суньями. Чтобы добыть себѣ это право, надо подготовиться къ нему предварительнымъ и весьма не легкимъ искусомъ. Крестьяне и крестьянки, являющіеся на ярмарочную площадь въ качествѣ, такъ сказать, привилегированныхъ танцоровъ (преимущественно изъ ближайшихъ подгородныхъ селеній), принимаютъ на себя предъ тѣмъ строгій обѣтъ сорокадневнаго поста и безусловнаго молчанія, — и горе нарушившему эту добровольно принятую тягу! Древнее повѣрье, глубоко вкоренившееся въ убѣжденіе народа, говоритъ, что оскоромившійся или невольно обронившій какое-нибудь слово непремѣнно умретъ въ теченіе того же года. И до какой степени силенъ этотъ предразсудокъ — лучше всего пояснитъ слѣдующій недавно случившійся фактъ: одинъ молодой крестьянинъ, наложившій на себя помянутый обѣтъ, долженъ былъ во время своего искуса идти на очередь въ военную службу. Въ казармѣ не уважили его обѣта: заставили и ѣсть что́ ѣдятъ другіе, и отвѣчать по служебнымъ обязанностямъ на вопросы начальства. Только вдругъ стали всѣ замѣчать, что съ молодымъ солдатикомъ творится нѣчто странное: сохнетъ, желтѣетъ, задумывается, тоскуетъ и, наконецъ, обнаруживаются въ немъ припадки пляски св. Витта. Ротный командиръ, невольно обратившій на это вниманіе, спрашиваетъ у фельдфебеля о причинахъ.
— Да ничего собственно… Шпору онъ все видитъ, отвѣчаетъ фельдфебель.
— Какъ шпору? Какую шпору?
— Такъ; шпору и только. Это ему отъ Бога, за то, что нарушилъ постъ и молчаніе.
— Да почему же непремѣнно шпору, и только ее одну, а не что́ другое?
— А потому что плясуны, дающіе обѣтъ, отправляясь на танцы, надѣваютъ на ноги особыя шпоры съ бубенцами и погремушками, въ знакъ того, что обѣтъ дѣйствительно ими исполненъ.
Черезъ нѣсколько дней молодой солдатикъ умеръ въ ужаснѣйшемъ припадкѣ пляски св. Витта, и до послѣдняго издыханія все мерещилась ему роковая шпора[1]. Само собою ра-
- ↑ Случай этотъ разсказанъ мнѣ румынской службы генералъ-маіоромъ Зефкаромъ.
