всадникъ! Что я говорю?! Теперь мнѣ все ясно! Вотъ это мысль! И вѣрная! „За что лошадь удостоилась золотыхъ подковъ?“ спросилъ меня тогда кузнецъ. Теперь-то я понимаю! Она удостоилась ихъ изъ за меня!
И жукъ опять повеселѣлъ.
— Путешествіе проясняетъ мысли!—сказалъ онъ. Солнышко свѣтило прямо на него и свѣтило такъ красиво!—Свѣтъ въ сущности не такъ-то ужъ дуренъ!—продолжалъ разсуждать навозный жукъ.—Надо только умѣть за него взяться!
Да и какъ не быть свѣту хорошимъ, если любимая лошадь императора удостоилась золотыхъ подковъ ради того только, что на ней ѣздилъ верхомъ навозный жукъ?
— Теперь я поползу къ другимъ жукамъ и разскажу, что́ для меня сдѣлали! Разскажу и обо всѣхъ прелестяхъ заграничнаго путешествія и скажу, что отнынѣ буду сидѣть дома, пока лошадь не износитъ своихъ золотыхъ подковъ.
всадник! Что я говорю?! Теперь мне всё ясно! Вот это мысль! И верная! «За что лошадь удостоилась золотых подков?» спросил меня тогда кузнец. Теперь-то я понимаю! Она удостоилась их из-за меня!
И жук опять повеселел.
— Путешествие проясняет мысли! — сказал он. Солнышко светило прямо на него и светило так красиво! — Свет в сущности не так-то уж дурен! — продолжал рассуждать навозный жук. — Надо только уметь за него взяться!
Да и как не быть свету хорошим, если любимая лошадь императора удостоилась золотых подков ради того только, что на ней ездил верхом навозный жук?
— Теперь я поползу к другим жукам и расскажу, что для меня сделали! Расскажу и обо всех прелестях заграничного путешествия и скажу, что отныне буду сидеть дома, пока лошадь не износит своих золотых подков.
Разскажу я тебѣ исторію, которую самъ слышалъ въ дѣтствѣ. Всякій разъ, какъ она мнѣ вспоминалась потомъ, она казалась мнѣ все лучше и лучше: и съ исторіями, вѣдь, бываетъ то же, что съ многими людьми, и онѣ становятся съ годами все лучше и лучше, а это куда какъ хорошо!
Тебѣ, вѣдь, случалось бывать за городомъ, гдѣ ютятся старыя-престарыя избушки съ соломенными кровлями? Крыши у нихъ поросли мхомъ, на конькѣ непремѣнно гнѣздо аиста, стѣны покосились, окошки низенькія, и открывается всего только одно. Хлѣбныя печи выпячиваютъ на улицу свои толстенькія брюшки, а черезъ изгородь перевѣшивается бузина. Если же гдѣ случится лужица воды, по которой плаваетъ утка или утята, тамъ ужъ, глядишь, приткнулась и корявая ива. Возлѣ избушки есть, конечно, и цѣпная собака, что лаетъ на всѣхъ и каждаго.
Вотъ точь-въ-точь такая-то избушка и стояла у насъ за городомъ, а въ ней жили старички, мужъ съ женой. Какъ ни скромно было ихъ хозяйство, имъ все-таки было чѣмъ одолжить другихъ,—была у нихъ лошадь, кормившаяся травой, что росла у придорожной канавы. Мужъ ѣздилъ на лошадкѣ въ городъ; одолжалъ ее сосѣдямъ, ну, а ужъ извѣстно, за услугу отпла-
Расскажу я тебе историю, которую сам слышал в детстве. Всякий раз, как она мне вспоминалась потом, она казалась мне всё лучше и лучше: и с историями, ведь, бывает то же, что с многими людьми, и они становятся с годами всё лучше и лучше, а это куда как хорошо!
Тебе, ведь, случалось бывать за городом, где ютятся старые-престарые избушки с соломенными кровлями? Крыши у них поросли мхом, на коньке непременно гнездо аиста, стены покосились, окошки низенькие, и открывается всего только одно. Хлебные печи выпячивают на улицу свои толстенькие брюшки, а через изгородь перевешивается бузина. Если же где случится лужица воды, по которой плавает утка или утята, там уж, глядишь, приткнулась и корявая ива. Возле избушки есть, конечно, и цепная собака, что лает на всех и каждого.
Вот точь-в-точь такая-то избушка и стояла у нас за городом, а в ней жили старички, муж с женой. Как ни скромно было их хозяйство, им всё-таки было чем одолжить других, — была у них лошадь, кормившаяся травой, что росла у придорожной канавы. Муж ездил на лошадке в город; одолжал её соседям, ну, а уж известно, за услугу отпла-
