Утро 30-го августа было холодное и сильно туманное. Моросило. Когда Великій Князь, около десяти часовъ утра, пріѣхалъ на позицію, впереди ничего не было видно: все и повсюду застилалось бѣловато-мглистою пеленою, и сквозь этотъ туманъ даже и пушечные выстрѣлы съ ближайшихъ батарей отдавались глухо, а вдали уже и ровно ничего невозможно было разслышать. Каждый звукъ глохъ и исчезалъ въ этомъ густомъ туманѣ. У «Императорскаго холма» придворные служители спѣшно разбивали палатку, въ которой должно было совершиться молебствіе, по случаю дня тезоименитства Государя Императора. Нѣсколько человѣкъ солдатъ лейбъ-гвардіи Павловскаго полка, находящіеся въ составѣ конвойной гвардейской роты, пріѣхали въ телѣгахъ на позицію, безъ оружія, въ походно-парадной формѣ, для принятія отъ своего Державнаго Шефа поздравленія со днемъ ихъ полковаго праздника. Тутъ же находились и наличные офицеры этого полка, а также и числящіеся въ ономъ флигель-адъютанты. . Государь Императоръ прибылъ на холмъ въ половинѣ двѣнадцатаго часа. Принявъ поздравленіе отъ Великаго Князя Главнокомандующаго, генералъ-адъютанта Непокойчицкаго и присутствовавшихъ на мѣстѣ особъ Императорской Фамиліи, а также отъ князя Карла Румынскаго, и поздоровавшись со своими павловцами, Его Величество спросилъ диспозицію, составленную на нынѣшній день, которая и была подана адъютантомъ Главнокомандующаго, полковникомъ Скалономъ, — прочелъ ее и затѣмъ направился къ палаткѣ, гдѣ уже ожидалъ Августѣйшаго Именинника протоіерей Императорской квартиры въ полномъ облаченіи. Тотчасъ же началось молебствіе. Раздалось стройное пѣніе небольшаго походнаго хора придворныхъ пѣвчихъ. Русская и румынская свиты столпились вокругъ палатки, обнаживъ свои головы. Тутъ же стояли и кучки нашихъ русскихъ солдатъ, кучеровъ, служителей и группы мѣстныхъ болгаръ — бездомныхъ скитальцевъ по милости турокъ. Во время молебна дождь на нѣкоторое время прекратился, и канонада стала гораздо слышнѣе. Когда раздались слова священнодѣйствовавшаго: «преклоньте колѣна, Господу помолимся», всѣ тихо склонились къ землѣ и протоіерей съ глубокимъ чувствомъ, видимо взволнованнымъ голосомъ произнесъ молитву о ниспосланіи Всевышнимъ побѣды русскому воинству. Эти слова какъ бы наэлектризовали всѣхъ присутствующихъ; многіе и многіе изъ нихъ утирали слезы. Видно было, что каждый глубоко почувствовалъ въ сердцѣ своемъ значеніе переживаемой минуты, глубоко проникся смысломъ возносимой къ Богу молитвы и далъ полную волю своему святому чувству… Но тотъ моментъ, когда діаконъ возгласилъ, а пѣвчіе подхватили многолѣтіе Государю, исполненъ былъ особенной торжественности. Въ Петербургѣ въ этотъ моментъ обыкновенно раздаются праздничные салюты съ бастіоновъ Петропавловской крѣпости, въ Москвѣ — со стѣнъ кремлевской Тайницкой башни; здѣсь же, на боевой позиціи, въ виду непріятеля, подъ этимъ хмурымъ, ненастнымъ небомъ, салютовалъ Русскому Царю перекатный громъ боевыхъ орудій, которому вторило шипѣніе взрывавшихся снарядовъ. Никогда еще русскимъ Государямъ не доводилось встрѣчать день своего Ангела въ подобной обстановкѣ; никогда еще не доводилось имъ и проводить его съ утра до ночи на боевомъ полѣ. Этотъ день — 30-е августа 1877 года — для насъ, русскихъ, долженъ сдѣлаться днемъ незабвеннымъ, историческимъ.
По окончаніи молебствія, Государь пригласилъ всѣхъ присутствовавшихъ къ завтраку. Для Императорской Фампліи и почетнѣйшихъ лицъ русской и румынской армій накрытъ былъ на холмѣ небольшой столъ; остальные же помѣстились кто какъ могъ. На землѣ были раскинуты скатерти, на скатертяхъ поставлены блюда, тарелки, и вокругъ нихъ размѣстились кое-какъ всѣ наличные офицеры и наскоро принялись за холодный завтракъ. Великій Князь Главнокомандующій провозгласилъ здоровье Державнаго Именинника, и нечего говорить о томъ, какимъ восторженнымъ и задушевнымъ кликомъ былъ встрѣченъ этотъ дорогой каждому тостъ! Затѣмъ поднялся Государь Императоръ и произнесъ слѣдующія слова: «За здоровье нашихъ славныхъ войскъ, которыя въ эту минуту дерутся съ непріятелемъ, и да даруетъ Богъ намъ побѣду!» Потомъ, нѣкоторое время спустя, Его Императорское Величество изволилъ предложить тостъ за здоровье Своихъ павловцевъ.
Не долго длился этотъ скромный, походный завтракъ, по окончаніи котораго всѣ опять отдали все свое вниманіе бою.
