Ранние годы моей жизни (Фет)/1893 (ДО)/57
| ← Глава LVI | Ранніе годы моей жизни — Глава LVII | Глава LVIII → |
| Источникъ: Аѳанасій Аѳанасьевичъ Фетъ. Ранніе годы моей жизни. — Москва: Товарищество типографіи А. И. Мамонтова, 1893. — С. 462—467. |
Весною во время полковаго сбора въ воскресный день Крюднеръ съ поручикомъ Головнею были на охотѣ. Утомившись они прилегли, чтобы подкрѣпиться приготовленною въ ягдташахъ закуской. При этомъ Крюднеръ какъ-то неудачно потянулъ къ себѣ лежащее съ нимъ рядомъ ружье. Курокъ незамѣтно взвился и раздавшимся нежданно выстрѣломъ Крюднеру прорвало носокъ болотнаго сапога и раздробило большой палецъ на ногѣ. Не знаю, по какому случаю, вмѣсто того, чтобы попасть на свою квартиру, онъ попалъ въ домъ кн. Щербатова, гдѣ и пролежалъ до выздоровленія послѣ операціи.
— Ну, да и крѣпышъ нашъ капитанъ! говорилъ Рапъ про Крюднера: цѣлый мѣсяцъ слуга Щербатова проходили за нимъ, какъ за роднымъ отцомъ, а онъ и конѣйки ему не далъ за труды.
Отпросившійся во время возвращенія полка въ Крыловъ Кащенко, женившись въ Елизаветградкѣ на моей кумѣ, занялъ бывшую, сравнительно прекрасную, квартиру Небольсина, гдѣ по вечерамъ офицеры играли въ карты и ужинали. Приходилъ играть и Карлъ Ѳед. А такъ какъ мнѣ эта премудрость положительно не далась, и я во всю жизнь ни разу не сидѣлъ за серьезною картежною игрою, то присталъ къ дамской партіи, гдѣ по причинѣ микроскопической игры, я могъ безнаказанно, какъ говорится, плести лапти.
Крѣпостной слуга мой, кромѣ небольшаго получаемаго отъ меня жалованья, на гулянкахъ зарабатывалъ порядочныя деньги изготовленіемъ папиросъ, въ томъ числѣ и для полковника. Кромѣ того онъ набилъ руку отчищать и бѣлить кирасирскіе мундиры и выворачивалъ такъ старые эполеты, что они являлись совершенно новыми.
Такъ какъ я, за исключеніемъ чаю и кофею, обѣдая у полковника, никакихъ продовольственныхъ расходовъ не велъ, то не имѣлъ даже случая заподозрить Юдашку въ недобросовѣстности.
Однажды, когда я сидѣлъ у Кащенокъ за дамскимъ столомъ, человѣкъ доложилъ мнѣ о приходѣ моего слуги. Выхожу въ переднюю и вижу блѣднаго какъ полотно Юдашку.
— У насъ несчастье, сказалъ онъ дрожащимъ голосомъ, съ улицы вырѣзали стекло въ вашей спальнѣ и украли шкатулку.
Такъ какъ шкатулка стояла на столѣ, то явно, что кража произведена была вдвоемъ, причемъ одинъ, просунувъ руку, отодвинули задвижку рамы и влѣзши въ комнату подалъ шкатулку на улицу другому. Къ счастію, денегъ было въ шкатулкѣ рублей 40. Но самое обидное было для меня то, что съ нею пропало прекрасное брилліантовое кольцо, подарокъ матери. Для избѣжанія новыхъ вторженій въ спальню, я приказалъ въ мастерской сдѣлать внутреннія створчатыя ставни на обоихъ окнахъ, по закрытіи которыхъ я спалъ въ темнотѣ. Люди спали отъ меня на другой половинѣ за капитальной каменной стѣною, и поэтому во избѣжаніе всякихъ враждебныхъ попытокъ я клалъ подъ подушку заряженный пистолетъ.
Несмотря на благосклонный вѣтеръ, подувшій въ городскомъ саду въ мои паруса, по совершенно случайной иниціативѣ кн. Щербатова, я не имѣлъ еще никакихъ данныхъ для безопаснаго плаванія среди враждебныхъ шкеръ. Измѣнилось мнѣніе Ревеліоти, но кто могъ поручиться за какого нибудь безалабернаго Витю Кудушева?
