Проект «ЭЛ» |
БУРЯТЫ или Братскіе, народъ Монгольскаго племени, кочующій въ южной части Иркутской Губерніи, по долинамъ, отъ Китайской границы къ сѣверу до верховья рѣки Лены, и отъ рѣки Аги, впадающей въ Ингоду, къ западу до рѣки Оки, текущей въ Ангару. Казаки, въ первой половинъ XVII столѣтія, нашли уже Бурятовъ въ этихъ мѣстахъ. Сотники Пахабовъ и Бекетовъ безъ кровопролитія покорили ихъ, и къ исходу XVII столѣтія уже всѣ Буряты были обложены ясакомъ.
Большая часть Бурятовъ кочуетъ по ту сторону Байкала. Знатнѣйшія племена, обитающія за Байкаломъ, суть Хоринцы и Селенгинцы, или Сонголы. Первые кочуютъ вдоль по теченію рѣка. Уды и Хилки, впадающихъ въ Селенгу, а послѣдніе по самой Селенгѣ и по впадающимъ въ нее рѣкамъ Чикоѣ, Джидѣ и Темнику. До Китайской границѣ расположены Бурятскіе казачьи полки, то же Селенгинскаго племени. Племя Кударинскихъ Бурятовъ кочуетъ около устья рѣки Селенги близъ Байкала, а племя Баргузинское по рѣкѣ Баргузину, текущей въ Байкалъ. На островѣ Ольхонѣ, лежащемъ близъ сѣверо-восточныхъ береговъ Байкала обитаютъ Буряты Ольхонскіе. Хоринцы и Селенгинцы составляютъ цвѣтъ Бурятскаго народа; Кударинцы, Баргузинцы и Ольхонцы послѣднее звѣно, особенно Ольхонцы, отдѣленные отъ соплеменниковъ Байкаломъ; они до сихъ поръ пребываютъ въ полу-дикомъ состояніи, и вообще бѣдны отъ недостатка въ способахъ продовольствія на гористомъ и каменистомъ островѣ.
По сю сторону Байкала живутъ Буряты Кудинскіе, Верхоленскіе, Тункинскіе, Аларскіе, Идинскіе и Балаганскіе.
По послѣдней переписи, въ 1831 году считалось всѣхъ Бурятовъ до 152,000 душъ, то есть, до 72,000 мужескаго и до 80,000 женскаго пола и дѣтей.
Буряты раздѣляются на племена, а каждое племя на роды. Нѣсколько юртъ составляютъ улусъ, котораго начальникъ называется Бошко или Зингинъ; онъ утверждается Россійскимъ правительствомъ, какъ и другіе высшіе начальники, шуленьги, зайсаны, тайши и главные тагши. Для отличія званія тайши и другихъ начальническихъ, правительство установило въ 1766 году особенный почетный знакъ, — кортикъ съ надписью: «Знакъ достоинства шуленьги (или тайши) рода N, данный въ 1761 году». Впослѣдствіи пожалованы нѣкоторымъ изъ нихъ офицерскіе чины. Шуленьги, зайсаны и тайши суть достоинства наслѣдственныя.
Буряты вообще росту средняго, плечисты, широки и плотны; лице имѣютъ монгольское, смуглое, плоское съ выдавшимися скулами, носъ плоскій, глаза узкіе, угловатые и черные какъ уголь; брови тонкія и высокія, уши оттопырившіяся; зубы правильные и бѣлые какъ слоновая кость; бороду смолоду выдергиваютъ щипчиками, и носятъ только усы и небольшой клокъ подъ нижнею губою. Волосы у всѣхъ черные, густые, жесткіе и блестящіе. Голову брѣютъ, оставляя на верхушкѣ клокъ, который заплетаютъ въ косу, и чѣмъ длиннѣе коса, тѣмъ человѣкъ щеголеватѣе. Отъ всегдашней верховой ѣзды и сидѣнія со сложенными подъ себя ногами, ноги ихъ выгнуты на внѣшнюю сторону.
