Это была самая скучная, тоскливая сессiя Думы.
Вначалѣ еще попадались нѣкоторые неугомонные
читатели газетъ, которые послѣ долгаго сладкаго зѣвка оборачивались къ сосЬду по мѣсту въ трамваѣ и спрашивали:
— Ну, какъ Дума?
А потомъ и эти закоренѣлые политики какъ-то вывелись...
Голоднымъ, оборваннымъ газетчикамъ приходилось долго и упорно бѣжать за прохожимъ, заскакивая впередъ, растопыривая руки и съ мольбой въ голосЬ крича:
— Интересная газета!! Бурное заседайте Государственной Думы!!..
— Врешь ты все, братъ, — брезгливо говорилъ прохожiй. — Ну, какое тамъ еще бурное?.. — Купите, ваше сiятельство!
— Знаемъ мы эти штуки!..
Отодвинувъ рукой ослабѣвшаго отъ голода, истомленнаго нуждой газетчика, прохожiй шагалъ дальше, а газетчикъ въ слѣпой, предсмертной тоскѣ метался по улицѣ, подкатывался подъ извозчиковъ и хрипло, стеная, кричалъ:
— Интересная газета! На Малой Охтѣ чухонка любовника топоромъ зарубила!! Купите, сдѣлай милость!
И жалко ихъ было, и досадно. Неожиданно среди общаго сна и скуки, какъ ударъ грома, грянулъ небывалый скандалъ въ Думѣ.
Скандалъ былъ дикiй, нелѣпый, ни на чемъ не основанный, — но все ожило, зашевелилось, заговорило, какъ будто вспрыснутое живительнымъ лѣтнимъ дождикомъ.
Негодованiю газетъ не было предѣла.
— Послѣ долгой спячки и пережевыванiя никому не нужной вермишели — Дума, наконецъ, проснулась довольно своеобразно и самобытно: правый депутатъ Карнаухiй закатилъ такой скандалъ, подобнаго которому еще не бывало... Встрѣченный во время произнесенiя своей возмутительной рѣчи съ трибуны общимъ шиканьемъ и протестами, — Карнаухiй выругался непечатными словами, снялъ съ ноги сапогъ и запустилъ имъ въ предсѣдательствующаго... Когда къ нему бросились депутаты, онъ выругалъ всѣхъ хамами и дохлыми верблюдами, и потомъ, схвативъ стулъ, разбилъ голову депутату Рыбешкину. Когда же, наконецъ, прекратятся эти возмутительныя безчинства черносотенной своры?! Исключенiе наглаго хулигана всего на пять засѣданiй должно подлить лишь масла въ огонь, т.к. ободритъ другихъ и подвинетъ на подобныя же безчинства! Самая лучшая мѣра воздѣйствiя на подобныхъ господъ — судъ и лишенiе депутатскаго звания!
Газетчики уже не бѣгали, стеная, за прохожими. Голодное выраженiе сверкавшихъ глазъ смѣнилось сытьимъ, благодушнымъ...
Издателю большой ежедневной газеты Хваткину доложили, что къ нему явился депутатъ Карнаухiй и требуетъ личнаго съ нимъ свиданiя.
— Какой Карнаухiй? Что ему надо? — поморщился издатель. — Ну, чортъ съ нимъ, проси.
Разсыльный ушелъ. Дверь скрипнула и въ кабинетъ, озираясь, тихо вошелъ депутатъ Карнаухiй.
Онъ подошелъ къ столу, придвинувъ себѣ стулъ, сЬлъ лицомъ къ лицу съ издателемъ и, прищурившись, молча, сталъ смотрѣть въ издателево лицо.
Издатель подперъ голову руками, облокотился на столъ и тоже долго, будто любуясь, смотрѣлъ въ красное, широкое лицо своего гостя.
— Ха-ха-ха! — раскатился издатель неожиданнымъ хохотомъ...
— Хо-хо-хо! — затрясся всѣмъ своимъ грузнымъ тѣломъ Карнаухiй.
— Хи-хи-хи!
— Го-го-го!
— Хе!
— Гы!
— Да и ловкачъ же ты, Карнаухiй!
Сквозь душившiй его хохотъ, Карнаухiй скромно заявилъ:
— Чего жъ ловкачъ... Какъ условлено, такъ и сдѣлано. Доне муа того келькъ-шозу, который въ той железной щикатулкѣ лежитъ!
Издатель улыбнулся
— Какъ условлено?
— А то жъ!
Издатель всталъ, открылъ шкапчикъ, вьшулъ несколько кредитокъ и, осмотрѣвшись, сунулъ ихъ въ руку Карнаухому.
