В начале 18 столетия два крупных явления свидетельствуют о начинающемся политическом и умственном пробуждении армянского общества.
Эти два явления не имеют ничего общего между собой; одно носит чисто литературный характер, другое политический.
Группа борцов во главе с Израилем Ори, меликами, Давид-беком возымели мечту о политической свободе, но как известно программа этих самоотверженных борцов за свободу не осуществилась.
Пробуждение на другом, на литературном поприще мы видим в основании о. Мхитаром монастырского братства в Венеции; целью этого братства было изучение необходимых наук для духовных нужд армянского народа, а впоследствии деятельность этого братства суживается и носит чисто академический характер; так что эти два явления не могли непосредственно воздействовать на общественную жизнь, не могли быть руководителями общества на пути его общественного развития и не могли быть вожаками армянского народа на пути его национального самосуществования.
Тем не менее заслуга венецианского братства очень велика; если оно, запёршись в своей скромной обители, не хотело вмешиваться в суетную жизнь, в мирские дела, то оно там не бездействовало; за это время там подготовлялся тот обширный, богатый материал, который впоследствии весьма понадобился пробудившемуся от сна армянскому обществу; там, в этой скромной обители, впервые начали изучать древнюю классическую литературу, там известным историком о. Чамчьяном был составлен большой труд по истории Армении, там был составлен в продолжение 50 лет первый армянский академический словарь, в котором объяснены почти все армянские слова (грабар) текстами из классических авторов; единственный этот драгоценный вклад мхитаристов в родную литературу мог бы доставить им славное имя.
Увлечение чистой наукой на западе за этот период, как мы видим, отразилось и в армянской действительности. В начале XIX столетия в Индии(?), кроме периодической печати появляются учёные труды по арифметике, истории, живописи, переводятся на армянский язык Гомер, Вергилий, Шатобриан, Рассин и др., кроме того появляются самостоятельные поэтические произведения, как то Багратуни «Князь Гайк», «Золотой век» Овнана Ванаденца и друг.
Но всё это писалось и переводилось на классическом армянском языке — грабаре, так что делалось достоянием только немногих. Только немногие избранные могли заниматься литературой.
Такое ненормальное положение не могло продолжаться долго. Появилась, естественно потребность заменить мёртвый, классический язык, живым, понятным для всех языком, такие попытки мы видим ещё в XII веке. Но как первая, так и последующие за ней попытки были нерешительны и робки. Сторонники классического языка чувствовали ещё под собой твёрдую почву и продолжали отстаивать первенствующее господство классического языка; хотя за этот период мы встречаем несколько книг и практических руководств, написанных для народа на понятным для него языке, но всё это носило единичный, и случайный характер.
Особенно острый оборот принял вопрос о новом литературном языке в 60 годах прошлого столетия в литературе русских армян.
Деятелям этого периода, отдавшим себя на служение обществу и своему народу, пришлось много работать над выработкой общего и понятного для всех языка. Благодаря изобилию наречий, они не могли остановиться на каком-нибудь из них и сделать его литературным; им пришлось выработать новый общий язык. В основу этого языка они положили не народный язык, как следовало ожидать, (хотя попытка в этом направлении была, именно в 1842 г. Х. Абовьяном была написана известная поэма «Раны Армении», изданная в 1858 г.; она имела большой успех) а классический армянский язык — грабар. Такая постановка вопроса вряд ли может быть признана правильной. Насколько бы богат и обработан ни был классический язык — грабар, он уж не мог развиваться дальше потому, что это не живой язык, а мёртвый, тем более поэтому он не мог служить основанием нового литературного языка; таковым должен был быть народный армянский язык, отличающийся богатством и гибкостью. Такая ошибка произошла потому, что люди, решающие этот вопрос, не были хорошо знакомы с народным языком в разнообразных его проявлениях; изучением последнего занялись потом. Прельстившись правильностью и богатством грабара они предпочли его живому — народному языку.
Нельзя не отметить заслуг в вопросе о выработке нового литературного языка профессора С. Назарьянца, который своими публицистическими статьями защищал права гражданства последнего, но он был скорее теоретиком, чем практиком. Он хорошо сознавал, что классический язык отжил свой век, но не способен был создать нового. Заслуживают внимания также труды талантливого публициста М. Налбандянца и поэта Шах-Азиза, который своими красивыми стихами способствовал развитию нового языка.
