Kozlovsky pervye pochty t1 1913/Заключение
← Глава 5. XIII | Первые почты и первые почтмейстеры в Московском государстве — Заключение | Дополнения и поправки → |
Источник: Козловский И. П.. Первые почты и первые почтмейстеры в Московском государстве. — Варшава: Типография Варшавского учебного округа, 1913. — Т. 1. — С. 523—525. |
Мы окончили нашу работу. Судьба первых почт, предпринимательских и правительственных, нами рассмотрена. Жизнь первых почтмейстеров, как предпринимателей и как культурных деятелей, прошла перед нами. Остановимся теперь на основной цели нашей работы (насколько мы её достигли, не нам судить).
XVII век был первым веком новой русской истории. Если говорят, что Петр Великий „пробил окно в Европу”, то надо сознатьcя, что отдушина была сделана значительно раньше — вспомним слова Посошкова о „дире”, которую сделали „немцы”. Сквозь эту отдушину сильной тягой шло к нам западно-европейское влияние. Как и всегда бывает, „культуртрегеры” шли учить нас за дорогую цену: жадной рукой они хватались за эксплуатацию естественных богатств края, пользовались неумением и неопытностью Московских жителей для своих личных выгод. Но эти дорого стоившие нам учителя всё-таки сделали свое дело. У них явились даровитые ученики, оценившие всю важность культурного прогресса и поведшие страну к нему: Ордин-Нащокин, Матвеев, Голицын, сам царь Петр. Могучий народ, приняв в свои неуклюжие объятия умных и ловких учителей — эксплуататоров, иногда увлекал их самих в свою среду и не выпускал от себя: таковы были все эти фан-Сведены, Марселисы и даже такие яркия личности не из промышленного мира, как Гордон, Лефорт. Русский народ перекрещивал Янов в Иванов, Леонардов в Леонтиев, Патриков в Петров, Францев в Федоров; иногда это перекрещивание не ограничивалось одним именем: Андрей Андреевич Виниус, сын одного такого же иностранного выходца и его жены — немки, был настоящим, православным русским человеком, хотя и „немецкого происхождения”: он не только писал по-русски (даже часто славянским „штилем”), но и думал по-русски[1]; женился на русской; сына воспитывал в русском, православном духе. Многие другие семьи иностранных выходцев также обрусели и навсегда остались в России, работая рука об руку с коренными русскими. Среди помощников фан-Сведена и Марселиса нам не приходилось видеть русских; а у Виниусов такие помощники — не редкость (Агафонов, Петров и др.), и эти помощники — не простая рабочая сила, а помощники действительные, которым Виниус дает ответственные поручения. Наконец, Виниусу мы обязаны привлечением русских торговых людей к участию в почтовом обращении, яркое доказательство чему видим в истории архангелогородской почты. Прививка западно-европейской культуры шла энергично и Петру Великому пришлось действовать уже в обновленном организме, чем и объясняется успех его реформ, столь резко расходившихся иногда с Московскою стариною. Русский народ, в массе еще темный, в лице лучших своих представителей проявлял частое трезвое отношение к западно-европейским порядкам (вспомним опять Посошкова). Отдавая всё наше внимание вопросам истории русской культуры, мы не могли не остановиться для частного исследования — на почтах, о значении которых много говорилось в настоящей работе; этот сюжет, как нам кажется, дал возможность, хотя с немногих сторон, осветить ход русского прогресса в столь интересный период русской истории, показав хотя на небольшой группе явлений процесс их переработки под влиянием более высокой цивилизации.
„Eine Fahrposteinrichtung bestand in Russland schon früh, indem dieselbe nach dem Muster asiatischer Institutionen sich ausgebildet hatte. Die Einrichtung der Briefpost dagegen war ein Ergebniss der Annäherung an den Westen im Laufe des 17 Jahrhunderts. Beiderlei Institutionen illustrieren gleichsam die zwei Hauptphasen der Entwickelung Russlands. Der tatarische Einfluss wird von dem europäischen abgelöst. Indem es seine Lehrmeister wechselte, gewann Russland Unermessliches. Der Verkehr mit dem Abendlande machte der Stagnation der in Russland herrschenden orientalischen Verhältnisse ein Ende”[2]. Этими, несколько напыщенными словами крупного ученого историка, беспристрастно осветившего перед западно-европейскою наукою многие явления русской исторической жизни, мы и закончим нашу заключительную беседу.