Его Величество опять выѣзжалъ впередъ версты на полторы или на двѣ, чтобы ближе слѣдить за ходомъ сраженія.
Диспозиція, составленная на 30-е августа, предписывала начало штурма въ три часа пополудни. До сего часа канонада прекращалась два раза и притомъ одновременно на всѣхъ батареяхъ — въ первый разъ на два часа, отъ 9-ти до 11-ти утра, и вторично на полтора часа, отъ 1 до 2½ по полудни. Сдѣлано это было съ тою цѣлью, чтобы заставить непріятеля тревожиться напраснымъ ожиданіемъ приступа и утомить его къ тому времени, когда дѣйствительно начнется наше наступленіе. Но… позволительно усомниться, чтобы подобныя пріостаповки могли серьезно повліять на нравственное настроеніе противника, слишкомъ достаточно ободреннаго всѣми своими предшествовавшими успѣхами. Штурмъ плевненскихъ позицій, какъ извѣстно, предписано было направить на три пункта: 1) большой Гривицкій редутъ на сѣверо-восточномъ фронтѣ, 2) большой редутъ на юго-восточномъ фронтѣ, къ сѣверо-востоку отъ деревни Радишево, и 3) на линію редутовъ и ложементовъ на ловчинскомъ шоссе, въ особенности, на Кришинскій редутъ, прикрывающіе укрѣпленный турецкій лагерь съ южной и юго-западной стороны Плевны. Атаку Гривицкаго редута должны были произвести румынскія войска, совмѣстно съ 1-ю бригадою 5-й пѣхотной дивизіи[1]; на Радишевскій редутъ направлены части 4-го корпуса, а кришинскія укрѣпленія предоставлены отряду генерала Скобелева, котораго долженъ былъ поддерживать князь Имеретинскій.
Турки еще съ утра отвѣчали на нашъ огонь вяло и какъ бы нехотя значительно меньшимъ числомъ выстрѣловъ: они видимо приберегали свои снаряды для моментовъ болѣе критическихъ и рѣшительныхъ.
Ровно въ три часа назначенныя для атаки войска перешли въ наступленіе. Въ 4½ часа по полудни Архангелогородскій и Вологодскій полки, выславъ на позицію впереди Гривицы 16 орудій, выдвинулись изъ этой деревни и, построясь въ боевой порядокъ двумя линіями ротныхъ колонъ[2], параллельно шоссе и тыломъ къ оному, съ резервомъ изъ двухъ батальоновъ, повели атаку на Гривицкій редутъ со стороны его южнаго фронта, а румынскіе батальоны въ это же самое время ударили на редутъ съ сѣверо-востока. Движеніе войскъ на приступъ было встрѣчено со стороны турокъ на всѣхъ пунктахъ такимъ ужаснымъ огнемъ, который съ первой же минуты слился въ одинъ непрерывный гулъ и трескъ, такъ что отдѣльныхъ выстрѣловъ уже невозможно было разслышать. При этомъ въ 6-й батареѣ 5-й артиллерійской бригады взорвало зарядный ящикъ. Первый приступъ къ Гривицкому редуту былъ отбитъ. Румыны отступили въ водомоину, пролегающую, въ видѣ естественнаго рва за Гривицею, въ сѣверо-восточномъ направленіи, а наши заняли позиціи въ разстояніи семи или восьмисотъ шаговъ отъ редута и поддерживали ружейный огонь. Румыны, устроясь въ водомоинѣ, ударили вторично, но не смотря на все ихъ воодушевленіе и энергію, были снова отброшены на прежнее мѣсто; генералъ же Родіоновъ[3] со всѣми шестью батальонами своей бригады[4] придвинулся еще ближе къ редуту и залегъ отъ него въ полутораста шагахъ. Въ это время 2-й батальонъ румынскихъ егерей (venatori), также назначенный для атаки Гривицкаго редута, сбился съ пути по причинѣ тумана и очутился противъ сосѣдняго редута (Башъ-табіе), лежащаго болѣе на западъ. Замѣтивъ здѣсь свою ошибку, егеря подъ перекрестнымъ огнемъ повернули на Гривицкій редутъ и ударили на него съ сѣверо-запада. Услыхавъ въ той сторонѣ крикъ атаки, генералъ Родіоновъ въ ту же минуту устремилъ на редутъ съ юга и свои батальоны. Перебѣжать разстояніе въ полтораста шаговъ было дѣломъ одной минуты. Огонь противника, усилившійся въ эти мгновенія до высшей степени, былъ ужасенъ, но не остановилъ атакующихъ, и такимъ образомъ наши архангелогородцы и румынскіе егеря одновременно ворвались