Сибирскій характеръ мѣстности, съ ея горами, лѣсами и обильнымъ орошеніемъ оканчивается возлѣ Урги и отсюда къ югу является уже чисто монгольская природа. Черезъ день пути, путешественникъ встрѣчаетъ совсѣмъ иную обстановку. Безграничная степь, то слегка волнистая, то прорѣзанная грядами скалистыхъ холмовъ, убѣгаетъ въ синѣющую, неясную даль горизонта и нигдѣ не нарушаетъ своего однообразнаго характера. То тамъ, то здѣсь пасутся многочисленныя стада, принадлежащія монголамъ, юрты которыхъ встрѣчаются довольно часто, особенно вблизи дороги. Послѣдняя такъ хороша, что по ней можно удобно ѣхать даже въ тарантасѣ. Собственно Гоби ешо накачалась и переходомъ къ ней служитъ описываемая степная полоса, съ почвою глинисто-песчаною, покрытою прекрасною травой. Эта полоса тянется отъ Урги къ юго-западу, по КалганскоЙ дорогѣ верстъ на двѣсти и затѣмъ, незамѣтно, переходитъ въ безплодныя равнины собственной Гоби.
Впрочемъ, и въ этой послѣдней мѣстность носитъ болѣе волнистый, нежели равнинный характеръ, хотя совершенно гладкія площади разстилаются иногда на цѣлые десятки верстъ. Подобныя мѣста попадаются около средины Гоби, тогда какъ въ сѣверной и южной ея части встрѣчается довольно много невысокихъ горъ или правильнѣе холмовъ, стоящихъ то отдѣльными островками, то вытянувшихся въ продольные хребты. Эти горы возвышаются лишь на нѣсколько футъ надъ окрестными равнинами и изобилуютъ голыми скалами. Ихъ ущелья и долины всегда затянуты сухими руслами потоковъ, въ которыхъ вода бываетъ только во время сильнаго дождя, да и то лишь нѣсколько часовъ. По такимъ сухимъ русламъ расположены колодцы, доставляющіе воду мѣстному населенію. Текучей воды не встрѣчается нигдѣ на всемъ протяженіи отъ р. Толы до окраины собственнаго Китая, т.‑е. почти на 900 верстъ. Только лѣтомъ во время дождей здѣсь образуются на глинистыхъ площадяхъ временныя озера, которыя затѣмъ высыхаютъ въ періодъ жаровъ.
Почва въ собственной Гоби состоитъ изъ крупно-зернистаго красноватаго гравія и мелкой гальки, къ которой примѣшаны различные камни, какъ, наприм., иногда агаты.
Мѣстами встрѣчаются полосы желтаго сыпучаго песку, впрочемъ, далеко не столь обширныя, какъ въ южной части той же самой пустыни.
Подобная почва, конечно, не способна производить хорошую растительность, а потому Гоби очень бѣдна даже травою. Правда, по Калганской дорогѣ совершенно оголенныя пространства встрѣчаются довольно рѣдко, но зато вездѣ трава достигаетъ едва фута вышины и почти не прикрываетъ красновато-сѣраго грунта. Только иногда, въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ глина смѣняетъ гравій, или по горнымъ долинамъ, гдѣ лѣтняя влага болѣе задерживается почвой, является злакъ, называемый монголами дырису, растущій всегда кустами отъ 4—5 ф. вышиною и твердый какъ проволока. Здѣсь же иногда пріютится какой-нибудь одинокій цвѣтокъ, а если почва солонцевата, появляется бударгана, любимый кормъ верблюдовъ. Во всѣхъ другихъ мѣстахъ лукъ, мелкая полынь, нѣсколько другихъ сложноцвѣтныхъ и злаковъ составляютъ преобладающую растительность пустыни. Деревьевъ и кустарниковъ нѣтъ вовсе, да и возможно ли имъ развеваться, когда, помимо всѣхъ другихъ неблогопріятныхъ физическихъ условій, зимніе и весенніе вѣтры бушуютъ здѣсь, изо дня въ день, съ такою силой, что даже вырываютъ съ корнемъ низкорослую полынь и, скручивая ее въ большіе снопы, катаютъ ихъ по пустыннымъ равнинамъ.
Населеніе въ собственной Гоби попадается несравненно рѣже, чѣмъ въ предшествовавшей ей степной полосѣ. Дѣйствительно, развѣ только монголъ, да его вѣчный спутникъ-верблюдъ могутъ свободно обитать въ этихъ мѣстностяхъ, лишенныхъ воды и лѣса, накаляемыхъ лѣтомъ до тропической жары, а зимою охлаждающихся чуть не до полярной стужи.
