но о присыпкѣ и подкладкѣ подъ покойника на днѣ кургана, или еще чаще въ глубинѣ земли. То же мы замѣчали многократно и въ Бѣлоруссіи.
По замѣчанію гр. К. П. Тышкевича, болѣе другихъ изслѣдовавшаго курганы въ Бѣлоруссіи, скелеты женскіе, судя по украшеніямъ, при нихъ найденнымъ, были выше мужскихъ. По его словамъ, каждый женскій скелетъ былъ нѣсколькими дюймами выше четырехъ футовъ, тогда какъ мужскіе часто не достигали этой мѣры. По нашему мнѣнію, такого заключенія нельзя принять за общее правило уже потому, что если тазъ въ остовѣ истлѣлъ, то по одному черепу и самый опытный антропологъ не всегда можетъ отличить мужской остовъ отъ женскаго Это мнѣніе высказано даже Вирховымъ. По нашимъ личнымъ наблюденіямъ, мы могли придти только къ такому заключенію, что въ курганную эпоху женщины были далеко выше ростомъ, чѣмъ въ настоящее время,— повторяемъ однако, насколько не обманываютъ насъ украшенія, находимыя при костякахъ, по которымъ мы узнаемъ женскіе скелеты.
Мы уже указали выше, что каждый курганъ насыпанъ надъ однимъ покойникомъ. По отношенію къ Бѣлоруссіи лично мнѣ извѣстны только два исключенія изъ этого общаго правила. Во время изслѣдованій, произведенныхъ мною вмѣстѣ съ гр. К. П. Тышкевичемъ въ Логойской пущѣ, Борисовскаго уѣзда, въ урочищѣ Словогоскіе-копцы, въ одномъ курганѣ оказались два костяка, оба головами обращенные на юго-западъ, лежавшіе на разстояніи одинъ отъ другаго на 4 ф. 13 д., и какъ надо думать, судя по предметамъ, при нихъ найденнымъ, одинъ мужской, другой женскій. Вблизи этого кургана, въ другомъ, въ ногахъ остова найдена одна только голова, безъ остова. Черенъ этотъ лицомъ былъ обращенъ къ ногамъ костяка, а подъ нимъ лежалъ желѣзный обручъ, какъ будто обхватывавшій горло. Тутъ-же при черепѣ лежало красивой отдѣлки бронзовое ожерелье. Эти два случая, сколько намъ извѣстно, единственные въ Бѣлоруссіи, могутъ быть объяснены только тѣмъ, что жены умершихъ и здѣсь должны были слѣдовать съ мужемъ въ могилу. Но что значила одна голова безъ остова и куда дѣвался послѣдній, что наконецъ значилъ желѣзный обручъ, разъяснить трудно. Двойные костяки въ курганахъ очень часто попадались намъ въ галицкой Подоліи. Попадались даже женскіе, по всѣмъ признакамъ, остовы съ малолѣтними мальчиками.
Въ Новогрудскомъ уѣздѣ Минской губерніи, также какъ и въ Литвѣ, находилъ я въ курганахъ лошадиные остовы, что также по отношенію къ Бѣлоруссіи принадлежитъ къ исключительнымъ случаямъ, хотя въ другихъ странахъ, особенно на кострищахъ, мнѣ случалось очень часто находить много звѣриныхъ костей. Но эти кости могли происходить отъ животныхъ, съѣденныхъ во время заупокойной тризны, тогда какъ лошадь, но всѣмъ признакамъ, была заживо засыпана землею. Въ Брнцянкѣ, близъ Новогрудка, одинъ лошадиный остовъ, надобно думать, былъ зарытъ даже въ стоячемъ положеніи.
Изъ предметовъ, находимыхъ въ бѣлорусскихъ курганахъ, по количеству первое мѣсто принадлежитъ желѣзнымъ. Изъ желѣза встрѣчаются больше всего: топорики, сѣкиры, лезвія копій и стрѣлъ, мечи (такіе же по формѣ, какъ и бронзовые), ножи, маленькіе (обрядные) серпы, находимые чуть не въ каждомъ курганѣ, и т. п. Затѣмъ идутъ предметы изъ бронзы, составляющіе преимущественно женскія украшенія: серьги, кольца, цѣпочки, булавки, браслеты, грудныя украшенія, бубенчики и т. п. Бусъ очень много — сердоликовыхъ, бронзовыхъ, стекляныхъ разныхъ цвѣтовъ, серебряныхъ (очень мелкихъ), янтарныхъ и др. Бронзовыя издѣлія не отличаются особенною отдѣлкою. Къ болѣе замѣчательнымъ предметамъ мы можемъ причислить найденные нами съ гр. К. П. Тышкевичемъ вѣсы изъ бронзы въ курганѣ въ Логойскомъ лѣсу. Вѣсы маленькіе въ футлярѣ изъ рога. Кажется, это единственный случай въ Бѣлоруссіи, но совершенно такіе же вѣски нашли д-ръ Крузе въ Лифляндіи, Штабенъ и Гасакъ въ Курляндіи, Бэръ тоже въ Лифляндіи и П. Савельевъ во Владимірской губ., въ числѣ пяти экземпляровъ.
Большая часть предметовъ, добытыхъ изъ бѣлорусскихъ кургановъ, хранится въ Виленскомъ музеѣ древностей, въ древлехранилищѣ покойнаго гр. К. П. Тышкевича (нынѣ сына его Оскара Константиновича) въ Логойскѣ, въ собраніи древностей М. Ф. Кусцицкаго и вѣроятно у другихъ частныхъ лицъ, а также при Минскомъ Статистическомъ Комитетѣ. Ежели мы станемъ сравнивать бѣлорусскіе курганы-могилы съ такими же въ другихъ Славянскихъ земляхъ, то, кромѣ поразительнаго отсутствія могилъ каменной эпохи, бѣлорусскія могилы, при всемъ своемъ сродствѣ съ могилами другихъ Славянскихъ земель, представляетъ и еще нѣкоторыя особенности.
