[50]
II
Стремление Московского правительства создать новые средства сообщений. — Договоры с Швецией и Польшей и их значение в деле международных сношений. — Отношение иноземцев к этому вопросу. — Де-Родес и его записка. — 10 и 17 статья Кардисского договора. — Сообщения Юрия Крижанича о почте.

Несовершенства громоздкого учреждения ямов, устройство которого было далеко от идеала, необходимость увеличения, расширения и облегчения способов сношений, нужды промышленности и торговли, которые также искали улучшенных способов передачи товаров и всякого рода сведений — всё это подготовляло переворот в истории путей сообщения и средств сношений в Московском государстве.

Во внутренних сношениях последовали сперва отдельные предприятия нового характера. Так как доставка правительственной корреспонденции при посредстве ямских учреждений казалась медленною, то необходимым казалось создать что-нибудь новое для этой цели. 6 июля 1659 года состоялся указ: поставить между Москвою и Путивлем трубников, которые должны были от Москвы до Путивля с государевыми грамотами и из Путивля к государю в Москву с отписками ездить от стану до стану наскоро. Это учреждение сразу же оказалось действующим неаккуратно. В том же [51]1659 году пришлось послать особого чиновника для ревизии сообщений, а с ним 12 конюхов с 48 лошадьми для усиления деятельности нового учреждения. В 1668 году вновь были расчислены станы от Москвы до Севска; на каждом стану было поставлено по 2 пристава и каждому выдано было из Конюшенного приказа по 4 лошади для скорой доставки правительственной корреспонденции[1]. Ямщикам всё реже и реже поручалось доставление этого рода корреспонденции; денежные посылки и письма особой важности поручались для доставки верным головам и целовальникам, которым на эти случаи выдавались из Ямского приказа особые подорожные. Для экстренных распоряжений существовало нечто вроде эстафет — нарочные посыльщики; употребляли и курьеров — скорых гонцов[2]. Толчком к возникновению настоящей, европейской („немецкой“) почты послужили дипломатические сношения.

Начавшись еще в XV веке, наши дипломатические сношения с Зап. Европою развились в полов. XVII в. до таких размеров, что правительству необходимо стало иметь иод рукою безостановочно действующее учреждение для получения заграничных сведений. Это учреждение должно было не только исполнять правительственные поручения, но и самостоятельно и заблаговременно доставлять известия обо всяких событиях, чтобы московское правительство всегда было au courant положения европейской политики и жизни. Политические события благоприятствовали предприятиям этого рода. В 1661 г. был заключен Кардисский мир со Швецией, в 1667 — Андрусовский с Польшею. Установление мирных отношений с соседями открывало возможность, которой давно ждали в Москве — [52]возможность прямых сношений с Зап. Европою вместо круговых — через Ледовитый океан.

Кто же мог взяться за предприятие этого рода — создание учреждений для правильных и постоянных сношений Москвы с заграничными странами? Конечно, к этой роли более всего пригодны были иностранцы. В то время число иностранцев, живших в Москве, было очень значительно. Военные, врачи, духовные лица, купцы, промышленники, ремесленники — разнообразных национальностей: немцы, голландцы, англичане, шотландцы и пр. — заселяли обширную „Немецкую слободу“ возле Москвы, превратившуюся в целый город. Иностранцы и сами сознавали крайнюю необходимость учреждения почтовых сношений между Москвою и Зап. Европою. Им самим крайне нужны были эти сношения для их личных целей[3], и они решительно высказывались за неотложность этого дела как раз в это время. Первым из них, определенно высказавшимся по интересующему нас вопросу, был приезжий коммерческий агент шведского правительства — Иоганн де-Родес[4]. Он представил своему правительству доклад под заглавием: „Подробное донесение о происходящей в России коммерции“. В этом докладе он, между прочим, пишет следующее: [53]

