Кодификация, один из видов законодательной деятельности, состоящий в издании законов, систематизирующих по известному плану какую-либо часть положительного права страны. У нас К. понимается несколько иначе: этим термином означают размещение новых законов в принятом у нас Своде Законов, происходящее как в законодательном, так и в административном порядке (об этой деятельности см. Свод Законов). К., как вид издания сложных законов, охватывающих какую-либо отрасль или систему права, противопоставляется т. наз. фрагментарному законодательству, изменяющему какие-либо частные правовые положения. Другими видами издания сложных законов на ряду с К. являются консолидация или инкорпорация законов. Консолидированными законами называются такие законодательные акты, которые лишь суммируют несколько прежде изданных по данному предмету законов, не изменяя в чем-либо существенном их содержания и не стремясь при этом объединить эти старые законы в какой-либо единой логической конструкции. Термин консолидация преимущественно применяется в английском праве; на континенте соответственную законодательную деятельность называют инкорпорацией. Строгого различия между К. и инкорпорацией провести нельзя. К. есть, в сущности, усовершенствованный вид инкорпорации; она различается от нее по методу. В то время как первая исходит из заранее построенной и логической схемы частей и понятий, вторая исходит из разрозненных материалов положительного права, соединяемых между собою более или менее случайно. К. представляет вид законодательства, оплодотворенный юридической наукой, создающий новое право, и потому составляющий порою отправную точку нового развития в соответственной области права; инкорпорация есть лишь сводка старого права, сопровождаемая порою отсечением устарелых частей и внешним согласованием разнородного, но в существе своем она не представляет реформы права и не приближает системы его к господствующим в юридической науке конструкциям.
Спор о преимущественных достоинствах инкорпорации или К., длившийся в течение всего XIX в., и в настоящее время не может еще считаться законченным. В странах европейского континента получила преобладание система кодифицированного права, по крайней мере, в важнейших областях уголовного, гражданского, торгового и некоторых отраслях административного права. Наоборот, Англия и доныне строго придерживается системы фрагментарного законодательства, решаясь в лучшем случае лишь на издание консолидированных законов. Несмотря на неоднократные попытки К. права в Англии, мы до сих пор видим его в виде необозримой массы судебных решений (прецедентов) и немногих чрезвычайно казуистических законов, понимание которых почти недоступно простому смертному (см. IX, 330/31). На истории К. в отдельных странах мы остановимся ниже. Теперь же скажем несколько слов о характере происходящего спора.
Самое начало XIX в. характеризуется необычайным увлечением идеей К. Во главе этого движения стоял Бентам, посвятивший значительную часть своих трудов этому вопросу. Он исходил из той мысли, что законы должны преследовать наибольшее благо наибольшего количества людей; по своему содержанию они должны быть универсальны; по форме общедоступны и ясны. Все эти качества закона достигаются изданием их в виде писанного кодекса. Для построения такого кодекса нужен опытный архитектор, первой задачей которого явится обособление законов, имеющих общий интерес, от законов частных. Во главу законов общих, долженствующих охранять свободу и безопасность всех граждан, должны быть поставлены законы уголовные; затем идут законы гражданские, посредством которых гражданин осуществляет свои личные и имущественные права, а далее ряд специальных кодексов: военный, морской, торговый, муниципальной полиции, городской и сельской полиции и т. д. Весь кодекс права или каждая часть его должны сопровождаться комментарием, поясняющим его мотивы, т. е. отношение к принципу общей пользы. Постановления его должны быть опубликованы и стать известными каждому. Удобнее всего поручить составление такого кодекса иностранцу, так как последний чужд местных политических, личных и национальных предрассудков и так как среди иностранцев легче найти человека, обладающего высокими умственными качествами, необходимыми для такой реформы. Свои мысли Бентам попытался осуществить и на практике. Он написал обширный универсальный кодекс права, предназначенный для всех народов (см. V, 353/54). С другой стороны, он обращался к ряду иностранных правительств с предложениями написания для них кодекса. Так, он писал президенту Сев.