18-го Декабря, съ разсвѣтомъ дня, отправился я одинъ во Франкфуртъ, для обмундировки, потому что наканунѣ получилъ 20 червонцевъ и 475 рублей ассигнацями, жалованье за двѣ трети, и раціоновъ за нѣсколько мѣсяцевъ. Не доѣзжая 4-хъ верстъ до города, отъ дер. Радельсгеймъ, начинается шоссе съ тополевою аллеею, и по сторонамъ красивые домики, въ родѣ загородныхъ мызъ; ближе къ городу сады и струящіяся рѣчки, Франкфуртъ, по обширности своей, не менѣе Дрездена. Внутри города строенія новой архитектуры; улицы широкія. Мнѣ еще не было времени осмотрѣть каѳедральную церковь, гдѣ коронуются Римскіе Императоры, и дворецъ, гдѣ они живутъ въ продолженіе коронаціи; говорятъ, онъ наполненъ статуями всѣхъ Императоровъ, отъ перваго до послѣдняго. Я еще не видалъ славнаго моста черезъ рѣку Майнъ, поврежденнаго Французами взрывомъ, такъ-же какъ и Дрезденскій.
Только что показался я на площади, какъ подлетѣлъ ко мнѣ факторъ, во фракѣ и безъ пейсиковъ; но по его физіогноміи можно было угадать, къ какой принадлежалъ онъ націи. Услуги его въ незнакомомъ, обширномъ городѣ я почелъ не излишними. Когда я размѣнялъ ассигнаціи на золото, у меня явилось 58 червонцевъ; съ такою суммою я думалъ закупить половину Франкфурта, и сталъ путешествовать по лавкамъ и магазинамъ. Факторъ старался меня оттягивать къ мѣлочнымъ лавочкамъ, въ одну улицу; но я, замѣтивъ тамъ особенное неопрятство и чувствуя смрадный воздухъ, догадался, какими купцами она наполнена, хотя всѣ они были во фракахъ, безъ ермолокъ и пейсиковъ, а купчихи въ чепчикахъ. Заказавъ портному сдѣлать себѣ платье и накупивъ готоваго бѣлья, при наступленіи вечера я посѣтилъ театръ. Онъ такъ-же великъ какъ Дрезденскій, и такъ-же посредственно въ немъ играютъ; только здѣсь музыка была превосходнѣе. При мнѣ играли оперу: Трехъ Близнецовъ, или Суматоху за суматохой, которая не многимъ нравилась. Потомъ играли глупую комедію: Медвѣжью …авлю[1], гдѣ особенно медвѣдь неловко игралъ свою роль, хотя и казался разсудительнымъ животнымъ. Уже въ часъ ночи возвратился я изъ города въ деревню, на квартиру, обремененный покупками и съ истощеннымъ кошелькомъ, въ которомъ оставалось только 16 червонцевъ.
На другой день всѣ войски наши тронулись въ походъ къ Майнцу. Мы съ резервною артиллеріею 10-го Корпуса стали въ раззоренной деревнѣ Викеръ, передъ Гохгеймомъ.
21-го Декабря неожиданно попалъ я опять во Франкфуртъ. Правительство наше, для снабженія своей артиллеріи огнестрѣльными снарядами, заказало здѣсь на чугунномъ заводѣ вылить разной величины картечныя пули, и сдѣлать мѣдныя кружалы для жестянокъ. Велѣно было командировать одного артиллерійскаго офицера для черченія рисунковъ, подъ надзоромъ Капитана Вырубова; къ этому избрали меня и послали. Сверхъ того, Правительство наше заказало тутъ-же сдѣлать нѣсколько сотъ пудовъ пороха, по пяти червонцевъ за пудъ. Во весь день я искалъ по городу своего Капитана, таскался по многимъ улицамъ, и ничего не замѣтилъ любопытнаго, выключая высокихъ касокъ на прекрасныхъ головкахъ Франкфуртскихъ красавицъ. …родъ[2] казался опустѣвшимъ. Изъ военныхъ наиболѣе являлись Пруссаки и Австрійцы; нашихъ солдатъ вовсе не было видно, а только показывались офицеры, которые, подъ предлогомъ пріемки жалованья, здѣсь погуливали.
