5-го Ноября, съ оставленною мнѣ полуротою перешелъ я, для исправленія, въ хорошую деревню, на третьей верстѣ отъ города. За ночь выпалъ первый снѣгъ, для начала зимы, и продолжалъ идти во весь день; но безъ мороза, онъ только умножилъ грязь. Грунтъ земли здѣсь вязкій, красноватой глины, а потому, для ходьбы и ѣзды, дороги тяжелы.
Герцогство Бергское расположено по горамъ, на правой сторонѣ Рейна; страна довольно суровая, холодная, и вовсе безплодная; только около ручьевъ и рѣчекъ, по долинкамъ, находятся хорошіе, искуственные луга, которыми содержатся крупныя лошади и скотъ. Землепашество весьма незначительно. Каменистыя горы покрыты большею частію кустарникомъ; но изрѣдка есть и строевой лѣсъ. Промыслъ жителей состоитъ наиболѣе въ обработываніи желѣза, чѣмъ занимается до 100,000 душь. Во многихъ деревняхъ, при Зигенѣ, устроены по рѣчкѣ плавильни въ землѣ, гдѣ огромные молоты, посредствомъ воды, разбиваютъ раскаленныя массы желѣза. Мнѣ часто случалось видѣть, какъ работники, покрытые съ ногъ до головы кожею, вынимая длинными щипцами изъ пылающихъ печей огненные куски металла, подкладывали ихъ подъ страшные молоты, которые, ударяя съ великою силою, бросали вокругъ искры фонтанами; тогда на яву представлялась картина Тартара въ подземельѣ, а кузнецы казались живыми Циклопами. Сверхъ того, въ городѣ есть различные мастера, приготовляющіе изъ желѣза разныя издѣлія, которыя на большихъ, двуколесныхъ фурахъ въ одну лошадь, отправляютъ они въ Диссельдорфъ, резиденцію Герцога, на Рейнѣ. Истинное богатство большей части жителей Герцогства Бергскаго заключается въ многочисленныхъ фабрикахъ и мануфактурахъ шерстяныхъ и полотняныхъ издѣлій. Лучшіе города въ Герцогствѣ, выключая резиденцію: Нейссъ, весьма древній, съ ленточною фабрикою; Эльберфельдъ, многолюдный, торговый городъ, гдѣ есть шелковыя и бумажныя мануфактуры; Золингенъ, въ которомъ дѣлаютъ лучшія шпажныя лезвеи и рапиры; Вецларъ, древній, большой городъ, и Зигенъ, извѣстный рудниками и обработываніемъ желѣза.
Въ этомъ городѣ, и въ окрестныхъ деревняхъ, расположены были части отъ всѣхъ ротъ артиллеріи Корпуса Графа Ланжерона, для исправленія ихъ на счетъ Герцогства, потому что оно изобильно желѣзомъ и строевымъ лѣсомъ. Всѣ наши участки находились подъ командою Подполковника Бендерскаго, который, вмѣстѣ съ тѣмъ, назначенъ былъ воинскимъ начальникомъ въ Зигенѣ. Всѣ нужные для артиллеріи матеріялы получали мы, по его ассигновкамъ, изъ города, а желѣзо прямо изъ заводовъ, при горнахъ, гдѣ оно плавилось. Негодныхъ артиллерійскихъ лошадей велѣно было продать, и вырученныя деньги употребить на покупку красокъ, кожи, каната и прочаго, что весьма трудно было достать. Намъ отвели мастерскія въ тѣхъ деревняхъ, гдѣ мы квартировали; послѣ этого вскорѣ у насъ стали тесать, точить, строгать, ковать, и проч.
Въ той-же деревнѣ перевели меня на другую квартиру, въ большой хорошій домъ, къ мастеру пилочной фабрики, отличному въ своемъ ремеслѣ. На фабрикѣ у него приготовлялись маленькія пилочки разнаго рода, употребляемыя часовыми и золотыхъ дѣлъ мастерами, или ювелирами, для тонкихъ и драгоцѣнныхъ работъ. Этими издѣліями онъ производитъ значительный торгъ, и получаетъ большой барышъ. Сосѣди разсказывали, что, двѣнадцать лѣтъ назадъ, господинъ Зейфартъ не имѣлъ ничего, и поднялся на кредитъ; въ 1805 году построилъ домъ за 8,000 кронталеровъ (на наши деньги около 30,000 рублей ассигнаціями); три года назадъ женился въ другой разъ, и съ помощію женина капитала завелъ фабрику, отъ которой сталъ извѣстенъ и богатъ, ведя обширную коммерцію многими другими предметами.
