Ранние годы моей жизни (Фет)/1893 (ДО)/44
| ← Глава XLIII | Ранніе годы моей жизни — Глава XLIV | Глава XLV → |
| Источникъ: Аѳанасій Аѳанасьевичъ Фетъ. Ранніе годы моей жизни. — Москва: Товарищество типографіи А. И. Мамонтова, 1893. — С. 364—370. |
Между тѣмъ въ штабѣ получено было увѣдомленіе о предстоящемъ въ сентябрѣ царскомъ смотрѣ, и все закипѣло различными мѣропріятіями. Стали очищать домъ, занимаемый корпуснымъ командиромъ и устраивать его въ качествѣ дворца. Пожаловалъ и инспекторъ резервной кавалеріи А. П. Никитинъ, котораго всѣ чрезвычайно боялись за его безцеремонныя замѣчанія. Заботясь о благоустройствѣ поселеній, онъ приказалъ снять общій ихъ планъ и, вставивъ въ рамку, помѣстить въ царской гостиной вмѣсто повѣшаннаго тамъ распорядителемъ гусарскимъ корнетомъ Цеге - фонъ Мантейфелемъ портрета Государя.
— А портретъ то этотъ, сказалъ Никитинъ, помѣстить въ царскую спальню.
Когда на другой день Никитинъ снова пошелъ осматривать дворецъ, то нашелъ царскій портретъ снова въ гостиной.
— О, вотъ какъ! воскликнулъ старикъ, обращаясь къ слѣдовавшему за нимъ сторожу: — кто это приказалъ повѣсить сюда портретъ?
— Корнетъ изволили приказать.
Въ эту минуту Цеге вошелъ въ комнату. Надо сказать, что съ войны 12 года, когда Никитинъ былъ уже полковникомъ и батарейнымъ командиромъ, онъ терпѣть не могъ французовъ, и никто при немъ не осмѣливался говорить на этомъ языкѣ, не рискуя услыхать, не взирая ни на какой чинъ: „я тебя, батюшка, изъ службы вышвырну“.
— Это ты, батюшка, приказалъ повѣсить портретъ царскій сюда, а мой планъ въ спальню?
— Точно такъ, ваше в—пр—о; здѣсь царскій портретъ украшаетъ гостиную, а тамъ государю въ тишинѣ удобнѣе разсмотрѣть планъ.
— О, вотъ ты какой! Ужь ты не изъ бонжуровъ ли?
— Изъ гутенморгеновъ, ваше в—пр—о.
— Ну, ну, пускай ужь будетъ по твоему.
— Вы хорошо знакомы, сказалъ мнѣ начальникъ штаба, съ Александрійскими помѣщиками, а потому поѣзжайте туда и помогите нашему театральному предпріятію. По поводу царскаго смотра мы пригласили изъ Яссъ французскую труппу во вновь отстроенный на ярморочной площади театръ. Но французы требуютъ впередъ значительнаго задатка; такъ предложите вашимъ знакомымъ подписаться на мѣста въ ложахъ и креслахъ по желанію. Абонементныя цѣны за десять представленій мы опредѣлили 25 руб. за кресло и 120 руб. за ложи.
Какъ ни неопытенъ былъ я въ мірскихъ дѣлахъ, но смутно предчувствовалъ, что буду для Александрійскихъ помѣщиковъ самымъ непріятнымъ гостемъ. Зная, что на службѣ отговорокъ нѣтъ, я захватилъ свой бритвенный приборъ, праздничную форму (оберрокъ), открытый листъ на взиманіе волостныхъ лошадей и отправился въ путь. Разумѣется, я прямо отправился въ милую Березовку къ Бржесскимъ, не столько съ цѣлью внести ихъ въ свой списокъ, сколько попросить совѣта насчетъ циркулярнаго посѣщенія помѣщиковъ, съ которыми даже и не былъ знакомъ.
Предчувствіе меня не обмануло. Даже милые Бржесскіе сказали, что въ настоящее время до хлѣбной уборки денегъ ни у кого нѣтъ, а что сами они въ сентябрѣ собираются въ Крымъ, и въ Елизаветградѣ быть не разсчитываютъ. Затѣмъ около недѣли пришлось мнѣ разыгрывать роль Чичикова поневолѣ и, воздерживаясь отъ описанія болѣе или менѣе неудачныхъ попытокъ, остановлюсь для примѣра на одномъ моемъ посѣщеніи.