съ двухъ сторонъ въ укрѣпленіе. Здѣсь уже прекратился ружейный огонь и пошла штыковая работа. Бой холоднымъ оружіемъ внутри редута длился около получаса. Наконецъ турки стали выскакивать за брустверъ и убѣгать, а группы нашихъ и румынъ — въ догонку за ними со штыками и прикладами. Много было при этомъ положено турокъ — измозжено, переколото… Но противникъ не просилъ пощады и умиралъ подъ ударами. Всё, что́ оставалось въ редутѣ изъ его защитниковъ, было перебито. Знаменщикъ 1-го батальона Архангелогородскаго полка водрузилъ знамя на южномъ фасѣ редута. Оно было въ чахлѣ. Батальонный командиръ приказалъ снять чахолъ и перемѣстить распущенное знамя на западный фасъ, обращенный къ туркамъ. Вскорѣ послѣ этого рядомъ съ первымъ водружены были и еще два знамени: Вологодскаго полка и румынскихъ егерей 2-го батальона, а вслѣдъ затѣмъ турки были выбиты штыками и изъ ближайшихъ ложементовъ. Такимъ образомъ къ семи часамъ вечера дѣло съ Гривицкимъ редутомъ было покончено. Еще во время наступленія, Вологодскій полкъ, составлявшій лѣвый флангъ боевой линіи, сталъ подаваться лѣвымъ плечомъ впередъ, чтобы зайдти къ редуту съ западной, т. е. тыльной его стороны, въ то время какъ архангелогородцы атаковали съ фронта южный фасъ. Укрѣпленный турецкій лагерь, отстоящій отъ редута на полверсты къ западу и соединенный съ нимъ траншеею, сильно мѣшалъ своимъ огнемъ нашему наступленію. Тогда командиръ Вологодскаго полка, полковникъ Рыкачевъ, взявъ ружье лично имъ убитаго аскера, повелъ нѣсколько своихъ ротъ на этотъ лагерь съ демонстративною цѣлью и ворвался въ него. Здѣсь онъ оставался до наступленія темноты, когда сильный картечный огонь непріятеля, открытый съ ближайшаго разстоянія, заставилъ его наконецъ покинуть занятую часть лагеря и отойдти въ Гривицкій редутъ, взятію котораго много способствовала эта беззавѣтная рѣшимость Рыкачева броситься на лагерь и тѣмъ лишить его возможпости наносить вредъ своимъ огнемъ частямъ ведшимъ атаку противъ Гривицкаго редута. Но не дешево достался намъ этомъ частный успѣхъ 30-го августа: одними лишь ранеными у насъ выбыло изъ строя 25 офицеровъ и около 900 нижнихъ чиновъ[5], общая же убыль 1-й бригады 5-й пѣхотной дивизіи простирается до 1,305 человѣкъ, не считая офицеровъ. Архангелогородскій полкъ понесъ наиболѣе чувствительную потерю въ лицѣ своего командира, флигельадъютанта, полковника Шлиттера, который былъ замертво вынесенъ изъ редута. Этотъ доблестный командиръ во главѣ своего полка первымъ вскочилъ иа брустверъ и оттуда во внутрь редута. Рядомъ съ нимъ взбѣжали туда же знакомый его румынскій офицеръ, отправившійся на штурмъ волонтеромъ (имя, къ сожалѣнію, неизвѣстно), адъютантъ командира 9-го корпуса ротмистръ Хвостовъ и маіоръ Квитка. бывшій конно-гвардеецъ. Румынскій офицеръ едва лишь соскочилъ съ бруствера въ редутъ, какъ былъ въ куски изрубленъ ятаганами; маіоръ Квитка, какъ говорятъ, вскочилъ верхомъ на непріятельскую пушку, но отдѣлался лишь легкою огнестрѣльною раною въ подъ-мышку, безъ поврежденія сочлененій; ротмистръ Хвостовъ остался невредимъ, а Шлиттеръ получилъ пулю въ лобъ, на вылетъ[6]. Это уже второй командиръ, котораго теряетъ Архангелогородскій полкъ въ нынѣшнюіо кампанію, менѣе чѣмъ въ промежутокъ двухъ мѣсяцевъ, и все въ бою подъ Плевною. Тутъ же былъ раненъ и генералъ Родіоновъ[7], по отбытіи котораго на перевязочный пунктъ остался главноначальствующимъ въ редутѣ командиръ Вологодскаго полка полковникъ Рыкачевъ. Трофеями этого штурма достались намъ пять орудій, у которыхъ турки не успѣли даже вынуть запирающіе механизмы[8], и два знамени. Одно изъ послѣднихъ было взято людьми Архангелогородскаго полка, а другое румынскимъ егеремъ Грегоромъ Іованомъ, вмѣстѣ съ сержантомъ Никою Іономъ и капраломъ Никою Васили[9].
