Несмотря на то что Леппих сам вызвался прилететь в главную квартиру в Варшаву на своей летучей машине, всё-таки своего обещания он не мог исполнить, так как средства, придуманные им для полёта по желаемому направлению, всё оказывались недостаточными. Ввиду долгого неприведения в исполнение Леппихом его обещания, были посланы в Ораниенбаум чиновники для выяснения успехов Леппиха в его воздушном предприятии. Посланный с этою целью графом Аракчеевым генерал-майор Вындомский в письме своём от 20 сентября 1813 года изложил всё в следующем виде: «Честь имел получить от вашего сиятельства для меня повеление. Не взыщите моей медленности донести вам об успехах г. Леппиха, — ездил по сему предмету в Ораниенбаум для лучшего изведывания, где к счастью моему в сие время делан им был опыт, по случаю присланных чиновников от графа Румянцева. Осмеливаюсь донести вам со всею подробностью, сколько мог постигнуть, тем более, что в течение нынешнего лета случилось мне быть в Ораниенбауме с сведующими по сей части, как-то: г. Швенсон и г. Соболевский, от коих почерпнул сии мои вашему сиятельству донесения.
Г. доктор Шмит (так себя называет), а не Леппих, как изволите наименовать в вашем письме, сего месяца 19-го числа было год, что занимается в Ораниенбауме опытами над управлением противу ветра воздушных шаров, но по сие время предполагаемого им действия произвесть не мог, хотя и делал несколько раз опыты и поднимался в шару на привязях не свыше 5-ти или 6-ти сажень от земли, но направления лететь в шару противу ветра произвести не мог, и главное его средство, предполагаемое для достижения его цели, состоящее в тафтяных крыльях, оказалось недостаточным, и сделанный им опыт 15-го числа сего месяца для доказательства несомненности его прожекта летать противу ветра был совершенно неудачен; почему он, г. Шмит, решился сделать перемещение крыльям и вместо лодочки, где они до сего прикрепляемы были, приделать оные к обручу, над срединой шара находящимся, так, как были при начальных его опытах, — и он объявил мне, что получил повеление ехать в армию. Не знаю, когда же _19.jpg)
Наполеон спускает змея. успеет достигнуть до такого совершенства, чтобы мог лететь в шару туда, куда его желания стремиться будут; если и полетит, то очень вероятно, шар возьмет свое направление туда, куда понесет его ветер.
По заключению людей, знающих сии части, как то физику и химию, признают г. Шмита как совершенного шарлатана и не имеющего никаких понятий о деле, которым занимается, и не знающего даже первоначальных правил механики о рычагах, что доказывает самое невыгодное укрепление и против всех правил устроенный механизм крыльев у его шара и что он выдает себя за изобретателя такого открытия, каково есть произвольное управление шара противу ветра. Видя несообразность его опытов, делали ему возражения противу его предположений и которые он мнил опровергнуть тем, „что он лучше знает по своей опытности, нежели они по своему умозрению, и что он уже летал в Москве противу ветра“. Но если сие последнее летание есть истинное событие, то по какой надобности он занимается теперь уже целый год бесполезными опытами, теряя время и истрачивая ужасные суммы денег, нимало не успевая в усовершенствовании своего прожекта, исполнение коего по всей вероятности никогда не сбудется; если он уже летал противу ветра, ему стоило употребить только те самые средства, которые он, по словам его, употреблял в Москве.
Не взыщите, ваше сиятельство, моему вам донесению, ежели оное будет недостаточно для сведения вашего по неведению моему в сей части».
Взыскивать, конечно, с генерал-майора Вындомского и не пришлось, тем более что он благородно сознался в неведении своём в сей части; но непонятно, как могло быть неопытное лицо назначено самим-то графом Аракчеевым, который, не прошло года, был выбран в почётные члены и попечители Филотехнического общества в Харькове, включившего его в свои члены, основываясь на том, что «граф Алексей Андреевич Аракчеев не только простой любитель наук, но действительно ученый муж», и граф Аракчеев попал в списки этого общества, как муж государственный и в то же время как муж ученый, между Гумфри Деви и Александром Гумбольдом[1].
Чиновники же, присланные графом Румянцевым для обозрения опытов Леппиха, неопределённо сообщили, что труды его проходят не без успеха, и самое открытие может быть усовершенствовано впредь с ожидаемою пользою, но только не скоро.