Жители, съ перваго числа своего новаго года, который двѣнадцатью днями начинается прежде нашего, получили новое существованіе. Союзные Монархи признали ихъ независимость и объявили городъ вольнымъ. Граждане этотъ даръ приняли съ восторгомъ, прославляя великодушіе нашего ИМПЕРАТОРА, какъ сильнѣйшаго и первѣйшаго изъ Союзниковъ, при чемъ изъявляли свою радость шумнымъ весельемъ; а черезъ это мы, освободители Германіи, не имѣли покоя во всю ночь, отъ выстрѣловъ и радостныхъ восклицаній по всѣмъ улицамъ.
Въ первый день этого новаго года, у Майнца переправился за Рейнъ Корпусъ Русской кавалеріи, подъ начальствомъ Графа Палена; Баронъ Остенъ-Сакенъ, съ своимъ Корпусомъ, пошелъ къ Мангейму, и большая Союзная армія перешла Рейнъ, около Базеля.
Обѣдалъ я въ трактирѣ Бѣлаго Лебедя, гдѣ переводчикъ приманиваетъ Рускихъ, не знающихъ Нѣмецкаго языка. Нашей братьи толпилось здѣсь съ утра до ночи великое множество.
Зима была безснѣжная; морозъ по утрамъ усиливался до 10 градусовъ, причемъ иней густо опудривалъ кудрявыя дерева аллеи.
Ввечеру я былъ въ театрѣ. Играли драму Убальдо, въ 5 дѣйствіяхъ, сочиненіе Коцебу. Театръ привлекателенъ болѣе декораціями, костюмами и музыкою; но актеры играли слабо; большой недостатокъ у нихъ въ декламаціи. Лучше всѣхъ представлялъ великодушнаго Испанскаго Полководца въ Америкѣ, Убальдо, актеръ, котораго съ шумнымъ аплодированіемъ, по окончаніи пьесы, вызвали на сцену. Хорошій авторъ видѣнъ и въ дурныхъ актерахъ. У Королевы Аталивы недоставало голоса; плаксивою монотоніею она наводила уныніе, хотя впрочемъ глазки ея смѣялись. Отъ раздачи роль также зависитъ судьба пьесы на театрѣ. Актеръ долженъ быть вдохновенъ принятою ролью, какъ поэтъ воспѣваемымъ предметомъ. Зритель смотритъ въ лицо актеру, и если по немъ угадываетъ холодное притворство, то все очарованіе роли исчезаетъ, и самыя лучшія сцены автора не будутъ занимательны. Самъ Коцебу не выдержалъ-бы сухости игры Франкфуртскихъ актеровъ, и первый-бы началъ свистать. Вмѣсто возбужденія состраданія и слезъ въ зрителяхъ, они заставляли насъ смѣяться, или зѣвать. Публика въ театрѣ показалась мнѣ весьма не важною; въ нашемъ Ревелѣ Нѣмецкое театральное общество я видѣлъ когда-то блистательнѣе и многолюднѣе.
По выходѣ изъ театра встрѣчаютъ нашу братью мальчики, въ видѣ Амуровъ, съ лестными предложеніями проводить въ храмъ Цитеры, гдѣ новыя Аспазіи и Лаисы, расточая всю прелесть приманки для неопытныхъ юношей, готовы высосать изъ нихъ съ здоровьемъ всѣ раціоны и жалованье; но кто берегъ себя и былъ непороченъ въ сердцѣ, тотъ пренебрегалъ этими постыдными существами, унизительными для чести прекраснаго пола, который долженъ быть не отравою, а услажденіемъ нашей жизни.
