Аганатис (Брюсов)/Tertia Vigilia, 1900 (ДО)
| ← Царю северного полюса | Аганатис | Сказание о разбойнике → |
Изъ цикла «Любимцы веков», сб. «Tertia Vigilia». Опубл.: 1900. Источникъ:  Валерий Брюсов Tertia Vigilia. Книга новых стихов 1897—1900 — М.: Скорпион, 1900. |
Небесная дѣвственница,
Богиня Астарта,
Въ торжествѣ невинности ты стоишь предо мной.
Длинная лѣстница,
Освѣщенная ярко,
И за дверью во храмѣ этотъ сумракъ ночной.
Я знаю, божественная, —
Ты отблескъ Ашеры,
Богини похоти и страстныхъ ночей.
Теперь ты дѣвственна!
Насладившись безъ мѣры,
Ты сіяешь въ вѣнцѣ непорочныхъ лучей.
Утомленная условностями,
Вчера, о Астарта,
Прокляла я съ восторгомъ твой возвышенный зовъ.
Я искала грѣховности,
Ласкъ леопарда,
Безсилья и дрожи безконечныхъ часовъ.
Но сегодня, о дѣвственница,
Тебѣ, не Ашерѣ,
Приношу на алтарь и мечты и цвѣты.
Освѣщенная лѣстница,
И за сумракомъ двери
Возвращенье къ невинности… да! я — какъ ты.
Аганатисъ — такъ имя ей. Она
Прекраснѣй всѣхъ считалась. Въ темномъ взорѣ
Дышала власть, а грудь была блѣдна.
Въ дни юности она познала горе:
Ея женихъ, къ сидонскимъ берегамъ
Не возвратясь, погибъ безвѣстно въ морѣ.
И дѣвственность принесши въ даръ богамъ,
Она съ тѣхъ поръ жила какъ жрица страсти,
А плату за любовь несла во храмъ.
Едва надъ горизонтомъ встанутъ снасти,
Она спѣшила на́-берегъ, ждала,
Встрѣчала моряковъ игрой запястій,
И, обольщеннаго, къ себѣ вела,
Въ свой тѣсный домъ на башенку похожій,
Гдѣ въ нижней комнатѣ царила мгла,
И подымалось каменное ложе.
Никто не забывалъ ея ночей!
Изъ всѣхъ гетеръ платили ей дороже, —
Но каждый день входили гости къ ней.
И отъ объятій въ вихрѣ наслажденья,
Отъ тѣлъ сплетенныхъ словно пара змѣй
Означилось на камнѣ углубленье.
Когда бы магъ, искусный въ звѣздочтеньи,
Составилъ лѣтопись судебъ твоихъ,
Ее бъ онъ самъ читалъ въ недоумѣньи.
Такъ! — не погибъ въ скитаньяхъ твой женихъ:
Въ странѣ далекой онъ томился плѣннымъ,
За годомъ годы, какъ за мигомъ мигъ.
Онъ жилъ рабомъ, отверженцемъ презрѣннымъ,
Снося обиды, отирая кровь,
Но въ сердцѣ онъ остался неизмѣннымъ.
Къ тебѣ, Аганатисъ, храня любовь,
Онъ эти годы жилъ завѣтной вѣрой,
Одной надеждой: все вернется вновь!
И не забытъ владычицей Ашерой,
Онъ, наконецъ, покинулъ горькій плѣнъ,
Бѣжалъ, былъ принятъ греческой тріерой,
И счастливо добрался въ Карѳагенъ.
Отсюда путь на родину свободный.
И онъ плыветъ и ждетъ сидонскихъ стѣнъ,
Какъ алчетъ пищи — много дней голодный,
И молится: „пусть это все не сонъ!“
Но только берегъ всталъ надъ гладью водной,
Едва раздался съ мачты крикъ: „Сидонъ!“
— Иное что-то вдругъ открылось думамъ,
Своей мечты безумье понялъ онъ
И замеръ весь въ предчувствіи угрюмомъ.
И жизнь и шумъ на пристани Сидона
Въ веселый часъ прихода кораблей:
И веселъ мѣрный плескъ въ водѣ зеленой,
Канатовъ скрипъ, и окрики людей,
И общій говоръ смѣшанныхъ нарѣчій…
Но горе тѣмъ, кто не найдетъ друзей,
Кто былъ обманутъ вожделѣнной встрѣчей!
