Персидская граница (Логофет)/1909 (ВТ:Ё)/14


[195]
XIV
Серахс

Отдохнув часа три, мы двинулись дальше по направлению поста Ясы-Тепе. С правой стороны от нас виднелся Хан-Геранский проход, являющийся дорогою, ведущей в пределы Персии. Проход этот лежит на торной тропе между Мешедом и Каахка, а потому и служит удобным местом для перехода границы, в силу чего через него обыкновенно двигаются караваны с контрабандными товарами. Пункт этот уже давно обращал на себя внимание и потому в этом проходе предполагалось поставить пограничный пост. Пустынность всего района даёт возможность контрабандистам везти из Персии чай в наши пределы почти безнаказанно. Вдали среди равнины уже давно виднелся беленький домик, в котором временно помещается пост Ясы-Тепе; не доезжая до него, нам начали попадаться остатки целой сети арыков, покрывавших поверхность земли. Эти арыки когда-то доставляли воду в здешние безлюдные места и здесь прежде, видимо, кипела жизнь. Чем дальше, тем размеры арыков [196]были значительнее. Пост Ясы-Тепе жил среди остатков человеческой культуры, неся свою трудную службу в этой мёртвой пустыне. Колодезь с мутной, пахнувшей гнилью водою был единственным на шестьдесят вёрст вокруг источником, дававшим эту драгоценную влагу, необходимую для жизни людей поста. Небольшая землянка являлась лишь временным помещением для поста, казарма для которого строилась тут же. Груды сырцового кирпича, брёвна, доски были сложены вкруг. Несколько рабочих персов месили глину и приготовляли кирпич. Кое-где на дороге валялись куски дерева и доски. Строительный материал был доставлен, и постройка только что началась. Шеренга солдат, выстроенных перед постом, обращала на себя внимание своим здоровым и молодцеватым видом. Некоторые же из них, несмотря на жару, были в тёплых валенках, что невольно бросалось в глаза.

— Это всё с пендинками, — вполголоса сообщил нам ротмистр В., — дело в том, что почему-то здесь их особенно много, вероятно, главною причиною этой язвы является вода.

— Пендинская язва принадлежит к числу накожных болезней и происхождение её ещё мало исследовано. Прежде она встречалась лишь в одном Пендинском приставстве, откуда и получила своё название. Ничего в этой язве опасного нет, а страшно неприятная болезнь, — сказал доктор. — Дело в том, что лечению она почти не [197]поддаётся, то есть применяются прижигания молочной кислотой и даже начинается заживление, но подобное лечение оставляет следы и, конечно, неприятно иметь на лице пятна и шрамы. В заболевании этой язвою замечено интересное явление, что она у женщин появляется преимущественно на лице, а у мужчин на ногах и руках. Излечивается она, в сущности, лишь временем. Появится где-либо, и затем месяцев шесть, восемь и до года нужно, чтобы она зажила.

За постом Ясы-Тепе местность приняла кочковатый характер, явившийся, по-видимому, следствием давней обработки почвы земледельческими орудиями. Глубокий, когда-то, вероятно, многоводный арык пересекал нашу дорогу, извилинами проходя через равнину, а с обеих сторон его тянулись небольшие арыки, целою сетью покрывавшие огромное пространство.

— Все эти места, как видите, — сказал ротмистр В., — были прежде очень густо населены. По историческим данным туркменское племя салыров в 1786 году перекочевало сюда с Мангышлакского полуострова. Поселившись, раньше всего подумали о воде, без которой в этом крае не может быть никакой жизни. Около горы Кизил-Кая была устроена ими плотина, питавшая своим запасом вод все здешние окрестности и край расцвёл, превратившись с изумительной быстротой в сплошной сад. Но племя это отличалось воинственностью, да и положение его между хивинскими, мервскими и персидскими владениями давало [198]широкое поле для аломанства. Набеги их на Мерв бывали постоянно. Несмотря на кажущуюся силу Персии в то время, они налетали и грабили Хороссанскую провинцию, держа её жителей в постоянном страхе. Почти полстолетия прожили они здесь в полном довольстве, но, наконец, правитель Хороссана, персидский принц Абас-Мирза, человек храбрый и сильный духом, решил разорить это разбойничье гнездо. Собрав значительное войско, он в 1830 году налетел на Серахс, разбил Салыров и увёл большую часть пленных в Мешед, откуда через несколько лет их выкупили родственные племена. Тогда салыры временно поселились около Маручака на реке Мургабе, а затем снова возвратились к Серахсу в 1850 году, но, видно, судьба уже решила дальнейшую участь этого племени. Через несколько лет на них сделал набег Каушут-Хан и, разбив наголову, разорил их аулы, а, главное, разрушил плотину и сразу в самое короткое время край, лишённый воды, снова превратился в пустыню. Солнце быстро сожгло, а ветер развеял остатки человеческого существования в этих местах. С этих пор вот уже пятьдесят лет всё мертво вокруг.