-Ам. Штатов Маддисону, предлагая ему написать такой кодекс, который „не оставил бы и клочка неписанного права“, законодательным собраниям Испании и Португалии и др. Между прочим, он обратился с соответственным предложением и к импер. Александру I. В то время в России заседала комиссия по составлению уложения, продолжавшая свою деятельность еще от Екатерины II, которая тщетно пыталась разобраться в десятках тысяч указов. Бентам в письме к Александру предложил свои услуги. Император лично ответил полной готовностью, но просил Бентама войти в непосредственные сношения с законодательной комиссией, которой и надлежит сообщить критические замечания. Бентам однако не пожелал удовлетвориться ролью советника. Во втором письме он указывает, что комиссия относится недоброжелательно к его вмешательству, что она искусственно затягивает работы и что дело значительно выиграло бы, если бы все руководство было бы передано ему. На это письмо ответа не последовало. Что предложение Бентама кодифицировать русские законы не могло показаться странным, следует хотя бы из того, что имп. Александр I в 1810 г. поручил галльскому проф. Якобу, не знакомому даже с русским языком, составление для России уголовного кодекса, и этот проект был изготовлен в 1812 г. и отпечатан под названием проекта уголовного уложения Российской Империи. Это происходило за два года до переписки Бентама с Александром I. Составление кодекса в эту эпоху представлялось делом весьма легким. Кодекс должен был служить выражением основанных на разуме прав личности, а последние в своей идеальной постановке не знали ни национальных, ни культурных различий. „Права человека и гражданина“ были универсальны и просты. Разработанной почвой для такого рационалистического кодекса являлось естественное право, которое давно уже успело обратиться в рационально разработанную систему права, впитавшего в себя элементы права самых разнообразных народов и потому лишенного национального отпечатка. Увлечение идеей К. в Европе было чрезвычайно сильным. Крупные кодификационные работы Наполеона (гражданский кодекс 1804 г., устав угол. судопроизв. 1808, уголовное уложение 1810 г.) происходили под значительным влиянием этих идей об универсальности К. Выработанным кодексам придавалось отнюдь не исключительное национальное значение; в каждой стране, которую завоевывал Наполеон, прежде всего вводились его кодексы. Как в романских странах (Бельгии, Италии, Испании), где эти кодексы и поныне лежат в основе соответственного уголовного и гражданского законодательства, так в отдельных государствах Германии, в Царстве Польском были введены эти кодексы. В Польше гражданский кодекс Наполеона действует и поныне, а в рейнских провинциях Германии и в Бадене он просуществовал до 1900 г., т. е. до самого введения в действие германского гражд. ул. Другая крупная кодификационная работа того времени — баварское уголовное уложение, составленное известным криминалистом Фейербахом и изданное в 1813 г., также не ограничивало своей силы одною Баварией. С него был скопирован ряд уголовных кодексов Германии. Проект баварского кодекса был прислан Фейербахом и в законодательную комиссию, работавшую при Александре I, и оказал весьма сильное влияние на указанный уже нами проект, составленный Якобом в 1812 г. Такое отношение к К. во многом объяснялось характером требований, предъявляемых к кодексу. Он не должен был руководить правовой жизнью народа, а имел лишь задачу охранять личность, свободу и имущество граждан. Круг гражданских прав был ясен, нужно было лишь охранять их; законодателю рисовался абстрактный человек, с абстрактными мотивами и интересами, и в таком отвлеченном виде легко было переносить законодательные положения из одной страны в другую.
