Аганатис (Брюсов)/Tertia Vigilia, 1900 (ВТ:Ё)
| ← Царю северного полюса | Аганатис | Сказание о разбойнике → |
Из цикла «Любимцы веков», сб. «Tertia Vigilia». Опубл.: 1900. Источник:  Валерий Брюсов Tertia Vigilia. Книга новых стихов 1897—1900 — М.: Скорпион, 1900. |
Небесная девственница,
Богиня Астарта,
В торжестве невинности ты стоишь предо мной.
Длинная лестница,
Освещённая ярко,
И за дверью во храме этот сумрак ночной.
Я знаю, божественная, —
Ты отблеск Ашеры,
Богини похоти и страстных ночей.
Теперь ты девственна!
Насладившись без меры,
Ты сияешь в венце непорочных лучей.
Утомлённая условностями,
Вчера, о Астарта,
Прокляла я с восторгом твой возвышенный зов.
Я искала греховности,
Ласк леопарда,
Бессилья и дрожи бесконечных часов.
Но сегодня, о девственница,
Тебе, не Ашере,
Приношу на алтарь и мечты и цветы.
Освещённая лестница,
И за сумраком двери
Возвращенье к невинности… да! я — как ты.
Аганатис — так имя ей. Она
Прекрасней всех считалась. В тёмном взоре
Дышала власть, а грудь была бледна.
В дни юности она познала горе:
Её жених, к сидонским берегам
Не возвратясь, погиб безвестно в море.
И девственность принесши в дар богам,
Она с тех пор жила как жрица страсти,
А плату за любовь несла во храм.
Едва над горизонтом встанут снасти,
Она спешила на́ берег, ждала,
Встречала моряков игрой запястий,
И, обольщённого, к себе вела,
В свой тесный дом на башенку похожий,
Где в нижней комнате царила мгла,
И подымалось каменное ложе.
Никто не забывал её ночей!
Из всех гетер платили ей дороже, —
Но каждый день входили гости к ней.
И от объятий в вихре наслажденья,
От тел сплетённых словно пара змей
Означилось на камне углубленье.
Когда бы маг, искусный в звездочтеньи,
Составил летопись судеб твоих,
Её б он сам читал в недоуменьи.
Так! — не погиб в скитаньях твой жених:
В стране далёкой он томился пленным,
За годом годы, как за мигом миг.
Он жил рабом, отверженцем презренным,
Снося обиды, отирая кровь,
Но в сердце он остался неизменным.
К тебе, Аганатис, храня любовь,
Он эти годы жил заветной верой,
Одной надеждой: всё вернётся вновь!
И не забыт владычицей Ашерой,
Он, наконец, покинул горький плен,
Бежал, был принят греческой триерой,
И счастливо добрался в Карфаген.
Отсюда путь на родину свободный.
И он плывёт и ждёт сидонских стен,
Как алчет пищи — много дней голодный,
И молится: «пусть это всё не сон!»
Но только берег встал над гладью водной,
Едва раздался с мачты крик: «Сидон!»
— Иное что-то вдруг открылось думам,
Своей мечты безумье понял он
И замер весь в предчувствии угрюмом.
И жизнь и шум на пристани Сидона
В весёлый час прихода кораблей:
И весел мерный плеск в воде зелёной,
Канатов скрип, и окрики людей,
И общий говор смешанных наречий…
Но горе тем, кто не найдёт друзей,
Кто был обманут вожделенной встречей!
Для тех гетеры собрались сюда,
Прельщают взглядом, обнажили плечи.
Как жаждал он хоть бледного следа
Былого! — Тщетно. Что воспоминанья
Нетленно проносили сквозь года,
Исчезло всё. Сменились очертанья
Залива; пристань разрослась с тех пор,
Безвестные кругом столпились зданья.
Нигде былого не встречает взор…
Лишь моря шум твердит родные звуки,
Да есть родное в тенях дальних гор.
— Пятнадцать лет! пятнадцать лет разлуки!
Искать друзей иль убежать назад?
Но вдруг до плеч его коснулись руки.
Он смотрит: золото, браслетов ряд,
И жгучий взор под бровью слишком чёрной.
«Моряк, пойдём! на нынче ты мой брат!»
И за гетерой он идёт покорный.
Не начато вино в больших амфорах,
Он с ней не рядом (то недобрый знак),
И мало радости в упорных взорах.
Глядит он молча за окно, во мрак,
Её вопросы гаснут без ответа,
Он страшен ей, задумчивый моряк.
Но сознаёт она всю власть обета.
Рукой привычной пеплум снят. Спеши!
Она зовёт тебя полураздетой.
Но он, томим до глубины души,
Садится к ней на каменное ложе,
И вот они беседуют в тиши.
— Зачем меня ты позвала? — «Прохожий,
Ты так хорош.» — Ты здешняя. — «О, да!»
— Что делала ты прежде? — «Да всё то же».
— Нет, прежде! ты была ведь молода,
Быть может ты любила… — «Я не сказки
Рассказывать звала тебя сюда».
И вдруг вскочив, она спешит к развязке,
Манит его. Но аромата риз
Не слышит он, ни страстных слов, ни ласки.
Она смолкает, взор потупя вниз.
И вновь вопрос он задаёт подруге:
— А как зовут тебя? — «Аганатис».
И вздрогнул он, отпрянувши в испуге.
О, велика богиня всех богинь,
Ашера светлая! — ты царствуешь всевластно
Над морем, над землёй, над сном пустынь.
Ты видишь всё, всё пред тобою ясно,
Истар! Танис! Мелитта! Асторет!
Ты выше всех! всех лучше! ты — прекрасна!
Ты видела ту встречу, и твой свет,
Твой свет звезды, померк он на мгновенье…
Но благости твоей предела нет.
Решила ты, — исполнено решенье.
И в тот же миг рассеялись года,
Как смутный сон исчезли поколенья,
Восстали вновь из праха города,
Вернулись к солнцу спавшие в могиле,
Всё стало вновь как прежде, как тогда.
Все о недавнем, как о сне, забыли.
Аганатис и с ней её жених
Опять в лесу за городом бродили.
И длинный спор, как прежде, шёл у них.
До свадьбы он хотел пуститься в море,
Искать богатства в городах чужих.
А ей была разлука эта — горе.
«Не уезжай! на что богатство нам!»
И, наконец, он уступил ей в споре.
И в день, когда отдавшись парусам
Его корабль ушёл по глади синей,
Они торжественно пошли во храм —
Свои обеты повторить богине.
1897—1898.