Вообще Гоби своей пустынностью и однообразіемъ производитъ на путешественника тяжелое, подавляющее впечатлѣніе. По цѣлымъ недѣлямъ сряду предъ его глазами являются одни и тѣ же образы: то неоглядныя равнины, отливающія (зимой) желтоватымъ цвѣтомъ изсохшей прошлогодней травы, то черноватыя, изборожденныя гряды скалъ, то пологіе холмы, на вершинѣ которыхъ иногда рисуется силуэтъ быстроногаго дзерена. Мѣрно шагаютъ тяжело навьюченные верблюды, идутъ десятки, сотни верстъ, но степь не измѣняетъ своего характера, а остается Попрежнему угрюмой и непривѣтливой… Закатится солнце, ляжетъ темный пологъ ночи, безоблачное небо заискрится милліонами звѣздъ и караванъ, пройдя еще немного, останавливается на ночевку. Радуются верблюды, освободившись изъ-подъ тяжелыхъ вьюковъ и тотчасъ же улягутся вокругъ палатки погонщиковъ, которые, тѣмъ временемъ, жарятъ свой неприхотливый ужинъ. Прошелъ еще часъ, заснули люди и животныя, и кругомъ опять воцарилась мертвая тишина пустыни, какъ будто въ ней вовсе нѣтъ живого существа… Поперекъ всей Гоби, изъ Урги въ Калганъ, кромѣ почтоваго тракта, содержимаго монголами, существуетъ еще нѣсколько караванныхъ путей, гдѣ обыкновенно слѣдуютъ караваны съ чаемъ. На почтовомъ трактѣ, чрезъ извѣстное разстояніе, выкопаны колодцы и поставлены юрты, замѣняющія наши станціи; по караванному же пути монгольскія стойбища сообразуются съ качествомъ и количествомъ подножнаго корма. Впрочемъ, на такіе пути прикочевываетъ лишь обыкновенно бѣдное населеніе, зарабатывающее отъ проходящихъ каравановъ то милостынею, то пастьбою верблюдовъ, то продажею скотскаго сушенаго помета, такъ называемаго аргала. Послѣдній имѣетъ громадную цѣнность какъ въ домашнемъ быту номада, такъ и для путешественника, потому что составляетъ единственное топливо во всей Гоби.
Однообразно потянулись дни нашего путешествія. Направившись среднимъ караваннымъ путемъ, мы обыкновенно выходили въ полдень и шли до полуночи, такъ что дѣлали, среднимъ числомъ, ежедневно 40—50 верстъ. Днемъ мы съ товарищемъ шли большею частію пѣшкомъ впереди каравана и стрѣляли попадавшихся птицъ. Между послѣдними во̀роны вскорѣ сдѣлались нашими отъявленными врагами за свое нестерпимое нахальство. Еще вскорѣ послѣ выѣзда изъ Кяхты я замѣтилъ, что нѣсколько этихъ птицъ подлетали къ вьючнымъ верблюдамъ, шедшимъ позади нашей телѣги, садились на вьюкъ и затѣмъ что-то тащили въ клювѣ, улетая въ сторону. Подробное изслѣдованіе показало, что нахальныя птицы расклевали одинъ изъ мѣшковъ нашихъ съ провизіей и таскали оттуда сухари. Спрятавъ добычу въ сторонѣ, во̀роны снова являлись за поживою. Когда дѣло разьяснилось, то всѣ воры были перестрѣляны, но черезъ нѣсколько времени явились новые похитители и подверглись той же участи. Подобная исторія повторялась почти каждый день, во все время нашего переѣзда изъ Кяхты въ Калганъ.
Вообще нахальство во̀роновъ въ Монголіи превосходитъ всякое вѣроятіе. Эти, столь осторожныя у насъ птицы, здѣсь до того смѣлы, что воруютъ у монголовъ провизію чуть не изъ палатки. Мало того, они садятся на спины верблюдовъ, пущенныхъ пастись, и расклевываютъ имъ горбы. Глупое, трусливое животное только кричитъ во все горло,
_page133.jpg)
Дорога черезъ Гоби.
да плюетъ на своего мучителя, который, то взлетая, то снова опускаясь на спину верблюда, пробиваетъ сильнымъ клювомъ часто большую рану. Монголы, считающіе грѣхомъ убивать птицъ, не могутъ ничѣмъ отдѣлаться отъ во̀роновъ, которые всегда сопутствуютъ каждому каравану.