— Иногда как посмотришь на здешнюю землю, так прямо досадно становится, что нет воды, чтобы её оживить. Ведь силы её так велики, что прямо иногда поражаешься быстроте роста каждого посаженного дерева. Один знакомый мне рассказывал, что его жена, раз гуляя, воткнула [199]зонтик в землю и забыла его, а через несколько месяцев из него выросло дерево. Это, конечно, один из весёлых рассказов, но всё же в действительности всё растет здесь неимоверно быстро.

Проехав небольшую цепь холмов, мы начали опускаться вниз по пологому склону, в конце которого мрачно выглядывали развалины персидской крепости Каушут-Хан. Разбросанный на огромном пространстве, город этот был окружен высокими, осыпавшимися в настоящее время глинобитными стенами. Видимо, здесь был когда-то значительный торговый город, защищённый крепостными стенами и башнями от нападений диких орд кочевников. Кое-где около родников, едва пробивающихся на местах прежних колодцев, виднеются группы деревьев, приютившихся за крепостными стенами. Эти зелёные куртины делают общий вид развалин ещё более похожими на огромное кладбище. Несколько крепостных построек из жжённого кирпича остались совершенно целыми, служа в настоящее время загоном для стад баранов, пасущихся в окрестностях. Целые лабиринты улиц обозначаются грудами глины и щебня, лежащими беспорядочными кучами на местах, где прежде стояли дома. Стены окружают крепость со всех сторон. Отдельно, ближе к горам, стоит крепость Рухнабад, в которой лучше, чем в остальных частях города Каушут-Хан-Кала, сохранились крепостные стройки. Среди двора цитадели, закрытого со всех сторон высокими стенами и башнями, расположен [200]в бараке датской системы временный пост Рухнабад, который охраняет участок границы от Серахса до Ясы-Тепе. Как-то особенно жалко выглядывает дачного типа барак среди массивных развалин старой крепости, в одной из башен которой устроена конюшня поста, а в другой кладовая и цейхгауз. Однообразно монотонная жизнь среди этих развалин кладёт какой-то особый отпечаток не только на людей, здесь постоянно живущих, но и на приезжих. Чтобы не нарушать безмолвия этого кладбища, мы все невольно говорили вполголоса. Жутко было среди развалин в ночную пору.

— Тени прежних, давно умерших жителей Каушут-Хан-Калы не дают здесь покоя, — сообщил нам один из джигитов. — Старые люди говорят, что призрак грозного Каушут-Хана иногда появляется в лунные ночи и носится над развалинами города, который им был построен.

— Самый город Каушут-Хан-Кала был подстроен ещё в конце XVIII столетия, на месте старинной крепости, принадлежавшей Персии, — сообщил нам словоохотливый поручик Н. — Просуществовав до половины девятнадцатого столетия, он в 1863 году был разрушен хороссанским сатрапом Абас-Мирзою, сделавшим неожиданно набег на салыров. Решив наказать одновременно и мервцев, он заложил около города крепость Рухнабад, в которой оставил сильный гарнизон, и затем двинулся далее, но благодаря [201]безводной пустыне, отделявшей Мерв, он скоро должен был вернуться обратно…

Рухнабад неоднократно выдерживал нападения туркмен и с честью долгое время оправдывал своё название оплота государства, но в 1877 году был оставлен персидскими войсками, перешедшими в Новый Серахс. В 1884 году, при присоединении Мервского оазиса к России, отряд подполковника Алиханова, направляясь к Серахсу и дальше к Пуль-и-Хатуму, подошёл к оставленной крепости Рухнабаду, причём к своему удивлению нашел её снова занятой персами. Как оказалось, персы, чтобы доказать свое фактическое владение землями на правой стороне реки Теджена и провести государственную границу не по Теждену, а дальше, перевели часть Серахского гарнизона в Рухнабад. Вызывающий образ действий персидского коменданта заставил наши войска употребить силу, причём крепость тогда была очищена и сдана нам без выстрела.

С правой стороны развалин Рухнабада виднеется полоса зарослей, лежащих по течению реки Теджена; довольно значительных размеров рощи производят отрадное впечатление свежестью своего зелёного покрова. Заросли эти старательно охраняются чинами администрации. Подъехав ближе, мы увидели самый Теджен, полноводный весною и как будто умирающий летом. Группы деревьев, из которых многие достигли крупных размеров, принадлежащих к породе разнолистного тополя, крайне оригинального по своей листве. Верхние листья [202]дерева имеют вид совершенно тополевых, средние уже крупнее, а нижние продолговатые, напоминающие своей формою листву ивы. Невдалеке виднелись туркменские кибитки недавно поселившихся в этой местности туркмен священного племени Ата. Племя Ата, переселившееся в здешние места в числе тридцати с лишком кибиток, ведёт своё происхождение от пророка Магомета и поэтому, гордясь и заботясь о чистоте своей крови, не смешивается посредством браков ни с одним из других племён. Получая преемственно звание ишанов, они пользуются некоторым привилегированным положением среди остальных туркменских племён, от которых отличаются лишь фанатизмом, поддерживать который является для них выгодным, так как, считаясь ревнителями и охранителями мусульманского учения, они на этой почве создают исключительность положения своего племени.