Должен был появиться крупный поэтический талант который силой своего творчества вдохновил бы и дал права гражданства тому новому языку, который должен был господствовать в литературе.
Недолго пришлось ждать этого доброго гения.
В начале 50 годов прошлого столетия на литературное поприще выступает Р. Патканян своей поэмой «Смерть полководца Зармайра». Поэма эта написана на понятном для всех языке; это была едва ли не первая попытка в этом направлении.
В этой поэме, да и вообще в стихотворениях первого периода, мы замечаем ещё влияние классического языка; поэту трудно было сразу отрешиться от языка, так долго господствовавшего в литературе.
Впоследствии в произведениях поэта мы замечаем уже влияние народной речи и местного говора. Поэт обращается к богатому народному языку и здесь таланту его представляется большой простор. Благодаря крупному поэтическому дарованию и удивительному поэтическому чутью поэт очень умело пользуется всеми наречиями.
Слова и выражения из того или другого наречия, употреблённые поэтом в своих произведениях, имеют красивую и понятную литературную форму.
Прежде чем сказать несколько слов о произведениях Р. Патканяна, с поэзией которого мы намерены настоящим сборником познакомить русскую читающую публику, скажем несколько слов о тех внешних факторах, которые так сказать давали толчок и способствовали быстрому и успешному развитию национально-общественного самосознания армянского общества.
Возгоревшееся на юге Италии в половине прошлого столетия освободительное гарибальдийское движение оказало большое влияние на армянскую действительность; идея свободы нашла здесь для себя более подходящую почву, чем где-либо в другой стране. Этой святой свободы страстно жаждал порабощённый армянский народ.
Немаловажную роль сыграли в истории развития армянского общественного самосознания светлые страницы русской общественной жизни.
Важное место занимает в армянской истории, в особенности в поэзии Р. Патканяна, русско-турецкая кампания. Освобождение славянских народностей от варварского ига много способствовало поднятию национального духа армян. Они ждали что и их коснётся освободительная рука и они тогда будут дышать свободно и жить по-человечески.
Все эти ожидания, надежды и пожелания конечно должны были отразиться в литературе, и здесь высказывается вся чуткость души этого поэта. В то время, как одни поэты были заняты воспеванием личных чувств, величественная фигура певца свободы стояла на виду у всех, на страже национально-общественных интересов.
Струны его лиры звучат сильней; лучшие произведения им написаны за этот период. Он жил вместе с народом, с обществом, он являлся выразителем лучших их стремлений и пожеланий.
«Спешите дети мои, спешите, настал час свободы» восклицает он, «если жива ещё в вас душа храброго Вардана, вы спасёте свою родину».
Но не осуществились радужные мечты великого поэта-патриота; как известно, результатом русско-турецкой кампании для армян явилась доныне мёртвая 61 статья берлинского трактата; к великому стыду просвещённой Европы, подписавшей этот трактат, многострадальный армянский народ до сих пор тяготится под зловещим, варварским игом и ждёт свободы от своих храбрых сынов……
Р. Патканян, более популярный под псевдонимом Гамар-Катипа, родился в 1830 г. в Нахичевани н/д. Род Патканьяна знаменит; эта семья дала многих самоотверженных и энергичных деятелей армянскому народу. Дед Р. Патканьяна, Серовпэ Патканьян, был учителем в Константинополе. Во время религиозных распрей между о. Давидом и о. Даниилом он был горячим сторонником последнего и в литературе известен как автор стихотворения протестующего против о. Давида. Отец Патканьяна, Габриэль Патканьян, был одним из самых образованных и умных священников. Некоторое время он исполнял обязанности инспектора при нерсесианской духовной семинарии. В литературе Р. Патканьян известен как автор многих стихотворений и статей, как редактор журнала «Арарат» (от 1849—51 г.) и как сотрудник «Кавказа» (1845 г.).
Двоюродный брат поэта, Керовпэ Патканьян, был профессором Петербургского университета по кафедре армянской словесности.
