XVIII. Коммуна[1]. Новое правительство — республиканское по названию, но монархическое по своей сущности, унаследовало от прежнего правительства „боязнь народа“. Оно с первых же дней своего существования было озабочено, главным образом, тем, чтобы революционное движение в Париже не приняло широких размеров (Жюль Фавр в своем письме к Гамбетте писал, что нужно защищаться „не столько от прусских солдат, сколько от парижских рабочих“). В половине сентября немцы обложили Париж.
Парижские рабочие, убедившись на многих фактах, что военный министр Трошю создает „лишь видимость обороны“ Парижа, решили образовать особые районные наблюдательные комитеты, которые должны были наблюдать за всеми действиями правительства. Делегаты от всех 20 районов Парижа образовали Центральный наблюдательный комитет. Этот комитет рабочих делегатов на одном из своих первых заседаний выработал „предложение правительству“, которое и было расклеено на улицах Парижа. Комитет требовал произвести немедленно учет и реквизицию продуктов питания и предметов первой необходимости, имевшихся у парижских торговцев, а затем предлагал правительству ввести распределение этих продуктов по карточкам. Но правительство не сочло нужным принять эти меры немедленно и только в октябре сделало распоряжение о реквизиции запасов зерна и муки. Между тем материальное положение осажденного Парижа ухудшалось с каждым днем. Промышленность совершенно замерла; дороговизна жизненных припасов росла с каждым днем благодаря спекуляции. Такса на хлеб и мясо была непомерно высока, так что большинство рабочих и бедняков очень часто не могли использовать своих карточек и продавали свои пайки богатым людям. Голод в городе усиливался. Не хватало топлива. Смертность сильно увеличилась. Безработица была полная.
Все это вызывало в рабочих массах недовольство правительством, которое не предпринимало решительных мер для борьбы с пруссаками. Вследствие этого среди парижских рабочих уже с осени 1870 г. все более и более назревала мысль о „Коммуне“, которая по примеру Парижской Коммуны 1792 г. сама взяла бы в руки дело обороны города и вместе с тем наладила бы внутреннюю жизнь города и обеспечила бы рабочим хлеб и работу.
Капитуляция Базена вызвала еще большие волнения среди парижских рабочих, и утром 31-го октября тысячные толпы народа направились к городской думе. В толпе раздавались крики: „Долой правительство“! „Да здравствует Коммуна“! Отряды национальной гвардии, сформированные из рабочих, проникли в думу, арестовали бывших там членов временного правительства. Здесь же была избрана комиссия для организации немедленных выборов в Коммуну. Но вскоре к городской думе подошли несколько полков линейных войск и бретонских стрелков, оставшихся верными временному правительству, и освободили арестованных членов правительства. 1-го ноября правительство снова стало у власти. Через несколько дней правительство начало преследование революционеров, видных участников дела 31-го октября. Вместо выборов в Коммуну был устроен плебисцит: населению предложили высказаться за или против сохранения власти временного правительства. В результате плебисцита оказалось, что за правительство высказалось 557.000 человек, против 62.638 голосов. В числе голосовавших за сохранение временного правительства более 200.000 голосов принадлежало солдатам и морякам, стремившимся к миру.
Между тем продовольственное положение Парижа ухудшалось с каждым днем. Хлебные запасы истощались. В январе хлебный паек был сокращен до 30 граммов (около 8 золотн.) в сутки. Фунт кошачьего или собачьего мяса стоил 5 франков. Конина стала доступна только богачам. В рабочих кварталах все более и более наростало революционное настроение. В рабочих клубах и на собраниях стали раздаваться все более и более смелые голоса, требовавшие изъятия излишков у богатых и производства обысков у торговцев. Многие ораторы на рабочих собраниях требовали реквизиции всех продуктов продовольствия и бесплатного распределения их среди всего парижского населения.
6-го января Центр. комитет рабочих делегатов расклеил на улицах Парижа красные афиши, в которых говорилось:
„Выполнило-ли свой долг правительство, взявшееся за дело национальной обороны? Нет. Своей медлительностью, нерешительностью и неспособностью наши руководители привели нас на край пропасти. Они не сумели ни управлять, ни бороться. Народ умирает от холода, а в ближайшие дни будет умирать и от голода. Бесполезные вылазки, кровопролитные сражения без всякого результата, постоянные неудачи — правительство хочет взять нас измором… Если у него есть хоть капля патриотизма, то его долг уйти и предоставить парижскому народу самому позаботиться о своем освобождении. Городской Совет или Коммуна — все равно как назвать его — единственное средство спасения народа… Всеобщая реквизиция. Даровой паек.“…
Недовольство правительством захватило даже умеренных буржуазных республиканцев, и в январе месяце в Париже образовался Республиканский союз, который 21-го января расклеил на стенах Парижа свой манифест. В этом манифесте союз призывал парижский народ избрать „суверенное собрание из 200 депутатов, которым и поручить дело обороны и управления городом“. 22 января была попытка провозглашения Коммуны в одном из рабочих районов. Правительство решило бороться. 23 января оно закрыло все революционные и рабочие клубы, как „очаги преступной агитации“.
Между тем выяснилось, что хлебных запасов в Париже хватит только до 4-го февраля. Капитуляция становилась неизбежной. Правительство вынуждено было вступить в переговоры с Бисмарком, и 28-го января появилось правительственное сообщение об условиях капитуляции Парижа. Условия были таковы: разоружение регулярных войск (кроме солдат национальной гвардии), сдача парижских фортов, уплата 200 миллионов франков в двухнедельный срок и немедленный созыв Национального Собрания для обсуждения мирных условий.
Национальное Собрание, избранное в начале февраля, открыло свое заседание 13-го февраля в Бордо. Из 750 депутатов 450 человек оказалось монархистов. Собрание не скрывало своих монархических симпатий и главой исполнительной власти назначило Тьера, бывшего министра короля Луи-Филиппа, ярого врага социалистов и республиканцев. Тьер составил новый кабинет министров, в который вошло четыре министра из бывшего временного правительства (наиболее правых), а остальные министерские портфели были распределены между явными монархистами.
Таким образом, Национальное Собрание и новое министерство явились центрами монархической контр-революции, и можно было опасаться восстановления империи. Даже такой правый и умеренный республиканец, как Леон Гамбетта, был отстранен от власти, а на своем первом заседании Национальное Собрание освистало выбранного Парижем Джузеппе Гарибальди, так что Гарибальди должен был сложить свои полномочия.
Чтобы предотвратить надвигавшуюся реакцию, парижские рабочие и революционеры должны были немедленно предпринять какие-то меры. Между тем за время четырехмесячной осады, голодовки и безработицы секции Интернационала фактически перестали существовать, их члены частью погибли при вылазках, а частью служили в отрядах национальной гвардии и не могли вести организационную работу. К весне 1871 г. в Париже почти не было рабочих, регулярно занятых промышленным трудом. Большинство рабочих было мобилизовано и служило в рядах национальной гвардии, получая по 1 франку 50 сант. (около 60 к.) в сутки жалования. Согласно условиям перемирия парижская национальная гвардия (т. е. большинство рабочих) сохраняла свое оружие. Бисмарк пошел на это условие потому, что хорошо понимал, что правительство не в состоянии сразу разоружить весь парижский народ, а осуществление этой операции при помощи немецких войск вызвало бы кровавые столкновения и борьбу на улицах Парижа, что не входило в планы Бисмарка.
16-го февраля батальоны национальной гвардии избрали своих делегатов на общее собрание для обсуждения своих нужд и выяснения общего положения. Делегатское собрание, не доверяя правительству и Национальному Собранию и сознавая, что оно в первый удобный момент сделает попытку восстановления монархии, решило образовать федерацию батальонов национальной гвардии с центральным комитетом во главе. В своей резолюции делегатское собрание подтвердило, что национальная гвардия должна стоять на страже республики и что завоевания революции 4-го сентября не подлежат никаким пересмотрам и не нуждаются в утверждении всенародным голосованием.
В начале марта центр. комитет национальной гвардии был избран и поместился в том же доме, где находились Бюро федерального совета Интернационала и Федерации парижских рабочих синдикальных палат.
Правительство Тьера решило бороться против центр. комитета, боясь его влияния на национальную гвардию. Оно назначило главнокомандующим национальной гвардией, вместо подавшего в отставку генерала Тома, заведомого бонапартиста, генерала Ореля де-Пеладана. Назначение Ореля было понято парижскими рабочими и самими национальными гвардейцами как первый шаг к подготовке государственного переворота и к восстановлению монархии, и в ответ на него собрание делегатов национ. гвардии демонстративно избрало шефом национальной гвардии Гарибальди. Затем центр. комитет постановил приступить к переизбранию всех офицеров и отдал приказ немедленно смещать всех представителей командного состава, которые откажутся исполнять распоряжения центр. комитета. С своей стороны правительство объявило, что оно будет платить жалование по 1 фр. 50 с. в день только тем национальным гвардейцам, кто заявит о своем желании получать жалование.