За Рухнабадом граница всё время идёт по правому берегу Теджена, от которого в стороны тянутся небольшие арыки, питающие окрестность земли.

Вдали перед нами виднелось русское укрепление Серахс, носящее у местных жителей название Старого Серахса, в отличие от персидского Нового Серахса. Группы деревьев, растущих в садах и на улицах городка, выделялись ярким пятном среди окрестных песчаных равнин. Укрепление это, занятое нами в 1884 году, в настоящее время разрослось в небольшой городок [203]раскинувшийся на довольно значительном пространстве; но сохранив название укрепления, он в настоящее время на самом деле не принадлежит к числу таковых. Длинный ряд больших казарм 5-го Закаспийского стрелкового батальона, составляющего здешний гарнизон, занимает центральную часть городка. Далее виднеются несколько улиц, густо обсаженных деревьями. Небольшой парк, устроенный благодаря трудам и энергии бывшего здесь приставом капитана Ломакина, привольно разросся, являясь местом, где можно укрыться от палящих лучей солнца. Крайне неохотно отнесшееся в своё время к мысли устроить сад местное население с особой благодарностью вспоминает теперь этого предприимчивого и энергичного офицера. На главной, довольно широкой улице сосредоточены все лавки, значительное количество которых доказывает существование здесь довольно большой торговли. Грязно-серого цвета здание серахской первоклассной таможни, стоящей в центре улицы, лишь подтверждает это предположение. Действительно, кроме жизненных припасов, в виде хлебного зерна равных сортов, привозимых из Персии, оттуда же привозятся в большом количестве сушеные фрукты, шёлковые материи и ковры. Через эту же таможню от нас идёт в Персию сахар, керосин и спички, при вывозе которых за границу наше правительство выдаёт премию и возвращает акциз.

Всё общество, состоящее из офицеров стрелкового батальона, чиновников таможни, местного [204]пристава, офицера пограничной стражи и врача, живёт довольно дружною жизнью, имея своим центром батальонное офицерское собрание. Любительские спектакли, поездки, танцевальные вечера хоть немного разнообразят жизнь жителей укрепления.

— Жизнь в общем серенькая, — сообщил нам один из офицеров батальона, — не то что в больших городах. Времени не занятого службою масса и девать его решительно некуда. Библиотека читана и перечитана. Семейных в общем мало, больше всего холостяки, поэтому скучаем порою ужасно. Всё развлечение в офицерском собрании, но правду сказать, мы друг другу успели надоесть страшно. Вот вечером приходите в собрание, сами увидите. Каждого медведя ведь интересно видеть в своей берлоге. Приходите и нам будет весело, всё же свежие люди…

Осмотрев в течении получаса весь русский Серахс вдоль и поперёк, мы решили заглянуть и в персидский Серахс, лежащий на противоположном берегу Теджена и отстоящий от русского в расстоянии двух вёрст.

Переехав через Теджен, который имел вид небольшого ручья, мы увидели перед собою довольно большую по своим размерам крепость, имеющую вид неправильного прямоугольника. Окружённая высокими глинобитными стенами сажени в четыре-пять вышины с бойницами и башнями, крепость эта расположена на совершенно ровной местности. Стены и башни в ней, в [205]сущности являются лишь незначительной преградою в случае неожиданного нападения. Кое-где стены осыпались, размываемые дождями. Деревянные полотнища ворот, обитых железными полосами, придают крепости вид какой-то ограды, построенной во всяком случае не для защиты за её стенами. Представляя собою некоторое препятствие для кавалерии и даже для пехоты при условии неимения штурмовых лестниц, крепость эта может быть легко взята, если при отряде будет хотя одно артиллерийское орудие. Два-три выстрела в ворота или стены сразу сделают значительную брешь для прохода.

Заинтересовавшись величиною гарнизона, мы спросили об этом сопровождавшего нас пристава. [206]

— Как вам сказать, — задумался он на минуту. — Сами персидские власти по своим отчётам показывают несравненно большее число людей, чем их есть в действительности, но по сведениям, собранным мною, у них здесь имеется двести человек пехоты, шестьдесят казаков (кавалерии) и двадцать артиллеристов при шести орудиях старых систем. Крепость, в сущности, никакого значения не имеет, но персидское правительство предполагает, что она защищает дорогу, ведущую от Серахса к Мешеду через Мазандаракский перевал. К этому ещё нужно добавить, что персидское войско, стоящее здесь, снаряжено плохо, а про обучение и говорить нечего, тут приходится лишь рукой махнуть.