Вскорѣ по взятіи редута наступила полная темнота, которая еще усиливалась туманною и дождливою погодою. Вообще все наступленіе пришлось вести подъ дождемъ, въ туманѣ, по размякшей скользкой почвѣ, чтб крайне затрудняло людей, въ особенности, когда прпшлось карабкаться на валы, имѣющіе довольно крутой склонъ и высоту до десяти футовъ. Наши поспѣшили утвердиться и устроиться какъ въ редутѣ, такъ и въ прилежащихъ траншеяхъ, ежеминутно ожидая атаки со стороны турокъ. Напряженное состояніе людей усиливалось еще и тѣмъ обстоятельствомъ, что одна изъ нашихъ осадныхъ батарей, не зная, взятъ ли редутъ, или нѣтъ, время отъ времени посылала въ направленіи его свои снаряды. Великій Князь точно также не имѣлъ еще свѣдѣній о результатѣ этой атаки и потому, въ ожиданіи какихъ-либо извѣстій, рѣшился оставаться всю ночь на позиціи. Въ десять часовъ вечера свиты Его Величества генералъ-маіоръ Струковъ получилъ приказаніе Его Высочества — узнать какимъ-либо способомъ о дѣлѣ у Гривицкаго редута. Генералъ Струковъ въ густыхъ потемкахъ поѣхалъ впередъ и на пути узналъ отъ кіевскихъ гусаръ, ѣхавшихъ по шоссе для занятія аванпостной линіи, что по ихъ слухамъ — Гривицкій редутъ уже взятъ нашими. Вскорѣ извѣстіе это подтвердилось положительнымъ образомъ. Тогда генералъ Струковъ послалъ на осадную батарею приказаніе не стрѣлять болѣе по редуту и обратился къ командиру Кіевскаго гусарскаго полка съ предложеніемъ вызвать двухъ-трехъ человѣкъ охотниковъ, и въ томъ числѣ офицера, которые взялись бы хоть ползкомъ добраться до редута и предупредить его защитниковъ, что положеніе ихъ будетъ обезпечено достаточно сильною поддержкою, въ случаѣ если бы турки вздумали сдѣлать на редутъ ночное нападеніе. Порученіе это было исполнено корнетомъ Исаковымъ. Оно оказалось далеко не изъ легкихъ, потому что гарнизонъ редута до такой степени былъ на-чеку въ ежеминутномъ ожиданіи внезапной атаки, что открывалъ огонь при малѣйшемъ шорохѣ снаружи бруствера, вслѣдствіе чего, по недоразумѣнію, вышла даже минутная перестрѣлка между русскими и румынами. Къ одиннадцати часамъ вечера генералъ Струковъ возвратился на бивуакъ Главнокомандующаго и доложилъ о дѣлѣ на Гривицкомъ редутѣ и взятіи послѣдняго. Наши вологодцы и архангелогородцы, обратившіеся изъ атакующихъ въ защитниковъ редута, не даромъ ожидали со стороны турокъ попытки овладѣть имъ снова. Когда генералъ Шильдеръ-Шульднеръ пріѣхалъ въ редутъ, чтобы лично распорядиться устройствомъ (то гарнизона, то не прошло и двухъ часовъ, какъ турки, выйдя изъ укрѣпленнаго лагеря и подкравшись по траншеямъ, съ крикомъ бросились на валы, но были отбиты залпами и частію штыками. Послѣ этого, въ теченіи ночи, подобныя же попытки съ ихъ стороны повторялись еще два раза, но не только безуспѣшно, а и съ большимъ урономъ. Съ разсвѣтомъ же они стали бросать изъ лагеря и сосѣдняго укрѣпленія (Башъ-табіе) гранаты въ самый редутъ, и только тутъ оказалось, что этотъ послѣдній далеко не составляетъ ключа позиціи, а всецѣло лежитъ подъ огнемъ командующей надъ нимъ Башъ-табіе[10].Атака въ центрѣ на Радишевскій редутъ была неудачна и по числу потерь обошлась намъ дороже, чѣмъ всѣ остальныя. Въ силу общей диспозиціи на 30-е августа, сводной дивизіи 4-го корпуса[11], подъ начальствомъ генералъ-маіора Шнитникова, предписывалось штурмовать редугы, находившіеся впереди батарей 4-го корпуса. Изъ остальной половины этого корпуса, 1-я бригада 16-й дивизіи[12] была у Скобелева, а 2-я бригада 30-й дивизіи[13] въ общемъ резервѣ, состоявшемъ, какъ извѣстно изъ диспозиціи, въ распоряженіи начальника штаба Западнаго отряда, генералъ-лейтенанта Зотова.
Съ утра еще затрещала во мглѣ перестрѣлка по ту сторону Тученицкаго оврага, на нашемъ лѣвомъ флангѣ, и Скобелевъ прислалъ предупредить командующаго 4-мъ корпусомъ генералъ-лейтенанта Крылова, чтобы онъ не принялъ эту стрѣльбу за начало атаки. Дымъ отъ гремѣвшей канонады, слившись съ туманомъ, покрылъ всю мѣстность столь густою пеленою, что въ десяти шагахъ трудно было различить что-либо; послѣ одиннадцати часовъ утра ружейная пальба вдругъ послышалась правѣе, а именно тамъ, гдѣ въ ожиданіи часа атаки, залегли полки 4-го корпуса. Сначала рѣдкая, пальба эта стала учащаться и вскорѣ перешла въ сплошной рокотъ сильной рѵжейной перепалки. Всѣ недоумѣвали, что это значитъ, а болѣе всѣхъ — командующій 4-мъ корпусомъ,. къ которому ни откуда не приходило донесенія, объясняющаго столь неожиданное и странное обстоятельство. Туманъ рѣшительно препятствовалъ видѣть — наши ли это атакуютъ турокъ, или турки нашихъ? Сколь ни невѣроятно казалось послѣднее предположеніе, но все же скорѣе можно было допустить его, чѣмъ мысль о преждевременной атакѣ съ нашей стороны, безъ прямаго на то приказанія ближайшихъ начальниковъ, генералъ-лейтенанта Крылова и генералъ-маіора Шнитникова, которые, въ добавокъ, и не имѣли права отдать такое приказаніе, въ виду ясно и точно указаннаго въ диспозиціи часа общей атаки.