Иначе взглянула на дело историческая школа (см. право), со стороны которой и проявился резкий отпор увлечениям К. Известно, какой отпор встретила со стороны Савиньи попытка германского юриста Тибо, который в 1814 г., после освобождения Германии от французского владычества, выступил с призывом к созданию единого гражданского кодекса для Германии. Идеи Савиньи долгое время служили лозунгом германской юриспруденции; дело К. в области гражданского права было надолго оставлено. И в то время, как уголовное право с 40-х годов начало быстро кодифицироваться, а с 1869 г. уже стало единым для всей Германии, право гражданское было объединено в кодекс лишь в 1900 г. С переходом Германии к кодифицированному праву, противников К. здесь почти уже не встречается. О них нельзя говорить и во Франции. Здесь существует такое раболепное преклонение пред кодифицированным правом, что до самого последнего времени юриспруденция, как гражданская, так и уголовная, не рисковала даже в теоретических курсах отступать от системы, принятой законодателем, и всю свою деятельность направляла к комментированию глав и статей кодексов. Все дальнейшее правовое развитие протекало на почве тех же принципов, на которых построены соответствующие уложения. — Иначе обстоит дело в англо-американской литературе, где спор о К. сохранил всю свою остроту. Здесь вопрос К. осложнился существованием особого типа права — common law (см. IX, 326/31), постановления которого нигде не выражены в виде писанных правил, а извлекаются юристами из громадной массы судебных решений лишь как юридические принципы, имеющие руководящее значение. Мысль, являющаяся элементарной для континентального юриста, о том, что все право может быть сведено к велениям и запретам законодателя, и выраженная в Англии юристом Остином еще в первой половине XIX в., далеко не пользуется здесь общим признанием. Значительная часть права, в особенности права гражданского, здесь развивалась вне всякого воздействия со стороны законодателя, путем декларации судьями своего интуитивного права, обычаев, прецедентов. Кодифицировать это право, претворить его в закон недопустимо уже потому, что тогда придется придать этому праву известную форму, которая сама по себе будет обязательной, как то соответствует статутному праву; эта форма изгонит ту ценную сторону, которая составляет славу и гордость общего права — именно свободную приспособляемость известных справедливых критериев к конкретным обстоятельствам дела. Кроме того, К. не может ограничиваться только сводкой установившегося и признанного права, она идет дальше, захватывая все дела, которые могут случиться в будущем. Всякое общее правило, заключенное в кодексе, приобретает универсальное значение для будущего. Между тем перенос создавшегося права, приспособленного к определенным историческим потребностям, в сферу неизвестного будущего, которое дарит нас новыми неожиданными конфликтами и сочетаниями жизненных отношений, представляется делом рискованным. Он может привести к тому, что начала справедливого решения забудутся в угоду искусственным принципам, которые угодно было создать законодателю. Кодифицированное право застывает в своем развитии; между тем нужды вечно-движущейся жизни предъявляют к нему новые требования, и юристам приходится прибегать к искусственным толкованиям и конструкциям, которые крайне осложняют право и порождают множество судебных споров. Американский юрист Картер, выступающий энергичным противником К., статистически доказывает, что число тяжб, возникающих на почве неписанного общего права, значительно меньше, чем число тяжб на почве права статутного, где каждое слово порою дает повод к недоразумениям. Требования, предъявляемые ныне к хорошей К., слишком сложны, чтобы можно было бы надеяться на удачное выполнение ее. Прежде всего кодификатору приходится заняться определением понятий. Но еще римляне предостерегали от этого цивилистов, говоря, что omnis definitio in jure civili periculosa est; затем идет вопрос о совмещении усмотрения судьи с правилами кодекса, вопрос и поныне еще нигде удачно не разрешенный; законодателю здесь часто приходится узаконять произвол судьи, лишенный живительной силы юридических принципов, с которыми он связан в common law. Далее возникает вопрос об однообразии кодекса, неразрешимый для тех стран, где имеются группы населения, развивавшиеся в особых исторических условиях, и право которых образовывалось под действием различных иностранных влияний. Наконец, остается вопрос о полноте кодекса; при пестроте и обширности права нет надежды охватить его полностью, даже в нескольких кодексах, на каждом шагу придется встречаться с пробелами в кодифицированном праве, открытие которых каждый раз порождает тревогу в населении и полную неуверенность в исходе. Как бы совершенен кодекс ни был, от этих пробелов он освободиться не в состоянии. Единственно на что можно надеяться, это то, что с течением времени, с большим правовым воспитанием народа, потребность в правовой казуистике отпадет, и достаточно будет нескольких правовых принципов, применяемых надежными и мудрыми судьями, — тогда упростится и станет возможной задача К.