На другой день, согласившись съ однимъ офицеромъ, пошли мы осматривать достопамятности города. Прежде всего обратились къ Римско-Католическому собору, и думали тамъ найдти болѣе любопытнаго, нежели сколько встрѣтили: строеніе, точно, древнее, со многими придѣлами; но въ великолѣпіи казалось немногимъ лучше Несвижскаго костела Фаро. Зданіе, достойное уваженія болѣе по своей древности, стоитъ посреди овощнаго рынка и мясныхъ рядовъ, гдѣ вокругъ собора являлись передъ нами живыя картины Фламандской школы. По близости, на небольшой площади, стоитъ обсерваціонная башня; мы влѣзли на нее по узкой лѣсенкѣ, въ вышину сажень на 30, и величественная рѣка Майнъ, съ мостомъ, на подобіе Дрезденскаго, представилась намъ широкою полосою. По ту сторону рѣки, прекрасныя дачи и сады являли, даже въ это время года, пріятную перспективу. Весь городъ подъ ногами нашими представлялъ обширную громаду зданій, покрытыхъ чернымъ туманомъ; но ни одного не было отличительнаго. Во многихъ домахъ снаружи приставлены къ окнамъ верхнихъ этажей зеркала, въ которыхъ изъ комнатъ видны на улицѣ всѣ подходящіе къ дому. Мы спустились съ обсерваторіи въ кандитерскую. Здѣсь пригожія торговки безъ милосердія обираютъ нашу братью лакомокъ; онѣ требуютъ не столько за сладости сахарныя, какъ за обманчивые свои взоры и лукавыя улыбки. Кто осмѣлится отказать красавицѣ, если-бы она и лишнее требовала? Такъ, за двѣ рюмки ликеру, подъ именемъ Американскаго, въ которомъ, кромѣ сахара и спирта, ничего не было чрезвычайнаго, взяли съ насъ по два гульдена.
Наконецъ нашелъ я своего К…на[3], и въ отведенной квартирѣ принялся чертить кружала: это продолжалось до самаго вечера.
Въ театрѣ не было представленія, а вмѣсто того сдѣланъ какой-то пріятельскій балъ, на который не званыхъ, безъ билетовъ, не пускали; и такъ, для разсѣянія послѣ прилежнаго черченья, пошелъ я въ трактиръ Бѣлаго Лебедя. Тамъ толпилось много фраковъ и мундировъ около большаго стола, за которымъ важно присутствующая особа держала въ одной рукѣ талисманъ Фортуны, а другою метала дары ея, на право и на лѣво. Передъ банкёромъ лежали на столѣ кучи золота, серебра, и даже кипы нашихъ залетныхъ ассигнацій; ассистенты по обѣимъ сторонамъ банкёра, исполняли назначеніе Фортуны: отъ однихъ золото отгребали, а другимъ выдавали. Присутствующіе искатели даровъ, безъ излишнихъ порывовъ страсти, соблюдали приличную скромность и тишину, которая прерывалась только провозглашеніемъ ассистента: тузъ проигралъ! дама выиграла! двойка проиграла! валетъ выигралъ!—Вступающему въ свѣтъ надобно всего испытать по немножку, и даже немножко опалить крылышки свои, чтобы впередъ не соваться въ полымя. Я тихонько подсѣлъ къ членамъ столь важнаго и благороднаго занятія; чувствуя въ карманѣ тяжесть отъ нѣсколькихъ червонцевъ, вздумалъ выпустить одинъ на столъ, не вытянетъ-ли онъ посредствомъ дамы себѣ товарища изъ большой кучи;—смотрю, и есть одинъ. Если одинъ могъ вытянуть, думалъ я, то двое лучше сдѣлаютъ это; смотрю, и еще есть два; но талія кончилась. Вотъ мой одинъ червонецъ пріобрѣлъ товарищей; я отправилъ его домой, а взятыми въ плѣнъ намѣренъ былъ дѣйствовать посредствомъ той-же дамы. Но какъ не благоразумно полагаться на чужихъ, и не довѣрять своимъ: это я тотъ часъ испыталъ! Дама мнѣ измѣнила, и чужеземцы, одинъ за другимъ, перебѣжали въ большую кучу; тогда я вытащилъ опять своего роднаго; бѣднякъ стоялъ грудью за себя, но, видно, выбился изъ силъ и потребовалъ въ помощь товарищей. Я приставилъ къ нему одного, двухъ, трехъ.... Наконецъ, такъ и сякъ, съ перемѣннымъ счастіемъ, по окончаніи боя, сдѣлавши перекличку остальнымъ, недосчитался четырехъ. Вотъ тебѣ впередъ наука, думалъ я, и печально поплелся домой. Дорогою разсуждалъ я самъ съ собою: всѣ говорятъ, что карточная игра есть пагубное занятіе; однако всѣ играютъ, твердя себѣ за правило: имѣть совершенное понятіе о томъ, къ чему приступаешь; смотрѣть на людей, съ которыми начинаешь играть; угадывать ихъ намѣреніе, замѣчать движеніе пальцевъ ихъ, и, болѣе всего, совѣтоваться съ кошелькомъ, сколько можетъ выставить на жертву, безъ ощутительнаго урона; не горячиться въ дѣйствіи, такъ-же какъ во время сраженія; сохранять въ удачѣ равнодушіе, въ неудачѣ не унывать, словомъ, умѣть владѣть собою. Но злой духъ корысти обѣщаетъ много—и отнимаетъ много! Какъ-бы счастливы были люди, если-бы всегда поступали по правиламъ холоднаго разсудка!
Мой хозяинъ купецъ, и, какъ видно, лишней копѣйки не зашибаетъ; домъ у него огромный, семейство большое, а на столѣ всегда только два блюда. Я всегда напередъ завтракаю хорошенько, въ трактирѣ Бѣлаго Лебедя. Хозяинъ выдаетъ себя, какъ обыкновенно дѣлаютъ пожилые Нѣмцы, за политика и проницательнаго мудреца. Онъ сказалъ мнѣ пророчески, что три Союзныя Державы отнынѣ должны быть въ вѣчномъ союзѣ, потому что отъ этого зависитъ цѣлость Германіи и безопасность Европы; что рано начали во Франкфуртѣ преобразованіе по старой формѣ, а что онъ всегда держится своего термометра, и ожидаетъ погоды; что, кромѣ себя и своей совѣсти, онъ никого не знаетъ. Первое правило его: не дѣлать того другимъ, чего себѣ не желаешь; второе: любить ближнихъ, если самъ хочешь быть ими любимъ. Хорошо-бъ было, сказалъ я, если-бы люди держались хотя одного втораго правила; но большая часть ихъ твердятъ о правилахъ, а живутъ машинально, или обожаютъ въ себѣ собственнаго идола. Мой мудрецъ, кажется, не доволенъ былъ успѣхами Рускихъ, и сказалъ мнѣ: никакая нація такъ далеко не ходила, какъ ваша, но я желаю, чтобъ вы еще дальше прошли.... послѣ чего хмыкнулъ и замолчалъ. Сколько я могъ замѣтить, то старые Нѣмцы здѣсь вообще не красивы: много является живыхъ каррикатуръ, въ рыжихъ парикахъ, съ красными носами и съ трубками, за виномъ и пивомъ. Всѣ трактиры съ утра до вечера ими наполнены.
Я читалъ печатное объявленіе одной дѣвушки, Екатерины Лауръ, которая призываетъ всѣхъ патріотокъ своего пола участвовать въ вышиваніи знамени для вольноопредѣляющихся въ службу Герцога Нассау: рвеніе самое похвальное, и знамя, судя по пожертвованіямъ, должно быть весьма драгоцѣнно.
