Его высочество главнокомандующий в сопровождении небольшой свиты 10 мая опять посетил князя Карла в Бухаресте. В этот день праздновалась одиннадцатая годовщина вступления князя на престол Румынии. Во дворце был парадный обед, а вечером в городском театре — парадный спектакль. Великий князь главнокомандующий присутствовал на том и другом, а ночь провёл в доме русского генерального консульства. После обеда его высочество пешком отправился из дворца в наше консульство и во время пути встречал самое сочувственное отношение к своей особе со стороны местного населения. Вечером перед дворцом проследовала с музыкой факельная процессия, в которой участвовали преимущественно студенты бухарестского университета. В театре тоже происходили шумные манифестации в честь князя и его высочества. Вообще день 10 мая в Бухаресте был днём самых восторженных оваций. Общее настроение населения выражалось столь радостным образом по той причине, что в этот день палата румынских представителей одобрила акт о провозглашении независимости Княжества Румынского и об учреждении особого орденского знака, который называется «Звезда Румынии». Этот новый орден, великим магистром которого состоит царствующий князь, насчитывает до тысячи членов, из коих 500 рыцарей, 300 офицеров и 120 командоров, 40 высших офицеров и 20 кавалеров большого креста. С пожалованием этого ордена военным полагается ещё пенсия: унтер-офицерам — по 240 франков в год, капралам — по 180 и рядовым — по 144. Лента этого ордена алая с голубою каймою; самые знаки ордена имеют вид греческого креста под синею эмалью, с золотым бордюром, и украшены лучами и княжескою золотою короною. Для военных под короною находится два скрещённых между собою обнажённых меча. В средине креста сделан лавровый венок из зеленой эмали, перевитый золотыми лентами, а внутри венка на красной эмали изображены вязью две буквы С, под которыми поставлена цифра I (Карл I) под маленькою короною. На обороте, внутри ободка из синей эмали, изображён золотой орёл и девиз «In fide virtus».
Весь Бухарест теперь ликует: ярмарка, самая весёлая из всех существующих в Румынии, посещение русских гостей — всё это одно к одному скопилось вместе, с 10-го по 12 мая, и придало Бухаресту самый оживлённый праздничный характер.
Ярмарка эта имеет несколько таких особенностей, что о ней сто́ит рассказать подробнее. Начинается она обыкновенно с 9 мая, в день, посвященный св. Николаю Чудотворцу, и продолжается целую неделю. Весь Бухарест — и плебейский и фешенебельный — стремится ежедневно на ярмарочную площадь, на гулянье. Вереницы карет, колясок, ландо, нетычанок и бричек тянутся гусем между густыми толпами народа. Музыка гремит в десяти, в двадцати местах разом и всё разное; бухают турецкие барабаны, звякают металлические тарелки, визжат цыганские скрипки и дудки, тромбоны режут ухо своим усердным, но не всегда стройным аккомпанементом, — всё это, вместе с шумом игрушечных трещоток и кри-кри, свистом глиняных уточек, звоном бубенчиков и колокольчиков, песнями и возгласами народной массы, представляет хаос невозможных музыкальных диссонансов; но всё это дышит таким весельем, такою жаждой жизни, которая сказывается и в этих диссонансах, и в яркой пестроте нарядов, и в этом неугомонном движении с раннего утра до поздней ночи, и всё это вместе с тем так красиво и оригинально, что невольно подкупает в свою пользу постороннего зрителя, заставляя и его немножко увлекаться столь кипучею жизнью. Если вы хотите иметь приблизительное понятие об этом ярмарочном гомоне и движении, то вспомните гулянье на Масленице и на Святой под-Новинским, но гулянье не нынешнего, а доброго старого времени, с тою только разницей, что когда Москва веселится под-Новинским, над нею висит ещё хмурое мартовское, или морозное зимнее небо, заставляющее кутаться в енотовые шубы, а здесь весенняя прозрачность лазуревых небес, чудная нежащая теплота майского воздуха, яркое солнце, или яркая луна, быстро вступающая в свои полные права вслед за короткими сумерками, едва лишь румяное солнце канет за черту горизонта, и при всём этом масса роскошной зелени, — везде фиалки, розы и жасмины, белая акация цветёт на каждом шагу и разливает в воздухе своё одуряющее благоухание; постоянно снуёт пред глазами множество красивых женщин в национальных костюмах или в весенне-лёгких прозрачных туалетах, множество мужчин в народном румынском, в ловком венгерском, в красивом арнаутском или славянском нарядах; множество горячих, страстных чёрных глаз, — вот что такое эта бухарестская ярмарка. Но самая главная её особенность вовсе не в этом: с нею соединяется одно народное празднество, начало которого теряется ещё во мраке времён языческих. Нынешние румыны, любящие производить себя непосредственно от древних римлян, уверяют, будто празднество это есть народное воспоминание в честь похищения сабинянок. Не берусь оспаривать румын, особенно если это им так нравится, но с своей стороны всё-таки думаю, что этот праздник имеет скорее восточное, чем западное происхождение: в нём даже заметен как бы индийско-факирский характер. Не положили ли начало ему здесь те племена, для которых, в эпоху великого переселения народов из глубины азиатских степей и гималайских гор на запад, наши южные степи и почва Румынии служили постоянным поприщем походов, войн и первой оседлости?
