CXX.
Я теперь доволенъ тѣмъ, что ты однажды мучилъ меня; но въ силу испытанной мною тогда скорби, я долженъ быть теперь подавленъ моимъ прегрѣшеніемъ, если только мои нервы не изъ мѣди и кованной стали, — потому что, если ты былъ огорченъ теперь моею немилостью, какъ я былъ твоею, ты пережилъ адское время; а я, жестокій, не подумалъ взвѣсить, сколько именно я выстрадалъ тогда отъ твоего преступленія! О, если-бы мрачная печаль наша напомнила глубинѣ моего чувства, до чего тяжки уколы истиннаго горя, и утѣшила бы скорѣе тебя, какъ ты меня тогда, скромнымъ бальзамомъ, цѣлительнымъ для пораненной груди! Но твое прегрѣшеніе становится теперь выкупомъ: мое выкупаетъ твое, а твое должно выкупить мое.