Роза и Бела (Гримм; Снессорева)/ДО
| ← Охлопки | Роза и Бѣла | Что значитъ дѣлить радость и горе пополамъ → |
| Оригинал: нем. Schneeweißchen und Rosenrot. — Источникъ: Братья Гриммъ. Народныя сказки, собранныя братьями Гриммами. — СПб.: Изданіе И. И. Глазунова, 1871. — Т. II. — С. 253. |
Одна бѣдная вдова жила уединенно въ хижинѣ, вокругъ хижины былъ садикъ, а въ садикѣ росли два розовые кустика: на одномъ кустикѣ цвѣли бѣлыя, а на другомъ алыя розы. У бѣдной вдовы были двѣ дочки, которыя походили на эти розовые кустики: одну дочку звали Бѣлою, а другую Розою. Обѣ дѣвочки были такія добренькія и послушныя и такія трудолюбивыя и бодрыя, какими только могутъ быть дѣти въ этомъ мірѣ. Бѣла была молчаливѣе и смирнѣе Розы; Роза любила рѣзвиться по лугамъ и полямъ, любила гоняться за птичками и рвать цвѣты; Бѣла же любила больше сидѣть дома, помогать матери по хозяйству, а вечеромъ, послѣ работы, ей книжку почитать.
Обѣ сестрицы такъ любили другъ друга, что всегда держались рука за руку, когда выходили изъ дома; и бывало, какъ только Бѣла скажетъ:
— Мы никогда не разстанемся!
Роза на то сейчасъ въ отвѣтъ:
— Да, пока мы живы, ни за что не разстанемся!
А мать всегда закончитъ:
— Все что у васъ есть, должно быть у васъ пополамъ.
Случалось сестрицамъ далеко зайти въ чащу лѣса за плодами и лѣсные звѣри никогда не нападали на нихъ, но довѣрчиво подходили къ нимъ на встрѣчу; зайчикъ ѣлъ капусту съ ихъ рукъ, серна щипала траву у ихъ ногъ, олень весело скакалъ около нихъ и птички не улетали прочь, а еще громче распѣвали, качаясь на вѣткахъ.
Бывало, запоздаютъ дѣвочки въ лѣсу и ночь застанетъ ихъ далеко отъ дома, тогда онѣ безъ всякаго страха лягутъ на мягкой травѣ и спятъ-себѣ спокойно до самаго утра. Мать и не безпокоилась о своихъ дочкахъ, зная, что онѣ въ безопасности.
Вотъ разъ и случилось дѣвочкамъ провести ночь въ лѣсу; а когда заря утренняя разбудила ихъ, увидѣли онѣ предъ собою прекраснѣйшаго младенца въ бѣлой, какъ снѣгъ, одеждѣ. Дивный младенецъ сидѣлъ не говоря ни слова, но смотрѣлъ на нихъ добрыми глазами; наконецъ всталъ и исчезъ изъ виду.
Сестрицы оглянулись кругомъ себя и видятъ, что ночь-то проспали на самомъ краю пропасти; и еслибы въ темнотѣ онѣ сдѣлали хоть шагъ впередъ, погибнуть бы имъ безвозвратно въ бездонной пропасти.
Мать сказала имъ потомъ, что младенецъ въ бѣлой, какъ снѣгъ, одеждѣ — ихъ ангелъ-хранитель, тотъ милостивый ангелъ, который бережетъ отъ всякой напасти хорошихъ дѣтей.
Весело было глядѣть, въ какой чистотѣ Бѣла и Роза содержали хижину своей матери. Лѣтомъ Роза занималась хозяйствомъ, и каждое утро мать еще спитъ, а Роза ужь нарветъ свѣжій букетъ и поставитъ на столикѣ у ея постели, и ни разу же она не забыла помѣстить въ свой букетъ бѣлую и алую розу съ ихъ кусточковъ; а зимой Бѣла разводила огонь, становила кострюлю, и хотя посуда была мѣдная, однако у нея она блестѣла какъ золото. Вечеромъ, когда снѣгъ валилъ хлопьями, мать говорила:
— Бѣла, поди-ка затвори ставни.
Послѣ того онѣ всѣ садились вокругъ огонька, мать надѣвала очки и читала вслухъ изъ большой книги, а дѣвочки слушали и пряли. На полу подлѣ нихъ лежалъ барашекъ, а позади нихъ, на жердочкѣ, сидѣлъ бѣлый голубь, завернувъ головку подъ крылышко.
Вотъ такъ-то одинъ разъ вечеромъ онѣ сидѣли, вдругъ кто-то стукнулъ у дверей, мать тотчасъ сказала:
— Розочка, отвори скорѣе, вѣрно бѣдный странникъ просится на ночлегъ.