Бѣлорусскія могилы изобилуютъ желѣзными предметами, большею частью хорошо сохранившимися, и не представляютъ такой древности, какъ въ тѣхъ странахъ, гдѣ желѣзо въ могилѣ совершенно изъѣдено ржавчиною, такъ что нерѣдко отъ него остается только красноватая окись въ землѣ. Это тѣмъ поразительнѣе, что въ Бѣлоруссіи христіанство водворилось раньше, чѣмъ въ Литвѣ и у Латышей. Если даже предположить, что по водвореніи христіанства языческіе погребальные обычаи не могли быть вдругъ искоренены и продолжались покрайней мѣрѣ въ теченіе цѣлаго столѣтія, то и въ такомъ случаѣ, надобно полагать, что желѣзныя орудія, сложенныя въ могилѣ, пролежали въ ней не менѣе 800 лѣтъ. При этомъ надобно принять въ соображеніе, что такое громадное количество кургановъ, какое мы видимъ въ Бѣлоруссіи, нельзя относить къ этому исключительному періоду. Большая часть ихъ несомнѣнно относится къ болѣе отдаленной эпохѣ. Намъ кажется, что на это слѣдуетъ обратить вниманіе, по крайней мѣрѣ въ томъ отношеніи, что желѣзныя орудія въ теченіе 800— 1000 лѣтъ не уничтожаются ржавчиною и сохраняются болѣе или менѣе въ хорошемъ состояніи, такимъ образомъ представляется возможность дѣлать заключенія о древности такихъ могилъ, въ которыхъ желѣзо совершенно изгладилось, хотя и въ этомъ случаѣ ненадобно забывать, что въ могилѣ, кромѣ почвенныхъ условій, могли быть случайные проводники для преждевременнаго уничтоженія желѣза.
Немногочисленные примѣры нахожденія костршцъ въ Бѣлоруссіи доказываютъ , что преобладающимъ въ этой странѣ обычаемъ было не трупосожиганіе, но обыкновенное погребеніе умершихъ въ землѣ. Сожигались, можетъ быть, пришельцы, или же лица привилегированныхъ сословій, или принадлежащія къ какой нибудь особой кастѣ. Сожиганіе, какъ и въ другихъ странахъ, могло быть и всеобщимъ, предшествовавшимъ обыкновенному погребенію; изслѣдованія же, до сихъ поръ произведенныя, не обнаружили большаго числа костршцъ. Но, и при недостаточности изслѣдованій по этой части, все же нельзя не замѣтить, что, въ то время, какъ напр. на побережьѣ Вислы курганы вообще почти не существуютъ и замѣняются общими кострищами, занимавшими нерѣдко значительныя пространства: на побережьѣ Днѣпра, а также Западной Двины, даже урны съ пепломъ, изрѣдка попадающіяся, имѣютъ отдѣльныя курганныя насыпи. На побережьѣ Днѣстра, тщательно мною изслѣдованнаго въ Галичинѣ, съ весьма немногими исключеніями, та-же курганная система, а едва вы переступите за Санъ, курганы совсѣмъ исчезаютъ и начинается рядъ кострищъ. Мы даже рѣшаемся высказать съ увѣренностью, что тамъ, гдѣ нынѣ живетъ Русь, преобладаетъ курганная система, и труносожиганіе является только какъ исключеніе.
Все нами сказанное относится исключительно къ Бѣлоруссамъ, но не къ Латышамъ, населяющимъ три уѣзда Витебской губерніи: Динабургскій, Рѣжицкій и Люцинскій, называемые Инфлянтами. Погребальные обычаи въ землѣ Латышей такіе же, какіе уже указаны нами въ общихъ чертахъ при описаніи Литовскаго полѣсья. Первобытныя древности Латышей изслѣдывали Крузе, Бэръ, Штабекъ, Гасенъ, Гревингъ, гр. Платеръ, Буйницкій и др. Замѣтимъ только, что здѣшнія бронзовыя издѣлія, а также серебряныя женскія украшенія, во множествѣ находимыя, отличаются превосходною отдѣлкою и носятъ несомнѣнные слѣды финикійскаго и римскаго происхожденія. Побережье Балтійскаго моря въ доисторическое время имѣло значительный перевѣсъ надъ сосѣдними областями. Янтарныя издѣлія, особенно бусы, здѣсь попадаются въ изобиліи. Предметовъ изъ камня находятъ очень много. Гр. К. П . Тышкевичъ разсказываетъ, что во время плаванія въ 1838 г. по Западной Двинѣ, съ цѣлію изслѣдовать берега рѣки, близъ замка Кокенгузена, подойдя къ рыбачьимъ хижинамъ, недалеко отъ Двины, онъ замѣтилъ растянутую на землѣ для просушки сѣть, въ которой вмѣсто обыкновенныхъ глиняныхъ кружковъ для тяжести прикрѣплено было къ веревкамъ нѣсколько десятковъ каменнныхъ доисторическихъ молотовъ. А. Сементовскій исчисляетъ нѣкоторыя каменныя орудія, найденныя въ Лепельскомъ и Динабургскомъ уѣздахъ случайно, но вмѣстѣ съ человѣческими костями. Это были булава, долота, молоты, топоры, рубила и др. Онъ же сообщаетъ рисунки нѣкоторыхъ любопытныхъ бронзовыхъ украшеній. Въ числѣ ихъ была цѣпь длиною 3 1/2 анг. фута, вѣсомъ 2 1/2 фунта, съ наплечниками изящной отдѣлки. Эти послѣдніе возбудили даже ученое препирательство. Почтенный Сементовскій признаетъ ихъ наплечниками, Костомаровъ же за локотникъ или наколѣнникъ отъ древняго панцыря; наконецъ гр. А. С. Уваровъ и архимандритъ Амфилогій видятъ въ этихъ вещицахъ пряжки (fibula). Судя по рисунку и точному описанію, нельзя ни минуты сомнѣваться, что это были пряжки, какихъ мы много вицѣли и какія намъ самимъ случалось находить въ курганахъ. Что же касается положенія цѣпи на остовѣ отъ лѣваго плеча наискось груди подъ правую руку, гдѣ она достигла праваго плеча, то на этомъ никакъ нельзя основывать заключеній. Извѣстно, что вслѣдствіе многоразличныхъ причинъ нерѣдко самое положеніе остова мѣняется, а предметы, при нихъ находившіеся, еще скорѣе могутъ измѣнить мѣсто, гдѣ были положены. Серьги и длинныя волосныя затычки намъ случалось находить осунувшимися въ ногахъ остова. Наконецъ Сементовскій упоминаетъ о находимыхъ серебряныхъ издѣліяхъ, о куфическихъ монетахъ, изъ коихъ одна висѣла на цѣпочкѣ на груди скелета, о бусахъ и пр.
