Пантагрюэль (Рабле; Энгельгардт)/1901 (ДО)/18

Пантагрюэль
авторъ Франсуа Раблэ (1494—1553), пер. Анна Николаевна Энгельгардтъ (1835—1903)
Оригинал: фр. Pantagruel. — Перевод опубл.: ок. 1532 (ориг.) 1901 (пер.). Источникъ: Франсуа Раблэ. книга II // Гаргантюа и Пантагрюэль = Gargantua et Pantagruel. — СПб.: Типографія А. С. Суворина., 1901. — С. 43—47.

[43]
XVIII.
О томъ, какъ великій клерикъ Англіи захотѣлъ диспутировать съ Пантагрюэлемъ, но былъ побѣжденъ Панургомъ.

Въ тѣ самые дни одинъ ученый мужъ, по имени Томастъ, прослышавъ о гремѣвшей въ мірѣ и славной учености Пантагрюэля, прибылъ изъ Англіи съ тою только цѣлью, чтобы повидать Пантагрюэля, познакомиться съ нимъ и испытать, такъ ли велика его ученость, какъ о томъ гласила молва.

И дѣйствительно, прибывъ въ Парижъ, направился въ домъ вышеназваннаго Пантагрюэля, который жилъ въ отелѣ Сенъ-Дени и въ тотъ часъ гулялъ съ Панургомъ по саду, философствуя на манеръ перипатетиковъ. И при первомъ взглядѣ на него вздрогнулъ отъ страха, увидя, какъ онъ великъ и толстъ; затѣмъ поклонился, какъ водится, вѣжливо проговоривъ:

— Правду говоритъ Платонъ, царь философовъ, что еслибы образъ знанія и науки воплотился и принялъ видимую оболочку въ глазахъ смертныхъ, онъ бы возбудилъ во всѣхъ восторгъ къ себѣ. Уже одинъ слухъ о немъ, [44]распространяющійся въ воздухѣ, достигнувъ ушей ученыхъ и любителей науки, именуемыхъ философами, не даетъ имъ спать и отдыхать спокойно, ибо волнуетъ ихъ и побуждаетъ стремиться въ то мѣсто и увидѣть ту особу, въ которой, какъ говоритъ молва, наука основала свой храмъ, какъ это намъ было доказано Савской царицей, прибывшей съ окраинъ Востока и Персидскаго моря, чтобы узрѣть порядокъ въ домѣ мудраго Соломона и внимать его мудрости; Анахарсисомъ, прибывшимъ изъ Скиѳіи въ Аѳины, чтобы увидѣть Солона; Пиѳагоромъ, посѣтившимъ мемфисскихъ прорицателей; Платономъ, посѣтившимъ египетскихъ маговъ и Архита Тарентскаго; Аполлоніемъ Тіанскимъ, который добрался до горъ Кавказа, проѣхалъ Скиѳію, землю Массагетовъ, Индію, проплылъ по великой рѣкѣ Физонъ до Брамановъ, чтобы видѣть Гіархаса, и въ Вавилонъ, Халдею, Мидію, Ассирію, Парѳянскую землю, Сирію, Финикію, Аравію, Палестину, Александрію до самой Эѳіопіи, чтобы видѣть гимнософистовъ. Подобный же примѣръ видимъ мы въ Титѣ-Ливіи: чтобы видѣть его и слышать, многіе ученые люди пріѣзжали въ Римъ изъ окраинъ Франціи и Испаніи. Я не смѣю причислить себя къ числу и разряду этихъ столь совершенныхъ людей; но охотно допускаю назвать себя ученымъ и любителемъ не только наукъ, но и ученыхъ людей. Въ самомъ дѣлѣ, прослышавъ про твою несравненную ученость, покинулъ я родину, родныхъ и свой домъ и перебрался сюда, не останавливаясь передъ продолжительностью пути, скучнымъ морскимъ плаваніемъ, новостью странъ, чтобы только познакомиться съ тобой и побесѣдовать о нѣкоторыхъ вопросахъ по части философіи, геометріи и кабалистики, которыя наводятъ на меня сомнѣніе и которыми не удовлетворяется мой умъ; и если ты сможешь разрѣшить ихъ мнѣ, то я тутъ же признаю себя твоимъ рабомъ, себя и все свое потомство; потому что иного дара, который бы я счелъ достаточнымъ, чтобы выразить мою благодарность, у меня нѣтъ. Я письменно изложу эти пункты и завтра оповѣщу о нихъ всѣхъ ученыхъ людей города, дабы мы могли публично при нихъ диспутировать. Но вотъ какимъ образомъ, по-моему, долженъ происходить диспутъ: я не хочу говорить pro и contra, какъ это дѣлаютъ дураки софисты здѣсь и въ другихъ мѣстахъ. Точно также я не хочу вести пренія на манеръ академиковъ, путемъ декламаціи; не хочу прибѣгать и къ числамъ, какъ дѣлалъ Пиѳагоръ и какъ хотѣлъ дѣлать Пикъ-де-ла-Мирандоль въ Римѣ. Но я хочу объясняться только знаками, не прибѣгая къ слову: вѣдь эти вопросы такъ затруднительны, что человѣческихъ словъ не достанетъ, чтобы ихъ объяснить къ моему удовольствію. Поэтому, если угодно будетъ твоему великолѣпію, то мы сойдемся въ большой Наварской залѣ въ семь часовъ утра.