Хозяинъ отвелъ мнѣ въ верхнемъ этажѣ своего дома двѣ хорошія комнаты, и я сталъ жить бариномъ; хозяйка меня изрядно кормила, и мы не имѣли причины быть другъ другомъ недовольными. Самъ фабрикантъ съ семействомъ жилъ въ нижнемъ этажѣ, гдѣ въ одной половинѣ, посредствомъ водяныхъ машинъ, обтачивались всякія лезвеи, а въ верхнемъ этажѣ, человѣкъ 40 искусныхъ работниковъ насѣкали самымъ мѣлкимъ штрихомъ пилочки.
Хозяинъ былъ очень вѣжливъ передо мной, и ввечеру перваго дня пригласилъ меня на чашку кофе въ свое семейство, для знакомства. Я увидѣлъ довольно пожилую хозяйку, и при ней двухъ маленькихъ дѣвушекъ, изъ которыхъ старшая, Вильгельмина, дочь ея, была пухленькая и румяная Нѣмочка. Знакомство началось сухими вопросами и отвѣтами о ближайшихъ предметахъ; наконецъ я спросилъ Вильгельмину: любитъ ли она музыку? «А вы конечно играете на чемъ-нибудь?» отвѣчала мать за нее.—Люблю гитару.—«Ну, такъ мы вамъ достанемъ ее, и Вильгельмина у васъ поучится....» Я благодарилъ, и взглянулъ на дѣвушку, которой веселое личико выражало согласіе; но какъ эта красавица была довольно проста и не имѣла въ себѣ ничего привлекательнаго, то наука наша не состоялась, хотя мнѣ и принесли гитару.
Хозяинъ разсказалъ намъ занимательную повѣсть объ основаніи селенія, гдѣ онъ жилъ; о названіи умолчу. Вотъ повѣсть: Одинъ Герцогъ жилъ въ Зигенѣ тогда, какъ еще ничего здѣсь не было, кромѣ одного домика лѣсничаго. Герцогъ часто ѣздилъ въ эту сторону охотиться. Однажды, въ ненастную погоду, онъ заѣхалъ къ лѣсничему, и увидѣлъ у него прекрасную дочь, Юлію. Разцвѣтающія прелести юной дѣвушки плѣнили Герцога, который тутъ-же предложилъ старику сто талеровъ, съ тѣмъ, чтобы онъ отпустилъ Юлію въ услуги къ Герцогинѣ. Лѣсничій былъ честный человѣкъ: онъ понялъ намѣреніе своего властителя, и отвѣчалъ почтительно, что недавно имѣлъ несчастіе лишиться жены, и что Юлія у него единственная хозяйка въ домѣ; ежели возьмутъ ее отъ него, то это будетъ второе несчастіе, котораго онъ не переживетъ. Герцогъ не могъ противорѣчить столь убѣдительнымъ доказательствамъ; но бросивъ на старика сердитый, а на красавицу пламенный взглядъ, удалился. Герцогъ не могъ спать спокойно. Уже Герцогиня вовсе его не занимала; одна Юлія представлялась ему въ самомъ восхитительномъ положеніи. Вдругъ, черезъ нѣсколько дней, нашли лѣсничаго убитымъ въ лѣсу; говорили, что медвѣдь растерзалъ его. Тѣмъ дѣло, думаете вы, и кончилось? О нѣтъ! Едва Герцогъ услышалъ о медвѣдѣ, какъ тотчасъ поѣхалъ травить его. Напрасно Герцогиня удерживала любезнаго супруга, опасаясь, чтобы и онъ не подвергнулся той-же участи. Герцогъ вырвался изъ объятій супруги, убѣждая ее, что онъ никакъ не можетъ терпѣть въ своемъ владѣніи столь опаснаго звѣря, и что если не истребить его теперь, то мохнатый врагъ когда нибудь залѣзетъ въ спальню къ Герцогинѣ. Онъ поѣхалъ. Однако Герцогъ хотѣлъ видѣть сперва Юлію. Несчастная, въ слезахъ и отчаяніи, распростертая на полу, лежала почти безъ чувствъ. Герцогъ выслалъ всѣхъ свидѣтелей. Черезъ часъ, онъ съ веселымъ лицомъ позвалъ къ себѣ каммеръ-пажа и велѣлъ ему во весь галопъ въ Зигенъ, чтобы привезти оттуда немедленно Госпожу Домоправительницу. Между тѣмъ Юлія уже сидѣла возлѣ Герцога, потупивъ глаза и тихо всхлипывала; она казалась утѣшенною.... Герцогъ дожидался почтенной дамы, и когда она пріѣхала, то поручилъ ей въ полный надзоръ прекрасную сиротку, оставивъ при томъ стражу, и на содержаніе кошелекъ съ золотомъ. Придворные, знавши какого званія была Г-жа Домоправительница, и замѣтивъ, что Герцогъ сталъ очень часто ѣздить, и даже цѣлыя ночи проводить въ этой хижинѣ, дали ей аналогическое названіе. Вотъ вамъ вся исторія.—Что-же Герцогиня?—спросилъ я.—«Герцогиня всегда безпокоилась, когда Герцогъ долго не возвращался съ охоты; она страшилась, чтобы не растерзалъ его медвѣдь, и всякой разъ спрашивала: Что, мой другъ! не убилъ-ли ты медвѣдя? Нѣтъ, но видѣлъ, всегда отвѣчалъ сухо Герцогъ.»—Чѣмъ-же это кончилось?—«Медвѣдемъ. У Юліи былъ женихъ, честный ремесленникъ, который по дѣламъ своего хозяина ѣздилъ въ Гамбургъ. Узнавши поздно о смерти отца своей любезной, онъ пріѣхалъ не ранѣе какъ черезъ полгода; узнавши всю исторію о страшномъ медвѣдѣ, и о томъ, что Герцогъ повадился часто ѣздить травить его, онъ притаилъ злобу въ сердцѣ и не объявлялъ ни кому о своемъ пріѣздѣ; но, улучивъ время, когда Юлія выходила изъ хижины, увидѣлся съ нею, и, послѣ первыхъ восторговъ, условился что̀ дѣлать. Однажды Герцогъ поѣхалъ свечера къ хижинѣ, и, какъ обыкновенно, оставался тамъ долго. Домоправительница и придворные отправились въ ближайшія хижины, которыя, съ того времени какъ началъ ѣздить Герцогъ, стали здѣсь выстраиваться, и жители, находя мѣстоположеніе пріятнымъ, по приказанію Герцога, заселялись. Это была послѣдняя ночь, въ которую и Герцогиня не напрасно тревожилась. Уже пропѣли вторые и третьи пѣтухи, и стражъ на порогѣ, внѣ хижины, выспался; уже разсвѣло, и конюхъ привелъ лошадей; уже Домоправительница и придворные явились передъ хижиной; но Герцогъ не выходилъ. Наконецъ рѣшились посмотрѣть въ заднее окно: оно было выбито; рѣшились выломить двери, и увидѣли Герцога въ крови, истерзаннаго на полу; въ рукѣ его остался кусокъ медвѣжьей шкуры, а Юліи—какъ не бывало.«—Ужасно! сказалъ я; но эта исторія должна прославить ваше селеніе.—«Дѣйствительно, нѣкоторые поэты, въ утѣшеніе Герцогини, воспѣли его.
Черезъ нѣсколько дней воинскій начальникъ нашъ вздумалъ сдѣлать балъ, на который пригласилъ въ залу ратуши почетнѣйшихъ особъ города и дамъ. Дамы были не нарядны, но милы и любезны. Между дѣвушками явилось много хорошенькихъ. Плохая музыка состояла изъ двухъ скрыпокъ и віолончели. Нѣмцы, кромѣ тихаго вальса, ничего не танцовали; но мы пустились кружиться и прыгать до перваго обморока. Потомъ ужинали, шутили съ Нѣмочками, и разъѣхались въ пять часовъ утра слѣдующаго дня. Гости были восхищены нашею услужливостію и доброхотствомъ хозяина, который по-Русски накормилъ и упоилъ Нѣмцевъ.
