Македония. I. Древняя М., греческая область, к северу от Фессалии, впервые упоминается у Геродота. Географически она была меньше того, что теперь известно под именем М. До половины IV в. до Р. X. южной границей М. служил Олимп, на в. река Стримон (граница с Фракией); на с. граница с Пеонией и на з. с Иллирией оставались неопределенными. Страна населена была греческим племенем, но долго была отрезана географическим своим положением от остального греческого мира. Поэтому в М. сохранились черты старинного устройства: неограниченная монархическая власть (необходимая в постоянной борьбе с соседями), могущественная земельная знать („военные товарищи“ царя, совсем как у Гомера), многочисленное свободное крестьянство, составлявшее ядро пахотной армии. Около времени Пелопоннесской войны в М. начинает проникать эллинская культура; особ. много для распространения ее сделал царь Архелай (ум. 399), пригласивший в М. Эврипида, Агафона и друг. писат.; при Пердикке III (365—360), сыне царя Аминты (ум. 370) и старшем брате Филиппа, литература и просвещение культивируются вполне сознательно, а объявление аттич. диалекта официальн. язык. вполне приобщает М. к остальной Греции. Одновременно идет преобразование армии, которая становится лучшею в Греции, и политич. объединение страны. Равнинная М. — по нижнему Галиакмону (ныне Быстрица) и Аксию (ныне Вардар) давно уже составляла единое государство; верхняя, гористая М. воссоединена была к началу IV в., и так составилось государство, площадью в 30.000 кв. км., с населением хотя и редким, но численно все же превосходившим любое греческое государство. Военная организация и монархический строй давали македонским правителям средства к выполнению ближайших задач: приобретению побережья и захвату Фессалии. Обе задачи выполнены были Филиппом (359—336; см. XVI, 610/12), при котором М. выступает уже с более широкими планами. Разрозненные греческие общины не в силах были преодолеть огромную по своим рессурсам Персидскую монархию (см. греко-персидские войны). М. сделала опыт объединения греков и повела их на борьбу с Персией (см. XVI, 610 и след.). Сыну Филиппа, Александру Великому (336—323; см.) удалось создать обширную Македонскую монархию, обнимавшую Македонию с Грецией, М. Азию, Сирию, Египет, Персию, часть теперешних среднеазиатских владений России и часть Индии. О дальнейшей судьбе Македонской монархии при преемниках Александра, диадохах, и о завоевании Македонии римлянами см. XVI, 612 и след.
И. Шитц.
II. Современная М. представляет вместе с Старой Сербией отдельную географическую область Балканского пол-ова, ограничен. на юге изгибом р. Быстрицы, на севере Новобазарским санджаком, на западе Черным Дрином и на востоке р. Местой (между 39°56′50″ и 43°38′25″ сев. шир. и 36°34′45″ и 42°27′40″ зап. долг.). Поверхность этой области занимает 74.709 кв. км. Границы между Ст. Сербией и самой М. в пределах указанной области представляются спорными. М. занимает центральное положение в южной части Балканского полуострова, гранича на востоке с Фракией и на западе с Албанией; она имеет наклон с севера на юг, при чем все реки ее, текущие на юг, принимают почти параллельное положение; вследствие этого как М., так и Ст. Сербия представляют значение области для перехода с севера на юг более, чем с востока на запад. В культурной географии Балк. полуостр. это положение названных областей имело чрезвычайно важное значение, тем большее, что и по устройству поверхности центральная область Балк. полуостр. находится в Ст. Сербии и сев. М. Здесь расположен водораздел между Вардаром и Моравой. Из рек, протекающих здесь, крупнейшими являются: Вардар с притоками Лепенцем, Пчиньей, Брегальницей, Арджанском, Аматовском (с лев. ст.) и Треской, Марковой рекой, Тополькой, Бабуной, Черной рекой (с прав. стор.); Быстрица с притоками: Белой, Смекси-Дере, Како-Лакос, Желовой, Костурским оз., Стисани и Шатистом; Галик; Струма с прав. притоками Лисийской рекой, Чадиркой, Железницей, Сушей, Солиште-Дере, Микровой рекой, Липницей, Струмицей, Сироковцей с Бутковским оз. и Тахинским оз. и с лев. — Быстрицей Джумайской, Осеновой рекой, Радвиной, Шейтан-Дере, Кркицей, Гоговицей, Гуменджей и др.; Места в бассейне Эгейского моря. Из рек черноморского бассейна важны Морава с Ибром (притоки его Ситница, Рашка и др.) и Дрина с Лимом, Цетиной и Тарой, а из адриатич. рек Дрим (Бел. и Черный). Из озер, которыми богата область, важнейшие: Охридское, Преспанское, Саридьольское, Айвасильское, Ланджа, Костурское и др. Из горных вершин и плоскогорий М., представляющей весьма горист. местность, следует отметить Шар-планину (Люботрн, 2.500 м.) и Стогову план. (2.297 м.). По геогр. М. см. обширный труд сербского географа Цвиича, „Основе за географиjу и геологиjу Македониjе и Старе Србиjе“ (3 кн. 1906—1911, с литературой предмета).