Графъ Адамъ Платеръ въ окрестностяхъ Креславля, въ Динабургскомъ уѣздѣ, на берегахъ Западной Двины и вблизи многовѣковыхъ дубовъ находилъ много прекрасныхъ бронзовыхъ и серебряныхъ издѣлій, какъ напр. головные уборы, ожерелья, браслеты, проволочные поясы, кольца, цѣпочки, серебряныя и стекляныя бусы, мѣдные топорики, молоты, борды ш ии др. Недалеко отъ Креславля, но уже за Двиною, на границѣ Курляндіи, въ имѣніяхъ его же гр. Платера, Гренцъ-Гоффъ и Энгельсбургъ, въ 1848 г. найдено имъ же до 30 каменныхъ орудій, молотовъ, сѣкиръ, долотъ, а также продолговатыя, тщательно обдѣланныя орудія, служившія, по мнѣнію гр. Платера, для просверливанія отверстій въ молотахъ и сѣкирахъ. Всѣ эти орудія сдѣланы были изъ змѣевика, котораго въ Инфлянтахъ нигдѣ нѣтъ.
Вблизи Бреславля, въ ущельѣ, на берегу озера Мандель сохранился весьма любопытный памятникъ временъ язычества. Это большой камень, на которомъ явственны выдолбленные круги и знаки въ родѣ буквы X. Гр. Платеръ полагаетъ, что знаки эти были символомъ богини Велоны и что поэтому камень этотъ вѣроятно былъ жертвеннымъ.
Здѣсь же вблизи находится гора, до сихъ поръ сохранившая названіе Солнасъ-Колнасъ, т. е. солнечная гора.
Древнѣйшихъ поселеній человѣка, вѣчевыхъ сходбищъ, судилищъ, жертвонриношеній, сборищ ъ окрестныхъ жителей въ случаѣ нападенія врага, однимъ словомъ—древнихъ городищъ очень много въ Бѣлоруссіи. Гр. К. П. Тышкевичъ описалъ подробно нѣкоторыя изъ городищъ въ Минской губ. Сементовскій сообщаетъ любопытныя извѣстія о городищахъ Витебской губерніи, присовокупляя нѣкоторыя изъ преданій, сохранившихся о нихъ. Преданія эти конечно ничего не уясняютъ и уяснить не могутъ, когда дѣло касается тысячелѣтій. Почти съ каждымъ городищемъ соединены легенды о кладахъ, сокровищахъ, хранящихся подъ городищемъ, и т. д. Правильныхъ, систематическихъ раскопокъ городищъ въ Бѣлоруссіи, кажется, вовсе производимо не было.
И здѣсь, какъ и вездѣ, большая часть городищъ съ теченіемъ времени превращена въ замки и замковища.
Здѣсь же укажемъ на нѣкоторыя только городища, замковища и могилы, извѣстныя въ народѣ подъ разными наименованіями. Такъ напр. въ Витебской губерніи, въ Городокскомъ уѣздѣ, на одномъ изъ острововъ пространнаго озера, называемаго Озерище, существуетъ до сихъ поръ довольно хорошо сохранившееся городище, которое одни называютъ Озерищемъ, другіе— Городищемъ, увѣряя, что подъ этимъ именемъ здѣсь существовалъ городъ съ сильно укрѣпленнымъ замкомъ. Уцѣлѣвшія укрѣпленія состоятъ изъ вала длиною въ 168 метровъ. Выдающійся уголъ вала, наиболѣе возвышенный, обращенъ къ селенію называемому Мѣстечко, съ которымъ и самый островъ соединяется узкимъ, въ 18 метровъ, перешейкомъ. Возлѣ вала идетъ глубокій ровъ, вѣроятно наполнявшійся водою изъ озера. Кромѣ того многочисленные остатки свай,идущихъ отъострова къ берегу на протяженіи двухъ до трехъ верстъ, по народному сказанію, свидѣтельствуютъ о существованіи двухъ мостовъ, соединявшихъ островъ съ берегомъ. Такія же сваи дозволяютъ догадываться, что былъ еще третій мостъ, соединявшій городище съ противоположнымъ, вблизи находящимся, небольшимъ островомъ. Сваи эти никѣмъ съ научной точки не изслѣдованы. Можетъ быть, это слѣды озерныхъ жилищъ, обыкновенно сооружавшихся вблизи городища. Во всякомъ случаѣ, какъ Городище на островѣ, такъ и Мѣстечко на берегу могли составлять одну цѣпь укрѣпленій. Замокъ былъ сожженъ Стефаномъ Баторіемъ въ 1579 году. До сихъ поръ находятъ здѣсь много обломковъ разныхъ желѣзныхъ орудій. — Память же о Батурѣ, т. е. Баторіѣ, и теперь живетъ въ народѣ. Много сохранилось народныхъ легендъ объ этомъ городищѣ, которое вѣроятно имѣло подземный ходъ, какъ всѣ большія городища. Въ этомъ-то подземельѣ были избы съ желѣзными воротами, въ нихъ сидѣла очаровательной красоты дѣвушка, конечно зачарованная царевна, и при ней двѣ собаки. Называютъ даже по имени рыбака, именно Вѣхотка, который былъ тамъ и вынесъ оттуда много серебра и золота.