Большая Союзная армія уже переправилась черезъ Рейнъ. Генералъ Іоркъ съ Корпусомъ Пруссаковъ занялъ Кобленцъ, а Баронъ Остенъ-Сакенъ Мангеймъ; Корпусу Графа Ланжерона поручена блокада крѣпости Майнца. Блюхеръ, перешедши за Рейнъ, издалъ прокламацію къ Французамъ: что упорство Наполеона заставило Союзниковъ продолжать войну; но что, если Французы захотятъ отложиться отъ его видовъ, противныхъ правосудной волѣ Провидѣнія, то онъ, Блюхеръ, предлагаетъ имъ миръ и покровительство.... Наполеоновы войски отступали отъ Рейна.
Въ театрѣ представляли комическую пьесу, или, лучше, сатиру на образъ жизни людей трехъ вѣковъ, древняго, средняго, и настоящаго, сочиненія Макса Гейкса, который, судя по комедіи, долженъ быть сердитъ на людей всѣхъ вѣковъ и всякаго званія. Первое дѣйствіе представило рыцарскія времена, когда занималась странствіями изъ за̀мка въ за̀мокъ, отличались пирами, турнирами, пьянствомъ, набожностію, и похищеніемъ монашенекъ; во второмъ дѣйствіи, спустя сто лѣтъ, дамы явились въ фижмахъ и на высокихъ каблукахъ, а мужчины отличались безнравственною философіею. Третье дѣйствіе, или настоящее время представлено правдоподобнѣе: дѣвушки занимаются романами и картами; между ними является модный кавалеръ, всѣхъ осмѣивающій, не щадя почтеннаго дядюшки, котораго вывалилъ изъ коляски. Дядюшка, въ рыжемъ парикѣ, до тѣхъ поръ оставался въ неуваженіи вмѣстѣ съ простенькою дочкою, покуда не объявилъ, что даетъ за нею приданаго полмилліона гульденовъ. Такая важная сумма обратила вниманіе всѣхъ молодцовъ на глупенькую невѣсту; за нее стали свататься вдругъ три жениха, которые до того не хотѣли и смотрѣть на нее. Но дядюшка не могъ рѣшиться, за кого изъ трехъ отдать полмилліона гульденовъ съ дочерью: одинъ вертопрахъ, другой не важенъ, третій старъ. Наконецъ является драгунъ, который, силою голоса и стукомъ палаша, выигралъ у всѣхъ невѣсту съ полмилліономъ. Франкфуртскіе актеры въ комическихъ пьесахъ играютъ лучше. Мадамъ Бушъ отличалась отъ прочихъ актрисъ пріятностію лица, ловкостію въ игрѣ, и милымъ кокетствомъ, такъ что дѣлалась для всѣхъ привлекательною; особенно ея плутовскіе глазки, возведенные къ небу, и вздохи, были обворожительны.
24-го Декабря, во весь день, доканчивалъ свое черченіе, и ввечеру зашелъ въ театръ. Представляли героическую оперу Весталку, музыка славнаго Спонтини. Эта пьеса доставила мнѣ совершенное удовольствіе. Я удивлялся музыкальному генію Спонтини, который умѣлъ дать каждому слову, въ продолженіе всей оперы, приличную мелодію, сопровождаемую полною гармоніею; разнообразные аккорды въ речитативахъ, и акомпаниментъ въ аріяхъ меня восхищали. Кажется, сочиненіе хорошей оперы артисту музыки стоитъ столько-же трудовъ и вдохновенія, столько-же искуства и дарованія, сколько поэту необходимо этого для сочиненія хорошей эпической поэмы. Богатые костюмы и великолѣпныя декораціи въ полной мѣрѣ соотвѣтствовали предмету представленія. Актеръ Илленбергъ, въ роли Лицинія, хорошо выдерживалъ игру свою. Весталку играла какая-то мадамъ Г***, но такъ дурно, что драма отъ нея одной походила на комедію. Посредственное лицо этой актрисы и пожилыя лѣта ни мало не соотвѣтствовали принятой ею роли; сверхъ того, ея неловкость и худая память много обезображивали характеръ лица; она могла щеголять только пронзительностію своего голоса и руладами; трели ея были даже удивительны. Послѣ этой оперы явился балетъ, или пляска двухъ малютокъ, учениковъ танцмейстера Лепитре. Въ образѣ невинности они летали и прыгали, какъ голубки. Красота ихъ и младенчество были такъ хорошо соглашены съ искуствомъ для обвороженія зрителей, что можно было почесть этихъ малютокъ за настоящихъ Амуровъ.