Было майское полнолуніе, и ночной холодъ заставилъ меня закрыть ноги чернымъ калмыцкимъ тулупомъ, служившимъ мнѣ иногда вмѣсто халата. Вдругъ около полуночи слышу шумъ двери въ библіотекѣ и громкій, хотя и сиплый зовъ Кудушева; „Фетъ! Фетъ!“
Съ просонокъ я инстинктивно сунулъ было руку подъ подушку, но окончательно очнувшись крикнулъ идущему въ спальню: „что такое?“
— Одѣвайтесь скорѣй, сказалъ тотъ же голосъ: Ревеліоти очень дурно, онъ умираетъ; докторъ бросилъ ему кровь, но кровь не пошла. Мы потеряли голову, и меня послали за вами.
Надѣвши туфли, тулупъ и фуражку, я бѣгомъ пустился по крайней мѣрѣ за 200 саж. до квартиры Ревеліоти.
Войдя въ калитку и видя со двора освѣщенныя окна, я на ходу спросилъ: „какія это тѣни мелькаютъ за окнами?“
— Это люди, потерявшіе голову, суются взадъ и впередъ, отвѣчалъ Витя.
Я торопливо вбѣжалъ по деревяннымъ ступенямъ крыльца.
— Да тутъ ромомъ пахнетъ! воскликнулъ я, отворяя дверь въ переднюю.
— И превосходная жженка, прибавилъ Витя, съ хохотомъ, толкая меня изъ передней въ столовую.
Въ комнатѣ, напитанной винными испареніями, за столомъ сидѣла вся молодежь.
— А вотъ и способъ догнать насъ, сказалъ Ревеліоти, подавая съ полки шкафа припасенную для меня громадную кружку жженки, которую я залпомъ выпилъ при общемъ одобреніи.
— Ваше здоровье, господа, сказалъ я, озираясь вокругъ съ легкимъ поклономъ.
— Господа, воскликнулъ Вейнбергъ, подымая указательный палецъ правой руки: да будетъ тому стыдно, кто хотя бы малѣйшимъ намекомъ смутитъ нашъ вечеръ.
— Да будетъ тому стыдно, подтвердило все общество, и я въ ту же минуту почувствовалъ себя вполнѣ свободнымъ человѣкомъ въ кругу товарищей.
И понынѣ не могу забыть великодушнаго порыва Вейнберга, подтвердившаго истину, что среди самыхъ непохвалъныхъ наклонностей человѣка, въ душѣ его могутъ таиться перлы, какихъ не найдется въ душѣ самаго строго нравственнаго человѣка. Это отчасти и понятно, такъ какъ всякій хорошій или дурной порывъ представляетъ самобытную дѣятельность, тогда какъ безупречность — условіе только отрицательное.
По мѣрѣ хода полковаго кампамента приближался и срокъ 6-ти мѣсячной выслуги московскихъ студентовъ: Щербатова, Капниста и Чичерина для производства въ офицеры.
Къ этому времени Бюлеръ готовилъ подъ сѣдло Щербатова на нашей парадирской конюшнѣ мастерскими руками берейтора Лупала великолѣпнаго жеребца, несмотря на лютую злость и капризы лошади. Весь полкъ любовался дивнымъ конемъ, послушно шедшимъ подъ желѣзною рукой и шемпелями Лупала въ замкѣ полка, гдѣ предназначалось ѣхать на немъ кн. Щербатову. Но увы! надежды полковника не осуществились. На второмъ же церемоніальномъ маршѣ красавица лошадь пошла бочить подъ княземъ и наконецъ, обернувшись направо кругомъ, пошла задомъ за полкомъ.
Иногда милые остзейцы, Майдель и Кошкуль приходили ко мнѣ въ свободную минуту выпить чаю или кофе. И насколько Кошкуль прималчивалъ, настолько Майдель былъ игриво рѣчистъ. Не безъ ироніи разсказывалъ онъ о напутственныхъ рѣчахъ своей тетушки, безцеремонно обзывавшей всю молодежь, поступающую на военную службу, „пушечнымъ мясомъ“ (Kanonenfutter).
Повторяя за мною титулы военныхъ чиновъ, начиная съ выс—пр—а, до бл—дія, Майдель вдругъ спросилъ меня: „что же мы-то, юнкера, послѣ этого? Не высокоблагородіе и не благородіе, а только стало быть „родіе“.
