[149]
На крышѣ самого крайняго домика, въ одномъ маленькомъ городкѣ, пріютилось гнѣздо аиста. Въ немъ сидѣла мамаша съ четырьмя птенцами, которые высовывали изъ гнѣзда свои маленькіе черные клювы,—они у нихъ еще не успѣли покраснѣть. Неподалеку отъ гнѣзда, на самомъ конькѣ крыши, стоялъ, вытянувшись въ струнку и поджавъ подъ себя одну ногу, самъ папаша; ногу онъ поджималъ, чтобы не стоять на часахъ безъ дѣла. Можно было подумать, что онъ вырѣзанъ изъ дерева, до того онъ былъ неподвиженъ.
„Вотъ важно, такъ важно!“—думалъ онъ.—„У гнѣзда моей жены стоитъ часовой! Кто же знаетъ, что я ея мужъ? Могутъ подумать, что я наряженъ сюда на караулъ. То-то важно!“ И онъ продолжалъ стоять на одной ногѣ.
На улицѣ играла толпа ребятишекъ; увидавъ аиста, самый храбрый изъ мальчугановъ затянулъ, какъ умѣлъ и помнилъ, старинную пѣсенку объ аистахъ; за нимъ подхватили всѣ остальные.
„Аистъ, аистъ бѣлый,
Что стоишь день цѣлый,
Словно часовой,
На ногѣ одной?
Или дѣтокъ хочешь
Уберечь своихъ?
Попусту хлопочешь,
Мы изловимъ ихъ!
Одного повѣсимъ,
Въ прудъ швырнемъ другого,
Третьяго заколемъ,
Младшаго-жъ живого
На костеръ мы бросимъ,
И тебя не спросимъ!“
— Послушай-ка, что поютъ мальчики!—сказали птенцы.—Они говорятъ, что насъ повѣсятъ и утопятъ!
[150]
— Не нужно обращать на нихъ вниманія!—сказала имъ мать.—Только не слушайте, ничего и не будетъ!
Но мальчуганы не унимались, пѣли и дразнили аистовъ; только одинъ изъ мальчиковъ, по имени Петя, не захотѣлъ пристать къ товарищамъ, говоря, что грѣшно дразнить животныхъ. А мать утѣшала птенцовъ.
— Не обращайте вниманія!—говорила она.—Смотрите, какъ спокойно стоитъ вашъ отецъ, и это на одной-то ногѣ!
— А намъ страшно!—сказали птенцы и глубоко-глубоко запрятали головки въ гнѣздо.
На другой день ребятишки опять высыпали на улицу, увидали аистовъ и опять запѣли:
„Одного повѣсимъ,
Въ прудъ швырнемъ другого…“
— Такъ насъ повѣсятъ и утопятъ?—опять спросили птенцы.
— Да нѣтъ же, нѣтъ!—отвѣчала мать.—А вотъ скоро мы начнемъ ученье! Вамъ нужно выучиться летать! Когда же выучитесь, мы отправимся съ вами на лугъ въ гости къ лягушкамъ. Онѣ будутъ присѣдать передъ нами въ водѣ и пѣть: „ква-ква-ква!“ А мы съѣдимъ ихъ,—вотъ будетъ веселье!
— А потомъ?—спросили птенцы.
— Потомъ всѣ мы, аисты, соберемся на осенніе маневры. Вотъ ужъ тогда надо умѣть летать, какъ слѣдуетъ! Это очень важно! Того, кто будетъ летать плохо, генералъ проколетъ своимъ острымъ клювомъ! Такъ вотъ, старайтесь изо всѣхъ силъ, когда ученье начнется!
— Такъ насъ все-таки заколютъ, какъ сказали мальчики! Слушай-ка, они опять поютъ!
— Слушайте меня, а не ихъ!—сказала мать.—Послѣ маневровъ мы улетимъ отсюда далеко-далеко за высокія горы, за темныя лѣса, въ теплые края, въ Египетъ! Тамъ есть треугольные каменные дома; верхушки ихъ упираются въ самыя облака, а зовутъ ихъ пирамидами. Онѣ построены давнымъ-давно, такъ давно, что ни одинъ аистъ и представить себѣ не можетъ! Тамъ есть тоже рѣка, которая разливается по берегамъ, и тогда весь берегъ покрывается иломъ! Ходишь себѣ по илу и кушаешь лягушекъ!
— О!—сказали птенцы.
— Да! Вотъ прелесть! Тамъ день-деньской только и
[151]дѣлаешь, что ѣшь. А вотъ въ то время, какъ намъ тамъ будетъ такъ хорошо, здѣсь на деревьяхъ не останется ни единаго листика, наступитъ такой холодъ, что облака застынутъ кусками и будутъ падать на землю бѣлыми лоскутками!
Она хотѣла разсказать имъ про снѣгъ, да не умѣла объяснить хорошенько.
— А эти нехорошіе мальчики тоже застынутъ кусками?—спросили птенцы.
— Нѣтъ, прямо кусками они не застынутъ, но померзнуть имъ придется. Будутъ сидѣть и скучать въ темной комнатѣ, и носу не посмѣютъ высунуть на улицу! А вы-то будете себѣ летать въ чужихъ краяхъ, гдѣ цвѣтутъ цвѣты и ярко свѣтитъ теплое солнышко.
Прошло нѣсколько времени, птенцы подросли, могли уже вставать въ гнѣздѣ и озираться кругомъ. Папаша-аистъ каждый день приносилъ имъ славныхъ лягушекъ, маленькихъ ужей и всякія другія лакомства, какія только могъ достать. А какъ потѣшалъ онъ птенцовъ разными забавными штуками! Доставалъ головою свой хвостъ, щелкалъ клювомъ, точно у него въ горлѣ сидѣла трещотка, и разсказывалъ имъ разныя болотныя исторіи.
— Ну, пора теперь и за ученье приняться!—сказала имъ въ одинъ прекрасный день мать, и всѣмъ четверымъ птенцамъ пришлось вылѣзть изъ гнѣзда на крышу. Батюшки мои, какъ они шатались, балансировали крыльями и все-таки чуть-чуть не падали!
— Смотрите на меня!—сказала мать.—Голову вотъ такъ, ноги такъ! Разъ—два! разъ—два! Вотъ что поможетъ вамъ пробить себѣ дорогу въ жизни!—и она сдѣлала нѣсколько взмаховъ крыльями. Птенцы неуклюже подпрыгнули и—бацъ! Всѣ такъ и растянулись! Они были еще тяжелы на подъемъ.
— Я не хочу учиться!—сказалъ одинъ птенецъ и вскарабкался назадъ въ гнѣздо.—Я вовсе не хочу летѣть въ теплые края!
— Такъ ты хочешь замерзнуть тутъ зимой? Хочешь, чтобы мальчишки пришли и повѣсили, утопили или сожгли тебя? Постой, я сейчасъ позову ихъ!
— Ай, нѣтъ, нѣтъ!—сказалъ птенецъ и опять выпрыгнулъ на крышу.
На третій день они уже кое-какъ летали, и вообразили, что могутъ также держаться въ воздухѣ на распластанныхъ крыльяхъ, но… сейчасъ же шлепнулись на крышу. Пришлось опять работать крыльями.
[152]
Въ это время на улицѣ собрались мальчики и запѣли:
— А что, слетимъ, да выклюемъ имъ глаза?—спросили птенцы.
— Нѣтъ, не надо!—сказала мать.—Слушайте лучше меня, это куда важнѣе! Разъ-два-три! Теперь полетимъ направо; разъ-два-три! Теперь на лѣво, кругомъ трубы! Отлично! Послѣдній взмахъ крыльями удался такъ чудесно, что я позволяю вамъ завтра отправиться со мной на болото. Тамъ соберется много другихъ милыхъ семействъ съ дѣтьми,—вотъ и покажите себя! Я хочу, чтобы вы были самыми миленькими изъ всѣхъ. Держите головы повыше, такъ гораздо красивѣе и внушительнѣе!