Обыкновенная одежда Бурятовъ есть шуба овчиная, нагольная или покрытая какой нибудь тканью, начиная отъ китайки до парчи и богатѣйшаго Китайскаго магнула (шелковой матеріи съ драконами). Покрой шубы въ каждомъ племени свой, съ малыми впрочемъ различіями. Къ кушаку привязываются на ремешкѣ съ правой стороны огниво, иногда богатой отдѣлки, а съ лѣвой кошелекъ съ табакомъ, трубка и ножикъ. На шеѣ носятъ сумку съ изображеніями бурхановъ (боговъ), или молитвами.
Лѣтомъ, богатые носятъ терликъ (халатъ). Рубашки употребляются только богачами. Нижнее платье бываетъ кожаное, узкое, и короткое до колѣна. Обуваются въ унты, или Китайскіе сапоги. Голову накрываютъ шапкою, которая дѣлается на манеръ Китайской.
Женщины одѣваются въ шубы нѣсколько отличнаго покроя отъ мужскихъ, съ борами на зади, а сверхъ шубы носятъ дегиль, или безрукавый шугай, съ борами назади. Дегиль всегда бываетъ матерчатый. Нижнее платье и обувь какъ у мужчинъ. Волосы расчесываютъ на-двое и заплетаютъ въ косы. Замужнія отличаются отъ дѣвицъ шапкою, изъ-подъ которой висятъ концы косъ, украшенные перламутовыми кружками, кораллами и металлическими бляшками. Мѣховая шапка есть необходимая принадлежность Бурятки: быть безъ шапки — такое же безчестіе, какъ сказать постороннимъ свое имя, говорить по-Русски или вмѣшаться въ разговоръ мужчинъ, особенно старшихъ. Женщины, имѣвшія уже дѣтей, носятъ на груди двѣ длинныя косы изъ конскихъ волосъ, которыя простираются отъ плечъ за колѣни и толстымъ концемъ посажены въ серебряные или мѣдные наконечники. Нѣкоторыя носятъ на лбу металлическую бляху, какъ фероніерку.
Дѣвицы заплетаютъ волосы во множество косъ и на вискахъ связываютъ ихъ коралловыми нитками; количество нитокъ и величина коралловъ зависитъ отъ состоянія родителей, которые иногда входятъ въ неоплатные долги, чтобы пріобрѣсть это необходимое для невѣсты украшеніе, которое однако жъ, благодаря постоянству модъ Бурятскихъ, идетъ отъ матери къ дочери изъ роду въ родъ.
Внутри юрты по срединѣ горитъ огонь; туда ставится желѣзный таганъ, а на него большая плоская чугунная чаша, въ которой варятъ говядину, чай, и гонятъ вино. У богатыхъ полъ юрты выстланъ досками и покрытъ стегаными войлоками, а вокругъ огня выкладенъ кирпичемъ. Впереди юрты, противъ дверей, стоитъ деревянное съ уступами возвышеніе, на которомъ помѣщаются мѣдные бурханы и чашечки съ рожью, молокомъ, виномъ, и проч. Это жертва бурханамъ. Направо со входу, впереди, мѣсто хозяйки и ея кухонныя принадлежности; налѣво хозяина. Около стѣнъ юрты расположены ящики, или деревянные крашеные, или войлочные, наподобіе чемодановъ, обшитые разноцвѣтными сукнами и плисомъ. За грѣхъ почитается, если мужчина, войдя въ юрту, пойдетъ по правой сторонѣ, или женщина по лѣвой. Со входу направо — низенькая кровать хозяевъ, которую мужъ уступаетъ, иногда вмѣстѣ съ женою, дорогому гостю. Налѣво — тоже кровать для старшаго изъ семейства, или для какого нибудь бѣдняка, живущаго въ юртѣ.