О великолѣпной каменной усадьбѣ селенія „Таловой балки“, черезъ которую мнѣ и раньше не разъ приходилось проѣзжать, я имѣлъ весьма смутное понятіе. Но на этотъ разъ, узнавши, что холостой сынъ владѣлицы этого огромнаго имѣнія проживаетъ не въ домѣ, а въ отдѣльномъ флигелѣ, тогда какъ сама владѣлица госпожа Чумпалова живетъ въ домѣ, я предпочелъ остановиться у флигеля. Я изумился немало, когда въ комнату, служившую, повидимому, и кабинетомъ и пріемной, изъ внутреннихъ покоевъ вышелъ человѣкъ болѣе сѣдой, чѣмъ темнорусый, хотя я ожидалъ видѣть паныча (барчука), какъ всѣ называли его, начиная съ матери. Когда я объяснилъ поводъ моего посѣщенія, панычъ съ величайшей любезностью обѣщался позднѣе сказать свое послѣднее слово и тотчасъ же перевелъ разговоръ на всевозможные другіе предметы. Настаивать на этомъ послѣднемъ словѣ мнѣ не было разсчета, а панычу было что вспомнить, такъ какъ онъ въ 14 и 15 годахъ два раза пѣшкомъ сходилъ въ Парижъ и обратно. Неудивительно, что въ данную минуту панычу было подъ 60 лѣтъ, хотя мать продолжала на него смотрѣть, какъ на несовершеннолѣтняго и управляла сама всѣмъ имѣніемъ.
Вотъ эта то оригинальная хозяйка, гноившая изъ году въ годъ громадные запасы хлѣба, говорила Бржесскому, что хлѣба продавать нельзя.
Панычъ дотого тянулъ время своими воспоминаніями, что я начиналъ терять терпѣніе и хотѣлъ раскланяться, какъ вошелъ сѣдой старикъ, очевидно дворецкій, со словами, что ея пр—о проситъ пожаловать откушать. Панычъ тотчасъ же засуетился, и мы по жарѣ отправились къ крыльцу громаднаго двухъэтажнаго дома. Ни у кого изъ сосѣднихъ помѣщиковъ не было комнатъ такихъ большихъ размѣровъ, въ которыхъ, начиная съ паркета и кончая громадными дверями и зеркальными рамами, все было, очевидно, превосходной домашней работы. Въ просторной гостиной, однако, гдѣ панычъ представилъ меня своей матери, на блестящихъ подзеркальникахъ возвышались тяжелые канделябры временъ Имперіи съ заправленными крупными свѣчами.
Вотъ, подумалъ я, что значитъ быть владѣтельницей большихъ пасѣкъ, вѣрно эти восковыя свѣчи домашняго производства. Сѣдая генеральша, къ изумленію моему, оказалась еще совершенно бодрой старухой, что давало ей нѣкоторое право считать 60-ти лѣтняго сына панычемъ.
Но удивительно, откуда она могла набрать пару сидящихъ по сторонамъ ея компаніонокъ, которымъ за старостію лѣтъ года опредѣлить было трудно. Обѣ онѣ, на подобіе своей покровительницы, пользовались здоровой полнотой, но обѣ были горбаты спереди и сзади, и у одной вдобавокъ голова была искривлена налѣво, и лѣвый глазъ значительно, ниже праваго.
Когда дворецкій попросилъ кушать въ столовую, я нарочно пріотсталъ и, проходя мимо канделябра, слегка коснулся свѣчи. Она оказалась сальною.