26-го февраля истекал срок перемирия с пруссаками, и в Париже распространился слух, что 27-го февраля немцы займут некоторые окраины Парижа. Учитывая это, делегатское собрание нац. гвардии решило оказать немцам в случае оккупации вооруженное сопротивление.
В ночь с 26 на 27 февраля действительно была дана тревога, и 40.000 национальных гвардейцев в полной боевой готовности двинулись навстречу неприятелю. Тревога оказалась ложной. Но тем не менее часть национальных гвардейцев бросилась спасать свои пушки, оставленные, быть может намеренно, как раз в той части города, которая подлежала прусской оккупации. С помощью населения пушки были вывезены из предместий и поставлены на высотах Монмартра и Бельвилля, откуда можно было обстреливать неприятеля.
27-го февраля Национальное Собрание приняло мирные условия (546 голосами против 107). Ф. соглашалась уплатить пять миллиардов франков золотом контрибуции и уступала Германии Эльзас-Лотарингию. Такие непомерно тяжелые и унизительные условия мира вызвали взрыв негодования в Париже. Против правительства, заключившего позорный мир, наростало общее недовольство. На многих домах в Париже в знак протеста были вывешены черные флаги, а республиканские газеты клеймили действия правительства, как измену. Пропасть между парижским народом и правительством расширялась, и та и другая сторона чувствовала, что нужен какой-то выход. Правительство ждало только благоприятного момента, чтобы реставрировать монархию под покровительством прусского короля Вильгельма.
11-го марта Нац. Собрание переехало из Бордо в Версаль — старую резиденцию французских королей. Монархическое большинство Собрания не хотело вести заседания в Париже и этим самым наносило новый удар Парижу и как бы лишало его права считаться столицей Ф. Между тем еще 3-го марта центр. комитет национальной гвардии вынес постановление, где говорилось: „В том случае, если Национальное Собрание захочет перенести столицу страны из Парижа в другой какой-либо город, Сенский департамент (в котором находится Париж) имеет право образовать из себя независимую республику“. Таким образом, постепенно назревал конфликт между правительством Тьера и центральным комитетом национальной гвардии, т. е. вооруженными парижскими рабочими.
Недовольство Национальным Собранием и правительством Тьера еще более усилилось после того, как Нац. Собрание отказалось утвердить отсрочку уплаты квартирной платы за время осады. Благодаря этому домовладельцы начали предъявлять требования о немедленной уплате за квартиры за все время с октября по март. Большинство рабочих и семей национальных гвардейцев, конечно, не могли заплатить, и поэтому тысячи семейств рабочих выбрасывались домовладельцами на улицу.
9-го марта виднейшие руководители революционного движения, Бланки и Флуранс, за участие в восстании 31-го октября были приговорены к смертной казни. 10-го марта правительство закрыло пять левых республиканских газет. В Национ. Собрании начали раздаваться все громче и громче голоса за немедленный арест всего центр. комитета нац. гвардии. Банкиры заявляли, что они не дадут ни одного франка для уплаты пятимиллиардной контрибуции, если правительство не поторопится о немедленном разоружении парижских рабочих.
Под влиянием всего этого правительство решило действовать. Прежде всего оно решило лишить национальную гвардию пушек. 18-го марта линейные воинские части были двинуты на Монмартр и в Бельвилль, чтобы увезти оттуда пушки; бретонские стрелки были отправлены для охраны городской думы и штаба.
На Монмартре правительственные войска под командой генерала Леконта захватили караул, охранявший пушки, и начали увозить их. В это время рабочий Монмартр уже просыпался. Скоро население узнало, что солдаты увозят пушки, отлитые на собранные по подписке добровольные взносы главным образом рабочих.
На место происшествия стали прибывать вызванные отряды национальной гвардии. Леконт приказал открыть стрельбу по толпе и отрядам национальных гвардейцев, но между солдатами и гвардейцами началось братание. Через несколько минут офицеры были обезоружены, а Леконт был арестован своими же солдатами. Пушки были переданы национальным гвардейцам.