При выборѣ кочевьевъ, Буряты обращаютъ вниманіе единственно на удобства для охоты или для пастбищъ. Рыбною ловлею они занимаются только по необходимости, когда уже нѣтъ другихъ средствъ къ существованію. Но съ каждымъ временемъ года они перемѣняютъ свои кочевья. Зима загоняетъ ихъ въ узкія долины и ущелія, или въ чащи острововъ, гдѣ не такъ ощутительны мятели и сѣверные вѣтры; весною идутъ они на покатости горъ и солнопеки, гдѣ ранѣе сходитъ снѣгъ и показывается трава; лѣтомъ перебираются отъ жаровъ къ рѣкамъ; осенью перекочевываютъ на тѣ мѣста, гдѣ косили сѣно. Юрты каждаго семейства стоятъ далеко одна отъ другой, чтобы скотъ не стѣснялся на пастбищахъ.
До половины прошедшаго столѣтія, Буряты держали шаманство (см. Шаманъ), которому слѣдуютъ и донынѣ племена Кудинское, Верхоленское, Идинское, Аларское и Балаганское, Кударинское и частію Хоринское. Около 1750 года они приняли вѣру Будды, или Далай-ламскую (см. Будда и Буддисмъ), и теперь всѣ почти обитающіе за Байкаломъ исповѣдуютъ эту религію. Ламы строго преслѣдуютъ шамановъ, но Буряты любятъ въ важныхъ случаяхъ прибѣгать къ сверхестественнымъ средствамъ, и шаманъ до сихъ поръ есть предсказатель будущаго и посредникъ между человѣкомъ и діаволомъ. Живущіе между Русскими, напримѣръ Буряты Верхоленскіе и Кудинскіе, поклоняются Св. Николаю Чудотворцу, покровителю Россіи, но по своимъ обрядамъ: колютъ барана, вынимаютъ мясо, а шкуру съ головою и остовомъ выставляютъ на высокомъ шестѣ, гдѣ она виситъ до совершеннаго нетлѣнія. Кромѣ того они поклоняются необыкновеннымъ утесамъ и всему, что возбуждаетъ ихъ удивленіе; скотину, убитую громомъ, зарываютъ въ землю и ставятъ надъ нею деревянную палатку, а на вершинахъ горъ дѣлаютъ курганъ, обо, куда каждый изъ проѣзжающихъ подаетъ какую нибудь вещицу лоскутокъ или вѣточку, даже нѣсколько волосъ изъ гривы лошадиной. Очень мало Бурятовъ, исповѣдающихъ Христіанскую Вѣру: крестятся только одни бѣдные. Принявъ крещеніе, они оставляютъ прежній родъ жизни, нравы и одежду, принимаютъ даже фамилію крестнаго отца, и поселяются между Русскими.
Буряты, составляя классъ инородцевъ осѣдлыхъ, платятъ ясакъ звѣриными шкурами: нынче эта подать, съ уменьшеніемъ пушныхъ звѣрей, переходитъ въ денежную. Земскія повинности исправляютъ они наряду съ крестьянами, но рекрутъ не ставятъ; только Селенгинцы содержатъ на Китайской границѣ нѣсколько казачьихъ полковъ. Эти казаки не получаютъ отъ казны ни какого содержанія, а только свободны отъ податей и повинностей. Бурятскій казакъ долженъ имѣть свою лошадь, винтовку, саблю, лукъ и стрѣлы. Они стерегутъ, вмѣстѣ съ Русскими казаками, границу и служатъ при таможнѣ въ Кяхтѣ.