Первоначальное своё образование Патканьян получил у отца; в 1840 г. его привезли в Москву и поместили в Лазаревский институт, где он окончил своё среднее образование. Здесь у Патканьяна впервые пробудилось влечение к поэзии.
Окончив курс в 1850 г. он возвратился в Тифлис и служил в качестве учителя в нерсесианской семинарии. Но жажда просвещения не даёт ему покоя, и в 1852 году мы видим его в Дерпте, вместе с К. Патканьяном, слушающим лекции в университете. В Дерпте за это время образуется, подобно немецким студенческим корпорациям, армянский студенческий кружок, который занимается изучением родного языка и литературы; к этому кружку примыкает и поэт.
Через некоторое время мы видим его в Петербургском университете. В 1856 г. поэт издал первый сборник своих юношеских стихотворений под псевдонимом «Гамар-Катипа»; книжка имела большой успех, через год он выпустил вторую и национальный армянский песенник. В 1858 г. в Москве начинает издаваться на армянском языке при сотрудничестве поэта журнал «Северное сияние».
В 1865 г. Патканьян начинает издавать свой журнал «Север», но журнал должен был скоро прекратить своё существование, благодаря недостаточному числу подписчиков. К этому времени относится и издательская его деятельность: на свои скудные средства он открывает типографию и начинает печатать книжки для детского чтения на армянском языке.
В 1867 г. поэт возвращается на родину и открывает частную школу. Столкнувшись лицом к лицу с печальной действительностью, он воочию убеждается, как отстало армянское общество от европейской культуры и здесь ему приходится вести упорную борьбу с предрассудками и с общественным невежеством. Но другая более сильная борьба приковала внимание поэта; я имею в виду борьбу славянских народностей за свободу. С этого момента поэт начинает жить иными чувствами, другие идеалы начинают волновать его.
С 1880 г. поэт занимает должность инспектора основанной им же ремесленной школы. За это время им написаны несколько повестей и стихотворений, которые печатались в издаваемом в Москве журнале и в журнале «Аракс». В 1881 г. армянское издательское общество издаёт произведения Патканьяна. В конце 80 годов появились роковые признаки той болезни, которая медленно и безжалостно подтачивала жизненные силы больного поэта. В 1893 г. не стало великого армянского баяна, который жил и страдал для своего народа.
Патканьян — поэт-публицист; поэзия его тенденциозна, в лучшем значении этого слова.
Вы редко встретите его на парнасе беспечно воспевающим свои чувства, вы редко встретите в его творениях отголоски и личной его жизни, таких стихотворений несколько и их легко перечислить.
Муза его прикована к родной действительности; он считает за преступление для поэта заниматься личным чувством и отдаваться общечеловеческим идеям в то время, когда родина так страдает, в то время, когда родной народ и общество живут во тьме и невежестве. По его мнению каждый мыслящий армянин должен жить для своего народа и отдавая себя на служение обществу, стараться проводить в общественное и народное самосознание светлые и великие идеалы о свободе…
Патканьян во всех своих произведениях обрисовывается как великий поэт-патриот, как гражданин, который сознаёт свои обязанности и неустанно работает во имя своей любимой родины, то воспевая свою гражданскую скорбь по любимому народу, то приглашая нас работать и надеяться «на то, что придёт и наша весна, и для нас заблестит солнце».
В произведениях первого юношеского периода вы встретите разнообразные мотивы; поэт отдаёт дань шаловливой музе; воспевая то любовь, то вино, то беспечную студенческую жизнь, но всё это носит у поэта случайный характер. За этот период у него замечается много подражаний. «Песнь матери Агаси» написана под влиянием Лермонтовского «Колыбельная песнь»; под влиянием того же автора написано стихотвор. «Облачный Масис».
Прощальные слова из стихотворения «Насильственная свадьба» напоминают слова Иоанны из «Орлеанской девы»; но здесь словам этим придан народный колорит.
Большое влияние имел на поэта Некрасов. Патканьян часто цитирует его. «Невредный человек» написано под влиянием стихотворения «Нравственный человек», под влиянием произведений того же поэта написано стихотворение «Два поэта».