Около ворот караул из пяти пехотных солдат, одетых невообразимо грязно, отдал нам честь, и мы въехали в крепость. Узкие переулки, которые отделяли ряды небольших мазанок, были положительно труднопроходимы, вследствие куч мусора, битого кирпича и всякого сора. Ряд лавок с съестными припасами опоясывал собою площадь. Везде толпились люди, видимо, с трудом умещающиеся на этом незначительном квадрате, обнесённом со всех сторон высокою стеною, мешающей росту города. Несколько домов больших размеров служили жилищами коменданта и пограничного комиссара. Комендант крепости в чине сартипа, то есть генерала, был в отсутствии, и поэтому нам удалось видеть лишь пограничного комиссара, называемого кюргюзаром. Одетый в чёрное платье персидского покроя он [207]имел вид обыкновенного богатого перса. По-своему это был человек развитой, интересовавшийся Россией и питавший ко всему русскому большие симпатии.

— Всё войско теперь находится в своих жилищах, ответил он с большим сожалением на вопрос, нельзя ли видеть учения. Солдаты с семьями живут невдалеке от крепости, занимаясь земледелием. Содержание они получают очень небольшое и поэтому должны работать.

В общем, как узнали впоследствии, положение солдат очень незавидное. Получая содержание в несколько рублей ежемесячно на бумаге, им выдают из такового в действительности лишь половину. Остальное же составляет доход командиров батальона и роты, которые, платя за свои места порядочные суммы, сами существуют одними доходами. Лучше других поставлены артиллеристы, комплектуемые преимущественно арабейджанскими турками. Эти хоть содержание получают более исправно, да и обмундировка у них лучше.

— Вообще в Персии как-то особенно трудно наладить какое-либо дело, — снова заговорил капитан П. — Ведь хоть бы взять этих казаков; по соображениям правительства некоторые приграничные племена должны выставить милиционные конные части вроде наших казачьих, причём в Серахсе их должно быть две сотни, а на самом же деле [208]наберётся десятка четыре человек, да и то плохо вооружённых. Вот кстати, посмотрим на смену караула, — добавил он, указывая на несколько человек солдат, двигавшихся беспорядочной кучкой по направлению к воротам.

Одетые в куртки и шаровары из синей невообразимо грязной материи, с ружьями на плечах, они совершенно не соответствовали нашим понятиям о регулярном войске.

— Ну, на них даже смотреть неприятно, — возмутился один из наших спутников, сердито отворачиваясь и направляясь к воротам.

Мы последовали его примеру, унося самое невыгодное представление о персидской регулярной армии, представителей которой нам удалось видеть.

Вечером, желая познакомиться с местным обществом и его жизнью, мы заглянули в офицерское собрание. Большая зала, в которой с успехом могли бы танцевать до пятидесяти пар, была почти пуста. Две-три пары уныло бродило взад и вперёд, перебрасываясь односложными фразами. Как будто стремясь навести ещё большее уныние, навстречу нам неслись печально заунывные звуки какого-то вальса. В буфете, бильярдной и карточной виднелись небольшие группы офицеров, среди которых кое-где мелькало иногда дамское платье. На всех лицах лежал отпечаток скуки и уныния. Наш приход оживил немного это небольшое общество, радушно предложившее нам с истинно русским гостеприимством себя в наше полное распоряжение. [209]

— Сегодня можно посмотреть персидский праздник… — сообщил мне капитан П. сидя за утренним чаем.

— Какой праздник?.. Чем он интересен?.. — посыпались вопросы окружающих.

— Праздник называется Шахсей-Вахсей, день воспоминания о смерти пророка Али. Кстати, уже он кажется начинается… — добавил пристав, прислушиваясь к глухому шуму, раздававшемуся на улице.

Мы вышли на веранду… Огромная толпа персов двигалась по улице, неся знамёна, бунчуки и распевая при этом какую-то дикую песню. Масса полуодетых людей, идя впереди, били себя по обнажённому телу железными цепями, другие ножами и саблями резали себе тело и наносили удары по голове. Залитые кровью лица производили тяжёлое впечатление… А сзади на носилках несли какой-то труп с перерезанным горлом… Картина была страшная, и я невольно отвернулся…

— Неужели же наши власти не могут запретить этих безобразий? — спросил кто-то из нас.

— Как вам сказать, запрещают, но только с религиозными обрядами и вековыми привычками бороться трудно… Толпа фанатиков ведь очень опасна. В случае же насилия могут произойти крупные беспорядки, поэтому начальство смотрит сквозь пальцы на эти процессии…