Буряты по большой части пастухи; звѣроловству предаются только нѣкоторые, живущіе подальше отъ Русскихъ селеній. Недавно стали они заниматься земледѣліемъ, и эта отрасль промышлености замѣчательна у Бурятовъ, кочующихъ по Хилку: нашли средство проводить воду даже на горы безъ всякихъ насосовъ, и пашни ихъ никогда не страдаютъ отъ засухъ; удобный сбытъ хлѣба Китайцамъ еще болѣе подстрекаетъ ихъ къ земледѣлію. Вообще они обладаютъ многочисленными стадами лошадей, верблюдовъ и рогатаго скота всякаго рода. У живущихъ по сю сторону Байкала, тотъ почитается достаточнымъ, кто имѣетъ сто головъ скота, а если у него наберется до пяти сотъ штукъ, онъ уже становится на степень богача; но у за-Байкальскихъ есть хозяева, владѣющіе не сотнями, а тысячами скотинъ; у нѣкоторыхъ бываетъ до тысячи верблюдовъ, до четырехъ тысячъ лошадей, отъ двухъ до трехъ тысячъ быковъ, отъ осьми до девяти тысячъ овецъ и по нѣскольку сотъ козъ. Однако жъ богачи не знаютъ настоящаго количества своихъ стадъ, по предразсудку, будто-бы счетъ приноситъ скоту несчастіе. Рогатый скотъ Бурятовъ не великъ, но овцы ихъ очень крупны, и за-Байкальскія имѣютъ большіе курдюки, подъ которые иногда надобно поддѣлывать колеса. Лошади средняго росту, крѣпки для продолжительной ѣзды, во слабы въ работахъ, оттого что ихъ кормятъ однимъ сѣномъ безъ овса. Ни зимою, ни лѣтомъ ихъ не подковываютъ. Верблюдовъ держатъ только за-Байкальскіе и Балаганскіе Буряты, болѣе для шерсти и мяса, чѣмъ для ѣзды.
Постоянная пища Бурятъ есть арца, или творогъ, остающійся въ котлѣ послѣ перегонки вина изъ кислаго молока, и кирпичный чай. Нѣкоторые приправляютъ этотъ чай затураномъ, то есть, масломъ и поджаренною мукою. Баранина вареная или жареная на рожкахъ есть пища богатыхъ. Коровъ и лошадей бьютъ рѣдко, только въ важныхъ случаяхъ, и держатъ ихъ для молока; кобылъ, овецъ и козъ также доятъ и приготовляютъ изъ ихъ молока творогъ, арцу, сидонъ, и вино. Бѣдные вмѣсто чаю пьютъ коренья мыкера (polygonum), шудуна и шульту (болонь съ гнилой березы), ѣдятъ коренья сараны (lylium marlagon), отъискиваютъ гнѣзды сурковъ и мышей, запасающихъ на зиму коренья, mus oeconomus, не гнушаются и падалью. Буряты вообще славные ѣздоки и ѣдоки; удальцы съѣдаютъ разомъ цѣлаго барана, но голодъ переносятъ они съ величайшимъ терпѣніемъ и очень долго, лишь было бы что пить. Куреніе табаку — общая страсть мужчинъ и женщинъ: они употребляютъ табакъ Китайскій или Русскій, искрошенный съ сосновою, тополевою или листвяничною корою, или съ сырою березою.
Когда коровы и кобылы начнутъ давать болѣе молока, Буряты дѣлаютъ изъ него вино, араки, которое у Русскихъ называется тарисуномъ; и лѣтомъ рѣдкій Бурятъ не пьянъ. Въ этомъ состояніи онъ скачетъ на лошади во весь духъ, качаясь на обѣ стороны. Говорятъ, что хорошая лошадь никогда не допуститъ хозяина свалиться, однако, въ лѣтнее время Бурятъ съ подбитыми глазами не рѣдкость.