Стихотворение «Расцвела роза» — подражание Гётевскому «Sah ein Knab ein Röslein». Стихотворение «Армянское вино», «Студент», «Жизнь студента» написаны под влиянием немецких студенческих песен. Патканьян подпадал под влияние и своих соотечественников: «Смерть Вардана Мамиконьяна» написана под влиянием поэмы «Соловей Аварайра» известного историка и поэта из мхитаристов о. Алишана. Стихотворение «Утро поселянина», «Вечерняя песнь поселянина», поэма «Кер-Оглы», «Жалоба на судьбу» и другие написаны в подражание народному эпосу. Стихотворения эти написаны как раз после появления изданного в Москве Ахвердовым сборника народных песен известного ашуга — народного певца «Сайт нови».
Подражая тому или другому поэту, Патканьян не теряет своей самобытности; в его подражаниях нет рабского подчинения; мотивы из того или другого автора наводят его на размышления о печальной родной действительности, и пользуясь этими мотивами, он воспроизводит родную действительность и вы видите перед собой смелого гражданского певца, скорбящего о любимой родине.
Некоторые утверждают, что венец его творений — «Слёзы Аракса» есть подражание. Мне не приходилось читать этого первоисточника; но если допустить предположение о его существовании и даже и то, что Патканьяну он был известен, всё это не лишает чарующей прелести и огромного художественного и общественного значения этого перла его творений.
Каждая строка в «Слёзах Аракса» — отголосок исстрадавшей души армянина! Каждое слово, произнесённое матерью Аракса, есть вопль страдающего народа! Это бурное негодование в устах Аракса — негодование честного армянина-гражданина!
В этом стихотворении поэт излил свою гражданскую скорбь; мотивы этого стихотворения проходят красной нитью по всем его произведениям.
Мнения о творчестве Патканьяна несколько расходятся. Лейпцигский учёный, знаток армянского языка, Артур Лайста, в статье[1] по поводу сорокалетней литературной его деятельности, называет Патканьяна певцом любви и тоски и считает его романтиком. Заключение это безусловно сделано по недоразумению. Основанием для такого заключения послужили такие стихотворения, как «Песнь любви», «Завтра» и некоторые другие; как я уже заметил выше, эти стихотворения носят случайный характер; центром поэтического творчества Патканьяна являются его гражданские мотивы. Другой обозреватель литературной деятельности Патканьяна Гр. Чалхушьян называет его народным поэтом. По-моему, Патканьяна нельзя назвать народным поэтом уж потому, что он не знал, в прямом смысле слова, армянского народа, он никогда не бывал в сердце Армении, он не ездил в турецкую Армению и лично не изучал нужды своих собратьев. Патканьян не вышел из народных слоёв, он жил и воспитывался в интеллигентной семье; знал свой народ только теоретически. Но зато он верно понял запросы времени.
В статьях Е. Мадатьяна и К. Кусикьяна точка зрения на поэзию Патаканьяна поставлена правильнее.
Потеряв политическую самостоятельность, армяне начали объединяться вокруг церкви; она служила центром национального объединения; но мало-помалу церковь начинает терять свой авторитет и отсутствие объединяющего фактора начинает грозить существованию армянского народа большою опасностью. Этот критический момент хорошо понял Патканьян. Единственное спасение из этого трудного положения Патканьян видел в гражданской свободе и в процветании родной литературы.
Политическая свобода, родной язык и литература одни только могли, сплотив весь армянский народ, вывести его на путь самостоятельного национального существования.
В семидесятых годах, когда заблестела заря свободы славянским народностям, поэт начал лелеять мысль и об освобождении родины; с этого периода лира поэта обогащается патриотическими мотивами: то вы слышите стон турецкого армянина; то песню матери ванца, которая провожает своего сына на войну; то вы видите перед собой молодца ванца, готового «горы разрушать и корни вырывать», и идти против тысячи и вернуться победителем; то вы слышите песнь крестьянина, собирающегося отдать соху и плуг кузнецу, чтоб он сделал из них сабли, чтоб этой саблей спасти свою родину; то слышите вызов армянским воином султана на бой, на бой за освобождение родины.
То поэт негодует против Европы, которая, позабыв исторические заслуги армян, отдаёт их в руки палачам.