Принадлежа до первой балканской войны 1912 г. Оттоманской империи, М. и Ст. Сербия разделялись на три вилайета: Солунский, Скопский и Битолийский, разделявшиеся на 47 меньших округов (каз). Общая численность населения этих областей, при неточности турецкой статистики, не могла быть определена с достаточной достоверностью и в различных сочинениях указывалась различно: именно, K. Gersin („Macedonien und das Türkische Problem“, 1903) определяет все население трех вилайетов в 2.258.224 чел., из кот. 1.371 тыс. приходится на долю христиан и 819 т. — на долю магометан, тогда как G. Verdene („La verité sur la question Macedonienne“, 1905) насчитывает 4.635 т. чел. в населении M. (христиан 1.300 т., албанцев 2.600 т., румын-куцовлахов 520 тыс.). Еще значительнее вариируются цифры, относящиеся к статистике отдельных народностей. Так, греческий министр Дельяни в своих парламентских декларациях 1904 г. насчитывал в М. 332 т., болгар и 653 тыс. греков, сербов же совершенно не указывал, и, наоборот, болгарин Бранков (1905) определял численность болгар в 1.172 тыс. чел., греков в 190 тыс., румын в 41 тыс. и т. д. По статистике серба Гопчевича, оказывалось, что в М. и Стар. Сербии живет 1.540.500 сербов, 507.820 сербов-магометан, болгар-христиан 36.600, болгар-магометан (помаков) 21 тыс., греков 201.140 и т. д. Такое разнообразие статистических выводов указывает на недостоверность положенного в основание их материала: именно, национальное сознание населения или слабо развито, или определяется тенденциозно собирателями статистики. Происходило и то и другое. Как справедливо замечает сербский географ Цвиич, „абсолютно невозможно в народной массе македонских славян разделить этнических сербов и этнических болгар“; более того, невозможно даже отделить славян от неславян или румын (куцовлахов) от греков и т. д.
Македонский вопрос, как одна из жгучих проблем европейской политики, возник лишь с того времени, когда стало необходимо выяснить отношения Европы к владениям Оттоманской империи на Балканском полуострове. После оккупации Боснии-Герцоговины Австро-Венгрией, создания вассального Болгарского княжества и автономной Восточной Румелии в результате войн 1876/8 гг., оставалось неясным только положение христианского населения в ближайших к Константинополю македонских владениях Турции. Сан-Стефанский предварительный договор (19 февр. 1878 г.) по статье 6-й включал в состав самоуправляющегося Болгарского княжества большую часть Македонии, но Берлинский конгресс с этим не согласился, и М. была оставлена во владении Оттоманской империи, при чем конгресс ограничился в устройстве ее внутренних отношений глухим упоминанием в статье 23-й, гласившей: „Блистательная Порта обязуется ввести добросовестно на острове Крите органический устав 1868 г. с изменениями, кот. будут признаны справедливыми. Подобные же уставы, примененные к местным потребностям, будут также введены и в других частях Европейской Турции, для коих особое административное устройство не было предусмотрено настоящим трактатом“. Такое глухое определение, конечно, ни в чем не обязывало Порты, которая была защищена от России новыми европейскими влияниями, и органический устав М. не был дан до войны 1912 г. Правда, 11 авг. 1880 г. европейская смешанная комиссия представила Порте проект „закона о вилайетах Европейской Турции“, но и этот закон остался без всякого движения и был вытащен Портой из архива лишь накануне балканской войны, когда члены балканского союза требовали для М. автономии. После того, как Болгария присоединила в 1885 г. Вост. Румелию, она естественно стала стремиться к объединению с М., тогда как Сербия, страдая от отсутствия выхода в море, стремилась проложить себе дорогу к нему через М. Эта последняя привлекала также и Австро-Венгрию, как путь из Вены в Салоники (Солунь), и таким образом М. превратилась в арену острого соперничества держав. Европа деятельно (с 1902 г., когда произошло первое значительное восстание) принимается за проведение здесь „реформ“ (Мюрцштегское соглашение России с Австрией 1903 г., договор об европейском „контроле“ 1907 и др.). Но порядок не восстанавливался, христианское население все более страдало от внутренних распрь и турецких насилий, еще увеличившихся после 1909 г., со времени попыток „албанских реформ“. Наконец, христианские государства Балканского полуострова заключили (16 февр. 1912 г.) союз между собой и, пользуясь ослаблением Турции (после ее войны с Италией), предъявили Порте ультиматум о введении в М. автономного строя. Отказ Турции повел за собою войну, которая окончилась Лондонским миром (17 мая 1913 г.), признавшим отторжение от Оттоманской империи всей М., Старой Сербии и Албании. Однако, македонский вопрос не был и теперь разрешен: на почве раздела завоеваний между Сербией и Болгарией вспыхнула новая война (16 июня 1913 г.). Эта война доставила Сербии владения в западной части М., тогда как южная (с Солунью) отошла к Греции, а восточная досталась Болгарии. Ненависть между балканскими державами из-за раздела М. стала еще острее, и они осыпали друг друга обвинениями в жестокостях по отношению к македонскому населению („Documents sur les atrocités grecques“, 1913; „Atrocités bulgares en Macedonie“, 1913, и т. п.). Так. обр., македонский вопрос доныне остается открытым, и его разрешение будет связано с общей ликвидацией европейских отношений после войны 1914—1915 гг. Подробности и литер. см. в статье А. Погодина, „Македонский вопрос“ („История Нашего Времени“, т. III) и в его же книге „Славянский мир“, 1915.