— Но неужели мы такъ и не отомстимъ этимъ нехорошимъ мальчикамъ?—спросили птенцы.
— Пусть они себѣ кричатъ, что хотятъ! Вы-то полетите къ облакамъ, увидите страну пирамидъ, а они будутъ мерзнуть здѣсь зимой, не увидятъ ни единаго зеленаго листика, ни сладкаго яблочка!
— А мы все-таки отомстимъ!—шепнули птенцы другъ другу и продолжали ученье.
Задорнѣе всѣхъ изъ ребятишекъ былъ самый маленькій, тотъ, что первый затянулъ пѣсенку объ аистахъ. Ему было не больше шести лѣтъ, хотя птенцы-то и думали, что ему лѣтъ сто,—онъ былъ, вѣдь, куда больше ихъ отца съ матерью, а что́ же знали птенцы о годахъ дѣтей и взрослыхъ людей! И вотъ, вся месть птенцовъ должна была обрушиться на этого мальчика, который былъ зачинщикомъ и самымъ неугомоннымъ изъ насмѣшниковъ. Птенцы были на него ужасно сердиты и чѣмъ больше подростали, тѣмъ меньше хотѣли сносить отъ него обиды. Въ концѣ-концовъ матери пришлось обѣщать имъ какъ-нибудь отомстить мальчугану, но не раньше, какъ передъ самымъ отлетомъ ихъ въ теплые края.
— Посмотримъ сначала, какъ вы будете вести себя на большихъ маневрахъ! Если дѣло пойдетъ плохо, и генералъ проколетъ вамъ грудь своимъ клювомъ, мальчики, вѣдь, будутъ правы. Вотъ увидимъ!
— Увидишь!—сказали птенцы и усердно принялись за упражненія. Съ каждымъ днемъ дѣло шло все лучше, и, наконецъ, они стали летать такъ легко и красиво, что просто любо!
[153]
Настали осенніе маневры; аисты начали приготовляться къ отлету на зиму въ теплые края. Вотъ такъ маневры пошли! Аисты летали взадъ и впередъ надъ лѣсами и озерами: имъ надо было испытать себя,—предстояло, вѣдь, огромное путешествіе! Наши птенцы отличились и получили на испытаніи не по нулю съ хвостомъ, а по двѣнадцати съ лягушкой и ужомъ! Лучше этого балла для нихъ и быть не могло,—лягушекъ и ужей можно, вѣдь, было съѣсть, что они и сдѣлали.
— Теперь будемъ мстить!—сказали они.
— Хорошо!—сказала мать.—Вотъ, что я придумала,—это будетъ лучше всего.—Я знаю, гдѣ лежитъ тотъ прудъ, въ которомъ сидятъ маленькіе дѣти до тѣхъ поръ, пока аистъ не возьметъ ихъ и не отнесетъ къ папѣ съ мамой. Прелестные, крошечные дѣтки спятъ и видятъ чудные сны, какихъ никогда уже не будутъ видѣть послѣ. Всѣмъ родителямъ очень хочется имѣть такого малютку, а всѣмъ дѣтямъ—крошечнаго братца или сестрицу. Полетимъ къ пруду, возьмемъ оттуда малютокъ и отнесемъ въ домъ къ тѣмъ дѣтямъ, которыя не дразнили аистовъ; нехорошіе же насмѣшники не получатъ ничего!
— А тому злому, который первый началъ дразнить насъ, ему что будетъ?—спросили молодые аисты.
— Въ прудѣ лежитъ одинъ мертвый ребенокъ,—онъ заспался до смерти—его-то мы и отнесемъ злому мальчику. Пусть поплачетъ, увидавъ, что мы принесли ему мертваго братца. А вотъ тому доброму мальчику—надѣюсь, вы не забыли его—который сказалъ, что грѣшно дразнить животныхъ, мы принесемъ заразъ и братца и сестрицу. Его зовутъ Петей, будемъ же и мы въ честь его зваться Петрами!
Какъ сказано, такъ и было сдѣлано, и вотъ всѣхъ аистовъ зовутъ съ тѣхъ поръ Петрами.
См. также одноимённые страницы.