Этим аргументам противников К. противопоставлено в английской литературе не мало доводов в пользу ее. Уже Бэкон в XVII в. предлагал Якову I кодифицировать действующее право Англии, но он встретил сильное противодействие среди судей, считавших подобного рода работу недоступною и нежелательною. Затем в пользу К. высказывались Гэль, Юнг, Баррингтон. О деятельности Бентама в этом направлении мы говорили. Бентам считал, что против К. могут возражать только мошенники и глупцы, которым нужно держать народ в неведении об его законных правах. Среди последователей Бентама, защищавших К., насчитываются имена Самуэля Ромильи, Пиля, Остина, Джемса и Джона Милля, Брума и др. В 40-х гг. XIX в. вопрос о К. был решительно поставлен и в Америке. Комиссия по составлению гражд. уложения шт. Нью-Иорк под председательством Давида Фильда суммировала ряд решительных доводов в пользу К., сведя их к 4 положениям: 1) Все, что определенно известно, может быть определенно выражено на бумаге; право является хорошо известным и потому может быть выражено в письменной форме. 2) Кодекс является наиболее практической формой выражения на письме сведений о праве. 3) Правда, нельзя предусмотреть новых случаев, т. е. новых комбинаций фактов, но кодекс не обязан их предусматривать, а предоставляет это практике. 4) Польза, получаемая от К., будет весьма значительной, так как сделает закон ясным и определенным, дав в распоряжение каждого вместо целой библиотеки томов одну книгу, доступную по содержанию и не юристу. Взгляды этой комиссии получили постепенно признание, и ряд штатов склонился к признанию желательности К. права. За последние годы в этом направлении идет и развитие в Англии. Самый процесс К. удобнее всего проследить по отдельным странам, останавливаясь лишь на более крупных.
В Англии, как мы видели, был принят путь не К., а консолидации законов. Главнейшие результаты этой консолидации отмечены в ст. английское право (см. IX, 330/31). Затруднения К. английского права удалось преодолеть при введении его в колониях. Так, для Индии с 1861 г. издан ряд прекрасно разработанных кодексов (уголовного права и процесса, гражданского права), положениями которых пользуются иногда и сами англичане для толкования своего права. С 90-х гг. начала кодифицировать свое право Канада. В отдельных штатах Сев. Америки мы также встречаем ряд кодексов. Среди них видное место занимают гражданские уложения Калифорнии (1872 г.), Луизианы (1875 г.), Нью-Иорка, Небраски (1909) и др., уголовные уложения Нью-Иорка (1881 г.), федерального союза (1909 г.), Небраски (1909 г.) и др. Методы американской К. весьма близки к консолидации англ. права, и в кодексах большею частью отсутствует т. наз. общая часть.
