— А вотъ и способъ догнать насъ, сказалъ Ревеліоти, подавая съ полки шкафа припасенную для меня громадную кружку жженки, которую я залпомъ выпилъ при общемъ одобреніи.
— Ваше здоровье, господа, сказалъ я, озираясь вокругъ съ легкимъ поклономъ.
— Господа, воскликнулъ Вейнбергъ, подымая указательный палецъ правой руки: да будетъ тому стыдно, кто хотя бы малѣйшимъ намекомъ смутитъ нашъ вечеръ.
— Да будетъ тому стыдно, подтвердило все общество, и я въ ту же минуту почувствовалъ себя вполнѣ свободнымъ человѣкомъ въ кругу товарищей.
И понынѣ не могу забыть великодушнаго порыва Вейнберга, подтвердившаго истину, что среди самыхъ непохвалъныхъ наклонностей человѣка, въ душѣ его могутъ таиться перлы, какихъ не найдется въ душѣ самаго строго нравственнаго человѣка. Это отчасти и понятно, такъ какъ всякій хорошій или дурной порывъ представляетъ самобытную дѣятельность, тогда какъ безупречность — условіе только отрицательное.
По мѣрѣ хода полковаго кампамента приближался и срокъ 6-ти мѣсячной выслуги московскихъ студентовъ: Щербатова, Капниста и Чичерина для производства въ офицеры.
Къ этому времени Бюлеръ готовилъ подъ сѣдло Щербатова на нашей парадирской конюшнѣ мастерскими руками берейтора Лупала великолѣпнаго жеребца, несмотря на лютую злость и капризы лошади. Весь полкъ любовался дивнымъ конемъ, послушно шедшимъ подъ желѣзною рукой и шемпелями Лупала въ замкѣ полка, гдѣ предназначалось ѣхать на немъ кн. Щербатову. Но увы! надежды полковника не осуществились. На второмъ же церемоніальномъ маршѣ красавица лошадь пошла бочить подъ княземъ и наконецъ, обернувшись направо кругомъ, пошла задомъ за полкомъ.
Иногда милые остзейцы, Майдель и Кошкуль приходили ко мнѣ въ свободную минуту выпить чаю или кофе. И насколько Кошкуль прималчивалъ, настолько Майдель былъ игриво рѣчистъ. Не безъ ироніи разсказывалъ онъ о напутственныхъ рѣчахъ своей тетушки, безцеремонно обзывавшей