Роза тотчасъ же пошла и отворила дверь; но вмѣсто бѣднаго странника, медвѣдь просунулъ свою чорную голову въ дверь. Роза громко закричала, отскочила отъ двери, барашекъ заблеялъ, голубокъ вспорхнулъ съ мѣста, а Бѣла спряталась за кровать матери. Но медвѣдь заговорилъ человѣческимъ голосомъ и сказалъ:
— Не бойтесь, я вамъ ничего дурного не сдѣлаю; мнѣ хочется только немножко пообогрѣться, а то я совсѣмъ замерзъ.
— Милости просимъ, бѣдный медвѣдюшка, — сказала мать, — прилягъ-ка къ огоньку, только смотри, не обжечь бы тебѣ шкуры.
Потомъ она закричала:
— Розочка, Бѣлочка! да куда же вы дѣвались? ступайте сюда, медвѣдь вамъ ничего не сдѣлаетъ: онъ добрый.
Сестрицы вышли изъ темнаго угла; за ними, мало-по-малу, приблизились и барашекъ, и голубокъ: они тоже перестали бояться медвѣдя.
Вдругъ медвѣдь заговорилъ:
— Ну, дѣвочки, стряхните-ка немножко снѣгъ съ моей шерсти.
Сестрицы взяли метлу и выбили до-чиста снѣгъ съ шерсти у медвѣдя. Тогда медвѣдь разлегся у огня и тихо ворчалъ про-себя отъ удовольствія.
Немного погодя, дѣвочки совсѣмъ свыклись съ бѣднымъ гостемъ: сперва стали ерошить его руками, немного погодя, ставили ужь и ноги ему на спину, а тамъ принялись переваливать его со стороны на сторону, а то еще потихоньку стегали его прутикомъ; а когда онъ начиналъ ворчать, дѣвочки такъ и катались со смѣху. Медвѣдь позволялъ все съ собою дѣлать, и только, когда ему было черезчуръ больно, такъ онъ вскрикивалъ:
— Бѣла, Роза! тише, тише! не убить бы вамъ своего жениха.
Когда пришло время спать и дѣвочки улеглись въ своихъ постелькахъ, мать сказала медвѣдю:
— Дѣлать нечего, напросился, медвѣдюшка, къ намъ на ночлегъ, такъ ложись у печки: тебѣ тутъ будетъ хорошо отъ дождя и вѣтра.
На ранней зарѣ дѣвочки выпустили медвѣдя и онъ пошолъ по снѣгу прямо въ лѣсъ.
Съ той поры сталъ медвѣдь въ одинъ и тотъ же часъ похаживать въ хижину; онъ ложился у огня и позволялъ дѣвочкамъ тѣшиться надъ собою сколько душѣ угодно. Скоро всѣ такъ привыкли къ медвѣдю, что и дверь не запиралась на запоръ, пока не ввалится, бывало, чорный гость.
Но вотъ вернулась весна; луга и поля зазеленѣли. Медвѣдь разъ утромъ и говоритъ Бѣлѣ:
— Ну, теперь мнѣ надо уходить; я не вернусь все лѣто.
— Да куда же ты уйдешь, голубчикъ медвѣдь? — спросила Бѣла.
— Мнѣ надо въ лѣсъ, сторожить тамъ мои сокровища отъ злыхъ карликовъ. Зимой земля крѣпко промерзаетъ и они поневолѣ должны сидѣть въ своихъ подземныхъ пещерахъ: имъ нельзя пробиться наружу; а теперь солнце разогрѣло землю, она оттаяла и карлики опять пойдутъ прокапываться насквозь; а какъ вылѣзутъ наверхъ, такъ и станутъ отыскивать и красть чужое добро. Бѣда, если что попадется къ нимъ въ руки и въ ихъ пещеры: потомъ никакъ уже не воротить назадъ.
Бѣла сильно затосковалась разлукой съ добрымъ медвѣдемъ; но когда отперла ему дверь, медвѣдь заторопился выйти и зацѣпился за крюкъ; тутъ отвалился у него кусочекъ шкуры и Бѣлѣ показалось, что подъ чорною шерстью блеснуло золото, но она не была въ томъ увѣрена. Однако медвѣдь поспѣшно убѣжалъ и скоро пропалъ за деревьями.
Нѣсколько времени спустя, мать послала своихъ дѣвочекъ въ лѣсъ набрать хворосту. Тамъ онѣ увидали: лежитъ на землѣ большое дерево, а около ствола все что-то прыгаетъ въ травѣ, издали только нельзя было различить, что бы это такое было. Дѣвочки подошли ближе и увидали карлика; лицо-то у него было совсѣмъ старое, все въ морщинахъ, а борода-то бѣлая-пребѣлая и въ аршинъ длины. Самый кончикъ этой бороды прищемило въ расщелину дерева и карликъ прыгалъ взадъ и впередъ, какъ собачка на веревочкѣ, и никакъ не могъ выпутаться изъ такой напасти. Онъ выпучилъ на дѣвочекъ красные, блестящіе глаза свои и закричалъ:
— Чего глазѣете? Не можете развѣ подойти да помочь мнѣ?