Франция до сих пор живет кодексами, изданными при Наполеоне. Из них первое место по совершенству К. занимает гражданский кодекс 1804 г., столетие которого недавно праздновалось. Он составлен комиссией из видных юристов революции (Биго-де-Преамнэ, Тронше, Порталис и Мальвиля), с непревзойденной быстротой — в 4 месяца, и проведен, несмотря на двукратное отвержение его законодательным корпусом, в течение четырех лет благодаря настойчивости Наполеона, справедливо считавшего этот кодекс предметом своей гордости. Во французском кодексе мы находим последовательное проведение идеи гражданского равенства всех французов, освобождение частной собственности от влияния феодальных пережитков, свободу договора и оборота, наконец, освобождение от церковной догмы постановлений о союзе семейном. В основу кодекса положена система римских институций, а содержание его представляет удачный компромисс между отвлеченными началами революции и старым обычным правом. Деятельность кассационного суда ныне окутала этот кодекс рядом наслоений, которые, однако, не затемнили ясности положенных в основание его начал. До последнего времени творчество судебной практики исходило целиком из них, и только за последние годы во Франции стали модными течения, опирающиеся и на старые принципы естественного права (Жени, Саллейль). Этот кодекс оказал сильное влияние на гражданское законодательство Европы, а в некоторых странах (Италии, Польше, Голландии) был даже целиком реципирован. — Франц. уголовное уложение 1810 г. было результатом деятельности комиссии под председательством Тарже (участники ее: Трейляр, Блондель, Удар и Виейяр). По содержанию своему оно больше приближается к дореволюционному законодательству Франции и долгое время считалось одним из самых суровых кодексов Европы. Однако законами 1824, 1832, 1848, 1863 и др. вплоть до закона 1901 г. постановления его постепенно смягчались. В 1887 г. была образована комиссия для пересмотра уголовного законодательства, но она успела издать только проект общей части. Уголовная юриспруденция во Франции занята, главным образом, комментированием кодекса. — Устав уголовного судопроизводства 1808 г. оказал значительно большее влияние на законодательство Европы, нежели материально-правовой кодекс. Установленный им смешанный тип процесса был затем заимствован почти повсюду на континенте; постановления о предварительном следствии и о производстве в суде с присяжными послужили прототипом почти для всех континентальных стран. Нельзя, однако, не отметить, что существование кодексов породило во Франции ряд блестящих юристов-комментаторов, но оно надолго заглушило теоретическую мысль в области юриспруденции, и современное состояние права во Франции следует признать скорее отсталым, чем передовым.
Германские страны. Во главе объединительной деятельности в области права шли две германские страны — Пруссия и Бавария. Первая еще в XVIII в. успела выпустить свод „прусского земского права“ (1791 г.), в течение более трех четвертей века оказывавший значительное влияние на развитие законодательства германских стран. Ранее других от этого свода отпали уголовные законы, содержавшиеся в последней части. На смену ей в 1851 г. было издано прусское уголовное уложение, послужившее прототипом для уложения Северно-Германского Союза 1869 г., а с 1871 г. — германского уголовного уложения, действующего и поныне. Уложение 1851 г. было составлено под сильным влиянием французского права, и некоторые юристы называли его даже вторым изданием французского code pénal. Затем постепенно выделялись из земского права — вексельное (1848 г.) и торговое право (1860), горное право, опекунский устав (1875). В Баварии, уже в 1751 г. при короле Максимилиане был издан обширный свод гражданск. и уголовн. права. Но так как в постановлениях его нашли себе крайне слабое отражение распространявшиеся тогда новые идеи свободы гражданского оборота, прав личности, устранения начал полицейского государства и т. д., то этот свод быстро устарел, и в начале XIX в. мы встречаем здесь новые попытки К. Во главе работ по К. ставится известный баварский юрист Фейербах. Ему удается в 1813 г. провести и опубликовать уголовное уложение. Уложение это, первоначально составленное Клейншродом, было построено на теории психического принуждения и являлось стройным отражением тогдашних взглядов на наказание, усмотрение