Свадьбы у Бурятовъ бываютъ лѣтомъ. Супружество у нихъ всегда — слѣдствіе родительскаго расчета. Если въ домѣ нуженъ работникъ, отецъ женитъ десятилѣтняго сына на здоровой дѣвкѣ. Богатые платятъ за невѣсту «калыму» иногда головъ по пяти сотъ скота, и невѣста изъ хорошаго дому приноситъ съ собою приданаго не менѣе заплаченнаго за нее калыма, въ платьѣ, кораллахъ, скотѣ и готовой юртѣ со всѣми принадлежностями. Буряты одного рода считаются роднею, и потому женъ берутъ они всегда изъ другаго рода, но жениться на второй женѣ своего отца послѣ смерти его, считается даже великодушнымъ поступкомъ. Слѣдствіемъ несвоевременныхъ и неравныхъ браковъ бываетъ то, что когда мужъ достигаетъ совершенныхъ лѣтъ, супруга его уже стара. Онъ или прогоняетъ ее и беретъ другую, или оставляетъ въ домѣ управительницею. Богатые имѣютъ иногда до четырехъ женъ; но первая жена всегда сохраняетъ право старшей, и младшія обязаны ей почтеніемъ и послушаніемъ. Супружеская вѣрность у Бурятовъ дѣло не важное: въ прежнія времена хозяинъ оставлялъ гостя съ своею женою въ юртѣ, а самъ ночевалъ гдѣ нибудь. Женщина у нихъ, какъ и вездѣ въ Азіи, раба своего мужа: она исполняетъ приказанія его безпрекословно, исправляетъ по дому всѣ работы, смотритъ за скотомъ, готовитъ кушанье, выдѣлываетъ шкуры, моетъ платье и обувь, ѣздитъ или ходитъ за дровами, даже помогаетъ косить сѣно. И, какъ вездѣ, женское рабство тяжко только между бѣдными. У богатыхъ жены также имѣютъ свои причуды, и сидятъ ничего не дѣлая посреди многочисленной дворни. Впрочемъ удовольствія, которыя доставляетъ имъ богатство, не разнообразны: сидѣть поджавъ ноги, бранить дворню и лакомиться сушеными сырниками, запивая чаемъ, а иногда и теплою водкою, араки, есть блаженство женщины высшаго круга.
При рожденіи дѣтей не бываетъ почти ни какихъ обрядовъ. Непринявшіе Далай-ламской вѣры даютъ имена своимъ дѣтямъ по первому вошедшему въ юрту человѣку или животному, но у Буддистовъ ламы назначаютъ имена.
Буряты, какъ всѣ кочевые народы, не долговѣчны: рѣдко увидите между ними старика преклонныхъ лѣтъ; они вообще умираютъ на шестомъ десяткѣ, и сами признаются, что Русскіе крѣпче ихъ. Въ продолжительныхъ болѣзняхъ они призываютъ шамана, который заклинаетъ злаго духа. Теперь лечатъ ихъ ламы, иногда тоже сверхъестественными средствами. Погребеніе мертвыхъ зависитъ отъ гаданія ламъ по священнымъ книгамъ. Трупъ или сожигаютъ на кострѣ, или кладутъ на дерево, или зарываютъ въ землю, или заваливаютъ камнями и валежникомъ. Полное моленіе о упокоеніи души умершаго продолжается семь недѣль.
Зимою достаточные Буряты проводятъ время сидя подлѣ огня съ трубкою табаку и слушая какого нибудь разскащика былей и небылицъ, а лѣтомъ всегдашняя забота — стада, звѣриный промыслъ, винтовки и круговая чаша араки, джа̀рго аега̀; иногда пашня, рыбная ловля и сѣнокосъ. Нѣкоторые занимаются и торговлею, но она состоитъ только въ сбытѣ своихъ произведеній на мѣстѣ покупщикамъ. За-Байкальскіе Буряты, близкіе къ границѣ, продаютъ на Кяхтѣ Китайцамъ изюбровы рога, мерлушку, бараньи и козьи шкуры, топленое сало, масло, а зимою мясо, получая отъ Китайцевъ кирпичный чай, шелковыя и бумажныя ткани, листовой табакъ, курительныя жертвенныя свѣчки, статуйки бурхановъ, лѣкарства, корольки и другія мелочи. Нѣкоторые берутъ у Русскихъ купцовъ товары и, разъѣзжая по улусамъ, торгуютъ. Буряты, живущіе около Иркутска, занимаются исключительно хлѣбопашествомъ и мелочною торговлею пушныхъ звѣрей по домамъ. Изъ ремеслъ извѣстно имъ искусство дѣлать ножи и огнива съ насѣчкою серебромъ и украшеніями изъ коралловъ и малахита; луки, стрѣлы, сѣдла, телѣги, сани; есть даже и плотники, которые строятъ домы Русскимъ. Они вообще склонны къ ремесламъ, и если чему выучиваются у Русскихъ, то превосходятъ своихъ учителей. Работа ихъ всегда тщательна. Встарину они плавили желѣзо; нынче покупаютъ его у Русскихъ.
