Царь Фёдор Иоаннович (А. К. Толстой)/Вестник Европы 1868 (ДО)/Действие пятое
← Дѣйствіе четвертое | Царь Ѳедоръ Іоанновичъ — Дѣйствіе пятое |
См. Содержаніе. Опубл.: 1868. Источникъ: «Вѣстникъ Европы», 1868, № 5, с. 130—149 |
Сторонники захвачены-ли Шуйскихъ?
Быкасовы, Урусовы князья,
И Татевы, и Колычевы всѣ
Уже сидятъ. Не удалось накрыть лишь
Головина — пропалъ, какъ не бывало!
Мстиславскаго-жъ ты трогать не велѣлъ.
По твоему боярскому указу,
Василь-Иванычъ Шуйскій приведенъ.
Впустить его.
Къ Клешнину.
Ты насъ однихъ оставишь.
КЛЕШНИНЪ и слуга уходятъ. — ВАСИЛІЙ ШУЙСКІЙ входить.
Здорово, князь. Мнѣ вѣдомо, что дядю
Отъ заговора воровского ты
Удерживалъ. Хвалю тебя за это.
Царю быть вѣрнымъ крестъ я цѣловалъ.
И доводить на вороговъ на царскихъ.
Но ты на князь-Ивана не довелъ.
Я зналъ, бояринъ, что черезъ Старкова
Все вѣдомо тебѣ.
Что этотъ листъ мнѣ также вѣдомъ?
Ты сознаешься въ подписи своей?
Не въ ней одной. Я сознаюсь, бояринъ,
Что челобитня эта мной самимъ
Затѣяна. Зачѣмъ мнѣ запираться?
Тебѣ хотѣлъ я службу сослужить:
Когда дядья въ союзъ вошли съ владыкой,
А къ нимъ Москва пристала, каждый свой
Давалъ совѣтъ: нашлися и такіе,
Что̀ въ Угличѣ признать царемъ хотѣли
Димитрія. Чтобъ отвратить бѣду,
Я предложилъ имъ эту челобитню.
Зачѣмъ ее ты не далъ намъ подать?!
Ты зналъ о ней! Царя-бъ ты подготовилъ,
Онъ насъ-бы выслушалъ, намъ отказалъ-бы,
И все-бы кончилося тихо.
Ты рѣчь ведешь. Я вѣрю-ли тебѣ,
Или не вѣрю — въ этомъ нѣтъ нужды.
Ты человѣкъ смышленый; ты ужъ понялъ,
Что провести меня не такъ легко,
И что со мной довольно трудно спорить.
Въ моихъ рукахъ ты. Но не буду трогать
За прошлое тебя, и обѣщаній
Не требую на будущее время.
Какъ прибыльнѣй тебѣ: со мной-ли быть,
Иль на меня идти — объ этомъ ты
Разсудишь самъ. Подумай на досугѣ.
Борисъ Ѳеодорычъ! О чемъ мнѣ думать?
Я твой слуга!
Прости-жъ теперь, на дѣлѣ я увижу,
Ты искренно-ли говорилъ.
ВАСИЛІЙ ШУЙСКІЙ уходитъ.
Царица въ милости твоей идетъ!
Входитъ ИРИНА, въ сопровожденіи нѣсколькихъ боярынь. ГОДУНОВЪ опускается передъ ней на колѣни.
Великая царица — я не ждалъ
Прихода твоего —
Боярыни уходятъ.
Братъ, не тебѣ — мнѣ на колѣняхъ быть
Предъ тобой приходится!
Зачѣмъ ко мнѣ пришла ты безъ доклада?
Прости меня — мнѣ дорогъ каждый мигъ —
Тебя вросить пришла я, братъ!
Ужели ты погубишь князь-Ивана?
Въ своей измѣнѣ самъ сознался онъ.
Онъ въ ней раскаялся! Его мы слову
Повѣрить можемъ. Благостью царевой
Онъ побѣжденъ. Чего боишься ты?
Ужель опять ко днямъ царя Ивана,
Къ днямъ ужаса, вернуться ты-бъ хотѣлъ?
Имъ срокъ прошелъ! Не благостью-ли Ѳедоръ
Одной силёнъ? Не за нее-ли любитъ
Его народъ? А Ѳедорова сила —
Она твоя! Для самого себя
Ее беречь ты долженъ! Ею нынѣ,
Лишь ей одной, мы съ Шуйскими достигли,
Чего достичь не смогъ-бы страхомъ казни
Самъ царь Иванъ!
