Таким образом Пантагрюэль со всей своей армией вступил в землю Дипсодов, и все были этим довольны и немедленно сдались ему. По доброй воле приносили ему ключи ото всех городов, куда он вступал, за исключением Альмиродов, которые вздумали сопротивляться ему и ответили его герольдам, что они сдадутся не иначе, как на почетных условиях.
— Чего же им почетнее условий, — сказал Пантагрюэль, — как есть и пить вволю? Коли так, то перебить их всех.
И вот они выступили в боевом порядке, готовясь взять город приступом. Но дорогою, в то время, как они проходили по большой
равнине, их застал сильный дождь. И туг они стали жаться друг к дружке. Но Пантагрюэль, заметив это, велел им сказать через военачальников, чтобы они не тревожились, что он видит поверх облаков, что дождь скоро пройдет; но во всяком случае пускай станут в ряды, и он их прикроет. Они выстроились тесными рядами. И Пантагрюэль высунул до половины свой язык и прикрыл их, точно наседка своих цыплят.
Я же, пересказывающий вам все эти достоверные истории, спрятался под листом клевера величиною немного поменьше арки моста в Монтрибле; когда же я увидел, как славно они укрылись, то пошел тоже присоединиться к ним, но не мог, до того они тесно сбились в кучу. Поэтому я счел за лучшее влезть наверх и прошел с добрых две мили по языку Пантагрюэля, пока не вошел к нему в рот. Но, о боги и богини, что я там увидел! Пусть громы Юпитера сокрушат меня, если я вру. Я шествовал во рту точно по собору Св. Софии в Константинополе и видел там большие утесы точно Датские горы, и то были, кажется, его зубы; видел большие луга, большие леса, большие, сильные города, не меньше Лиона и Пуатье. Первый, кто встретился мне там, был простак, садивший капусту. И я в изумлении спросил его:
— Друг мой, что ты здесь делаешь?
— Сажаю капусту, — отвечал он.
— Но к чему и зачем? — спросил я.
— Эх, сударь, — отвечал он, — не всем бабушка ворожит, не все могут быть богаты. Я добываю таким образом себе пропитание и продаю капусту на базаре, в городе, расположенном позади.
— Иисусе, — вскричал я, — да что тут, новый свет, что ли?
— Разумеется, новый, — отвечал он, — но говорят, что, кроме здешнего света, есть еще земля, где имеется солнце и луна и всякие прелести; но здешний свет древнее.
— Неужто? Но скажи, друг мой, — говорю я, — как называется город, куда ты носишь продавать капусту?
— Его зовут Асфараг[1], и жители его — добрые христиане и примут вас честь честью.
Короче сказать, я решил туда идти.
Но вот по дороге туда я встретил молодца, расставлявшего сети голубям, и спросил его:
— Друг мой, откуда берутся здесь эти голуби?
— Государь, — отвечал он, — они прилетают из другого света.
И тут я подумал, что голуби влетают в горло Пантагрюэля, когда он зевает, воображая, что это голубятник.
Затем я вошел в город и нашел его красивым, людным и нарядным; но при входе привратники потребовали у меня пропускной билет, чем премного удивили меня, и я их спросил:
— Господа, разве здесь опасаются чумы?
— О, государь, — отвечали они, — тут неподалеку мрут люди как мухи, так что их не успевают хоронить.
— Боже мой, но где же это? — спросил я.
На это они мне отвечали, что это происходит в Ларенге[2] и Фаренге[3], — двух больших городах, в роде Руана и Нанта, богатых и торговых. А причина чумы заключается в зловонных и вредных испарениях, исходящих из недр тамошней земли с некоторых пор и от которых в последнюю неделю умерло уже слишком два миллиона двести шестьдесят тысяч шестнадцать человек. Поразмыслив и хорошенько обдумав сказанное, я нашел, что это зловоние исходит из желудка Пантагрюэля, который, как мы выше говорили, объелся потрохами с чесноком.
Выйдя отсюда, я прошел между утесами, которые оказались его зубами; я постарался влезть на один из них и оттуда увидел красивейшие в мире места: прекрасные обширные помещения для игры в мяч, красивые галереи, славные луга, много виноградников и пропасть вилл в италианском вкусе; там я пробыл около четырех месяцев и никогда в жизни так не пировал. Затем спустился по задним зубам, чтобы пройти к губам, но по дороге был ограблен разбойниками в большом лесу, находившемся невдалеке от ушей; затем очутился в небольшом местечке, название которого позабыл. Тут я катался как сыр в масле и заработал немного деньжонок. И знаете ли, чем именно? Тем, что спал: там нанимают людей поденно для того, чтобы спать, и они зарабатывают от пяти до шести су в день; причём те, которые громко храпят, зарабатывают до семи с половиной су.
Я рассказал сенаторам о том, что меня ограбили в лесу, и они ответили, что, действительно, тамошние жители пользуются худой славой и прирожденные разбойники.
И при этом я узнал, что, как у нас существуют страны по сю и по ту сторону гор, так и тут существуют страны по сю и по ту сторону зубов. И по ту сторону зубов и климат и воздух лучше.
Тут я подумал: правду говорят, что половина мира не знает, как живет другая половина. Потому что никто еще не писал про эту страну, где более двадцати пяти населенных королевств, не считая пустынь и большого морского пролива. Но я написал об этом большое сочинение, под заглавием: «История Горластых», которых я так назвал от того, что они обитают в горле моего господина Пантагрюэля.
В конце концов я задумал вернуться назад и, пройдя по его бороде, бросился к нему на плечи и оттуда спустился на землю и очутился перед ним.
Завидя меня, он спросил:
— Откуда ты взялся, Алькофрибас?
Я ему отвечал:
— Из вашего горла, сударь.
— А сколько ты там пробыл? — спросил он.
— Всё время, — отвечал я, — как вы воевали с Альмиродами.
— Да ведь этому больше шести месяцев, — сказал он. А чем же ты питался? Что пил?
Я отвечал:
— Господин, вами самими и самыми вкусными кусочками, какие проходили через ваше горло, я взимал с них пошлину.
— Скажите… Но, — спросил он, — а куда же ходил?
— К вам в горло, сударь, — отвечал я.
— Ха, ха, ловкий же ты парень, — заметил он. Мы, с помощью Божией, завоевали всю страну Дипсодов; я дарю тебе замок Сальмигонден.
— Большое спасибо, сударь, вы меня награждаете свыше заслуг.