Въ томъ же Городокскомъ уѣздѣ, близъ деревни Голубцовой, на берегу озера, есть одинокая могила, называемая Голубецъ, весьма значительной величины, вся изрытая неумѣлыми раскопками искателей кладовъ. Въ окрестности всѣ жители убѣждены, что могила скрываетъ большія сокровища. Увѣряютъ даже, что не очень давно, у самой могилы вырыли слитокъ металла, полагаютъ—серебра, величиною въ головку капусты. Народное преданіе обстоятельно указываетъ на причину зарытія здѣсь сокровищъ: могила насыпана надъ прахомъ военачальника, купившаго побѣду своею смертію, а съ нимъ зарыты и сокровища. Ручей, вблизи протекающій, носитъ названіе Красинца, потому что послѣ битвы онъ весь былъ окрашенъ человѣческою кровью. Народъ не разъ видѣлъ чудныя явленія на Голубцѣ. Сѣдовласый старецъ на бѣломъ конѣ являлся на его вершинѣ и исчезалъ при приближеніи къ нему. Являлась гигантской величины пара прекрасныхъ лошадей и разныя другія явленія, доказывающія, по мнѣнію народа, что это стражи сокрытыхъ въ нѣдрахъ могилы сокровищъ. Недалеко отъ Голубца есть тоже одиночная могила, носящая названіе Буды. Въ срединѣ ея находится другая меньшая могила. Досужая фантазія различно объясняетъ такое названіе. Преданіе говоритъ, что здѣсь покоится какой-то военачальникъ по имени Буда; другіе видѣли на могилѣ бѣлую буду, т. е. кибитку, запряженную тройкой бѣлыхъ лошадей и много другихъ представленій, также какъ на Голубцѣ, свидѣтельствующихъ о сокровищахъ, въ могилѣ сокрытыхъ.
Въ Себежскомъ уѣздѣ замѣчательны городища, носящія названія Яковцева, Иваниха и высокій до 7 саженъ курганъ Лукина. Любопытенъ также Чортовъ мостъ на озерѣ Свибло, или Свивло. Мостъ состоитъ изъ каменной гряды, раздѣляющей озеро почти на двѣ равныя части. Легенда, приводимая А. Сементовскимъ, говоритъ, что въ окрестностяхъ жили два сосѣднія племени, Свевы и Ливы. У старшины племени Свевовъ была прелестная дочь. Она полюбила красавца Лива. Но тутъ явился съ предложеніемъ Нѣмецъ. Старшина отецъ, чтобы отдѣлаться отъ него, предложилъ ему въ теченіе одной ночи построить мостъ чрезъ озеро Свибло. Нѣмецъ согласился. И что же? Ночью невидимою рукою стали водружаться гигантскіе камни. Поднялся страшный гулъ, стукъ, плескъ. Работа кипѣла, мостъ на озерѣ уже былъ воздвигнутъ болѣе чѣмъ на версту и почти что не доставалъ противоположнаго берега, какъ вдругъ запѣлъ пѣтухъ, именно въ ту минуту, когда на землю упалъ неизвѣстно откуда двухсаженный камень, и затѣмъ все стихло. Мостъ былъ неоконченъ, а Нѣмецъ исчезъ. Понятно, всѣ догадались, что Нѣмецъ былъ чортъ. Прекрасная Свевка вышла за Лива, подарившаго своему тестю землю, которою онъ владѣлъ, почему старшина и назвалъ озеро Свевломъ, т. е. Свей-ливскимъ.
Въ Лепельскомъ уѣздѣ, въ имѣніи Завидичъ пом. Кусцинскаго, есть валъ длиною въ 30 аршинъ, который народъ называетъ Змѣиной могилой.
Много и другихъ этого рода памятниковъ глубокой старины сохранилось какъ въ Витебской, такъ и въ остальныхъ двухъ губерніяхъ Бѣлорусскаго полѣсья; но всѣ они еще почти неизслѣдованы въ археологическомъ отношеніи.
Языческихъ идоловъ не много найдено въ Бѣлоруссіи. Еще въ 1684 г., въ развалинахъ какогото древняго каменнаго зданія, близъ Витебска, найденъ былъ, какъ полагаютъ, идолъ Перуна значительныхъ размѣровъ, стоявшій на подносѣ. Идолъ и подносъ были сдѣланы изъ чистаго золота. К. С. Стецевичъ, описавшій этотъ случай, говоритъ, что отъ этой находки многіе поживились и что даже папѣ въ Римъ послана была часть золота. Гр. К. П. Тышкевичъ свидѣтельствуетъ, что въ Борисовскомъ уѣздѣ, въ лѣсу, по теченію р. Пуни, мѣстные крестьяне, срубивъ старый дубъ, нашли въ дуплѣ его два истукана, одинъ серебряный, другой бронзовый. За серебряный предлагали имъ 100 р. Но оба достались владѣльцу лѣса, Чеховичу, который прячетъ ихъ и никому не показываетъ. Въ 1865 г. они еще были у Чеховича. Тышкевичъ долго упрашивалъ показать ему эти идолы, владѣлецъ все обѣщалъ — но не показалъ. Въ Полоцкомъ уѣздѣ, близъ Полоцка, въ имѣніи Бѣликовича Экиманія, въ пятидесятыхъ годахъ, въ курганѣ, на груди костяка, найденъ былъ неизвѣстный идолъ изъ гладко шлифованнаго камня, изображавшій человѣка, восточнаго типа, въ длинномъ одѣяніи, полулежачаго, въ лѣвой рукѣ державшаго чашу, подносимую къ устамъ; правая подогнута; волосъ нѣтъ и слѣда, лицо обрюзглое. Длина статуэтки 104 милиметра. Статуэтка эта передана была мною въ бывшій Виленскій музей древностей. — Въ іюлѣ 1874 г. въ Невельскомъ уѣздѣ Витебской губерніи, незнаемъ гдѣ именно, при посадкѣ дерева найденъ былъ идолъ съ двумя головами, вышиною 9 дюймовъ. Въ археологическомъ музеѣ Ягеллонскаго университета, въ Краковѣ хранится фотографическій снимокъ съ этого идола. О дальнѣйшихъ его судьбахъ намъ не извѣстно. Знаемъ только, что онъ въ 1874 г. находился у исправника, г. Бурмейстера, въ Городкѣ. Вѣроятно, онъ уже давно въ одномъ изъ нашихъ публичныхъ музеевъ. Двуглавый идолъ долженъ бы обратить на себя особенное вниманіе. Представляемъ здѣсь вѣрное изображеніе этого замѣчательнаго идола съ обѣихъ сторонъ.