Для тѣхъ гетеры собрались сюда,
Прельщаютъ взглядомъ, обнажили плечи.
Какъ жаждалъ онъ хоть блѣднаго слѣда
Былого! — Тщетно. Что̀ воспоминанья
Нетлѣнно проносили сквозь года,
Исчезло все. Смѣнились очертанья
Залива; пристань разрослась съ тѣхъ поръ,
Безвѣстныя кругомъ столпились зданья.
Нигдѣ былого не встрѣчаетъ взоръ…
Лишь моря шумъ твердитъ родные звуки,
Да есть родное въ тѣняхъ дальнихъ горъ.
— Пятнадцать лѣтъ! пятнадцать лѣтъ разлуки!
Искать друзей иль убѣжать назадъ?
Но вдругъ до плечъ его коснулись руки.
Онъ смотритъ: золото, браслетовъ рядъ,
И жгучій взоръ подъ бровью слишкомъ черной.
„Морякъ, пойдемъ! на нынче ты мой братъ!“
И за гетерой онъ идетъ покорный.
Не начато вино въ большихъ амфорахъ,
Онъ съ ней не рядомъ (то недобрый знакъ),
И мало радости въ упорныхъ взорахъ.
Глядитъ онъ молча за окно, во мракъ,
Ея вопросы гаснутъ безъ отвѣта,
Онъ страшенъ ей, задумчивый морякъ.
Но сознаетъ она всю власть обѣта.
Рукой привычной пеплумъ снятъ. Спѣши!
Она зоветъ тебя полураздѣтой.
Но онъ, томимъ до глубины души,
Садится къ ней на каменное ложе,
И вотъ они бесѣдуютъ въ тиши.
— Зачѣмъ меня ты позвала? — „Прохожій,
Ты такъ хорошъ.“ — Ты здѣшняя. — „О, да!“
— Что дѣлала ты прежде? — „Да все то же“.
— Нѣтъ, прежде! ты была вѣдь молода,
Быть можетъ ты любила… — „Я не сказки
Разсказывать звала тебя сюда“.
И вдругъ вскочивъ, она спѣшитъ къ развязкѣ,
Манитъ его. Но аромата ризъ
Не слышитъ онъ, ни страстныхъ словъ, ни ласки.
Она смолкаетъ, взоръ потупя внизъ.
И вновь вопросъ онъ задаетъ подругѣ:
— А какъ зовутъ тебя? — „Аганатисъ“.
И вздрогнулъ онъ, отпрянувши въ испугѣ.
О, велика богиня всѣхъ богинь,
Ашера свѣтлая! — ты царствуешь всевластно
Надъ моремъ, надъ землей, надъ сномъ пустынь.
Ты видишь все, все предъ тобою ясно,
Истаръ! Танисъ! Мелитта! Асторетъ!
Ты выше всѣхъ! всѣхъ лучше! ты — прекрасна!
Ты видѣла ту встрѣчу, и твой свѣтъ,
Твой свѣтъ звѣзды, померкъ онъ на мгновенье…
Но благости твоей предѣла нѣтъ.
Рѣшила ты, — исполнено рѣшенье.
И въ тотъ же мигъ разсѣялись года,
Какъ смутный сонъ исчезли поколѣнья,
Возстали вновь изъ праха города,
Вернулись къ солнцу спавшіе въ могилѣ,
Все стало вновь какъ прежде, какъ тогда.
Всѣ о недавнемъ, какъ о снѣ, забыли.
Аганатисъ и съ ней ея женихъ
Опять въ лѣсу за городомъ бродили.
И длинный споръ, какъ прежде, шелъ у нихъ.
До свадьбы онъ хотѣлъ пуститься въ море,
Искать богатства въ городахъ чужихъ.
А ей была разлука эта — горе.
„Не уѣзжай! на что̀ богатство намъ!“
И, наконецъ, онъ уступилъ ей въ спорѣ.
И въ день, когда отдавшись парусамъ
Его корабль ушелъ по глади синей,
Они торжественно пошли во храмъ —
Свои обѣты повторить богинѣ.
1897—1898.