Въ день Рождества Христова нашъ Подполковникъ, оставаясь все въ дер. Викеръ, получилъ предписаніе командировать 6 орудій къ Майнцу для блокады; а какъ почти всѣ офицеры, съ его позволенія, находились во Франкфуртѣ, то онъ и прислалъ за ними. Я, кончивъ черченіе кружалъ, хотѣлъ было отправиться къ ротѣ, но Капитанъ Вырубовъ меня не пустилъ, въ ожиданіи разрѣшенія отъ Начальства; а мнѣ было и на руку погулять еще въ хорошемъ городѣ.
Въ театрѣ играли комедію: Ненависть къ женщинамъ. Тутъ мадамъ Бушъ снова отличилась, употребляя всю тонкость дамскихъ уловокъ: притворную невинность, ложныя слезы, томные взоры, лукавую улыбку, чтобы только плѣнить своего мужа, который уже нѣсколько лѣтъ какъ оставилъ ее, заставши однажды наединѣ съ Баварскимъ офицеромъ. Кто можетъ не любить прекрасныхъ! Пусть онѣ вѣтрены, непостоянны, лукавы; но кто можетъ ихъ ненавидѣть?
Слѣдовавшая за тѣмъ комическая опера развеселила зрителей какъ не льзя больше. Господинъ Шалмей (актеръ Лейсрингъ) съ своимъ забавнымъ лакеемъ (игралъ Луксъ) путешествуетъ по Европѣ, и останавливается въ одномъ городкѣ у Герцога Виллара. Принявши домъ Герцога, Hôtel de Villars, за трактиръ, онъ расположился въ немъ, какъ слѣдуетъ. Тогда было время карнавала; къ Герцогу съѣхались гости, которыхъ желая позабавить, онъ вздумалъ подшутить надъ педантомъ-путешественникомъ, и для этого выдалъ себя за настоящаго трактирщика, а Графиню за служанку (играла дѣвица Амбергъ); прочихъ гостей объявилъ проѣзжающими. Представленіе было такъ забавно, что зрители безпрестанно смѣялись. Для Франкфуртскихъ актеровъ комическія пьесы болѣе приличествовали; они ихъ разыгрывали безъ принужденія, и весьма естественно.
Въ прошедшую ночь, Французы изъ Майнца сдѣлали вылазку до Гохгейма, потревожили нашихъ, да и во Франкфуртѣ побезпокоили.
26-го Декабря, въ 4 часа пополуночи, разбудили меня шумъ и тревога по улицамъ. Я думалъ, не Французы-ли ворвались, и сталъ скорѣе одѣваться; но бросившись къ окну, увидѣлъ зарево пожара въ городѣ. Люди бѣжали къ мосту, и я за ними. Тутъ представилось великолѣпное зрѣлище: по ту сторону рѣки Майна горѣло нѣсколько домовъ; распространяющійся пламень освѣщалъ строенія и по сю сторону; горящія головни съ густымъ дымомъ переносились даже за мостъ. Мракъ ночи придавалъ много величія и ужаса этой картинѣ. Народъ былъ въ волненіи. Скоро явились заливныя трубы, и пожарные общими силами потушили пламень, предавши ему на жертву три дома. Возвратившись на квартиру, я доспалъ еще два часа, потомъ пошелъ къ Вырубову, и снова сталъ перечерчивать кружалы и формы жестянокъ.
