Скользитъ въ обрывъ и стадо и пастухъ.
Повѣрье есть такое въ нашихъ селахъ,
Что церковь въ землю нѣкогда ушла,
На мѣстѣ-жъ томъ образовалась яма;
Церковищемъ народъ ее зоветъ,
И ходитъ слухъ, что, въ тихую погоду,
Во глубинѣ звонятъ колокола
И клирное въ ней пѣнье раздается.
Такимъ святымъ, но ненадежнымъ мѣстомъ
Мнѣ Ѳедоръ представляется. Въ душѣ,
Всегда открытой недругу и другу,
Живетъ любовь, и благость, и молитва,
И словно тихій слышится въ ней звонъ.
Но для чего вся благость и вся святость,
Коль нѣтъ на нихъ опоры никакой!
Семь лѣтъ прошло, что надъ землею русской,
Какъ Божій гнѣвъ, пронесся царь Иванъ.
Семь лѣтъ съ тѣхъ поръ, кладя за камнемъ камень,
Съ трудовъ великимъ зданіе я строю,
Тотъ свѣтлый храмъ, ту мощную державу,
Ту новую, разумную ту Русь, —
Русь, о которой мысля непрестанно,
Безсонныя я ночи провожу.
Напрасно все! Я строю надъ проваломъ!
Въ единый мигъ все можетъ обратиться
Въ развалины. Лишь стоитъ захотѣть
Послѣднему, ничтожному врагу —
И онъ къ себѣ царево склонитъ сердце,
И мной въ него вложенное хотѣнье
Онъ измѣнитъ. Враговъ-же у меня
Не мало есть — не всѣ они ничтожны —
Ты наглость знаешь дерзкую Нагихъ,
Ты знаешь Шуйскихъ нравъ неукротимый —
Не прерывай меня — я Шуйскихъ чту —
Но доблесть ихъ тупа и близорука,
Избитою тропой они идутъ,
Со стариной сковало ихъ преданье —
И при такомъ царѣ, каковъ царь Ѳедоръ,
Имъ мѣста нѣтъ, быть мѣста не должно!
Ты правъ, Борисъ, тебѣ помѣхой долго
