В Браилов прибыла 3 мая 11-я кавалерийская дивизия (начальник — генерал-лейтенант Татищев) и расположилась на бивуаке за городом, около садика, окружающего обелиск в память русских воинов, павших в 1828 году под Браиловым. Тут же, в ближайшем соседстве, находятся лагери Селенгинского и Якутского пехотных полков. Пехотинцы, завидев пришедшую к ним кавалерию, прибежали к ней из лагеря и встретили её совершенно по-братски, предложили всадникам подержать за них лошадей, пока разбиваются коновязи, помогали в разбивке этих последних, рассёдлывали коней, таскали дрова и сено, и наконец добровольно отдали новоприбывшим товарищам свой ужин и свою чарку вина. В восемь часов вечера приехал на бивуак генерал Салов вместе с полковником Струковым. Здесь, в садике, что у памятника, встретили их начальник 11-й кавалерийской дивизии и командиры обоих пехотных полков; сюда же собрались и офицеры всего отряда: кавалеристы, пехотинцы, артиллеристы, инженеры и моряки дунайской флотилии — и прекрасный тихий вечер огласился звуками музыки и русских песен, раздававшихся во всех концах военного стана. Из города приехали в лагерь множество жителей, и в особенности болгар, городской префект и прочие румынские власти, и все они дивились бодрости и неутомимости русских людей, готовых петь и лихо плясать после столь длинных и утомительных переходов. Во время ужина, по всему стану раздалось вдруг общее «ура». Это были тосты за Государя Императора и Великого Князя Главнокомандующего, выпитые солдатскими чарками, которые были радушно предложены пехотинцами — кавалеристам. На браиловском бивуаке в этот день повторилось ещё раз то же явление взаимного братства, общения и поддержки между разнородными частями войск, свидетелями коего всё более и более приходится быть в нынешнюю войну всем членам русской действующей армии. В прежние времена такие явления бывали большою редкостью, так как между кавалериею и пехотою, а равно между ими обеими и артиллериею существовал некоторый антагонизм — антагонизм тем более странный, что он не основывался ни на чём, кроме каких-то пустых фанаберий. Начало такого прискорбного явления шло, конечно, из офицерских кружков, а от них уже невольным образом сообщалось и солдатам. Артиллерист и инженер считали себя образованнее, а потому выше кавалериста и пехотинца; щёголь кавалерист, в свою очередь, бывши некогда богаче и тароватее, чем в нынешние времена, тоже не сходился со скромным пехотным офицером; теперь же, под влиянием духа времени и примеров последних войн, в нашей армии прочно установилось сознание, что все рода войска могут быть нравственно сильны только при высоко развитом духе военного братства, с коим неразлучен принцип взаимной помощи и поддержки. Что касается кавалерии, то развитием в ней таких убеждений она должна быть обязана исключительно тому направлению, которое в течении более чем десяти лет мирного времени неуклонно давал ей Августейший Генерал-Инспектор.
Утром, на другой день, кавалерийская дивизия покинула браиловский бивуак и сделала с лишком 30-вёрстный переход до Визире-де-Сус, а её 1-я бригада проникла ещё 20 верст далее — до Бертешты. При этом движении, задача 11-й дивизии заключалась в том, чтобы пройти берегом Дуная, захватить у румынского берега суда (если таковые найдутся) и не давать неприятелю возможности сделать десант, а для того ежедневно производить рекогносцировки в разных местах берега и держать вдоль его постоянные разъезды. За движением частей 11-й дивизии всё время следили с реки турецкие мониторы и при первой возможности открывали по ним огонь. Так, около Гура-Яломицы они бросили несколько снарядов по 1-му эскадрону Чугуевского уланского имени Цесаревны полка, причём в эскадроне была убита одна лошадь, но падение с неё всадника обошлось благополучно. Когда эскадрон уходил шагом из-под выстрелов, стараясь в то же время рекогносцировать характер и свойства прибрежной местности, один молодой улан стал просить, чтобы ему позволили выстрелить из берданки «в турку». — «Ничего, что монитор, говорил он с полным убеждением: — Бог поможет, и на мониторе пуля своё возьмёт, а нам хоть бы раз стрельнуть ему в ответ — всё же легче на сердце будет!»