Буряты вообще полнокровны и бѣшены въ гнѣвѣ, но въ обыкновенномъ расположеніи духа они тихи, гостепріимны и кротки, какъ почти всѣ народы, исповѣдующіе вѣру Будды, которая удивительно смягчаетъ нравы; они даже разсудительны и умны. Въ сношеніяхъ съ Русскими они скрытны, но между собою чрезвычайно дружны. Шалость соплеменника они стараются скрыть всѣми средствами отъ преслѣдованія Русскаго начальства, и ничего не щадятъ, чтобы выручить своего изъ бѣды. Однако жъ они далеки отъ ненависти къ намъ, и питаютъ чрезвычайное уваженіе къ имени Русскаго Царя. Узнавъ, въ 1815 году, о сожженіи Москвы, они поднялись всѣ и хотѣли итти войною на Французовъ: начальство съ трудомъ удостовѣрило ихъ, что съ Франціею уже заключенъ миръ. Любопытство — характеристическая ихъ слабость: они жадны до новостей, и всякій разъ, при встрѣчѣ путешественника, осыпаютъ его вопросами; если услышатъ что нибудь занимательное, новость съ невѣроятною скоростью достигаетъ до самыхъ отдаленныхъ улусовъ.
Буряты говорятъ однимъ изъ Монгольскихъ нарѣчій, которое раздѣляется еще на нѣсколько оттѣнковъ; за всѣмъ тѣмъ Монголъ отъ Великой Стѣны понимаетъ Кудинскаго Бурята. Живущіе по Китайской границѣ говорятъ чистымъ Халкасскимъ нарѣчіемъ, и даже въ нравахъ своихъ ничѣмъ не отличаются отъ обитателей Монгольской пустыни; но тѣ, которые кочуютъ по сю сторону Байкала, отъ близкаго обращенія съ Русскими, приняли вмѣстѣ съ обыкновеніями много Русскихъ словъ. Календарь у нихъ тотъ же, какъ у Монголовъ (см. Годъ). Они также употребляютъ Монгольскую грамоту и читаютъ Монгольскія книги, которыя, вмѣстѣ съ Тибетскими, списываются въ ихъ юртахъ, и порой даже перепечатываются ксилографически, посредствомъ деревянныхъ стереотипныхъ досокъ. Обязанные своею образованностью буддисму, они ревностно занимаются, особенно за Байкаломъ, тою частью литературы, которая состоитъ въ связи съ религіею; по сю сторону озера грамотность процвѣтаетъ гораздо менѣе. Многіе ихъ ламы — хорошіе знатоки Тибетскаго языка, который для нихъ есть классическій, превосходные каллиграфы, и весьма примѣчательные рисовальщики въ Китайскомъ вкусѣ. Экземпляръ «Ганджура», священной книги Буддистовъ, который два молодые Буряты списали для Барона Шиллинга-фонъ-Канштадта, украшенный множествомъ рисунковъ и пышными заглавными листами, въ состояніи удивить всякаго искусствомъ, какого обыкновенно не предполагаютъ въ питомцѣ степей, заключенномъ въ дымной юртѣ, откуда, казалось бы, должно быть изгнано всякое умственное занятіе. По-Русски однако жъ читать, писать и даже говорить, умѣютъ не многіе, — можетъ быть потому, что Русскіе, обитающіе въ ихъ сосѣдствѣ, отъ мала до велика всѣ говорятъ весьма хорошо по-Бурятски. Каждый Бурятъ желалъ бы видѣть сына своего ламою, но если имѣетъ двоихъ, то одного непремѣнно посвящаетъ служенію Буддѣ, и оттого въ нѣкоторыхъ городахъ гораздо больше духовныхъ, нежели прихожанъ. Не должно однако жъ приписывать этого фанатисму: дѣло въ томъ, что лама не платитъ податей и живетъ на счетъ ближняго, что весьма удобно.