— Эге! Да тутъ четвертной не хватаетъ!
— А ты министрамъ кулакъ показывалъ, какъ я просилъ? Нѣтъ? То-то и оно, братъ. Ежели бы показалъ, такъ я, тово... Я честный — получай полностью! А разъ не показалъ — согласись самъ, братъ Карнаухiй...
— Да ихъ никого и не было въ ложѣ.
— Ну что-жъ дѣлать — значитъ, мое такое счастье!
Карнаухiй крякнулъ, покачалъ укоризненно головой, сунулъ деньги въ карманъ и взялся за шапку.
— Постой, братъ, — остановилъ его издатель, потирая лобъ. — Ты вѣдь, тово... Исключенъ на пять засѣданiй? Это хорошо, братъ... Такъ и нужно. Пока ты забудешься. А тамъ я бъ тебѣ еще работку далъ. Скажи... Не могъ бы ты какого-нибудь октябриста на дуэль вызвать?
— Такъ я его лучше просто отдую, — добродушно сказалъ Карнаухiй.
— Ну, вотъ... Придумалъ тоже! Дуэль — это дѣло благородное, а то — чортъ знаетъ что — драка.
Карнаухiй пощелкалъ пальцами, почесалъ темя и согласился:
— Что жъ, можно и дуэль. На дуэль своя цѣна будетъ. Сами знаете...
— Не обижу. Только ты какой-нибудь благовидный предлогъ придумай... Подойди, напримѣръ, къ нему и привяжись: «ты чего мнѣ вчера на пиджакъ плюнулъ? Дрянь ты октябристская!» Можешь толкнуть его даже.
— А ежели онъ не обидится?
— Ну, какъ не обидится. Обидится. А потомъ значить, ты сдѣлай такъ...
Долго въ кабинетѣ слышался шопотъ издателя и гудящiй басъ Карнаухаго.
Провожая его, издатель сдѣлалъ страшное лицо и сказалъ: — Только ради Создателя — чтобы ни редакторъ, ни сотрудники ничего не знали... Они меня съѣдятъ.
— Эге!
Когда Карнаухiй вышелъ на улицу, къ нему подскочилъ веселый, сытый газетчикъ и крикнулъ:
— Грандiозный скандалъ! Исключенiе депутата Карнаухова на пять засѣданiй!!
Карнаухiй улыбнулся и добродушно проворчаль:
— Тоже кормитесь, черти?!
Къ октябристу Чикалкину явился околодочный надзиратель и объявилъ, что предполагавшееся имъ, Чикалкинымъ, собранiе въ городҍ Битюгҍ, съ цҍлью сообщенія избирателямъ результатовъ о дҍятельности его, Чикалкина, въ Думҍ — не можетъ быть разрҍшено.
— Почему? — спросилъ изумленный Чикалкинъ.
— Потому. Неразрҍшенныя собранія воспрещаются!
— Такъ вы бы и разрҍшили!
Околодочный снисходительно усмҍхнулся.
— Какъ же это можно: разрҍшить неразрҍшенное собраніе. Это противозаконно.
— Но вҍдь, если вы разрҍшите, оно уже перестанетъ быть неразрҍшеннымъ, — сказалъ, подумавши немного, Чикалкинъ.
— Такъ-то оно такъ, — отвҍтилъ околодочный, еше разъ усмҍхнувшись безтолковости Чикалкина. — Да какъ же его разрҍшить, если оно пока что — неразрҍшенное? посудите сами.
— Хорошо, — сказалъ зловҍще спокойнымъ тономъ Чикалкинъ. — Мы внесемъ объ этомъ въ Думҍ запросъ.
— Распишитесь, что приняли къ свҍдҍнію, — хладнокровно кивнулъ головой околодочный.
*
Когда октябристъ Чикалкинъ остался одинъ, онъ долго, взволнованный и возмущенный до глубины души, шагалъ по комнатҍ...
67
— Вы у меня узнаете, какъ не разрҍшать! Ладно!! Запросъ надо формулировать такъ: Извҍстно-ли... и тому подобное, что администрація города Битюга своими незакономҍр...
Чикалкинъ вздохнулъ и потеръ бритую щеку.
