[53]
ПИРЪ.
Въ роскошную залу введенъ былъ пѣвецъ.
Горѣла огнями палата,
Виднѣлись повсюду парча и багрецъ,
Сіянье алмазовъ и злата.
5 Вельможъ украшали съ рѣзьбою мечи
И цѣпи сверкающей звенья,
И очи красавицъ метали лучи,
Суля полноту упоенья.
Вино все игривѣй по кубкамъ лилось,
10 Игривыя слышались рѣчи,
Сіяли красою межъ лилій и розъ
Синьоръ обнаженныя плечи.
И дымъ отъ куреній вдоль стройныхъ колоннъ
Струился волной благовонной…
15 Картиною пира на мигъ ослѣпленъ,
Смутился пѣвецъ утомленный.
Онъ худъ былъ и блѣденъ, но въ тонкихъ чертахъ
Таилася гордая сила,
[54]
Которая ясно о долгихъ годахъ
20 Упорной борьбы говорила.
Молчалъ онъ. Огнемъ загорались черты,
Суровѣй сдвигалися брови,—
Казалось, онъ видѣлъ не эти цвѣты,
Но рѣки струящейся крови.
25 Онъ слышалъ не звуки игривыхъ рѣчей,
Не говоръ и смѣхъ заглушенный,—
Предъ нимъ воскресали: бряцанье мечей,
Пожары, убійства и стоны.
Онъ видѣлъ бездомныхъ и сирыхъ дѣтей,
30 Простершихъ безсильныя руки!..
Блѣднѣя, онъ лютни коснулся своей—
И хлынули бурные звуки.
Какъ голосъ призыва, какъ воинскій кличъ,
Сзывающій къ долгу сурово,
35 Какъ смѣло подъятый, карающій бичъ—
Звучало свободное слово.
Онъ пѣлъ, что давно ужъ томится страна
Подъ бременемъ смутъ и насилья,
Въ то время, какъ въ за̀мкахъ, за чашей вина
40 Мы празднуемъ наше безсилье.
Что трудъ благородный и слава, и честь
Считаются нынѣ игрушкой,
[55]
Что правдѣ на смѣну явилася лесть,
Гремя шутовской погремушкой.
45 «Не слышимъ мы скорбный о помощи зовъ,
Не видимъ простертыя руки…
И гдѣ же, сквозь смѣхъ и кривлянье шутовъ,
Разслышать рыданія муки?
«И гдѣ же, подъ звуки застольные чаръ,
50 Въ объятьяхъ красавицъ продажныхъ—
Сберечь намъ души благороднѣйшій жаръ
И подвиговъ жаждать отважныхъ?
«Пусть льется въ раздорахъ потоками кровь,
Безчинствуютъ дерзко вассалы—
55 Мы славимъ красавицъ, вино и любовь
И губки, что ярче коралла…»
Онъ пѣлъ, увлекаясь сильнѣй и сильнѣй,
Въ груди закипали рыданья,
Онъ думалъ, безумецъ, что пѣснью своей
60 Въ душѣ ихъ пробудитъ сознанье.
Что всѣ отзовутся на искренній звукъ,
Воспрянувъ душой возрожденной!
Онъ кончилъ… и смолкъ, озираясь вокругъ,
Какъ будто отъ сна пробужденный.
65 Все было спокойно за пышнымъ столомъ,
Красавицы, съ совѣстью гибкой,
[56]
Съ надменно прекраснымъ и наглымъ челомъ—
Сіяли такой же улыбкой.
Вино дорогое все такъ же лилось,
70 Такія же слышались рѣчи,
И такъ же сіяли межъ лилій и розъ
Синьоръ обнаженныя плечи…
И только въ немногихъ суровыхъ чертахъ
Прочелъ онъ не гнѣвъ, не волненье,
75 Не совѣсти чуткой укоры иль страхъ—
Одно ледяное презрѣнье!
И понялъ внезапно смущенный пѣвецъ,
Что вопли тоски безнадежной
Вовѣкъ не достигнутъ до этихъ сердецъ,
80 Нарушивъ ихъ сонъ безмятежный.
Онъ понялъ, что пѣснь его въ царствѣ глухихъ
Замолкнетъ, увы, безъ отвѣта,
Что взору живущихъ во мракѣ слѣпыхъ
Не нужно сіяніе свѣта…
85 Что ложь невозбранно ликуетъ вокругъ
Въ чертогѣ своемъ золоченомъ—
Онъ понялъ… и лютня скользнула изъ рукъ,
Ударясь о плиты со стономъ!
- 1886 г.