„Иностранная корреспонденция производится в земле Вашего Королевского Величества к очевидному и особенному ущербу ваших подданных, потому что заграничные письма, отправляемые в Москву, идут из Риги через Псков и приходят в Псков в то же время, когда приходят в Ревель, Нарву и Ниен другие письма от того же числа, так что письма, отправляемые из Риги через Псков, приходят часто в Москву скорее, чем получаются в Новгороде письма от того же числа, но идущие в Москву из Ревеля через Нарву, Ниен и Новгород. Оттого то голландские и другие купцы получают гораздо скорее известие о том, как можно будет повести дела с тем или другим товаром, нежели купцы, торгующие теми же товарами и получающие из Ревеля или Ниена обратить внимание на то, либо другое и закупить те, либо иные, товары, так что они остаются всегда последними и являются с заказами, когда торгующие в Архангельске всё уже устроили и всё обделали. Помочь этому, по моему малому соображению, можно, запретив под опасением строжайшего наказания рижским гражданам отсылать во Псков письма, к ним адресованные и назначенные в Москву, но приказывать им сдавать их на почту для отсылки к почтмейстеру в Нарву. В Нарве они могут лежать до тех пор, покуда не придет почта от того же числа из Голландии или Англии или других заграничных торговых мест через Ревель и Ниен; потом уже отсылать их к почтмейстеру с нарочным, который должен отправляться постоянно через каждые 4 часа в Новгород, на шведский двор. Отсюда уже могут идти письма все вместе далее в Москву. Адресовать должно их на шведский двор и отсылать с особенным нарочным. Точно таким же путем могут идти письма из Москвы обратно, и отсюда образуется наконец мало-помалу никем не подозреваемое почтовое [54]сообщение. Ежегодные издержки не могут превышать по моему расчету 50 талеров, которые могут покрываться весовым сбором. К тому же и Ваше Королевское Величество может надеяться получать от Ваших слуг точные известия о России, которые иначе не могут быть доставляемы, потому что приходится посылать письма с ямщиками или путешественниками, которые ездят по большей части медленно, в неудобное время, и на которых нельзя без особенного страха положиться“[5].

Читая вышеприведенное донесение, нельзя не обратить внимания на то, как уже в 1653 году вопрос о почтовом сообщении между Москвою и Балтийским берегом был назревшим. Невольно чувствуешь, как нарождаются неразрывные торговые связи, как они растут и осложняются, каким естественным является установление прочных, постоянных и даже регулярных сношений между потребителями и производителями. Создающиеся как бы сами собою сношения сразу же приобретают, кроме экономического, и политическое значение — своевременное осведомление правительства о том, что делается в соседней стране, также становится их естественною обязанностью.

Немного лет спустя, в Кардисе был подписан договор между Россией и Швецией, некоторые статьи которого придают важное значение торговым сношениям через границу. Напр. в 10 статье написано:

„Договорено и утверждено, что ц. в-ства подданным торговым людем торговать Свейского королевства в городех в королевственном городе Стеколне, в Риге, в Выборге, в Колывани, в Ругодиве, и в Ижере, и в Кореле, и в Канцах, и в иных городех в Свейской и в Лифлянской и в Финской и в иных его [55]кор. в-ства землях, каковы им имена ни есть с его кор. в-ства подданными торговыми людьми всякими товарами и с прямою мерою и весом и после показательства своих проезжих памятей начальных людей, откуды они приезжали у первых порубежных генералов и те проезжия, как покажутся прямы и им нигде в своих проездех и в торговле кор. в-ства от генералов и от губернаторов и от ратных и иных всякого чину людей нигде никаким обычаем, горою и водою, задержанным и помешенным и не новых проезжих иманьем и никакою неволею утесненным не быть, наипаче всякими мерами к их поезду к торговле и делу вспоможение учинить по достоинству“.

17-я статья указывает и на способы сношений:

„Гонцом, которых с обеих сторон бояре, и воеводы, и генералы, и губернаторы с листами друг к другу посылати учнут и тем вольно и безопасно и без задержания везде приезжать и отъезжать и листов у них нигде не отнимать и не прочитать, а где лучится им ехать мимо войск и им в проезде спомогательство чинить“[6].