Положить что-либо съѣдобное внѣ палатки невозможно; оно тотчасъ же будетъ уворовано назойливыми птицами, которыя за неимѣніемъ лучшей поживы обдираютъ даже невыдѣланную шкуру на ящикахъ съ чаемъ.
Во̀роны, а лѣтомъ коршуны были нашими заклятыми врагами во все время экспедиціи. Сколько разъ они воровали у насъ даже препарированныя шкурки, не только что мясо, но за то и столько же сотъ этихъ птицъ поплатились жизнію за свое нецеремонное нахальство.
Изъ другихъ пернатыхъ въ Гоби намъ встрѣчались пустынники и монгольскіе жаворонки. Оба эти вида составляютъ характерную принадлежность Монголіи.
Изъ млекопитающихъ, свойственныхъ этой пустынѣ, можно назвать пока только два характерныхъ вида — пищуху и дзерена.
Пищуха, или, какъ монголы ее называютъ, Оготоно, принадлежитъ къ тому роду грызуновъ, который, по устройству своихъ зубовъ, считается близкимъ родственникомъ зайца. Самый звѣрекъ достигаетъ величины обыкновенной крысы и живетъ въ норахъ, выкапываемыхъ имъ въ землѣ. Мѣстомъ такого жительства пищухи выбираютъ исключительно луговыя степи, преимущественно всхолмленныя, а также долины въ горахъ Забайкалья и сѣверной окраины Монголіи. Въ безплодной пустынѣ этотъ звѣрекъ не встрѣчается, поэтому его нѣтъ вовсе въ средней и южной части Гоби.
Оготоно вообще замѣчательное животное. Норы свои эти звѣрьки устравваютъ обществомъ, такъ что гдѣ встрѣчается одна такая нора, тамъ, навѣрное, найдутся ихъ десятки, сотни, иногда даже тысячи. Зимой, въ сильные холода, оготоно не показывается изъ своихъ подземныхъ жилищъ; но лишь только холодъ немного спадетъ, онѣ вылѣзаютъ изъ норъ и, сидя у входа ихъ, грѣются на солнцѣ, или торопливо перебѣгаютъ изъ одной норы въ другую. Въ это время слышится ихъ голосъ, много похожій на пискъ обыкновенной мыши, только гораздо громче. У бѣднаго оготоно столько враговъ, что ему постоянно приходится быть на-сторожѣ. Ради этого, онъ часто только до половины высовывается изъ норы и держитъ голову кверху, чтобы не прозѣвать опасность. Лисицы, корсаки, волки, а всего болѣе сарычи, ястреба, соколы и даже орлы ежедневно уничтожаютъ безчисленное множество описываемыхъ пищухъ. Проворство крылатыхъ разбойниковъ на такихъ охотахъ изумительно. Я самъ много разъ видалъ, какъ сарычъ бросался сверху на оготоно такъ быстро, что звѣрокъ не успѣвалъ даже юркнуть въ свою нору. Однажды, на нашихъ глазахъ, подобную исторію продѣлалъ даже орелъ, бросившись на пищуху, сидѣвшую у входа въ нору, съ высоты, по крайней мѣрѣ, тридцати или сорока саженъ.
Сарычи до того исключительно питаются пищухами, что даже мѣста своей зимовки въ Гоби сообразуютъ, главнымъ образомъ, съ количествомъ описываемыхъ грызуновъ. При извѣстной плодливости этихъ послѣднихъ, только подобное истребленіе препятствуетъ ихъ чрезмѣрному размноженію.
Въ характерѣ пищухи сильно преобладаетъ любопытство. Завидя подходящаго человѣка или собаку, этотъ звѣрокъ подпускаетъ къ себѣ шаговъ на десять и затѣмъ мгновенно скрывается въ норѣ. Но любопытство беретъ верхъ надъ страхомъ. Черезъ нѣсколько минутъ, изъ той же самой норы, снова показывается головка звѣрька, и если предметъ страха удаляется, то оготоно тотчасъ же вылѣзаетъ и снова занимаетъ свое прежнее мѣсто.