Какъ оказалось потомъ, вотъ что́ произошло въ туманѣ:
Начальнику штаба 16-й дивизіи, полковнику Тихменеву показалось, будто турки закопошились въ ближайшихъ ложементахъ. Онъ почему-то вдругъ принялъ это движеніе за намѣреніе броситься на наши батареи, а потому съ мѣста же, мгновенно, по собственной своей волѣ, повелъ впередъ сначала четыре роты Угличскаго полка, не успѣвъ даже предупредить объ этомъ кого-либо изъ начальствующихъ лицъ, а вслѣдъ за этими ротами поднялся и весь полкъ. Тогда Ярославскій полкъ, лежавшій въ ближайшемъ сосѣдствѣ съ Угличскимъ, увидя это движеніе, тоже сталъ въ ружье и пошелъ впередъ. Остальнымъ же двумъ полкамъ сводной дивизіи за туманомъ ничего этого не было видно и они остались на своихъ мѣстахъ. Полковнику Тихменеву на столько удалось воодушевить словами поднявшіеся батальоны, что турки мигомъ были выбиты изъ всѣхъ ложементовъ; но храбрые полки, отважно предводимые начальникомъ штаба 16-й дивизіи, не остановились во-время: они устремились къ редутамъ и, встрѣченные губительнымъ огнемъ съ укрѣпленія и перекрестнымъ изъ боковыхъ длинныхъ ложементовъ, служившихъ какъ бы продолженіемъ редута, не имѣя за собою никакой поддержки, должны были отступить въ безпорядкѣ, потерявъ совершенно напрасно двѣ трети своего состава и почти всѣхъ офицеровъ. Такимъ образомъ, изъ общаго состава силъ, предназначенныхъ для общей атаки, далеко еще до урочнаго часа, цѣлая бригада, можно сказать, уже не существовала, ибо по своему крайне разстроенному состоянію не могла быть употреблена ни въ какое дальнѣйшее дѣло.
По донесеніи командующаго 4-мъ корпусомъ объ этой несчастной случайности, которую, къ сожалѣнію, никакъ не возможно было ни предвидѣть заранѣе, ни остановить своевременно, послѣдовало чрезъ начальника штаба Западнаго отряда приказаніе: «въ три часа возобновить атаку двумя остальными полками, съ поддержкою Воронежскаго и Козловскаго полковъ 9-го корпуса, имѣя въ резервѣ Галичскій полкъ».
Тогда генералъ Шнитниковъ, не считая себя въ правѣ не исполнить диспозицію, лично повелъ на штурмъ Казанскій и Шуйскій полки, которые смѣло и быстро подвигались впередъ, но… и вторая атака была только повтореніемъ первой; точно также передовые полки выбили турокъ нзъ ложементовъ и точно также съ огромною потерею были отбиты массою свинца, не смотря на высланныя къ нимъ подкрѣпленія (Воронежскій и Козловскій полки).
Въ четыре часа по полудни генералъ-лейтенантъ Крыловъ лично повелъ Галичскій полкъ чрезъ оврагъ на поляну предъ редутами, усѣянную тѣлами убитыхъ и раненыхъ храбрецовъ, и разсыпавъ густую цѣпь, прикрылъ ею отступленіе штурмовавшихъ полковъ, которые — надо отдать имъ справедливость — даже послѣ такой жестокой неудачи, отходили вполнѣ спокойно и медленно. Убыль въ шести полкахъ[14], штурмовавшихъ Радишевскій редутъ, была громадна: 110 офицеровъ и 5,249 людей, выбывшихъ изъ строя убитыми и ранеными, запечатлѣли своею кровью двукратно неудавшуюся атаку[15]. «Громадная потеря, превышающая половину всего состава» — говоритъ генералъ Крыловъ въ своемъ донесеніи отъ 2-го сентября — «и потеря почти всѣхъ штабъ и оберъ-офицеровъ, равно какъ и груды тѣлъ, лежащихъ и по настоящее времи передъ непріятельскимъ редутомъ, служатъ самымъ краснорѣчивымъ доказательствомъ, что ввѣренныя мнѣ войска исполнили свой долгъ хотя и безуспѣшно, но свято».
Въ десятъ часовъ вечера перевязочные пункты 4-го корпуса были переполнены ранеными; въ оврагѣ, для прикрытія артиллеріи корпуса, расположились остатки сводной дивизіи: въ Угличскомъ и Казанскомъ полкахъ по два батальона, въ Ярославскомъ одинъ батальонъ, въ Шуйскомъ три, но не болѣе какъ по 400 человѣкъ въ каждомъ.
Полковникъ Тихменевъ въ тотъ же день отчисленъ отъ должности начальника штаба 16-й пѣхотной дивизіи, въ распоряженіе Главнаго Штаба, а на мѣсто его исправляющимъ должность назначенъ генеральнаго штаба капитанъ Куропаткинъ[16].