— Гм. Рҍзковато. За версту кадетомъ несетъ... Можетъ такъ: Извҍстно-ли и тому подобное, что ошибочныя дҍйствія администр... А что такое ошибочныя? Ошибка — не вина. Тотъ не ошибается, кто ничего не дҍлаетъ. Да что-жъ я въ самомъ дҍлҍ, дуракъ... Запросъ! Запросъ! Не буду же я одинъ его вносить. А фракція! — вдругъ скажетъ: несвоевременно! Ну, конечно, скажетъ,.. Такія штуки всегда несвоевременны. Запросъ! Эхъ, Чикалка! Тебҍ, братъ, нужно, просто министру пожаловаться, а ты... Право! Напишу министру этакое оффицальное письмецо...
*
Октябристъ Чикалкинъ сҍлъ за столъ.
— Ваше высокопревосходительство! Симъ довожу до вашего свҍдҍнія, что произволъ властей...
Перо Чикалкина застыло въ воздухҍ. Въ столовой гулко пробило два часа.
— ...что произволъ властей...
Въ столовой гулко пробило половину третьяго.
— ...что произволъ властей, которыя...
Рука онҍмҍла. Въ столовой гулко пробило пять.
— ...что произволъ властей, которые...
Стало смеркаться.
— Которыя... произволъ, котор...
И вдругъ Чикалкину ударило въ голову:
— А что, если...
Онъ схватилъ начатое письмо и изорвалъ его въ клочья.
— Положимъ... Не можетъ быть!... А вдругъ!
Октябристъ Чикалкинъ долго ходилъ по комнатҍ и, наконецъ, всплеснувъ руками, сказалъ:
68
— Ну, конечно! Просто нужно поҍхать къ исправнику и спросить о причинҍ неразрҍшенія. Въ крайнемъ случаҍ — припугнуть.
*
Чикалкинъ одҍлся и вышелъ на улицу.
— Извозчикъ! Къ исправнику! Знаешь?
— Господи! — съ суевҍрнымъ ужасомъ сказалъ извозчикъ, — да какъ-же не знать-то! Еще позавчерась оны меня обстраховали за ҍзду. Такого, можно сказать, человҍка, да не знать! Скажутъ такое.
— Что же онъ — строгій? — спросилъ Чикалкинъ, усаживаясь въ пролетку.
— Онъ-то? Страсть. Онъ, ваше высокоблагородіе, будемъ прямо говорить — строгій человҍкъ. И — и! Порохъ! Чиновникъ мнҍ одинъ анадысь сказывалъ... Ему — слово, а онъ сейчасъ ножками тупъ-тупъ, да голосомъ: въ Сибирь, говоритъ, васъ всҍхъ!! Начальство не уважаете!!
— Что-жъ онъ — всҍхъ такъ? — дрогнувшимъ голосомъ спросилъ Чикалкинъ.
— Да ужъ такіе господа... Строгіе. Если что — не помилуютъ.
Октябристъ Чикалкинъ помолчалъ.
— Ты меня куда везешь-то? — неожиданно спросилъ онъ извозчика.
— Дыкъ сказывали — къ господину исправнику...
— Дыкъ сказывали! — передразнилъ его Чикалкинъ. — А ты слушай ухомъ, а не брюхомъ. Кто тебҍ сказывалъ? Я тебҍ, дураку, говорю — вези меня въ полицейское управленіе, а ты къ самому исправнику!.. Мало штрафуютъ васъ, чертей. Заворачивай!
*
— Да, братъ, — заговорилъ Чикалкинъ, немного успокоившись. — Въ полицейское управленіе мнҍ надо. Хе-хе! Чудаки эти извозчики... ему говоришь туда, а онъ тебя везетъ сюда. Такъ-то, братъ. А мнҍ въ полицейское упра- 69
вленіе и надо-то было. Собраніе, вишь ты, мнҍ не разрҍшили. Да какже! Я имъ такое неразрҍшеніе покажу! Сейчасъ же проберу ихъ хорошенько, выясню, какъ и что. Попляшутъ они у меня! Это ужъ такая у насъ полиція!— ей бы только придраться. Уже... пріҍхали?... Что такъ скоро?
— Старался, какъ лучше.
— Могу я видҍть пристава? — спросилъ Чикалкинъ, входя. — То есть... господина пристава... можно видҍть?
— Пожалуйте.
— Что нужно? — -поднялся навстрҍчу Чикалкину грузный человҍкъ съ сердитымъ лицомъ и длинными рыжими усами.
— Я хотҍлъ бы этого... спросить васъ... Могу-ли я здҍсь получить значокъ для моей собачки на предметъ уплаты городского налога?
— Э, чертъ! — отрывисто вскричалъ приставъ. — Шляются тутъ по пустякамъ! Въ городской управҍ нужно получать, а не здҍсь. Герасимовъ, дубина стоеросовая! Проводи. 70
