Сахалин (Дорошевич)/Преступники и суд/ДО
| ← Преступники и преступленія | Сахалинъ (Каторга) — Преступники и судъ : Изъ наблюденій на Сахалинѣ | Женская каторга → |
| Опубл.: 1903. Источникъ: Дорошевичъ В. М. I // Сахалинъ. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1903. — С. 401. |
«У обвиняемаго не оказалось копій обвинительнаго акта: копіи эти они извели на „цыгарки“».Изъ отчета объ одномъ процессѣ въ Елизаветградѣ.[1]
Вотъ область! — волосъ дыбомъ встанетъ.
— Боже, и это граждане, которые незнаніемъ законовъ отговариваться не могутъ?!
Даже наиболѣе опытные изъ нихъ, бывалые, которымъ ужъ, казалось бы, надо это знать, — и тѣ плохо понимаютъ, что дѣлается на судѣ.
Я просилъ ихъ передать мнѣ содержаніе рѣчи прокурора, — кажется, должны бы вслушиваться?! — и, Боже, что за чепуху они мнѣ мололи.
Одинъ, напримѣръ, увѣрялъ меня, будто прокуроръ, указывая на окровавленныя «вещественныя доказательства», требовалъ, чтобъ и съ нимъ, преступникомъ, поступили такъ же, — т.-е. убили и разрѣзали трупъ на части.
Большинство «выдающихся» преступниковъ, какъ я уже говорилъ,[2] преувеличиваютъ значеніе своего преступленія и ждутъ смертнаго приговора.
— Да вѣдь по закону не полагается!
— А я почемъ зналъ!
А, кажется, не мѣшало бы освѣдомиться, идя на такое дѣло.
Неизвѣстность, ожиданіе, одиночное предварительное заключеніе, — все это разбиваетъ имъ нервы, вызываетъ нѣчто въ родѣ бреда преслѣдованія.
Всѣ они жалуются на «несправедливость».
Преступникъ окруженъ врагами: слѣдователь его ненавидитъ и старается упечь, прокуроръ питаетъ противъ него злобу, свидѣтели подкуплены или подучены полиціей, судьи обязательно пристрастны.
Многіе разсказывали мнѣ, что ихъ хотѣли «заморить» еще до суда.
— Дозвольте вамъ доложить, меня задушить хотѣли!
— Какъ такъ?
— Посадили въ одиночку, чтобъ никто не видалъ. Никого не допущали. Пищу давали самую что ни на есть худшую, вонь, — нарочно около «такихъ мѣстъ» посадили. Думали задохнусь.
Преданья объ «отжитомъ времени», о «доформенныхъ» порядкахъ крѣпко въѣлись въ память нашего народа.
Только этимъ и можно объяснить такіе чудовищно нелѣпые разсказы:
— Хозяйку-то[3] слѣдователь спервоначала забралъ, да она обѣщалась ему три года въ кухаркахъ задаромъ прослужить, безъ жалованья. Онъ ее и выпустилъ. Потомъ ужъ начальство обратило вниманіе, — опять посадили.
Привычка къ «системѣ формальныхъ доказательствъ» пустила глубокіе корни въ народное сознаніе, извратила его представленія о правосудіи.
— Не по правотѣ меня засудили! Зря! — часто говоритъ вамъ преступникъ.
— Да вѣдь ты, говоришь, убилъ?
— Убить-то убилъ, да никто не видалъ. Свидѣтелей не было, какъ же они могли доказать? Не по закону!
Эта привычка къ такъ долго практиковавшейся «системѣ формальныхъ доказательствъ» (?)[4] заставляетъ запираться на судѣ, судиться «не въ сознаніи», — многихъ такихъ, чья участь, при чистосердечномъ сознаніи, была бы, конечно, куда легче.
Помню, въ Дуэ, старикъ отцеубійца разсказывалъ мнѣ свою исторію.
Сердце надрывалось его слушать. Что за ужасную семейную драму, что за каторгу душевную пришлось пережить, прежде, чѣмъ онъ — старикъ, отецъ семейства, пошелъ убивать своего отца.
Ему не дали даже снисхожденія.
Неужели могло найтись 12 присяжныхъ, которыхъ не тронулъ бы этотъ искренній, чистосердечный разсказъ, эта тяжелая повѣсть?
— Да я не въ сознаніи судился!
— Да почему жъ ты прямо, откровенно, не сказалъ все. Вѣдь жена, сынъ, невѣстка, сосѣди были на судѣ, могли бы подтвердить твои слова?