За то на лѣвомъ флангѣ мы имѣли успѣхъ положительный, и будь попытки наши въ центрѣ удачнѣе, то легко могло бы случиться, что на слѣдующій день мы и покончили бы съ Плевной. Съ занятіемъ второй высоты Зеленыхъ горъ 29-го числа, фронтъ генерала Скобелева сблизился теперь съ фронтомъ противника на столько, что отрядъ, хотя и поддерживавшій ружейный и артиллерійскій огонь, не могъ безнаказанно оставаться на этой позиціи въ теченіи долгаго времени, потому что турки буквально обсыпали его и картечью, и пулями. Въ виду столь исключительнаго положенія и чтобы не нести напрасныя потери, генералу Скобелеву было надобно рѣшиться на одно изъ двухъ: либо отступить съ позиціи весьма выгодной для продолженія дальнѣйшей атаки, что значило бы въ сущности, отказаться отъ всѣхъ успѣховъ, достигнутыхъ усиліями предшествовавшихъ дней, а послѣ того въ три часа по полудни, согласно диспозиціи, начинать все дѣло съизнова; либо же, вопреки дпспозиціи, не дожидаться урочнаго времени, но атаковать немедленно. Генералъ Скобелевъ рѣшился на послѣднее. Такимъ образомъ активный бой на Зеленыхъ высотахъ загорѣлся уже въ одиннадцать часовъ утра, а къ тремъ часамъ дня перешелъ въ общую атаку. Первая линія у генерала Скобелева была составлена изъ ротныхъ колоннъ, усиленныхъ густыми цѣпями. Здѣсь находились пѣхотные полки Владимірскій, Суздальскій и стрѣлковые батальоны 9-й и 10-й; за этими частими слѣдовалъ Либавскій пѣхотный полкъ и наконецъ резервы, въ составъ которыхъ вошли 11-й и 12-й стрѣлковые батальоны. Полевыя батареи все время слѣдовали на ряду съ пѣхотными частями, и смѣло подъѣзжая къ непріятельскимъ укрѣпленіямъ на ближайшія дистанціи, осыпали противника картечными гранатами. Генералъ Скобелевъ лично велъ наступленіе своего отряда и все время находился впереди, вмѣстѣ съ цѣпью, на своей бѣлой лошади. Надо замѣтить, что этотъ генералъ иначе не выѣзжаетъ въ сраженіе, какъ только на бѣлой лошади и самъ весь одѣтый въ бѣлое: бѣлый китель и бѣлая фуражка. Въ эту кампанію подъ нимъ убито уже пять лошадей, но самъ онъ, какъ бы играя опасностію и вызывая ее на себя, ко всеобщему удивленію остается до сихъ поръ цѣлъ и невредимъ, такъ что между солдатами пріобрѣлъ себѣ даже легендарную репутацію: солдаты убѣждены, что онъ «заколдованъ», «заговоренъ отъ пули» и смотрятъ на него, какъ на существо сверхъестественное, а офицеры, видя его постоянно впереди, пренебрегающаго всѣми опасностями и въ то же время ласковаго, спокойнаго, простаго въ обхожденіи со всѣми, питаютъ къ нему безграничную любовь и довѣріе. Даже сами турки уже знаютъ Скобелева и, по разсказамъ плѣнныхъ, называютъ его «Акъ-пашою» (бѣлымъ генераломъ). «Это тотъ Акъ-паша, что всегда впереди русскихъ», говорили они. отвѣчая на вопросъ, извѣстенъ ли имъ Скобелевъ: «да, мы знаемъ его, и когда мы видимъ его впереди, тогда нашимъ худо приходится, тогда мы грязи наѣдаемся (т. е. несемъ срамъ пораженія)», и прибавляли съ фаталистическимъ вздохомъ: «Иншаллахъ… Иншаллахъ!» (т. е. божья воля, или такъ Богу угодно).
Послѣ четырехъ часовъ по полудни дождь пересталъ на нѣкоторое время и туманъ мало по малу началъ разсѣяваться. Вмѣстѣ съ этимъ явилась возможность наблюдать поле сраженія. И въ центрѣ, около Радишевскаго редута, и на лѣвомъ флангѣ видны были въ перспективахъ, одни за другими, ряды и линіи бѣлыхъ ружейныхъ дымовъ, надъ которыми тамъ и сямъ поднимались высокіе, плотные клубы дыма, выкатывавшагося изъ орудій, и все это при непрерывномъ трескѣ пушечныхъ выстрѣловъ, шипѣніи гранатъ и рокотѣ неумолкаемой перестрѣлки, которая сливалась въ одинъ непрерывный гулъ. Шрапнели все чаще и чаще красиво лопались въ воздушной высотѣ, на долго оставляя послѣ себя въ небѣ густое маленькое облачко. Около шести часовъ вечера вся эта широкая картина озарилась особеннымъ свѣтомъ заходящаго солнца. На западѣ, тамъ гдѣ грозно дымившіяся и рокотавшія позиціи турокъ скрывали за собою притаившійся городъ, густыя тучи, принявшія снизу свинцовый, а сверху темно-лиловый оттѣнокъ, вдругъ въ одномъ мѣстѣ разорвались и образовали длинную, узкую щель, которая вся горѣла красно-золотистымъ блескомъ, а изъ самой середины ея какъ-то зловѣще глядѣло своимъ багровымъ дискомъ большое солнце, на половину перерѣзанное тучею. Вся картина боя, поля, кусты, холмы, отдаленныя покатости и перспективы линій этихъ дымовъ на нѣкоторое время окрасились и какъ бы прониклись такимъ же багрово-золотистымъ, словно бы кровавымъ, свѣтящимся колоритомъ. На вершинѣ «Императорскаго холма» сидѣлъ Государь и съ сосредоточеннымъ вниманіемъ смотрѣлъ вдаль, на битву. У подошвы холма стояла группа высшихъ представителей нашей арміи и нѣсколько лицъ Императорской свиты, а немного въ сторонѣ — группа иностранныхъ военныхъ агентовъ, позади же толпились наши и румынскіе офицеры разныхъ родовъ оружія, ординарцы, адъютанты, конвойные казаки и болгарскіе поселяне. Всѣ эти группы, отчетливо вырисовывались силуэтами своими на фонѣ озареннаго неба, и всѣ устремляли взоры на западъ, туда, гдѣ кипѣло горячее сраженіе… Сколько упованій и какое нетерпѣливое ожиданіе горѣли въ этихъ взорахъ; сколько сердецъ тревожно билось въ чаяніи близкихъ результатовъ дѣла! Только нѣкоторые изъ иностранныхъ агентовъ оставались безучастно, равнодушно спокойны. — «Посмотримъ, что-то изъ этого выйдетъ?» какъ бы невольно говорило выраженіе физіономій этихъ господъ, не то сдержанно-злорадныхъ, не то прилично сомнѣвающихся, но во всякомъ случаѣ, далеко намъ не сочувствующихъ и только старающихся изъ приличія скрыть истинное свое настроеніе.