Когда онъ кончилъ, Пантагрюэль сказалъ ему милостиво:

— Господинъ! Я не хотѣлъ бы ни передъ кѣмъ отрицать даровъ, которыми Богу угодно было надѣлить меня, потому что все вѣдь отъ Него исходитъ и Его благости угодно, чтобы дары эти пріумножались, когда попадешь въ общество людей достойныхъ и способныхъ принять небесную манну честнаго знанія. И въ настоящее время, какъ я замѣчаю, ты занимаешь въ средѣ ихъ первое мѣсто, а потому и заявляю тебѣ, что ты найдешь меня во всякіе часы готовымъ выполнить каждую твою просьбу, насколько это въ моихъ слабыхъ силахъ. Хотя мнѣ слѣдуетъ скорѣе учиться у тебя, нежели тебѣ у меня; но такъ какъ ты это оспариваешь, то мы сообща обсудимъ твои сомнѣнія и поищемъ ихъ разрѣшенія на днѣ неисчерпаемаго кладезя, въ которомъ, по увѣренію Гераклита, скрывается истина. И отъ души хвалю способъ веденія преній, предложенный тобою, а именно: знаками, а не словами, потому что такимъ образомъ мы съ тобой поймемъ другъ друга и избавимся отъ рукоплесканій праздныхъ софистовъ, которыми они часто прерываютъ пренія въ самомъ интересномъ мѣстѣ. Итакъ, завтра я [45]не премину явиться въ назначенные тобою мѣсто и часъ; но прошу тебя, чтобы между нами не было ни спору, ни шуму, такъ какъ мы не ищемъ почестей или одобренія людей, но толь ко истину.

На это Томастъ отвѣчалъ:

Къ гл. XVIII.
Къ гл. XVIII.
Къ гл. XVIII.

— Господинъ! да будетъ надъ тобой Божіе благословеніе и благодарю тебя за то, что твое великолѣпіе удостоиваетъ снизойти къ моему ничтожеству. Итакъ, съ Богомъ до завтра.

— Съ Богомъ, — сказалъ Пантагрюэль.

Господа, вы, читающіе настоящее сочиненіе, знайте, что никогда еще тюди не были такъ возбуждены и высоко настроены умственно, какъ [46]Томастъ и Пантагрюэль въ продолженіе всей этой ночи. По крайней мѣрѣ, Томастъ говорилъ привратнику отеля Клюни, гдѣ остановился, что въ жизнь свою не чувствовалъ такой сильной жажды, какъ въ ту ночь.

— Мнѣ думается, — говорилъ онъ, — что Пантагрюэль засѣлъ у меня въ горлѣ; прикажите подать вина, прошу васъ, и распорядитесь, чтобы не было недостатка въ свѣжей водѣ, чтобы я могъ полоскать ротъ.

Съ другой стороны, Пантагрюэль настроился на возвышенный ладъ и всю ночь справлялся съ книгами:

Съ книгой Беды: De numeris et signis.

Книгой Плотина: De inenarrabilibus.

Книгой Прокла: De magia.

Книгами Артемидора: Peri Oneiro criticon.

Анаксагора: Peri Semeion.

Динарія: Peri Aphaton.

Съ книгами Филистіона

И Гиппонакса: Peri Anecphoneton.