22-го Ноября проѣзжалъ черезъ Зигенъ, изъ Минстера во Франкфуртъ, молодой Принцъ Оранскій. Онъ служилъ тогда Генералъ-Адъютантомъ у Короля Прусскаго, и находился при Блюхерѣ; отецъ его путешествовалъ по Англіи, а братъ служилъ при Веллингтонѣ. Радость жителей была чрезвычайна: кузнецы и кожевники везли на себѣ въ городъ карету Принца, а члены Городскаго Правленія приготовили балъ и ужинъ, который послѣ намъ достался, потому что Принцъ, не теряя времени, поѣхалъ къ Союзнымъ Монархамъ.
По отъѣздѣ его мы стали веселиться на приготовленномъ балѣ. Покуда созвали музыкантовъ, надобно было въ залѣ собранія чѣмъ нибудь заниматься. Молодежь наша не оставалась безъ дѣла: каждый подсѣлъ къ той, которая ему больше нравилась, и разсыпался передъ нею мѣлкимъ бѣсомъ. Нѣмочки нѣжились и приторно жеманились; потомъ подняли ихъ подъ музыку кружиться вихремъ, а Нѣмцы только пили и кричали: Виватъ Александръ! Виватъ Рускіе! Виватъ Принцъ Оранскій! Виватъ! виватъ! повторяли мы. Пусть въ цѣлой Европѣ, во всѣхъ хижинахъ и дворцахъ, произносятъ съ восторгомъ имя нашего Императора, освободителя Германіи, и пусть знаютъ всѣ, каковы Рускіе. Нѣмцы съ радостію говорили, что уже Французы со всѣхъ сторонъ окружены въ собственныхъ предѣлахъ: Лордъ Веллингтонъ, разбивши ихъ армію при Тулузѣ, вступилъ въ Бордо, гдѣ жители взбунтовались противъ Наполеона; Голландцы всѣ вооружились и стоятъ на границѣ; Швейцарія держитъ неутралитетъ; Союзники формируютъ на Рейнѣ новыя силы; вся Германія снова вооружается, и при Божіей помощи, если только мы тронемся съ мѣста, то Французамъ матъ.
Такимъ образомъ проводили мы въ Зигенѣ время очень весело; это было намъ нѣкоторою отрадою послѣ военныхъ трудовъ. По воскреснымъ днямъ, въ залѣ ратуши, дѣлали для насъ вечеринки. Нѣмцы собирались толковать о политикѣ, пить пиво и курить трубки, а мы волочились за ихъ дочками.
25-го Ноября Подполковникъ Бендерскій пригласилъ всѣхъ офицеровъ въ рудокопни, за 10 верстъ, въ деревню Мюсенъ. Мы поѣхали въ четырехъ коляскахъ. На мѣстѣ нарядились (по обычаю всѣхъ путешественниковъ, для сбереженія своего платья) въ рудокопничьи кафтаны, и, взявши каждый по лампадѣ, стали спускаться въ преисподнюю, по узкимъ сходамъ. Вступая во влажную атмосферу мрачнаго подземелья, мы похожи были на привидѣній Грасвилльскаго Аббатства: тусклыя лампы отражали слабый свѣтъ въ изгибистыхъ сводахъ; вдали слышны были глухіе взрывы, которыми разрывали массы гранита. Смотря на висящіе подъ сводами камни, и на глубокія пропасти, гдѣ копошились рудокопы, мы удивлялись трудамъ и дерзости человѣка; наконецъ спустились въ самый низъ, по шаткимъ, крутымъ и ветхимъ лѣсенкамъ. Довольно надобно имѣть твердости духа, чтобы безстрашно въ первый разъ проходить черезъ такія пропасти. Мы видѣли, какъ накладывали раздробленную руду въ большіе короба, которые поднимались вверхъ на канатѣ машиною. Руда была свинцовая, содержащая въ себѣ серебро; иногда кварцъ съ серебромъ, иногда чистую, мѣдную руду. Спустившись въ глубину слишкомъ на 500 футовъ, мы поздравили рудокоповъ, выпивъ за ихъ здоровье по рюмкѣ рейнвейна. Потомъ, насмотрѣвшись на работу, полѣзли вверхъ уже другимъ путемъ, то-же по узкимъ и шаткимъ лѣсенкамъ. Мы шли около 300 саженъ отлогимъ путемъ, и вдругъ очутились внѣ ущелья, изъ пещеры, на бѣломъ свѣтѣ; мы весьма обрадовались, какъ будто вышли изъ царства мертвыхъ. Путеводители увѣряли насъ, что эти рудники первѣйшіе въ Европѣ по своей древности, ибо открыты болѣе 600 лѣтъ назадъ. Они приносятъ дохода, изъ подъ одной этой деревни Мюсенъ, на полмилліона франковъ. Мы охотно тому вѣрили, и, проголодавшись, еще охотнѣе заплатили 6 червонцевъ за обѣдъ, приготовленный для насъ смотрителемъ. Онъ поднесъ намъ, по обычаю, записную книгу, въ которую мы вписали свои имена, и разныя Русскія поговорки, для рѣдкости на будущія времена. Къ вечеру возвращаясь домой, взяли каждый по нѣскольку кусковъ руды, въ знакъ памяти.