Военный штаб, узнав о происходящем на Монмартре, послал новые отряды солдат, но переход войск на сторону народа принял стихийный характер. Явившийся на площадь Пигаль военный губернатор Парижа, генерал Винуа, вынужден был бежать, чтобы не быть арестованным, а прибывший сюда в штатском платье генерал Клеман Тома был узнан солдатами и арестован. К 12 часам дня у правительства почти не осталось верных ему войск. Около четырех часов дня солдаты, собравшиеся на улице Розье на Монмартре, несмотря на уговоры капитанов национальной гвардии, расстреляли пленных генералов Леконта и Тома. Это были единственные жертвы народного гнева.
Тьер, узнав о расстреле, спешно собрался со всеми членами правительства и бежал в Версаль. К вечеру 18-го марта Париж оказался без правительства и был предоставлен самому себе. „Никогда еще революция не заставала более врасплох революционеров, как революция 18-го марта“, — говорит Бенуа Малон, один из виднейших деятелей Коммуны.
Вечером 18-го марта в городской думе собрался центр. комитет нац. гвардии. После короткого обсуждения создавшегося положения он решил взять власть в Париже в свои руки впредь до избрания всем населением Парижа городского совета, или Коммуны. Утром 19-го марта на здании парижской городской думы развевалось уже красное знамя. Бесчисленные толпы народа и национальных гвардейцев манифестировали на улицах Парижа, и среди манифестантов часто раздавались крики: „В Версаль“.
Однако, центр. комитет решил не предпринимать похода на Версаль, а предпочел выжидательную политику. Большинство центр. комитета составляли люди, которых никогда не видали в революционных битвах; очутившись неожиданно у власти, центр. комитет нац. гвардии попал в крайне затруднительное положение. У него не было определенной программы действий. Его члены не знали, что предпринять в области политической и экономической. Не имея своей программы, комитет обратился за помощью и советом к секциям Интернационала и к федерации рабочих синдикальных палат. Но эти организации были сильно ослаблены за время войны и осады, и, кроме того, интернационалисты „боялись скомпрометировать Интернационал“, приняв участие в революционном движении, возникшем помимо Интернационала. Все представители этих организаций были согласны только в одном: возможно скорее произвести выборы в Коммуну, или городской совет, и передать ему всю власть.
Выборы были назначены на 23 марта, но благодаря саботажу районных мэров, в большинстве сторонников Тьера, выборы были закончены только 26-го марта. 28 марта состоялось провозглашение Коммуны. В Совет Коммуны было избрано 90 „советников“; среди них оказалось 15 человек заведомых контр-революционеров и 6 человек буржуазных либералов. Все они скоро сложили свои полномочия. Оставшиеся члены Коммуны по своему социальному положению распределялись так: рабочих было 25 чел., служащих 7 чел., 30 человек были лица свободных профессий — врачи, литераторы, учителя, художники, инженеры и адвокаты. Остальные семь человек принадлежали к мелким торговцам, чиновникам и ремесленникам.[2]
По своим социально-политическим воззрениям члены Коммуны разделялись таким образом: после дополнительных выборов в Коммуну в апреле 44 человека принадлежали к якобинцам или „чистым“ республиканцам, которые стремились к демократической республике. Наиболее выдающимися членами этой группы в Коммуне были Шарль Делеклюз, участник революции 1848 г., Феликс Пиа, Гамбон. К якобинцам примыкали бланкисты, последователи Огюста Бланки (который в момент провозглашения Коммуны сидел в тюрьме в Кагоре). Якобинцы и бланкисты составляли в Совете Коммуны вначале группу в 44 человека, а после дополнительных выборов — группу в 56 человек и, таким образом, образовали в Совете Коммуны „большинство“.
„Меньшинство“ Коммуны составляли „интернационалисты“, т. е. члены Интернационала; их прошло в Коммуну 17 человек и, кроме того, на дополнительных выборах было избрано еще шесть человек. Среди этой группы были виднейшие деятели рабочего движения того времени — переплетчик Варлен, красильщик Малон, золотых дел мастер Франкель, чеканщик Тейс, столяр Пенди и др. Большинство интернационалистов принадлежали к бакунистскому крылу Интернационала, а часть считала себя прудонистами.