Послѣ кофею генеральша сказала: „не прогуляться ли намъ?“ Хотя это являлось для меня новой задержкой, отказаться было неловко, и мы впятеромъ вышли на прогулку, когда солнце начало смирять зной лучей своихъ. Такъ какъ, если не ошибаюсь, сада, прилегающаго къ усадьбѣ, не было, то мы отправились на огородъ, и пошли между грядами огурцовъ. Я сталъ окончательно падать духомъ. Чѣмъ это кончится? думалъ я: вотъ я въ оберрокѣ со старухами на огородѣ. А дадутъ ли мнѣ денегъ за мои страданія — неизвѣстно. Наконецъ раскланявшись съ дамами, я пошелъ съ панычемъ во флигель, чтобы заказать своихъ лошадей. При прощаніи панычъ объявилъ мнѣ, что матушка никогда не выѣзжаетъ изъ усадьбы, и что ложа была бы для нея безполезна, а онъ желаетъ подписаться на кресло и затѣмъ вручилъ мнѣ 25 рублей.
Не входя въ дальнѣйшее описаніе моего странствія, съ ужасомъ припоминаю, что приходилось ежедневно брить лицо, болѣзненно нажженное чуть не отвѣсными лучами солнца, и въ результатѣ около 300 руб. привезенныхъ мною начальнику штаба.
Еще задолго до первыхъ чиселъ сентября стало сбираться все, что содѣйствовало многолюдности и блеску царскаго смотра. Кромѣ двухъ кирасирскихъ дивизій и нѣсколько легкой кавалеріи, за городомъ лагеремъ остановился весь шестой корпусъ, пришедшій съ Кавказа и помнится дивизія четвертаго. Все, что только въ городѣ оставалось незанятымъ офицерами, было переполнено пріѣзжими помѣщиками.
На другой половинѣ флигеля, въ которомъ я занималъ переднія двѣ комнаты, помѣщался ротный командиръ шестаго корпуса со своимъ офицеромъ. Они оказались весьма любезными и веселыми людьми, но черезчуръ неугомонными. Такъ какъ квартира ихъ отдѣлялась отъ моей спальни только запертою дверью, то въ видахъ ночнаго спокойствія я заложилъ дверь отъ себя тюфякомъ изъ сѣна. Но и это не помогало. Энергическій и стройный брюнетъ кавказецъ, пояснивши, что на Кавказѣ служба считается годъ за два, прибавлялъ, а двѣ рюмочки одна, и обратилъ эту фразу въ любимую поговорку. Испытавъ безуспѣшность обращеннаго ко мнѣ приглашенія придти къ нимъ и послѣдовать за ними на Кавказъ, онъ не упускалъ случая извѣщать меня о своихъ подвигахъ. Бывало, придешь утомленный со службы и только что около полуночи приляжешь на постель, какъ раздается троекратный стукъ въ дверь за моей головой.
— Сосѣдъ, а сосѣдъ, на Кавказѣ годъ за два, а двѣ рюмочки одна.
— Знаю, знаю, отвѣчалъ я.
— А вы не придете?
— Нѣтъ не приду, спать пора.
— А я сейчасъ основательно сдѣлаю годъ за два.
Однажды вернувшись изъ штаба домой, я былъ изумленъ, увидавши въ передней развѣшанныя женскія платья.
— Что это? вполголоса спросилъ я слугу.
— Это Алексѣй Ѳедоровичъ и Александра Львовна Бржесскіе остановились у насъ съ горничной, кушали чай, а теперь барыня у васъ въ спальной одѣвается.
Въ небольшой моей столовой Бржесскій принялъ меня въ объятія, объясняя, что поставилъ на время къ намъ на дворъ свою карету, а человѣка отправилъ искать при помощи жидка комиссіонера свободной квартирки на время настоящаго наплыва.
— Покуда вы видите, мы пріютились у васъ, но къ завтрему необходима квартира, такъ какъ пріѣдетъ Саничкина maman.
Хотя я бралъ обѣдъ у хозяйки, тѣмъ не менѣе намъ со слугою удалось весьма сносно накормить нашихъ гостей.
На радости выпили Клико.
На другой день я нашелъ у себя на столѣ великолѣпный букетъ изъ прекрасныхъ гвоздикъ и ноты романса, который мнѣ такъ понравился, когда Бржесскіе пѣли его въ два голоса. На вопросъ, откуда это? — слуга отвѣчалъ: „отъ А. Л. Бржесской“. На любезный подарокъ я отвѣчалъ небольшимъ стихотвореніемъ. Тогда я даже не спросилъ себя, откуда въ этой толкотнѣ и пыли взялись великолѣпные свѣжіе цвѣты и только теперь черезъ 45 лѣтъ я соображаю, что ихъ привезла пріехавшая изъ своей прекрасной деревни мать Бржесской Добровольская.