Много доисторическихъ памятниковъ въ Бѣлоруссіи истреблено временемъ, еще болѣе невѣдѣніемъ и равнодушіемъ. Къ счастію, сохранилось еще нѣсколько драгоцѣнныхъ памятниковъ, знаменующихъ историческій разсвѣтъ этой страны.
Камень для первобытнаго человѣка представлялъ величіе и силу. Съ камнемъ, онъ, самъ силачъ, не всегда могъ совладать. И онъ видѣлъ въ немъ олицетвореніе могущества, которое превышало его власть и силу. Онъ сталъ уважать этотъ камень. Онъ радовался кремню, болѣе уступчивому, и выучился дѣлать изъ него первые необходимѣйшіе для него предметы. Явились ножи, скребки, шила, наконецъ стрѣлы и другое оружіе. Потомъ мелкіе камни послужили ему орудіемъ для защиты и ратоборства съ дикимъ звѣремъ. Камень явился первымъ и сильнымъ пособникомъ въ его бурной, стихійной жизни. Изучивъ способъ добывать огонь, онъ раскладывалъ его на камнѣ. На камнѣ мѣсилъ глину, изъ которой лѣпилъ горшки. Камень затворялъ входъ въ пещеру и защищалъ отъ мамонта, пещернаго медвѣдя и другихъ звѣрей. На камняхъ приносились жертвы богамъ, совершались погребальныя тризны. Камень, наконецъ, вдохнулъ въ него мысль сооружать своимъ почившимъ, людямъ заслуги, гробницы. Нѣтъ сомнѣнія, что въ ранней молодости человѣка были люди, отличавшіеся отъ другихъ. Были патріархи, родоначальники поколѣній, господствовавшіе надъ ними, направлявшіе ихъ дѣйствія, защищавшіе ихъ. И человѣкъ рано усвоилъ мысль о необходимости увѣковѣчивать память такихъ людей. Такъ родилась потребность сооруженія памятниковъ. Первый гробъ на землѣ, когда человѣкъ пересталъ погребать своихъ покойниковъ въ пещерахъ, созданъ былъ изъ камня. Съ непонятною въ наше время силою, люди двигали громадные валуны или каменныя плиты, иногда изъ отдаленныхъ мѣстъ, и изъ нихъ сооружали каменные гробы, въ которыхъ слагали тѣла почившихъ, людей заслуги, патріарховъ поколѣній, вождей, вѣщателей суда и расправы. Таково начало дольменовъ, денгировъ и т. д.
Обыкновенный каменный гробъ былъ въ землѣ, былъ невидимъ. Тогда созналась потребность передать потомству о мѣстѣ погребенія. И вотъ надъ гробомъ стали воздвигать большіе каменные столы, строить цѣлыя пирамиды, накладывать громадныя кучи изъ камней. Затѣмъ явились сфинксы, мавзолеи и т. д.
Проходили тысячелѣтія, и камень всегда оставался главнымъ орудіемъ при исполненіи разныхъ религіозныхъ обрядовъ. Когда патріархъ Іаковъ помирился съ тестемъ своимъ Лаваномъ, то положилъ камень на землѣ и сказалъ окружавшимъ ихъ: наносите побольше камней. Такъ образовалась высокая груда камней. Патріархъ возсѣлъ на ней съ Лаваномъ и ѣлъ. Іаковъ назвалъ эту груду свидѣтельскою, а Лаванъ назвалъ galaad, т. е. грудою свидѣтеля (Бытія, 31, 45—48). — Когда Іаковъ возвратился изъ Месопотаміи и Господь повторилъ ему обѣщаніе, данное Аврааму, размножить его племя, Іаковъ на томъ мѣстѣ, гдѣ Господь съ нимъ бесѣдовалъ, положилъ камень, совершилъ на немъ жертву и полилъ масломъ.
На Кавказѣ Осетинцы среди неприступыхъ горъ и непроходимыхъ дорогъ наваливаютъ груды камней. Каждый проходящій обязанъ прибавить камень. При такой грудѣ они останавливаются, молятся, слушаютъ предсказанія своихъ вѣщуновъ. На могилѣ убитаго громомъ накладываютъ высокій каменный курганъ, на вершинѣ втыкаютъ большую жердь и на ней вѣшаютъ кожу чернаго козла.
Можно бы еще очень много привести подобныхъ примѣровъ.
Металлическія орудія вошли въ общее употребленіе. Но религія не допускаетъ нововведеній, и каменныя орудія не переставали быть принадлежностью религіозныхъ обрядовъ.
Обычай изъ камня дѣлать гробницы перешелъ и къ христіанамъ. Въ большихъ камняхъ выдалбливали столько мѣста, сколько нужно, чтобы уложить покойника. Обычай этотъ существовалъ долго, Въ Логойскѣ мы видѣли такіе гроба Тышковъ, или Тышкевичей съ XV ст.