Былъ царь Иванъ. Изъ нѣдръ ея удары
Подземные равнину потрясали,
Иль пламенный, вдругъ вырываясь, снопъ
Съ вершины смерть и гибель слалъ на землю.
Царь Ѳедоръ не таковъ! Его-бы могъ я
Скорѣй сравнить съ проваломъ въ чистомъ полѣ.
Разсѣянны и рыхлая окрестность
Цвѣтущею травой сокрыты, но —
Вблизи отъ нихъ бродя неосторожно,
Скользитъ въ обрывъ и стадо и пастухъ.
Повѣрье есть такое въ нашихъ селахъ,
Что церковь въ землю нѣкогда ушла,
На мѣстѣ-жъ томъ образовалась яма;
Церковищемъ народъ ее зоветъ,
И ходитъ слухъ, что, въ тихую погоду,
Во глубинѣ звонятъ колокола
И клирное въ ней пѣнье раздается.
Такимъ святымъ, но ненадежнымъ мѣстомъ
Мнѣ Ѳедоръ представляется. Въ душѣ,
Всегда открытой недругу и другу,
Живетъ любовь, и благость, и молитва,
И словно тихій слышится въ ней звонъ.
Но для чего вся благость и вся святость,
Коль нѣтъ на нихъ опоры никакой!
Семь лѣтъ прошло, что надъ землею русской,
Какъ Божій гнѣвъ, пронесся царь Иванъ.
Семь лѣтъ съ тѣхъ поръ, кладя за камнемъ камень,
Съ трудовъ великимъ зданіе я строю,
Тотъ свѣтлый храмъ, ту мощную державу,
Ту новую, разумную ту Русь, —
Русь, о которой мысля непрестанно,
Безсонныя я ночи провожу.
Напрасно все! Я строю надъ проваломъ!
Въ единый мигъ все можетъ обратиться
Въ развалины. Лишь стоитъ захотѣть
Послѣднему, ничтожному врагу —
И онъ къ себѣ царево склонитъ сердце,
И мной въ него вложенное хотѣнье
Онъ измѣнитъ. Враговъ-же у меня
Не мало есть — не всѣ они ничтожны —
Ты наглость знаешь дерзкую Нагихъ,
Ты знаешь Шуйскихъ нравъ неукротимый —
Не прерывай меня — я Шуйскихъ чту —
Но доблесть ихъ тупа и близорука,
Избитою тропой они идутъ,
Со стариной сковало ихъ преданье —
И при такомъ царѣ, каковъ царь Ѳедоръ,
Имъ мѣста нѣтъ, быть мѣста не должно!
Ты правъ, Борисъ, тебѣ помѣхой долго
Былъ князь Иванъ; но ты ужъ торжествуешь;
Его вина, которой нынѣ самъ
Стыдится онъ, порукой намъ, что нѣтъ
У Ѳедора слуги вѣрнѣе!
Онъ вновь уже не встанетъ мятежемъ,
Измѣной болѣ царскаго престола
Не потрясетъ — но думаешь-ли ты
Перечить мнѣ онъ также отказался?
Ты поборолъ его, тобой онъ сломанъ;
Въ темницѣ онъ; ужели мщенья ты
Послушаешь?
Не слушаю ни дружбы, ни вражды;
Передъ собой мое лишь вижу дѣло,
И не своихъ, но дѣла моего
Гублю враговъ.
Заслугахъ, братъ!
Къ стѣнамъ Москвы съ ордою подступаетъ
Ногайскій ханъ. Кто дастъ ему отпоръ?
Не въ первый разъ Москва увидитъ хана.
Отъ Шуйскаго отъ одного она
Спасенья ждетъ.
Какъ и всегда. Опаснѣе, чѣмъ ханъ,
Кто въ самомъ сердцѣ царства подрываетъ
Его покой; кто плевеломъ стариннымъ
Не устаетъ упорно заглушать
Величья новаго посѣвъ. Ирина!
Въ тебѣ привыкъ я умъ высокій чтить
И свѣтлый взглядъ, которому доступны
Дѣла правленья. Не давай его
Ты жалости не дѣльной помрачать!
Я на тебя разсчитывалъ, Ирина!
Доселѣ ты противницей моею
Скорѣе, чѣмъ опорою была;
Ты думала, что Ѳедоръ государить
Самъ по себѣ научится; тебѣ
Внутри души казалося обиднымъ,
Что мною онъ руководимъ; но ты
Его безсилье видишь. Будь-же нынѣ
Помощницей, а не помѣхой мнѣ.