Помнишь ли Европа, тот удар ужасный,
Что Ислам готовил для твоих детей,
Но тебя армяне жалкой несчастной
Не хотели видеть с горестью твоей.
Почему мы, армяне, не родились негодяями, подлецами, тогда Европа уважала бы нас! восклицает поэт. В стихотворении Illusion он иронизирует над европейской дипломатией: нам не нужны пушки, ружья, бастионы, — всё это лишнее:
О, если б Бисмарк взор гуманный
На наш несчастный бросил край,
Для нас настал бы миг желанный
И наша жизнь была бы рай.
Какая едкая ирония! Судьба целого народа решается в угоду железному канцлеру!
В другом стихотворении поэт устами странствующего мушца просит своих собратьев армян пожертвовать для блага родины не денег, нет, пусть этот презренный металл они оставляют у себя, — дайте им по ружью, по пушке, по сабле, чтоб они спасли бы свою родину. — Но армяне остались глухими к этим воззваниям, «Клянусь Богом мы победили бы, если бы имели самоотверженного человека» восклицает поэт. Можно было бы привести ещё много подобных стихотворений, в которых поэт-гражданин воспевает родину и лелеет мысль о свободной матери — Армении. Но приведённые выше стиховорения слишком ярко характеризируют истинный поэтический облик поэта-патриота.
Быть может некоторым односторонность поэзии Патканьяна покажется скучной и неинтересной, но людям, которые требуют от искусства, от поэзии не только удовлетворение личных, эстетических чувств, но и предают ей общественное значение, поэзия Патканьяна представляет собой большой интерес. В самом деле, бросьте беглый взгляд на историю общественной армянской жизни за последние полвека — и вы увидите, какую громадную роль сыграло в ней творчество поэта. Оно предугадывало каждое явление, оно удивительно тонко улавливало тёмные стороны родной действительности и беспощадно бичевало их.
Обладая большим лирическим талантом, поэт не имел возможности пользоваться им; гражданско-национальные мотивы душили всякие проявления лиризма. Но подавить в себе этот дар поэт не мог и вот по временам в его поэзии проявляются лирические излияния:
Не из тщеславного мечтанья
Мои рыдания звучат,
Пустой толпы рукоплесканья
Мой гордый дух не соблазнят.
Я пел, и скорбной лиры звуки
В сердца ударили как стон,
И с кровью сердца вызвав муки,
С глаз храбрецов прогнали сон.
Зачем? Не знаю; нет ответа,
Зачем, скажите, тешит взор
Краса цветов, и в блеске света
Журчат ручьи по склонам гор?
Зачем с листа на лист порхает
Зефир, как лёгкая мечта,
И нежно соловей рыдает
У пышной зелени куста?
Такие чисто лирические места вы встретите ещё в поэме «Смерть Вардана Мамиконьяна». Сюжетом этой поэмы является столетняя война армян с персами за религиозную и политическую свободу. Герой поэмы — Вардан, неукротимый и бесстрашный рыцарь, с малолетства привык к шуму войны и к звону мечей. Благородная душа Вардана не вынесла надменной дерзости персов. И вот он поклялся мечом и крестом победить неверных и возвратить стране свободу. С горстью храбрых воинов он идёт на дикие полчища врага, побеждает их, но сам, тяжело раненый в грудь, возвращается в лагерь. В лагере общее уныние, все в отчаянии: ранен единственная опора отечества — храбрый Вардан. С любовью все окружают его. Вот он очнулся, открыл глаза и заговорил. Ему больно расставаться не с жизнью, нет, ему больно расставаться с любимыми воинами. Горе им, если эти храбрые воины устрашатся врага, бросят меч и стрелы и сделаются добровольными рабами персов, тогда из могилы встанет сам Вардан и взявши меч перережет всех трусов…
Большое художественное мастерство выказал здесь Патканьян. Чудесны здесь боевые картины и обращение великого полководца к своим солдатам. Особенно выдаётся в этой поэме воззвание Вардана. Герой требует протеста и активного действия против насилий врага, чтобы не дать права Европе сказать, что армянский народ свой удел по заслугам несёт.