Такіе же обычаи, такое же уваженіе къ камнямъ, конечно, существовали въ первобытное время и среди народа, населявшаго нынѣшнюю Бѣлоруссію. Начинается историческій разсвѣтъ страны, и мы видимъ такое же обращеніе къ камню, какъ къ самому надежному матеріалу для увѣковѣченія памяти. Вотъ существуетъ уже Полоцкое княжество, и князья-властители, желая соорудить памятники, употребляютъ для этого каменья. Такъ можно объяснить и, думаемъ неиначе, сооруженіе каменныхъ памятниковъ князьями Полоцкими.
Замѣчательнѣйшій изъ этихъ памятниковъ — это такъ называемый Рогволодовъ камень, находящійся въ 19 верстахъ отъ города Орши, Могилевской губерніи, вправо отъ почтовой дороги, ведущей чрезъ мѣстечко Коханово въ Минскъ, въ полуверстѣ отъ деревни Дзятловки, принадлежащей къ имѣнію княгини Воронцовой, близъ деревни Листоновъ. Нынѣ камень лежитъ на землѣ, но темя его подымается на четыре вершка надъ поверхностью. Онъ состоитъ изъ черноватой или бурой песчаной плиты, и на немъ изсѣченъ двойной крестъ и широкая надпись, глубоко выдолбленными чертами, славянскими буквами, именно: «Въ 6679 (1171) мѣсяца мая въ 7 день доспенъ. Господи помози рабу своему Василію въ крещеніи именемъ Рохволоду сыну Борисову». Рогволодъ, лицо историческое, онъ былъ княземъ Полоцкимъ, господствовалъ также въ Слуцкѣ и Друцкѣ. Камень этотъ имѣетъ въ длину 4 аршина 4 вершка, въ ширину 3 аршина 6 вершковъ. Замѣчательно, что мѣстные жители называютъ его неиначе какъ надгробнымъ камнемъ, или гробницею. Онъ въ большомъ почитаніи у народа. Гр. К. П . Тышкевичъ пишетъ, что мѣстные поселяне разсказываютъ слышанное отъ дѣдовъ своихъ, будто онъ стоялъ на четырехъ ногахъ и имѣлъ голову, что въ совокупности представляло фигуру животнаго. По преданію, мѣстный мельникъ, отрубивъ ему голову, передѣлалъ его на мельничный камень, который не только самъ перемололся въ песокъ, но также измололъ все состояніе и все семейство мельника. Старики же разсказывали гр. Тышкевичу, что они сами помнятъ, какъ подъ этимъ камнемъ было порожнее мѣсто, куда обыкновенно прятались отъ дождя пастухи, пасшіе скотъ; впослѣдствіи оно засыпалось, и камень все болѣе и болѣе углублялся въ землю. Потомъ подъ него подложили камни меньшей величины. Ректоръ оршанской іезуитской коллегіи Дезидерій Ришардо, въ донесеніи своемъ канцлеру графу Николаю Петровичу Румянцову, тоже свидѣтельствуетъ: «что надгробный камень утвержденъ на четырехъ столбахъ, а многіе старики помнятъ, что подъ нимъ можно было проходить, и что дѣти, гуляя, бѣгали подъ нимъ. Очевидно, что гробница подалась въ землю, ибо теперь она совсѣмъ лежитъ на землѣ». Это было въ 1818 г., и объ этомъ была напечатана статья въ «Виленскомъ Дневникѣ» въ томъ же году (№ 11, стр. 394).
Оршанскій камень найденъ былъ въ 1792 г. Свѣдѣніе объ немъ сообщилъ первый Мальгинъ въ «Зерцалѣ» въ 1794 г. Въ 1805 г. надъ камнемъ воздвигнута часовня, но въ 1812 г., при нашествіи непріятеля, она была разрушена. Впослѣдствіи крестьяне, какъ пишетъ гр. Тышкевичъ, устроили вокругъ него стѣны и накрыли кровлею; такимъ образомъ образовался родъ часовни. «Теперь (т. е. въ 1846 г. или въ 1867 г.?) камень занимаетъ всю средину часовни, оставляя вокругъ себя узкую тропинку, по коей можно кругомъ обойти его».
Съ 1794 г. Рогволодовъ камень обращалъ на себя особенное вниманіе. Имъ интересовались архіепископъ Анастасій и генералъ Зоричъ; канцлеръ Румянцевъ, потомъ гр. Е. Ф. Канкринъ лично осматривали его. Послѣдній даже сообщилъ въ первый разъ точную копiю надписи. Объ этомъ камнѣ писали, кромѣ помянутаго іезуита Ришардо, а также Мальгина, гр. Канкринъ, академикъ Кеппенъ, Карамзинъ, Калайдовичъ, Погодинъ, гр. К. Тышкевичъ, Шпилевскій, Кусцинскій и др. Главное вниманіе обращалось почти исключительно на надпись въ палеографическомъ отношеніи, но, сколько намъ извѣстно, никто не изслѣдовалъ въ строгонаучномъ археологическомъ отношеніи.
А между тѣмъ, съ точки зрѣнія археолога, камень этотъ представляетъ замѣчательное явленіе въ Бѣлоруссіи, если мы будемъ смотрѣть на него какъ на рѣдкій мегалитическій памятникъ въ Россіи.
Никто не сдѣлалъ окончательнаго заключенія о назначеніи этого камня. Гр. К. Тышкевичъ считаетъ его пограничнымъ камнемъ, съ чѣмъ едва ли кто согласится. Намъ кажется, слѣдовало бы прежде всего обратить вниманіе на вполнѣ достовѣрное извѣстіе, подтверждаемое разсказами старжиловъ и очевидцемъ Ришардо, что камень былъ утвержденъ на четырехъ столбахъ, что подъ нимъ можно было проходить.