И съ кучей другихъ, такъ что Панургъ сказалъ ему:

— Господинъ, бросьте вы всѣ эти думы и ложитесь спать: я чувствую, что вашъ умъ такъ возволнованъ, что вы можете заболѣть лихорадкой отъ избытка мышленія; но, выпивши хорошенько, ложитесь въ постель и спите на здоровье, потому что завтра я буду отвѣчать и спорить съ господиномъ англичаниномъ, и если только не поставлю его ad metam non loqui, то можете выругать меня.

— Въ самомъ дѣлѣ? — отвѣчалъ Пантагрюэль; но другъ мой, Панургъ, онъ удивительно ученый человѣкъ и какимъ образомъ можешь ты его переспорить?

— Отлично могу, — сказалъ Панургъ, — прошу васъ, не говорите мнѣ больше про это и предоставьте мнѣ все дѣло. Развѣ есть люди, которые были бы ученѣе чертей?

— Нѣтъ, разумѣется, — отвѣчалъ Пантагрюэль, — безъ особенной милости Божіей.

— Ну, и всякій разъ, какъ я спорилъ съ ними, — сказалъ Панургъ, — я. ихъ ставилъ втупикъ. Ужъ будьте увѣрены, что я справлюсь завтра съ этимъ хвастливымъ англичаниномъ и оставлю его въ дуракахъ при всемъ честномъ народѣ.

Такимъ образомъ, Панургъ провелъ всю ночь съ пажами за кружкою вина и проигралъ всѣ застежки на своихъ штанахъ въ primas и secundus. И когда наступилъ назначенный часъ, онъ повелъ своего господина Пантагрюэля въ указанное мѣсто. И всѣ отъ мала до велика въ Парижѣ собрались въ томъ мѣстѣ, воображая, что этотъ чортъ Пантагрюэль, побѣдившій всѣхъ мэчтателей и софистовъ, теперь будетъ посрамленъ; ибо англичанинъ былъ тоже малый не промахъ.

И вмѣстѣ съ собравшейся толпой ожидалъ ихъ и Томастъ. И когда Пантагрюэль и Панургъ вошли въ залу, всѣ эти школьники, художники и мастера принялись хлопать въ ладоши, по своему глупому обыкновенію.

Но Пантагрюэль вскричалъ громко, и точно пушечный выстрѣлъ пронесся по залѣ:

— Тише, во имя діавола, тише, ради Бога, мошенники! Если вы не угомонитесь, я вамъ отсѣку голову.

При этихъ словахъ всѣ удивились и послѣ того не смѣли даже чихнуть, хотя бы наглотались перьевъ. И всѣхъ одолѣла такая жажда отъ одного этого голоса, что они всѣ языки повысунули, точно Пантагрюэль посолилъ имъ глотку.

Тогда Панургъ заговорилъ и сказалъ англичанину:

— Господинъ, затѣмъ ли ты пришелъ сюда, чтобы препираться насчетъ поставленныхъ тобою тезисовъ, или для того, чтобы поучиться и убѣдиться въ ихъ истинѣ?

На это Томастъ отвѣчалъ:

— Господинъ, меня привело сюда не что иное, какъ желаніе учиться и узнать то, въ чемъ я всю жизнь сомнѣвался и до сихъ поръ не находилъ ни книги, ни человѣка, которые бы удовлетворительно разрѣшили мои сомнѣнія. А что касается того, чтобы препираться, то я вовсе этого не [47]хочу: это дѣло слишкомъ низкое, и я предоставляю его дуракамъ софистамъ, которые въ диспутахъ ждутъ не истины, но противорѣчія и спора.

— Слѣдовательно, — сказалъ Панургъ, — если я, ничтожный ученикъ моего учителя господина Пантагрюэля, смогу удовлетворить тебя и угодить по всѣмъ статьямъ, то было бы недостойнымъ утруждать этимъ моего господина: гораздо лучше, пусть онъ будетъ судьей нашего диспута и только тогда самъ вступитъ въ споръ съ тобою, если тебѣ покажется, что я не удовлетворилъ твоей жаждѣ знанія.

— Хорошо, — отвѣчалъ Томастъ, — ты говоришь дѣло. Начинай же.

Надо замѣтить, что Панургъ прицѣпилъ къ штанамъ красивый лоскутъ изъ красно-бѣло-зелено-голубого шелка и въ немъ спряталъ прекрасный померанецъ.