В роскошную залу введён был певец.
Горела огнями палата,
Виднелись повсюду парча и багрец,
Сиянье алмазов и злата.
5 Вельмож украшали с резьбою мечи
И цепи сверкающей звенья,
И очи красавиц метали лучи,
Суля полноту упоенья.
Вино всё игривей по кубкам лилось,
10 Игривые слышались речи,
Сияли красою меж лилий и роз
Синьор обнажённые плечи.
И дым от курений вдоль стройных колонн
Струился волной благовонной…
15 Картиною пира на миг ослеплён,
Смутился певец утомлённый.
Он худ был и бледен, но в тонких чертах
Таилася гордая сила,
Которая ясно о долгих годах
20 Упорной борьбы говорила.
Молчал он. Огнём загорались черты,
Суровей сдвигалися брови, —
Казалось, он видел не эти цветы,
Но реки струящейся крови.
25 Он слышал не звуки игривых речей,
Не говор и смех заглушённый, —
Пред ним воскресали: бряца́нье мечей,
Пожары, убийства и стоны.
Он видел бездомных и сирых детей,
30 Простёрших бессильные руки!..
Бледнея, он лютни коснулся своей —
И хлынули бурные звуки.
Как голос призыва, как воинский клич,
Сзывающий к долгу сурово,
35 Как смело подъятый, карающий бич —
Звучало свободное слово.
Он пел, что давно уж томится страна
Под бременем смут и насилья,
В то время, как в за́мках, за чашей вина
40 Мы празднуем наше бессилье.
Что труд благородный и слава, и честь
Считаются ныне игрушкой,
Что правде на смену явилася лесть,
Гремя шутовской погремушкой.
45 «Не слышим мы скорбный о помощи зов,
Не видим простёртые руки…
И где же, сквозь смех и кривлянье шутов,
Расслышать рыдания муки?
И где же, под звуки застольные чар,
50 В объятьях красавиц продажных —
Сберечь нам души благороднейший жар
И подвигов жаждать отважных?
Пусть льётся в раздорах потоками кровь,
Бесчинствуют дерзко вассалы —
55 Мы славим красавиц, вино и любовь
И губки, что ярче коралла…»
Он пел, увлекаясь сильней и сильней,
В груди закипали рыданья,
Он думал, безумец, что песнью своей
60 В душе их пробудит сознанье.
Что все отзовутся на искренний звук,
Воспрянув душой возрождённой!
Он кончил… и смолк, озираясь вокруг,
Как будто от сна пробуждённый.
65 Всё было спокойно за пышным столом,
Красавицы, с совестью гибкой,
С надменно прекрасным и наглым челом —
Сияли такой же улыбкой.
Вино дорогое всё так же лилось,
70 Такие же слышались речи,
И так же сияли меж лилий и роз
Синьор обнажённые плечи…
И только в немногих суровых чертах
Прочёл он не гнев, не волненье,
75 Не совести чуткой укоры иль страх —
Одно ледяное презренье!
И понял внезапно смущённый певец,
Что вопли тоски безнадёжной
Вовек не достигнут до этих сердец,
80 Нарушив их сон безмятежный.
Он понял, что песнь его в царстве глухих
Замолкнет, увы, без ответа,
Что взору живущих во мраке слепых
Не нужно сияние света…
85 Что ложь невозбранно ликует вокруг
В чертоге своём золочёном —
Он понял… и лютня скользнула из рук,
Ударясь о плиты со стоном!
1886 г.
См. также одноимённые страницы.