Глядитъ онъ молча за окно, во мракъ,
Ея вопросы гаснутъ безъ отвѣта,
Онъ страшенъ ей, задумчивый морякъ.
Но сознаетъ она всю власть обѣта.
Рукой привычной пеплумъ снятъ. Спѣши!
Она зоветъ тебя полураздѣтой.
Но онъ, томимъ до глубины души,
Садится къ ней на каменное ложе,
И вотъ они бесѣдуютъ въ тиши.
— Зачѣмъ меня ты позвала? — „Прохожій,
Ты такъ хорошъ.“ — Ты здѣшняя. — „О, да!“
— Что дѣлала ты прежде? — „Да все то же“.
— Нѣтъ, прежде! ты была вѣдь молода,
Быть можетъ ты любила… — „Я не сказки
Разсказывать звала тебя сюда“.
И вдругъ вскочивъ, она спѣшитъ къ развязкѣ,
Манитъ его. Но аромата ризъ
Не слышитъ онъ, ни страстныхъ словъ, ни ласки.
Она смолкаетъ, взоръ потупя внизъ.
И вновь вопросъ онъ задаетъ подругѣ:
— А какъ зовутъ тебя? — „Аганатисъ“.
И вздрогнулъ онъ, отпрянувши въ испугѣ.
Глядит он молча за окно, во мрак,
Ее вопросы гаснут без ответа,
Он страшен ей, задумчивый моряк.
Но сознает она всю власть обета.
Рукой привычной пеплум снят. Спеши!
Она зовет тебя полураздетой.
Но он, томим до глубины души,
Садится к ней на каменное ложе,
И вот они беседуют в тиши.
— Зачем меня ты позвала? — «Прохожий,
Ты так хорош.» — Ты здешняя. — «О, да!»
— Что делала ты прежде? — «Да все то же».
— Нет, прежде! ты была ведь молода,
Быть может ты любила… — «Я не сказки
Рассказывать звала тебя сюда».
И вдруг вскочив, она спешит к развязке,
Манит его. Но аромата риз
Не слышит он, ни страстных слов, ни ласки.
Она смолкает, взор потупя вниз.
И вновь вопрос он задает подруге:
— А как зовут тебя? — «Аганатис».
И вздрогнул он, отпрянувши в испуге.
