Три человечка в лесу (Гримм; Снессорева)/ДО
| ← Братецъ и сестрица | Три человѣчка въ лѣсу | Три пряхи → |
| Оригинал: нем. Die drei Männlein im Walde. — Источникъ: Братья Гриммъ. Народныя сказки, собранныя братьями Гриммами. — СПб.: Изданіе И. И. Глазунова, 1870. — Т. I. — С. 121. |
Жилъ да былъ старикъ, у него жена померла; жила да была старуха, у нея мужъ померъ. У старика была дочка и у старухи была дочка. Дѣвочки были подружками и гуляли вмѣстѣ. Вотъ разъ приходятъ онѣ въ домъ вдовы, она и говоритъ дочери вдовца:
— Послушай-ка! скажи своему отцу, чтобъ онъ женился на мнѣ; тогда я тебѣ каждое утро буду давать молока вмѣсто умыванья и вина вмѣсто воды. Моей же дочкѣ ничего не буду давать, кромѣ воды, и для мытья и для питья.
Пошла дѣвочка домой, такъ и разсказала отцу.
— Что тутъ дѣлать? — сказалъ отецъ, — жена и веселье, да и мученье тожь.
Не зная, на что рѣшиться, онъ снялъ сапогъ и сказалъ дочери:
— Возьми-ка этотъ сапогъ; вишь въ подошвѣ онъ продырявился. Поди ты съ нимъ на чердакъ, повѣсь его на крюкъ да налей въ него воды. Если вода въ немъ останется — женюсь я въ другой разъ, а протечетъ вода — ни за что не женюсь.
Дѣвочка побѣжала и сдѣлала все, какъ отецъ велѣлъ. Но вода намочила кожу, стянула дыру и сапогъ стоялъ полонъ водою до самаго верха. Тогда она побѣжала къ отцу и разсказала, чѣмъ кончилась ихъ попытка. Отецъ самъ пошелъ на чердакъ посмотрѣть, такъ ли это. Видитъ — такъ, пошелъ къ вдовѣ и самъ посватался. Свадьбу скоро отпировали.
На слѣдующее утро, когда проснулись обѣ дѣвушки, смотрятъ — а передъ дочерью мужа стоитъ молоко для мытья, вино для питья, а передъ дочерью жены — вода для питья и для мытья. На второе утро стояла вода для питья и для мытья передъ дочерью мужа, какъ и передъ дочерью жены. А на третье утро вода для мытья и питья стояла для дочери мужа, а молоко для мытья и вино для питья передъ дочерью жены, да такъ ужь и пошло при томъ оставаться. Жена возненавидѣла падчерицу и не знала ужь какъ хуже отравлять ей жизнь, и пуще всего выходила изъ себя отъ зависти, зачѣмъ падчерица и хороша и мила, а ея родимая дочка и дурна и противна.
Разъ случилось зимою, когда на дворѣ былъ трескучій морозъ и глубокій снѣгъ покрывалъ горы и долины, мачиха сшила платье изъ бумаги, позвала падчерицу и сказала ей:
— Надѣнь-ка это платье, ступай въ лѣсъ и принеси мнѣ корзиночку съ земляникой. Смерть захотѣлось землянички поѣсть!
— Господи помилуй! — сказала дѣвочка, — вѣдь зимою земляника не растетъ: земля-то замерзла и покрыта глубокимъ снѣгомъ. И какъ пойду я въ бумажномъ платьѣ? На дворѣ такой холодъ, что дыханье мерзнетъ; вѣтеръ продуетъ меня насквозь, а терновникъ изорветъ платье.
— А! ты еще мнѣ противишься! — закричала мачиха. — Убирайся скорѣе вонъ и не смѣй показываться мнѣ на глаза, пока не наберешь цѣлую корзинку земляники.
И тутъ же дала ей кусокъ чернаго хлѣба, приговаривая:
— Этимъ можешь быть сыта цѣлый день.
А сама думаетъ:
«Она непремѣнно замерзнетъ на улицѣ или умретъ съ голода, и никогда больше не покажется мнѣ на глаза».
Дѣвочка послушалась, надѣла бумажное платье и ушла съ корзиночкой въ рукахъ; но куда глаза ея ни заглядывали, вездѣ ничего нѣтъ, кромѣ снѣга — такъ-таки ни одной зеленой былинки не видала она. Пришла она въ лѣсъ и увидала избушку, изъ которой выглядывали три человѣчка. Она поздоровалась съ ними и скромно постучала въ дверь. А они закричали ей:
— Войди!
