[163]
Разскажу я тебѣ исторію, которую самъ слышалъ въ дѣтствѣ. Всякій разъ, какъ она мнѣ вспоминалась потомъ, она казалась мнѣ все лучше и лучше: и съ исторіями, вѣдь, бываетъ то же, что съ многими людьми, и онѣ становятся съ годами все лучше и лучше, а это куда какъ хорошо!
Тебѣ, вѣдь, случалось бывать за городомъ, гдѣ ютятся старыя-престарыя избушки съ соломенными кровлями? Крыши у нихъ поросли мхомъ, на конькѣ непремѣнно гнѣздо аиста, стѣны покосились, окошки низенькія, и открывается всего только одно. Хлѣбныя печи выпячиваютъ на улицу свои толстенькія брюшки, а черезъ изгородь перевѣшивается бузина. Если же гдѣ случится лужица воды, по которой плаваетъ утка или утята, тамъ ужъ, глядишь, приткнулась и корявая ива. Возлѣ избушки есть, конечно, и цѣпная собака, что лаетъ на всѣхъ и каждаго.
Вотъ точь-въ-точь такая-то избушка и стояла у насъ за городомъ, а въ ней жили старички, мужъ съ женой. Какъ ни скромно было ихъ хозяйство, имъ все-таки было чѣмъ одолжить другихъ,—была у нихъ лошадь, кормившаяся травой, что росла у придорожной канавы. Мужъ ѣздилъ на лошадкѣ въ городъ; одолжалъ ее сосѣдямъ, ну, а ужъ извѣстно, за услугу
[164]отплачиваютъ услугой! Но все-таки выгоднѣе было бы продать эту лошадь или промѣнять на что-нибудь болѣе подходящее и полезное. Только на что бы такое?
— Ну, ужъ тебѣ это лучше знать муженекъ!—сказала жена.—Теперь какъ разъ ярмарка въ городѣ, поѣзжай туда да и продай лошадку или промѣняй съ выгодой! Ужъ что ты сдѣлаешь, то всегда ладно! Поѣзжай съ Богомъ!
И она повязала ему на шею платокъ,—это-то она все-таки умѣла дѣлать лучше мужа—завязала его двойнымъ узломъ; очень шикарно вышло! Потомъ она пригладила шляпу старика ладонью и поцѣловала его прямо въ губы. И вотъ, онъ поѣхалъ на лошади, которую надо было или продать или промѣнять въ городѣ. Ужъ онъ-то зналъ свое дѣло!
Солнце такъ и пекло, на небѣ не было ни облачка! Пыль по дорогѣ стояла столбомъ, столько ѣхало и шло народу—кто въ тележкѣ, кто верхомъ, а кто и просто пѣшкомъ. Жара была страшная; солнопекъ и—ни малѣйшей тѣни по всей дорогѣ.
Шелъ тутъ и какой-то человѣкъ съ коровой; вотъ ужъ была корова, такъ корова, чудесная! „Вѣрно и молоко даетъ чудесное!“ подумалъ нашъ крестьянинъ. „То-то была бы мѣна, если бы смѣнять на нее лошадь!“—Эй, ты тамъ, съ коровой?—крикнулъ онъ.—Поговоримъ-ка! Видишь мою лошадь? Я думаю, она стоитъ подороже твоей коровы! Но такъ и быть: мнѣ корова сподручнѣе! Помѣняемся?
— Ладно!—отвѣтилъ тотъ, и они помѣнялись.
Дѣло было слажено, и крестьянинъ могъ повернуть восвояси,—онъ, вѣдь, сдѣлалъ, что было нужно; но разъ ужъ онъ вздумалъ побывать на ярмаркѣ, такъ и надо было—хотя бы для того только, чтобъ поглядѣть на нее. Вотъ онъ и пошелъ съ коровой дальше. Шагалъ онъ быстро, корова не отставала, и они скоро нагнали человѣка, который велъ овцу. Овца была добрая, въ тѣлѣ, съ густою шерстью.