Не даромъ ты приставлена отъ Бога
Ко слабому царю. Отвѣтъ тяжелый
Есть на тебѣ. Ты быть должна царицей —
Не женщиной! Ты Ѳедора должна
Склонить теперь, чтобъ отказался онъ
Отъ всякаго вступательства за Шуйскихъ!
Когда-бъ могла я думать, что нужна
Погибель ихъ для блага государства,
Быть можетъ, я въ себѣ нашла-бы силу
Рыданье сердца подавить; но я
Не вѣрю, братъ, не вѣрю, чтобы дѣло
Кровавое пошло для царства въ прокъ,
Не вѣрю я, чтобъ самъ ты этимъ дѣломъ
Сильнѣе сталъ. Нѣтъ, тяжкимъ на тебя
Оно укоромъ ляжетъ! Помогать
Избави Богъ тебѣ! Нѣтъ, я надѣюсь
На Ѳедора!
Ты врозь идти?
Прійдетъ пора, и ты поймешь, Ирина,
Что намъ одинъ съ тобою путь.
Отворяетъ дверь и говоритъ за кулисы.
Царица
Зоветъ своихъ боярынь!
Боярыни входятъ.
Прости меня, великая царица!
— Скоро-ль выйдетъ царь?
— Слышишь, панихиду служатъ по покойномъ государѣ; ужъ вѣчную память пропѣли; должно быть, сейчасъ выйдетъ.
— А кто служитъ панихиду-то?
— Іовъ служитъ Ростовскій. Его, слышно, и въ митрополиты поставятъ, а владыку сведутъ.
— Діонисія-то сведутъ?
— Да, сведутъ. И Діонисія и Варлаама Крутицкаго сведутъ. Годунову, вишь, неугодны стали, за Шуйскихъ вступались!
— Братіе! Слышали что̀ на Красной площади дѣется?
— А чему тамъ дѣяться?
— Куцпамъ головы сѣкутъ!
— Какимъ купцамъ?
— Ногаевымъ! Красильникову! Голубю, отцу съ сыномъ! Еще другихъ повели!
— Господи, Твоя воля! Да за что̀-жъ это?
— За то, что за Шуйскихъ стояли. Сами-то Шуйскіе ужъ въ тюрьмѣ сидятъ!
— Боже ихъ помилуй! А царь-то что-же?
— Годуновъ обошелъ царя!
— Мѣсто! Мѣсто! Царица идетъ!
Нищіе сторонятся. — ИРИНА подходитъ со МСТИСЛАВСКОЙ; за ней боярыни. — Стольникъ идетъ впереди и раздаетъ милостыню.
— Стой здѣсь, княжна. Выйдетъ царь, поклонись ему въ ноги и проси за дядю.
— Государыня-царица, награди тебя Господь, что привела ты мена!
— Не бойся, дитятко, царь милостивъ. Что-же ты такъ дрожишь? Дай, я тебѣ поднизи поправлю; и косу-то растрепала ты свою!
— Царица-матушка, сердце замираетъ; научи меня, какъ царю сказать?
— Какъ у тебя на-сердцѣ, такъ и скажи, дитятко. Гдѣ женихъ твой? Ему-бы теперь съ тобою быть!
— Не видала я его, царица, съ той самой ночи, съ того часа, какъ —
Закрываетъ лицо и рыдаетъ.
— Бѣдная ты! И ему-то каково! Чай, теперь умереть-бы радъ, чтобы свое дѣло поправить!
— Воздай тебѣ Матерь Божія, что жалѣешь ты нась!
Трезвонъ во всѣ колокола. Бояре выходятъ изъ собора. Двое изъ нихъ раздаютъ милостыню. За ними идетъ ѲЕДОРЪ.
— Теперь, царица?
— Нѣтъ еще, подождемъ, дитятко; видишь, онъ помолиться хочетъ.
Царь-батюшка! Ты, столькимъ покаяньемъ,
Раскаяньемъ и мукой искупившій
Свои грѣхи! Ты, съ Богомъ нынѣ сущій!
Ты царствовать умѣлъ! Наставь меня!
Вдохни въ меня твоей частицу силы,
И быть царемъ меня ты научи!
Встаетъ и хочетъ идти.
Княжна, теперь!
Чего тебѣ, боярышня? Встань, встань!