Единовременно съ Бржесскими появился весь сонмъ замѣчательныхъ по своей красотѣ дамъ Александрійскаго уѣзда. Прибыла и прекрасная французская труппа изъ Яссъ и кромѣ того начались представленія русской труппы, въ которой въ трагическихъ роляхъ выдавался замѣчательнымъ талантомъ Полтавцевъ, а жена его привлекала на сценѣ своею красивой наружностью.
Чтобы придать эстетическому кругу особый блескъ, пріехѣлъ и гремѣвшій тогда въ Европе любимецъ Жоржъ Зандъ Францъ Листъ и остановился у полковника Османа. Тутъ, кажется, по ночамъ онъ проигрывалъ гораздо больше того, что днемъ выручалъ за свои концерты.
Трудно описать энтузіазмъ, который онъ производилъ и своею игрою и своей артистической головой съ бѣлокурыми, зачесанными назадъ волосами. Впослѣдствіи Османъ разсказывалъ: „сидитъ, сидитъ да и пуститъ лѣвой или правой рукой по всей клавіатурѣ“.
Вечеромъ на балахъ собранія съѣздъ бывалъ громадный.
Кромѣ обычной офицерской гостинницы у еврейки m-me Симки, пригласившей повара отъ Лопухина, и услаждавшей посѣтителей кромѣ хорошаго вина и прекраснымъ органомъ, на той же главной улицѣ открылся и французскій ресторанъ. Какъ нарочно, къ этому времени умерла во Франціи мать знакомаго намъ уже жандармскаго капитана Шедевра и оставила ему наслѣдство въ видѣ нѣсколькихъ десятковъ, а быть можетъ и сотенъ ящиковъ шампанскаго. Получивши черезъ Одессу свое наслѣдство, Шедевръ не забывалъ угощать себя и своихъ пріятелей, а намъ продавалъ вино ящиками по полтора рубля за бутылку. Мы съ Бржесскимъ не упустили воспользоваться этимъ, и купивши пополамъ ящикъ, раздѣлили его поровну; такъ что бывало онъ зайдетъ ко мнѣ распить бутылочку, а затѣмъ съ тою же цѣлью отправлялся я къ нему.
Однажды, когда идя съ Бржесскимъ по улицѣ, мы встрѣтили проѣзжавшаго въ коляскѣ Дм. Ероф., послѣдній остановилъ экипажъ, чтобы сказать нѣсколько словъ Алексѣю Ѳедоровичу. Конечно, я сдѣлалъ фронтъ, взявшись подъ козырекъ своей вицъ-каски, побаиваясь, чтобы генералъ не замѣтилъ, что я выпивши. Но никакъ не могъ понять, почему онъ, вопреки обычной своей любезности, не обратилъ на меня никакого вниманія. Только когда коляска отъѣхала, я съ ужасомъ замѣтилъ, что подъ вліяніемъ шампанскаго забылъ у Бржесскихъ свой палашъ.
Замѣтивъ неисправность, добрѣйшій Дм. Ероф. предпочелъ не замѣчать меня вовсе.
Съ высочайшаго пріѣзда и прибытія блестящей свиты, красавица Александра Львовна была постоянно окружена флигель-адъютантами и свитскими генералами. Такъ какъ отличаемые ею адъютанты были конногвардейцы, то она, приведя изъ деревни купленнаго у бывшаго командира конногвардейскаго полка, нынѣйшняго начальника дивизіи Ант. Ант. Эссена, воронаго красавца Канута, украшала свою прелестную головку на прогулкахъ верхомъ конногвардейскою фуражкой. Моду эту переняли у нея и другія красавицы, отмѣчая бѣлую фуражку, согласно избранному кирасирскому полку, чернымъ, голубымъ, зеленымъ или темносинимъ околышемъ.
Какія это были прелестныя фуражки и еще болѣе прелестныя головки!
Раза съ два пришлось и мнѣ въ видѣ ширмы галопировать за Канутомъ на своемъ Елизаветградѣ.