Река Яломица течёт в отлогих берегах, покрытых сочною, хорошею травою. С обеих её сторон разбросано много богатых молдаванских сёл и земель, принадлежащих разным помещикам, по большей части не живущим на месте, а сдающим свои имения в аренду. До прихода наших войск, между сельским прибрежным населением господствовала повсеместная паника, потому что турки ежедневно высаживались на румынский берег и безнаказанно угоняли крестьянский и помещичий скот, а при малейшем сопротивлении начинали стрелять, резать и поджигать деревни. Для береговой охраны в Румынии существуют так называемые «граничары». Это не более как сельская стража из тех же побережных крестьян, которые в известные сроки обязаны очередною службою на непродолжительное время и вооружены старыми пистонными ружьями. Надо отдать этим граничарам справедливость — они защищались стойко, а если уступали, то лишь потому, что были подавляемы несоразмерным превосходством наличных сил противника. Те трупы граничар, на которые случалось натыкаться нашим разведочным отрядам, были находимы всегда на своих сторожевых постах, с явными вокруг себя следами борьбы и сопротивления. Один из наших отрядцев, между прочим, подобрал двух тяжело раненых граничар, которые тотчас же были отправлены в наш ближайший лазарет. Для угона румынского скота турки употребляют приём, очень характерно и метко названный местными жителями «волчьим способом». Начинается обыкновенно с того, что против какого-либо села останавливается монитор и пускает по нему два-три снаряда. Жители, устрашённые бомбардировкой, бегут, конечно, куда попало вон из селения, не думая уже о спасении имущества. Заметив, что крестьяне разбежались, турки уже совершенно спокойно, под прикрытием того же монитора, высылают в нескольких лодках десант, который и принимается шарить по всей деревне. Награбленное имущество и припасы нагружаются в лодки, а скот загоняют мародёры целым стадом в реку и оцепляют его с боков и сзади своими лодками. Крики, маханье оружием и иные понуканья заставляют животных скучиваться и плыть вместе, за передовым быком или бараном, на ту сторону Дуная. При этом, конечно, тонет более двух третей стада и в особенности гибнут молодые ягнята и телята, но в конце концов всё-таки кое-что остаётся и на долю турок. У одного помещика угнали таким образом более трёхсот голов крупного скота, а баранам, составляющим один из главнейших предметов богатства здешних крестьян, ещё не сведено счёта. Известно только, что уже угнано всё, что лишь можно было захватить.
От Чиндарая 1-я бригада 11-й кавалерийской дивизии пошла к Слободзее, а 2-я бригада, под начальством генерал-майора Петровского, получила направление вверх по берегу Дуная, который и был очень быстро и успешно занят её частями, не прерывавшими всё время связи со штабом дивизии посредством особых разъездов. Последнее обстоятельство упоминается потому, что между Дунаем и Яломицею, вёрст на 50 в ширину, залегает почти безлюдная, безводная и бесплодная степь, известная под именем «Бараган». Она представляет неоглядную плоскость, по которой местами виднеются только древние «могилы». Всё продовольствие бригады, хлеб и фураж, приходилось доставлять ей из штаба дивизии через Бараганскую степь, что само по себе было уже чрезвычайно затруднительно. Генерал Петровский, заняв берег Дуная более чем на сто вёрст, прикрыл его частыми постами и разъездами, так что с их появлением прибрежные жители могли уже спокойно возвратиться к своим обыденным работам и занятиям. Вообще, румынские крестьяне с живейшею радостью встречали наши эскадроны, предлагая им и хлеб, и кров. Но нельзя сказать того же о большинстве арендаторов (преимущественно из евреев или греков), которые не упускали ни малейшего случая к своекорыстной наживе насчёт русского солдата и офицера. Один из них, например, за то, что интендантский транспорт (правда, в 150 повозок) пас около часу времени своих коней на придорожной луговой полосе арендуемой им земли, подал счёт в 30,000 франков. Арендатор этот — грек.
В это же время Слободзея, которая в сущности есть только довольно большое село, принимала с почётом начальника 11-й кавалерийской дивизии с его штабом, предлагая ему и хлеб, и удобный приют. Местный суб-префект, румынской службы лейтенант Стойко, неутомимо хлопотал, отводя квартиры и размещая части войск по селению и его ближайшим окрестностям. На жителей Слободзеи видимо приятное впечатление произвела проследовавшая вдоль по селению конная батарея полковника Гросмана, отличавшаяся, несмотря на походное движение, замечательно бодрым, молодецким и внушительным видом.