судьи, законодательную технику. Оно было популярно далеко за пределами Баварии. К. гражданского права вышла менее удачной, так как большинство было против рецепции французского права, а национальное право было недостаточно изучено. Из друг. кодификационн. работ в эпоху, предшествующую изданию общегерманского гражданского уложения, отметим еще саксонское гражданское уложение 1863 г., построенное всецело на системе римских пандект. Новая эра в К-ции германского права начинается с попыток издания общегерманского гражданского уложения. Еще в 1868 г. была сделана попытка издать общее для всей Германии обязательственное право, но она рушилась с распадением германского союза. В 1873 г. рейхстаг принял закон об издании общего гражд. ул. и поручил союзному совету образовать соответственную комиссию. В следующем году была образована комиссия из 11 членов под председательством д-ра Паппе, которая в 1887 г., т. е. через 13 лет, представила обстоятельный проект в 5 томах. Но этот проект постигла полная неудача. Комиссия прошла совершенно мимо ряда крупных coциaльных вопросов, она внесла в закон ряд чисто теоретических положений, забыв, что задача закона приказывать, а не поучать, наконец, положила в основание почти исключительно римское право. Этот проект не без язвительности был прозван „маленьким Виндшейдом“ (см. X, 210) и, несмотря на желание правительства провести его, был все-таки отброшен. Пришлось спешно организовывать другую комиссию, в составе новых членов, которая начала свою работу в 1890 г. К октябрю 1895 г. труды ее были закончены, и составлен новый проект. Он также не лишен был недостатков, но, несмотря на оппозицию со стороны отдельных партий, общественное мнение Германии и юридические круги высказались в его пользу. 17 января 1896 г. он был внесен в рейхстаг, а 1 июля того же года был принят им большинством 222 голосов против 48. 18 августа он стал законом, а 1 января 1900 г. введен в действие под именем Гражданского уложения Германской империи. Это Уложение представляется одной из крупнейших кодификационных работ последнего времени (см. XIV, 233/38). На нем отразились новые течения правовой и социальной политики конца XIX в., позволившие сделать шаг вперед по сравнению с правом других стран; правда, перелом в хозяйственной жизни и сильная борьба классов породили необходимость многочисленных компромиссов. Как средство для этого пришлось расширить границы справедливого усмотрения судьи и усилить роль имперского суда в толковании права. После первоначального критического отношения германских юристов к новому уложению ныне наступила полоса слепого преклонения пред ним; все внимание устремлено на систематизацию его норм, и попытки даже мелких частичных изменений чуть ли не принципиально отвергаются. — В области уголовного права Германия остается при действии угол. улож. 1871 г., но на очередь поставлена уже полная его реформа. Улож. 1871 г. было составлено и принято наспех, оно носит на себе следы сильного французского влияния и мало считается с новыми течениями уголовной политики. Воззрения антропологической и социологической школ не нашли в нем никакого отражения. Успех К-ции гражданского права заразил германских криминалистов. В 1905 г. они предпринимают издание громадного коллективного труда „Сравнительное изложение германского и иностранного уголовного права“ (закончено в 1909 г.). Тогда же образуется под председательством Люкаса правительственная комиссия, которая в 1909 г. публикует первый, носивший скорее характер пробного, проект угол. уложения. Проект этот, содержавший уступки по адресу различных школ, в общем был принят германскою наукой сочувственно; он породил значительную критическую литературу. Профессора Лист, Гольдшмидт, Каль и Лилиенталь выпустили составленный ими контр-проект, расходящийся с правительственным, однако, только по второстепенным вопросам. В 1910 г. проект с замечаниями возвращен в правительственную комиссию, которая предполагает закончить обсуждение его к 1914 г. Одновременно идет работа по пересмотру устава уголовного судопроизводства 1877 г. Проект новой редакции, изданный в 1908 г., не был рассмотрен рейхстагом и встретил мало сочувствия. Ныне намечена его обстоятельная переработка. Германскими же процессуалистами намечено издание „Сравнительного изложения процессуального права“ по образцу материального.