Это обстоятельство невольно наводить на мысль, что оршанскій камень относится къ глубокой древности, что это былъ дольменъ. Если мы взглянемъ на рисунки извѣстныхъ дольменовъ и представимъ себѣ оршанскій камень, поддерживаемый четырьмя встающими изъ земли камнями, тогда мы должны будемъ согласиться, что это настоящій дольменъ. Ежели-бы опытный археологъ сдѣлалъ со стороны подкопъ, онъ бы вѣроятно нашелъ вокругъ памятника въ землѣ прочно устроенную каменную обводную стѣну, поддерживавшую, въ свою очередь, вала помянутые четыре столбовые камня, на которыхъ опирался памятникъ.
Совершенно такой же мегалитическій памятникъ нашли мы въ галицкой Подоліи, при р. Серетѣ, въ Монастыркѣ, возлѣ изсѣченнаго въ скалѣ языческаго капища, въ которомъ находились двѣ колосальныя фигуры собакъ, къ сожалѣнію, недавно истребленныя. Этотъ памятникъ, состоящій изъ большаго песчаника, длиною 390 сантиметровъ, шириною 230, опирался на трехъ, сравнительно небольшихъ, каменныхъ столбикахъ (имѣвшихъ въ окружности 175 сант.), такъ что дольменъ отстоялъ отъ земли на 63 сантим.
На первый взглядъ казалось непостижимымъ, какимъ образомъ такой громадный камень могъ держаться на трехъ столбикахъ. Послѣдующія тщательныя изысканія объяснили дѣло. Въ землѣ, подъ дольменомъ, вокругъ устроена была стѣна изъ однихъ камней, въ 60 сант. вышиною, имѣвшая, надобно полагать, главною цѣлію укрѣпленіе и упроченіе означенныхъ трехъ подпоръ на поверхности земли, на которыхъ опирался памятникъ. Искусство, съ какимъ была построена эта подземная стѣнка, безъ извести или какого либо связующаго матеріала, изумительно. Камни такъ плотно уставлены одинъ при другомъ, что образуютъ какъ-бы сплошную стѣну, сдавленные же ими выдающіеся на поверхности камни тѣмъ только отличаются, что выше другихъ.
Легенда о томъ, что оршанскій камень имѣлъ голову и походилъ на животное, конечно, принадлежитъ къ поэтическимъ вымысламъ. Для насъ важно только то, что этотъ камень лежалъ не на землѣ, но стоялъ, какъ говоритъ народъ, на четырехъ ногахъ.
Наше предположеніе, что это былъ древній дольменъ, нисколько не умаливаетъ историческаго значенія этого памятника. Такова ужь судьба дольменовъ, что послѣдующіе народы пользовались ими, приспособляя ихъ къ своимъ нуждамъ. Вѣдь извѣстно, что кельтическіе друиды употребляли ихъ какъ алтари и на нихъ приносили богамъ жертвы. Дольменъ въ Монастыркѣ, о которомъ мы упомянули, тоже былъ приспособленъ для какого-то христіанскаго обряда: на немъ изсѣченъ длинный и глубокій крестъ. Точно также и на оршанскомъ камнѣ была сдѣлана надпись по желанію Полоцкаго князя. Величественный древній дольменъ, съ которымъ могли быть связаны преданія, приводилъ въ удивленіе князя, и онъ приказалъ вырѣзать на немъ свое имя, желая увѣковѣчить свою память. — Строгое, научное изслѣдованіе этого памятника въ археологическомъ отношеніи несомнѣнно объяснитъ намъ его значеніе.
При описаніи Литовскаго полѣсья, мы уже упомянули о двинскомъ камнѣ близъ Дисны. Двинскихъ камней есть еще нѣсколько въ предѣлахъ Витебской губерніи. Такъ г. Сементовскій въ своихъ «Памятникахъ старины» свидѣтельствуетъ, что въ руслѣ Западной Двины, въ разныхъ мѣстахъ, на пространствѣ между Полоцкомъ и Дриссой, еще и по нынѣ, при спадѣ воды, виднѣются громадные гранитные валуны, съ высѣченными на нихъ, разной формы, крестами и славянскими надписями, въ которыхъ упоминается о рабѣ Божіемъ Борисѣ. Объ этихъ камняхъ писалъ еще Стрыйковскій, Кояловичъ и др. Древность ихъ несомнѣнна. Гр. Тышкевичъ и Щитъ считаютъ такихъ камней семь. Сементовскій описываетъ четыре камня. О камнѣ близъ Дисиы мы уже говорили. Второй лежитъ въ 5 верст. отъ Полоцка, насупротивъ съ одной стороны урочища Прорытка, а съ другой имѣнія Герахты, близъ лѣваго берега Двины, цвѣта красноватаго, имѣетъ четыре аршина въ высоту и одиннадцать въ окружности. На немъ изображенъ четырехконечный крестъ и надпись:
Третій камень находится среди рѣки, между имѣніями Болотниками и Повянушкою. На немъ крестъ съ двумя перекладинами и надписью:
Окружность его двадцать четыре аршина.
Четвертый камень лежитъ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ лѣваго берега Двины, при впаденіи въ нее Повянушки. Величина его въ поперечнике два аршина. На немъ четырехконечный крестъ и надпись, совсѣмъ почти изглаженная.