Таким образом, Кардисский трактат придает большое значение торговым сношениям обеих договаривающихся сторон и предусматривает пересылку корреспонденции через границу (правда — только правительственной, но и таковая могла касаться интересов торговых людей). Сопоставляя его текст с донесением де-Родеса, ясно видим, что советы этого последнего не пропали даром и шведское правительство, выставляя главным образом выгоды русских от торговых сношений, имеет в виду лишь добиться бреши [56]в стене между Московским государством и Швецией.

В нашем распоряжении имеется еще одно свидетельство современного той эпохи литературного деятеля, что почта в то время была уже общеевропейским учреждением и присоединение Московского государства к сети почтовых сношений казалось необходимым. Известный Юрий Крижанич, взяв на себя роль культуртрегера в Москве, написал целый политико-экономический трактат, под заглавием „Разговоры о владательству“ (беседы о государственном управлении); в этом сочинении находим место, где он дает совет, как устроить почту. Он подробно говорит об „уставных гонцах“ в европейских государствах; эти гонцы не что иное, как почтари. Почтовые сношения Крижанич выставляет, как меры, необходимые для развития торговли. Вот его слова:

„Торговство общее ся поспешает сими способами: 1)…

5) в Европских странах, опрочь Польские земли, обретаются везде некаковы уставны гонцы, кои суть повинны всякий тедень (неделю) от влака (волока) до влака течи на коню з грамотами всяких людей. Во всяком граду есть назначен в тедню день и час, в кий час морает гонец засесть и потечь целым скоком. И бежит он с листми токмо чрез свой влак, с 15 или зь 20 верст, до ближнего другого гонца. Другой гонец онже час приемше листы повинен есть побежать, будь в день, будь в ночь, в сухо и в дожджено время… А где ко коему граду приезджает, затрубит в рог и гражаны суть повинны во всякую пору ночи отворить му град. Всякий чловек может к таковому гонцу принесть лист и две деньги: и гонец есть повинен приять и занесть лист. По тех гонцех поспешается торгование и торговеческо взаемное проразумение“. [57]

Так знакомил приезжий иностранец русское общество с устройством почты Таксисов (Крижанич был хорват).

Итак: русское правительство сознало крайнюю необходимость реформы сношений главным образом для политических и государственных целей; иностранцы, развивая торговые сношения с Москвою, ощущали такую же необходимость в экономических целях; программа реформы предлагалась, а Немецкая слобода готова была поставлять её исполнителей. Интересы иностранцев и московского правительства не совпадали; но способ удовлетворения их оказался одним и тем же. Правительство взялось за реформу, а иностранцы-исполнители повели ее с соблюдением собственных интересов.


____________

  1. П. С. 3., I, № 251, 257, 432.
  2. Вейнберг, Воронеж. почта, стр. 411.
  3. Еще при Борисе Годунове Ганзейские купцы не прочь были воспользоваться нашими ямскими учреждениями (Почт.-Тел. Журн., 1900, авг., 961).
  4. Де-Родес с молодых лет служил по торговой части в Рижской акцизной камере, потом в Ревеле. В Москве он был несколько раз, с 1647 по 1655 г. (в этом последнем году он в Москве скончался). Его письма и донесения находятся в Стокгольмском Госуд. Архиве. Интересующее нас его „Подробное донесение“ написано в Ревеле в 1653 г. и по рижской рукописи напеч Эверсом в его Beiträge zur Kenntniss Russlands (Dorpat, 1816), откуда переведено И. Бабстом (см. Магазин землеведения и путешествий Н. Фролова, т. V, М., 1858). О де-Родесе см. статью Б. Курца в Ж. М. Н. П., 1912 г., кн. 3.
  5. Перев. Бабста, стр. 254—255.
  6. Цитируем по приказной выписке, помещенной в Почт. Делах Моск. Арх. М. Ин. Дел, карт. 7 (см. т. II нашей раб., стр. 178); текст, помещенный в П. С. 3., I, № 301 кажется нам подновленным и вообще средактирован иначе.