— Да такъ! Думали — свидѣтелей при убійствѣ не было. Такъ ничего и не будетъ!
Особенно тяжелое впечатлѣніе производятъ крестьяне, — «деревенскіе, русскіе люди».
У этихъ не сразу дознаешься, какъ его судили даже: съ присяжными или безъ присяжныхъ.
— Да противъ тебя-то въ судѣ сидѣли 12 человѣкъ?
— Насупротивъ?
— Вотъ, вотъ, — насупротивъ! 12 вотъ такъ, а два сбоку. Всѣхъ четырнадцать.
— Да кто жъ ихъ считалъ? Справа, вотъ этакъ, много народу сидѣло. Чистый народъ. Барышни… Стой, стой! — вспоминаетъ онъ, — вѣрно! и насупротивъ сидѣли, еще все входили да выходили сразу. Придутъ, выйдутъ, опять придутъ. Эти, что ли?
— Вотъ, вотъ, они самые! Да вѣдь это и были твои настоящіе судьи?
— Скажи, пожалуйста! А я думалъ, — такъ, купцы какіе. Антиресуются.
Большинство не можетъ даже отвѣтить на вопросъ: былъ ли у него защитникъ?
— Да защитникъ, адвокатъ-то у тебя былъ? — спрашиваю у мужичонка, жалующагося, что его осудили «безвинно».
— Абвакатъ? Нѣтути. Хотѣли взять мои-то въ трактирѣ одного, — да дорого спросилъ. Не по карману!
— Стой, — да вѣдь тебѣ былъ назначенъ защитникъ. Задаромъ, понимаешь — задаромъ? И настоящій адвокатъ, а не трактирный!
— Этого я не могу знать.
— Да передъ тобой, передъ рѣшеткой-то, за которой ты на судѣ былъ — сидѣлъ кто-нибудь?
— Такъ точно, сидѣлъ. Красивый такой господинъ. Изъ себя видный. Мундеръ на емъ разстегнутъ. Ходитъ нараспашку. Съ отвагой.
Очевидно, судебный приставъ.
— Ну, а рядомъ съ нимъ? Въ городскомъ платьѣ въ черномъ, еще значокъ у него такой бѣленькій, серебряный, вотъ здѣсь?
Мужичонка дѣлаетъ обрадованное лицо — вспоминаетъ:
— Кучерявенькій такой? Небольшого росту?
— Ну, ужъ тамъ не знаю, какого онъ росту. Говорилъ вѣдь онъ что-нибудь, кучерявенькій-то?
— Кучерявенькій-то? Дай припомнить. Балакалъ. Сейчасъ, какъ прокуратъ кончилъ, и онъ всталъ. Пронзительно очень говорилъ прокуратъ, твердо. Просилъ все, чтобъ меня на весь вѣкъ, подъ землю, — «въ корни» его, говоритъ.
— Ну, хорошо, — это прокуратъ. А «кучерявенькій-то» — что же?
— Тоже говорилъ что-то. Только я не слушалъ, признаться. Не къ чему мнѣ.
— Да вѣдь это и былъ твой защитникъ, твой адвокатъ!
— Скажи! А я думалъ, онъ изъ господъ. Изъ судейскихъ!
— Да передъ этимъ-то, передъ судомъ, въ тюрьмѣ онъ у тебя былъ?
— Кто? Кучерявый?
— Кучерявый!
— Кучеряваго не было. Ай былъ? Ай не былъ? Былъ! — наконецъ, вспоминаетъ онъ, — вѣрно! Былъ одново. Спрашивалъ, есть ли у меня свидѣтели? Какіе жъ у меня свидѣтели могутъ быть? Мы люди бѣдные. Намъ свидѣтелей нанять не на что!
Есть ли что-нибудь безпомощнѣе?
Надо правду сказать, что гг. защитникамъ не мѣшало бы повнимательнѣе относиться къ своимъ кліэнтамъ «по назначенію».
Многіе такъ до суда не знаютъ въ лицо своего защитника…
Примѣчанія
править- ↑ Въ изданіи 1903 года: Последній елисаветградскій процессъ.
- ↑ Выделенный текстъ отсутствуетъ въ изданіи 1903 года, но присутствуетъ въ изданіи 1905 года.
- ↑ Рѣчь идетъ о хозяйкѣ, нанявшей разсказчика-работника совершить убійство.
- ↑ Выделенный текстъ присутствуетъ въ изданіи 1903 года, но отсутствуетъ въ изданіи 1905 года.