Помилуй дядю моего!
Кто дядя твой?
Такъ ты княжна Мстиславская? Да, да,
Я узнаю тебя!
Она тебя со мною вмѣстѣ молитъ.
За князь-Иванъ Петровича!
Что̀ ты, Арина? Встань! Вставайте обѣ!
Я князь-Иванъ Петровича прощу,
Но надобно, чтобы въ тюрьмѣ немного
Онъ посидѣлъ!
Его теперь! Пошли за нимъ сейчасъ-же!
Вели ему оборонять Москву,
Какъ нѣкогда онъ Псковъ оборонялъ!
Ну, хорошо, Арина, я и самъ
Хотѣлъ послать за нимъ — немного позже
Хотѣлъ послать — но для тебя, Арина,
Пошлю сейчасъ.
Къ Годунову.
Борисъ, пошли за нимъ!
Великій царь, ты самъ-же намъ дозволилъ
Начать сперва надъ Шуйскими допросъ.
Онъ начался —
Но, государь —
Великій царь —
Перечить мнѣ. Отъ нынѣшняго дня
Я буду царь. Совѣты всѣ и думы
Я слушать радъ, но только слушать ихъ —
Не слушаться! Гдѣ приставъ князь-Ивана?
Гдѣ князь Туренинъ?
Подходитъ ТУРЕНИНЪ.
Сейчасъ всѣхъ Шуйскихъ свободить! Ивана-жъ
Петровича ко мнѣ прислать!
Туренинъ не трогается съ мѣста.
Чего ты ждешь?
Какъ смѣешь
Еще стоять ты предо мной, когда
Тебя я шлю!
Не властенъ я твою исполнить волю....
Иванъ Петровичъ —
Что̀ — сею ночью? Говори! Ну, что̀?
Онъ сею ночью пѐтлей удавился!
Святая Матерь Божья!
Въ томъ виноваты, что не досмотрѣли;
Мы береглися, какъ народъ его-бы
Не свободилъ; вчера толпу отбили;
Привелъ ее съ купцами Шаховской,
Да кабы я не застрѣлилъ его,
Вломились-бы!
Княжна падаетъ въ обморокъ.
Иванъ Петровичъ? Лжешь! Не удавился —
Удавленъ онъ!
Хватаетъ Туренина обѣими руками за̀-воротъ.
Ты удавилъ его!
Убійца! Звѣрь!
Къ Годунову.
Ты вѣдалъ это?
Свидѣтель мнѣ — не вѣдалъ.
Поставить плаху здѣсь, передъ крыльцомъ!
Здѣсь, предо мной! Сейчасъ! Я слишкомъ долго
Мирволилъ вамъ! Пришла пора мнѣ вспомнить
Чья кровь во мнѣ! Не вдругъ отецъ покойный
Сталъ грознымъ государемъ! Чрезъ окольныхъ
Онъ грозенъ сталъ — вы вспомните его!
ГОНЕЦЪ, весь запыленный, съ грамотой въ рукахъ, поспѣшно подходитъ къ ГОДУНОВУ.
Изъ Углича, боярину Борису
Ѳеодорычу Годунову!
Когда самъ царь стоитъ передъ тобой,
Такъ нѣту здѣсь боярина Бориса!
Глядитъ въ грамоту и начинаетъ дрожать.
Аринушка — мое неясно зрѣнье —
Не вижу я — мнѣ кажется, я что-то
Не такъ прочелъ — въ глазахъ моихъ рябитъ —
Прочти ты лучше!
Что̀ тамъ, Арина? Что̀?
Упалъ на ножъ? И закололся? Такъ-ли?
Такъ, Ѳедоръ, такъ!
Упалъ на ножъ? Да точно-ль такъ, Арина?
Ты, можетъ быть, не такъ прочла — дай листъ!
Смотритъ въ грамоту и роняетъ ее изъ рукъ.
До смерти — да — до смерти закололся!
Не вѣрится! Не сонъ-ли это все?
Братъ Дмитрій мнѣ замѣсто сына былъ —
У насъ съ тобой вѣдь нѣтъ дѣтей, Арина?
Всю Русь Господь бѣдою посѣтилъ!
Его любилъ какъ сына я — его —
Хотѣлъ къ себѣ я взять, но тамъ оставилъ —
Тамъ, въ Угличѣ. — Иванъ Петровичъ Шуйскій
Мнѣ говорилъ не оставлять его!