Якобинцы, будучи последовательными демократами, стремились установить власть „народа“ в широком смысле этого слова, но они не понимали социалистического и коммунистического движения пролетариата. Идеалом якобинцев была Парижская Коммуна 1793 г., когда „санкюлоты“ господствовали в Париже. Бланкисты были коммунистами, но их роднило с якобинцами преклонение перед традициями Великой революции и идея революционной диктатуры Парижа над всей Ф. Бланки и его последователи стремились к революционной диктатуре и к захвату власти. Они думали, что небольшая кучка революционеров, желающих блага народу, захватив власть, сможет „заставить государственный аппарат служить благу большинства и тем самым завоюет симпатии народа и укрепит свою власть“. „Меньшинство“ Коммуны — рабочие интернационалисты, которые по своим убеждениям и воззрениям разделялись на коллективистов или антиавторитарных коммунистов, прудонистов и социалистов, смотрело на Коммуну, как на первый этап социальной революции, которая должна была окончательно уничтожить старый буржуазный строй и заложить основы нового коммунистического общества.
Для административной работы Совет Коммуны избрал девять комиссий: 1) Комиссию труда и обмена, 2) Военную, 3) Финансов, 4) Продовольственную, 5) Общественной безопасности, 6) Юстиции, 7) Внешних сношений, 8) Народного просвещения и 9) Городского хозяйства. Во главе каждой комиссии, состоявшей обычно из 5—7 человек, стояли назначенные Советом Коммуны комиссары или, как их тогда называли, „делегаты“. Во главе военной комиссии был вначале Клюзере, а затем его сменил офицер Россель, которого заменил в свою очередь старик Делеклюз. Делегатом финансовой комиссии был Журд, банковский служащий, а делегатом продовольственной комиссии — переплетчик Евгений Варлен; во главе комиссии по народному просвещению находился бланкист, молодой врач Вальян, который провел много новых реформ в области просвещения. Делегатом в комиссии обществ. безопасности был назначен Рауль Риго, делегатом в комиссии труда и обмена был Френкель, венгерский еврей, рабочий ювелир; делегатом юстиции был Прото, бланкист, адвокат.
Одним из первых актов Коммуны, имевших широкое общественное значение, был манифест к крестьянам, в котором разъяснялись цели и задачи коммуналистического движения.
„Интересы крестьянина и рабочего один и те же, говорилось в этом манифесте. Чего требует рабочий, то нужно и крестьянину. Нам всем недостает свободы… крестьянин и рабочий — все еще рабы нищеты… Вот почему Париж хочет, чтобы сын крестьянина получал такое же образование, как и сын богача, и получал бы его бесплатно, потому что наука есть общее достояние… Париж требует уничтожения должностей, оплачиваемых 20, 30 и 100 тысячами франков, позволяющих одному человеку поглощать благосостояния многих семейств.
Париж требует, чтобы каждый человек, не являющийся собственником, не платил бы налогов, а чтобы вся тяжесть налогов падала бы на богачей…
Париж хочет: земли — для крестьян, орудий труда — для рабочих, работы — для всех… Да не будет больше ни слишком богатых, ни слишком бедных… Это возможно. Для этого нужны только хорошие законы, которые и явятся тогда, когда трудящиеся не захотят больше, чтобы бездельники обманывали их…“
В области практических реформ Парижская Коммуна провела следующие: 1) уничтожение рекрутского набора и переход на систему народной милиции. 2) Отделение церкви от государства; уничтожение бюджета культов и конфискацию в пользу Коммуны всех церковных и монастырских имений. 3) Аннулирование квартирной платы за время с октября 1870 г. по апрель 1871 г. 4) Возврат владельцам невыкупленных и просроченных закладов из правительственного ломбарда. 5) Запрещение ночных работ в булочных и в других предприятиях.[3]
Кроме того, Коммуна издала декрет о передаче фабрик и мастерских, оставленных хозяевами, бежавшими из Парижа, союзам и кооперативам рабочих и служащих.
В области народного просвещения Коммуна провозгласила принцип „обязательного и бесплатного образования для всех“. Были попытки организации „интегрального“ образования, как тогда говорили, т. е. организации таких школ, где дети и подростки, получая общее образование, могли бы в то же самое время обучаться какому-нибудь ремеслу.
Коммуна издала декрет о свержении Вандомской колонны со статуей Наполеона I, как „символа варварства и милитаризма“, и переименовала Вандомскую площадь в „Международную площадь“.