Газеты объявили, что силы Союзниковъ простираются до 850,000, а именно: въ Главной арміи, у Князя Шварценберга, 250,000; въ Силезской арміи, у Князя Блюхера, 115,000; у Кронпринца Шведскаго 130,000; въ Италіи Корпусъ Австрійцевъ 70,000; у Веллингтона 150,000; для осады крѣпостей въ Германіи оставлено 180,000. Никогда не бывало въ Европѣ столь огромнаго ополченія. Одиннадцатое извѣстіе Блюхера объявило объ удачномъ переходѣ его за Рейнъ, при чемъ Французы въ три дни потеряли 43 пушекъ и 1500 плѣнныхъ.
Наконецъ наступило время и мнѣ изъ городской разсѣянности переселиться на дымные биваки; изъ изобилія перейдти въ скудость; послѣ удовольствій извѣдать огорченія—предаться непостоянной судьбѣ солдата. Жизнь наша подобна легкому перу, носимому вѣтромъ обстоятельствъ надъ долинами радостей и надъ пропастями бѣдствій. Кончивъ черченіе кружалъ, явился я въ роту.
Переселясь мгновенно изъ Франкфурта въ Гохгеймъ, я думалъ быть въ Сибири: квартира у меня пустая хата—волковъ морозить, а пища Спартанская кашица. Послѣ всѣхъ издержекъ и проигрышей оставался при мнѣ только одинъ червонецъ, и тотъ теперь пошелъ ребромъ. Люди и лошади были то-же почти безъ продовольствія.
Около Гохгейма такъ много торчало виноградныхъ поломанныхъ лозъ, какъ у насъ, около деревень, въ огородахъ, капустныхъ кочарыгъ. Лучшее вино въ Германіи, по сю сторону Рейна, почитается Гохгеймское; но Французы истребили много вина, разбивши всѣ бочки, и напоивши этою драгоцѣнностію землю.
Еще 28-го Октября, Князь Шварценбергъ командировалъ сюда Генер. Гіулая, выгнать 6,000 Французовъ, бывшихъ подъ начальствомъ Генер. Гильемино, подкрѣпляемаго изъ Майнца дивизіею Морана. Въ 2 часа пополудни приблизились Австрійцы двумя колоннами; первая пошла по большой дорогѣ отъ Гёхста, а другая справа отъ Массенгейма, черезъ Балку, въ тылъ Французамъ, засѣвшимъ въ мѣстечкѣ; Генералъ Бубна съ авангардомъ находился между обѣими колоннами. Французы въ Гохгеймѣ укрѣпились пятью редутами; въ стѣнахъ домовъ и въ воротахъ подѣланы были бойницы. Но сколько осажденные ни упорствовали, они не могли устоять противъ превосходныхъ силъ Австрійцевъ, будучи почти окружены ими; они успѣли однако пробиться къ Майнцу; а могли-бы всѣ пропасть, если-бы главныя силы Австрійцевъ пошли въ обходъ, и отрѣзали ихъ сообщеніе съ Майнцемъ. Они потеряли только 2 пушки и 300 плѣнныхъ. Это сраженіе было послѣднее, которымъ кончилась достославная для Союзниковъ кампанія въ Германіи, 1813 года.