Она вошла въ комнату и сѣла на скамьѣ у печки, чтобы обогрѣться и поѣсть свой завтракъ. Человѣчки сказали:
— И мы хотимъ тоже ѣсть; подѣлись съ нами.
— Съ радостью, — отвѣчала она и, раздѣливъ кусокъ пополамъ, отдала имъ одну половину.
— Зачѣмъ ты пришла въ лѣсъ зимнею порою и въ тонкомъ платьицѣ? — спросили они.
— Ахъ! — отвѣчала она, — я должна искать земляники и не смѣю раньше вернуться домой, пока не нарву цѣлую корзинку.
Когда она скушала свой хлѣбъ, человѣчки дали ей метлу и сказали:
— Смети снѣгъ у заднихъ дверей.
Она ушла съ метлой, тогда всѣ трое разомъ заговорили:
— Что бы намъ подарить ей за то, что она такъ учтива и добра и подѣлилась съ нами своимъ хлѣбомъ?
Первый сказалъ:
— Я дарю ей способность съ каждымъ днемъ хорошѣть.
— А я, — сказалъ второй, — дарю ей червонцы, которые будутъ падать изъ ея рта при каждомъ словѣ, которое она произнесетъ.
Третій сказалъ:
— Ну, а я дарю ей царя, который самъ къ ней придетъ и выберетъ ее себѣ въ царицы.
Дѣвушка дѣлала то, что приказали ей человѣчки, и когда смела метлою снѣгъ за избушкой, то нашла тамъ — что-жь бы такое она тамъ нашла? — самую спѣлую, красную землянику, которая такъ и выглядывала изъ-подъ снѣга. На радостяхъ набрала она полную корзину, поблагодарила своихъ хозяевъ, каждому протянула руку и побѣжала домой съ земляникой для мачихи.
Когда она пришла домой и пожелала всѣмъ добраго вечера, вдругъ изъ ея рта попадали червонцы. Тогда она разсказала все, какъ съ нею было въ лѣсу, и при каждомъ ея словѣ червонцы такъ и катились изъ ея рта, такъ что весь полъ покрылся золотомъ.
— Посмотрите-ка, что за неряха! — закричала сестра, — развѣ можно такъ бросать деньги?
Но втайнѣ она завидовала сестрѣ и тоже захотѣлось ей пойти въ лѣсъ за земляникой.
— Какъ это можно, милая дочка! — сказала мать, — теперь черезчуръ холодно, ты еще замерзнешь.
Но завистливая дочка не давала матери покоя: пошли ее да пошли въ лѣсъ, по ягоды. Мать уступила, но прежде сшила ей богатую шубку и дала на дорогу пироговъ и хлѣба съ масломъ.
Дѣвушка пошла въ лѣсъ и прямо къ избушкѣ. Три человѣчка опять смотрѣли изъ окна, но она не поздоровалась съ ними, головой даже не кивнула имъ, а прямо вошла въ комнату. Тутъ сѣла она къ печкѣ и принялась за пирогъ и хлѣбъ съ масломъ.
— Мы тоже хотимъ поѣсть; подѣлись съ нами! — закричали человѣчки.
— Мнѣ самой мало, куда-жь еще дѣлиться съ другими! — сказала она.
Когда она перестала жевать, человѣчки сказали:
— Вотъ тебѣ метелка; смети-ка снѣгъ у задней двери.
— Сами не велики господа! — закричала она, — сметайте сами, а я вамъ не слуга.
Видя, что они и не думаютъ дѣлать ей подарковъ, она разсердилась и ушла.
Тогда человѣчки заговорили между собой:
— Что бы намъ подарить ей за то, что она такъ неучтива и съ такою злою, завистливою душонкой, которая всему завидуетъ, что у другихъ видитъ?
Первый сказалъ:
— Пускай она съ каждымъ днемъ дурнѣетъ.
Второй сказалъ:
— Пускай при каждомъ ея словѣ выскакиваетъ у нея изо рта жаба.
Третій сказалъ:
— Пускай она умретъ лютой смертью.
Дѣвушка искала земляники, но ничего не нашла, и въ досадѣ вернулась домой. А когда она открыла ротъ, чтобы разсказать матери, что съ нею случилось, жаба за жабой такъ и повалились изъ ея рта при каждомъ словѣ, такъ что всѣ стали чувствовать къ ней невольное отвращеніе.