— Что ты это надѣлалъ, бѣдняжка? — спросила Роза.
— Экая любопытная дура! — отвѣчалъ карликъ, — не видишь развѣ? Я хотѣлъ было расколоть это дерево на оттопки въ кухню. На большихъ полѣньяхъ разомъ подгоритъ нашъ маленькій обѣдъ: вѣдь мы не такъ ѣдимъ, какъ вы, грубый, прожорливый народъ. Мнѣ и удалось-было вбить клинъ въ середину, и все шло какъ по маслу, вдругъ этотъ проклятый клинъ — гладокъ что ли былъ черезчуръ — выскочилъ вонъ, дерево снова сжалось и мою бѣлую прекрасную бородку такъ защемило, что я никакъ не могу ее вытащить. Вотъ теперь она и засѣла, голубушка моя, внутрь и мнѣ нельзя выбраться. Чего-жь зубы-то скалите, лизаныя, бѣлыя рожицы? Фу, гадко смотрѣть!
Дѣвочки засуетились; но какъ онѣ ни хлопотали, никакъ не могли вытащить бороду — такъ засѣла она крѣпко.
— Я побѣгу, позову людей, — сказала Роза.
— Глупыя, глупыя дѣвчонки! — закричалъ карликъ, — чего тутъ людей скликать? Мнѣ и васъ двухъ много! Ну что, ничего лучше не выдумаете?
— Ну, полно, не сердись, — сказала Бѣла, — я знаю что надо сдѣлать.
Съ этими словами Бѣла вынула изъ кармана ножницы и обрѣзала кончикъ бороды у карлика.
Какъ только высвободился карликъ, сейчасъ же бросился къ мѣшку, спрятанному подъ корнями дерева; мѣшокъ былъ полонъ золота. Карликъ поднялъ его, а самъ ворчитъ себѣ подъ-носъ:
— Экая деревенщина! Вѣдь угораздило же ее обрѣзать конецъ моей чудной бородушки! Пусть нечистый тебѣ за это заплатитъ!
Съ этими словами онъ бросилъ мѣшокъ за спину и ушолъ, даже не взглянувъ на дѣвочекъ.
Прошло нѣсколько дней. Вздумалось Розѣ и Бѣлѣ наловить на удочку рыбки для обѣда. Подходятъ дѣвочки къ ручью и видятъ на берегу словно большую стрекозу, которая сама скачетъ, а сама все ближе къ водѣ, словно тянетъ ее туда, или хочетъ она прыгнуть въ воду. Дѣвочки бросились туда и узнали того же карлика.
— Что это ты хочешь дѣлать? не-ужь-то топиться? — закричала Роза.
— Вотъ нашли дурака! — закричалъ карликъ. — Не видите вы, что ли, что вонъ эта проклятая рыба тянетъ меня въ воду?
Дѣло въ томъ, что крошка-человѣчекъ сидѣлъ на берегу и удилъ; на его бѣду, вѣтеръ перепуталъ его бороду съ удочкой, а въ ту же минуту огромная рыба навернулась на удочку и у бородатаго человѣчка не хватило силы вытянуть свою бороду: рыба пересиливала его и тащила къ себѣ въ воду. Напрасно цѣплялся онъ и за траву и за камышъ — ничего не помогало, и ему поневолѣ приходилось слѣдовать за всѣми движеніями рыбы, а скоро пришлось бы и совсѣмъ нырнуть въ воду.
Дѣвочки какъ разъ поспѣли во-время. Онѣ крѣпко схватили его и сперва старались выпутать его бороду изъ удочки, но все было понапрасну. Пришлось опять вынимать ножницы и рѣзать бороду. Тутъ пропалъ еще кусочекъ бороды. Увидѣвъ это, карликъ прикрикнулъ на нихъ, въ сердцахъ:
— Эй вы, хохлатки! что это у васъ за манера уродовать человѣку лицо! Мало было вамъ укоротить мнѣ бороду снизу, нѣтъ, знай рѣжутъ — всю испортили красоту! Ну, какъ теперь показаться мнѣ къ своимъ? Бѣжать бы вамъ да растерять бы всѣ подошвы!
Съ этимъ вмѣстѣ карликъ взвалилъ себѣ на плечи мѣшокъ съ жемчугомъ, запрятанный въ тростникѣ, и, не говоря ни слова болѣе, скрылся за утесомъ.