Провозглашение Коммуны в Париже вызвало аналогичные движения в провинции. 19-го марта Коммуна была провозглашена в Лионе, 23-го — в Сент-Этьене; вскоре „коммуны“ были объявлены в Крезо, Марселе, Мансе, Тулузе, Лиможе и в Нарбонне.
Однако, в провинции, где было много войск, верных правительству, коммуналистическое движение быстро подавлялось. Французская деревня, за самыми редкими исключениями, оставалась безучастной к этой революционной борьбе, а в некоторых случаях французские крестьяне, напуганные правительственными агентами тем, что социалисты и коммунисты, укрепившись у власти, будут отнимать у крестьян землю, открыто становились на сторону правительства Тьера.
Совет Парижской Коммуны, видя, что революционные попытки в провинции подавляются в крови, и сознавая, что крестьянство остается глухо к его призывам, решил пойти на некоторые уступки и пробовал войти в переговоры с Версальским правительством. Но Тьер не хотел и слышать о примирении. Он хладнокровно готовился к походу на Париж. Он жаждал полного уничтожения социалистов и коммунистов и готовил солдат для расправы. Тьер отдал распоряжение генералу Винуа отрезать Париж от всей Ф. и добился у Бисмарка, чтобы он отпустил из плена часть французской армии для борьбы с Парижем.
2-го апреля рано утром Париж был разбужен пушечными залпами. Это версальцы начали обстреливать Париж. Во Ф. началась гражданская война. На Париж направились две армии. Первая стычка версальцев и коммунаров произошла близ Курбевуа, 3-го апреля рано утром произошло второе сражение у форта Мон-Валерьен. Благодаря предательству коменданта форта отряды коммунаров были разбиты, а часть их попала в плен. В этом сражении попал в плен среди других коммунаров и знаменитый географ Элизе Реклю.
Весь апрель месяц борьба между Коммуной и версальскими войсками шла с переменным успехом. Но к концу апреля силы версальского правительства стали значительно превышать силы Коммуны. 25-го апреля Тьер имел в своем распоряжении уже свыше 130.000 человек солдат. 8-го мая был заключен окончательный мир с Германией, и Бисмарк освободил из плена еще часть французских войск. После этого Тьер усилил натиск на Париж и требовал, чтобы парижане, если они желают избежать разгрома, восстали против своих „тиранов“, т. е. против Совета Коммуны. В то же самое время он разослал по всей Ф. воззвания, в которых он называл коммунаров „врагами республики“ и обещал сохранить республиканский строй и после победы над Парижем.
Совет Коммуны, в свою очередь, стремясь разъяснить истинный характер коммуналистического движения, еще в апреле обратился с декларацией ко всему французскому народу. В этой декларации говорилось, между прочим:
„Чего требует Париж? Признания и укрепления республики — единственной формы правления, совместимой с правами народа, с правильным и свободным развитием общества. Париж хочет полной автономии общин во всей Ф. и обеспечения каждой из них полных прав, а каждому французу — возможности применять все свои способности и свои силы, как человека, гражданина и работника…
Права Коммуны таковы: утверждение коммунального бюджета, определение и раскладка местных налогов; организация судопроизводства, полиции и народного образования; управление имуществом, принадлежащем общине… Политическое объединение, к которому стремится Париж, — это свободная федерация коммун… Коммунальная революция, начавшаяся 18-го марта, представляет конец старого поповского и правительственного строя, военщины, бюрократии, эксплоатации, ажиотажа, монополий и привилегий, которые являются причиной рабства пролетариата, несчастия и бедствия страны…[4]
Борьба продолжалась весь май. 21-го мая версальцам удалось проникнуть в Париж через ворота Сен-Клу, и борьба завязалась на улицах Парижа. Тьер отдал приказ не щадить никого. Совет Коммуны решил защищаться до последней возможности. Кровавая, жестокая гражданская война на улицах Парижа продолжалась целых семь дней. Положение коммунаров становилось с каждым новым днем все труднее; их ряды редели от потерь. Безнадежность положения убивала энергию. 24-го июня коммунарам пришлось очистить городскую думу; в то же время версальцы заняли площадь Согласия, Лувр, биржу, банк, Пале-Рояль, Центральный рынок. К вечеру 24 мая коммунары были вытеснены из всех буржуазных частей Парижа. В следующие четыре дня борьба перешла в Бельвилль и в Менильмонтан — рабочие кварталы, где сосредоточились остатки национальной гвардии. В ночь на 24-ое мая в Париже начались грандиозные пожары. Реакционеры обвиняли коммунаров в поджогах, но значительная часть пожаров возникла от снарядов версальских войск. Национальные гвардейцы при отступлении подожгли лишь Тюльерийский дворец, Счетную палату и дворец Почетного Легиона. 26-го мая пали баррикады на площади Бастилии и Шато д’О. Борьба сосредоточилась после этого в Сен-Антуанском предместьи, но и отсюда коммунары были выбиты. 27-го мая отряды защитников Коммуны были только на высотах Бельвилля и Шомона. В этот день после жестоких кровопролитных боев версальцы взяли предместье Тампль, кладбище Пер-Лашез и Бютт-Шомон. В воскресенье 28-го мая пала последняя баррикада на улице Рампонно. Коммуна была побеждена.