Майнцъ со всѣхъ сторонъ обложенъ войсками Корпуса Графа Ланжерона, въ которомъ считалось тогда 30,000 подъ ружьемъ. По сю сторону расположенъ 10-й Корпусъ Генер. Рудзевича; часть этого Корпуса содержала передовые посты отъ м. Гохгейма на 10 верстъ впередъ, примыкая лѣвымъ флангомъ къ р. Майну, противъ дер. Костгеймъ, занимаемой Французами. Изъ предосторожности, за часъ до свѣта, всѣ мы выходили на свои мѣста въ шанцы, передъ мѣстечкомъ, гдѣ стояли наши пушки, для того чтобы Французы не могли покуситься сдѣлать врасплохъ вылазку. Кажется, мы не имѣли рѣшительнаго намѣренія брать Майнцъ. Союзники обѣщали жителямъ спасти городъ отъ раззоренія, а потому многія семейства, выѣхавшія по боязни, стали опять собираться въ Майнцъ, и черезъ то казались намъ преданными. Французовъ, защищающихъ эту крѣпость, по обѣимъ сторонамъ Рейна, было не болѣе 14,000. Всякихъ запасовъ у нихъ собрано на полгода; но злокачественныя болѣзни губятъ много жителей и войско. На форпостахъ, наши часовые, будучи весьма близки съ непріятельскими, иногда сходились, и разговаривали какъ умѣли; нѣкоторые перебѣгали къ намъ, потому что въ гарнизонѣ большею частію были Нѣмцы и Голландцы.
Майнцъ стоитъ при самомъ устьѣ р. Майна, впадающей въ Рейнъ. Видъ окрестностей прекрасенъ; вокругъ города, по ту сторону, такое-же открытое возвышеніе, какъ и около Дрездена. Тамъ видны, по вечерамъ, бивачные огни блокадныхъ войскъ нашего Корпуса. Красный соборъ значительно возвышается надъ всѣми зданіями. О мануфактурахъ въ городѣ не слышно; но онъ славится своими окороками. Жителей въ немъ до 60,000. По сю сторону Рейна находится предмѣстіе города, называемое Кассель, огражденное большимъ ретраншаментомъ; было-бы много труда взять его.
31-го Декабря я смѣнился вмѣстѣ съ полуротою; Капитанъ Жемчужниковъ пришелъ на мое мѣсто съ другою полуротою, и черезъ два часа я опять перелетѣлъ во Франкфуртъ, гдѣ принялся за старую работу, чертить кружалы и жестянки.
Мнѣ отвели квартиру у купца Пильграма, богатаго, но скупаго старика, котораго засталъ я въ очкахъ надъ Библіею, а супругу его за самопрялкою. Они показали мнѣ, подъ чердакомъ, весьма холодную комнатку; но привыкши къ холоду, особенно послѣ Гохгеймской квартировки, я былъ доволенъ и тѣмъ. Мало по малу мы познакомились. Хозяинъ мой былъ 70-ти лѣтній старикъ, а хозяйка моложе его двумя десятками лѣтъ. Бесѣда наша была занимательна, и время показалось мнѣ не скучнымъ. Вторая дочь хозяина, съ черными, смѣлыми глазками, и съ важнымъ, но веселымъ лицомъ, занимала меня своею любезностію. Она была очень похожа на отца своего, а потому, сравнивая морщиноватое лицо старика съ нѣжными чертами и свѣжестію лица дѣвушки, сѣдины его съ каштановымъ цвѣтомъ ея кудрей, я удивлялся разрушительному дѣйствію времени, и сожалѣлъ о такомъ плачевномъ переходѣ человѣка изъ юности въ дряхлость, о чемъ конечно не думала тогда моя красавица. Она имѣла гибкій и пріятный голосъ, и была любительница музыки; безпрестанно просила меня, чтобы я пѣлъ съ гитарою Русскія пѣсни.
Франкфуртъ вольный, купеческій, весьма древній городъ, бывшій нѣкогда столицею Франковъ; нынѣ въ немъ не болѣе 45,000 жителей, большею частію Лютеранскаго исповѣданія. Магистратъ состоитъ изъ одного Мера, или Градоначальника, двухъ Бургомистровъ, и Сената, въ трехъ Палатахъ. Городъ славится своею коммерціею и ярмаркою, бывающею два раза въ годъ, которая, послѣ Лейпцигской, почитается значительнѣйшею въ Германіи. При городѣ есть хорошія мануфактуры, гдѣ выдѣлываются шелковыя, бумажныя ткани и бархатъ. Здѣсь, до Наполеона, собирались Германскіе Князья на сеймъ, и короновались Римскіе Императоры.