Леппих через месяц после обозрения его опытов чиновниками стал проситься ехать «в главную квартиру его императорского величества, с тем, чтобы непосредственно представить графу Аракчееву обстоятельный отчет в _20.jpg)
успехе своего опыта и в надеждах своих довершить оный». Вот что писал по этому поводу 22 октября граф Румянцев к графу Аракчееву: «Известный вашему сиятельству иностранец Шмит, занимавшись своим предприятием с особым прилежанием во всё лето, ныне отнесся ко мне с объяснением, что наступающее здесь время суровой зимы не позволит ему продолжать тех опытов, кои необходимо нужны для усовершенствования его открытия, а потому просил меня о позволении все свое заведение с мастеровыми и запасами перевести в Кенигсберг, а самому отправиться в главную квартиру, дабы непосредственно представить вашему сиятельству полный отчет в том, что до сих пор им сделано и каким образом он намерен впредь распорядить своё предприятие. Я не мог найти никакой причины, чтобы отказать ему в таком позволении, и, уведомляя ваше сиятельство о том, предварительно надеюся, что если б сия решимость моя и не встретила полного одобрения, то мне поставлено будет в извинение то, что я не получил по сему поручению никакого точного наставления и думать должен, что он всё сие дело производил на свой кошт, пользуясь от правительства одним только покровительством. Долгом считаю присовокупить к сему, что хотя я сам не видал тех опытов, которыми сей механик занимался здесь, да и не мог бы сделать никакого собственного о том заключения, но слышу от многих, что труды его не без успеха, и что сие открытие может быть усовершенствовано впредь с ожидаемою пользою, но только не скоро».
Письмо это было ещё в дороге, как граф Аракчеев от имени государя послал 30 октября графу Румянцеву следующее отношение: «Государь император, не видя успеха в исполнении опыта, принятого на себя известным г. Шмитом (Леппихом), который и по собственному вызову не прибыл на устрояемом им воздушном шару в Варшаву, повелеть мне соизволил сообщить вашему сиятельству, дабы вы, милостивый государь, адресовали его, под именем Шмита, г. управляющему военным министерством[2], который имеет приказание рассмотреть опыт его в ученом артиллерийском комитете».
Это повеление государя прибыло в Петербург 22 ноября. Между тем, 8 ноября Леппих с письмом графа Румянцева к графу Аракчееву отправился в главную квартиру его императорского величества для принятия от него дальнейших повелений по своему занятию, причём, как было сказано в письме, «по убедительнейшей просьбе Леппиха придан ему для препровождения Ораниенбаумского уездного суда дворянский заседатель, титулярный советник Соловцов, получивший для того от начальства своего на 28 дней увольнение». На это письмо последовало извещение графу Румянцеву со стороны графа Аракчеева только в следующем, 1814, году, 25 февраля: _21.jpg)
Освобождение Европы
«Почтеннейшее письмо вашего сиятельства от 8 ноября чрез механик Шмита я имел честь получить: он лично доставил мне оное и, прожив здесь некоторое время, отправился в Вюрцбург».
Относительно последних дней пребывания Леппиха в России существуют разные данные: по одним — он был выслан в августе 1814 года за границу, «туда, откуда он родом», а по другим, — что он сам бежал. Приведём здесь дословный рассказ графа Аракчеева в 1826 году о проекте Леппиха и его бегстве:
«В 1812 году, когда Наполеон приближался к Москве, и страх был всеобщий, император Александр мне сказал:
„Явился человек, который хочет строить воздушный шар, откуда можно будет видеть всю армию Наполеона; отведи ему близ Москвы удобное место и дай средство к работе“. Я позволил себе сделать возражение о нелепости дела и получил в ответ: „ты глуп!“.
Прошло немного времени, как мне донесли, что прожектер бежал, с самодовольным лицом предстал я пред императором и донес о случившемся; но каково было мое удивление, когда император с улыбкою сказал мне: „ты глуп“.