С 28-го мая Париж перешел всецело во власть версальского правительства, и в Париже началась безудержная расправа победителей. Нет никакой возможности точно установить число расстрелянных версальцами, но один из виднейших усмирителей Коммуны, генерал Мак-Магон, говорит в своих показаниях о 15.000 расстрелянных, а руководитель военно-полевых судов, генерал Аппер, определяет число убитых коммунаров в 17.000 чел. Правительственные данные говорят о 38.568 арестованных после разгрома Коммуны (из них 1.058 женщин и 651 детей), но из них лишь 13.450 человекам были вручены обвинительные приговоры. Остальные 25.000 человек оказались, т. о., „выведенными из жизни“ еще до суда, т.-е. были просто расстреляны или умерли от болезней, ран и истощения в переполненных тюрьмах и в концентрационных лагерях. Из 13.450 человек обвиняемых, представших перед судом, никто не был оправдан. Большинство было приговорено к ссылке в каторжные работы. Кроме этих жертв гражданской войны, приблизительно 30.000 человек пало в боях на баррикадах и было убито во время сражений при вылазках. Потери версальской армии исчисляются (по данным Мак-Магона) в 7.600 человек. Таким образом, потери коммунаров в сражениях превышают в четыре раза урон версальцев. Кроме убитых в сражениях, расстрелянных без суда, сосланных в каторгу по суду и т. п., около 100.000 человек женщин, детей, стариков лишились своих кормильцев и вынуждены были влачить голодное существование долгие годы.
С подавлением Коммуны французский рабочий класс был обескровлен, дезорганизован и морально разбит. Социалистическому движению во Ф. был нанесен тяжелый удар, и понадобилось целых десять лет для того, чтобы французский пролетариат оправился от перенесенного разгрома.
- ↑ Настоящую статью просмотрел и дополнил примечаниями участник Коммуны М. П. Сажин (Арман Росс).
- ↑ После 18-го марта из Парижа вместе с правительством Тьера бежали в Версаль вся аристократия, крупная буржуазия, чиновники, капиталисты, военщина и попы. В Париже осталась лишь мелкая и средняя буржуазия, интеллигенция, фабричные рабочие, кустари и люмпен-пролетариат. Вот эта-то масса и участвовала в выборах Совета Коммуны. Парижане, выбирая делегатов в Совет Коммуны, смотрели на них как на своих доверенных, но не как на лиц облеченных властью, которую они отрицали. Делегатам население поручало ведение всех дел Коммуны, руководствуясь при этом указаниями избравших их. Члены Совета Коммуны, действительно, постоянно прислушивались к голосу населения и часто выступали перед своими избирателями в клубах, прося их указать, как они смотрят на тот или иной вопрос. Когда в мае, некоторые члены Совета, вспоминая эпоху Великой революции, попытались создать Комитет общественного спасения, облекая его неограниченной властью, то попытка эта потерпела фиаско — власть его не признавалась; якобинцы с горечью говорили, что парижане заражены анархизмом и не хотят признавать какой-либо власти. М. С.
- ↑ К этому можно прибавить отмену смертной казни. Коммуна за все время своего существования никого не казнила. Расстрел заложников был произведен помимо Совета и после падения Коммуны. М. С.
- ↑ Во время Коммуны выходили газеты всех социалистических и революционных течений, существовавших в то время. М. С.