Праздник этот заключается в особенных народных плясках. Но не каждый желающий имеет право принять в них участие, если бы ему вдруг теперь же вздумалось потанцевать в одном кругу с избранными плясунами и плясуньями. Чтобы добыть себе это право, надо подготовиться к нему предварительным и весьма нелёгким искусом. Крестьяне и крестьянки, являющиеся на ярмарочную площадь в качестве, так сказать, привилегированных танцоров (преимущественно из ближайших подгородных селений), принимают на себя пред тем строгий обет сорокадневного поста и безусловного молчания, — и горе нарушившему эту добровольно принятую тягу! Древнее поверье, глубоко вкоренившееся в убеждение народа, говорит, что оскоромившийся или невольно обронивший какое-нибудь слово непременно умрёт в течение того же года. И до какой степени силён этот предрассудок — лучше всего пояснит следующий недавно случившийся факт: один молодой крестьянин, наложивший на себя помянутый обет, должен был во время своего искуса идти на очередь в военную службу. В казарме не уважили его обета: заставили и есть, что едят другие, и отвечать по служебным обязанностям на вопросы начальства. Только вдруг стали все замечать, что с молодым солдатиком творится нечто странное: сохнет, желтеет, задумывается, тоскует и, наконец, обнаруживаются в нём припадки пляски св. Витта. Ротный командир, невольно обративший на это внимание, спрашивает у фельдфебеля о причинах.
— Да ничего собственно… Шпору он всё видит, отвечает фельдфебель.
— Как шпору? Какую шпору?
— Так; шпору и только. Это ему от Бога, за то, что нарушил пост и молчание.
— Да почему же непременно шпору, и только её одну, а не что другое?
— А потому что плясуны, дающие обет, отправляясь на танцы, надевают на ноги особые шпоры с бубенцами и погремушками, в знак того, что обет действительно ими исполнен.
Через несколько дней молодой солдатик умер в ужаснейшем припадке пляски св. Витта, и до последнего издыхания всё мерещилась ему роковая шпора[1]. Само собою разумеется, что подобные случаи ещё более вкореняют в народе убеждение в неизбежной смерти нарушителей обета, да и самая смерть, конечно, происходит именно от силы убеждения, так как оно влияет слишком угнетающим образом на душу и воображение человека.
На 12 мая приходится как раз середина ярмарочной недели, когда здесь идёт то, что называется у нас «самый развал» ярмарки. 9-е, 12-е и 15-е числа суть по преимуществу дни плясунов, и уже в эти дни они пляшут до упаду, с утра и до поздней ночи. 12-го же мая обыкновенно посещают ярмарку князь Карл с княгинею Елизаветою, весь их двор и вообще всё высшее общество Бухареста, в богатых национальных костюмах. Здесь ещё недавно существовал обычай, который отчасти не вывелся и теперь, что вся местная аристократия, приезжая на ярмарку, покупала особые деревянные жбаны, название которых по-румынски выходит синонимом подарка, и дарила их желающим из простого народа.
Князь Карл пригласил Его Высочество Главнокомандующего посетить ярмарку в день её наибольшего разгара и оживления.