— Какъ хотѣлось бы этимъ госиодамъ, чтобы насъ и въ третій разъ поколотили, замѣтилъ при мнѣ одинъ изъ почтенныхъ генераловъ Императорской свиты.
— И именно сегодня, добавилъ къ этому замѣчанію другой собесѣдникъ.
Всѣ, безъ исключенія, нетерпѣливо, почти лихорадочно ожидали извѣстій съ пунктовъ атаки, но извѣстій — ни радостныхъ, ни печальныхъ — не приходило еще ни откуда.
Къ семи часамъ солнце скрылось, небо померкло и вновь задернулось густыми тучами, и вновь заморосилъ дождикъ — холодный, скучный, совсѣмъ осенній, и вскорѣ полная ночная темнота смѣнила короткія сумерки.
Государь уѣхалъ съ позиціи въ Радынецъ около восьми часовъ вечера. Великій же Князь, въ ожиданіи извѣстій объ исходѣ штурма, остался на ночлегъ на мѣстѣ. На холмѣ былъ разложенъ изъ соломы большой костеръ, пламя котораго, обозначая мѣсто нахожденія Главнокомандующаго, долженствовало служить маякомъ адъютантамъ и ординарцамъ, ожидаемымъ съ донесеніями. Лейбъ-казаки усердно подкладывали въ костеръ снопъ за снопомъ и въ теченіи всей ночи поддерживали большое пламя, не смотря на дождь. Его Высочество и князь Карлъ помѣстились на ночлегъ въ своихъ коляскахъ, а свита расположилась гдѣ и какъ возможно: кто у костра, кто подъ экипажами, или въ повозкахъ, а кто и просто на мокрой землѣ, завернувшись въ гуттаперчевый плащъ или въ кавказскую бурку. Но не многимъ спалось въ эту памятную ночь: осенняя сырость и дождь пронизывали до костей; вокругъ ни зги не видно, а тутъ еще томительная неизвѣстность объ исходѣ штурма… Для огражденія бивуачнаго мѣста главной квартиры отъ возможнаго ночнаго нанаденія, сюда былъ призванъ одинъ батальонъ Старо-ингерманландскаго пѣхотнаго полка, который и окружилъ всю эту мѣстдость цѣпью аванпостовъ.
Было уже за полночь, когда наконецъ къ Великому Князю Главнокомандующему привезли извѣстіе о положеніи дѣлъ на лѣвомъ флангѣ, у генерала Скобелева. Оказалось, что отрядъ его къ шести часамъ вечера взялъ послѣдовательно одинъ за другимъ два турецкіе редута, причемъ Скобелевъ каждый разъ самъ водилъ въ атаку свои штурмовыя колонны, какъ на парадъ, съ музыкою и развернутыми знаменами, и первымъ вскочилъ верхомъ на брустверъ одного изъ редутовъ. Турки нѣсколько разъ пытались выбить насъ изъ этихъ укрѣпленій, но наши войска отбрасывали ихъ каждый разъ съ большимъ урономъ. Къ ночи въ одинъ изъ этихъ редутовъ было втащено три нашихъ орудія; въ каждый редутъ генералъ Скобелевъ назначилъ особыхъ комендантовъ изъ штабъ-офицеровъ тѣхъ частей, которыя брали эти укрѣпленія. Потери, понесенныя отрядомъ Скобелева при штурмѣ, простирались до 1,500 человѣкъ выбывшими изъ строя, причемъ палъ начальникъ 3-й стрѣлковой бригады, храбрый генералъ-маіоръ Добровольскій[17]. Впрочемъ, точная цифра потерь въ то время еще не могла быть извѣстна.
Тотчасъ же по полученіи извѣстія о взятіи двухъ редутовъ, Великій Князь, при слабомъ свѣтѣ фонаря, карандашемъ написалъ записку объ этомъ благопріятномъ для нашего оружія событіи, и призвавъ флигель-адъютанта полковника князя Чингисъ-Хана, отправилъ его съ нею въ Радынецъ, къ Государю Императору.
Всю ночь послѣ этого извѣстія слышна была на лѣвомъ флангѣ почти безпрерывная и сильная перестрѣлка, и всю ночь орудія съ нашихъ батарей посылали рѣдкіе выстрѣлы по линіи турецкихъ укрѣпленій.
Когда отрядъ генерала Скобелева управился наконецъ съ редутами, то наступила уже такая темнота, что войска, занявшія эти укрѣпленія, потеряли возможность дать себѣ точный отчетъ о положеніи взятыхъ редутовъ относительно тѣхъ верковъ, которые оставались еще въ рукахъ противника. Не смотря на это, всю ночь кипѣла здѣсь безпрерывная перестрѣлка, въ которой мы отвѣчали туркамъ по направленію вспышекъ ихъ выстрѣловъ, и всю ночь истомленные люди приспособляли себѣ закрытія, роя землю, за неимѣніемъ шанцеваго инструмента, крышками отъ котелковъ, штыками, тесаками и даже просто руками.