Из других стран Европы вкратце отметим Австрию, выработавшую в 1811 г. „Общее гражданское уложение“, отличавшееся в свое время большими достоинствами, но ныне значительно устаревшее и измененное рядом новелл; в области уголовного права действует еще уложение Иосифа II 1803 г., несколько видоизмененное в 1852 г. Ныне на очередь поставлена его отмена. В 1909 г. опубликован проект угол. улож., составленный Ламмашем и Штоссом, который представляется менее совершенным, чем соответственный германский проект, но для Австрии представляет большой прогресс. В Швейцарии следует отметить резко выразившуюся в конце XIX в. тенденцию к объединению гражданского и уголовного права, приведшую к появлению соответственных проектов, отличающихся большими достоинствами. Стал законом пока только гражданский кодекс, единогласно принятый союзным собранием 10 декабря 1907 г. и вступивший в действие с 1912 г. Этот кодекс составлен видным швейцарским юристом Губером в течение менее, чем 10 лет. По авторитетному признанию цивилистов, он стоит выше наполеонова кодекса и герм. улож. с точки зрения языка, техники и смелости нововведений. Знаменитая ст. 1 этого уложения, предписывающая судье при недостатке закона решать дело так, как если бы он был законодателем, в согласии с мнениями, одобренными наукой и судебной практикой, рассматривается как лозунг нового течения в гражданском праве, известного под именем „свободного права“. По содержанию своему швейцарское уложение во многом пошло далее германского: отделы о союзах, о семейном праве, о гражданской правоспособности женщин, о наследственном праве, о праве ипотеки значительно прогрессивнее и целесообразнее построены, чем в гражданском уложении Герм. империи. Проект швейцарского уголовного уложения должен впервые объединить уголовн. право Швейцарии, ныне рассеянное в массе кантональн. кодексов. Он прошел уже три редакции. Первоначально он был составлен проф. Штоссом в 1896 г. После обстоятельного пересмотра в комиссии экспертов был в 1908 г. опубликован новый проект. Наконец, после обсуждения в союзном совете в 1912 г. была издана новая редакция. Швейцарским криминалистам удалось победить все препятствия к принятию этого проекта, и он, вероятно, в скором времени станет законом. Швейцарский проект был первым кодексом в Европе, который решил пойти навстречу новым течениям уголовной политики. При необычайной краткости и простоте, он вводит ряд весьма удачных определений в общую часть кодекса; определения о вменяемости, ответственности малолетних, покушении и пр. заслужили большое одобрение. В области карательных мер он проектирует отмену смертной казни, введение особых мер защиты против опасных преступников, специальные условия режима для уменьшенно вменяемых и для преступников-алкоголиков, дает судье широкий выбор мер наказания, вводит условное осуждение и т. д. Несмотря на более раннее составление, он стоит выше проектов 1909 г. Австрии и Германии. Ценными качествами отличается и новое уголовное уложение Норвегии, изданное в 1902 г. и вступившее в силу в 1905 г.; оно составлено Гетцем с принятием во внимание многих положений социологической школы уголовного права. Что касается других стран, то кодексы их не представляют особого интереса с точки зрения новых приемов К. или прогрессивности положенных в основание их правовых идей.
К. в России. После уложения Алексея Михайловича, регулировавшего более уголовное и судебное право и уделявшего сравнительно скромное внимание праву гражданскому и воспроизводившего скорее нормы старого права в этой области, лишь в XVIII в. делаются у нас попытки издания уложения, охватывающего как уголовное, так и гражданское право (см. комиссии для составления нового уложения). Причины неуспеха комиссий с представителями сословий, созывавшихся в течение всего XVIII в., подробно выяснены в труде В. Н. Латкина: „Законодательные комиссии в России в XVIII в.