12 мая, после обеда во дворце, Великий Князь, вместе с четою своих высоких хозяев, отправился, под вечер, в открытом парадном ландо, на ярмарку. Впереди скакали жокеи, а по бокам и сзади экипаж Их Высочеств окружали адъютанты и ординарцы князя Карла верхами, в парадной форме. За ними в нескольких колясках следовала небольшая русская свита. Путь лежал чуть ли не через весь город, и улицы, на всём протяжении дороги, по которой следовал поезд, были переполнены народом. Открытые окна домов, балконы и террасы в зелени составляли как бы исключительную собственность дам, которые унизывали их несколькими рядами, в своих весенних праздничных нарядах, с живыми цветами в волосах, по большей части не покрытых шляпками, с букетами и веерами в руках. Мужчины преимущественно толпились внизу на тротуарах и очень приветливо раскланивались с русскими гостями. Конные жандармы в металлических шишаках и с карабинами, взятыми «на изготовку», стояли шпалерами на протяжении второй половины пути, который, чем ближе к ярмарке, тем становился всё люднее. Вагоны конно-железной дороги, переполненные внутри и наверху пассажирами, окончательно не могли продвинуться за толпою; с высоты вагонных империалов раздавались звуки детских трещоток, погремушек и высвисты глиняных уточек, которыми забавлялись взрослые, кричавшие «ура» и махавшие шляпами и детскими воздушными шарами. Экипажи наши, въехав в общую цепь, с трудом могли следовать только шагом, чему мы были весьма рады, так как медленное движение давало более простора и времени для наблюдений, исполненных самыми разнообразными и живыми впечатлениями. В одном месте толпа ребятишек в белых рубахах с голубыми воротниками и обшлагами и в барашковых шапках, какие носят здесь милиционеры-доробанцы, стояла, выстроившись во фронт и, с криком «ура», отдавала Их Высочествам военную почесть своими игрушечными ружьями и саблями; при этой детской когорте были и барабанщик, и знамя национальных цветов, на котором было даже что-то написано, но что? — мы разобрать не успели. Вообще здесь многих детей одевают в национальный костюм и преимущественно костюм доробанцев. Головы и бюсты женщин в народных нарядах были украшены ожерельями из золотых и серебряных монет; у девушек живые цветы на голове и в густых косах, а у замужних голова покрыта тонким, широко ниспадающим вуалем; юбки по щиколотку, нередко тканные или расшитые серебряными и золотыми узорами: тонкая белая сорочка с кружевами на воротнике, по широким рукавам и на подоле, тоже затканная, иногда на восточный лад, золотыми или серебряными нитями и позументами, украшает как женщин, так и мужчин, причём последние носят её навыпуск, как наши великороссы, и подпоясываются широким (вершка в четыре или пять) кожаным поясом, который пестреет затейливыми узорами: искусно выведенными из цветных сафьянов, шелков, крупного бисера, стекляруса и разных металлических бляшек. На голове у мужчин либо барашковая, либо войлочная круглополая шляпа, ноги же обуты в постолы, а у женщин в полусапожки. И над всею этою вереницею экипажей, всадников и пешеходов, над этими пиджаками, цилиндрами, шляпами, старосветскими широкими «интере́у» (кафтан), «тульпанами» (женский головной убор), священническими камилавками греческой формы, над всем этим пёстрым и веселящимся людом летают в воздухе бумажные змеи, красные, жёлтые и синие (сочетание румынских государственных цветов) воздушные шары, и вместе с гомоном голосов стоит гул от множества самых разнообразных возгласов продавцов «дульчац» (сладостей), воды, прохладительных напитков, табаку, игрушек, и от множества не менее разнообразных высвистов, щёлканья, звяканья, трескотни и т. п. Длинным рядом вытянулись палатки и балаганы с товарами, лотереями, народными ресторациями и разными представлениями заезжих фокусников, жонглёров, буфонов, магов и чревовещателей; карусели кружатся, там и сям скрипят качели; множество крестьянских возов с сельскими товарами протянулись длинными рядами; множество пёстрых флагов на высоких шестах развевается в воздухе. Словом, всё это ярко, шумно, пёстро и производит весёлое, самое приятное впечатление.
Посредине площади был раскинут большой красивый шатёр, убранный цветами, зеленью тропических растений и национальными румынскими флагами. Тут, поблизости, остановилось ландо Их Высочеств; они вышли из экипажа и по длинному ковру направились к палатке, между двумя живыми стенами народа.