Еще замѣчательность оготона, свойственная и нѣкоторымъ другимъ видамъ пищухъ, состоитъ въ томъ, что онѣ на зиму заготовляютъ себѣ запасы сѣна, которое складываютъ у входа въ воры. Сѣно это припасается звѣрьками обыкновенно въ концѣ лѣта, тщательно просушивается и складывается въ стожки, вѣсомъ отъ 4—5, а иногда даже до 10 фунтовъ. Такое сѣно служитъ пищухѣ какъ для подстилки логовища въ норѣ, такъ и для пищи зимою; но очень часто труды оготона пропадаютъ даромъ, — монгольскій скотъ поѣдаетъ его запасы. Въ такомъ случаѣ бѣдный звѣрекъ долженъ всю зиму пробиваться изсохшею травой, которую находитъ вблизи своей норы.
Замѣчательно, какъ долго оготонъ можетъ оставаться безъ воды. Положимъ, зимою онъ довольствуется кое-когда выпадающимъ снѣгомъ, а лѣтомъ дождемъ; за неимѣніемъ послѣдняго является роса, хотя, впрочемъ, довольно рѣдкая здѣсь. Но, спрашивается, что пьетъ оготоно въ теченіе всей весны и осени, когда водяныхъ осадковъ на монгольскомъ нагорьѣ часто не бываетъ по цѣлымъ мѣсяцамъ, а сухость воздуха достигаетъ крайнихъ предѣловъ.
Распространеніе описываемаго звѣрька къ югу доходитъ до сѣвернаго изгиба Хуан-хэ; далѣе же онъ замѣняется иными видами.
Дзеренъ есть видъ антилопы, достигающей величины обыкновенной косули и свойственной гобійскому нагорью, притомъ восточной, менѣе пустынной его части. Впрочемъ, дзерены встрѣчаются и въ западной Монголіи, а также на озерѣ Кукунорѣ, гдѣ проходитъ южная граница ихъ распространенія.
Описываемыя антилопы всегда держатся стадами, въ которыя собираются иногда нѣсколько сотъ, даже до тысячи экземпляровъ. Но подобныя скопленія бываютъ лишь въ мѣстахъ, особенно обильныхъ кормомъ; всего же чаще дзерены встрѣчаются обществами отъ 15—30 или до 40 экземпляровъ. Избѣгая, по возможности, близкаго сосѣдства человѣка, они все-таки живутъ на лучшихъ пастбищахъ пустыни и, подобно монголамъ, кочуютъ съ одного мѣста на другое, соображаясь съ количествомъ подножнаго корма. Подобныя перекочевки иногда производятся очень далеко, въ особенности лѣтомъ, когда засуха гонитъ дзереновъ на привольныя пастбища сѣверной Монголіи и даже въ южныя части нашего Забайкалья. Зимою глубокій снѣгъ принуждаетъ ихъ кочевать часто за нѣсколько сотъ верстъ, на мѣста малоснѣжныя, или вовсе безснѣжныя.
Описываемый звѣрь принадлежитъ исключительно степной равнинѣ и тщательно избѣгаетъ гористыхъ мѣстностей. Впрочемъ, дзерены держатся и въ холмистыхъ степяхъ, въ особенности весною, когда ихъ привлекаетъ туда молодая зелень, скорѣе развивающаяся на солнечномъ пригрѣвѣ. Кустарниковъ и высокихъ зарослей травы дырису они тщательно избѣгаютъ и только въ періодъ рожденія дѣтей, что происходитъ въ маѣ, самки являются въ подобныя мѣстности, чтобъ укрыть въ нихъ новорожденныхъ. Впрочемъ, эти послѣдніе, уже черезъ нѣсколько дней послѣ появленія на свѣтъ, вездѣ слѣдуютъ за матерью и бѣгаютъ такъ же быстро, какъ взрослые.
Голосъ описываемой антилопы можно услышать очень рѣдко; онъ состоитъ у самцовъ изъ отрывистаго, довольно громкаго рявканья. Внѣшнія чувства дзерена развиты превосходно. Онъ одаренъ отличнымъ зрѣніемъ, слухомъ и превосходнымъ обоняніемъ; быстрота его бѣга удивительная; умственныя способности также стоятъ на значительной степени совершенства. Благодаря всѣмъ этимъ качествамъ, описываемыя антилопы не такъ легко даются своимъ врагамъ — человѣку и волку.
Охота за дзеренами очень трудна, разъ по осторожности самого звѣря, а во-вторыхъ по чрезвычайной его крѣпости на рану.
Кромѣ человѣка, волки сильно истребляютъ дзереновъ, дѣлая на нихъ, по словамъ монголовъ, облавы цѣлымъ обществомъ. Наконецъ, между этими антилопами бываютъ, по временамъ, сильные падежи, чему я самъ былъ свидѣтелемъ зимою 1871 года.