Въ 1865 г. въ Витебскѣ, насупротивъ древней Успенской церкви, въ 25 шагахъ отъ подошвы круто подымающагося берега 3. Двины, найденъ камень съ шестиконечнымъ крестомъ, безъ всякой надписи. Онъ виденъ при высотѣ уровня воды 2 аршинъ 13 вершковъ. Народъ называетъ этотъ камень Іосафатовымъ. Кажется, камень этотъ въ связи съ убійствомъ уніатскаго архіепископа Іосафата Кунцевича, тѣмъ болѣе, что онъ найденъ въ рѣкѣ близъ Успенскаго собора, а извѣстно, что Кунцевичъ былъ убитъ въ своихъ палатахъ на Лысой горѣ, гдѣ нынѣ Успенскій соборъ. Послѣ убіенія тѣло Кунцевича положили въ мѣшокъ, къ ногамъ привязали камни и бросили въ Двину. Біографы его говорятъ, что чрезъ нѣсколько лѣтъ послѣ его смерти чудесное появленіе божественнаго свѣта указало мѣсто, гдѣ покоились его останки. Изъ другихъ источниковъ извѣстно, что тѣло Кунцевича найдено было на третій день после убійства и на лодкѣ перевезено въ Витебскъ. Весьма вѣроятно, что на томъ мѣстѣ, гдѣ найдено тѣло, положенъ означенный камень и что съ нимъ въ связи вышеприведенное чудо появленія божественнаго свѣта.
Въ Лепельскомъ уѣздѣ, на берегу озера Воронечскаго, лежалъ камень, извѣстный въ народѣ подъ названіемъ Витовтовы тарелки. На немъ замѣтны слѣды шести углубленій, имѣющихъ видъ тарелокъ. Преданіе говоритъ, что на этомъ камне обѣдалъ великій князь Витовтъ, когда, въ 1426 г., бралъ приступомъ замокъ Воронечъ. Въ 1844 г. камень этотъ, съ обрушившимся берегомъ, упалъ въ озеро, но потомъ добытъ и перевезенъ въ именіе Воронечъ. Онъ имѣетъ видъ круглый съ плоской вершиной, вышиною три четверти аршина, въ окружности около трехъ аршинъ.
Есть еще камень въ томъ же уѣздѣ, у берега рѣки Ушачи, почти постоянно покрытый водою, называемый Витовтовы вилки. На немъ имѣется знакъ, похожій на вилки.
Не надобно удивляться этимъ названіямъ, передаваемымъ народнымъ преданіемъ. Камни эти могутъ относиться къ глубокой древности, знаки эти могли имѣть совсѣмъ другое значеніе, или можетъ быть они случайные, но Витовтъ могъ дѣйствительно на нихъ обѣдать, и народъ связалъ съ его именемъ эти камни. Такихъ примѣровъ народной памяти и уваженія къ литовскому герою много на всемъ протяженія Литвы и Руси. Существуютъ Витовтовы броды, Витовтовы бани (на островѣ Тамани), Витовтовы шляки (тракты). Въ Вилейскомъ уѣздѣ, недалеко отъ Любаня, на небольшой рѣченкѣ есть плохой мостикъ. Народъ до сихъ поръ величаетъ его названіемъ Витовтовъ мостъ. Жизнь и великія дѣянія литовскаго господина и осподаря, какъ его называли, глубоко врѣзались въ народной памяти.
Въ томъ же Лепельскомъ уѣздѣ, у самой дороги, ведущей изъ Суши въ Уллу, находится большой каменный крестъ изъ гранита, вышиною одинъ и три четверти аршина, шириною одинъ съ четвертью. На крестѣ высѣчена славянскими буквами надпись на бѣлорусскомъ нарѣчіи: афхэ ту пло—о 'o'у поле сѫкирь во хрzту поствилъ по битв по. т. е. «1569 здѣсь положено 200 жовнеръ (воиновъ) во Христу поставилъ послѣ битвы....» послѣднее слово непрочтено.
Извѣстно, что во время войны Іоанна IV съ Сигизмундомъ Августомъ, въ 1568 г., подъ Улою Литовцы претерпѣли большое пораженіе. Здѣсь начальствовалъ Янъ Ходкѣвичъ, староста жмудскій. Памятникъ вѣроятно поставленъ въ слѣдующемъ году.
При передѣлкѣ какого-то монастыря въ Оршѣ найдена была въ нишѣ замурованною желѣзная кольчуга. Она замечательна тѣмъ, что, состоя изъ нѣсколькихъ тысячъ плоскихъ колецъ, на каждомъ изъ нихъ имѣетъ какую-то славянскую надпись. Кольчуга эта доставлена была въ пятидесятыхъ годахъ въ Виленскій музей древностей. Надписи и до сихъ поръ не прочтены, что впрочемъ едва-ли и возможно, потому что кольца тѣсно связаны одно съ другими и закрываютъ надписи.
Въ древней Логойской церкви, въ склепѣ которой хоронились лица рода Тышкевичей, отысканъ большой надгробный камень съ изсѣченною на немъ славянскою надписью: «во истину преставился Остафей Васильевичъ Тышкевичъ 1558». Памятникъ этотъ доставленъ былъ покойнымъ гр. Е. П. Тышкевичемъ, въ Виленскій музей.
Какъ въ Виленскомъ музеѣ, такъ равно въ древлехранилищѣ, устроенномъ гр. К. П. Тышкевичемъ въ Логойскѣ, хранится много предметовъ первыхъ временъ христіанства, отысканныхъ въ разныхъ мѣстахъ Бѣлорусскаго полѣсья, какъ напр. кресты, крестики, складни, серебряные, мѣдные, бронзовые, кипарисовые, образки, церковная утварь и мн. др.
Изъ земляныхъ насыпей исторической эпохи достойна вниманія гора Рогнѣды, въ Полоцкомъ уѣздѣ, на полуостровѣ называемомъ Перевозъ, между устьемъ, впадающей въ озеро Дриссу, рѣчки Уши и истокомъ выходящей изъ него рѣчки Дриссы. Окружность горы имѣетъ до 300 аршинъ, вышина пять съ половиной саженъ. Народное преданіе говоритъ, что на этой горѣ былъ убитъ князь Рогволодъ ударомъ каменнаго молота, а потомъ здѣсь же погребена княгиня Рогнѣда, отъ чего народъ и называетъ этотъ памятникъ горою Рогволода и Рогнѣды. Какъ въ самой горѣ, такъ и въ озерѣ Дриссѣ нерѣдко находили каменные молоты и палицы.
А. К. Киркоръ.