Буряты вообще большіе хлѣбосолы. Пріѣзжаго встрѣчаютъ они передъ юртою; принимаютъ его коня; вводятъ гостя въ жилище, сажаютъ впереди и тотчасъ угощаютъ, чѣмъ Богъ послалъ, — во-первыхъ чаемъ; потомъ колютъ барана, и грудину втыкаютъ на рожны, а остальное варятъ въ чашѣ. Между тѣмъ вѣсть о заколотомъ баранѣ и пріѣхавшемъ гостѣ распространяется по всему околотку; мало по малу юрта наполняется народомъ, и когда начнется ѣда, хозяинъ, отрѣзавъ кусокъ для себя, передаетъ барана сперва гостю, а потомъ первому сидящему подлѣ него; тотъ, отрѣзавъ кусокъ, остальное препровождаетъ къ сосѣду, и такимъ образомъ баранина, раздѣленная на гомеопатическіе куски, расходится по всѣмъ ртамъ. Иногда хозяинъ представляетъ гостю на отдѣльномъ блюдѣ вареную баранью голову: блюдо помѣщается такъ, чтобы морда была обращена гостю, и, если онъ знаетъ обхожденіе и хочетъ сдѣлать удовольствіе хозяину, долженъ взять блюдо, оборотить голову по солнцу, вырѣзать со лба треугольный кусокъ кожи и бросить его въ огонь. Потомъ онъ кушаетъ часть, отрѣзанную позади уха и со щекъ, возвращаетъ блюдо тому, кто его поставилъ, а мясо раздѣляетъ на куски, и чествуетъ имъ всѣхъ присутствующихъ. Когда баранина вся съѣдена, принимаются за кости. Хозяинъ, обрѣзавши кость, подаетъ ее сосѣду; тотъ другому, и кость, постепенно обгладываемая, доходитъ до послѣдняго, который, объѣвъ что̀ осталось, раскалываетъ ее и съ мозгомъ подаетъ хозяину. Мозгъ опять идетъ круговою. Такимъ же образомъ подаютъ и вино въ большой чашѣ. Уѣзжающаго гостя хозяинъ провожаетъ иногда версты двѣ, смотря по званію. Буряты никогда не цѣлуютъ; они принадлежатъ къ той части рода человѣческаго, которая обнюхиваетъ носомъ предметы своей любви, а не отвѣдываетъ устами.
Увеселенія Бурятовъ состоятъ въ конской скачкѣ, борьбѣ, стрѣляніи изъ луковъ въ цѣль. Атлеты ихъ борются почти нагіе, въ короткомъ исподнемъ платьѣ. У за-Байкальскихъ Бурятовъ есть много историческихъ пѣсенъ, напоминающихъ воинственную Монголію, Чингисхана, и прочая; но Буряты, живущіе по сю сторону, вообще готовыхъ пѣсенъ не имѣютъ: вдохновенные пѣвцы импровизируютъ ихъ на случай. Напѣвъ ихъ вообще заунывенъ и протяженъ. Буряты не пляшутъ, по женщины и мужчины, ставши въ кругъ и взявшись за руки, идутъ медленно въ одну сторону, сначала тихо, потомъ скоро, подъ голосъ запѣвалы, за которымъ и прочіе подтягиваютъ. Любимый ихъ инструментъ, хуръ, похожъ на скрипку или гудокъ, съ двумя волосяными струнами, на которыхъ играютъ смычкомъ, продѣтымъ между струнами. Другой инструментъ, похожій на наши цимбалы, называется этогу́: онъ чрезвычайно рѣдокъ, и, кажется, выходитъ изъ употребленія. Музыка у нихъ не употребляется при пляскахъ, но служитъ забавою играющему, и для нашего уха слишкомъ утомительна своимъ однообразіемъ и вѣчно-плачевнымъ тономъ. Облава, или охота, есть удовольствіе тайшей: только одни за-Байкальскіе Буряты сохранили эту воинственную потѣху своихъ предковъ. Прочія