Княгиня Елизавета представила Великому Князю присутствовавших придворных дам и фрейлин, которые все были в национальных нарядах, а князь Карл отрекомендовал Его Высочеству некоторых кавалеров. Подано было, по местному обычаю, приветственное угощение: стаканы холодной воды и «дульчацы», т. е. разное варенье на хрустальных блюдцах, мороженое и разные прохладительные напитки, а за тем начались танцы, открывшиеся ватагою Калушаров (название крестьян по местности, из которой они пришли). Из парней, одетых в нарядные белые сорочки по колено, с пунцовыми шарфами через плечо и со шпорами-погремушками на постолах, составился круг человек в тридцать или сорок. Каждый из танцоров держал обеими руками над головою довольно толстую палку. Телодвижения танца, производимые почти на месте руками, ногами и всем корпусом, под оживлённый быстрый темп, сопровождаются при каждом такте возгласом «гайда!» который выкрикивается всеми танцорами разом. Две цыганские скрипицы аккомпанировали танцу, но их почти не было слышно за шумом этих энергических «гайда!» и шпор-погремушек. Потом круг разомкнулся в полукружие, и танцоры, полуприсев на корточки, с сильно откинутым назад корпусом и опираясь на свои палицы, продолжали на месте ногами и телом те же энергически-быстрые, порывистые движения, а четверо из них выступили вперёд, стали по два в ряд лицом друг к другу и положили свои палки на плечи один другому, в виде перекладины. На эту перекладину вскочил пятый танцор и ловко эквилибрировал на ней, выплясывая тот же танец, который называется «Романа» и имеет большое сходство с некоторыми танцами наших кавказских горцев — ингушей и осетинов, с тою лишь разницей, что движения горцев гораздо плавнее и тише. Самый характер танца носит на себе никак не западный, а чисто восточный оттенок: в нём сказывается даже нечто исступлённое, факирское или дервишское, и это сходство ещё более усиливается, когда вспомнишь, что обычай этой пляски есть собственно древний обряд и что плясуны подготовляются к нему строжайшим сорокадневным искусом.
По окончании первого танца, составились рядом два новые круга: в одном плясали крестьяне с крестьянками, а в другом придворные дамы с адъютантами князя и иными военными лицами. Танец этот, называемый «Хо́ра» и танцуемый под звуки целого национального оркестра, отличается плавными грациозными движениями танцоров и в особенности танцорок, и очень напоминает наши русские хороводы. Третий танец «Киндия», — под темп не то нашего трепака, не то итальянской тарантеллы, ловко плясал адъютант князя, капитан 1-го гусарского полка, Владояно, с тремя дамами, которые становятся подряд с левой стороны кавалера и все вместе переплетаются руками, не смыкаясь однако же в круг, а пляшут, так сказать, извивающеюся лентой. Все эти танцы очень красивы, в особенности при живописных военных и женских нарядах и при замечательной красоте дам. Толпы зрителей всех классов и состояний безразлично и совершенно свободно обступили места, где происходили танцы.
В начале девятого часа вечера Высокие Гости, поблагодарив танцоров, оставили ярмарочную площадь и отправились на станцию железной дороги, при шумных овациях народа, по местности освещаемой бенгальскими огнями.
В 9 часов князь Карл и княгиня Елизавета простились на дебаркадере с Великим Князем, который отправился обратно в Плоешты, куда прибыл в исходе одиннадцатого часа и был встречен на станции приветствиями выстроенного вдоль станционной платформы Тамбовского пехотного полка, только что прибывшего сегодня в Плоешты с похода. Его Высочество проследовал вдоль фронта всего полка, расспрашивал о его состоянии, о количестве больных, которых впрочем не оказалось, и поблагодарив начальников за бодрое состояние людей, в двенадцатом часу вечера прибыл в своё помещение. Великий Князь Николай Николаевич Младший не участвовал в этой поездке, так как находится ныне на рекогносцировке некоторой части дунайского побережья, по званию офицера генерального штаба.
И всё это веселье, празднества и торжества происходят в то самое время, когда турки около Калафата, Ольтеницы и в других местах угрожают безопасности румынских берегов; всё это спокойное и уверенное настроение духа разом сменило ту общую панику, которая господствовала во всей Румынии ещё не более двух-трёх недель назад, когда румыны ждали переправы турецкой армии на левый берег Дуная, когда в Бухарест приезжали турецкие уполномоченные с требованием сдачи Калафата, угрожая, что в противном случае он будет разрушен и когда всё бухарестское население, сильно встревоженное этими вестями, принимало меры к удалению женщин и детей в безопасные места, в Австрию, а теперь… теперь здесь о турках словно позабыли и думать! Отчего всё это так случилось? Отчего столь резко обозначилась в общественном настроении Румынии такая счастливая перемена? — Отвечаем смело: оттого что примерное поведение русской армии, следующей по румынской территории, и её первые действия, выразившиеся в самый короткий промежуток времени тем, что она чуть не экспромтом успела занять и укрепить дунайский берег, заградить реку минами и взорвать один из самых сильных турецких броненосцев, сразу поселили в румынском населении уверенность, что за спиною такой армии можно пока быть совершенно спокойным. Но есть и ещё причина, самая веская после только что названной; это — золотой дождь полуимпериалов, который в изобилии льётся и льётся теперь на Румынию из русских офицерских карманов и казённых денежных ящиков…
Примечания
править- ↑ Случай этот рассказан мне румынской службы генерал-майором Зефкаром.