„Вотъ отъ такой бы я не прочь!“ подумалъ крестьянинъ. „Этой бы хватило травы на нашемъ краю канавы, а зимою ее можно держать въ избѣ. По правдѣ-то, намъ сподручнѣе держать овцу, чѣмъ корову. Помѣняться развѣ?“
Владѣлецъ овцы охотно согласился, мѣна состоялась, и крестьянинъ зашагалъ по дорогѣ съ овцой. Вдругъ, у придорожнаго плетня онъ увидалъ человѣка съ большимъ гусемъ подъ мышкой.
[165]
— Ишь, гусище-то у тебя какой!—сказалъ крестьянинъ.—У него и жира и пера вдоволь! А, вѣдь, любо было бы поглядѣть, стой онъ на привязи у нашей канавки! И старухѣ моей было бы для кого собирать объѣдки да обрѣзки овощей! Она часто говоритъ: „Ахъ, кабы у насъ былъ гусь!“ Ну вотъ, теперь есть случай добыть его… и она его получитъ! Хочешь мѣняться? Я дамъ тебѣ за гуся овцу, да спасибо въ придачу!
Тотъ не отказался, и они помѣнялись; крестьянинъ получилъ гуся. Между тѣмъ онъ дошелъ до городской заставы; тутъ была толкотня, люди и животныя такъ и кишѣли по всей дорогѣ вдоль канавы, вплоть до картофельнаго поля сторожа. Въ полѣ бродила курица сторожа, но ее привязали къ изгороди веревочкою, чтобы она не испугалась народа и не отбилась отъ дома. Она была короткохвостая, подмигивала однимъ глазомъ и вообще на видъ была курица хоть куда. „Кокъ, кокъ!“ бормотала она; что хотѣла она этимъ сказать, я не знаю, но крестьянинъ, слушая ее, думалъ: „Лучше этой курицы я и не видывалъ. Она красивѣе насѣдки священника; ее бы я взялъ! Курица вездѣ сыщетъ себѣ зернышко, почитай что сама себя прокормитъ! Право хорошо было бы смѣнять на нее гуся.“—Хочешь мѣняться?—спросилъ онъ у сторожа.
— Мѣняться! Отчего-жь!—отвѣтилъ тотъ, и они помѣнялись. Сторожъ взялъ себѣ гуся, а крестьянинъ курицу.
Не мало таки дѣлъ сдѣлалъ онъ на пути въ городъ, а жара стояла ужасная, и онъ сильно умаялся. Не худо было бы теперь и перекусить да выпить! А постоялый дворъ тутъ какъ тутъ. Къ нему онъ и направился, оттуда же выходилъ въ эту минуту работникъ съ большимъ, туго набитымъ мѣшкомъ, и они встрѣтились въ дверяхъ.
— Что у тебя тамъ?—спросилъ крестьянинъ.
— Гнилые яблоки!—отвѣтилъ работникъ.—Несу полный мѣшокъ свиньямъ!
— Такую-то уйму?! Вотъ бы поглядѣла моя старуха! У насъ въ прошломъ году уродилось на старой яблонѣ всего одно яблочко, такъ мы берегли въ сундукѣ, пока оно не сгнило! „Все же это показываетъ достатокъ въ домѣ!“—говорила старуха. Вотъ бы посмотрѣла она на такой достатокъ! Да, надо будетъ порадовать ее!
— А что вы дадите за мѣшокъ?—спросилъ парень.
— Что дамъ? Да вотъ курицу!—И онъ отдалъ курицу,
[166]взялъ мѣшокъ съ яблоками, вошелъ въ горницу и—прямо къ прилавку, а мѣшокъ свой прислонилъ къ печкѣ. Она топилась, но онъ и не подумалъ о томъ. Въ горницѣ было пропасть гостей: барышники, торговцы волами и два англичанина. Эти были такіе богатые, что карманы у нихъ чуть не лопались отъ золота, и большіе охотники до пари. Теперь слушайте!
„Зу-сссъ! Зу-сссъ!“ Что это за звуки раздались у печки? А это яблоки начали печься.
— Что это такое?—спросили гости и сейчасъ же узнали всю исторію о мѣнѣ лошади на корову, коровы на овцу и такъ далѣе до мѣшка съ гнилыми яблоками.