На разсвѣтѣ 31-го числа положеніе Скобелевцевъ выяснилось. Оба редута были открыты съ горжи и соединены между собою длинною траншеею, которая прокопана по самому гребню высоты. Положеніе защитниковъ этихъ укрѣпленій явилось тѣмъ затруднительнѣе, что оба редута внутри, а равно и траншея на всемъ ея протяженіи отлично обстрѣливались картечными гранатами съ Кришинскаго редута, еще не взятаго нами. Но затрудненія не ограничились только этимъ. Свѣтъ утренней зари показалъ намъ, что мы находимся не далѣе какъ въ полутораста саженяхъ отъ городскихъ садовъ и предмѣстья Плевны; эти сады были сильно заняты теперь стрѣлками противника, который по флангамъ ихъ выставилъ полевыя батареи.
Примѣчанія
править- ↑ Полки: 17-й пѣхотный Архангелогородскій и 18-й пѣхотный Вологодскій.
- ↑ Всего въ первыхъ двухъ линіяхъ четыре батальона, между которыми въ центрѣ расположились 4-я и 6-я батареи 5-й арт. бригады.
- ↑ Начальникъ 1-й бригады 5-й пѣхотиой дивизіи, бывшій командиръ 58-го пѣхотнаго Волынскаго полка.
- ↑ Для чего потребовадись и ея резервы.
- ↑ По свѣдѣніямъ уполномоченнаго «Краснаго Креста» графа М. Н. Муравьева, въ утро 31-го августа изъ дивизьоннаго лазарета 5-й пѣхотной дивизіи было эвакуировано 9 офицеровъ и 423 человѣка нижнихъ чиновъ, принадлежащихъ къ 1-й бригадѣ означенной дивизіи, а затѣмъ оставалось еще на пунктѣ около 500 раненыхъ изъ той же бригады, которые были снесены сюда въ ночь послѣ штурма Гривицкаго редута.
- ↑ Скончался на перевязочномъ пунктѣ 5-й пѣхотной дивизіи 31-го августа утромъ и похороненъ тамъ же, рядомъ съ общею могилою.
- ↑ Въ пятку, безъ повреждепія кости.
- ↑ Два орудія были отданы румынамъ.
- ↑ Имя командира 2-го егерскаго румынскаго батальона — маіоръ Александръ Кандіано Попеско. Занимаясь въ мирные дни адвокатурой, онъ предъ войною поступилъ въ ряды по реквизиціи и былъ назначенъ командовать 2-мъ егерскимъ батальономъ только въ утро этого же самаго дня, 30-го августа. «Я тѣмъ болѣе радъ этому назначенію — выразился маіоръ Попеско — что оно для меня служитъ самымъ драгоцѣннымъ имениннымъ подаркомъ, и въ особенности это почетное назначеніе съ разу идти на штурмъ. Надо оправдать такое лестное довѣріе». И оправдалъ.
- ↑ Длл противодѣйствія этому огню, 1-го сентября, въ Гривицкій редутъ было поставлено четыре румынскихъ орудія.
- ↑ 2-я бригада 16-й пѣхотной дивизіи (полки: 63-й Угличскій и 64-й Казанскій) и 1-я бригада 30-й дивизіи (полки: 117-й Ярославскій и 118-й Шуйскій).
- ↑ Полки: 61-й Владимірскій и 62-й Суздальскій.
- ↑ Полки: 119-й Коломенскій и 120-й Серпуховскій.
- ↑ Пѣхотные полки: Угличскій, Казанскій, Ярославскій, Шуйскій, Воронежскій и Козловскій.
- ↑ Изъ этого числа 80 офицеровъ и до 5.000 нижнихъ чиновъ приходится на долю сводной дивизіи 4-го корпуса.
- ↑ Впрочемъ, формальный приказъ объ этомъ состоялся только 13-го сентября 1877 г. за № 157.
- ↑ Замѣчательно, что у Добровольскаго — какъ говорятъ — было положительное предчувствіе своей смерти. За два или за три дня до нея, въ канцеляріи штаба дѣйствующей арміи былъ полученъ пакетъ съ духовнымъ завѣщаніемъ генерала Добровольскаго, а наканунѣ сраженія, смотря на пару своихъ лошадей и экипажъ, онъ — какъ передаютъ — выразился будто бы такъ: «Слава Богу, успѣлъ обзавестись добрыми конями и экипажемъ надежнымъ; по крайней мѣрѣ, послѣ завтрашняго дня они хотя тѣло мое перевезутъ въ Россію». Когда восемь стрѣлковъ, составлявшихъ личное прикрытіе генерала и исполнявшихъ между прочимъ, вмѣсто ординарцевъ, разныя его приказанія, выносили изъ боя своего умирающаго начальника, генералъ, обратясь къ случившемуся здѣсь художнику Сергѣю Верещагину, просилъ его передать чрезъ Скобелева Великому Князю свого предсмертную просьбу, чтобы эти восемь молодцовъ стрѣлковъ были награждены знаками отличія военнаго ордена. Просьба Добровольскаго была исполнена Его Высочествомъ.