Только теперь мне все прояснилось: для народа подобные меры, в известных случаях, нужны; такие выдумки успокаивают легковерную толпу хотя на малое время, когда нет средств отвратить беду. Народ тогда толпами ходил из Москвы, на расстояние 7-ми верст, к тому месту, где готовился шар; это было на уединенной даче, окруженной забором, куда внутрь никого не пускали; но народ, возвращаясь домой, рассказывал, что видел своими глазами, как готовится шар на верную гибель врагу, — и тем довольствовался. Часто, после того, император со мною говорил об этом случае, удивляясь, что я в первый же раз его не понял, и я сознавался, что, точно, „был глуп“, возражая намерениям, придуманным для спокойствия толпы».
Приведём также несколько выдержек из воспоминаний о Леппихе графа Ростопчина, который проявил слабость воли, присущую, к сожалению, большинству людей: открещиваться в случае неудачи от того дела, которому сам же с верою посвящал свои силы и мысли.
Вот эти выдержки из записок графа Ростопчина, написанных после того, как была уже известна неудача дальнейших опытов Леппиха в Ораниенбауме и потом в Германии: «В числе неприятных занятий особенно я должен упомянуть о несчастном воздушном шаре, о котором так много толковали и который по историческим рассказам имел важное значение в заговоре о сожжении Москвы. Вот повесть об этом аэростате, не взлетевшем на воздух, и об его презренном творце… Шмит полагал, что открыл способ по произволу управлять воздушными шарами, действительно _22.jpg)
Праздничный день Наполеона на острове Святой Елены.
Нюренбергская карикатура 1816 г. приготовлял такой шар и, как шарлатан, требовал, чтобы его работы сохранялись в тайне. История уже слишком много придала значения этому шару, для того только, чтобы выставить русских в смешном виде. Между ними мало легковерных, и, конечно, никто бы из жителей Москвы не поверил, что Шмит с такого шара, какой употребляли французы при Флерюсском сражении, уничтожит французскую армию… Мне говорили, что когда Леппих возвратился в Германию, то обманул некоторых купцов, которые поверили, что посредством его шара можно перевозить товары».
Воздушное предприятие Леппиха обошлось казне, не считая леса, выдававшегося на устройство помещения, отопление, выделку прохладительных чанов, воронок и других предметов, около 130 000 руб. в Москве и в Петербурге — до 55 000 руб., то есть в общем около 185 000 рублей.
Размеры летучей машины остались неизвестными; только по помещению, устроенному в Ораниенбауме для сборки частей малой машины, можно полагать, что лодка воздушного шара была около пятидесяти футов длины и двадцать два фута ширины.
О внешнем виде летучей машины Леппиха можно судить по сохранившемуся чертежу (стр. 15), в котором приковывает внимание совершенно новая для того времени в России форма оболочки, не симметричная и с заострёнными концами. Рисунок управляемого воздушного шара Леппиха 1811 г. (стр. 14) в связи с рисунком 1812 г. (стр. 15), по-видимому, указывает, что идея управляемого воздушного корабля была у Леппиха связана с представлением о рыбоплавании с помощью плавников и хвоста.
Причину неудачи Леппиха трудно определить, не имея технических данных самой постройки и, следовательно, не зная, заключается ли ошибка в основании идеи или лишь только в выполнении её. Относительно технических затруднений находим в воспоминаниях графа Ростопчина следующее:
«Когда Шмит объяснил мне теорию этого удивительного шара — пишет граф Ростопчин, — то я ему возразил, что тяжесть переломит пружины, и я не ошибся: потому что опыты, которые он делал два раза на маленьких шарах, ему не удались: рессоры ломались при первых ударах весел. Он сваливал вину на дурное качество железа; я доставил ему лучшего английского, которое ломалось точно так же. Наконец он потребовал железа, из которого делаются математические инструменты; скуплены были все такие инструменты, какие только можно было найти, и опыт также был неудачен».
Как бы то ни было, история с летучей машиной Леппиха весьма занимательна и поучительна по тем данным, которые рисуют картину отношения к воздухоплаванию у нас, в России, в двенадцатых годах, и, кроме того, этот исторический рассказ о Леппихе, приподымая завесу над частью событий в двенадцатом году, является особым дополнением к общей сумме знаний об Отечественной войне со стороны предпринимавшейся, небывалой ещё, воздухоплавательной обороны.
В следующей книге будет, между прочим, рассказано о величественном замысле использования воздухоплавания для научно-промышленных целей, явившемся также в средине царствования Александра Первого.