такія попытки мы видимъ еще въ XII вѣкѣ. Но какъ первая, такъ и послѣдующія за ней попытки были нерѣшительны и робки. Сторонники классическаго языка чувствовали еще подъ собой твердую почву и продолжали отстаивать первенствующее господство классическаго языка; хотя за этотъ періодъ мы встрѣчаемъ нѣсколько книгъ и практическихъ руководствъ, написанныхъ для народа на понятнымъ для него языкѣ, но все это носило единичный, и случайный характеръ.
Особенно острый оборотъ принялъ вопросъ о новомъ литературномъ языкѣ въ 60 годахъ прошлаго столѣтія въ литературѣ русскихъ армянъ.
Дѣятелямъ этого періода, отдавшимъ себя на служеніе обществу и своему народу, пришлось много работать надъ выработкой общаго и понятнаго для всѣхъ языка. Благодаря изобилію нарѣчій, они не могли остановиться на какомъ нибудь изъ нихъ и сдѣлать его литературнымъ; имъ пришлось выработать новый общій языкъ. Въ основу этого языка они положили не народный языкъ, какъ слѣдовало ожидать, (хотя попытка въ этомъ направленіи была, именно въ 1842 г. Х. Абовьяномъ была написана извѣстная поэма „Раны Арменіи“, изданная въ 1858 г.; она имѣла большой успѣхъ) а классическій армянскій языкъ—грабаръ. Такая постановка вопроса врядъ-ли можетъ быть признана правильной. Насколько бы богатъ и обработанъ ни былъ классическій языкъ—грабаръ, онъ ужъ не могъ развиваться дальше потому, что это не живой языкъ, а мертвый, тѣмъ болѣе поэтому онъ не могъ служить основаніемъ новаго литературнаго языка; таковымъ долженъ былъ быть народный армянскій языкъ, отличающійся богатствомъ и гибкостью. Такая ошибка произошла потому, что люди, рѣшающіе этотъ вопросъ, не были
такие попытки мы видим ещё в XII веке. Но как первая, так и последующие за ней попытки были нерешительны и робки. Сторонники классического языка чувствовали ещё под собой твёрдую почву и продолжали отстаивать первенствующее господство классического языка; хотя за этот период мы встречаем несколько книг и практических руководств, написанных для народа на понятным для него языке, но всё это носило единичный, и случайный характер.
Особенно острый оборот принял вопрос о новом литературном языке в 60 годах прошлого столетия в литературе русских армян.
Деятелям этого периода, отдавшим себя на служение обществу и своему народу, пришлось много работать над выработкой общего и понятного для всех языка. Благодаря изобилию наречий, они не могли остановиться на каком-нибудь из них и сделать его литературным; им пришлось выработать новый общий язык. В основу этого языка они положили не народный язык, как следовало ожидать, (хотя попытка в этом направлении была, именно в 1842 г. Х. Абовьяном была написана известная поэма «Раны Армении», изданная в 1858 г.; она имела большой успех) а классический армянский язык — грабар. Такая постановка вопроса вряд ли может быть признана правильной. Насколько бы богат и обработан ни был классический язык — грабар, он уж не мог развиваться дальше потому, что это не живой язык, а мёртвый, тем более поэтому он не мог служить основанием нового литературного языка; таковым должен был быть народный армянский язык, отличающийся богатством и гибкостью. Такая ошибка произошла потому, что люди, решающие этот вопрос, не были