Тутъ мачиха еще пуще возненавидѣла свою падчерицу и только о томъ и думала, какъ бы еще хуже отравить ей жизнь; а падчерица, какъ на зло, что ни день, то лучше, красота ея такъ и расцвѣтала.
Взяла мачиха корчагу, поставила ее въ печку и стала вываривать въ ней нитки. Какъ выварила она, надѣла ихъ на плечо дѣвушки, дала ей топоръ и приказала пойти къ рѣкѣ, прорубить тамъ ледъ и выполоскать нитки. Сиротка была послушна, пошла на рѣку и стала рубить топоромъ ледъ. Въ это время проѣзжалъ мимо царь въ великолѣпной каретѣ; карета остановилась и царь спросилъ:
— Дитя мое, кто ты и что тутъ дѣлаешь?
— Я бѣдная сиротка и полощу нитки.
Царь былъ милостивъ; жаль ему стало бѣдняжку и, видя, что она такая красавица, онъ сказалъ ей:
— Хочешь поѣхать со мной?
— Ахъ, да! съ великою радостью! — отвѣчала она, потому что была рада избавиться отъ мачихи и ея дочки.
Сѣла она въ карету и уѣхала съ царемъ. А какъ пріѣхали они во дворецъ, такъ и стали праздновать свадьбу, какъ подарили ей это человѣчки. Черезъ годъ родился у молодой царицы сынъ.
А мачиха, какъ услыхала о счастьѣ падчерицы, такъ и поспѣшила съ дочкой своей во дворецъ, подъ видомъ, будто захотѣлось повидаться съ милой падчерицею. Но когда царь вышелъ изъ спальни и никого тутъ не было, злая мачиха схватила царицу за голову, а ея дочь за ноги и приподняли ее съ постели и бросили изъ окна въ рѣку, которая протекала подъ окнами дворца; потомъ родная дочка улеглась въ кровать и старуха закрыла ее одѣяломъ. Вернулся царь и хотѣлъ-было поговорить съ женою, но старуха закричала:
— Тише! тише! сегодня нельзя говорить съ нею: она вся въ испаринѣ; пусть она хорошенько отдохнетъ.
Царь, ничего дурного не подозрѣвая, ушелъ и пришелъ къ ней только на слѣдующее утро; но когда онъ заговорилъ съ женою и она ему отвѣчала, то при каждомъ ея словѣ выскакивала жаба, а не червонецъ, какъ прежде бывало. Царь спросилъ: «что это значитъ?» Но старуха увѣрила, что это, вѣроятно, произошло отъ сильной испарины и скоро пройдетъ.
Ночью вышелъ поваренокъ изъ кухни на рѣку и увидѣлъ: плыветъ утка и говоритъ человѣчьимъ голосомъ:
— Что подѣлываетъ мой царь? Спитъ онъ или нѣтъ?
И когда отвѣта не было, она продолжала:
— Что подѣлываютъ гости мои?
Мальчикъ на то отвѣчалъ:
— Крѣпко спятъ.
— Что дитя мое дѣлаетъ?
А мальчикъ на то:
— Спитъ въ колыбелькѣ своей!
Вдругъ утка превратилась опять въ царицу, пошла наверхъ, накормила своего ребенка, поправила ему постельку, прикрыла одѣяльцемъ и опять уплыла уткой по рѣкѣ. Такъ появлялась она двѣ ночи сряду, а на третью сказала поваренку:
— Поди и скажи царю, чтобъ онъ взялъ свой мечъ и на порогѣ три раза махнулъ бы надо мною.
Мальчикъ побѣжалъ и разсказалъ царю. Пришелъ царь съ мечомъ и три раза махнулъ имъ надъ уткой; при третьемъ разѣ утка превратилась опять въ царицу, которая стояла передъ нимъ жива, здорова, свѣжа и прекрасна, какъ прежде была.
Царь сильно обрадовался, но скрывалъ отъ всѣхъ свою жену до воскресенья, когда хотѣли крестить ребенка. Послѣ крестинъ царь сказалъ:
— Какое слѣдуетъ наказаніе тому человѣку, который беретъ другого съ кровати и бросаетъ его въ воду?
— Да какое же другое, — отвѣчала злая мачиха, — надо взять его, забить въ бочку съ гвоздями и скатить его съ горы въ воду.
— Ты сама произнесла себѣ приговоръ, — сказалъ царь, и тутъ же приказалъ принести бочку, набитую гвоздями, посадить туда злую мачиху съ дочкою; потомъ бочку заколотили и спустили съ горы, а она прямо — бултыхъ въ воду.