— Ну, и попадетъ тебѣ отъ старухи, когда вернешься!—сказали они.—То-то гвалтъ поднимется!
— Поцѣлуетъ она меня, вотъ и все!—сказалъ крестьянинъ.—Старуха моя скажетъ: „Ужъ что муженекъ сдѣлаетъ, то и ладно!“
— А вотъ посмотримъ!—сказали англичане.—Бочку золота на пари! Въ мѣрѣ сто фунтовъ!
— И полной мѣрки золота довольно!—сказалъ крестьянинъ.—А я могу поставить только полную мѣрку яблокъ да насъ со старухою въ придачу! Такъ мѣрка-то выйдетъ ужъ съ верхомъ!
— Ну-ну!—сказали тѣ, и ударили по рукамъ.
Подъѣхала телѣжка хозяина, англичане влѣзли, крестьянинъ тоже, взвалили и яблоки, и—маршъ къ избушкѣ крестьянина.
— Здравствуй старуха!
— Здравствуй муженекъ!
— Ну, я промѣнялъ!
— Да, вѣдь, ты ужъ знаешь свое дѣло!—сказала жена, обняла его и забыла и о мѣшкѣ и объ англичанахъ.
— Я промѣнялъ лошадь на корову!
— Слава Богу! Съ молокомъ будемъ!—сказала жена.—Будемъ кушать и масло и сыръ. Вотъ, это такъ мѣна!
— Такъ то такъ, да я корову-то смѣнялъ на овцу!
— Да оно и лучше!—отвѣтила жена.—Ты обо всемъ подумаешь! У насъ и травы-то какъ разъ на овцу! Теперь у насъ будутъ овечье молоко и сыръ, да еще шерстяные чулки и даже фуфайки! А корова-то этого не дастъ! Она линяетъ! Вотъ, какой ты, право, умный!
— Я и овцу промѣнялъ—на гуся!
— Какъ, неужели у насъ въ этомъ году будетъ къ Мартинову
[167]дню жареный гусь, муженекъ?! Все-то ты думаешь, чѣмъ-бы порадовать меня! Какъ ты это славно придумалъ! Гуся можно будетъ держать на привязи, чтобы онъ еще больше разжирѣлъ въ Мартинову дню!
— Я и гуся промѣнялъ на курицу!—сказалъ мужъ.
— На курицу! Вотъ это мѣна! Курица нанесетъ яицъ, высидитъ цыплятъ, у насъ заведется цѣлый птичникъ! Вотъ чего мнѣ давно хотѣлось!
— А курицу-то я промѣнялъ на мѣшокъ гнилыхъ яблокъ!
— Ну, такъ дай же мнѣ расцѣловать тебя!—сказала жена.— Спасибо тебѣ, муженекъ! Вотъ, ты послушай, что я разскажу тебѣ. Ты уѣхалъ, а я и подумала: „дай-ка приготовлю ему къ вечеру что нибудь повкуснѣе—яичницу съ лукомъ!“ Яйца-то у меня были, а луку не было. Я и пойди къ женѣ школьнаго учителя. Я знаю, что у нихъ есть лукъ, но она вѣдь скупая-прескупая! Я попросила ее одолжить мнѣ луку, а она: „Одолжить? Ничего у насъ въ саду не растетъ, даже гнилого яблока не отыщешь!“ Ну, а я теперь могу одолжить ей хоть десятокъ, хоть цѣлый мѣшокъ! То-то смѣхъ, муженекъ!—И она опять поцѣловала его прямо въ губы.
— Вотъ, это намъ нравится!—вскричали англичане.—Все хуже, да хуже, и все ни почемъ! За это и деньги отдать не жаль!—И они отсыпали крестьянину за то, что ему достались поцѣлуи, а не трепка, цѣлую мѣрку червонцевъ.
Да, ужъ если жена считаетъ мужа умнѣе всѣхъ на свѣтѣ, и все, что онъ ни дѣлаетъ находитъ хорошимъ—это безъ награды не останется!
Такъ вотъ, какая исторія! Я слышалъ ее въ дѣтствѣ, а теперь разсказалъ ее тебѣ, и ты теперь знаешь, что „ужъ что муженекъ сдѣлаетъ, то и ладно!“