Пусть немой иль калека бессильный молчит,
Или тот, кто позорным ярмом дорожит!
Но без трепета вступим в решительный бой
Мы с врагом ненавистным за край дорогой.
Чтоб хоть смертью свободу отчизне отдать. —
И… навеки молчать!…
Перейдём теперь к не менее важной особенности творчества Патканьяна, к его сатире.
Свои обличительно сатирические произведения, Патканьян начал писать под влиянием Гоголя и Щедрина.
По возвращении на родину поэту пришлось лично столкнуться с теми преградами, которые тормозили общественное развитие. На уничтожение этих преград он направил свою едкую сатиру: он смело начал изобличать общество в его отсталости; его обличительно-сатирическая поэзия, как искусный нож хирурга, раскрыла самый источник нашей болезни: невежество духовенства, десподизм аги (ага — барин, армянский Тит Титыч) и дурное воспитание молодежи. Надо их уничтожить, тогда общество вступит на новый обновлённый путь.
Современное духовенство не оправдывает его надежд, оно не стоит на той нравственной высоте, на которой оно должно быть. В то время, как славные их предки, Месроп, Хевонд и Саак, стояли на страже национальных интересов и из уст их всегда лилась свободная проповедь, призывающая к борьбе и работе, — их недостойные потомки заняты теперь своим личным материальным благополучием; они слишком глубоко погрузились в житейскую тину, общественный и национальные интересы для них не существуют.
Большое место занимает в сатирических стихотворениях поэта изобличение типа аги.
Патканьян первый из армянских поэтов бросил смелый вызов этому классу общества, который успел уже утвердиться в своём положении. Общество боялось их, всеми руководил он, «этот тормаз ага»; опираясь на свой капитал он душил всякое, искреннее хорошее начинание в его зародыше.
Погрузившись в разврат и порок, эти люди потеряли всякое человеческое достоинство; принося всё в жертву Мамоне, они преследовали и угнетали тех честных граждан, которые пытались изобличить их, предпочитая общественные интересы личным. Чуткая душа поэта не могла примириться с этим, и вот он объявляет войну, войну на жизнь и смерть, этим агам. Он начинает обличать их в литературе, он показывает своим талантливым пером их нравственное банкротство, он талантливо рисует уродство их порочной, фарисейской души.
В стихотворении «200,000» поэт рисует идеал аги: чтобы он сделал, если бы выиграл 200,000? Вы думаете он позаботился бы о родном народе, о его просвещении, вы думаете, он открыл бы богадельню, или приют для бедных? нет, он выписал бы специально мебель из Москвы, из Тамбова хороших рысаков, новую пролётку с фабрики, накупил бы драгоценностей для своей милой. Но если нужно пожертвовать что-нибудь на общественное дело, ага наш делается неимоверно скупым, он начинает жаловаться на то, что дела его идут плохо и т. д.
На словах он патриот; его стремления и пожелания очень высоки и похвальны, но только на словах. Он желал бы видеть родину освобождённой, он желал бы, чтоб народ родной был бы просвещён, одним словом он желает всего хорошего для своего народа, но только на это у него не спрашивали денег.
Своими нападками поэт достиг своего: авторитет аги пошатнулся. Против них началась открытая борьба; дотоле робкие и несмелые голоса начали раздаваться сильней.
Не прошло, конечно, всё это для борца безнаказанно, они начали преследовать его. В предисловии к «Нахичеванской Лире» поэт объясняет это презрение к нему со стороны аги:
«Я давно знаю, что ты меня не любишь, ты проклинаешь меня и страшно ненавидишь. Ты враг пера моего, ты преграда мне потому что моё перо едко, чернило моё ядовито, и окунаю я тебя в помои, грязь и вот за это меня не любишь… Ты меня не любишь. Почему? сказать? — Я напоминаю тебе твой святой долг. Чтоб быть хорошим человеком и стать гордостью нации, надо много трудиться и много приносить в жертву… Пожалей о себе, о своих детях, сохрани свою веру, язык, знай свой долг, и тогда моё сердце не будет болеть от того, что ты меня не любишь, презираешь…
Когда пройдут века и не останется даже следа от моих костей, тогда, несчастные ваши дети прибегут, на моей могиле будут замаливать грехи своих отцов»…
Все эти изобличения вызвали среди этого класса бурное негодование; сомкнувшись они начали преследовать его. Но, конечно, у них не хватило гражданского мужества вести открытую борьбу, они начали подкапываться под его и устраивать ему разные неприятности. Восстановить свой авторитет они уже не могли, они безвозвратно потеряли его, одного только добились эти «живые пасквили на человечество» — ускорения его смерти: надломленное здоровье поэта не могло вынести этой подлой подпольной травли!