“ (1887); главными были: равнодушие отдельных сословий, неподготовленность представителей к сложной законодательной работе, отсутствие определенных указаний и руководства, а также беспрестанные колебания между национальным правом и заимствованиями с Запада. Результатом попыток К. в XVIII в. явились лишь первые две части уложения, относившиеся к судопроизводству и уголовному праву, составленные в 1755 г., но не получившие утверждения Елизаветы, вследствие сурового их характера. XIX в. дает уже более стройные попытки К. Как выяснено новыми исследованиями (А. С. Лаппо-Данилевского, В. Н. Латкина), екатерининская комиссия 1767 г. продолжала свою деятельность и в течение начала XIX в. при Павле I и Александре I, пока не прекратилась сама собою. При Александре I начинается энергичная законодательная деятельность, приведшая к изданию ряда отдельных законов о смягчении наказаний и к попыткам реформы гражданского и уголовного уложений. В 1808—1814 гг. было выработано у нас гражданское уложение, но оно представляло почти точный сколок с французского кодекса 1804 г. и, вследствие непопулярности у нас подражаний французам, было отвергнуто. В области уголовного права следует отметить проект, выработанный в 1813 г. Якобом, который несколько раз затем пересматривался в Гос. Совете вплоть до 1824 г. Хотя этот проект и не стал законом, однако положения его (особенно в общей части) сильно повлияли на т. XV Свода Зак. — Неудача частичной К. привела к мысли о составлении общего Свода. По мысли его инициатора, графа Сперанского, Свод должен был быть лишь предварительною ступенью к К., подобно тому как Полное Собрание Законов должно было быть преддверием к Своду. Однако, этой переработки частей Свода в кодексы сделать не удалось. Она нашла свое осуществление лишь позднее в виде Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, изданного 15 августа 1845 г. и составленного при деятельном участии графа Блудова, и в Судебных Уставах имп. Александра II 1864 г., включающих в себя процессуальные законы (см. Свод, Уголовное Уложение, Судебные Уставы). Попытки К. возобновляются с воцарением имп. Александра III. Для гражданской К. в это царствование организуется в 1882 г. редакционная комиссия под председательством H. И. Стояновского (позднее председателями ее были А. А. Книрим и И. И. Карницкий). Она заканчивает работу к 1906 г. составлением сводного текста в пяти книгах. В состав уложения комиссия включила не только гражданское право в тесном смысле, но и право торговое. Нормы его она распространяет уже и на крестьян и на отдельные местности России, ранее пользовавшиеся самостоятельным гражданским правом (губернии прибалтийские и Царства Польского). В основу своих работ комиссия положила стремление к достижению материальной правды, расширение рамок усмотрения суда и облегчение способов защиты гражданских прав. Однако, реформы нашего государственного строя отодвинули на второй план заботу о новом гражданском уложении. Лишь в 1913 г. одна из частей этой работы, „Обязательственное право“, внесена в Гос. Думу с объяснит. запиской министра юстиции, но здесь еще рассмотрению не подвергалась. В 1881 г. был организован комитет для составления проекта нового уголовного уложения, который выделил из своего состава редакционную комиссию из шести лиц. Председателем ее был Э. Фриш, а членами — В. Лицкой, Н. Неклюдов, Е. Розин, И. Фойницкий, Н. Таганцев. Комиссия уже к 1895 г. выработала свой проект, который был разослан на заключения ведомств и подвергнут юридической критике. В 1898 г. он был пересмотрен Особым совещанием при министерстве юстиции и в измененном виде внесен в Гос. Совет. Здесь он в течение двух лет рассматривался сначала в Особом совещании, а затем в департаментах и общем их собрании. Наконец, 22 марта 1903 г. удостоился Выс. утверждения и опубликован как Уголовное Уложение. Однако, введение в действие его замедлилось. Прошло более 10 лет, а по-прежнему действует старое Улож. о нак. 1845 г. (пересмотренное в 1885 г.), и лишь отдельные части нового Уложения (о государственных и религиозных преступлениях, о нарушении авторского права, о непотребстве и нек. др.) введены в действие. Уг. улож. 1903 г. отличается рядом достоинств по сравнению со старым кодексом: отсутствием казуистичности, простым и точным языком, широтою судейского усмотрения, лучшей регламентацией карательных мер, простотою системы и сравнительно большею мягкостью. Но по сравнению с новыми течениями в науке оно стоит далеко позади и потому не может итти в сравнение с новыми проектами Швейцарии или Германии. Однако, большинство русских криминалистов стоит за введение его в действие, правда, в измененн. виде (ср. резолюцию Русс. группы Союза криминалист. в 1909 г.).
Литература: Латкин, „Законодательные комиссии в XVIII в.“ (1887); Пахман, „История К. гражд. пр.“ (1876); Таганцев, „Лекции по русск. угол. праву“ (1902); Бернгефт, „Гражд. улож. Германии в процессе его образования“ (1910); Пергамент, „Новейшее гражданск. уложение“ („Право“, 1909); „Гражд. Уложение. Проект Редакц. Комиссии“; Bentham, „Oevres“, vol. III. „De la C.“; J. C. Carter, „Law: its origin and function“ (1907); Ginauliac, „De la C.“ (1862); Schwarz, „Die Geschichte der Privatrechtlichen Kodificationbestrebungen“ (1889).