Въ концѣ мѣсяца, по исправленіи артиллеріи, велѣно было намъ приготовиться въ походъ. Жители, признательные за мирное квартированіе наше, сдѣлали для насъ балъ, въ залѣ казино. Тутъ собрались всѣ важные Нѣмцы, которые прежде не показывались, и дамы были нарядны. Гостей явилось множество; до прихода музыки одни занимались билліардомъ, другіе толпились около буфета; но—странная вещь—никогда я не видалъ Нѣмцевъ, играющихъ въ карты, между тѣмъ какъ у насъ въ Россіи, это пагубное занятіе почитается душею веселья для невеселыхъ; не отъ того-ли, что не о чемъ говорить?..... Дамы въ особой комнатѣ играли въ лото, а мужчины въ шахматы. Но когда явилась музыка, то лото и шашки полетѣли со стола; всѣ закружились, и пыль пошла столбомъ. Танцамъ не было конца. Такъ, въ послѣдній разъ, мы понѣжились въ Зигенѣ, и разошлись по домамъ въ пріятномъ угарѣ веселья.
2-го Декабря подтвердили намъ быть въ готовности къ выступленію. Мнѣ дали подъ артиллерію 20 молодыхъ лошадей, которыхъ надобно было выѣздить. Въ городѣ, сверхъ того, занимались рачительно формированіемъ ополченія противъ Французовъ. Мы узнали, что большая Союзная армія пошла уже въ Швейцарію, для переправы черезъ Рейнъ въ Гюнингенѣ; Силезская армія оставалась еще между Майнцемъ и Кобленцемъ.
На другой день пріѣхалъ къ намъ Начальникъ Корпусной Артиллеріи, осмотрѣлъ всѣ исправленія, и былъ доволенъ нашимъ стараніемъ; послѣ чего рѣшительно далъ намъ повелѣніе выступить завтрашній день по маршруту.
Вечеръ мы употребили для прощанія съ тѣми, которымъ посвятили нѣсколько вздоховъ вѣтреной сантиментальности. Одинъ изъ моихъ товарищей имѣлъ самое романическое прощаніе съ своею Шарлоттою. Она сидѣла у окна, подгорюнившись; луна только что взошла на небо, и свѣтъ ея мѣшался съ сумракомъ исчезающаго дня.—«Вы уходите,» сказала Шарлотта печально.—Иду, но сердце оставляю здѣсь, отвѣчалъ онъ.—«Ахъ, еслибъ это была правда!»—и вскочила со стула, потомъ принесла ему голубую ленточку съ своимъ именемъ. «Возьмите! Если она стоитъ того, то берегите ее до радостнаго свиданія; если-же будетъ давить сердце ваше, то сожгите.»—Никогда!—вскричалъ юноша.—Она сохранитъ меня отъ смерти, и отразитъ пулю, направленную въ это сердце.—«Напишите-жь мнѣ что-нибудь на вѣерѣ» сказала она весело. Товарищъ начертилъ ей каламбуръ: J’aime en six lances, и подъ шестью копьями свое имя. Она долго разсматривала; наконецъ отгадала, и тутъ щечки ея вспыхнули, глазки засверкали.... Я, опасаясь, чтобы онъ не сдѣлался вторымъ Вертеромъ, потащилъ его къ парку. Въ подобномъ угарѣ находилась почти вся молодежь наша; каждый неравнодушно простился съ очаровательницами Зигена.