Свои меткие стрелы поэт направляет также и в молодёжь.
В стихотворениях «В столице воспитанный молодой армянин» и «В столице воспитанная молодая армянка», поэт осмеивает то чуждое национальному духу воспитание, которое они получают. Тип такого юноши талантливо выведен в рассказе «Честолюбец»: В этом рассказе Патканьян с особенным гневом изобличает карьериста Алтмазова, который не брезгает никакими средствами для достижения своих низких намерений и стреляется в тот именно момент, когда видит, что цель его не достигнута.
Сколько жизненной правдивости в этом рассказе, как верно выхвачен и передан тип Алтмазова. Сколько мы встречаем таких Алтмазовых!
В рассказе этом есть много талантливо написанных картин.
Во многих других сатирических стихотворениях поэт нападает и на интеллигенцию, которая всё время занята картами, кутежами, предавая забвению служение обществу.
Укажем кстати на другую следующую особенность творчества Патканьяна. Поэт всё время обращает наше внимание на отрицательные явления родной действительности. Положительные явления мало отразились в его поэзии, мы не замечаем в его произведениях отражения культурной деятельности писателей 70 и 80 гг.
Почти все сатирические стихотворения написаны на нахичеванском наречии и носят чисто местный характер, так что это немного сузило его сатиру.
Благодаря этому немногие хорошо знакомы с его сатирой. Вероятно, поэт руководствовался тем, что молодой литературный язык был ещё слишком беден и не эластичен; он не мог передать всей прелести его едкой сатиры.
Осмеивая недостатки, пороки своих собратьев, указывая на умственную и духовную отсталость общества, поэт скорбит об этом; он смеётся, но смех его полон искренней душевной горечи и печали: поэт не только разрушает, но он и указывает тот путь, который может повести к спасению: беспощадно раскрывая наши глубокие язвы, поэт предлагает и лекарство для излечения.
При виде всех этих печальных явлениях поэт не унывает:
О нет, ещё никто пропеть не смеет,
Песнь лебединую стране моей,
Источник сил в себе она лелеет,
Песнь возрожденья носится над ней!
В этом он убеждён.
Поэзия Патканьяна не потеряла до сих пор своей оригинальности и современности: откройте любую странницу его книги, и вы встретитесь там с описаниями фактов, которые как будто происходили вчера.
То же рабское состояние армян, те же грабежи, те же насильственные меры, те же неоднократно повторяемые «Две картины».
Поэт как будто был пророком явлений армянской жизни.
Если для своего времени поэзия Патканьяна, быть может, не сыграла той важной роли, которую она должна была играть, зато она имела большое значение для последующих поколений. Под влиянием его музы находятся все молодые поэты. Свободные его песни оставили свой след и пустили глубокие корни в национальную жизнь. Призыв старца Масиса дошёл до самоотверженных храбрых его сынов и они сплотились вокруг него, чтобы спасти свою родину, а благодарное армянское общество воздвигло 23 сент. 1901 г. своему любимому певцу надгробный памятник в монастыре «Сурп-Хач», около Нахичевани, увековечивающий его незабвенное имя. На это крупное общественное национальное торжество собрались представители всех городов, населённых армянами.
Сорокалетняя литературно-общественная деятельность, вооружённая наукой и неудержимым патриотическим чувством великого певца гражданской скорби, создала новую эру в армянско-общественной истории — эру национального и общественного обновления.
О, пусть же голос песнопевца
Звенит свободною струной,
Гремя разливом перекатным
По всей Армении родной!
Пусть эта проповедь живая,
Любви не знающей вериг
Журчит и плещет, как во веки
Неиссякающий родник![2]
Аракел Дервиш.