племена ее оставили. Буряты теперь — народъ миролюбивый. Подъ вліяніемъ своей созерцательной религіи, уничтожающей тѣло и его страсти, охраняемые притомъ нашимъ правительствомъ отъ нападеній сосѣдовъ и междоусобій, они сдѣлались послушными подданными и благонравными гражданами. Смертоубійство между ними — дѣло необыкновенное. Грабежей рѣшительно нѣтъ, хотя склонность къ воровству не совсѣмъ еще истребилась. При встрѣчѣ съ знакомыми они подаютъ другъ другу правую руку, прихватываютъ ее выше кисти лѣвою, и здороваются; тутъ слѣдуютъ распросы о благополучіи скота; о томъ, что слышно новаго; куда и откуда ѣдешь, и прочая. Если двое Бурятовъ совершенно между собою незнакомые, встрѣтятся въ лѣсу или на дорогѣ, они непремѣнно остановятся, раскурятъ трубки и распросятъ. Съ этой минуты они не забудутъ уже другъ друга до конца жизни. Примѣтливость и память ихъ превосходитъ вѣроятіе: человѣка, съ которымъ говорилъ тому лѣтъ двадцать, Бурятъ опишетъ вамъ, какъ-бы видѣлъ его вчера, — ростъ, лице, платье, коня, сбрую, все, что на немъ и при немъ было, и весьма часто съ остроумными замѣчаніями. Проблуждавъ въ дремучемъ лѣсу цѣлый день за охотою, онъ пріѣдетъ прямо къ своему табору. Слѣдъ звѣря на травѣ отличитъ онъ съ величайшею точностью, и не ошибется — кто прошелъ, волкъ ли, медвѣдь ли, сохатой или другой кто, и давно ли. Зрѣніе у нихъ чрезвычайное. Отличные стрѣлки, они даже по духу узнаютъ присутствіе звѣря; и отважность, съ какою пускаются напримѣръ на медвѣдя, покажется невѣроятною. Бурятъ одинъ съ собакою идетъ на страшнаго жителя Сибирскихъ лѣсовъ. Правда, что иногда достается смѣлому охотнику, но эти примѣры рѣдки, и случаются только съ плохими стрѣлками. Въ продолженіе скучныхъ зимнихъ вечеровъ, сидя около огня съ трубками, Буряты разсказываютъ другъ другу про звѣроловные свои подвиги, хитрости медвѣдя и свою смѣтливость.
Каждое Бурятское племя находится подъ управленіемъ главнаго тайши, конторы, и трехъ простыхъ тайшей и шуленговъ, которые смотрятъ за тишиною и правосудіемъ. Всѣ тайши пользуются равными правами и, по требованію главнаго, съѣзжаются на сугланъ, для взноса ясака и совѣщанія о своихъ дѣлахъ. Главный тайша зависитъ отъ земскаго суда, но между своими власть его велика и, до покоренія Русскими, онъ былъ самодержавный владѣлецъ своего рода. Исполнительная власть и рѣшеніе по важнымъ дѣламъ предоставлены конторѣ, въ которой присутствуютъ главный тайша и шесть депутатовъ. Обязанность депутатовъ заключается въ томъ, чтобы по очереди присутствовать въ конторѣ и ѣздить по кочевьямъ для разбора жалобъ и собиранія ясака. Судъ и расправа производится у нихъ, за исключеніемъ уголовныхъ дѣлъ, по Степному Уложенію, Кудучену токтолъ, писанному на Монгольскомъ языкѣ, которое за нѣсколько столѣтій сочинено въ Монголіи и дополнено 1808 года Бурятскими тайшами и родоначальниками, или шуленгама. Оно раздѣлено, по родамъ преступленій, на три отдѣленія. Ю. И. Д.