Стояла ещё зима; ездили на санях; раздавался звон упряжных бубенчиков; порошил снежок; но стоило прорваться сквозь облака солнечному лучу, и ясно чуялось приближение весны. Она уже пела свои песни и в душе нашего юного друга:
Земля ещё устлана снежным ковром,
Алмазами блещут деревья кругом,
Резвятся на льду ребятишки толпою,
Но скоро простимся с зимой мы седою!
Небес синева станет снова ясна,
Над миром опять воцарится весна!
Пуховые варежки, ивы, снимайте,
А вы, музыканты, играть начинайте!
К вам пташки лесные все хором примкнут
И звучно весну нам красну воспоют!
Глядит на нас яркое солнце с небес,
Дыханье в груди затаил голый лес
И ждёт, не шело́хнется… Ночь миновала,
И солнце зелёный уж лес увидало!
Чу! где-то далёко кукушка кричит,
Несчётные жить тебе годы сули́т.
Средь юной природы сам юн будь душою
И громко приветствуй ты песнью живою
Весну-чаровницу, что нам говорит:
«Весёлая юность над миром царит!»
Весёлая юность над миром царит,
Мир солнечным ярким весь светом залит,
И сказка волшебная — жизнь вся земная!
Таится в нас вечная сила живая;
Она не исчезнет с земли без следа,
Как с неба порою ночною звезда.
Так пусть же поёт и ликует природа,
А с ней и царица прекрасная года,
Весна-чаровница, что нам говорит:
«Весёлая юность над миром царит!»
— Да это целая музыкальная картина! — сказал учитель. — И мелодия и оркестровка очень удачны! Это самый лучший из твоих музыкальных набросков. Тебе надо серьёзно приняться за изучение генерал-баса, хоть судьба и не предназначила тебя в композиторы.
Молодые артисты, друзья Петьки, не преминули исполнить эту музыкальную картинку в одном из больших концертов; она обратила на себя некоторое внимание, но не вызвала особенных надежд. Нашему герою была открыта иная торная дорога: он выделялся не только своим прекрасным, симпатичным голосом, но и замечательным драматическим талантом, который он так ярко обнаружил в Гамлете и в Георге Брауне. Сам Петька предпочитал настоящие оперы смешанным пьесам, в которых пение чередуется с разговорами. Ему казались неестественными эти переходы от пения к разговорной речи и наоборот. «Это всё равно», — говаривал он, — «что с мраморной лестницы перейти на деревянную или верёвочную, а потом опять на мраморную! Гораздо лучше, если всё произведение составляет одну цельную музыкальную эпопею!»
«Музыка будущего» и проповедник её Вагнер нашли в молодом певце горячего поклонника. Он говорил, что в операх этого композитора характеры очерчены удивительно рельефно, речитативы строго обдуманы, а ход драматического действия необыкновенно жив и естественен, — его не тормозят вечно повторяющиеся мотивы. «Эти большие вставные арии сильно вредят впечатлению!» — говорил он.
— Да, да, вставные! — возражал учитель. — А я скажу тебе, что в операх великих композиторов они составляют нераздельную существенную часть целого! Да и вообще, если есть где место лирическим излияниям, так это именно в операх! — И он приводил в пример арию из «Дон-Жуана», которую поёт дон Оттавио: «Остановитесь слёзы!» — Это, ведь, точно чудное лесное озеро, на берегу которого можно отдохнуть, отдаваясь очарованию лесных звуков! Я преклоняюсь перед всеми талантливыми проповедниками «музыки будущего», но не стану делать себе из них кумиров, как ты! Да и ты-то не совсем искренен в своём увлечении, если же и искренен, то лишь оттого, что не совсем ясно понимаешь эту музыку!
— А вот я выступлю в какой-нибудь из опер Вагнера и докажу своим пеньем и игрою то, чего не могу доказать словами! — сказал молодой артист. Скоро он и выступил в «Лоэнгрине». Нет, положительно никто ещё не передавал так сцену первой встречи с Эльзой, когда молодой таинственный рыцарь приплывает в лодке, которую влечёт лебедь! Никто не увлекал так слушателей и в сцене задушевной беседы с молодой женой в брачном покое, и в сцене прощания с нею, когда над рыцарем, который явился, победил и должен опять исчезнуть, парит белый голубь Грааля!
В этот вечер наш молодой друг сделал ещё шаг вперёд к совершенству в области искусства, а учитель его — шаг вперёд к признанию «музыки будущего». «С некоторыми ограничениями!» — прибавил он, однако.