Что скажетъ онъ теперь? Ахъ, да-бишь! Онъ
Ужъ ничего не скажетъ — онъ удавленъ!
Великій царь —
Онъ удавился? Митя-жъ закололся?
Арина — а? Что̀, если —
Тебѣ сейчасъ отправить въ Угличъ надо
Кого-нибудь....
Я самъ хочу увидѣть Митю! Самъ!
Я никому не вѣрю!
РАТНИКЪ подходитъ къ Годунову.
Серпуховской дымы сторожевые
Виднѣются!
То ханъ идетъ. Чрезъ нѣсколько часовъ
Его полки Москву обложатъ, ѣхать
Не можешь ты теперь.
Пошли меня, холопа твоего!
Я, батюшка, хоть простъ, а что̀ увижу,
То и скажу!
А розыскъ учинить
Объ этомъ дѣлѣ могъ-бы князь Василій
Иванычъ Шуйскій. Пусть поѣдутъ оба
И разберутъ, чьей въ Угличѣ виной
Бѣда случилась!
Послать ты въ Угличъ Шуйскаго, Василья?
Послать племянника того, кого ты —
Кого они сегодня ночью —
Бросается Годунову на шею.
Шуринъ!
Прости меня! Я грѣшенъ предъ тобой!
Прости меня — мои смѣшались мысли —
Я путаюсь — я правду отъ неправды
Не отличу! Аринушка моя,
Поди ко мнѣ. Петровичъ, поѣзжай
Со князь-Васильемъ. Князь Василій — что̀-бишь
Тебѣ хотѣлъ сказать я? Позабылъ!
Да, вотъ что̀: я послалъ на той недѣли
Игрушекъ Митѣ —
Рыдаетъ.
Я хотѣлъ бы знать,
Успѣлъ-ли онъ —
Въ тюрьмѣ удавленъ —
Къ себѣ возьму я, будешь ты отнынѣ
Мнѣ вмѣсто дочери!
Постричься бы хотѣла....
Да, княжна,
Да, постригись! Уйди, уйди отъ міра!
Въ немъ правды нѣтъ! Я отъ него и самъ-бы
Хотѣлъ уйти — мнѣ страшно въ немъ — Арина —
Спаси меня, Арина!
Боярыни уводятъ КНЯЖНУ.
Въ молитвѣ мы у Бога утѣшенья
Должны просить!
Я въ монастырь пойду, молиться буду —
Посхимлюсь тамъ —
Вѣнецъ наслѣдный некому тебѣ
Твой передать.
Послѣдній я. Что̀-жъ дѣлать мнѣ, Арина?
Свѣтъ-государь, нѣтъ выбора тебѣ;
Одинъ Борисъ лишь царствомъ править можетъ,
Лишь онъ одинъ. Оставь на немъ одномъ
Правленія всю тягость и отвѣтъ!
Такъ, такъ, Арина! не вмѣшаюсь болѣ
Я ни во что̀!
Пути сошлися наши!
О, еслибъ имъ сойтись не довелось!
Звонъ трубъ. Входитъ МСТИСЛАВСКІЙ въ бронѣ и въ шлемѣ. Оружничій Годунова приноситъ ему вооруженье.
Полки тебя, бояринъ, въ полѣ ждутъ!
Всѣ по мѣстамъ!
Бояре уходятъ.
Насъ поведешь?
Я мужъ совѣта, ты-же мужъ войны!
Отнынѣ будь верховнымъ воеводой —
За честь Руси, какъ вождь, веди насъ въ бой —
Я-жъ слѣдую, какъ ратникъ, за тобой!
Уходитъ со Мстиславскимъ. Народъ бѣжитъ за ними. На сценѣ остаются только ѲЕДОРЪ, ИРИНА и нищіе.
Бездѣтны мы съ тобой, Арина, стали!
Моей виной лишились брата мы!
Князей варяжскихъ царствующей вѣтви
Послѣдній я потомокъ. Родъ мой вмѣстѣ
Со мной умретъ. Когда-бы князь Иванъ
Петровичъ Шуйскій живъ былъ, я-бъ ему
Мой завѣщалъ престолъ; теперь-же онъ
Богъ-вѣсть кому достанется! Моею,
Моей виной случилось все! А я —
Хотѣлъ добра, Арина! Я хотѣлъ
Всѣхъ согласить, все сгладить — Боже, Боже!
За что̀ меня поставилъ Ты царемъ!
Гр. А. К. Толстой.
17 марта 1868 г.