Чрезъ нѣсколько дней понадобилось матери послать дочерей въ городъ, чтобъ купить нитокъ, иголокъ, шнурковъ и ленточекъ. Дорога ихъ шла черезъ песчаный пустынный берегъ, усѣянный огромными утесами.
Тутъ увидали дѣвочки огромную птицу, которая, кружась въ воздухѣ, спускалась все ниже и ниже и наконецъ сѣла на скалѣ недалеко отъ нихъ. Въ то же время раздался жалобный, пронзительный крикъ. Онѣ бросились въ ту сторону и съ ужасомъ увидали, что орелъ схватилъ въ когти ихъ стараго знакомаго карлика и, кажется, хотѣлъ унести его съ собою подъ облака.
Сострадательныя дѣвочки крѣпко уцѣпились за карлика и до-тѣхъ-поръ боролись съ орломъ, пока онъ уступилъ имъ свою добычу.
Не успѣлъ карликъ оправиться, какъ ужь и прикрикнулъ на нихъ своимъ пискливымъ голосомъ:
— Не умѣете вы, что ли, поделикатнѣе обращаться? Знай дергаютъ! все испортили и изорвали мое тоненькое платьице. Экія грубыя, неотёсанныя дѣвчонки!
Потомъ онъ поднялъ мѣшокъ съ драгоцѣнными каменьями и опять исчезъ за утесами въ свою пещеру.
Дѣвочкамъ было уже не привыкать стать къ грубой неблагодарности карлика; онѣ продолжали свою дорогу и купили все, что нужно было.
На возвратномъ пути онѣ опять на томъ же самомъ мѣстѣ увидѣли карлика. А карликъ-то думалъ, что такъ поздно никто уже не будетъ проходить по такому безлюдному мѣсту, и потому сѣлъ на открытомъ мѣстѣ и высыпалъ изъ мѣшка цѣлую кучу разноцвѣтныхъ каменьевъ. Заходящее солнце свѣтило на блестящіе камни: они блестѣли и переливались всѣми цвѣтами, такъ-что дѣвочки остановились и не вспомнили себя отъ удивленія.
— Что стали? что ротъ-то разинули? — прикрикнулъ на нихъ карликъ и до того разозлился, что его сѣрое лицо загорѣлось какъ огонь.
Онъ было сталъ еще пуще бранить ихъ, какъ вдругъ послышался глухой ревъ и чорный медвѣдь выбѣжалъ изъ лѣса.
Карликъ перепугался, вскочилъ на ноги и хотѣлъ бѣжать къ своей разсѣлинѣ, но медвѣдь однимъ прыжкомъ догналъ его. Видя бѣду неминучую, злой карликъ слезно завопилъ:
— Ваша свѣтлость, господинъ медвѣдь, будь милостивъ, не погуби меня! Отдамъ я тебѣ всѣ свои сокровища, только не лишай меня жизни. Посмотри, какіе вонъ у меня славные камешки — все это будетъ твое. Не убивай меня! И что тебѣ въ такомъ тощемъ червякѣ, какъ я? ты меня и на зубахъ-то не почувствуешь; а вотъ лучше хватай-ка вонъ этихъ негодныхъ дѣвчонокъ: вотъ такъ завидный кусочекъ! Вишь какія жирныя, словно перепелки откормленныя — кушай ихъ на здоровье!
Но медвѣдь и слушать не хотѣлъ его рѣчей, хватилъ его лапой и тутъ злому карлику былъ конецъ.
Дѣвочки перепугались да и давай Богъ ноги, но медвѣдь кричитъ имъ вслѣдъ:
— Бѣла! Роза! не бойтесь! Куда вы? подождите, я пойду съ вами.
Тутъ дѣвочки узнали голосъ стараго знакомаго и остановились.
Какъ подошолъ къ нимъ медвѣдь, вдругъ съ него свалилась медвѣжья шкура и вмѣсто медвѣдя очутился предъ ними прекрасный юноша въ золотыхъ одеждахъ.
— Я царскій сынъ, — сказалъ онъ, — чародѣйствомъ этого злого карлика я былъ превращенъ въ медвѣдя, а онъ, чудовище, завладѣлъ моими сокровищами. Чары эти могли разрушиться только тогда, когда бы мнѣ удалось убить его. Теперь онъ получилъ достойное наказаніе за свои дѣла.
Впослѣдствіи Бѣла вышла замужъ за царевича, Роза — за его брата, и онѣ раздѣлили между собою всѣ сокровища, накопленныя карликомъ въ его пещерѣ.
Долго еще жила съ ними ихъ старушка-мать, радуясь на счастье своихъ дѣтушекъ. Старушка не забыла захватить съ собою во дворецъ два розовые кустика и они росли у нея передъ окномъ и всякій годъ выростали на нихъ чудеснѣйшіе розаны бѣлые и розовые.