Прибылъ наконецъ и начальникъ дивизіи, баронъ Фитингофъ, на полковой кампаментъ и тотчасъ же приступилъ къ инспекторскому смотру лошадей на выводкѣ по годамъ.
Поставили для начальства стулья и столикъ, къ которому явился и я съ книгою полковыхъ описей.
— Полковникъ, вы довольны вашимъ исправляющимъ должность адъютанта? спросилъ Фитингофъ.
— Доволенъ, ваше превосходительство, былъ отвѣтъ, и такъ какъ онъ произведенъ въ поручики, то прошу ваше превосходительство объ утвержденіи его въ должности.
Чтобы не сомнѣваться въ годѣ поступленія лошади на службу, каждый годъ ремонтъ назывался со слѣдующей буквы алфавита противъ прошлогодняго.
Названіе девяноста лошадей на одну и ту же букву дѣло далеко не легкое. А такъ какъ проводили лошадей большею частію взводные унтеръ-офицеры и вообще люди полированные, то поравнявшись съ лошадью противъ начальника дивизіи, каждый считалъ долгомъ отчетливо произнести имя лошади, прибавляя: „ваше превосходительство“.
Одинъ кричитъ: „Дудакъ, ваше пр—о“, другой кричитъ: „кобыла Душка, ваше пр—о“ и наконецъ: „конь Дурень, ваше пр—во“.
Надо было принять мѣры, чтобы люди, по желанію начальника дивизіи, не прибавляли словъ: ваше пр—о.
— Ваше пр—о, вполголоса сказалъ Карлъ Ѳед., наклоняясь къ генералу: разрѣшите адъютанту исправить въ описи имя коня Гротусъ: таково имя вашего адъютанта, и не совсѣмъ ловко будетъ, если въ присутствіи его поведутъ лошадь на поводу и выкрикнуть: Гротусъ.
— Вы можете исправить это имя въ описи по желанію, сказалъ генералъ, но я тутъ обиднаго ничего не вижу, и быдъ бы радъ, есди бы хорошая лошадь называлась Фитингофъ.
Не одно начальство испытало на этотъ разъ нѣкоторую неловкость отъ оглашенія конской описи, на которую я, недавно вступивъ въ должность, не обратилъ надлежащаго вниманія и предоставилъ своему геніальному старшему писарю Бѣликову сочинить на цѣлый ремонтъ именъ на букву ж. Задавшись работой, онъ нашелъ въ ней случай блеснуть свѣдѣніями по части иностранныхъ языковъ и преимущественно французскаго. Кромѣ нѣсколько загадочнаго Жабоклицъ, появились очевидно французскіе: Жентабль, Жевуземъ, Жевузадоръ и другіе, которыхъ не припомню. Къ сожалѣнію унтеръ-офицеръ каждый разъ порочилъ коня, выговаривая Живозадеръ вмѣсто Жевузадоръ.
Не знаю какъ на другихъ, но на меня стараніе споспѣшествовать удачнымъ движеніямъ полка на линейныхъ ученіяхъ въ качествѣ адъютанта и при этомъ возможно быстрая скачка производили, въ особенности въ первое время, одуряющее дѣйствіе. При сосредоточенности вниманія на единственной цѣли я способенъ былъ на выходки, отъ которыхъ впослѣдствіи приходилось краснѣть. Такъ, помню, на полковомъ линейномъ ученіи, когда я почему то отсталъ отъ ушедшаго вдаль полка, мимо меня пролетѣлъ Карлъ Ѳед. по направленію къ начальнику дивизіи безъ праваго эполета, выскочившаго изъ подъ кираса. Мнѣ вдругъ пламенно захотѣлось сыскать потерянный эполетъ и, нагнавъ барона, исправить изъянъ. Но въ минуту, когда я самъ летѣлъ во весь опоръ, П. П. Пущинъ умѣреннымъ галопомъ пересѣкалъ мой путь, и я инстинктивно среди степи крикнулъ ему: „ваше пр—о, не видали ли вы эполета полковника“?
До сихъ поръ стыдно мнѣ этого вопроса, на который добродушный Пущинъ отвѣчалъ: „не видалъ“.
Но вотъ кончился кампаментъ, и вновь произведенные Щербатовъ, Капнистъ и Чичеринъ отпросились въ отпускъ, изъ котораго и не вернулись, занявши мѣста личныхъ адъютантовъ. Эскадроны разошлись по постояннымъ квартирамъ, и штабная жизнь вошла въ тихую однообразную колею.