7 мая, вечером, начальник дивизии, генерал-лейтенант Татищев дал полковнику Струкову поручение сделать рекогносцировку по направлению к городу Каларашу, причём в помощь ему отряжён был генерального штаба капитан Андреев. Принимая в расчёт утомление кавалерии и не желая на ночь тревожить ни одной её части, оба эти офицера отправились одни, без всякого конвоя, по дороге, пролегающей через Бараганскую степь. Надо было проехать ночью до 50-ти вёрст, а на пути нет ни одного жилья, повсюду одна лишь степь, необозримая и мёртвая. Тем не менее оба всадника к рассвету были уже на месте. Город ещё спал, но и среди ночи всё-таки было заметно в нём нечто напряжённое: милиция всю ночь простояла в ружьё на берегу, в завалах, а на другом конце города болгарские женщины, со свечами в руках, молились на кладбище. В эту ночь они справляли один древний народный обряд, который заслуживает, чтобы рассказать о нём подробнее. На болгарских могилах, кроме обыкновенного креста, на котором написано или вырезано имя покойного, родственники устраивают небольшие, около аршина вышиною, шкафчики из камня, из жести или из выкрашенных досок. В этих шкафчиках помещаются: лампадка, каганец, или просто горшок с угольями, и восковая свеча. Бедные люди вместо шкафчика ставят на родную могилу один лишь большой горшок с выбитым боком, а под ним складывают несколько камней и промеж них втыкают свечу. Существует у болгар поверье, что каждую субботу, и преимущественно от Воскресения Христова до Троицына дня, души умерших прилетают на землю — одни для испрошения прощения за свои грехи, а другие — праведные, для наставления своих близких на путь правды и спасения. В силу этого древнего поверья, каждую субботу на болгарских кладбищах родственники покойных зажигают в шкафчиках и в горшках свечи, а самые могилы поливают виноградным вином и окуривают ладаном. Вечером же накануне Вознесения и вообще в одну из промежуточных ночей от этого праздника до Троицына дня, болгарские женщины совершают на могилах своих родственников особый обряд, нечто вроде древнеславянской тризны. Тут они зажигают уже все без исключения лампады и свечи; на жаровнях воспламеняют уголья, и бросая в них ладан, окуривают им могилы; здесь же, в память покойного, идёт угощение знакомых и бедных принесёнными с собою кушаньями, вином и ракиею (виноградная водка) и раздача милостыни нищим. Женщины всю ночь остаются на кладбище и в промежутках между угощением и милостынею молятся со свечами в руках на родных могилах.
Калараш — маленький, полурумынский, полуболгарский городок, известный русским по их военной истории; он лежит против Силистрии, отделяемый от неё, вёрст на десять, одним из дунайских протоков и болотистою низменностью. По разведке, из достоверных источников оказалось, что в настоящее время в Силистрии находится не более десяти тысяч войска на довольно сильной позиции, куда недавно привезены новые дальнобойные пушки: но все мероприятия исполняются там крайне вяло и не по собственной инициативе; к тому же войско, лишённое госпиталей, чрезмерно обременено больными, в среде которых замечается в последнее время большая смертность, происходящая от соединения многих причин, из коих главнейшие: отсутствие в городе и крепости всяких рационально санитарных условий, тяжёлые работы, недостаток здоровой пищи, недостаток в обуви и одежде, и наконец местные климатические условия, в зависимости от беспрестанных дождей, болот и чрезмерного весеннего разлива, порождающего весьма сильную сырость воздуха, быстро охлаждаемого ночью. Разлив Дуная под Силистриею простирается до десяти вёрст в ширину, и судя по изобильно перепадающим дождям и имеющему вскоре начаться таянию горных снегов, вода спадет ещё не скоро. Дунай в настоящее время даже не производит впечатления обыкновенной реки: это необычайно широкий, молочного цвета поток, который стремительно, но плавно несёт громадную массу воды в Чёрное море.
Так как Калараш, по своему положению против одной из сильнейших турецких крепостей на Дунае, является для нас довольно важным наблюдательным пунктом, то тут оставлено нами соответственное количество кавалерии с артиллериею, которые расположены частью на берегу, в тех же казармах, что были построены нами ещё в 1854 году. Казармы эти, будучи время от времени ремонтированы румынами, представляют и по сию пору группу довольно ещё прочных зданий.
Объехав места расположения всех частей 11-й кавалерийской дивизии до оконечного их пункта, деревни Обилешти, полковник Струков, для донесения Его Высочеству Главнокомандующему о результате своего осмотра, отправился в Бухарест верхом, так как в данной местности Румынии не существует правильной почтовой гоньбы. Выехав в половине третьего часа пополудни, при сильном противном ветре, он в семь часов вечера прибыл в Бухарест, отстоящий от Обилешти на 70 вёрст пути, который был пройден безостановочно.