4-го Декабря я, съ шестью легкими, а Поручикъ Христофовичъ, съ шестью батарейными орудіями, пошли вмѣстѣ по одной дорогѣ къ Франкфурту. Подъемъ для насъ былъ тяжелъ, какъ обыкновенно бываетъ послѣ доброй стоянки въ квартирахъ. На привалѣ привели ко мнѣ еще 20 лошадей, которыхъ не доставало. Первый переходъ сдѣлали мы до д. Вилленсдорфъ.
На другой день прошли 24 версты до дер. Ренродъ. Здѣсь почувствовали зиму; снѣгу было не много, но иней все затуманилъ, и морозъ въ 9 градусовъ заставилъ вспомнить о Никольскихъ морозахъ въ Россіи. Для продовольствія артиллерійскихъ лошадей, мы, съ Христофовичемъ, собрали здѣсь овсяную контрибуцію.
Послѣ минутной зимы вдругъ сдѣлалась оттепель. Мѣстоположеніе съ пройденныхъ нами горъ здѣсь покатое; болѣе холмовъ и возвышенныхъ равнинъ, такъ-же какъ въ Лаузицѣ. Виды прекрасны. Плодородіе земли начинается отъ м. Гадемара. Мы прошли черезъ изрядный городокъ Лимбургъ, на р. Ланѣ, Нассаускаго Герцогства; окрестности живописныя, особенно Капуцинскій монастырь, стоящій на скалѣ. Переходъ сдѣлали около 35 верстъ. Ночевали въ д. Нидеръ-Зельтерсъ, при которой, верстахъ въ двухъ, находится колодезь извѣстной Зельтерсской воды, развозимой въ кувшинахъ по всей Европѣ. Я нарочно ѣздилъ къ колодезю. Пространство его не болѣе двухъ аршинъ въ квадратѣ: внутренность выложена камнемъ, который отъ воды покрывается слегка охрою. Вода прозрачна, кипитъ ключемъ, какъ въ котлѣ, пуская тонкія брызги, но холодна, вкусомъ солоновата, пріятна и рѣзка, на подобіе Русскихъ кислыхъ щей. Набираютъ ее въ кувшины, въ опредѣленное для этого время, весною; при чемъ откупщикъ съ каждаго кувшина собираетъ пошлину. Надъ колодеземъ сдѣланъ простой навѣсъ; мѣсто уединенное. По славѣ воды, и къ намъ въ Россію, я думалъ найдти этотъ колодезь гораздо великолѣпнѣе: видно, вездѣ славны бубны только за горами. Во ста саженяхъ отъ колодезя находится трактиръ, для пристанища пріѣзжающихъ за водою и для присмотра; другихъ жилыхъ строеній при колодезѣ нѣтъ. Содержатель позволилъ намъ налить нѣсколько кувшиновъ на дорогу—даромъ.
8-го Декабря, не доходя города Кенигштейна, остановились мы ночевать въ д. Гласгюлѣ; но въ пять часовъ утра выступили, по полученіи съ нарочнымъ приказанія поспѣшить. Вмѣсто зимы нашли здѣсь грязь.
Мы стали подходить къ окрестностямъ Франкфурта. Мѣстоположеніе столько-же пріятное, и поля обработаны какъ около Лейпцига. Деревня, въ которой была расположена рота наша квартирами, называлась Гассенгеймъ. 9-го числа, пополудни, явился я къ командиру роты съ полуротою и отчетами; онъ, казалось, былъ доволенъ тѣмъ, что я привелъ ему все въ возможной исправности.
Шесть дней стояли мы на мѣстѣ, продолжали исправляться, учиться, и весьма скучали отъ военнаго бездѣйствія. Я жилъ въ уединенной хижинѣ, съ пріятными воспоминаніями о Зигенѣ, и въ памяти повторялъ всѣ восхитительныя впечатлѣнія прошедшаго.
16-го Декабря пришло все въ движеніе. Батарейная рота Полковника Магденки, въ два часа утра до свѣта, вышла изъ деревни. Ее послали къ Корпусу Графа Сенъ-При въ Кобленцъ. Обѣщали и насъ скоро двинуть.
