___
Отдѣлкой золотой блистаетъ мой кинжалъ;
Клинокъ надежный, безъ порока;
Булатъ его хранитъ таинственный закалъ, —
Наслѣдье браннаго востока.
Наѣзднику въ горахъ служил он много лѣтъ,
Не зная платы за услугу;
Не по одной груди провел он страшный слѣдъ,
И не одну прорвалъ кольчугу.
Забавы он дѣлилъ послушнѣе раба,
Звѣнѣлъ въ отвѣтъ рѣчамъ обиднымъ.
Въ тѣ дни была бъ ему богатая рѣзьба
Нарядомъ чуждымъ и постыднымъ.
Он взятъ за Терекомъ отважнымъ казакомъ
На хладномъ трупѣ господина,
И долго он лежалъ заброшенный потомъ
Въ походной лавкѣ Армянина.
Теперь родныхъ ноженъ, избитыхъ на войнѣ,
Лишенъ героя спутникъ бѣдный;
Игрушкой золотой он блещетъ на стѣнѣ —
Увы, безславный и безвредный!
Никто привычною, заботливой рукой
Его не чиститъ, не ласкаетъ,
И надписи его, молясь передъ зарей,
Никто съ усердьемъ не читаетъ…
Въ нашъ вѣкъ изнѣженный не так ли ты, поэтъ,
Свое утратилъ назначенье,
На злато промѣнявъ ту власть, которой свѣтъ
Внималъ въ нѣмомъ благоговѣньи?
Бывало, мѣрный звукъ твоихъ могучихъ словъ
Воспламенялъ бойца для битвы;
Он нуженъ был толпѣ какъ чаша для пировъ,
Какъ ѳиміамъ въ часы молитвы.
Твой стихъ какъ Божѣй духъ носился надъ толпой;
И отзывъ мыслей благородныхъ
Звучалъ, какъ колокол на башне вѣчевой,
Во дни торжествъ и бѣдъ народныхъ.
Но скученъ намъ простой и гордый твой языкъ, —
Насъ тѣшутъ блёстки и обманы;
Какъ ветхая краса, нашъ ветхій міръ привыкъ
Морщины прятать подъ румяны…
Проснешься ль ты опять, осмѣянный пророкъ?
Иль никогда на голосъ мщенья
Изъ золотыхъ ноженъ не вырвешь свой клинокъ,
Покрытый ржавчиной презрѣнья?
Поэтъ («Отдѣлкой золотой блистаетъ мой кинжалъ…»)
«Отечественныя записки», 1839, томъ II, № 3, отд. III, с. 163—164
Примѣчанія
- ↑ Впервые — в журналѣ «Отечественныя записки», 1839, томъ II, № 3, отд. III, с. 163—164.
